Окс играла с вечером в прятки. Сыроватая мякоть света, тяжелела с каждой минутой, наливаясь неровной пока ещё темнотой.
Она двигалась проворно, изгибая молодое, не закоченевшее от лет тело. Сначала у неё получалось ловко уворачиваться от вечера. Но крупа сумерек, заполняла собой всякое пространство, с каждой минутой превращая окружающий мир в бесконечную серость.
- Нет. - кричит Окс. - Стой!
Вечер, конечно, не слушает эти вопли. Он наползает. Но и Окс не сдаётся. Она напрягает ноги и рывком вдавливает их в землю, взлетев, прорвавшись через шершавый порыв ветра, приземляется как раз рядом с последним солнечным бликом.
- Ага-а! Взял?
Нет, она не дурочка и понимает, что её спасение лишь кажущееся. Зыбкое солнце вот-вот отступит. Просто она счастлива каждой новой минуте свободы.
Вечер бурлит вокруг солнечного пятна. Клочки тёмной пены шлепаются рядом, истлевая в солнечном луче. Но луч слабеет, как будто линяет, бледнея и теряя прежнюю знойность. Пятно солнца подрагивает и вечер, слизывая с самого края его сантиметр за сантиметром, приближается к Окс.
Девушка подбирается, вдавив ноги одна в одну, и обхватив себя руками и даже перестав делать глубокие вдохи, получает, таким образом, дополнительные мгновения свободы. И она счастлива. Она хочет помахать на прощание замирающему солнцу, но боится далеко выставлять руку.
В конце концов, блик застывает, превратившись в безжизненную высохшую корку. А затем шелуха света осыпается, делая её совсем беззащитной. Она закрывает глаза, впитывая каждое новое ощущение того как берёт её в свою власть вечер.
Сначала прикосновений не слышно. Будто лёгкая струйка дыма скользит по поверхности кожи, касаясь но, не оставляя ощущений. Но вот вечер чуть наливается густотой. О руки и ноги трётся мягкая вуаль темноты. Окс всё также стоит, зажмурившись и вытянувшись. Лишь раз изгибает губы в крике, подзадоривая вечер.
- Чего уж там. Давай!
Теперь уже вечер не играет. Он наваливается на неё всей тяжестью и Окс ощущает сразу каждый сантиметр сумерек. Чувствует, как под упругой толщей вечера мерно перекатываются разговоры уставших старух и как скрежещет по ней кривая ругань двух подвыпивших гуляк. А также шипение вдохов, скользкое трение поцелуев и звон слёз, которые невозможно удержать в глазах, всё это тоже теперь слышит она.
Сумерки въедаются девушке в кожу, проникая мутными гнущимися струйками в мясо и сосуды. Разливаются по всему телу, обволакивая мутной густотой сердце. Наконец добираются до костей, пропитывая их едкой вечерней влагой. Теперь Окс без остатка принадлежит вечеру.
Больше нет смыла стоять вжавшись в себя саму. Окс расправляется. Поднимает руки, натягивая на них словно перчатки сумерки. Сумерки шуршат, растягивая складки вдоль кожи, и она снова знает всё-всё о сегодняшнем вечере. Боязливыми пальцами левой руки она водит по краюшку рта только что сделавшего последний вдох, чувствует, как наливаются холодом бугристые губы. А указательный палец правой обводит контуром зрачок всё ещё пульсирующий от воспринятого зрелища уличной потасовки.
Окс встряхивает головой и её тёмные волосы разлетаются по всему пространству вечера вплетясь изогнутыми прядями в студенистое сумеречное марево.
Когда-то Окс была водой. Не рекой или озером, а девочкой-водой. Она просочилась в мир сквозь стон матери и начала течь по жизни тугой каплей, набухая год от года. И так текла по своим детским радостям и печалям, оставляя едва заметный смазанный след. А, кроме того, она утопила в себе бабушку, сначала затёкши ей в морщины, а потом залив водой душу. С тех пор Окс текла по жизни с бабушкой внутри. И когда детские неурядицы заставляли её вздрагивать, внутри её влаги колыхалась и бабушка, иногда больно ударяя о края тела. Девочка-вода даже вскрикивала и протяжно шипела маленькими пенными пузырьками. Со временем бабушка начала растворятся. Вода делала своё дело, размывая старческие кожу и кости. Бабушка раскисала, пока не превратилась в один лишь сок, который смешался с влагой её самой.
Пока Окс текла сквозь мягкую паутину ранних лет, усыпанную серебристой пылью детских сновидений, ей было вполне комфортно. Но со временем пейзаж стал меняться. Пространство вокруг твердело, начало обрастать острыми углами, а сны всё больше напоминали осколки граненых стаканов. Девушка поначалу растерялась, а потом решила закалиться от напастей, вырастив вокруг влаги панцирь. Панцирь, состоящий из взвеси тяжёлых взглядов и неповоротливых слов, рос хорошо, прокрывая равномерно всю каплю. И девочка-вода стала чувствовать себя в безопасности. Но это был обман. Её сны становили ещё острее, а в их зазубринах таились лужицы ядовитого желе.
Сон вкатился в Окс угловатым шаром и распался на мелкие камешки, устелив ими все внутренности. Эти камешки выросли и оказались городом. Она вошла в город.
- Привет. - Кто-то хлопнул её по плечу сзади.
Обернувшись, девушка увидела возле себя, на уровне живота, фиолетовую дыру. Из дыры веяло терпким зноем. Окс обошла дыру вокруг, постоянно наталкиваясь на прохожих. В этом городе было очень суетливо. Люди спешили. Расталкивали дуг друга, Махали руками. И руки постоянно попадали в фиолетовую дыру, которая окликнула её. Но от этого ничего не происходило, они доставали руки из дыры таким же какими и погружали, и казалось, чего-то особенного не замечали.
Хотела идти дальше, но странная дыра манила её. К тому же из неё стало пахнуть кипяченым мёдом. Девочка-вода осторожно дотронулась до дыры пальцем. Палец на секунду скрылся в фиолетовой пустоте. Окс почувствовала нежное нутро дыры. Её палец остался прежним. Но любопытство не было удовлетворено. Постояла немного возле дыры, поглазела на людей переполнявших этот сон и сунула в дыру голову. Фиолетовый цвет закружился вокруг головы. Быстрее и быстрее. Её стало затягивать в дыру. Она упиралась, но всё бесполезно. Да и разве можно долго сопротивляться в незнакомом сне? Её подняло и понесло в дыру. Но панцирь, выращенный вокруг себя, был слишком большим, он зацепился о края дыры и от удара треснул. Вода, которой была Окс, потекла из трещин затягиваемая силой дыры. Ещё через мгновение панцирь раскрошился на кусочки, и вся вода выплеснулась в фиолетовую неизвестность.
Проснувшись, стала ощупывать свою пустоту. Вода навсегда утекла через дыру во сне. Она не знала, что теперь с ней будет, ведь всю пока ещё недолгую жизнь она была девочкой-водой. Несколько дней после сна, в котором она престала быть водой, являли собой ужасное ожидание чего-то ужасного. Пустота что теперь переполняла её, рвалась наружу, а Окс сопротивлялась что есть сил. Она понимала - долго не выдержит. Рано или поздно пустота разорвёт её.
Несколько дней спустя Окс почувствовала в себе что-то маленькое и колкое. Настолько маленькое, что как ни шарила она внутри себя так и не смогла нащупать причину острых ощущений. Прошло ещё несколько дней и она увидела у себя на дне тонкую жёлтую полоску. Девушка вздрогнула от неожиданности, и полоска распалась на мельчайшую желтоватую мозаику. Это был песок. Он пришёл на смену воде. Полоска быстро росла, заполнив вскоре половину тела. Песок тяжёл и потому в первое время ей было трудно ходить. Со страхом думала она о том моменте, когда песок заполнит её целиком. Как станет двигаться? Окс даже пыталась выгребать из себя песок и тайком высыпать его позади. Но песка на следующий день оказывалось ещё больше. В конце концов, она смирилась. И стала ждать того неизбежного дня, когда песок заполнит её целиком. Впрочем страхи её оказались напрасными, песок принёс лишь чувство наполненности и устойчивости. Это придавало уверенность. Теперь она уже не текла по жизни, как во времена девочки-воды, а сыпалась по ней. Так было даже удобнее, но постепенно песок стал утрясаться, превращаясь в твёрдую массу костей и рыхловатую плоть мяса. Сквозь него текли струйки крови. Окс лишь изредка помнила, что состоит из песка. Память о нём размякла и превратилась в кисель, который просто так не зачерпнёшь руками. А потому приходилось вспоминать об этом лишь, при крайней необходимости. Вот вспомнила сегодня, когда оказалась во власти вечера. А еще, потому что ей предстояло...
- Окс, я уже престал верить.
- Но я пришла.
- Так долго ждал.
- Этот вечер... Знаешь, мы с ним не сразу поняли друг друга.
- Вечер?
- Вечер, да. Я пряталась.
- А я ждал.
- Я понимаю. Просто...
- Что?
- Это сложно...
- Понять?
- Скорее объяснить.
- Ты всегда говоришь загадками.
- Я знаю. С того момента как мне приснилась дыра.
- Это я и имел в виду.
- Но я такая. Прости.
- Если не прятаться от вечера. Если не думать о дырявых снах.
- То, что же останется от меня?
- Может быть самое главное?
- Но откуда я знаю, что во мне главное?
- Главное не в тебе или мне. Главное между нами.
- Наверное...
- Ты не согласна, Окс?
- Не в том дело... если бы не песок.
- Ох, вот ты и опять за своё...
- Если бы не песок.
- Если бы не твои причуды.
- Но он внутри.
- К сожалению, наверное, так.
- Ты веришь мне?
- Верю. Верю что внутри у тебя не то, что должно быть у нормального человека.
- Я ничего не могу сделать.
- Я тоже.
- Пусть будет, как будет.
- Пусть... но без меня.
И Окс решила перестать быть. Она долго представляла, как перестанет вдыхать в себя мир, отбрасывая один вариант за другим. Решила в итоге пропитаться водой, когда песок размокнет, вся Окс должна превратиться в густую жижу. А это уже будет не она. Задача была в том, чтобы найти воду. Обыкновенная не размочит такой песок. Нужна была вода как та, которой когда-то была она сама. Она хотела снова увидеть сон с фиолетовой дырой. Вода вольётся в неё опять. И тогда...
Окс стала караулить нужный сон. Но в то время всё её сны напоминали высохший снег. Правда один из них показался тем, в котором можно найти ту самую дыру. Обрадовавшись, она стала перебирать события сна, так словно это бусины чёток. В одной из таких бусинок можно было разглядеть неровность, издали похожую на ту самую дыру. Она стала пробираться вглубь сна. Это было не просто, сон был очень вязкий переполненный детскими мотивами, все эти годы, бродившими где-то на окраине души, а теперь слившись, в плотную мешанину, с влажными желаниями и крошащимися от прикосновения темноты ночными вздохами.
Сквозь кустистую поросль сна сложно было чётко рассмотреть пятно даже с относительно недалёкого расстояния. Дальше сон превращался в твёрдые сгустки, протиснуться через которые было практически невозможно. Она вытянула руку, из всех сил проталкивая свою конечность сквозь корявую плоть сна. До неровности похожей на дыру оставалось несколько сантиметров, рука увязла и больше не двигалась. Окс напряглась всем телом, будто стараясь выдавить саму себя из себя, и дёрнулась вся в направлении пятна. От резкого точка сон заколыхался, его стенки выгнулись, и плоть сна разродилась негромким треском. Густота резко ослабла, и её с силой бросило вперёд, прямо к неровности. Вытянутая рука первой врезалась в эту странную метину, расплющив об неё ладонь. Под ладонью родился сноп искр, каждая из которых оставила на коже маленький пульсирующий след укуса. Она даже успела испугаться, перед тем как в следующее мгновение врезалась в неровность головой. Пятно не было дырой, это она уже поняла, тем не менее голова её не испытала вспышки боли, которую следовало бы ожидать от встречи с твёрдой поверхностью. Девушка огляделась, но теперь не заметила никакой метины. Но ведь она была только что здесь! И рука всё ещё пощипывала от встречи со снопом искр. Окс встряхнула головой, закрыла глаза, и тут пятно появилось снова. Открыла глаза - пятна не было. Закрыла снова, пятно маячило перед ней. Она поняла - метина провалилась внутрь её самой.
Теперь внутри неё было пятно, но по-прежнему не было воды, которую искала. Это был не тот сон. Окс попыталась вернуться назад. Что давалось ей с трудом, учитывая в какую чащу сна она забралась. Ей даже стало страшно, что назад пути нет, всё затянуто твёрдыми внутренностями сна. Однако сон уже обмякал и спустя некоторое время начал рваться как старое одеяло и сползать с неё кусками. Скоро от него ничего не осталось. Лишь пятно внутри.
Пятно стало расти. Она заметила это не сразу. Она всё ещё была увлечена поисками воды, из которой когда-то состояла. Однажды когда рыскала в углу одного истрепавшегося воспоминания, желая найти там хоть капельку бывшей влаги, ощутила, как внутри начал крошиться песок - резко повернулась в другую сторону и снова струйка песка сбежала вниз. Это разросшееся пятно тёрлось краем о песок. Теперь она, возможно, перестанет быть и без воды! Окс начала быстро двигаться, повторяя самые замысловатые танцевальные движения. Песок сыпался всё гуще. Когда она двигалась совсем уж резко, песок вываливался из неё подобием лавины средних размеров.
Песок всё сыпался-сыпался, а она двигалась в отчаянном ритме не чувствуя времени, не считая количество усталости в мышцах. Наконец последняя песчинка, выбивая гулкое эхо о пустую утробу, выкатилась наружу, мгновенно сгорев в бесконечной череде своих собратьев. Она даже разинула рот, чтобы забрать большим глотком побольше воздуха, для символического последнего вдоха. Но ничего знаменательного не произошло, она не перестала быть. Разочарование растрепало ей волосы.
Девушка оглянулась - везде был песок. Больше ничего не было. Как не вытягивала она свой взгляд, стараясь зацепиться в хрупкой дали, за что что-то напоминающее дом или дерево. Ничего! Лишь только песок.
И тут Окс поняла - она осталась, а мира больше нет. Она улыбнулась и побрела по сотворённой только что пустыни. Направление и скорость движения, значения не имели.
- Окс, это всё?
- Вероятно, да.
- Но ведь ты идёшь?
- Ну... это ничего не значит.
- Почему?
- Знаешь, мне не хочется отвечать на все эти вопросы.
- Почему?
- Ох...
- Если там ничего нет?
- Идти не обязательно. Я могу лечь на песок и смотреть в небо.