Я то ли стареть начал, то ли дети взрослеют, но вот не могу поделать ничего: и морковкой торгую у магазина, и снег весной у подъезда разбрасывать перестал, и до мемуаров докатился...
Впрочем, мемуары - это хорошо. Во-первых, ничего не пишется напрасно, ну, а во-вторых, кто об этом ещё напишет? Литературу-то я преподавал. Так что? Ждать, пока какой-нибудь писатель соврёт? Нет уж, лучше я сам.
...Ну, о возвращении в город после трёхгодичной послеинститутской отработки я рассказывал. Впереди был следующий этап, теперь уже семейной жизни - поездка по месту назначения жены.
Распределили супругу неплохо: час десять минут на электричке до ближнего к Новосибирску райцентра и потом ещё - 45 километров на автобусе, до села с меховым названием Овчинниково.
Но 45 километров на рейсовом автобусе! По асфальту! Это же равнозначно передвижению по железной дороге и не сравнимо со 118-ю километрами на вездеходе!
Время до начала работы «за того парня», то есть за ту девку, которая до пятнадцатого августа считалась отпускницей, был вагон - месяца полтора. Так что, поболтавшись с недельку по городу, я озаботился ростом благосостояния семьи и устроился к отцу в бригаду кровельщиков, зарабатывать холодильник.
Крыли мы, по-моему, общежитие на площади Кондратюка и корпус на детской инфекционной больнице, так что находить три точки опоры и не перекуривать во время погрузки-разгрузки машин в то лето я научился.
А вот бытовые штрихи из памяти выпали. Ну, не помню, ни как в облоно и районо ездил, ни как о машине с председателем колхоза договаривался, ни как квартиру в деревне смотрел. Помню только, что квартира была временная, месяца на два-три. Половина дома, кухня и комната, отгороженная от другой половиной фанерной перегородкой; огорода же по-моему вообще не было: туалет и углярка во дворе.
Тут вот в чём дело было.
Учителя вообще-то жили в деревне хорошо, на сколько вообще хорошо может жить в деревне городской человек, не привыкший заниматься приусадебным хозяйством. В центре села стояли две или три кирпичные двухэтажки с квартирами городского типа. Вот некоторые из них и занимали представители сельской учительской интеллигенции.
Через некоторое время в «учительском доме» должна была освободиться ещё одна квартира, в которую собирались переселять семью школьных физиков. Ну, а нашей семье была обещана их квартира, большая светлая половина находящегося на нашей же улице дома, с большим огородом и кустами малины вдоль забора. (Жена потом в этой малине своё обручальное кольцо и потеряла).
Вот, ещё из города не «переехали», а уже «наш», «наша». Это, наверное, потому, что в Северном районе я был чужак, одиночка, а в Овчинниково-то мы ехали к своим: половину школьных вакансий занимали отрабатывающие три года после окончания института «молодые специалисты». Большинство - из нашего с Ленкой института.
В общем, в одно прекрасное утро к подъезду нашего дома подкатил «зилок» с деревенским номером ниже заднего борта. Мы с отцом и ещё кем-то из бригады погрузили в него вещи, полученные нами с женой «в приданое» (барахла, кстати, много набралось): детская кроватка, узлы с одеждой, упомянутый холодильник, и прочее, и прочее. Вот, про столовую посуду забыл, да ладно.
Короче, уселись мы с женой и дочерью в кабину к водителю, и грузовик покатился по асфальтированной дорожке около дома.
Родственники, по-моему, своим ходом на вокзал двинулись, а вообще, не хочу фантазировать. Ленка, кстати, тоже переезда не помнит. Ну вот бывают же такие совместные провалы в памяти?! У меня хоть один эпизод сохранился. Помню, где-то уже на просёлке водитель остановился, не доезжая кучки просыпавшегося у кого-то из кузова зерна, вытащил из-под ног ведёрко и совок и выпрыгнул из кабины. Через пару минут вернулся:
- Зерно что ли собирали? - наивно удивился я.
- А как же? - в свою очередь удивился шофёр, - Это же хлеб!..
Я понимающе замолчал, в действительности не понимая ни всего идиотизма своего вопроса, ни - не меньшего - идиотизма ответа. В самом деле, кто же проходит мимо дармового ведра пшеницы, которое уж, конечно, не понесут сдавать на элеватор, а скормят собственным курам или свиньям?! Но как это объяснить будущему учителю-горожанину? Невозможно.
А горожанином я оставался, наверное, только потому, что в Северном районе меня всё-таки отговорили от идеи завести свинью.
Идея была действительно дурацкая: сколько бы я с одним выращиванием картошки промаялся? А уж всё остальное! «ты уж людей-то не смеши, - говорили мне в учительской. - Будет твоя свинья голодная, тощая, как собака, по деревне бегать...» и я смешить не стал. Наверное, зря...
...Через несколько часов мы устраивались на новом месте жительства. Ну, переезд на другую квартиру - всегда событие. Причём событие, которое растягивается на бесконечно длительный срок, у многих - на продолжительный отрезок жизни. Судите сами. Во-первых, идёт погрузка вещей и их перевозка; во-вторых, разгрузка и переноска в дом; в-третьих, расстановка по предварительно или спонтанно намеченным местам. Но дальше-то ещё хлеще! Через какое-то время оказывается, что вещи стоят неправильно, и их необходимо переставить... Потом ещё раз... Наконец, мебель приходит в полную или частичную негодность, после чего заменяется новой, либо ремонтируется. И, наконец, как итог жилищного обустройства, - очередной переезд...
В это своё переселение наша молодая семья находилась в выигрышном положении: и вещей, то есть мебели, было немного- кровать, пара столов (обеденный и письменный), шифоньер, ещё одна кровать да детская кроватка - и о временности жилища было известно заранее. Поэтому и обустройство много времени не заняло. Но вот куда мы родственников на ночь определили - убейте, сообразить не могу. Но куда-то определили, иначе, как бы они обратно в город отравились? На попутках что ли? Автобус-то ходил два раза в день, утром и вечером.
А, ещё раскладушка была! Мы её потом «гостевая» прозвали... Вот печку точно топили - помню: нам в тот же день и дрова, и уголь привезли.
...Какое-то странное произведение получается. Прямо не произведение, а последовательное изложение автобиографических фактов. Так нельзя, наверное. Меня же как-то поучали в доброжелательном отказе из центрального толстого журнала: литература - это типизация, а не просто изложение, пусть даже трагедийных, жизненных фактов. Ну а что делать, если моя жизнь - как раз и есть эта самая типизация? Тем более, что и трагедией её назвать нельзя: я ни войны, ни голода не знаю, и литературное образование получил (сколько хотел получить), и даже проезд у меня на городском транспорте бесплатный. Знаете, сколько люди за проезд платят?! Никакой зарплаты не хватит!
Тут другое, наверное. Раз уж так получилось, что классный руководитель случайно посоветовала двоечнику поступать на филфак, что на филфаке случайно решились провести эксперимент - набрать побольше парней, что из природного настырства доучился, что, из природного же настырства, не пошёл служить в армию, то теперь и нужно обо всём этом рассказать. Надо же рассчитываться: ни денег, ни родственников не было, а образование получил. Бесплатно что ли? Так не бывает...
Утром я пошёл в школу. Школа - вообще очень странное учреждение. Странное, и всегда разное, как Катаевское море, только что цвет, наверное, не меняет - ни зимой, ни летом, ни в выходной, ни в каникулы. В каникулы разве что в кабинете физики или в спортзале покурить можно, но это только если администрация в отъезде, а так - ни-ни...
...Лето заканчивалось. Вместе с ним заканчивались учительские отпуска, и в Овчиниковской средней школе начинала теплиться жизнь. Именно теплиться, потому что до конца школьных каникул оставалось ещё две недели, до подготовки к первому сентября, соответственно, дней десять, и большинство учителей появлялось в школьных стенах только для блезиру: мелькнуть перед глазами начальства и заняться «оформление кабинетов». Кабинет русского языка и литературы, естественно, мне не принадлежал, так что курил я в этом году, как обычно, - или в спортзале, или не смотря на наличие где-то поблизости школьного руководства, в том же кабинете физики.
Ну что, с физики и начнём?
Точные науки в овчинниковской средней школе преподавала семья выпускников физико-математического Новосибирского государственного пединститута, Юрка и Ирка Тиуновы. Я, конечно, понимаю, что вроде как некрасиво называть взрослые людей, да ещё и учителей, так, как называют друг друга мальчишки и девчонки. Тут уже и оскорбиться впору: какой тебе Юрка, какая тебе Ирка? Но я-то по-другому не могу. Во-первых, от полного произнесения имени ровесника у меня всегда, ещё со времён учёбы в школе, возникала изжога. Во-вторых, отчество и одной, и другого я позорно забыл, хотя в школе мы, конечно же, называли друг друга по имени - отчеству. Ну и, в-третьих, как звали друг друга в неофициальной обстановке, так и продолжаю звать.
Я вот через десять лет после описываемых событий встретил Ирку в метро, так первым делом руки распахнул, предлагая обняться. Обниматься она, правда, не стала, просто обрадовалась, зато бывший с ней сын очень развеселился, представив, как мама среди толпы людей позволяет себя обнимать постороннему дядьке (меня-то он уже не помнит: маленький был).
Ира Тиунова - молодая женщина среднего роста, с белокурыми волосами, собранными в узел на затылке, длинной чёлкой, закрывающей лоб и спадающей на глаза. Цвета глаз не помню. Нос был небольшой, прямой. Губы - слегка бледноватые (или она такую помаду где-то достала). Конопушек - как васильков на лугу. Вы уже догадались, что я на фотографию смотрю?
Юрка. Высокий молодой мужчина, с немного вытянутым лицом, которому придаёт округлость аккуратная чёрная борода, скорее бородка. Волосы у Юрки прямые, коротко остриженные, взгляд - понимающе-насмешлив. Впрочем, у Ирки взгляд такой же. Но вот это-то как раз и понятно: муж и жена - одна сатана, а насмешка - один из самых верных способов самозащиты. От кого? А что, учителю защищаться не от кого? От учеников - раз, от их родителей - два, от школьного начальства - три. А ещё бывает, районная или областная проверка приедет.
Хорошо, что «молодой специалист» практически не прикасаем. А был бы прикасаем? Скольких бы людей школа изломала бы да искалечила? Ну и откуда бы потом приличные кадры для народного хозяйства брались? Вот уж загадка так загадка!
...Курили мы в первый мой трудовой день в кабинете физики втроём: я, Тиунов и Юрка Вялкин, преподаватель физкультуры и тоже молодой специалист, выпускник Кемеровского института физкультуры. Мастер спорта по боксу.
Каких только людей не встретишь в русской деревне! Но о Вялкине - позже: всему своё время. Пока что речь - о первом рабочем дне. А о нём я, собственно, уже и рассказал.
Пришёл в школу, показался на глаза директору, ответил на вопрос, как доехали, покурил со школьными мужиками в кабинете физики и пошёл домой «обустраиваться». Ещё директор завёл меня в учительскую, представил присутствующим коллегам, двум вполовину старшим меня учительницам начальных классов. Больше, по-моему, и не было никого. А, ещё учительница биологии, Сауле, казашка, на пришкольном участке пацанами распоряжалась. Сауле тоже наш кадр был, молодой специалист. Из Джезказгана, кажется.
Ну что, неудобно как-то сплошным текстом писать. Следующую главу начать что ли? Начну, пожалуй. Итак,
Глава 2
07.05.2000. - 08.05.2000
Утром родственники отправились на автобусную остановку, к магазину, я же пошёл на работу.
Мой первый рабочий день в школе был, наверное, самый короткий из всех предшествующих, да и последующих рабочих дней в жизни: отсутствовал я дома минут сорок. По поводу его продолжительности жена, кстати, не преминула заметить, что я то месяцами на работе пропадаю, то за порог выйти не успею - уже дома...
- Всё, - засмеялся я, опускаясь на кровать. - Не буду больше месяцами пропадать. Даже обедать буду домой приходить...
- А, - махнул я рукой, - Ты знаешь, я толком не понял: школа как школа. В первый приезд она меня больше поразила. По сравнению с Биазой...
- Ну так! - жена засмеялась. - Нашёл с чем сравнивать! В Биазе разве школа? Так, интернат...
Село Биаза было предыдущим местом моей работы, на котором я умудрился продержаться два года, и куда жена приезжала ко мне на институтскую практику, преподавать литературу.
Практикой, правда, я ещё руководить не мог, так как сам являлся «молодым специалистом». Руководила второй школьный литератор, Галина Ивановна Груенко, я же, так сказать, консультировал. Однако, по поводу пригревших меня на столь длительный срок школьных стен я не мог сегодня не возмутиться.
- Сама ты - интернат! - обиженно протянул я. - А гараж какой? А мастерская? А директор? Где ты ещё такого директора найдёшь?
- Дура, - заключил я свою пламенную речь и обиженно отвернулся к окну.
Ленка уже поняла допущенную ею оплошность и пошла на попятный.
- Да, - поспешила она согласиться с только что прозвучавшей пламенной речью в защиту Биазинской средней школы, - Владимир Гаврилович - очень хороший человек.
После секунду помолчала и с ехидцей добавила:
- Что ж ты оттуда сбежал?
- А я никуда оттуда не сбегал, - с достоинством отвечал я. - Я отработал положенный после института срок и вернулся на прежнее место жительства. Мало того, теперь вот за других вкалываю... Завтракать не пора?
- Успеешь, - отмахнулась Ленка, подходя к завозившейся в кроватке Насте. Тут есть и постарше... Иди, глянь пока: родня уехала? Заодно посмотришь, что в магазине продают.
Деревенский магазин, одно из общественных мест досуга, находился как раз напротив автобусной остановки. Магазин в деревне, кроме своей основной функции - обеспечивать население товаром, - имеет и другое, едва ли не большее общественное значение. Деревенский магазин - это одно из немногих мест, где люди, далеко не обязательно живущие в разных концах села, могут встретиться, обменяться новостями, обсудить то или иное событие, как местного, так и мирового масштаба, и вынести свой приговор участникам этих событий.
В годы моих деревенских странствий политика, к счастью, ещё не сделалась преобладающей темой магазинных разговоров. Впрочем, я, откровенно говоря, не убеждён, что и сегодня она занимает доминирующую роль в беседах сельских жителей. Но вот то, что каждый политический деятель, показанный по телевидению, раз и навсегда получил свою, часто нелицеприятную, оценку посетителями деревенских магазинов, - совершенно точно. Это однозначно, как любит говаривать лидер одной из расплодившихся в России политических парий.
И ещё чуточку про общественное значение деревенского магазина. Я ведь не придумываю это самое значение. Его за меня сама жизнь придумала. Деревенские дети мне в первый год учительства писали в сочинениях: «В воскресенье мы пойдём в клуб или в магазин». У меня хоть ума хватило не подчёркивать в тетрадках волнистой чертой подобные фразы: за правду нельзя наказывать...
В Овчинниково, кстати, выбор общественных учреждений был не на много богаче, чем в двух прежних сёлах, где я успел поработать. Разве что постройки были более добротные, из белого силикатного кирпича, да шансов встретить неместного жителя - чуточку больше.
Впрочем, покинутая Биаза вообще стояла на перекрёстке дорог, даже пельменная для транзитных шофёров имелась. .. Другое дело, что всех жителей на Северный район уже тогда едва-едва набиралось тринадцать тысяч человек (это на две Швейцарии по площади), и незнакомое лицо на улице было большой редкостью. Разве что кто-нибудь с Буровой случайно заедет...
В Овчинниково с незнакомцами дело обстояло значительно проще: всё-таки техника (машина или мотоцикл), как везде в деревне, имелась через двор, а дороги с севером области не шли в сравнение... Так что в магазине меня, как заморскую диковинку, не рассматривали. Ну, зашёл человек и зашёл. Может, родственник к кому-нибудь приехал: вот и автобус был недавно. Хотя, интересно, конечно, кто такой?
Вот именно этот неподчёркнутый интерес к моей особе мне больше всего и понравился. Именно этого неафишированного внимания мне всю жизнь и не хватало, раньше я его почти и не испытывал. То в городском магазине частью толпы себя чувствуешь: и обхамить, и обсчитать могут... То думаешь, как бы чего лишнего возле прилавка не сболтнуть: тут же ученикам станет известно. А уж собственная известность! Привезли, помню, как-то в Биазу копчёную колбасу.
- Почём! - спрашиваю.
- Девять рублей, - отвечает продавщица.
- Дорого, - вздыхаю (зарплата-то учительская)...
- Зато без талонов...
Ну, вот как это? Я что ли виноват, что в городах = талонно-карточная система, что сам - из города и что на десятирублёвую колбасу не зарабатываю? Не зарабатываешь - ешь минтай бланшированный в масле и не жалуйся: скоро и этого не купишь...
...Овчинниковский магазин мне понравился прежде всего своим ассортиментом: в магазине было всё, от вышеупомянутых консервов, до стирального порошка. Деньги у меня были тоже и, после ремонтно-трудовой деятельности, деньги достаточно приличные: не всё же за лето заработанное я на холодильник угрохал!
Походив по магазинному залу, я купил электроплитку, пару лампочек, пачку кофе, покосился на стоящий в углу телевизор и вышел на улицу: завтракать было пора уже без всяких сомнений...
...Оставшиеся две недели последнего летнего месяца прошли в домашних хлопотах и заботах. Будет ли у нас с Ленкой новая квартира к зиме - бабка пока что надвое сказала. Определённо можно было рассчитывать на то, что имеется поэтому для начала я перетаскал в углярку двумя старыми вёдрами, найденными в кладовке, вываленный у ограды уголь. Однако сделал я это уже после того, как Юрка Вялкин, забежав к нам по дороге в магазин, посмотреть, как мы устроились, посоветовал: «Ты уголь-то убери, растащут. Я вчера из клуба шёл - здесь Фетисов-младший уже с вёдрами крутился. Налетят, как на падаль вороньё - такая халява...». Так что уголь в углярку я стаскал, но и вялкинское упоминание о Фетисове запомнил и рассчитался через пару месяцев по-уличному жестоко.
Витю Фетисова мне вскоре довелось учить русской словесности в шестом, по-моему, классе. Впрочем, в каком, не имело не то чтобы большого, а просто никакого значения: Витя был старше своих одноклассников то ли на два, то ли на три года. Надо заметить, что к обычным двоечникам у меня всегда было нормальное, даже тёплое отношение. Ну почему ребёнок скатывается на двойки? Да просто запустил материал: не понял или поленился понять, а дальше пошло наслаиваться. Но школа-то - это поток, конвейер... А как к человеку, за работой конвейера не успевающему, относятся? То-то и оно. А его нужно просто писать и читать научить.
Однако двоечник двоечнику - рознь. К Коле Ушакову - изгою-пятикласснику в Биазе я домой, за речку, ходил: просил мне то в одном деле помочь, то в другом... Но с Колей мы уважали друг друга, а здесь...
Итак, урок словесности. Той самой, которая Витю, наверное, интересует меньшего всего на свете, поэтому он ей, естественно, и не занимается... Ну, подошёл я к парте. «Вставай», - говорю. Взял за рук и повёл из класса. Представляете, какая честь и внимание?! Весь класс смотрит!
А за дверью не было уже ни чести, ни внимания, унижение было. На что я, кстати, права и не имел: не себе же он тот уголь воровал, и не сам воровать пошёл... В общем закатил я Вите пинка (хорошего пинка), закрыл дверь и продолжил свой прерванный монолог. У меня уроки из монолога в диалог только к концу года начинали переходить, как раз перед сменой места работы...
Привычка к воровству, кстати, - чисто городская черта. Чем больше людей вокруг, тем меньше шансов, что порок станет общеизвестен. Парадокс? Но что поделаешь, вся жизнь человеческая из парадоксов и складывается.
В первый год своей работы в отдалённой кержацкой деревне я, уходя на работу, дверь в дом не закрывал. Просто вешал замок, от которого, по-моему, и ключа не было (или был, но я его куда-то забросил), и шёл в школу. Если на двери замок, значит, дома никого нет, и делать в нём нечего.
Чуть позже, уже в Биазе, я обзавёлся настоящим замыкающим устройством, которое, впрочем, легко было открыть с помощью любого гвоздя. Потом произошло перемещение в город, и недели две (в период зарабатывания холодильника) я учился не бросать где попало, без присмотра, выдергу и молотки.
- Пошёл куда-то - инструмент бери с собой или закрывай в каптерке, вместе с одеждой, - внушал мне отец. И так внушил, что я скорее куртку или плащ готов был где-нибудь бросить... Но не бросал: всё-таки в городе родился.
Село Овчинниково, конечно, городом не было, но и деревней, в привычном для меня понимании, назвать его тоже было нельзя. Скорее, это было нечто промежуточное между двумя понятиями - город и деревня, - сформировавшимися и оформившимися в мозгу. А раз так, то и жить здесь следовало иначе, чем я привык жить в последние три года. Но как - ни я, ни, тем более, жена, - ещё не знали.
Глава 3
13.05.2000. - 14.05.2000.
Начало нового учебного года в сёлах области знаменуется проведением районных учительских конференций. Чувствуете, какое солидное название? Районная конференция. Ни тяп-ляп, тут наукой пахнет!
Впрочем, на пяти посещённых мной августовских конференциях я запаха науки так и не уловил. Запах бухгалтерской отчётности присутствовал, и присутствовал неизменно.
Это я про доклады заведующих роно. Но Бог с ними, с докладами! Цифры-то для начальственных бумаг поставляли вот эти, принарядившиеся по случаю выезда в райцентр и собранные в каком-нибудь конференц-зале уже немолодые тётки, которые всегда тянули и будут тянуть деревенскую малокомплектную школу (одновременно с собственным домом и домашним хозяйством). И пусть кто угодно говорит, что современная школа не соответствует требованиям сегодняшнего дня, что при таком колличестве учителей и учеников (один к десяти) можно из любого балбеса академика сделать, что... Да, пусть говорят. Собака лает, ветер носит, а учитель работает. Хорошо ли, плохо ли, но работает. Делает то, что способен делать. Ну и слава Богу.
В Овчинниковской средней школе, как и в десятках (и даже, наверное, сотнях) школ области августовская учительская конференция являлась отправной датой начала нового учебного года, чем-то вроде сигнала «на старт» для собравшейся у черты небольшой группки бегунов-стайеров.
Летние учительские отпуска закончились, «оформление кабинетов» и «подготовка тематических планов» - тоже; прошли школьные педсоветы, с распределением и утверждением поурочной нагрузки каждого учителя-предметника. Теперь впереди - двухдневная районная учительская конференция, деревенский «День Знаний» (первое сентября), а после время будет отсчитываться концом и началом учебных четвертей, перемежаемых короткими школьными каникулами. Но: «Товарищи, не забывайте: учителя каникул не имеют...».
Овчинниковские учителя ехали в райцентр на августовскую конференцию организованно, всем своим небольшим коллективом. Минут за пятнадцать до прибытия утреннего автобуса на автобусной остановке у магазина собрался весь преподавательский состав школы, и мне, уже второй раз после «начала работы», удалось одновременно увидеть всех школьных преподавателей.
Столько молодых лиц в последние три года я видел, только на дружеских вечеринках: школа имела восемь (восемь!) молодых специалистов. Это не считая моей жены, номинально тоже являющейся находящейся в отпуске школьной учительницей.
«Молодыми» преподавались в Овчинниково, как я уже говорил, физика, математика, биология и физкультура. Теперь к ним добавлялся ещё и иностранный язык, а также вторая половина моего предмета (малокомплектной школе положено два «литератора»).
«Ничего себе! - подумал я, на секунду представив все эти лица у стен Биазинского «интерната» (вот, Ленкино определение прицепилось). - да шеф бы с такой толпой горы свернул! Из Новосибирска бы приезжали опыт перенимать»! «Но... А, ладно, за меня всё народ сказал: «Не в коня корм».
Директор Биазинской средней школы - Владимир Гаврилович Борисов - был невысоким сухопарым и жилистым, ещё молодым (около сорока) мужчиной, заочно закончившим физмат Новосибирского пединститута. Школьные мастерская и гараж были его определённой заслугой (о чём я и упоминал при разговоре с женой). Добьётся он через несколько лет и постройки нового здания школы, и ещё, наверное, чего-нибудь добьётся. Почему? Потому что Борисов по своей природе был пахарь, его в деревне так и звали: «Директор-кочегар».
Гаврилыч по своему темпераменту был ярким холериком. Он сочетал охоту, рыбалку, походы «в ягоды» и шишкование с ездой на мотоцикле и депутатством на районной партийной конференции. Отдельной строкой проходила борьба со школьными бабами. За это последние время от времени пытались за директорской спиной выпестовать зародыш бунта и неповиновения. Однако Борисов был местным, биазинским, жителем, и вся закулисная возня, как правило, сходила на нет, едва лишь он опускался до дипломатии. Да, забыл сказать, нос у Гаврилыча был точь-в-точь, как у Николая Васильевича Гоголя. Просто стопроцентная копия с портрета...
...В Овчинниково моё новое школьное начальство являло собой прямую противоположность предыдущему.
Чуть-чуть в стороне от остальных учителей стоял директор школы - высокий плотный мужчина лет пятидесяти, неспортивного вида, с несколько одутловатым лицом и уже обрисовавшимся животиком. На директоре были костюм-тройка, белая хлопчатобумажная сорочка и галстук. Последнего в моём гардеробе никогда не имелось. (Откровенно говоря, я даже не знаю, как он завязывается. Впрочем, есть мужчины, которые и одеколоном пользуются, и не только после бритья...).
...Вся остальная (уже представленная) часть педколлектива одета была по-босяцки: на Вялкине - ношеные кроссовки, вельветовые джинсы и пиджак от костюма с мастерским значком на лацкане (подозреваю, что галстук он тоже не носил никогда); на Тиунове - туфли, брюки и белый свитер машинной вязки, на который галстук не повяжешь... В общем, общественно-социальные тенденции, проявившиеся во внешнем виде школьных мужчин, говорили сами за себя...
На автобусной остановке мы появились почти одновременно с Вялкиным.
- Здравствуйте, Юрий.., - директор чуть наклонился вперёд. - Ну что, учебный год начался?
- Да, уже начался...
Вялкин мрачно улыбнулся начальству, затем повернул голову ко мне и добавил вполголоса:
- Мать его так!.. Покурим что ли? Давай спички, а то я свои на кухне забыл.
Ну вот. О том, что газовая плита с баллоном - непременный атрибут каждого сельского дома я и забыл сказать. Как-то ни к чему было: слишком привычная вещь. Но зато сколько времени экономит! А топлива, а электроэнергии?! А как служба газификации отлажено работает! Приносишь пустой баллон, доплачиваешь копейки и тут же взамен получаешь полный. Да что бы деревня без газа делала? Им даже забитых свиней во дворе опаливают! И спички всегда дома есть: без спичек плиту дома не включишь...
- Тиуновы идут, - заметил я, протягивая Юрке коробок.- Подожди, вместе и покурим.
- А, жду, - кивнул Вялкин. - Доброе утро...
- Доброе утро, - вразнобой откликнулись представители точных наук.
- Халдей на посту? - полуутвердительно поинтересовался Тиунов, вежливо раскланиваясь с начальством.
- На посту, - проворчал Вялкин. - С дочкой (о том, что дочь директора - ещё один школьный математик, я уже знал). - Ольгуни что-то нет.
- Придёт, - заверил Юрка. Разве может Ольгуня на конференцию не поехать?!
- Не может, - согласился Тиунов. - Вон идёт...
По улице к автобусной остановке приближалась завуч школы, Ольга Фёдоровна.
Теперь весь (или почти весь) школьный коллектив был налицо: и его управленческая часть (администрация), и мало управляемая (вчерашние студенты), и так называемое «болото» (остальной состав коллектива).
Из-за поворота, вслед за завучем, показался рейсовый автобус.
- Ну всё, лето кончилось.., заметила одна из отправившихся в райцентр пожилых тёток. - вот и учителя на конференцию поехали... Через пару месяцев, глядишь, снег пойдёт...
- До снега ещё нужно урожай убрать! - усмехнулся мужчина в сером клетчатом пиджаке. - А то будем, как в прошлом году, в заснеженном поле картошку искать...
- Да-да, так, - согласились женщины. - Теперь всё от погоды зависит...
- Если бы только от погоды! - вздохнул мужчина. - А горючее, а запчасти, а люди, наконец? На картошку-то горожан можно отправить, а вот на комбайн не каждого посадишь. Это тебе не «Жигули» и не мотоцикл «Ява», здесь и опыт, и привычка требуются...
- Так-так, - согласно кивали женщины.
«Пазик» остановился напротив кирпичной остановочной будки. Хлопнули открывшиеся двери, и началась посадка в автобус.
- О, сколько сегодня с утра! - весело заметил водитель. - Что, учителя на конференцию поехали? Здорово, Юр!
- На конференцию! - одновременно отозвался директор школы.- Кончилось лето...
- Ну, тогда с Новым годом что ли! - засмеялся шофёр. - У вас всё не как у людей: летом отдыхаете, а Новый год - в сентябре...
Глава 4
20.05.2000. - 23.05.2000.
Первый день августовского совещания учителей проходил в актовом зале райисполкома, в который все прибывшие на конференцию, конечно же, не вошли.
Но другого подходящего помещения, видимо, не нашлось, поэтому нужно было по возможности максимально использовать то, которое смогли предоставить районные власти. А как его максимально используешь, если учителей-делегатов прибыло на конференцию 420 человек, а зал вмещает только 300?
Загадка. Но загадка разрешимая, как, впрочем, и многие-многие другие вопросы и тайны, которыми так богата наша действительность. Двери в актовый зал было решено не закрывать, напротив же входа и вдоль стен коридора были расставлены собранные в райисполкомовских кабинетах мягкие стулья.
Овчинниковская делегация прибыла в райцентр не первой, но и далеко не последней, поэтому свободные места в актовом зале в наличие пока что имелись. Другим школам повезло меньше (или больше?): им как раз и достались уготованные стулья, но визуального контакта с докладчиками они были лишены. Зато предоставлялось полная свобода контакта с соседями, единственной помехой которому служил установленный в зале микрофон...
...Минут через сорок, после третьего или четвёртого выступления «отцов района» и «отличников школьного образования», Юрка Тиунов заявил, что будет спать, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза; Вялкин же, похоже, впал в транс: наклонившись вперёд, упёрся локтями в колени, положил голову на ладони и принялся раскачиваться...
- Жень, в Северном такой же бред? - с лёгким интересом поинтересовался Тиунов, приоткрыв глаза во время очередной смены докладчиков.
- Нет, - с готовностью заверил я. - Северное - другая страна. Там даже триппер лечат анальгином...
Последняя сентенция чрезвычайно заинтересовала Вялкина. Он перестал медетировать, тихо засмеялся и предложил:
- Ну-ка, ну-ка поподробней! Пока время есть...
Окончание торжественной части августовского совещания учителей прошло весело и незаметно, причём для Вялкина и Тиунова - с явной познавательной пользой.
Наконец изрядно затянувшееся открытие конференции было прервано объявлением о получасовом перерыве, и народ начал покидать зал. Большинство немногочисленных мужчин отправились на улицу курить, женщины же обступили два или три развёрнутых в холле торговых лотка: с книгами, с продуктами и с бижутерией...
- Ну, как впечатления? - спросил Тиунов, прикуривая сигарету.- И вот так каждый год... Только цифры меняются.
- Нормальные впечатления, - пожал я плечами. - как на Новогодней ёлке в доме культуры...
- Нет, я эти торжественные мероприятия не перевариваю, - со вздохом признавался физрук. - Как в кабинете у стоматолога...
- Только бормашины меняются, - засмеялся Тиунов. - Брось, Юр, тебя же не трогают. Пусть говорят. Работать-то всё равно нам.
- Это точно, Вялкин согласно кивнул. - Скорей бы домой что ли?..
- Пошлите, книжки посмотрим, - предложил он, бросая недокуренную сигарету. - Каким только гадостям в деревне не научишься...
- Да, - кивнул я. - С сигаретой ты как-то не смотришься...
- Долго бросить что ли? - пожал Юра плечами. - Я же не выступаю...
После вздохнул и неожиданно согласился:
- Надо бросать. Правда, некрасиво как-то... Ну, пошли!
Физрук приоткрыл стеклянную райисполкомовскую дверь, пропустил меня и своего тёзку, потом вошёл следом.
- Ты, Юр, не расстраивайся, - попросил обернувшийся к нему Тиунов, стараясь перекричать обступивший нас гул голосов. - Не в деревне, так в армии бы научили...
- Ну, в спортивной роте, может быть, и не научили бы...
- Научили бы, научили, - махнул я рукой. - Тут даже к бабке не ходи...
- А может, и научили бы, - Вялкин пожал плечами. - Говорят же, что армия - это школа...
- Вот-вот, - поддакнул я. - Поэтому лучше учить других...
- Я и учу! - засмеялся Юрка.
- Могли бы по случаю праздника и коньячок на разлив предложить, - проворчал Тиунов, протискиваясь к книжному прилавку. - Как Жень, могли бы?
- Конечно, могли бы, - подтверждающе кивнул я.
- Кому?! - засмеялся Вялкин. - Бабы же!.. Да ещё и деревенские!..
- Советская женщина, - наставительно поднял указательный палец Тиунов, - Одинаково хорошо относится и к произведениям Новикова-Прибоя, и к коньяку «Апшерон».
- Сейчас, Ир, мы подойдём! - махнул он рукой жене, стоящей поблизости от входа в зал. - Вялкин читать научился!
Юрка засмеялся и взял в руки одну из лежавших на прилавке книжек.
- Да я больше тебя прочитал, - проворчал он в тиуновскую сторону, просматривая содержание. - У меня огорода-то, такого, как у тебя, нет - только клуб да книжки, да ещё стадион возле школы... Так, разве на «копань» иногда на чьём-нибудь мотоцикле, карасей половить...
- Куда? - не понял я.
- На «копань», - повторил Вялкин и тут же загорелся неожиданно всплывшей идеей: - Женька, поехали на рыбалку...
- Поехали, - согласился я. А где эта «копань»?
- Да, рядом, - Юрка махнул рукой. Завтра - конференция. Послезавтра у Витьки Коновалова мотоцикл возьму, и съездим, может, поймаем чего?! Ну, пошлите в зал что ли? Докладчики ждут.
...Сейчас, по прошествии доброго десятка лет после нашей с женой «овчинниковской эпопеи», я наконец-то начинаю понимать, что Юре Вялкину, наверное, было тяжелее всех нас. Почему? А вы представьте на секунду, скажем, героя Джека лондонского рассказа по прозвищу Время Не Ждёт, принуждённого жить на даче в окрестностях мегаполиса. Нет, не живущего, а именно принуждённого жить. Помните, чем история-то кончается? Нартами с упряжкой собак и бегущими за ними героем...
Вот и Вялкин, заброшенный распределением в сельскую школу под Новосибирском, оказался принудительно поселённым на такую дачу. И поселённым основательно: рядом жена с ребёнком; родственники - в другой области... А не поехать или сбежать - нельзя, потому что беглеца сразу же заберут в армию.
Юрка же, при всех своих спортивных достижениях, был достаточно умным и начитанным, получившим высшее образование человеком, поэтому в армию не хотел идти категорически... Почему? Да потому же, почему не пошёл служить я, потому же, почему каждый призыв легально и полулегально уклоняются от службы десятки призывников...
И не в дедовщине дело! Ни я, ни уж, конечно, Вялкин, дедовщины не боялись. Дураков со звёздами на погонах - это было, принципа единоначалия - тоже было, а дедовщины... Меня в институте думать и говорить научили, о Вялкине вообще говорить нечего...
Нет, Родину-то мы бы с Юркой защищать пошли, и пошли бы, наверное, добровольно, но армия-то Родину не защищала... Армия Родину разворовывала... Как? А как оказываются в ЦСКА спортсмены других клубов?
Вялкин же украсть себя не давал, поэтому играл в футбол с деревенскими мальчишками и ждал рождения второго ребёнка...
(Раскрыть секрет? Ну, извольте. Главный профилирующий экзамен при наборе курсантов - по физкультуре. Оно, может, и верно, да только результат, как правило, плачевный. Если, конечно, нет влиятельных родственников...)
- Пошли, - кивнул Тиунов и, первым отойдя от книжного киоска, направился в сторону жены и молодой учительницы немецкого языка.
- Ну, девчонки, как настроение? - весело спросил он. - Домой не пора?
- Да ты что?! - замахала руками «немка», - Когда ещё в «люди» выберемся? Ты давай, Юр, народ не баламуть!..
- Ну, не буду, не буду, - согласился Тиунов, - Главное, чтобы вам было хорошо...
- Нам хорошо!.. - засмеялась Ирка Тиунова. - А вам?
- А нас не ругают.., - усмехнулся супруг.
- Ну, вот видишь, как здорово, - согласилась Ира. - Цените момент.
- А, я Вялкину тоже самое говорю, - Юра махнул рукой, - Но в нём же энергии... То медитировать начинает, то на рыбалку собирается...
- Ю-у-урочка! - сочувствующе протянула Ирина соседка. - Ну, потерпи немножечко... Вот кончится конференция, и съездишь на рыбалку. С Женей?
Ольга вопросительно посмотрела на меня, и я молча кивнул.
- Это начало такое муторное... Вот начальство отвыступается- может, кино покажут... А завтра вообще по секциям работа: с другими физруками увидишься...
- Да я с ними и так встречаюсь, - пожал Юрка плечами.
- А впрочем, дома-то тоже особо делать нечего, - неожиданно «передумал» он. - какое кино-то будут показывать?
- Юра! - засмеялась Ольга. - я же не говорила, что обязательно покажут, я говорю: «Может быть!..».
- Понял? - повернулся Вялкин ко мне. - И вот так во всём! Никому верить нельзя!.. Вернусь домой - Ларисе пожалуюсь...
- Жалуйся, - улыбнулась Тиунова. - И так жену на больничный загнал: лишил человека праздника...
- Пошли в кино! - махнул Юрка по направлению актового зала.
- Её загонишь.., - скептически добавил он по поводу приболевший супруги. - Не тот Лариска человек...
- Какое кино?! - засмеялся Тиунов. - Кого ты слушаешь?! Как его тем, кто в коридоре-то показывать?! Нет, с кино мы обломились. Будем слушать докладчиков...
Глава 5
29.05.20000. - 30.05.2000.
Первый день августовского совещания учителей действительно планировалось завершить показом для съехавшихся в райцентр педагогов нового художественного фильма.
Для демонстрации намечалось только что поступившее в широкий прокат «Чучело» Ролана Быкова. Но, как верно заметил Тиунов, с кино педагоги «обломились». Ну, нельзя же было, в самом деле, показывать фильм в помещении, в которое по какой-то (наверное, объективной) причине не вместились все участники совещания. Представляете, сколько бы потом разговоров было?! В общем, кино, от греха подальше, отменили...
Как это не забавно звучит, но я-то, до недавнего времени житель одного из самых отдалённых районов области, уже умудрился посмотреть «Чучело» в новосибирском киноклубе при кинотеатре «Победа», поучаствовать в его обсуждении и... остаться если не совершенно равнодушным, то и не особенно заинтересованным: не мои проблемы волновали Ролана Быкова. Моих он, наверное, просто не знал.
Так что деревенские педагоги, оставшись «без кино», в обучающе-педагогическом плане особенно много не теряли. Хотя лёгкое чувство досады (как при виде разбившейся ёлочной игрушки), конечно, осталось: кино было жалко. И не только Вялкину!
А вообще, я ведь сейчас уже точно и не помню: показывали фильм, не показывали! я ведь предупреждал в начале: лучше сам совру, чем кто-то другой... Да и разве это так важно? Для меня ведь главное общую картину окружающей жизни нарисовать. Ну, увидели картину? Значит, получилось. Можно первый день августовского совещания и заканчивать. Обратную дорогу и семейный ужин читатель, наверное, уже как-нибудь и без меня представит...
...На следующий день участники конференции работали по секциям. Вот ведь какое определение канцелярское! Если говорить нормальным, человеческим языком, все учителя разделились по преподаваемым ими предметам: математики - с математиками, биологи - с биологами... Поскольку при секционной работе конференц-зал не требуется, а требуется, как раз напротив, много мелких помещений, то проходила конференция, как обычно, в одной из поселковых школ, по всей вероятности, считающейся в посёлке лучшей: и ремонт сделали вовремя, и пришкольный участок в образцовом порядке...
Второй день учительской конференции, в отличие от праздной говорильни первого, всегда имеет конкретную практическую направленность. Ради него, собственно, и собирают в райцентре перед началом нового учебного года всех педагогов района.
Районные методисты знакомят своих сельских коллег-подчинённых с новейшими, поступившими из областного центра или из самой столицы методическими разработками; сообщают о тех или иных изменениях школьной программы или оценки «знаний и умений учащихся»; знакомят с новейшей методической литературой (если таковая имеется). В общем, второй день работы учительской конференции - это действительно день работы, который приносит определённую пользу. Ну где бы деревенские учителя почерпнули всю эту информацию? В клубе или в сельской библиотеке (если таковая имеется)?
Моя личная особенность, что ли, заключалась в том, что в годы моей работы в деревенских школах я часто бывал в Новосибирске, контактов с выпустившим меня институтом не прерывал и находился по отношению к районным методистам в таком же положении, в каком те находились по отношению к моим деревенским коллегам. Вот тут-то, наверное, и скрыты причины моего двойственного положения.
Двойственность была следующая: во-первых, я всегда был «молодым» (сначала специалистом, потом - учителем); а во-вторых, всегда знал больше и своих коллег, и своего начальства. Причём знания мои не лежали мёртвым грузом и не были однобокими (как у тех же районных методистов). Напротив, они постоянно дополнялись и корректировались свежей, получаемой из разных источников, информацией. Знаете, как было, например, смешно слушать на конференции в Северном о предстоящем приезде в район преподавательницы пединститута! Приехать-то преподавательница собиралась ко мне, а не в районную образцово-показательную школу! Даже шеф перетрусил!
Но ладно, дело прошлое. На чём я остановился-то? А, на том, что второй день конференции с пользой прошёл. Мы, помнится, со Светланой Александровной чего-то почерпнули...
Ну, давайте, с ней познакомимся что ли? На упомянутой выше групповой фотографии её, кстати, нет, так что Светин образ мне придётся восстанавливать по памяти, а это почти невозможно. Вот вы бы смогли описать человека, с которым десять лет назад некоторое время вместе работали? Вот, то-то и оно, и я так же. Коротко, что помню. Представьте себе стройную светловолосую девушку, скорее высокого, чем среднего роста, вежливо-доброжелательную, но не расположенную к фамильярности... Ну, всё? Я бы написал ещё: «с тонкой талией, угловатыми движениями и хорошо поставленным голосом», но не буду. Во-первых. Создание литературного портрета - одна из граней мастерства художника, я же этим никогда не занимался; во-вторых, не хочу я фантазировать. Это, наверное, ещё от работы в газете осталось: рассуждай и философствуй сколько душе угодно, но придумывать не смей... Да и потом, у многих женщин в молодости талия тонкая, а движения угловатые, а уж голос поставлен у всех учителей...
В общем, вышли мы «по окончанию секционной работы» со Светой из школы, улыбнулись друг другу и пошли по поселковой улице. Вот хотел написать «в разные стороны», но потом сообразил, что бред получится: во всех райцентрах улицы ведут либо в центр, либо из центра. Поэтому именно в центр (до которого и было-то несколько десятков метров) мы и двинулись; там расстались и встретились только через некоторое время на автобусной остановке.
Ну а как могло быть иначе? Права и обязанности с коллегой-предметником у нас были, конечно, одинаковые. Институт был один за плечами, преподаватели в этом институте - одни и те же, даже даты окончания вуза почти совпадали. Но... я-то был - женатый человек, а у Светы мужа не было! «Ерунда!»- скажете? Черта с два ерунда для деревни! Попробовал бы я с ней пару раз вместе по улице (даже в райцентре) пройти! Да мне бы через неделю всё Овчинниково в лицо улыбалось, а за спиной сплетничало. Это, кстати, тоже одна из особенностей деревенской жизни, которая к тому времени была уже мною постигнута.
Так что со Светой на протяжении всей «овчинниковской эпопеи» у нас с общего молчаливого согласия сохранялся устойчивый нейтралитет: ни я в работу кабинета русского языка и литературы (который она плохо ли, хорошо, но сделала) не совался, ни она с ценными рекомендациями ко мне не лезла (хотя и опыта работы, и институтских знаний у Светы, конечно же, было больше).
- Женька! - окликнули меня, едва только коллега-спутница свернула в сторону одного из магазинов. - Подожди!..
По улице от школы широким шагом шёл Юрка Вялкин.
- Куда побежал-то? - запыхавшись, спросил он, догоняя меня.
- Никуда не побежал, - пожал я плечами. - Кончился семинар, все пошли, ну и я пошёл. Кого ждать-то?
- Ну, вообще, правильно, - согласился Юрка.
- Пойдём в ЦУМ что ли зайдём? - предложил он. - До автобуса ещё час, а мне спортинвентарь для школы нужно посмотреть.
- Пойдём. Всё равно идти некуда. В Северном проще было: там книжный магазин богатый...
В ЦУМе Вялкин от дверей направился в отдел спортивных товаров, походив по которому принялся при помощи продавщицы разбираться с вопросом наличия-отсутствия волейбольных мячей. Через некоторое время вопрос, похоже, решился: мячи были только баскетбольные. На волейбольные собирались делать заявку в область, но история была долгая...
- Ладно, - кивнул Вялкин продавщице. - Значит, осенью играем в футбол и баскетбол, зимой - лыжи, ну, а к весне, наверное, и волейбол завезут. Как, девушка, завезут?
- Ну, к весне-то, конечно, завезут, - подтверждающе улыбнулись продавщица. - Да раньше поступят...
- Нет, раньше нам будет не надо, - подвёл черту под своими тетрадными записями овчинниковский физрук. - В волейбол теперь уже будем играть только в мае...
- Какие игры в спортзале? - повернул он голову ко мне, как бы приглашая в союзники в несуществующем споре. - Нет, дождёмся, пока всё растает и высохнет, а там уже и сетку возле школы натянем. Правильно?
- Наверное, правильно, - согласился я. (Ну, а что ещё оставалось делать?) - а баскетбольные мячи не нужны?
- Да можно было бы взять один, про запас, - как-то нерешительно признался Вялкин. - Вдруг потом не будет... А, скажу директору: пусть сам решает. Зажмёт деньги - так и чёрт с ним: я и в Новосибирск могу съездить...
- Ну, тогда пока прощаемся, - Вялкин снова, на этот раз прощально, улыбнулся, бросил мне «пойдём» и направился к выходу.
На улице поднялся лёгкий ветерок, наполнив всё вокруг сорванными с деревьев листьями, и сразу стало как-то понятно, что да, лето действительно кончилось, впереди - деревенская осень, с бесконечными обложными дождями, грязью на улицах, с начавшей дымить печкой или дующими окнами. «Ну что ж, тем больше впечатлений будут приносить визиты в город, - думал я, сидя в автобусе и глядя на мелькающие за окном жёлтые или уже чёрные поля. Теперь всё гораздо-гораздо проще...».
Глава 6
03.06.2000. - 09.06.2000.
Дома меня ждали: посмотреть на наше с женой отдельное от всех жильё приехала её бабушка, Валентина Ермолаевна. Я удивлённо поздоровался с порога, разулся и, пройдя в комнату, скинул с плеч пиджак и плюхнулся на кровать.
Я покивал головой, потом громко, не боясь разбудить агукающую в кроватке Настю, сказал, что да, действительно устал, но не столько от конференции, сколько от жары и дороги...
- В это ухо говори, - старуха чуть наклонилась, поворачиваясь ко мне левой стороной.
Я повторил и в свою очередь спросил, как она-то добралась, и каким образом мы могли разминуться в райцентре около утреннего автобуса.