Дэнь И прибыл в Кушку в конце восьмидесятых. Оказаться в небольшом городке, где располагалась советская воинская часть, пробраться через контрольно-пропускную систему пограничной зоны - казалось невероятным двадцатилетнему китайцу, когда в яркий солнечный день он перепрыгнул через борт списанного военного грузовика. Водя по сторонам слезящимися глазами, Дэнь И глубоко вздохнул и впервые почувствовал, что в его душе наступил покой. Он долго бежал от своих внутренних демонов, преодолев путь от Тайюаня до пыльного креста высотой в десять метров, с металлической дверью у основания, установленного на высокой сопке - самой южной точке огромной страны. И теперь задумался - не они ли ему помогли.
Вскоре он работал на рынке, сначала - грузчиком, потом - продавцом. Спал под прилавком. Выучил языки: русский - так себе, туркменский - основательно. Полюбил чалу, что было непросто, и шашлык. Пережил и развал СССР, и расформирование военной части, и волнения в связи с выводом войск. Получил туркменский паспорт, дал знать о себе родным. И старался чаще медитировать ранним утром, когда воздух ещё свеж и прозрачен в этих краях.
Один за другим к нему перебрались два младших брата, с которыми вместе он открыл лавку по продаже всякого китайского ширпотреба. Дэнь И купил дом и, не успев оглянуться, оказался женат на Ву Минь, появившейся из древней столицы княжества Чжао, как по волшебству, - и она родила ему трех детей. Только алтаря не было в их прохладном доме, и никаких статуэток Будды. Годы шли. Дети росли, учились в школе и радовали родителей послушанием. В старой битой девятке исправно ездил торговец на работу, всегда вежливо улыбаясь и кланяясь соседям и покупателям - многие на улицах выросшего втрое города, переименованного в Серхетабад, знали Дэнь И в лицо.
Однажды ночью Ву Минь спросила его: почему он остался в краю, где всё слишком не похоже на китайское, а религия может стать причиной бедствий. Дэнь И некоторое время молчал, а потом начал говорить, прикрыв глаза: "В Китае я жил как раб, ты знаешь. Все давили и угнетали меня: семья, государство, бандиты... Будто ещё в прошлой жизни я умудрился перебежать всем дорогу. Демоны гордыни и алчности терзали мою душу. Страсть понукала, а трусость останавливала. Мне казалось, я схожу с ума. И однажды, устав от жестокого закона жизни, я бежал, думая, что хуже уже не будет. Я ошибался...".
Он вспоминал то, что не хотел вспоминать: побои и унижения на дороге в Синьцзян, голод и холод на границе с Таджикистаном, грязный мешок на голове и ожидание смерти в Вахшской долине... И опять: грузовик (вечные трехтонки!), побои, страх быть брошенным, жара, паразиты, разъедающий глаза пот и, наконец, - Кушка. Здесь он достался Алибчику - тот держал его прямо в контейнере, как собаку, кормил через раз, обзывая неверной свиньей. В девяносто первом Алибчика убили. Китаец долго просидел в контейнере, откуда его выпустил пузатый, с маленькими усиками на круглом лоснящемся лице, мужчина, который отвел его в баню, обрил, снабдил старой, но чистой одеждой и поставил за прилавок. Так Дэнь И стал продавцом дынь и арбузов и понял, что сердце не обмануло его тем ранним утром, когда он стоял у борта грузовика и дрожащей рукой вытирал себе лицо.
Целыми днями он склонял голову вправо и влево, делая вид, что прислушивается и вникает, называл цену и отвешивал товар. Он учился разбираться в покупателях, запоминал кое-кого и обращал внимание на то, что происходит вокруг. Со временем, Дэнь И настолько усвоил свои обязанности, что хозяин стал оставлять его на торговой точке одного, и появлялся только вечером - забрать выручку.
И вот был осенний день, когда пыль, принесенная холодным северным ветром из Каракум, свивалась в маленькие смерчи на дороге, а небо стало гораздо ближе к сопкам, чем было до этого. Торговец стоял на своем месте, немного сонный и медлительный после единственного в месяц полноценного выходного, когда он делал все, что хотел. Из-за пронизывающего ветра люди сновали по базару немного быстрее, чем обычно.
И тут Дэнь И увидел старого оборванца, который медленно брел между прилавков, иногда скрываясь то за кучей арбузов и дынь, то за кипами тканей и плечами других торговцев. Чужак был похож на дервиша, бездомного бродягу, который никак не завершит свое паломничество. Прохожий заинтересовал китайца настолько, что он вышел из-за прилавка и встал в дверях. Старик внезапно оказался рядом, словно вырос из-под земли и его красные глаза с горизонтальной жабьей стрелкой уставились на торговца, и тот ощутил озноб.
Они смотрели друг на друга не более пяти ударов сердца, но за это время Дэнь И увидел высокие стены Моуру, сложенные из сырцового кирпича, дворец правителя и огромную площадь, способную вместить весь народ города, дыхание пустыни опалило его лицо, кипарисовый дым щекотал ноздри, а смуглые люди в роскошных черно-красно-белых одеждах возносили молитвы в храмах, гортанными голосами призывая богов в свидетели.
Дэнь И отступил на шаг и схватился левой рукой за прилавок, что находился у него за спиной. Старик опустил голову на грудь и, что-то неясно пробормотав в свою клокастую, козлиную бороду, горбясь и сутулясь, ушел. "...Демоны в этой стране другие, - сказал Дэнь И. - Совсем не такие, как у нас в Тайюане".
***
Третьего октября, в полседьмого утра, Дэнь И уже стоял у дверей своей лавочки, как и последние пятнадцать лет до этого. Именно в эти часы он чувствовал глубокую связь и гармонию с окружающим миром и дорожил этими переживаниями, придававшими ему уверенность в своих силах.
- Ай, пойдет, - сказал он, обметя порог от пыли, и зашел внутрь.
Было воскресенье, и стоило ожидать ранних покупателей. А в обед к нему заглянет, ведя младшенькую дочь торговца за руку, племянник. Дэнь И оглядел ряды электронных игрушек, часов, сувениров на батарейках, снова выглянул на улицу (по рынку уже шли первые покупательницы) и, удовлетворенный, сел на белый пластиковый стул у кассы. Теперь оставалось только ждать, улыбаться, и отпускать товар.
Туркмены не любили или не умели торговаться, и поначалу казались китайцу слишком хмурыми, но потом он понял, что палящее солнце заставляет их щуриться - а темные очки в Серхетабаде почти никто не носил. Мимо дверей степенно прошли две смуглолицые женщины в пестрых длинных платьях с вышивкой на воротниках. Торговец глядел на них из полумрака.
За прилавком в углу стоял старенький холодильник, и Дэнь И предвкушал, как через пару часов, когда осеннее солнце прогреет воздух, он подойдет, дернет за отполированную ручку и достанет из среднего отсека запотевшую стеклянную бутылку с апельсиновым соком.
Пришли три школьницы - усыпанные косичками головы - и, хихикая, стали выбирать маленький приемник. Потом появился мужчина и купил две коллекционные зажигалки. Незнакомая старая женщина долго присматривалась к портативному ДВД-плееру и даже погладила его ладонью, как живое существо. Торговец и не заметил, как появилась Ву Минь с дочерью. Она прикоснулась к его щеке, а их дочь в это время обезьянничала, надевая и снимая очки-полароид своего отца.
- Си Тя, хочешь конфету? - спросил её Дэнь И, но дочка только помотала головой, отчего всколыхнулись её косички. На ней было зеленое платьице ниже колен, и даже белый фартучек, хотя пойти в школу девочка должна была только через год.
- Где же племянник? - обратился китаец к жене, но та пожала плечами.
- Ты же знаешь, каков он. Может, пошел за отцом, а может - с мальчишками, искать этих больших гадких пауков.
Дэнь И почувствовал смутное беспокойство. Краем глаза вдруг уловил отражение на поверхности очков в руках дочери: прошли косматые тени верблюдов, качнулась огромная ступенчатая башня, мелькнула полуголая танцовщица, увешанная золотыми украшениями...
Девочка опрокинула фонарик и невинно улыбнулась отцу.
- Си Тя! Ну как так можно! - ты доставляешь неудобство отцу, - укорила мать.
- Ничего, - сказал Дэнь И, поднимая фонарик и думая, какую ошибку он совершил. - Ничего страшного, он работает - видишь, вот.