Аннотация: Написано на конкурс "Коза Ностра-2". По версии жюри - 12 место. По версии М. и С. Дяченко (арбитры) - 14 место. Иллюстрация Юлии Меньшиковой. Рассказ опубликован в газете "Просто фантастика" #10 2006
Себе враг
У нас все хорошо и весело. Правда-правда. И совсем нет повода для волнений.
А то, что полбока в крови - вообще чепуха. Ну, спина еще болит. Так разве стоит нос вешать? Ведь какие мужики веселые за мной бегут! Колышками машут, песни поют, в пляс пускаются. Хорошо бы не догнали. Дали до леса добежать.
Мужикам-то что? Догонят - к себе позовут. А там, глядишь, и до смерти в хороводе закружат. Как папку моего когда-то.
Я, правда, малым совсем был. Почти и не помню ничего.
Ладно, сильно тяжко под уклон бежать. Придется "Прыг-скок" делать. Хорошо бы в сосну лбом не попасть, а то.... Вот "Прыг-скоку" меня еще батя научил. Он много чего показывал. Вещи хорошие, в хозяйстве нужные.
Пора дырку делать, а то мужики чуть не в спину дышат.
Поднял руку: раз, два три. Плюнул, кукиш скрутил, слово значащие прошептал. Готово.
У меня всегда хорошие дырки получаются. Продолговатые, радужные. Вот только почему края розовые с черным? Ничего. Когда-нибудь докопаюсь. Главное, чтобы не лбом в сосну.
Повезло. На поляну выскочил. Правда, прямиком дядьке какому-то под ноги. Но дядька - ничего. Он, конечно, веселый. Но не сильно. Совсем чуть-чуть.
А еще малость страшный. Борода топорщится, ватник засохшей кровью испачкан, треух весь облезлый. И автомат на плече висит.
- Ой, дядь!
Ну, это только я его разглядывал. Он на меня и не посмотрел. Сразу же приклад над головой занес. А я понять не мог - от чего дядька все веселее и веселее становится.
***
Смотреть на сына всегда приятно. Особенно, если он весь в отца удался. То, что на голове пшеница растет и ни намека на батькину черноту - чепуха. Мать такая была. И глаза у парнишки от нее. Зеленые, ведьмовские. Но это все ерунда. Вот как пацаненок играется! Загляденье одно. Оторвет крысе лапку и тычет туда спичкой. Чтобы интереснее было - "Крапивку" в рану подпускает. А как наговор накладывает! Мацук в детстве мог только мечтать о настолько правильной работе. Хороший ведьмак из ребенка мог бы вырасти. Такую злобу не в каждом старике найдешь. А ведь Мацуку-младшему всего пять лет. Есть только одно "но". Кем-кем, а ведьмаком сыну не быть. Уж отец позаботится.
Мацук сплюнул и принялся дальше растирать корень подряйника-переворотника. Масса в медной ступке чернела на глазах. Резкая вонь шибанула в нос. Еще пару минут и все будет готово.
Тем временем наследник порченого имени и не менее порченой репутации Мацуков продолжал играть. Оторвал от грызуна последнюю лапку и аккуратно прижег рану. Крыса перестала даже дергаться. Если бы кто посмотрел, то непременно подумал, что помер зверек. Но Мацука-младшего не так-то просто было ввести в заблуждение. И младенцу понятно: силы у серой твари закончились. Это ничего. Кинуть "Живчик" и можно продолжать.
В задумчивости паренек поднял с пола ржавую отцовскую бритву. Неплохо было бы вспороть крысе живот, да только тварюшка не должна от этого дела помереть. А наговор подходящий ребенок, как назло, забыл. Не отца же спрашивать. За такое и по шее получить можно!
Мацук-младший почесал нос и, решившись на что-то, принялся шептать стишок. Затем сильно стукнул о пол кулаком и одним движением вспорол крысе живот.
В общем-то, получилось неплохо. Кусок мяса, обернутый шерстю, засучил культями, пытаясь перевернуться. Ребенок чуть не запрыгал от радости: мало того, что не померла, так еще и на дергания сил хватает. Так. Теперь потроха. Где там иголка.
- Иди сюда, - отец явно был расстроен. То есть понятно: мать померла два дня назад. Но все равно. Еще что-то беспокоит ведьмака.
Ребенок недовольно глянул на родителя. Перевел взгляд на изуродованную тушку и вздохнул. Надо - значит надо. А то еще по шее... Растоптав остатки крысы Мацук-младший поспешил к отцу.
Ведьмак чуть было не прослезился, глядя на кровь, чвыркнувшую из-под детского ботинка. Какой талант пропадает! Какое зло пойдет псу под хвост! Но с другой стороны - жена померла. А, не доведи Нечистый, с сыном такое сотворят...
Пошла Янка в соседнее село любовную порчу по заказу наводить. Там ее местные бабы и поймали. Даже тела Мацук не нашел. То ли сожгли, то ли разорвали.
Янка сама была виновата в том, что попалась. Будь ты хоть ведьмаком, хоть ведьмой, но надо понимать - местные, если поймают, живым не отпустят. Всю жизнь Мацука гоняли. Не давали на месте осесть. Ведь догадывался же, что рано или поздно кто-то может попасться. Но все равно, после смерти жены он не выдержал. Прав был, наверное, Янкин отец, когда не хотел выдавать дочь за него. Плохой ведьмак. С доброй червоточиной внутри.
Сначала Мацук навел порчу на деревню, в которой убили Янку. Затем отравил колодцы и поднял всех мертвяков на кладбище. После ведьмак день горевал и убивался за женой. А этой ночью, во сне, он понял правду.
Мацук не просто плохой ведьмак. Мацук - преотвратительнейший ведьмак. Добрый слишком. Хоть до смерти жены и был злым. Смеялся же, когда деда топили? Смеялся. Когда бабку жгли, чувствовал что-то? Ничегошеньки! А вот как только представит на костре Мацука маленького. Как только увидит горящую рожь волос и дымящуюся белую кожу, так... Эх...
А что же делать, если люди злых не любят? Тут и крысе растоптанной понятно.
У отца есть добро, так и в сыне найдется. Вот эту часть в ребенке и нужно оставить. А остальное - каленым железом. Вернее отваром подряйника-переворотника.
- Пей.
Не дрожала ли рука, когда сыну варево давал? Может, и дрожала.
- Пап, пап. Там дядьки веселые идут!
Мацук даже подскочил на кровати. Какие дядьки? Какое веселье? А "Звоньку" как прошли?
Веселье понятно к чему. Сын вот уже два дня в каждой мелочи радость видит. Даже крысу растоптанную собрал и оживил. Все рассказывал, как весело было ее распиливать. И еще смешнее обратно собирать. Правда, неправильно лапки прикрутил, но это дело наживное. Научится.
А вот откуда возле заговоренной Мацуковой хаты мужики с фонарями? Да еще и посреди ночи...
Ведьмак посмотрел в окно. Желтые клинья электрического света мельтешили в лесу. Чуть не каждую секунду кто-то да и посветит в сторону дома. Прям круги перед глазами. Похоже, из всех окрестных сел люди собрались.
Мацук отреагировал мгновенно. На сборы времени не было. Драться толку нет. Сына за шиворот и бегом, через заднюю дверь. А там... Авось, пронесет как-то. В лес подальше уйти, следы запутать. Возле какой-то другой деревни осесть. Хотя, лучше сначала парнишку в хорошие руки отдать. А то когда-нибудь прибьют за одно с папашей.
Вроде бы все тихо. Может, селяне глупые. Или пьяные сильно. Но обойти дом так никто и не сообразил. Теперь все будет хорошо. Кинуть им на прощенье "Кишкоеда", дабы не повадно было, а там можно и уходить.
- Пап. Там дядьки добрые. Нас ищут. Я их вижу. Ща я им помогу!
Не успел ведьмак даже моргнуть, как сын замахал руками, шепнул несколько слов, скрутил кукиш и открыл переходной пузырь огромнейших размеров. В другой ситуации можно было бы и восхититься. Шелковистая, переливающаяся всеми цветами радуги, поверхность прекрасно контрастировала с ночным лесом.
Но красоту, конечно же, мигом сломали. Через мгновение из пузыря вывалился тощий парень. Глаза налиты кровью, в руках ржавая монтировка. Хорошо хоть не ружье. Мацук кинул простой, но сильный сглаз, и парень, зацепившись за корягу, упал со сломанной ногой.
- Ой. Дядьке хорошо. Дядька смеется, - ребенок подбежал к раненому и ухватил руками покалеченную ногу.
Тощий тот час же поднялся и, оттолкнув паренька, бросился на Мацука. Тем временем из портала вывалились еще трое мужиков. Ведьмак со всех сил пытался придумать, как бы добраться до леса. Только ничего не получалось. Попробуй закрыть чужой пузырь! На это не меньше полминуты нужно. А тут и секунды нет. Хоть бы сына спасти.
Одно движение - стреножить, другое - наложить личину камня. Дите ведь совсем. А вдруг не поймет, что лежать нужно. Побежит, маску сорвет.
Тощий уже замахнулся монтировкой. Секунда. Хруст ребер, и ведьмак корчится на земле. Теперь не поколдуешь. Сейчас нужно голову подставить. Один хрен, парень не смотрит куда бьет. Зато все быстрее закончится.
"Папе весело. И дядькам весело. Хорошие это дядьки. Я знаю. Жаль, что подойти не могу. Вот дядьку вылечил. Теперь сделаю, чтобы папке не так смешно было. "Живчика" нужно для начала. А потом вылечу!"
Двадцать здоровенных мужиков били корчащегося ведьмака целых шесть часов. Все никак помереть не мог. Одно время даже жечь думали. Но бить приятнее.
В утреннем лесу как раз сошла роса, когда окровавленный клубок перестал дергаться. Мацук-младший полностью выложился для последнего "Живчика". Так, что аж сознание потерял. Зато батька жил до полудня. Хоть мужики его и за мертвого приняли. Жаль, что потом вылечить папку не удалось.
***
Сон - дурацкое дело.
Прыгает, ведет, передергивает. Напоминает ненужное. Не дает додумать, доделать, дожить. Чепуха этот ваш сон.
В жизни черный забор все дожидался удобного момента для того, чтобы упасть, обнажив внутренности двора. Не то, что этот свежесбитый штакетник. Тот забор веселее был.
А девочка правильная - как живая. Я ее хорошо помню. Веселая. Больная, правда, но ничего. Мы это быстро.
И туман, откуда не возьмись. Серый, можно с дымом спутать. Только я знаю - это именно туман. В своем сне я всегда все знаю.
А еще я понимаю, откуда туман идет. Там, за забором, мужик в грядке роется. Если принюхаться то чувствуешь скучный белый запах репы, надоедливый зеленый смрад сорняков. А можно и еще глубже. Только для этого туман на вкус надо пробовать.
Много чего. В основном сине-черное. Хороший мужик-огородник. Тоже веселый. Как и все вокруг. Отец он этой девочке. Только если его мысль схватить, да во рту подержать с минуту, чтобы все вкусы вышли, то понятно: он за смерть дочери и душу продал бы. То ли болезнь бесконечная надоела. Хотя вряд ли. Даже если выздоровеет дитё - все равно папа смерти захочет. Ну его. Этого дядьку. Слишком он веселый. Даже мне противно.
А девочку полечить надо. Ей лучше станет.
- Ты куда полез, тварь!
Нет. Тогда я на него не глядел. Внутри чарами ковыряться - дело кропотливое. Сейчас же во все глаза на огородника пялюсь.
- Так это же Мацука крысеныш! Люди, он мою Анечку свести хочет!
Слова - пустое. От него уже не туман - река целая идет. Вот тут - правда. И даже на вкус пробовать не надо. И так все видно.
Ведьмачонок ребенка загубит - всем хорошо. И самому грех на душу не брать. И тварюгу забить - дело полезное.
- Да я вылечил ее. Живой теперь будет. Вы чего? Веселитесь!
Река прерывается. Маленький мутный ручеек недоверия. А за ним медленно болотом расплывается страх.
Действительно вылечил. Тут и к врачу идти не надо. На глаз все видно. Что же. Все одно. Вечером крысиным ядом отравлю. И жену заодно. Все на ведьмачонка спишут. Папашу его лет пять назад прибили. Где только и прятался, малая гнида. Ну, теперь и тебе конец.
- Люди. Та глядите же, что творится! - на другой стороне улицы уже начали радоваться. Сюда бегут. Надо бы и мне ноги в руки. А то слишком уж мужики эти веселые...
***
- Ничё. Оклемается. Вроде крепкий паренек. Да и приложил я его не сильно.
И кто бы это мог говорить?
Гарь оседала на языке неприятной коркой. Вокруг темно и сыро. В центре помещения доживал костер. Огонь старался со всех сил, но был не в состоянии придушить гнилостный запах. Неужели землянка?
- Не немчура и ладно. Главное сегодня - поезд. Взорвем и на новое место. Так что пора бы и собираться.
Партизаны что ли? Ничего себе! Далеко занесло. Еще никогда так далеко не прыгал. Бывает же... Возвращаться как-то надо будет. А тут. Да километров с тыщу, наверное.
Хотя. Что мне там делать? Тут, может, сгожусь кому. Говорят, на фронте лечить много кого надо. Интересно. Весело.
Сначала выстрелы - потом крик.
- Да твою ж мать! Немцы!
Я даже из-под земли почувствовал, что наверху танцевать начали. И дятлов много завелось. Странные какие-то птицы. По сухому все долбят. Резко, коротко.
Попытался встать и оглядеться. Голос на улице был не прав. Приложили от души. Небольшая комната качнулась. И без того темно было, а так - вообще, будто глаза мне выдавили. Да еще и об низкий потолок затылком ударился. На самого себя наговор не наложишь. Так что надо терпеть.
Я упал на четвереньки и начал блевать. Левая рука угодила в кострище. Но боль помогла. Она тоже полезной бывает.
Вставать надо. Там же людям весело делают.
Подниматься было тяжело. Дотронулся рукой до стенки и с трудом сделал маленький шаг по направлению к двери. Затем еще один. Чуть длиннее.
А дятлы на улице все никак не уймутся. Значит, нужно спешить. Ведь так можно и весь шабаш пропустить.
Я почти твердо стоял на ногах, когда пальцы дотронулись до шершавой доски двери. Похоже, вовремя добрался. Проклятые птицы как раз умолкли - хоть не пристрелят меня теперь.
Возле порога землянки лежал мужик, ударивший меня прикладом. Веселый. Хороший. Мертвый почти. Ну, ничего. Время еще есть.
Пулю из живота я голыми руками достал. Потом "Швачка".
Кровь, непрерывно текущая изо рта человека, почти остановилась. И дышать он начал ровно. Через час совсем веселым сделается. А что там под кустами?
Парень в серой форме все еще сжимал автомат. Невесело ему.
Нужно в землянку отнести. На свежем воздухе не получится ничего.
Парня под руку поднял, обернулся и глазами с только что вылеченным мужиком встретился. Хорошие глаза. Веселые. Даже слишком. Я сразу понял, чем эта веселость мне грозит.
На этот раз за что? Я же помочь... Только добра хотел. Ну его все. Уходить надо. Я же к ним... Да что же это так, за добро-то
- Эх, сученыш. Фрицев лечишь, когда свои подыхают? И навел их сюда, небось, - мужик говорил, а руки по траве шарили - автомат искали.
Жаль, на "Прыг-скок" сил не осталось. Хотя, зачем? Кусты недалеко. Но хоть бы знать, за что они так?
***
- Говорят...
- Там. В лесу. По просеке пойдешь. Слева тропинка будет. Она прям до его дома и выведет, - старуха отвернулась от незнакомца и продолжила деловито крутить сенорезку.
- А откуда вы знаете, что я к знахарю?
- К ведьмаку. Да, как после войны он тут осел, так дня не было, чтобы не ходил кто-то к нему. Только ты того... Просить его придется. Сильно. Мож и не один день. Он по своей воле лечить не станет. Вернее, не станет, пока не поймет, что ты сам того хочешь. Да и правильно. Он же ж не враг себе? А то каждому встречному... и без просу? Себе дороже.
Незнакомец посмотрел на лес, шумящий за полем. Еще раз глянул на старуху и, не попрощавшись, пошел к машине.