Ешь, ешь пустота внутри меня Пей, пей - любые слезы превращается в яд... Тот, кто выжил в огне, тот волен исчезнуть В океане любви и вернуться назад.
К вечеру барханы кончились, и они поехали по растрескавшейся от солнца рыжей земле. Появились редкие засохшие кусты белого саксаула и тамариска, норы зем-зема. Видны были следы муфлонов и антилоп.
Одного из разведчиков ужалила змея, и товарищи привезли его в лагерь, невероятно бледного, тихо стонущего, с распухшей ногой, которая уже начала чернеть.
Снова поднялся ветер, принося из Белого Эрга пыль, похожую на грязную муку. Альтестейн, сидя с подветренной стороны в тени шатра Кучлука выпил свою чашу воды под присмотром Фарума и был поднят им за шиворот и поставлен на ноги. Жестами великан велел ему обрить бороду и сунул в руки "варвара" матово блестевший клинок. Альтестейн испытующе посмотрел на великана и медленно провел рукой по своим выгоревшим на солнце волосам.
- Вы думаете, я колдун? - усмехнулся он. - Ногти тоже стричь?
Фарум подступил вплотную к "варвару" и попытался взять ладонью за затылок. Альтестейн ускользнул из-под его руки и упал на землю.
- Хорошо-хорошо! Я сделаю, как твой господин хочет. Сделаю.
Усевшись со связанными ногами как можно удобнее, он принялся за свои щеки и подбородок. Кинжал был действительно острым.
Фарум собрал то, что не успело разлететься по земле в шелковый мешочек и задернул завязки. Краткий миг Альтестейн испытывал неодолимое желание всадить склонившемуся гиганту пальцы под кадык, а потом разрезать путы на своих ногах и проникнуть в шатер, но шорох за спиной заставил "варвара" смириться.
Стоящий в проходе воин что-то сказал Фаруму на диалекте мерегов и тот кивнул головой. Снова вздернув Альтестейна на ноги он повел его в шатер Кучлука.
***
Кучлук опять пил вино и притом безудержно, судя по тёмным пятнам на коврах. Фарум устроился по левую руку своего повелителя, бросив при этом укоризненный взгляд на валяющийся возле ложа кувшин. Два воина у входа несли свою неизменную стражу.
- Становится холодно, гирдман, а ты только что лишил себя украшения достойных мужей. Садись, обогрейся хотя бы.
Всё та же полуобнаженная черноволосая девушка поднесла ему чашу. В шатре пахло благовониями и, как ни странно, кровью. Альтестейн сел у затухающего, обложенного камнями костра и поставил чашу рядом с собой, неловким движением опрокинув её. Глаза Кучлука вспыхнули.
- Как мало ты ценишь моё гостеприимство, колдун, коль скоро позволяешь себе такие вещи.
- Прости меня, это произошло нечаянно, - повинился Альтестейн.
- Или ты думал, что там ослиная моча? - внезапно захохотал кутлу. - Пей, сказано тебе, веселись и забудь о будущем, ибо оно неопределено.
Рабыня вновь поднесла ему чашу и села сбоку на корточки, чтобы подбросить веток в огонь. "Варвар" увидел бисеринки пота у неё на висках и понял, что девушка отчаянно боится сделать что-нибудь не так. "Керкеты не считают всех остальных людей равными себе, а рабы для них и вовсе говорящий скот... это говорил Эрмиан. Но при Хишаме я такого не замечал. Не замечал?"
- Превратить опалу в путешествие за знаниями - удел мудрых. - ответил он, бессознательным движением указав девушке на плоды граната, лежавшие на подносе. Она вздрогнула и метнула испуганный взгляд на Кучлука.
- Дай ему, - усмехнувшись, сказал тот. - Я сегодня доволен.
- Это последние, господин, - осмелилась напомнить невольница.
Кучлук махнул рукой.
- Пусть.
Вино было тёмно-рубинового оттенка. Альтестейн сделал два глотка, подавился и пролил его на грудь. Глубоко вдохнув, он впился зубами в сморщенную кожуру плода и стал пить кисло-сладкий сок граната. Кучлук, отерев правой ладонью лицо сжал своими тонкими пальцами предплечье второй рабыни.
- Может быть, ты давно не был с женщиной, а? Смотри, какие у меня есть. Дочери подданных шахиншаха нынче согревают мою постель. Когда я укрощу эту строптивицу из имермети, их станет трое.
Альтестейн отложил кожуру граната на кеолидский ковер.
- Но если она сбежит, то это станет ещё одним поводом к войне. Конечно, ставка далеко...
- Да кто боится этих шакалов, живущих в приграничной полосе и кормящихся с руки Маравенхарра? - пренебрежительно спросил Кучлук. - Пусть идут. А если они не поторопятся, то мы сами соберем новый отряд и покорим этих лизоблюдов. Думаешь, Бен-Шаннат думает об одних лишь кутлу? Неет, он видит дальше, чем ты, дальше чем ваш Меффе...стуфис в своей высокой башне, дальше всех агхи.
- Тот, кто прозревает будущее, ведом не опытом - самими богами, - Альтестейн снова хлебнул вина, и снова оно потекло у него по подбородку.
- Да-да, я знаю, ты восполнял худородность учением, - вождь кутлу наконец-то отпустил девушку, и она скользнула вдоль ложа в тень шатра. - Или это вложилось тебе в голову твоим господином за одну ночь посвящения?
"Варвар" вздрогнул.
- Те, кто получает посвящение носят знаки на челе своем и по сути живые куклы Мефестуфиса. Туда можно вкладывать, можно забирать, но говорят они уже не своими устами.
- Да? - как интересно. Я скучаю в походе - ты видишь. Трусливые враги, своевольные пленные, вечно недовольные сородичи. Потешь меня. Расскажи мне предания западной стороны. Что помнят гирдманы, лишенные родины?
Альтестейн посмотрел на пламя, потом на чашу. Лицо его было странно задумчивым.
- Что же мне рассказать? Я девять лет странствовал по свету, но есть одна легенда... Её знают на Севере. От Къёккендеммлинга до Мхелдхеля вот уже несколько сотен лет скальды и матери у колыбелей говорят одно и то же.
Это будет сказка, сказка тьмы.
Давным-давно, когда у залива Млогкотс ещё не выросли шхеры, а про то, как они появились разные народы рассказывают разное, у Руднумрегских гор было королевство Кийнарт. И правил там король Видмут. Его власть была слабой - несколько могущественных кланов оспаривали его корону, единственный сын короля был мал, верных людей одного за другим забирала смерть и Видмут не мог поручиться за то, каким будет завтрашний день. Он вспомнил о воспитавшем его охотнике, который и поныне жил у Черного ущелья и отправился к нему за советом.
Немногочисленная свита короля поредела в первую же ночь, когда придворные узнали, куда они едут. С Видмутом остались только его мальчик, два телохранителя и королевский шут. Так они доехали до угрюмых утёсов Руднумрегских гор и долиной Гленнис стали продвигаться на Север, не видя иногда дальше вытянутой руки из-за сползающих с гор туманов. На исходе пятого дня они услышали как журчит ручей и им открылась хижина Старого Гунара.
Охотник был дома. Он пригласил гостей к очагу, накормил их мясом оленя и напоил брагой из своих запасов и когда усталые люди уснули прямо у него за столом, поманил Видмута за дверь. Они вышли на воздух, под ясные звезды и король задал свой вопрос.
- Ныне советовать тебе может только смерть. Но сын твой - другое дело, - помолчав, ответил Гунар. - Ему открыты все пути. Я могу взять мальчишку - срок мой ещё не измерен, но это будет третий король, который воспитывался в моих владениях и все они не ведали счастья.
- Я доверюсь тебе, - ответил король. - Обещай мне только, что он вырастет и сможет бороться за свои права.
- Ноша его тяжела, но так или иначе - он будет королем, - угрюмо ответил Гунар. - Это всё, что я могу провидеть сейчас.
Видмут склонил голову.
- Хорошо. Тогда утром я уеду в Араг-Кайн.
- Поступай, как знаешь. Ты гостил у меня последний раз.
Когда король и его приближенные уехали, Гунар разбудил мальчика и повел его за собой, ни слова не говоря.
- Куда мы идем? - спросил королевский отпрыск, когда они миновали один перевал и поднялись на второй. День клонился к вечеру.
- Мы идем искать тебе новое имя.
Они не прекращали идти и ночью, а когда мальчик устал, Гунар посадил его на себе на плечи, а увидев некоторое время спустя, что тот уснул и вот-вот свалится, взял на руки.
Остановились они только тогда, когда их взору открылось озеро, казалось, рассекающее горы пополам.
- Дальше ты пойдёшь один, - сказал мальчику Гунар. - Выйди на берег и доверься судьбе.
- Тогда я смогу увидеть отца? - спросил ребенок.
Старый Гунар покачал головой.
- Своего отца ты увидишь только на пороге смерти. Иди же, не медли, юный король.
Никто не знает, что произошло у озера теней, но к Гунару вернулся уже юноша с золотой цепью на шее.
- Вот как распознали тебя сиарры, - молвил старый охотник. - Что ж.
- Время пришло? - молвил будущий король.
- Нет ещё. Скажи, как тебя зовут?
- Эстлейн.
- У меня для тебя три совета, Эстлейн, сын Видмута. Первый. Ты должен уйти из Кийнарта на несколько зим. Здесь тебя будут искать и непременно убьют. Второе. Ты должен обрести своих сторонников, но выбирай их с умом и осторожностью. Третье. Твой род мил этой земле, но не требуй от неё слишком многого. Это всё. Я провожу тебя к границам своих владений, а там можешь сказать мне, что ты решил.
- Я запомню твои слова, - сказал юноша и щеки его залил алый румянец.
Они вернулись к подножию Руднумрегских гор и у огромного камня, вросшего в землю, называемого Последним Стражем, Старый Гунар остановился.
- Я не пойду дальше, Эстлейн, сын Видмута. Ноша твоя тяжела, но не мне разделить её с тобой. Те, кто ищут тебя у моей хижины, не вернутся в королевский замок, и других я отважу. Но ты должен скрыться до поры.
Ещё скажу тебе, что шут твоего отца выжил. Что делать тебе с этим знанием, решай сам.
- Спасибо за всё Гунар. Я надеюсь, наша встреча не последняя.
- Да, мы увидимся ещё. Ты уже обретешь свою судьбу.
С этими словами охотник покинул будущего короля, а тот вошел в пределы Кийнарта и двинулся в сторону моря.
Пять лет он провел на Северном архипелаге, став самым лихим пиратом, снеккар его бороздил воды возле Генабуна и Тингейрата, на берегах Аннераха и Анатчеловых островов добывал он себе славу острым мечом, бури и надвигающиеся зимние льды встречал радостным смехом. Кийнартские корабли, захваченные в море, Эстлейн отпускал, с наказом передать самозваному королю, что король истинный вскоре вернется и потому был известен как Эстлейн Безземельный. Но однажды буря подхватила его корабль и несла на Запад так долго, что казалось, им уже никогда не вернуться назад. И команда отказалась бороться, предпочитая смерть в морской пучине неизвестности. Но было знамение, и воды успокоились, и попали они на чудесный остров. Он был безлюден, но в лесах его водилось много дичи, а ручьи были полны прозрачной хрустальной воды.
Эстлейн приказал своим людям восстанавливать снеккар, поврежденный бурей, а сам на второй день отправился вглубь острова, влекомый неизвестным желанием. Там встретилась ему среброволосая фея и завела с ним такой разговор.
- Здравствуй, сын Видмута, нареченный Эстлейном, король без надела, муж без жены, судия своей жизни. Ты попал сюда не по своей воле и потому у тебя есть выбор.
- Я слушаю тебя, дева острова.
- Мои сородичи распознали тебя. Доказательством тому золотая цепь на твоей шее. Я хочу предложить тебе быть хранителем сокровищ этого острова, постигать тайны долгой жизни, и, кто знает... Эстлейн дерзко перебил фею: - Старый Гунар предсказал мне, что я буду королем. Что мне ваши сокровища и долгая жизнь вдали от людей? Кийнарт будет моим. Сладко пели дрозды в ближайшей роще, у причудливых скал тихо плескалось бирюзовое море. - Что ж, - печально сказала владычица острова. - ты сделал свой выбор. Тогда твой дар приобретает иное значение и искупление твоё будет страшным. Иди. Эстлейн и его люди отплыли на рассвете, запасшись водой и дичью. Когда остров был еле виден на горизонте, от него прилетело легкое облачко и стало виться вокруг головы капитана. - Ты мог бы стать королем здесь и обрести бессмертие. Но месть живет в твоем сердце. Она разбудила драконов, застывших камнем от времени. Беги же или они погубят тебя. Слыша такие слова, велел Эстлейн команде поставить парус и сесть на весла, и понеслись они по волнам быстрее птицы, сумев за две недели вернуться в знакомые воды. Так как время было благоприятным, Эстлейн направил нос своего снеккара в устье Гланлгома и стал грабить там, надеясь раздобыть столько денег, чтобы хватило нанять пиратскую флотилию и вторгнуться в пределы Кийнарта. Он знал, что его противник - герцог Айертрер Беспалый, захвативший трон, сумел объединить Гвартегиддов с Атталами и имеет сильное войско. Поговаривали так же, что он спит с лесной ведьмой и та пророчит для него и защищает своими чарами. Зная это, решился Эстлейн на рискованное дело. Высадившись в пустынной бухте он взял с собой всего лишь троих людей и под видом путников они отправились в Араг-Кайн. Войдя в город, он осторожными распросами выяснил, где живет впавший в опалу шут, удалившийся от двора и ночью явился к нему домой. Джалиг как раз справлял свои нехитрый ужин и ложка выпала у него из рук, когда в его лачугу вошли трое людей в черном. - Что вам нужно от меня? - Помнишь ли ты своего короля? - спросил самый младший из них - с ясным взором и суровым лицом и Джалиг решил, что пришла пора умереть - Помню, - ответил он и сам удивился твердости своего голоса. - Назови имя, - предложил юноша, подбадривая шута взглядом. - Видмут, - сказал Джалиг. - Так звали моего короля. Но постой! - черты твоего лица кажутся мне знакомыми. Кто ты? - Я - Эстлейн, сын Видмута. И я хочу просить тебя об одной услуге. - Всё что хочешь, мой господин, всё что хочешь, - шут прослезился. - Я и не чаял увидеть вас живым. - Расскажи, как погиб мой отец. - Рано поутру, оставив вас на попечении охотника, мы выехали в обратный путь. Мы достигли Старого тракта и вынуждены были поехать этой дорогой, потому что телохранитель короля, забравшись на дерево, высмотрел кавалькаду вооруженных всадников, едущих в нашу сторону. Они носили серебристо-синее. Добравшись этим заброшенным путем до Веаддари мы спустились вниз по течению, и нашли укрытие на острове Дэл, там был большой постоялый двор и нас приняли без особой радости, но с уважением. Мы в первый раз за всю дорогу от Араг-Кайна смогли искупаться в горячей воде и отведать сносного белого вина. Ночью реку вброд перешли люди Беспалого. Они не стали поджигать гостиницу. Они вывели всех постояльцев во двор и предложили твоему отцу право поединка. Он согласился. Прежде чем выйти наружу Видмут снял перстень и отдал его мне, сказав, что шуту не обязательно мешаться в дела знати. Я понял его и не пошел с ним, в чем немало каялся в последующие годы, и только теперь мне стал понятен замысел моего короля. Очевидцы рассказывали, что поединка не было: на твоего отца набросили сеть и герцог приказал утопить его в реке. Я же плыл в это время к самому Шербу. Кольцо закопано на правом берегу под старой сосной в излучине, что третья после этого острова Дэл. - Так, - сказал Эстлейн и лицо его стало мрачнее тучи. - Я слышал тебя. Клянусь, не будет мне покоя ни днем ни ночью, покуда я не сведу в могилу Айертрера Гвартегидда. Ты поможешь мне в этом, Джалиг? - Да, мой король. Приказывай. В это время оставшийся снаружи пират подал сигнал об опасности и люди Эстлейна стали торопить своего вожака. - Пойдем со мной, Джалиг. Многие в народе помнят тебя. Когда я вернусь в Кийнарт, ты будешь ехать по левую руку от меня и свидетельствовать всем, кто я есть. Так они бежали из города, сумев отбиться от слуг герцога и заночевали в лесу. Когда же утром компания тронулась в путь, тропинка завела их в такие дебри, что они поняли, что заблудились. - Это чары, - дрожа от страха, сказал Барлери из Гицнада. - Мы погибнем здесь.
- Я поеду вперед, - ответил на это Эстлейн, - а вы оставайтесь на месте и берегите Джалига.
И он понуканием и шпорами заставил коня двигаться в чащу. Деревья сомкнули свои ветви за королем без королевства и мертвящая тишина наступила в лесу.
Эстлейн ехал, пока перескакивающий с ветки на ветку ворон не закричал довольно и резко, так, что жеребец захрапел и встал на дыбы. Перед мордой коня стояла немолодая женщина в рваном платье с кривым ножом для срезания трав на дорогом поясе и золотым браслетом на левом предплечье.
- Так-так-так, - сказала она низким грудным голосом, присматриваясь к всаднику. - вот кто пугает птиц в моем лесу. Сын Видмута, не слишком ли далеко ты заехал один, без полагающейся тебе свиты?
- С каких это пор королевский лес стал твоей вотчиной? Это ты спишь с Айертрером? - словно не заметив насмешки, спросил Эстлейн.
- Да ты отмечен сиаррами, как я погляжу, и оттого дерзок. Думаешь, что пророчество Старого Гунара принесет тебе трон, так или иначе. Но всей правды не знает никто. Смотри на это дерево - оно помнит смерть основателя Кийнарта, листья его шелестят о повешенных на этих ветвях за тысячу лет его жизни, и кто знает, чем этот дуб станет для тебя.
- А чем он может стать? - спросил Эстлейн и нащупал рукоять своего меча - рукоять из моржовой кости, перевитой кожаным шнуром, чтобы не скользила окровавленная рука.
- Мы можем заключить сделку под его тенью. Мне надоел этот старый скупец - уж больно он костляв и больше любит выпивку, чем горячую женскую ласку. Сумеешь меня удовлетворить - и я выманю нашего короля из замка и тебе не придется нанимать пиратов и разорять свой народ войной. Я стану помогать тебе и далее, и даже не потребую, чтобы ты женился на мне, - ведьма облизала губы. - Всего три желания и Араг-Кайн твой. Ты въёдешь туда через три дня с твоими людьми, и все поймут, что ты пришел с миром, а подчинив войско, ты сможешь напасть на Архипелаг и стать Освободителем Морей.
Юноша склонился в седле и поманил женщину пальцем.
- Вот мой ответ! - сказал он и попытался ударить её мечом, но она вывернулась как горностай из петли и злобой блеснули её глаза.
- Ах вот ты как, Эстлейн, сын Видмута. Погоди же!
Из чащи выбежал огромный вепрь и, несмотря на то, что Эстлейн всадил ему между лопаток меч, опрокинул коня вместе с всадником на землю. Эстлейн смог подняться. Вепрь вновь бросился на него, стремясь поддеть клыками и втоптать в землю, а юноша, схватив его за ухо левой рукой, правой всадил ему в глаз кинжал по самую рукоятку и тут же был повержен. Лежа под издыхающим зверем он чувствовал, как болят сломанные ребра и распоротое бедро и пытался сдвинуть неподъемную тушу.
Ведьма стала над ним и нож в её руках отливал синевой.
- Что ж, ты не хотел по-хорошему и убил Уинаха. Кровь за кровь, но я по-другому поступлю с тобой. - сказала она. - Ты будешь жить, но подарок сиарров я заберу себе. Посмотрим, кем ты станешь без него. Сердце говорит мне, что я ещё натешусь с тобой.
Эстлейн напрягся изо всех сил, чтобы освободить левую руку и схватить ведьму за ногу, но тут кровь прилила к голове и он потерял сознание.
Очнулся будущий король уже в шалаше, когда товарищи, нашедшие и освободившие его, уже поджаривали на огне куски мяса, славя своего удачливого предводителя.
- Ты снял чары убив это чудовище, не иначе, - сказал бывший королевский шут. - Мы нашли тебя неподалеку от того места где ты нас оставил, но до того даже не слышали твоего голоса.
- Нам нельзя оставаться здесь более, - сказал Эстлейн, умолчав о ведьме и о том, что он утратил волшебное ожерелье. - Мы должны как можно скорее вернуться на Северные острова.
Они двинулись в путь тотчас же, но никто не преследовал их, и никто не препятствовал ожидающему снеккару выйти в открытое море.
Так достиг Эстлейн Тангрэка - пиратской столицы и стал собирать вождей дружин, похваляясь перед ними сокровищами, что он собрал за годы странствий и грабежей. Он звал всех принять участие в походе на Кийнарт и уговорил многих и многих. Четырежды по десять кораблей вышли из гавани и на каждом корабле было по сотне воинов, и ещё столько же ожидали вестей в порту, чтобы присоединиться к уплывшим, если тех ждет удача.
В преддверие наступающей зимы путь был на удивление лёгок, и часто Эстлейн ночами подходил к мешкам с золотом, которое он должен был отдать по уговору пиратским вождям на берегу и взвешивал их на руках.
Он не мог противиться зову драгоценностей и решил их утаить, хотя эти желания и смущали его. Когда же войско высадилось на острове Мелти, то на поросшем соснами берегу состоялся совет, на котором будущий король должен был подтвердить данные ранее обязательства и уплатить назначенную сумму. И узнав, что плата будет неполной, поднялся на ноги Бориг Чернобородый, герой тридцати трех сражений, которого невозможно было упрекнуть в трусости и отказался от дела. К нему присоединилось ещё трое недовольных капитанов: Вольвин Синеокий, Торм Отважный и Гумлух Морская Лисица. Они отплыли в ту же ночь и Эстлейн не посмел удерживать их.
А на следующее утро разыгралась буря и разметала оставшиеся корабли. Некоторое разбились о подводные камни, некоторые утонули, лишь немногим удалось спастись и они попали в лапы королевских отрядов, прочёсывающих берег. И понял тогда Эстлейн, что это козни ведьмы и проклял её и плакал от бессилия впервые за всю свою жизнь. Их оставалось немного - те же трое, что вошли с ним в Араг-Кайн, шут и Рурур - горец из Кичиктау. По их следам шла погоня, селения, в которые они заходили, не давали убежища, люди отказывались признавать в Эстлейне сына короля, несмотря на то, что Джалиг свидетельствовал за него. С трудом они добыли лошадей и вновь были вынуждены скрываться в лесу и там прямо на плечо Эстлейна сел ворон, громко каркнув при этом. Сын Видмута поднял руку.
- Оставайтесь здесь и ничего не бойтесь. Дальше я поеду один. Если к утру я не вернусь за вами, считайте себя свободными от любых клятв передо мной.
- Значит ли это, что мы можем идти, куда захотим? - спросил одетый в волчьи шкуры Рурур.
Эстлейн ожег его взглядом и ответил.
- Можете.
Все склонили головы, соглашаясь, и он не медля уехал один по тропе. Ворон провел Эстлейна к поляне, на которой стояла высокая каменная башня в окружении высохших вязов и буков. В дверях его ждала ведьма.
- Здравствуй, Мэриоара, - непринужденно поздоровался Эстлейн, спрыгнув с седла на каменную брусчатку двора.
- Ты выучил моё имя, - расхохоталась ведьма и взъерошила себе волосы. - Что ж, последняя встреча тебя кое-чему научила. С чем же ты явился в мой дом?
- Я пришел примириться с тобой и забрать дар. Какова твоя цена за это?
- Я не отдам тебе цепь, - медленно сказала Мэриоара и в глазах её зажегся мрачный огонь. - Но, как я уже говорила, старый Айертрер мне надоел. Старший сын же его - ни рыба, ни мясо, это ты сам увидишь. Слушай мои условия и если они придутся тебе по душе, - тут ведьма усмехнулась, - то мы договоримся. Первое: мне нужно время от времени, чтобы кто-то грел мне постель. Если ты не хочешь потерять мое ветреное сердце, то это должен быть ты. Второе. У герцога большой клан, и я опасаюсь мести. Ты должен истребить их всех, понимаешь? - до грудного младенца. Третье. Каждый год нашего союза, весной, осенью, зимой и летом, в то время какое я тебе назову, я должна получить маленькую девочку.
В тяжелом молчании было слышно, как мостится ворон на сухой ветке, безмолвно раскрывая клюв.
- И за это, ты отдашь мне корону и будешь служить пока кто-либо из нас не нарушит условия сделки?
- Да.
- Я согласен, - выговорил Эстлейн и ничего не почувствовал.
- Что ж... тогда милости прошу к моему очагу.
Они принесли клятву за ужином, состоящим из вина, трав и мяса священной черепахи, а после сын Видмута грел ведьму в своих объятиях, а она смеялась ему в лицо и обещала зачать ребенка, от чего юноша содрогался.
Рано поутру Мэриоара выгнала его за дверь и приказала ехать к Мортамосу - родовому замку герцога, сказав, что он будет там.
- Спрячьтесь на маяке. Беспалый придет, он любил это место.
Эстлейн кивнул и пришпорил коня. Он мчался быстрее ветра, стремясь всё забыть, но видения не оставляли его.
Мортамос находился в трех днях пути от леса, где сын Видмута вновь повстречался с ведьмой и он повел своих людей напрямик к морю, по владениям Гвартегиддов, стремясь избегать людских поселений. На берегу моря они оставили Джалига с лошадьми, а сами раздобыли рыбачью лодку и, таясь, поплыли на север.
Замок стоял в глубине залива - некогда кийнартские кланы были могущественны на море, но с тех пор как ильсеммирский флот победил в битве у Торисмунда, никто не смел строить более пяти военных кораблей на прибрежной области родового гнезда. Маяк же был разрушен, но не заброшен - костер жгли рядом с развалинами, в них самих же было сооружено укрытие от ветра.
Первый снег уже покрыл землю, тонкий лед по утрам показывался в лужах, и ветер был пронизывающе-колючим. Эстлейн и его воины поднялись на скалу со стороны моря, спрятав лодку в камнях и стали ждать. Они действительно в скором времени увидели едущую от громадных стен замка небольшую процессию. Это были король, его лекарь и трое его телохранителей в полном вооружении, но без луков. Айертрер уже неделю как выезжал из Мортамоса и ехал на скалу, стерегущую вход в залив чтобы полюбоваться, как он говорил, "трупами этих олухов, которых приносит море". На самом же деле в груди его поселилась необъяснимая тоска и только вид пенных валов, разбивающихся внизу о камни, немного успокаивал его сердце.
Эстлейн скрывал своё присутствие до тех пор, пока король и его слуги не сошли с коней, а потом напал на них. Он пощадил лишь лекаря, сказав, что его услуги может быть скоро понадобятся всем воинам клана Гвартегиддов.
Обезглавленный труп короля сын Видмута сбросил в море и ушел к Веаддари чтобы найти своё кольцо, спрятанное Джалигом. Голову Айертрера он всюду возил с собой.
Узнав о том, стали Гвартегидды и Атталы готовиться к войне, и даже Кинкелмики готовились и народ Кийнарта взволновался, ибо прошла молва, что вернулся истинный король. Через два месяца лютой зимы, когда силы его отряда возросли до трехсот человек, явился Эстлейн по зову ворона к Мэриоаре и привез ей в седле девочку.
- Гвартегидды добрались ко мне, - посетовала ведьма, напоив девочку сонным зельем, чтобы та не смогла помешать их игрищам. - А ты ведь клялся.
- Я делаю что могу, но нас пока мало, - глухо сказал Эстлейн, ничего не ощущая в груди. - Надо ждать весны, тогда я договорюсь с Кинкелмиками, подчиню Атталов и войско моё вырастет...
- Весны? - переспросила ведьма. - Ждать? Войско? Тебе стоит только попросить и будет у тебя войско, Эстлейн, сын Видмута.
И Эстлейн попросил. Когда на следующее утро он выводил коня из стойла, Мэриоара подошла к нему и сказала.
- Ты хочешь двинуться на Шерб. Оказавшись в его окрестностях, зайди с севера, дождись вечера и воткни в снег вот эту кость. Потом иди под стены и пусть твои люди не оглядываются.
- Хорошо, - сказал юноша.
Так захватил он город Шерб, а потом и город Метлейн и утвердился в восточных областях Кийнарта. Но люди сторонились его и если из-за морозов им поначалу некуда было бежать, то с приходом весны даже его малый отряд из трехсот воинов быстро поредел. Сбегавшие говорили, что не воинской доблестью покорил Эстлейн Метлейн и Шерб, а черным колдовством. Но сын Видмута, казалось, не обращал внимания на разговоры за своей спиной и совсем не боялся того что однажды останется в одиночестве. Он освобождал из тюрем насильников и убийц, привязывая их к себе кровавыми клятвами и не платил им денег, разрешая предаваться своим страстям в захваченных селениях. Когда настала весна это "войско" продвинулось к рубежам зачарованного леса где жила Мэриоара. Эстлейн снова свез ей ребенка, а она потребовала, чтобы он захватил замок Мортамос, несмотря на то, что Эстлейн рвался под Араг-Кайн, где его ждали объединенные дружины Гвартегиддов, Атталов и Кинкелмиков, а так же простой народ.
- Как я попаду туда, минуя заслон у Белых камней ? - нет, битвы не миновать, - говорил он ведьме. - Лучше дай мне снова твоё призрачное войско, я разметаю своих врагов как солому, и Мортамос сам упадет мне в руки.
- Нет, - отвергла его предложение Мэриоара. - Гвартегидды умышляют против меня, и я хочу, чтобы ты прежде истребил их. Выбери три десятка своих лучших людей и Каруг отведет тебя в замок.
Эстлейн с недоверием смотрел на ворона.
- Нельзя не признать, что он очень умен для простой птицы и наверняка знает прямую дорогу к Мортамосу, но как проникнуть за стены?
- Делай, что я сказала, остальное - моя забота, - отрезала ведьма.
И уснул Эстлейн и снилось ему, что он в своём лагере идет меж палаток и выкликает нужных ему воинов, а они выходят, почему-то обмазанные кровью и сажей, начинают подпрыгивать в грязи, нелепо размахивая руками и на его глазах превращаются в воронов. И ворвался в его сон Каруг и поднял стаю на крыло и помчались они быстрее ветра на северо-запад и прибыли в Мортамос когда луна начала бледнеть. И на каменные плиты замкового двора опустились уже корчащиеся и хрипло кричащие люди, а Эстлейн громовым голосом отдавал приказания. В ту ночь они сожгли замок дотла и убили всех, кто не успел сбежать, принеся тем самым в жертву ведьме двести сорок человек.
В то же время в лагерь под Араг-Кайном явился Старый Гунар верхом на лосе и заставил всех выступить к месту слияния Веаддари и Брайгса. За два дня они скорым маршем преодолели двести ордрагов и обрушились на разбойников Эстлейна, которые ожидали своего командира проводя время в пьянстве и разврате.
Перебив их всех, армия разделилась на десять больших отрядов и стала искать короля без земли. Старый Гунар присоединился к дружине Синдереда - старшего сына погибшего герцога и сказал ему, что останется с ним до конца.
Эстлейн же, петляя и заметая следы, вновь явился к ведьме и привез ей уже трех девочек. Он выпрашивал призрачную армию для взятия Араг-Кайна, но Мэриоара отправила его на поиски Синдереда Гвартегидда сказав, что корень зла в нем. И ещё сказала она, что понесла от сына Видмута и что ребенок обязательно будет мальчиком, которому подвластны гораздо большие силы, чем ей.
Едва отбыл Эстлейн со своими приспешниками в направлении продвижения королевской дружины, как к жилищу ведьмы подступили два человека. Они ехали на лосе и прикрывались сетью сплетенной из магических трав, что собрал Старый Гунар на склонах Руднумрегских гор. Войдя в жилище ведьмы они убили её, ни слова не говоря и сожгли тело на костре, куда покидали все колдовские вещи. Упавший с неба Каруг оцарапал клювом щёку принца и был брошен им в огонь железной рукавицей, но щека начала чернеть прямо на глазах, а Охотник, скорбно покачав головой, отказался дать противоядие.
- Твой род повинен в этой войне. Эстлейн сам выбрал свою судьбу, но за тебя выбор сделал отец. Кроме тебя не осталось больше живых потомков - в замке погибли твой младший брат и твоя жена. Сегодня умрешь ты и я обуздаю зло, творящееся на землях Кийнарта.
Синдеред открыл рот, чтобы проклясть стража Кийнарта, но Гунар толкнул его в пламя и слушал его вопли боли, пока у башни не обрушилась крыша, похоронив под собою кости ведьмы, ворона и последнего потомка рода Гвартегиддов.
Тогда на рассвете оживил Гунар деревья, что были иссушены колдовской силой ведьмы и поставил их стражами этого места, а сам вернулся к погоне за Эстлейном, ибо знал, куда тот направит бег своего коня. С ним была цепь сиарров, что он нашел в вещах ведьмы и маленький прутик осины, который трепетал в его руках.
Сын Видмута же настиг в лесу дружину сына Беспалого и ночным нападением рассеял её.
Потом он объявил своим людям, что они отправятся к столице и через неделю возьмут Араг-Кайн и тогда все будет по-другому. Эстлейна не волновали их дикие крики, свидетельствующие о жажде крови, он равнодушно отнесся к укору Джалига, который не узнавал своего короля и боялся его, лишь по привычке спрятал золото в укромном месте.
Когда же вышли они к морскому роднику, что в пятистах фатомах пути от столицы, путь им преградил Гунар с одним из Кинкелмиков. И стояли друг напротив друга тридцать разбойников и шестьдесят воинов графа и Эстлейн, сойдя с коня, воткнул в землю кость, выкраденную им у ведьмы в свою последнюю ночь с ней, и расхохотался.
- Здравствуй, Гунар! Ты приехал поприветствовать своего нового короля? - смотри, люди на стенах ждут моего пришествия!
- Нет, сын Видмута, - ответил Гунар, тронув своего лося и выезжая вперед. - Я приехал, чтобы вернуть тебе одну вещь и убить тебя, - в руке его покачивалась выкованная сиаррами золотая цепь, которую Эстлейн безуспешно искал в жилище Мэриоары. Широко размахнувшись, охотник метнул её, и она сокрушила кость, торчащую в земле. Прах облачком поднялся к небу и призрачное войско растаяло. Эстлейн закричал от ярости.
- Ты! Как посмел ты нарушить мои планы? Ты же сам предсказал мне, что я буду королем!
- Ты и был король, - печально ответил Гунар. - Из трех корон, предлагавшихся тебе, ты выбрал венец мертвеца. Король мертвых, твой час настал.
Запели стрелы и дружинники графа Кинкелмика врубились черный отряд. Эстлейн пал, разрубленный топором Гунара, и охотник отнес его на руках под старый толстый вяз.
- Ты будешь лежать здесь и душа твоя успокоится. Это все, что я могу сделать для тебя.
Так погиб Эстлейн, сын Видмута, последний из древнего рода королей Кийнарта.
- Хм, - сказал Кучлук. - Твои сказки длинны, так что можно уснуть, не дождавшись конца. Мы, воины ветра, предпочитаем что-нибудь покороче, - однако глубокая складка на лбу выдавала, что кутлу о чем-то напряжено думает. - Возможно, тебя стоит оставить в живых, чтобы ты развлекал женщин и детей у костра, когда воинов нет в становище. Есть ли смысл в твоей ле-ге-н-дхе?
- Там таится много смыслов, именно потому она пережила само королевство. Кийнарт ныне разрушен.
- Значит, всё было напрасно? - усмехнулся предводитель кутлу. - Ладно, давай я расскажу тебе притчу, что звучит у костров керкетов по всей Хорб-ин-Тнес.
Был у хозяина конь. Хозяин был беден и жил в постоянном страхе, что у него что-то отберут - жену ли, верблюдов, последнюю скатерть или силача сына. Коня этого он приобрел случайно - выиграл жеребенком в кости у богача и все завидовали тогда такой удаче. Конь вырос статным, могучим, но пугливым. Отец не разрешал сыну выезжать его; когда гости или путники появлялись у его шатра, он спешил увести жеребца подальше от дурного глаза. И вот однажды время пришло: керкеты собрались в набег на восточные рубежи Хибет-Курана и вожди призывали всех, готовых станцевать танец ветра с чужими копьями. Пошел и сын хозяина, а вождь, прознав о чудесном жеребце, тайком приехал к становищу старика. Он увидел коня и онемел от восторга. Старик, поднявший полог, с тоской следил за воинами, рассматривающими коня. Вождь обратился к хозяину с просьбой о продаже, пообещав ему всю добычу, что привезет из этого похода, но старик объявил что конь достанется только тому, кто сумеет покорить его. И три дня пытались сыны ветра оседлать жеребца, но все попытки их были безуспешны. Тогда вождь их, с первого взгляда распознавший природу коня, прекратил свой трехдневный пост и воссел на него.
Прервав свою речь, Кучлук отыскал за своей спиной очередной узкогорлый кувшин и, несмотря на неодобрительное мычание Фарума, припал к нему, крупно двигая кадыком.
- Понимаешь, гирдман? Всё возвращается на круги своя.
- Но не всё остается неизменным.
- А-а-а, уберите его! Ты действительно годишься только на то, чтобы потешать женщин. Жаль, что Бен-Шаннат уже решил судьбы пленных. Давай, Фарум, гони его прочь. И не забудь связать!
"Он сделал свой выбор и сделал его давно, не считаясь с доводами разума, - подумал Альтестейн, подталкиваемый в спину. - Но он не глуп. Он очень умен иначе не выжил бы на чужбине и его не приметил бы жрец. С ним надо говорить, если он ещё раз позовет меня."