Прослужив десять лет в подмастерьях, я подковал положенную пару блох, выгравировал на рисовом зернышке портрет Государя Императора и заслужил право сдать экзамен в Церковнославянский Университет для Простонародья.
Наставники мои были очень рады такому развитию событий, и Мастер стал настойчиво советовать отрастить благонамеренную бороду, ибо ему кто-то сказал, что без бороды в то заведение не берут. Лучше мол, сразу камень на шею, да в омут. Мастер-наставник это советовал при каждом повороте моей биографии - и бороду, и камень. А что я мог поделать со своими генами мелкобородных забайкальских инородцев? Успехи генетики в те времена были весьма ограничены. - Монах Мендель со своими законами, да рост поголовья экспериментальных дрозофил. Поэтому я уже привык посылать Наставника куда подальше, пока мысленно.
Пропускаю долгую и нудную процедуру конкурса и зачисления. Собственно конкурс в том и заключался, что абитуриентов долго и нудно пороли на съезжей два пьяных мужика, посматривая на тикающий метроном в присутствии казенного лекаря, имевшего право приостановить экзекуцию. Наконец, к радости всех заинтересованных лиц, меня приняли. И даже без бороды! Совет астрологам - делайте как можно меньше предсказаний, а лучше не делайте их вообще - так вы никогда не опустите свою репутацию.
Обязательной дисциплиной для всех студентов являлась в те годы Наука Всех Наук - ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ОГОСЛОВИЕ (ТОГО). У меня лично данная дисциплина всегда вызывала те же эмоции, что и использование медицинских пиявок в цирюльне. И по тем же причинам: дело это было болезненным и дурно пахло. Наукой эту стряпню назвать было нельзя, ибо учили там вековой древности гаданиям по кофейной гуще, которыми умудрялись объяснять задним числом все открытия настоящих наук. Сделанные независимо и в укор. В годы моей молодости в печати широко освещалась неблаговидная роль действующих корифеев ТOГО в деле подрыва русских национальных школ в биологии (Тимирязев), физике (Столетов), медицине, и др. Преподавали ТОГО отбросы интеллигентного общества - матерые стукачи, добровольные сотрудники Охранного отделения. Их презирали даже хозяева, брезгливо приподымая за краешек листа отчеты и раз в месяц подавая палец при встречах. Интересно, чем занялись все эти провокаторы в новые революционные времена? У меня с этой публикой постоянно были конфликты. Еще со школы, когда я из протеста нагадил в кабинете директора.
Помню в 5-м классе, по "Новому завету" было задание: перечислить хронологически поездки Митрополита Филарета в забугор. Я получил "уд" только за то, что всюду написал "Филарет" без его чина. Батюшка-учитель не поленился вписать его раз 20 красными чернилами в мою линованную тетрадку. И как часто бывало в моей жизни, мне повезло - между сдачей этой работы учителю на проверку, и ее выдачей обратно мне на руки, Филарета освободили ото бремени Церковной Власти. В листовках сообщили, что его вапще поперли, поскольку он достал своей нетрадиционной ориентацией даже клевретов, вынужденных до поры терпеть его приставания. Я подошел к батюшке и нагло потребовал переоценить мою работу, (ибо мне был важен итоговый балл - я "шел на медаль"), мотивируя тем, что чин Филарета не имел отношения к хронологии его поездок. Я был поражен тем, как быстро и испуганно батюшка - фронтовик русско-турецкой войны! - выполнил мою просьбу, переправив "уд" на "зер гут". И я чувствовал, что если бы на него еще немного надавить, он бы поставил и "похвально"!..Это был урок. Я понял, что эти люди - трусы в рясах.
А как они врали! Помню, наш рассказывал про жизнь язычников Огненной Земли: "Там, ребята, такая нищета и антисанитария! - В раковинах устроены затычки и огнеземелец должен набрать в раковину воды и в ней мыть руки. И так вся семья моется в одной раковине. Так ее надо сначала выловить в море, чтобы размер был подходящим. Они одну и ту же раковину слушают, как в ней море шумит - и в ней же моются! А под струей, как мы, на Огненной Земле моют руки только белые туристы, господа из Сан-Франциско. Гордитесь своей древославной Родиной!". Я его спросил: "А как они зубы чистят?". Он ответил: "Друг у друга. И не только зубы, но и выражение лица". Я хотя и поверил ему тогда, но очень засомневался, и позже спросил у папиного друга, работавшего временным поверенным: "Правда ли это?". Тот долго крестился, и сказал, что такую же чушь и ему вливали в детстве в далекие годы царствования Николая Павловича. "Да ты сам подумай, Сережа - зачем им мыться в отловленных раковинах, коли рядом плещется целый Океан?" С тех пор я им больше не верил. Если они могли ТАК врать детям в школе, во время, за которое им платили жалованье, то что же это за люди?
Другой случай был в Институте. В кафетерии ко мне подсел кандидат ТОГО приват-доцент Акакий Акакиевич Гоголек, о котором можно было спокойно сказать: "Бог шельму метит". Засаленый, неопрятный тип, с плохими зубами и бегающими хитро-глупыми глазками, сюртук продран в локтях, на голове какие-то бумажки, - над ним подшучивали даже коллеги. Он стал расспрашивать о моей семье - кто родители, как зовут по имени отчеству. Узнав, что у тетки отчество Тохтамышевна, оживился и поинтересовался тем, как звали родителей тетки по имени-отчеству. Выяснив, что прадед мой был родом из Бурятии, стал вдруг с энтузиазмом расхваливать мне историю Великого Ханства Бурятского, о котором он знал много более моего, ибо сам был родом из Забайкалья, коли не врал. Я слушал его с интересом и только млел да поддакивал. Спустя годы я узнал, что этот сукин сын написал донос, обвинив меня в краже его шинели. Впрочем, он писал такие доносы на всех подряд в течение двадцати лет, так что делу не дали хода. Мне об этом рассказал мой научный руководитель, а донос всплыл при рассмотрении моего заявления в Спирантуру Физтеха.
Был еще случай с тем же Гогольком. Он рассказывал о первобытно-общинном строе по книжке инока Павлиния "Происхождение семьи после изгнания из рая". Как-то он рассказал, что в древних пещерах, где скрывались Адам, Ева, Каин и Авель, не соблюдались церковные посты и, блестя на нас масляными глазками, испуганно приглушив голос, сказал: "При первобытном анимизме мужчины принимали участие в охоте на мамонтов". Когда я в шутку задал ему вопрос: "Откуда инок Павлиний мог про такое знать?", Гоголек, не чуждый новых веяний, борзанул такой ответ: "В пещерах были раскопки, и археологи сумели установить этот факт, анализируя кости". Наш хохот чуть не обрушил потолок аудитории.
Словом, и у адептов ТОГО и у меня были все основания недолюбливать противника и ждать от него недоброго.
Итак, пришел я на первый семинар по ТОГО, который вел лично Зав. Кафедрой ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ОГОСЛОВИЯ профессор Циолковский (имя-отчество его я забыл, но кажется Константин Эдуардович). Эта Кафедра была создана для всех Спирантур Московских негуманитарных Академических Институтов, чтобы окормлять и наставлять в надлежащем духе. Выглядел Константин Эдуардович как добренький, хитровато так лыбящийся дедок, лет 70-и. Без бороды, но в бакенбардах.
Я, как всегда, в случае подобных мероприятий, опоздал к началу минут на сорок, вошел постучав, народу там полно, человек 30, кое-кого я узнал - с Физтеха. На стенке висит плакат - ЧЛЕНЫ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРАТОРСКОЙ ФАМИЛИИ. Константин Эдуардович бубнит чего-то, а я бочком пополз себе в задние ряды. Но не тут-то было! Слышу голос: "Молодой человек! (я тогда еще был им) Вы куда?". Я поворачиваюсь и говорю, показывая на задний ряд: "Туда!". Все смеются, а Циолковский вдруг делается серьезен и печален. Держит долгую паузу и манит меня пальцем к себе. Я никогда не любил, чтобы меня пальцем манили незнакомцы. В детстве на меня произвела большое впечатление синема про Белоснежку, где Старая Колдунья манила её кривым пальцем, прежде чем отравить. Весь зал - и мужики, и купцы, и даже которые из благородных господ, - орал Белоснежке: "Не ходи, сучка", а она, дура, пошла. И так её мозги замутились после того, что она слегла, и даже гномов своих не признавала! Я тогда твёрдо решил, что никогда не дам себя манить пальцами никакой сволочи! Ну, и стою я, где стоял. А он манит и манит. Манит и манит. Манит и манит и манит и манит. А я стою. Стою себе и стою. Стою и стою и стою и стою. А народ ржёт. Ржет себе и ржет. Все ржет и ржет и ржет и ржет. Тут до профессора доходит, что тут что-то не так, он осматривает свой палец, внезапно потерявший магическую притягательную силу, переводит взор на меня, и обиженным голосом приглашает к своему столу. Я подхожу, он просит предъявить документы. Кладу ему на стол: удостоверение студента с дагерротипом, и мой индивидуальный план, включающий его семинар. Он долго изучает эти две бумаги и просит мой паспорт, которого у меня за душой не оказывается. Я догадываюсь, зачем ему этот паспорт нужен - ВЕРОИСПОВЕДАНИЕ! Спрашиваю его: "А Вы проверили паспорта у всех, кто сидит в аудитории?". Народ падает на столы от смеха и катается по полу. Циолковский от неожиданности отвечает: "Да" и остолбенивает от своей наглости. Я говорю: "Ну, тогда я пошел". Беру свои бумажки и сажусь в задний ряд, для проштрафившихся.
Семинар покатился по рельсам. Я достал томик Кристофидеса "Теория графов и маркизов или как войти в приличное общество" начал читать и не заметил, как Циолковский подкрался к моему столу и попытался выхватить мою книжку. Я, ещё не видя, что это профессор, инстинктивно вцепился в книгу и не даю. Я не люблю отдавать своё недобровольно. И добровольно - тоже шиш получишь. На чужой каравай рта не разевай. А чуть зазеваешься - набегут, голодранцы, на дармовщинку. Мы хоть из простых, да из крепких. Большаками в родной деревне не зря назвали. Но, подняв глаза и увидев испуг на его старческом лице, с бакенбардами а-ля Александр Второй, я отдал книжку. Циолковский победно унес её и положил к себе на стол, сказав, что на его семинаре все будут работать только над теологией.
В конце класса он разрешил задавать вопросы. Я сижу, никого не трогаю, только пошвыриваю хлебными шариками в классного дядьку, вдруг он сам меня спрашивает: "А у Вас какой вопрос?". А у меня никакого вопроса не было. Я ему так и говорю: "Нет вопросов. Токо заявление. Из щели вон в стене дует, и дверь скрипит до невозможности. Никакой моготы науку воспринимать". А он: "Если нет вопросов - это плохой признак, я буду оценивать активность на семинарах". Тут народ полез с вопросами, и в самом конце Циолковский меня опять спрашивает, с ехидной такой усмешечкой: "Ну-с, надеюсь Вы придумали какой-то вопрос?". Я встаю и говорю: "Вот я учу теологию уже много лет - в школе церковноприходской, в подмастерьях, теперь тут буду опять ее учить. И все время мы учим, что и кому сказали апостолы Петр, Павел, Иоанн. Со дня кончины Павла прошло более 1800 лет, за это время во всех науках произошел колоссальный прогресс - в Физике, Философии, Химии, аэропланы летают, Маркс и Энгельс сделали свои гениальные открытия. Товарищ Троцкий создал теорию перманентной революции и зовет на борьбу. А в теологии работает целый Институт теологии АН РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ, есть даже академики. Что же они нового открыли после апостола Павла?". Вопрос этот я задал безо всякой задней мысли, просто профессор Циолковский оказался первым доктором теологии, которого я встретил в своей жизни, и я подумал, что ему есть что сказать на тему. Спросил и сел. Профессор подумал и сказал: "Экзамена Вам в моем классе не сдать. Для этого Вы слишком умный. Я буду представлять Вас к медали "За мозговое проворство", дающей именное дворянство и чин титулярного советника". Попрощался и вышел, оставив мою книгу на своем столе. А я подумал: "Мля, тока этого мне и не хватало". Тогда мои планы так далеко не шли. Да и сомневался я уже в жизнеспособности царского строя. - Чтение крамольных книжек товарища Троцкого мало-помалу давало свои плоды. Впрочем, Циолковский, по старости, скоро забыл свое обещание.
Тут подошли наперсники, которых я не видел черт те сколько, мы посмеялись и пошли пить сбитень. А осадок остался. За сбитнем вспоминали недавнюю вольницу и травили огословские анекдоты. Мне запомнился такой:
Науки делятся на Естественные и Неестественные, т.е. Общественные. Общественная Наука - умение ловить черного кота, в темной комнате.
Теология - мать Общественных наук - умение ловить черного кота, в темной комнате, с завязанными глазами.
Призтианская теология - умение ловить черного кота, в темной комнате, с завязанными глазами, зная, что его там нет.
Древославная Теология - умение ловить черного кота, в темной комнате, с завязанными глазами, зная, что его там нет, и поминутно крича: "поймали!".
Ну, стал я на все эти огословские семинары ходить без опозданий. Написал САМ (не списывая по давней огословской традиции) самый длинный реферат в группе - семьсот страниц! (Требовалось десять). По огословским перспективам Искусного Интеллекта. У меня этот реферат потом передирали несколько поколений спирантов разных Московских Вузов. Но чуял, что профессор в мой адрес что-то затаил.
Наступило время экзамена, именуемого в просторечии - "Кандидатский Минимум". Правила были такие: если получишь "зергут" или "похвально" - свобода! Можно забыть ТОГО навсегда! Если "уд", то должен защититься в течении календарного года. У меня шел первый год 14-ти летней заочной Спирантуры. "Уд" мне был ни к чему - опять убивать год на эту мототу. Для подготовки к экзамену дали четыре недели и денег на извощика. Я взял отпуск на работе и попытался честно эту муть учить. Дело в том, что я вообще-то люблю читать теологов. В те годы любил Лютера, Кальвина, но Древославие - это нечто особенное.
Нам надо было не просто помнить "огословские высказывания классиков", но и случайные бессмысленные обстоятельства сопутствовавшие их произнесению. Например, были такие вопросы: "Содержание письма апостола Павла некоему Коринфянину от (число, месяц, год)". А ведь были и другие многочисленные письма Павла и других "классиков". К сожалению, адресаты отвечали классикам, что добавляло груза на мою спину. Дело в том, что я в принципе не в состоянии запоминать даты. Последствия падения с крыши в малолетнем возрасте при починке папой избы. Поэтому я сразу понял, что экзамена мне не сдать, расслабился и просто почитывал Учебник Теологии Стеркина и "Краткую Огословскую Энциклопедию" из которой вычитал много забавных анекдотов из жизни древних теологов
Если бы так изучали, например, историю физики, то учащимся надо было бы знать в каком году Ломоносов приехал с возом рыбы в Москву, как звали поморов, изловивших эту рыбу, назвать все ее породы и по каким закоулкам славного Петербурха бежал в одном исподнем названный Ломоносов к Зимнему дворцу, крича: "Материя первична! - Ох-уеть!" Или как звали ту пролетарку, сочленившись с коей на фабрике Энгельса, Маркс придумал свой знаменитый лозунг про пролетариев всех стран, а Энгельс-дружбан по пьяни подмахнул. Или рейс аэроплана, где после аварии были найдены записки некоего Сечива (?) о ПОССе - позитивной обратной связи при социализме, что дало стимул к созданию братьями Вайнерами кибернетики.
Я до сих пор не понимаю, почему классики Призтианства доверяли свои генияльные мысли только почтовому ведомству, вместо того, чтобы обречь их на забвение в специальной огословской литературе, как это делал безобидный Эразм Роттердамский? Я подозреваю, они это делали именно потому, что и сами считали свои идейки сущеглупой ерундой, и попросту развлекались, травя байки этому идиоту Коринфянину, а потом хохотали над ним на кухне за вином, и хлопали друг друга по коленкам, радуясь своим удачным шуточкам, типа: "Ну, ты, Паша и выдал намедни пёрл в первоапрельском письме с этой, как её - Теодицеей! А-ха-ха-ха-ха! Основоположник, мля!". А серьёзный, честный, по-древнеримски туповатый Коринфянин ни хрена не просёк, что это всё были шуточки. Он забросил свой бидешный бизнес (отчего древнеримские дамы стали так пахнуть, что у римлян началось брожение умов, и победа варварства стала исторически неизбежной по железным законам Провидения). Затем Коринфянин собрал всю эту муру и напечатал её в еретической сектантской прессе. Ну, а всё, что там печаталось автоматически приводило к массовым смертоубийствам. И страшная мысль гнетёт мой мозг, ведь стоило какому-нибудь зачуханному римскому почтальону не доставить письма ап. Павла преп. Коринфянину, и в России, Германии и Испании могло бы нихера не быть "Призтианского Государства"?! Почтальоны - будьте бдительны!
Но я опять отвлекся. Итак, в предэкзаменационный период профессор Циолковский изволили проводить сеансы вопросов и ответов. Я плюнул, и усилием воли заставил себя поехать на один такой сеанс. Из "огословских соображений". Там я застал ту ещё сцену! Насмерть запуганные спиранты сидели в кружке вокруг счастливого, как китайский болванчик, старика Циолковского и поедали его глазами! Особенно курсистки. Такой взгляд запечатлен на картине "Возвращение из царской ссылки" - неземная любовь! Накал чувств стоял такой, что я щипал себя, чтобы не смеяться. Мои наперсники, ещё неделю назад, в Сандунах, за сбитнем матерившие родного профессора, резко изменили свое мнение о нём, иллюстрируя тем самым великий огословский тезис о том, что "посечение определяет бытие посекомых". Вопросы задавались самые подло-подхалимские: "Ах, Константин Эдуардыч, расскажите нам всем о своей героической молодости в охранных отрядах жандармерии по борьбе с крамолой!". - "Да, было дело. Мутила тогда воду секта космистов. Особо выделялся среди них некий Кибальчич. Придумал ракетный двигатель и хотел сбежать на нем в безвоздушное пространство. Дурак, - как же в безвоздушном пространстве можно дышать?! В общем, изловили мы их да в сердцах и придушили подушками". Больше я туда не ездил.
Наступил день экзамена. Приехал я в эвфемическом настроении и с плохими предчувствиями, но сдавать пошел первым, ибо не люблю биться и метаться. Захожу, а там сидят тройка, семерка, туз. Председатель комиссии очень язвительная, шустрая молодящаяся игуменья лет 40, доктор огословских наук (ДОН), как я узнал впоследствии - фаворитка одного из Вице-Президентов Академии. Позднее, начальник Спирантуры рассказал мне за сбитнем, что дама эта подсиживала Циолковского, которому давно пора было на пенсию, а он тянул. Как оказалось, это был его последний год, но он еще и сам того не знал. Вторым были лично Константин Эдуардович. А третьим сидел затюханый огословский кандидатишка, рыжеватая бородка, лоб с залысинами, ручонки подмышками, холуйски лебезивший перед обоими докторами. Когда я вошел, Циолковский наклонился к кандидатишке, и чего-то ему шепнул. Оба они мне сладко улыбнулись, и я вытянул свой билет.
Мне страшно повезло - вопрос был о "монадах" у Пифагора и Демокрита, как пример языческой ереси. А я как раз накануне об этом читал и ещё помнил. Я по-быстрому настрочил себе план и первым полез отвечать. Быстро отбрехался про монады и их различное понимание Пифагором и Демокритом и затих. Игуменья сидит и молча улыбаясь, чего-то строчит в своем блокноте. А я жду вопросов. Тут этот кандидатишка, задает мне, ехидно картавя, такой вопрос: "Гаскажите пго то, чем газличались монады дгуг от дгуга. Какими пгизнаками могла обладать монада?". Таких деталей в курсе не было, но, логически рассуждая, ну что она могла иметь у древнего грека такого, чего я не знаю? Не часы же с цепочкой и чин коллежского регистратора. Я ему и говорю: "Монад было очень много, всех не упомнишь. Уточните вопрос, пожалуйста - о какой именно конкретной монаде Вы спрашиваете? А нет, так я вам лучше про другое слово, с очень близким звучанием, расскажу". И вижу: после моего вопроса они все как-то оживились, дама закивала мне головой одобрительно, кандидатишка почему-то покраснел и вспотел, а Циолковский засмеялся. (Забегая вперед, эта дама в конце дня ко мне подошла и поговорила, оказалось, что ее собственный труд по теологии был об этом самом слове, похожем на монаду, т.е. она прекрасно знала подробности) Ну вот, кандидатишка мой возбудился и возьми да тявкни: "Они все одинаковы". Тут дама высунула шею с головой из боа, повернулась к нему и с усмешечкой спросила: "Как, Владимир Ильич, Вы и этого не знаете?". После такого афронта, кандидат сидел, как вобла, а я пел, как канарейка. Но недолго. Они меня скоро прогнали.
Поскольку я вылез первым, на меня кинулись остальные: "Чего было?". Я им рассказал, и ушел в синема, всё равно оценок не объявляли до самого конца. Посмотрел синема, вернулся, а там даже половина не прошла. Народ томится и травит крамольные анекдоты.
Ну я пошел еще раз на другую синема. Только вернулся, все жрут и пьют - Спирантура выставила бесплатные пончики и какаву с чаем. Тут и вынесли список оценок. Я честно говоря, ожидал "уд", ибо рассуждал так: игуменья даст мне "зергут", Циолковский- "неуд", а обиженный кандидат - "уд". А оказалось "похвально"! Я думал ошибка, всего было 3 "похвально" на 30 человек, самые знающие получили "зергут", были два "неуда"! Как я уже говорил, ко мне подходит вдруг игуменья эта, мы приятно побеседовали, и она пригласила меня в свою Спирантуру - изучать огословие и становиться как и она сама профессиональным теологом, ибо она нашла у меня "огословскую жилку". Во время экзамена она написала на меня химическим карандашом пасквиль, который был мне подарен. Я вежливо поблагодарил, взял её телефончик и выбросил его, а пасквиль сохранил.
Огословское осмысление этого приключения пришло ко мне много позже: эта дама была вовсе не дама! Характерный профиль, особенности произношения, манеры и осанка... Когда после революции я увидел портрет товарища Троцкого, меня как молнией озарило - ОН!!! - Притворившись дамой и проникнув в святая святых реакционного царизма, товарищ Троцкий нарочно топил нашу группу! Чтобы разжечь революционные настроения и классовую борьбу в логове контрреволюции. В такой обстановке Циолковский тянул вверх всех, кого только мог, включая и меня.
Вот так оно и шло, милостивые государи и дорогие товарищи: "в борьбе за народное дело он был инородное тело".
Недавно прочёл мемуары бывшего членкора АН РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ, огослова Стеркина, по учебнику которого мне довелось учить ТОГО.
Оказалось, он сам пострадал, сидел в охранном отделении и били его там год, пытаясь склонить к провокационному киданию бомб и помидоров во время проезда по Невскому Государя Императора. Он же соглашался только на бомбы, а овощами гнушался. Видать по всему - хороший человек. Вот его мнение о ТОГО и о царском периоде:
"Я понял, что материализм - это не ругательство, что идеализм - это не гордость, а показатель примитивизма. Я понял, что религия - это порок нашего общества. Я понял, что безоглядное неприятие альтернативной теологии ведет в тупик.
Когда я узнал о приказах апостола Павла на репрессии людей, когда я убедился, что везде, где ступала нога теоретиков призтианства, возникали хаос, воровство, нищета и коррупция власть имущих, я понял, что учение призтианства ложно. Практика это показала!
Она сказала: "Я, практика, - труп и кровь, потому что теория основана на физическом уничтожении противника. Я, практика, - интриги и ложь, потому что в основе теории лежит несправедливость. Я, практика, опровергаю тебя, теорию, раз уж я - единственный критерий истинности. Черная практика не может быть отражением светлой теории!"
Вот что я понял.
И огословы виноваты. Одни - в том, что выискивали в науке идеологические ошибки, расправлялись с учеными, с целыми областями знания. Другие - в том, что словоблудили. Я тоже словоблудил, и вины с себя не снимаю. Но я хотя бы не лгал! И историческим провиденциализмом я никогда не занимался. Я работал над проблемами познания и сознания.
Недавно произошел со мной интересный случай. Я на улице подошел к автомату позвонить. Стоит девочка, миловидная такая, и спрашивает:
- Можете разменять, чтобы было две копейки?
Разменять я не смог, просто дал ей 10-копеечную монетку - "работает" как двушка. Она пытается отсчитать мне сдачу. Я ей говорю:
- Девушка, я вам эти 10 копеек подарил.
- Вы что, из Сан-Франциско? - удивилась она. - Или друг профессора Кащенко?
- Я - сам профессор.
- А я - блудница, - с гордостью заявила она.
- И вы, профессор, по сравнению со мной - духовный нищеблуд, поскоку освящаете царский режим.
Она хвастала тем, что продается! И ей не было стыдно! Это не случайный эпизод. Это тот закономерный итог, к которому пришло наше древославное общество под властью помещиков и капиталистов".