О здешних дорогах можно рассказывать бесконечно. Не знаешь, с чего и начать. Боюсь, начнёшь с одного маленького эпизодика, а там закрутит, понесёт по кочкам, потащит юзом вдоль разбитой колеи и выбросит в кювет, залитый водой, да так, что только кабина и передние колёса на обочине останутся. И подкатит тогда к горлу ком от бессилия и невозможности рассказать, объяснить, почему девочка-семиклассница начинает сочинение о родном крае словами: «У моего села нет будущего».
Но начнём помаленьку.
Самый поганый год - первый. Застойно-перестроечный - так его назовём. В этот год умер Черненко, объявили перестройку, заморозили на ферме восемьдесят коров, утопили на дороге танкетку с хлебом и начали возить муку и почту вертолётом. Раз в неделю в школу заходил солидный дядька с усами и красным флажком и говорил:
- На перемене из школы никого не выпускать.
Потом, почему-то всегда во время урока, над деревней раздавались шум и трескотня, и на поляну между почтой и школой приземлялся Ми-8. Из него оперативно выбрасывали на землю тюки и пакеты, всё это добро кто-то оставался сторожить, а вертолёт улетал. В классе событие бурно обсуждалось, высказывались различные предположения о содержании груза, его весе, достоинстве, зарплате вертолётчиков... После обеда в магазине по записи давали муку. Чертовски вкусная вещь - домашний деревенский хлеб. Каждая уважающая себя хозяйка умеет его печь. Тем более, что пекарня в районе одна, а готовую продукцию возить по воздуху нерентабельно. (Для справки. Час полёта Ми-8 обходится государству в 650 рублей. По крайней мере так написано в Барабинском аэропорту. Может, врут).
Но дальше.
Разговор с парторгом:
- Николай Михайлович, во сколько начинается рабочий день в колхозе?
- В девять.
- А почему я в одиннадцать иду в школу, а возле конторы толпится народ и ждёт разнарядки?
- Евгений, не хами...
Через полгода - перестройка. «Ротация кадров». Председатель колхоза делается бригадиром. Парторг - председателем.
Ко мне в двери вваливается разъярённый, пьяный и матерящийся сосед-шофёр, мой ровесник. Бросает у порога шапку и телогрейку, достаёт полбутылки коньяка, садится за стол:
- Давай стаканы. Новый председатель издал приказ: высчитать у шофёров из зарплаты перерасход горючего за последние два месяца.
- А бездорожье?
- Его нет. По всем бумагам от Куйбышева до Северного - асфальт.
(Для справки. Сосед поехал на своём «трумане» в рейс. За сто километров от дома у машины отвалилось колесо. Через месяц «труман» притащили обратно. Ещё два месяца сосед его ремонтировал, после ушёл в отпуск. Когда вернулся, от автомобиля остались одни колёса. «Свои же ребята раскурочили! Да я лучше с вилами на ферму пойду навоз грести»).
- Мы с ребятами поговорили, новое начальство долго не продержится.
***
Автотрасса Куйбышев - Северное. Десятки раз проклятая Богом и людьми.
... Я сижу на обочине на окраине Северного, не доходя поста ГАИ, ем копчёную колбасу с хлебом и запиваю из горлышка сухим вином. Со стороны аэропорта раздаётся гул. Через некоторое время над лесом показывается силуэт заходящего на посадку Л-2, чешского двухмоторного самолётика. Это сегодня последний. С досады сплёвываю. Вот так всегда: не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. По времени вполне мог на него успеть, но по телефону сказали: «Самолёта сегодня, видимо, уже не будет...» теперь уже не видимо, а точно...
... В этом году с весной нам повезло. К середине апреля дороги просохли. Начал ходить рейсовый автобус; открылся аэропорт. И, наконец, на майские праздники выпало целых четыре выходных дня. Сегодня утром я, как обычно во время перемены, сидел в кабинете директора школы в стоматологическом кресле (понимаю, что нелепо звучит, но кресло действительно стоит у него в кабинете) и курил. Шеф копался в ящиках стола, пытаясь отыскать целый стержень для шариковой ручки. Нашёл вместо него десяток прошлогодних талонов на бензин и начал скорбеть по поводу чьей-то бесхозяйственности. Потом мимоходом вытащил ручку, заложенную в журнал пятого класса, с которым я собрался идти на урок, и спросил:
- Ты на праздники что делать собираешься?
Я сказал, что не знаю и что ручку неплохо вернуть.
Шеф воспротивился:
- У тебя последний урок - возьмёшь у детей; а у меня вон ещё писанины, - убеждая, приподнял над столом и потряс какую-то амбарную книгу. Потом облокотился на стол, выпустил дым, прикрыл глаза и изрёк:
- Можешь, конечно, съездить домой, но выезд за пределы района - с разрешения заведующей роно.
- Позвони.
Директор подвинул телефон, покрутил диск, потом раздумал:
- Ну, ты же не будешь звонить, что застрял в дороге?.. Нет? Ну и поезжай.
И вот теперь я сижу на обочине, жду попутную машину и поздравляю сам себя с праздником.
***
Через четыре дня
- Шеф, я застрял!
- Молодец.
Кому-то в сторону:
- Евгений.
Мне:
- Ты где?
- В Барабинске.
- Сегодня наши раповские машины ушли в город. Лови.
- Под Петюканово подмыло мостик. Трасса закрыта гаишниками.
- Ну, не знаю.
- Я ещё позвоню.
- Давай.
Придумать в такой ситуации практически ничего нельзя. Не идти же сто восемнадцать километров пешком! Сидеть в Барабинске или Куйбышеве и ждать, пока починят рухнувший мостик - бред. Аэропорт закрыт; и на то, что откроется, - надежд никаких: «С неба дождь, словно Бог без штанов...». Остаётся только сесть в поезд и вернуться в Новосибирск.
Утром всё сначала: вокзал - поезд - телефон - поезд. На третий день терпение лопается. «Не может же такого быть, чтобы за целый день на Северное не ушла ни одна машина! По логике вещей, не может быть. Ну день, ну два. Но ведь уже третия! Может кто-то заболеть, вертолёт в воздух не поднимешь - дождь. Значит, пошлют из Северного «скорую» с больным, ей нужно будет вернуться. Да и не вечно же будут ремонтировать этот чёртов мост!» - убеждая себя таким образом, добираюсь до куйбышевского автохозяйства. Да, машины пойдут, в Межовку, через Биазу (пункт моего назначения). Нет, завгар ничего для меня сделать не может.
«Договаривайтесь с водителями».
- Слушай, друг, я с тобой уеду?
- Нет, не уедешь: у меня полная кабина.
Равнодушно поворачивается и уходит в бытовку. Другой:
- Ну, куда я тебя посажу? Под тент что ли? - жест в сторону затянутого брезентовой палаткой кузова. Наконец, нервы не выдерживают:
- Мужики, да в Бога мать, у вас есть дети?.. я третий день на уроки не могу попасть...
- Слушай, учитель, ты арифметику знаешь? Три машины - шесть пассажиров. Трое уже есть и ещё три поварихи на буровые. Жди. Не будет поварих - уедешь.
И я жду. Сижу в бытовке, курю, шатаюсь по двору автобазы, опять сижу в бытовке, среди играющих в «козла» и, наконец, из кандидата в пассажиры становлюсь им: повариха только одна. Я забрасываю сумку в кабину «трумана», плюхаюсь на сидение и хлопаю дверцей.
С чего мы начинали, или гласность
за кухонным столом
Если вы из чисто спортивного интереса обратитесь в Новосибирске в одну из касс Аэрофлота с просьбой продать «один билетик» до Северного, то в редком случае не услышите в ответ, что самолёты «временно» не летают, потому что в Северном «раскисло» лётное поле, потому что там дождь, боковой ветер и т. д. И тогда вам останется только пожать плечами и вернуться домой, к мягкому креслу и телевизору. Ну, а как же скажите, быть тем, кому вернуться к телевизору нельзя? Эти люди идут на вокзал, берут билет до Барабинска, там садятся на автобус, идущий в Куйбышев, и на окраине районного городка стоят три, четыре, пять часов, дожидаясь попутной машины. Ехать-то как-то нужно!
Мне прошлось проделать этот путь не единожды, и не раз я стоял на обочине, всматриваясь в проходящие машины. И ни одна, подчёркиваю, ни одна машина, идущая до Северного, не проехала мимо. Если даже водитель не мог взять к себе ещё одного пассажира, от него всегда можно было узнать о том, есть ли шанс уехать.
Сейчас много пишут о перестройке сознания, о поведении людей в экстремальных ситуациях. Так вот, преодоление 117-ти километров трассы Куйбышев - Северное - это самая настоящая экстремальная ситуация.
В последний раз мне довелось проехать по указанному маршруту в мае. Три груженных автомобиля-вездехода 18 часов тащились по разбитой колее, поминутно останавливаясь и вытаскивая друг друга из придорожных кюветов. И пассажиры наравне с водителями машин орудовали лопатами, цепляли тросы и рубили кустарник, чтобы положить его под колёса.
Как вы думаете, по окончании такого пути может прийти кому-нибудь в голову, что пассажир будет предлагать водителю деньги, а тот их возьмёт? Оказывается, может. Теперь, с первого июля 1986 года, каждый водитель, везущий пассажира, не отмеченного в путевом листке, подвергается штрафу в размере десяти рублей (это вместо спасибо за дополнительный груз).
Не будем касаться эмоций, которые вызывает эта оригинальная трактовка нового закона у вынужденных прогульщиков, возвращающихся из командировок и отпусков. В конце концов, существует такой официальный документ, как справка о бездорожье. Лично меня занимает другое, а именно «перестройка сознания». Больно уж интересное направление принимает эта самая «перестройка». У нас ведь, как известно, человек человеку - друг, товарищ и брат, и поэтому шофёр всё же (трижды оглянувшись) нажмёт на тормоз, видя стоящую у обочины фигуру. Но повезёт ли он своего пассажира бесплатно, как это было раньше? Думаю, вряд ли. Сделал доброе дело, да ещё и заплати за него - не слишком ли много для простого человека, получающего одну зарплату?