Иногда она смотрела на меня своими темными невинными глазами, - бледный ангел с идеальными чертами лица и прямыми черными волосами. Но каждый раз взгляд её был мимолетен, он пробегал по мне, словно по ничего не значащему предмету, мне же, тогда еще юному отроку, в такие моменты казалось, что на меня смотрит самый прекрасный человек на свете. Скромная тихая девочка, ничем не выделявшаяся из толпы, она хорошо училась, правда, из-за частых болезней бывала в школе не так часто, как мне этого хотелось. Из-за своей робости я никогда не разговаривал с ней без повода, у меня никогда не хватало смелости просто подойти и заговорить. Но в те редкие, счастливые мгновенья, когда я говорил ей что-нибудь (когда этого требовали обстоятельства), мой голос падал куда-то вовнутрь и вырывался наружу хриплыми порциями. Она же имела привычку довольно пренебрежительно общаться с окружающими, а потому совершено не имела подруг, чаще всего оставалась одна, пребывая в гордом молчании. Я так и не предпринял никаких действий для того, чтобы, чтобы признаться объекту своего поклонения, я не проявлял абсолютно никаких знаков внимания также. Правда, вскоре мое внимание переключилось на другой объект обожания.
Прошло 8 лет...
Я стоял в тесной комнатенке, которая становилась еще тесней от набившихся в нее, будто селёдины в банку, людей. Я, томясь от безденежья и бездействия, пытался найти хоть какой-нибудь приработок. И вот я пытаюсь устроиться, клюнул, словно глупая ленивая рыба, на новую, перспективную, как мне казалось тогда, вакансию. С высоты собственного иллюзорного полета рассматриваю ту толпу людей, что случайным образом собралась вокруг меня, толпу недотеп-неудачников, не нашедших свое место в жизни, молодых студентов - непризнанных гениев, которые ищут свое место в жизни. Все и каждый галдят, спорят, ругаются, разговаривают, делятся впечатлениями, хотя впервые в жизни видят друг друга. Я с иронией, в гордом одиночестве взираю на этот птичий базар. И вот мой взгляд натыкается на НЕЁ...
Она очень изменилась: толстый слой грима, словно маска, скрывает ее от окружающих, одета в какие-то мещанские, безвкусные черные шмотки... На губах - черная помада. В руках - черная кожаная сумочка с каким-то барахлом. Сказать, что я удивлен, видя её здесь, - ничего не сказать. Боже, что же случилось с той девочкой отличницей??
Мы все проходим собеседованием, небольшая анкета, десятиминутный разговор с менеджером (новомодное слово, в моей ситуации так называют тех, кто отвечает за подбор персонала; наверное, это менеджер по кадрам, не так ли? поправьте меня, если я неправ). И вот, после нескольких нудных часов, из которых мы только лишь пятнадцать минут тратим на какие-либо активные действия (будь то заполнение анкеты или беседа с тем самым менеджером), а остальное время просто ждём... ждем, пока все эти однообразные процедуры пройдут все из нас, после этого как бы невзначай, нам задают вопрос о нашей занятости, о том, есть ли из нас те, кто где-то учится или работает. Собственно, человек, представитель от работодателя, просит поднять руку лишь тех, кто нигде не работает и нигде не учится.
Из нашей группы размером чуть более ста человек вверх робко тянется только одна рука, только один человек совершенно ничем не занят. И, как Вы думаете, мой дорогой читатель, кто же это мог быть? Неправильно, это не Ваш покорный слуга. Моя знакомая по средней школе, та самая робкая девочка-отличница, моя первая любовь тянет руку.
Первое занятие окончено. Нам рассказали теорию, рассказали то, чем мы будем заниматься, в общем, обработали нас морально. Я несмело подхожу к своей бывшей однокласснице. Узнает ли она меня? Мы проучились вместе пять лет, но после этого я изменился. Сильно, как мне кажется.
- Привет, - тихо сказал своей первой возлюбленной.
- Привет. Я тебя узнала. Ты с нами учился.
- Да. Как там наши поживают, не знаешь? Видишь кого-нибудь? - я не знаю, о чем с ней можно поговорить, поэтому начинаю с первого, что приходит мне в голову.
- Не знаю, я никого не вижу.
- Понятно. А чем ты занимаешься? - спрашиваю я у неё, хотя её поднятая рука сказала мне о том, что она нигде не учится, а ее появление в этом месте совершенно откровенно говорит о том, что она нигде не трудоустроена.
- Да нихуя не делаю, - матерное слово резануло мне слух. Так, сходу употреблять мат, - насколько это оправданно? Тем более для девушки.
- Понятно. Ну, как думаешь, возьмут?
- Не знаю. Надо попробовать. А ты че, учишься?
- Да. В университете вот учусь.
- Заебись! Ну, молодец. А я че-то после школы никуда даже и не пыталась поступить. У тебя курить есть? А то у меня сигареты есть.
Надо же, она начала курить! У нее ведь было больное сердце, даже не ходила на физкультуру... хотя, причем здесь курение.
- Нет, я не курю. Мне в Центр, нам по пути?
- Бля! Не. Я там же живу, на Окраине, - за эти пятнадцать лет я успел переехать, сменить старую дешевую квартиру в захолустье на вполне респектабельные просторные апартаменты в центре, - нам не по пути.
- Да. Нам действительно не по пути.
По ряду причин, меня не взяли на эту работу. Наверное, посчитали слишком впечатлительным, слишком романтичным... Не знаю.
Прошло 8 лет...
Я закончил университет. Устроился на хорошую, доходную работу. У меня было достаточно денег, если не для роскошной, то для вполне состоятельной жизни, мне вполне хватало средств на любые мои скромные причуды. Но я не был счастлив. Я предал свою мечту. Я не добился того, чего хотел. Я потерял себя. Я ненавидел себя.
Я отдыхал со своими друзьями в одном увеселительном заведении, кои ныне во множестве разбросаны по всему пространству нашего бурно развивающегося городка. Мы веселились, пили вино, возносили хвалу Вакхе. И тут вот мой взгляд наткнулся на НЕЁ.
Я смотрю на её лицо.
Она, безропотно, со стандартной вымученной улыбкой на лице, словно восточная рабыня, обслуживает нас, веселящихся и галдящих кастомероff.Она так и работает в том увеселительном заведении, куда пытался устроиться Ваш покорный слуга восемь лет назад. А ей, похоже, это удалось.
Я смотрю на её лицо.
Старая, дряблая кожа спрятана за бледным слоем косметики-штукатурки, а эти удивительные черные волосы, которые мне когда-то снились, заплетены в причудливый узел и скреплены спицами в восточном стиле.
Я смотрю на её лицо.
К счастью, она не замечает (или не хочет замечать!) моего растерянного выражения физиономии, моего открытого рта и бессмысленного взгляда, который так и пронзает её. Она расставляет нам выпивку, и, сексуально покачивая бедрами, исчезает где-то во тьме.