Шульгин Николай : другие произведения.

Про Евредность. Часть 1. Лана и Евреи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ПЕРВАЯ ЧАСТЬ САМОГО ГЕНИАЛЬНОГО ТЕКСТА О ЕВРЕЯХ В ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. ОТВЕТ НА ВСЕ ЕВРЕЙСКИЕ ВОПРОСЫ. Синтез всех стилей и жанров - от пародии до киберпанка. Стереоматрица-1. Тезис Гибаряна. - Семитосензитивность - коперниканское мировое открытие. Что такое еврейская избранность и еврейская хитрость. Евреи и "Иевреи".

"Мы не Евреи" - Лана Горохова

"И мы не Евреи " - Пастор Чижик

"Таки ваши проблемы" - Профессор Зоолушкинд

  
   Русский Экстрим или Альтернативное Будущее
   В тесте, созданном пришельцами из квазара FGK236-NCL для исследования реакций жителей Земли и запущенном в человеческую культуру под видом рассказа Рея Брэдберри "Бабочка", путешественник во времени, попавший в эпоху динозавров, случайно наступает на мезозойскую бабочку. Вернувшись в свое настоящее, он обнаруживает, что реальность сильно изменилась. Это рассказ, фантазия. А как оно в жизни? - После изобретения машины времени, целые роты специально обученных хроноагентов раз за разом, экспедиция за экспедицией, масштабно и систематически топтали не только бабочек, но и всяких других попадающихся под ногу насекомых далекого прошлого. Задача научного эксперимента "История в сослагательном наклонении или каким был бы мир без таких-то" была поставлена четко и ясно. - Попытаться изменить нынешнюю реальность и предшествующую ей историю так, чтобы данные конкретные кто угодно в ней вообще не возникли. Заявки принимал Совет времени, отслеживающий изменения и затем возвращающий реальность обратно. Сам он был защищен хронополем от возможных перемен, поэтому необратимые последствия были исключены.
   В тот год в Израиле был особо популярен философ-пессимист Шопенгауэр, и страна находилась в глубокой меланхолии. Настроение "Ах вот вы значит как по нашему поводу?! Ну и попробуйте пожить без нас!.." широко распространилось в самой стране и диаспоре. Ультралевые и ортодоксальные элементы, как всегда, были против. Но их было слишком мало для создания критической массы. И евреи, как голуби, вдруг сорвались с насиженного места и полетели неизвестно куда. После продолжительной дискуссии на сессии ООН, несмотря на вето со стороны Совета Безопасности и обструкцию делегаций практически всех стран - от Навуходоносории до Сарданапалии, от Гогии до Магогии, делегации Израиля все же удалось настоять на принятии резолюции, дававшей эксперименту зеленый свет. И в вопросе "каким бы был мир без..." вместо сакраментального многоточия было поставлено веское, как печать Соломона, слово "евреи". Реальная история вдруг по капризу закончилась. Сослагательная история распустила проросшие крылья.
   Итак, эксперимент был запущен. И что же?.. Реальность, конечно, металась и скакала. - Исчезали и возникали города и страны, менялись местами герои и злодеи, перелицовывались исторические события. То Сальери травил Моцарта, то Моцарт - Сальери, а то и они оба подкрадывались с удавкой к шее Шекспира, переключившегося на создание "Фауста", или предательски выкрадывали рукопись гетевского "Отелло". Автором "Евгения Онегина" становился великий русский классик Фаддей Булгарин, а потомок самого жалкого и последнего из могикан некий Пушкин кропал бездарного "Ивана Выжигина", - на злую радость либерального критика Добробелинского. Даже с физическими константами происходили флуктуации. Однако после всех таких изменений евреи, тем не менее, оставались частью реальности. Причем ухитрялись сохранить свое прежнее название в том или ином языке - пусть и с незначительными вариациями. Это был странный феномен, показывающий, что между онтологией и филологией есть некая, пусть и совершенно неочевидная, связь.
   Примерно теми же, что и в прежней реальности, оставались и "еврейские вопросы", - от использования фанатиками-изуверами крови младенцев вместо чернил до создания ритуального дефицита отдельных видов товаров. (См., например, В.Скрипицын-Даль. "Розыскания о скупке евреями гематогена в аптеках и употреблении в пищу его", СПб.1844; С. Наотрезник "Гематогенный навет", Иер.,1996; "Баллада о кране" из "Сборника старых песен о главном", М.,1999, и др.). Эти факты отслеживал Совет Времени, способный квалифицированно сличить "до" и "после".
   Наконец, после особенно масштабного вытаптывания, когда хроноагенты не ограничились насекомыми, но раздавили-закололи-постреляли бесчисленное множество другой живности, реальность изменилась так сильно, что изобретение машины времени в ней стало невозможным. Последняя экспедиция осталась в мезозойской эре, немало наследив в ней к изумлению геологов, палеонтологов и археологов будущего. Защитное хронополе, ограждавшее Совет Времени от изменений, исчезло, хотя такое событие теорией абсолютно исключалось. Сам Совет испарился в буквальном смысле - с образованием облачка пара, последующей конденсацией и выпадением в осадок. А евреи остались - разве что в очередной раз поменяв свое название в международно признанных языках. Впрочем, всего этого героиня нашей истории, конечно, уже не знала, - как и никто другой из тех, кто теперь населял ее мир.
   Жила-была девочка Лана. Росла Лана непослушной девочкой. И были у нее папа и мама, и обожала Ланочка папу и маму, но разве теперь об этом так прямо скажешь?.. Это же был, надо признаться, совсем другой мир. И столько в нем было всего интересного. Тараканы, например, или там соседи... А еще - конфеты! А еще - велосипед... Но самое-самое, что шло по важности даже после десерта - израилиты-евреи.
   Из разговоров и объяснений взрослых Лана уяснила, что израилиты - это такие люди, которых надо любить. А еще лучше - обожать. Потому что они - самозабвенные, бескорыстные, хотят всем добра, а зла - только себе. Усвоить эту истину было не так уж и сложно, хотя она имела особый смысл, и, так сказать, двойное дно. В мире Ланы хроносдвиги коснулись и этики, и эстетики. - Разные пакости в адрес ближних там были признанной нормой поведения. - По правилам этикета их полагалось как бы недолюбливать. Мама забавлялась, время от времени давая Лане подзатыльник, а папа в виде особого расположения пребольно щелкал ее по лбу без затей и выкрутас. Но это было выражением отнюдь не черных чувств, а особой теплоты и задушевности. А вот с призывом любить все обстояло с точностью до наоборот. - Вокруг предмета такой официальной любви создавалось поле напряжения. Но семьи и дружеские связи в подобном, "извращенном" по нашим меркам мирке, отнюдь не распадались. Объяснялось это тем, что нормальное сознание по устройству стало подобно кольцам Сатурна. - Внешнее кольцо сознания и самосознания было слоем мнимой неприязни к своим и ритуальной любви к вон-тем-как-их-там. Внутреннее, наоборот, - унаследованным из до-экспериментального прошлого слоем безотчетной симпатии к нашим и довольно сомнительных чувств в адрес прочих. Поэтому смысл любого чувства определялся тем, к какому слою психики оно относилось. В эти сложности вовсе не требовалось специально вникать. Чувства, как и во все эпохи, строились не по какому-то специальному расчету, а интуитивно. И жить можно было не только от сих до сих, но "оттягиваясь и пританцовывая", как выразился видный эксперт по этнопсихиатрии профессор Чижик-Зоолушкинд. - Таков теперь был академический стиль в строго научных журналах.
   Лана приняла установку на любовь к израилитам без особых "почему" и "как" - хотя видела, что родители нетерпеливо ждут этих вопросов, чтобы иметь лишний повод устроить ей нагоняй, поставить в угол, перенести завтрак на ужин, открутить голову любимой кукле. Но она из вредности не стала доставлять им подобного удовольствия. И израилиты спокойно заняли свое местечко в ее подсознании - наряду с ментами-филантропами, олигархами-урками, хачиками-трансвеститами и прочими заурядами.
   Они некоторое время и существовали там вполне мирно, ничем себя не проявляя и не доставляя особых хлопот. Пока Лана не подросла настолько, что начала читать книги потолще "Старика Похабыча", и смотреть по телевизору не только анимации Березы Борисовского.
   Сильнейшим потрясением для Ланы стала сцена израилитского погрома в повести "Болеет Парвус одинокий", когда разнузданные обыватели тащили свои скудные пожитки в израилитский квартал и насильно заваливали этим жалким хламом, накопленным в течение жизни, жилища мирных израилитов. Кадры военной кинохроники вкупе с художественными фильмами про войну московской и питерской филантропических группировок, соревновавшихся до полного изнеможения за то, кто сумеет перевести на красный свет наибольшее число старушек, добавляли волнения. Подобные развлечения, которые могли бы в иных мирах показаться признаком дурного тона, теперь были в моде.
   Ложась спать, Лана то и дело выпытывала у мамы, не начнется ли война, или не придут ли вдруг к ним с погромом?
   - Нет, - расстраивала ее мама. - Войны больше не будет. И погромов сейчас нет. Измельчали люди, жадюгами стали - тащить свое имущество в квартиру другого теперь никто не хочет. И бросать ценные вещи в форточки тяжело - дома сейчас многоэтажные... Прикинь, доча, - расходы на машину, препирательства с консьержкой, ожидание под дверью у глазка - "откроют - не откроют"... А если откроют - но не пустят? - Никто не станет тратить на все это время и силы...А вот в прежние времена, бывало, что во время погрома и рояль - вручную заметь! - на пятый этаж в квартиру втаскивали...
   - А вдруг? - не унималась Лана, из памяти которой никак не исчезали довольные лица увозимых на историческую родину израилитских детей, и явственно звучал зычный голос книжной, но такой волнующе реальной торговки кефалью.
   - Даже если что и будет, - вмешивался папа. - Нас это не коснется. Спи спокойно, дочка, тебе не обломится. Мы - не израилиты.
   "Мы не израилиты, - грустно вздыхала Лана, засыпая. - Нас не тронут...И рояля в квартиру не втащат... Жадюги".
   Едва успели улечься эти надежды, как израилиты снова высунулись. Они явились не кем иным, как родителями лучшей ланиной подружки, соседки по подъезду, Тамарки. То, что Тамарка - тоже израилитка, Лане в голову как-то не приходило. Как и всякая нормальная подружка, она систематически отбивала у Ланы мальчиков-кавалеров, и та, конечно же, в долгу не оставалась. Ланины папа и мама горячо поддерживали дружбу девочек, мама в Тамарке души не чаяла и даже говорила, что надо бы переписать в ее пользу завещание. А вот тамаркины родители вели себя странно. То они натравливали на Лану пинчера Тошу, лениво облаивавшего ее лишь с целью формально отработать. То вдруг демонстрировали необычайную доброту, угощая Лану тортом и прочими сладостями, остававшимися через недельку-другую после праздников. Правда, не всегда, а только если их отказывался доедать Тоша, обычно нетребовательный и всеядный. Тогда Лана очередной раз усомнилась во всезнании папы и задала вопрос по поводу такого непостоянства. "Притворяются" - получила она неубедительный ответ, хотя было видно, что торт и Тоша поставили папу в тупик.
   Шло время. Мировое израилитство не дремало. Оно строило свой Жидомасонский Храм на каждом шагу, и мэры резали алые ленточки торжественно открываемых филиалов. А при том откровенная созидательность теперь не приветствовалась. Хороший архитектор должен был сдать экзамен на звание Герострата. Иначе он не годился на большее, чем постройка деревенского сарая. Манеры поведения и сложная ритуалистика говорить "да" вместо "нет" и "нет" вместо "да" в этом мире усваивались с детства. Но "да" на призывы "любить", не должно было заходить слишком далеко. Его следовало ограничить только внешним кольцом сознания, ни в коем случае не пуская во внутреннее. Лана же в своих симпатиях к израилитам дошла до того, что ощутила к ним приязнь и во внутреннем кольце самосознания. А это уже была моральная катастрофа.
   Она старалась быть примерной изо всех сил. По совету родителей попыталась поступить на курсы малолетних жертв ритуального заклания, и ее пару часов катали в специальной бочке-кровососке, но не прошла в связи с высоким конкурсом. Зато ей удалось заработать значок "Почетный донор местной синагоги". Пусть маленькая, но победа! Но все-таки у нее было ощущение своей неадекватности. К тому же она узнала, что израилиты вездесущи, что любой человек может оказаться израилитом, причем не то, что "киш-миш" или "хурма", которых сразу видно. - Израилиты умели назойливо маскироваться под кого угодно, даже под близкородственное "сало". Греческий бог Протей в их обществе явно отдыхал.
   Только папа, съевший собаку на вычислениях "кто кому почем и сколько", мог распознать их неистребимую сущность. Но папа не всегда был рядом. И Лана то и дело ошибалась, проникаясь дружелюбным нерасположением в адрес выходцев из этого нахального народца. А когда ошибка разъяснялась, и очередное имя, с таким ритуальным отвращением упоминаемое дома Ланой, восторженно приветствовалось "Жид!", "Жидовка!", "Ага!" - легче не становилось. Наоборот - ведь отныне полагалось всячески демонстрировать ему "наше вам-с", вместо того, чтобы задушевно доставать распальцовкой.
   Тяжко было Лане заставлять себя не любить Аду Соломоновну, старенькую учительницу английского, которую за чрезмерную доброту и увлеченность своим предметом демонстративно бойкотировала вся группа. Однако в глубине души ее просто обожали - за то, что она драла за уши и радивых, и нерадивых и могла несправедливо высмеять под настроение. Но чувство долга есть чувство долга, и когда они оставались после уроков готовить очередной спектакль или вечер английской поэзии, Лане приходилось прятать глаза и напрашиваться к Аде Соломоновне домой по какому-нибудь поводу, отчаянно завидуя ребятам, которые без всякой опаски могли игнорировать общество учительницы и делали ей издали "козерога". Ада Соломоновна охотно проводила дополнительные занятия у себя на дому, за вполне смехотворную сумму (и всего-то на 30 сребреников выше обычного), и Лане страстно хотелось каждый раз подставить ей кнопку или приколоть к спине какую-нибудь бумажку, но она вынуждена была сидеть с благочинным видом. Ада Соломоновна не говорила ничего, но Лане казалось, что она ловит в ее грустных карих глазах понимание причины, и от этого становилось совсем плохо.
   И таких примеров было множество. Но скоро в ланиной судьбе наступили серьезные перемены: после школы она поступила в университет в другом городе, и основная часть жизни ее теперь должна была протекать за полторы тысячи километров от дома.
   Семья была далеко, а жизнь наполнилась новыми, неведомыми доселе проблемами и смыслами. Еврейский вопрос отошел на второй план. Лана настолько расслабилась, что, когда на каникулах на свой уничижительный рассказ родителям о близком друге (и, как знать, может, в будущем, не только друге) Борисе Брокмане, услышала от отца радостное: "Что? Жид?! Ну наконец-то!!!", вдруг вспылила:
   - Да какая тебе разница? Он негодник вполне пригодный, и плевать мне на его фольклорные пристрастия!
   - А мне плевать на твое "плевать" и прочие глупости, - возразил отец. - Жидов в нашем роду пока не было, но верю, что будут. Ты немедленно должна выйти за него замуж.
   - Замуж?! Немедленно?! Когда вот и Танька - медленно, и Анька - медленно...Да по какому праву ты вмешиваешься в мою личную жизнь?
   - А по такому, что будешь рыпаться - выгоню из дому и прокляну.
   - Правда, доченька, - поддержала мама. - Он сейчас, может, и не того, как и все приличные люди. А только он ведь не один, у него семья, родственники - известно, какие. Так и норовят за других на амбразуру кинуться. Не расстраивайся, ты такая недоверчивая - вот они к тебе и лезут, хотят перевоспитать. Если в какую-нибудь гадость случайно и втянут, то все равно всю грязь возьмут на себя... Нельзя без них, никак нельзя...
   - Да что они вам хорошего сделали? - Лана еще сопротивлялась, но чувствовала, что дело ее проиграно и безнадежно.
   - Россию продали вслед за Христом, - рявкнул отец, - освободили нас от такой обузы...- Мало тебе? И это еще только цветочки! Почитай вон книжки... Что в их Мудлате писано. "Последнюю рубашку отдай гою". "Сам погибай, а гоя выручай". "Не пей кровь христианских младенцев, а если пьешь, то закусывай"... А вот это: "гои наши старшие братья, поскольку они - пришельцы"...Не говоря уже о Масяне.
   Лана могла возразить, что востроглазый, шнобельносый и губастый Борька в руках не держал Мудлат, что он любит химию и передачу "Музыкальная шкатулка", что его уважают за жизнерадостную хамоватость и здоровую беспринципность, что он вовсе не годится на роль продавца России, поскольку любит заламывать несусветные суммы и стоять за них до последнего, а уж про Христа знает еще меньше Ланы, то есть вовсе ничего, и много чего могла она сказать про него, начисто опровергающего всякие антисемитские теории, но лишь заплакала - от бессилия и безысходности. А еще - от подло зашевелившихся привычных мыслей: а вдруг родители все-таки правы? Хотя она так привыкла им не верить.
   Спустя полгода Борис женился на ланиной одногруппнице по фамилии Гольдбрехт. А еще через год укатил неизвестно куда, отчасти подтвердив мнение ланиного отца насчет продажи Родины. Но Лана к тому времени тоже была замужем и имела на сей счет особое мнение.
   Нельзя, впрочем, сказать, что "еврейско-израилитский вопрос" остался совсем позади. Лана, начав вдруг интересоваться "почему" и "как", уделяла некоторое внимание и этой проблеме. Она даже проштудировала доказательство Нобелевской теоремы Шиферовича о праве этноса Икс на мельтешение в сфере этноса Игрек, хотя оно занимало добрую сотню страниц. Был известный сериал писателя Солипсинова ("Пускай мельтешат", "А нам пофиг", "Вредят? - Ну и ладно") и воспоминания семикратно расстрелянного в ВЧК князя Жевахова. Были разные религиозные издания. Была и книжечка французского автора с несколькими сотнями любопытнейших цитат из Мудлата. Были и "Приколы сионских мудрецов", с их знаменитым тайным призывом передать в руки гоев все еще остававшиеся в руках израилитов богатства. Суд признал "Приколы" фальшивкой, но было поздно. - У обывателей их публикация вызвала очередной приступ любви к израилитам, и те не могли спокойно пройти по улице без того, чтобы их не остановили, не выразили глубокую благодарность, не попросили автограф, не попытались насильно всучить чек на крупную сумму. Власти были вынуждены время от времени вызывать войска и разгонять толпившихся в израилитских кварталах фанатов.
   Последней попыткой добиться правды был курс "Семитосензитивности" профессора Гибаряна.
   - Я произвел коперниканский переворот в еврейском вопросе, - говорил профессор, расхаживая взад-вперед возле доски. - Раньше считалось, что на евреев обращают особое внимание потому, что в них что-то там такое сидит. А я открыл, что все наоборот. "Что-то такое" сидит не в евреях, а в голове тех, кто обращает на них особое внимание. Так устроены мозги среднестатистического антисемита - они семитосензитивны, т.е. евреечувствительны. И какими бы ни были евреи - "хорошими" или "нехорошими", семитосензитив будет на них реагировать примерно одинаково. - По принципу ага-реакции : мол, ага! - а вот и они, голубчики!.. Так что евреи могут не дергаться - это ничего не изменит. Даже если они будут самыми-разсамыми в любой системе координат, их будут об-агакивать именно за это. А будут "средними" - и это не поможет. Скажут "ага" из-за того, что слишком серые. Но и пугаться подобного "ага" тоже не стоит. Смысл слова "ага" исторически меняется. И с расцветом цивилизации в этом "ага" не будет ничего реального, кроме некоторой отдаленной неустойчивости в голосе.
   Честная пионерка Лана решила опровергнуть теорию профессора известными фактами. - А вот в средние века ваши израилиты занимались ростовщичеством, - бросила она вызов высокой науке. - Так они и наработали себе сообразную ауру. Ну какое может быть отношение к парфюмерному ростовщику в лице пропотевших трудящихся? Возьмите Достоевского. Его Родион Раскольников - это гениальный образ антисемита с топором, решившего воздать должное семитской старушке!..
   - Эх, молодо-зелено,- усмехнулся поднаторевший в разборках корней и истоков профессор. - Вы думаете, что ростовщичеством занимались только израилиты? Какой наив!.. Другие делали то же самое. Только более хитро. Вот скажем, вы хотите дать кому-то сто дукатов под десять процентов годовых. А закон давать деньги в рост запрещает. Как быть? Элементарно, Ватсон! - еще тогда додумались народные антисемитские умельцы. - Вы оформляете с берущим у вас деньги мнимую покупку на сто десять дукатов какой-нибудь ерунды. Но только на бумаге - ваш должник пишет расписку на эту сумму, что он вам ее должен за "приобретение". Потом вы ему даете сто дукатов, как бы приобретая обратно то, что вы ему продали на бумаге, - но только по меньшей цене. Что получилось? - У него в руках ваши сто дукатов. У вас его расписка на сто десять дукатов. Факт ростовщичества налицо. А по закону никак не придерешься. - "Честная богоугодная сделка"... Евреи виноваты только в том, что делали то же самое, но честно и не лицемеря. Скажу больше. В чем разница между хитростью "еврейской" и хитростью "европейской"? А в том и разница, что "европейцы" ХИТРЯТ, ЛИЦЕМЕРЯ, а евреи, при всех своих эгоцентрических слабостях, ДАЖЕ ХИТРЯТ, НЕ ЛИЦЕМЕРЯ, НО ЧЕСТНО!!! - Вдумайтесь в парадоксальную гениальность моей формулы.
   - А как же Мудлат, - не выдержала Лана, - ведь там четко написано про их особую избранность!
   - Контора пишет, - хмыкнул профессор. - Избранными себя считают все кому не лень, а реагируют по этому поводу только на них.. И это неспроста. Еврейская избранность - это первая экспериментально-демократическая процедура выборов в области теологии, - проводимая не со стороны тварей-подчиненных, а со стороны Творца-Начальника... Вот помню, я тоже участвовал в избирательной кампании во время облетов Соляриса... - И он пустился в пространные воспоминания о своей жизни на станции.
   В первом ряду во время лекций сидела очень высокая чернокожая ассистентка и что-то внимательно записывала, время от времени меняя кассету диктофона. Поговаривали, что профессор привез ее из дальней космической экспедиции и по этому поводу был какой-то крупный скандал.
   Лана, наслушавшись лекций профессора, решила написать рассказ "Мы не то чтобы евреи", где выражались ее назревшие надежды и мысли. Послала она его в "Главный Антисемитский Журнал" своего городка. Вскоре оттуда пришел ответ от Главного редактора Геннадия Кро-Кадильского, который изложил свое фобическое кредо.
   "Я буду здесь использовать термины "иеврей", "иеврейцы" и т.п. не в уничижительном, а в иронически-культурологическом смысле, чтобы отметить именно тот слой, о коем я говорю, а не "евреев вообще". Кратко можно определить его следующим образом, - "Иеврей" - это такой еврей, который не соответствует нашим представлениям о нем. Чтоб ко мне не придрались за слово "наши" опять же поясняю - "нашим" - значит лично моим, когда я смотрю на мир прекраснодушно-наивно, а также всех тех, когда они так же прекраснодушно-наивны во взгляде на мир, как я. Лана, чтобы понять "иеврейскую" реакцию на твой рассказ, нужно понимать особенности психотипа "иеврейца". Ты, небось, думаешь, что "иеврейцам", как и тебе, приятно, когда их любят, и неприятно, когда их ненавидят? Если так, то ты глубоко ошибаешься, ибо здесь ситуация гораздо сложнее.
   "Иевреи" ЛЮБЯТ НЕНАВИДЕТЬ ТЕХ, КТО ИХ НЕ ЛЮБИТ. Это - основная формула "иеврейской" психологии. Плюс - отсутствие рефлексии, т.е. способности видеть себя со стороны. Впрочем, все микроскопически-вирусные группы такие нарциссы. Мудлат - лишь оформление этой психологии в средневековые практические инструкции. Не будет Мудлата - не важно. Психология останется.
   Из этой формулы следует, что "иеврейцы" просто нуждаются в такой среде, где к ним бы проявлялась неприязнь. А как такую среду создать? Да очень просто. - Нужно самим стать в такую позицию к внешнему миру, чтобы этот мир тебя невзлюбил, но при этом не до такой степени, чтобы уничтожил (что не всегда удается). Значит нужно вести себя так, чтобы быть притчей во языцех среди всех народов. Вот раввины этот тип поведения, обслуживающий глубинные потребности "иеврейской" натуры, и сформировали-отточили. А что произойдет, если подпитывающей НЕЛЮБВИ извне не будет? А будет очень плохо - "ломка начнется". Вот твой рассказ работает на такую "ломку". Посему и реакция на него, независимо от литературных достоинств, скорее отрицательная.
   Другое дело, если бы ты его написала во времена серьезной опасности для "иеврейцев". - Ну там "дело врачей", "Гамбринус", список Шиндлера и т.п. - тогда бы у него был шанс, поскольку потребность холить свою любовь-к-ненависти у "иеврейцев" в такие времена отходит на задний план перед потребностью выжить. В спокойное время "иеврейцы" ПРЕЗИРАЮТ тех, кто их любит. И ничего другого от них ты не дождешься. Вовсе не потому, что они "такие плохие". Ничего плохого в их типе психики нет. Этот типаж для человечества как раз очень полезен, поскольку стимулирует творческую активность. (Если бы из мира исчезли "иеврейцы", то развитие мира бы сильно затормозилось). НО - ТВОЯ ЛЮБОВЬ К "ИЕВРЕЙЦАМ" ВЫБИВАЕТ ПОЧВУ ИЗ ПОД НОГ У САМОГО ИХ ТИПАЖА, СТОЛЬ НУЖНОГО ДЛЯ МИРОВОГО ПРОГРЕССА. А ПОТОМУ ТЫ ПОСЯГАЕШЬ СВОИМИ СЛАЩАВЫМИ СКАЗКАМИ НА САМУ ПРИРОДУ. Но не расстраивайся. И "слащавые сказки" по-своему нужны. - Раз ничего кроме презрения они у "иеврейцев" не вызовут, то это тоже будет подпиткой их органической мировой неприязни. Короче, мы его печатать не будем".
   Однако Лана легко догадалась, что нельзя всех причесывать под одну гребенку. К тому же подобный типаж может встречаться и среди других героев учебника этнографии, пусть в разной пропорции. И она продолжала бороться за правду.
   Все эти лекции, протоколы и цитаты из Мудлата объясняли медоточивые чувства антиизраилитов. Но не мешали по-дружески бить в морду словами "ага" нормальным людям с фамилиями, начинающимися на "Бен" или "Бар".
   Как-то, увидев в газете статью о возведении памятника нескольким десяткам израилитских детишек, которым питерские филантропы бесплатно открыли личные счета для исследований, Лана прочитала ее с сыном. Разговор продолжился рассказом об отношении питерских к израилитам во время разборок. В момент, когда Лана назвала цифру "шесть", в беседу вмешался свекор:
   - Да что ты все про эти шесть "спалившихся" авторитетов, мент их за руку! Во время войны из московских филантропов "спалилось" и попало на зону за незаконную помощь престарелым и инвалидам двадцать авторитетов, вот о чем говорить надо! А ты - евреи, израилиты...
   - Но, папа, - попыталась возразить Лана. - То были скинхеды в основном, и потом - как бы враги... Да и разговор сейчас у нас про израилитов идет, нельзя же обо всем сразу.
   - А про израилитов вообще нечего говорить! - отрезал свекор. - Они и так вон... Все перед ними кланяются теперь, все им права и блага. На днях указ вышел - говорить "ага", даже не спрашивая паспорта. Чего ж им еще?!.. А ты туда же - ах, бедные прокуроры, ах, несчастные судьи, мотали им сроки по пять-десять лет просто так, вместо того, чтобы сразу дать вышку... Да не просто так! Попробуй посиди у нас на зоне лет пять!... И на вышку сейчас мораторий.
   - Папа, да вы что?! - возмутилась Лана, у которой в руках еще была газета с фотографиями детей-вкладчиков. - Как вы можете так говорить?
   - А почему тебя это так волнует? - продолжать негодовать свекор. - Ты сама, что ли, еврейка? То-то я гляжу, есть в тебе что-то такое...
   - Ну, папа, ты загнул, - хохотнул молчавший до сих пор Вася, ланин муж. - Какая она еврейка? Ты тестю моему это скажи! Он антисемит покруче тебя будет. В газете на днях писали, что все накопленное имущество завещал на счет строительства синагоги в Медине.
   - Это ничего не значит. Прикинуться кем угодно можно. А ты, Лана, смотри, - свекор обернулся к онемевшей от изумления невестке. - Я давно смотрю - вокруг тебя они так и вьются. Чуют, верно, родную душу.
   - Пап, ты с этими подозрениями в посольство сходи, - смеясь, предложил Василий. - Вдруг там тебе поверят и пустят нас на ПМЖ?
   Свекор только рукой махнул и, ворча, ушел в свою комнату.
   - Мам, а ты правда еврейка? - подал голос сын.
   - Нет, что ты, - выдавила Лана и зажмурилась от накатившего из забытого далека детского ужаса. Вновь зазвучал в ушах грубый голос рыбной торговки, зазвенели разбитые кошельками с золотыми червонцами стекла квартир, заплакали дети, увозимые в летние средиземноморские лагеря, замерли, прислушиваясь к грохоту сапог на лестнице, герои Ремарка... "Мы не евреи, не евреи" - мысленно твердила Лана эту спасительную когда-то истину, но теперь она не приносила былого успокоения. Тогда Лана не знала о доносах. И о том, что грозит тем, кто посмеет укрыть или предупредить человека, к которому уже шли с чеками и перинами...
   - Нет, сынок, мы не евреи, - сказала она. А потом, подумав, добавила. - Впрочем, чего там скрывать, - конечно евреи... И устало зевнула, прикидывая, не написать ли на эту тему рассказ, трансмутируя свои новоеврейские страдания в русский шекель литпопулярности.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"