Высоко над ночной пустыней, раскинув крылья, лениво кружил драхл.
Обе луны стояли в зените, и пышные кучевые облака подкрашивало то розовым, то бледно-зеленым. Драхл утробно заурчал и нырнул в особенно пушистый облачный клок, прихватив его зубами. Задумчиво подвигав челюстями, "небесный пустоход", как называли его племя двуногие, шумно вздохнул и начал неторопливо набирать высоту.
Когда кудрявые облака осталась далеко под молочно-белым брюхом зверя, на его спине завозились, и хриплый со сна мужской голос недовольно поинтересовался:
- Шнурок, ты совсем сбрендил, или где?... В слове "гулять" ничего не сказано ни про ближний космос, ни про стратосферу, ни даже про, - пауза, - три километра?... Животное, у тебя есть совесть, нет? Или термодатчик? А может, кислородная подушка?... Ты вообще помнишь, тарелка ты суповая, что я ничего кроме одеяла не брал?! Спускайся до тысячи.
Маленький и круглый, как плошка, глаз покосился назад. Что такое шея и зачем она нужна, драхл прекрасно знал, но, только обзаведшись взрослым симбионтом, задумался о том, что неплохо бы и себе отрастить пару лишних позвонков. Пока же в поле его зрения попадал только край шерстяного одеяла и высунувшаяся из-под него голова в зеленой бандане, щурившая заспанные глаза.
Рендай же со своей стороны пытался сфокусировать взгляд на высотомере, сканере и навигаторе одновременно. Получалось скверно - сказывалось то ли "вчерашнее", то ли то, что приборы, прицепленные за неимением лучшего к частоколу мягких рожек на условном затылке драхла, от малейшего движения последнего начинали раскачиваться и дребезжать.
Парень подышал на замерзшие пальцы и отщелкнул навигатор с крепления. Словосочетание "летим гулять" было в их случае не менее условным, чем голова у драхла, в минуты особенно натянутых отношений превращавшегося в "сковородку с ручкой" (в роли ручки выступал хвост). Без малого пять часов навигатор совместно со сканером в автоматическом режиме составляли обновленные карты полицейских засад, пока не засекаемый никакими радарами Шнурок утюжил воздушное пространство Нефлима.
Рендай посмотрел вниз. На такой высоте торчащая посреди Пустошей спица города с нанизанными на нее дисками уровней казалась детской игрушкой-пирамидкой. С южной стороны темнело причаленное к шестому уровню пятно плекса. Драхл уловил картинку с его сетчатки и протяжно, тонко засвистел.
Ответный тоскливый свист нельзя было услышать человеческими ушами, но Рендай слышал - так же, как и от природы не различающий цветов пустоход с некоторых пор мог отличить красный от зеленого. Сотни голосов, тонких, как стеклянные струны, волнами прокатывались по сознанию; глубокий, густой отзвук плекса вибрирующим эхом отдавался под диафрагмой.
Только симбионты знали, что драхлы могут плакать, как люди. И петь, как киты Земли Изначальной.
Сочувственно погладив гладкую пятнистую шкуру, Рендай глубоко вздохнул, успокаивая общее сознание... И едва не навернулся с двухкилометровой высоты вместе с навигатором и одеялом, когда на поясе зашлась в припадке рация.
- Ну? - буркнул он в микрофон.
- У базы завис патруль, - донеслось из динамика допотопного "кирпича" сквозь сетку помех. - Две "бомбежки" и шуроповозка. Будешь возвращаться - не залипни.
- Угу.
- Много осталось проверить?
- Нет.
- Тебя встретить? Могу выйти прикрыть. Или сам?
- Сам.
- Слушай, ты вообще с кем-нибудь, кроме своей животины и цветочных грядок, развернутыми предложениями разговариваешь? - возмутился динамик.
- Нет, - Рендай отщелкнул кнопку приема. И откуда такие долбанутые "я-рубаха-парень-и-всеобщий-друг" берутся...
"Рубаха-парень", в миру Шеджи Сакурай, пожал плечами и повесил рацию на гвоздик под монитором. Голография мигнула, и к шуроповозке, умостившей посадочную треногу чуть ли не на вентеляционном люке их бункера, присоединилась еще одна. Шеджи рассеяно прихлебнул кофе и полез в сеть искать информацию о возможных стачках рабочих с близлежащего текстильного завода - если бы шурупы явились сюда по наводке, в гости персонально к ним, этот самый люк уже выносили бы пластитом, не помогла бы ни маскировка, ни бронированная сталь. Да и капитан бы не лежал сейчас в позе выброшенной на берег медузы, закинув ноги на подлокотник дивана и свесив до пола руку с курящейся дымом сигаретой.
Ну... по крайней мере Шеджи так думал.
В команде "Акиры" он был человеком новым, до того два года отлетав на челноках нелегальных копателей, и некоторые реакции личного состава ставили его в тупик.
- Рыжий, Субару, или как там тебя! Чаю мне притащи! И не то дерьмо, что в прошлый раз, а из красной банки! Живее давай! - раздалось из дальнего угла комнаты.
- Я Сакурай... - отозвался он, и добавил, неуверенно оглядываясь на диван: - Капитан Тоши, тут шурупы что-то стягиваются, надо бы проверить...
- Да накласть на них. Если бы за нами - тут давно уже фейерверк был. Чай тащи, - бесцеремонно влез все тот же голос, подтверждая его собственные выводы. Капитан невнятно повел подбородком и снова замер. Шеджи потянул носом, уловив идущий от его сигареты сладковатый запашок, не имеющий ничего общего с табаком, и, махнув рукой, поднялся из продавленного кресла. Успокаивая себя тем, что аборигенам видней, парень направился на кухню. Где еще эта красная банка...
На "Акиру" его брали оператором общего профиля, что фактически означало "универсальная затычка". После копателей, как казалось наивному системщику, ему уже не было страшно ничего, но "Акира" и ее команда открыли Шеджи такие глубины слова "универсальность", какие ему и не снились. На следующий день после найма выяснилось, что "заодно" неплохо бы посидеть на главном калибре, а то штатный стрелок в запое, из которого уже навряд ли вернется, да и шурупы как раз на хвосте повисли... Чуть позже - что у навигатора уже с полгода периодически случаются глюки, а никого ближе к понятию "программист", чем умеющий вычищать из рабочих программ вирусы новичок, на борту нет. А нанимать отдельного спеца совершенно незачем, если Шеджи и так платят его законный процент... И вообще, любой уважающий себя контрабандист обязан и из ствола в бою не мазать, и сайт дорожников сломать за час, если перекрыли все каналы, и саперной лопаткой выкопать из чужого забоя антикварный самонаводящийся ИПС, если клиенту припекло. Тем более он парень здоровый, и в десант взять можно...
"Судя по всему, следующие на очереди - лопатка в комплекте с ИПСом", - без особого оптимизма размышлял Шеджи, разглядывая ряд разноцветных банок в кухонном шкафчике. Красных было три - все разных оттенков и все с чаем.
Рука сама собой, как всегда в моменты задумчивости, принялась дергать за кончики длинных, рыжих до красноты прядей, вылезших из небрежно закрученного низкого узла на затылке. Откуда у парня с типично нихонскими именем, фамилией, цветом и разрезом глаз рыжие волосы, вопрос особый, но крашеными они не были. Черты его лица для Нихона тоже были не особо характерны, склоняясь скорее в сторону идеологического противника, как и рост совместно с размахом плеч - Шеджи действительно без особого сопротивления могли бы взять если не в десант, то в дорожный патруль точно. Тем не менее все эти отклонения от среднестатистического большинства были не настолько явными, чтобы назвать его ганзе - на предыдущем месте работы это было критично, здесь же, похоже, не интересовало вообще никого.
Хотя если учесть, что чистокровных нихонцев на "Акире" меньше половины, это не удивительно...
Шеджи наугад выбрал самую яркую банку и принялся заваривать чай в меру сил и понимания. На четвертом уровне, откуда он был родом, кипяток просто разводили концентратом, и о чайной церемонии далеких предков парень знал только из куцего школьного курса истории и репортажах по головидению о великосветских приемах. А вот откуда у этой "химе" такие замашки...
Спустя двадцать минут Шеджи с подносом наперевес входил в пультовую, с фатализмом истинного самурая ожидая на свою голову громов и молний небесных.
Чай вышел не то чтобы плохим... Просто он не был похож на чай. Желтоватая взвесь не темнела, даже простояв в заварочнике все пятнадцать минут против указанных в инструкции восьми, и больше всего напоминала размокшую в кипятке чахлую траву с Пустошей. Да и пахла, честно говоря, так же.
Против всяких ожиданий "химе" не глядя сняла с подноса изящную белую чашечку, тонко расписанную цветами, и молча отпила, свободной рукой долбя по клавиатуре. На мониторе возникла несколько испуганная физиономия, в которой Шеджи опознал информатора, подкинувшего тот самый заказ, на котором ему пришлось срочно менять квалификацию с системщика на стрелка.
- Ты, дебилоид, сам понимаешь, кого подставил?!...
На лице информатора, едва завидевшего личико Торы, отразился ужас. Что-то еще будет, когда "химе" скажет больше одного предложения...
Шеджи сунул поднос под мышку, развернулся и пошел к своему креслу, стараясь не слушать, как за его спиной злосчастного информатора поливают площадной руганью, обещая "натянуть глаз" на... хм...
Еще две недели назад, только придя на "Акиру" и знакомясь с экипажем, Шеджи, мягко говоря, удивился, узнав, что все переговоры с информаторами, поставщиками и прикормленными шурупами, оставляя капитану только поиск клиентов, ведет четырнадцатилетняя девочка-подросток с внешностью дорогой коллекционной куклы. После первых же переговоров, куда его взяли "для массовости", розовые очки с его глаз слетели мгновенно, как от удара кувалдой по голове. Кувалдой была сама Тора - с тонкими чертами и нежной, снежно-белой, будто у тангарской статуэтки, кожей, не по-нихонски огромными глазами, длинными, едва ли не до поясницы, распущенными волосами. Ее талию, тонкую, как тростинка, большие ладони Шеджи смогли бы обхватить пальцами безо всяких усилий, а трогательные черные бантики на макушке не доставали ему не то что до плеча - до подмышки. Кимерского покроя длинная широкая юбка из черной шуршащей тафты, отделанная по подолу фестонами из черных же кружев, благовоспитанно заканчивалась чуть выше щиколоток, выпущенная поверх юбки традиционная нихонская длинная блуза из светлого хлопка скромно застегнута до аккуратного воротничка-стоечки и перехвачена широким матерчатым поясом. Воспитанница дорого закрытого колледжа из верхних колец, да и только.
К концу переговоров Шеджи уже знал, что это создание материлось, как портовой грузчик, что большие голубые глаза, подведенные дымчато-черными тенями, в полутьме зловеще сверкают красным, а черный лаковый ботиночек на высокой шнуровке и высоком же каблуке при необходимости безо всякой жалости врезается изящным острым носком в чужие ребра.
Другими словами, Шеджи был... заинтригован. В профессиональном смысле, конечно.
- А? Где? Хорошо, сейчас пну, - ругань на другом конце пультовой на секунду стихла, прервавшись шипением рации. - Синтоки, или как тебя... На склад сгоняй, возьмешь Шнурку хавчик и два мешка с перегноем - только не тот, что для Беззубого брали, а нормальный, что на третьем уровне из госовских оранжерей попятили, в зеленых мешках. И раствора мыльного намешай в ведро, которое в кладовке возле двери стоит - на нем "Шнурок" написано. Все Ренди в огород - последний отсек по коридору.
- Я Сакурай, - стоически поправил парень. - Он вернулся?
- Да хоть сестренка-Сакура - мне фиолетово, - нахмурившись, она промотала на мониторе какие-то списки. - И - да, тупая ты амеба. Вернулся. Так что вперед и с песней.
Жесткая тафта прошуршала мимо его кресла, дробно застучали каблучки - Тора с оптической планшеткой в руках, зависшей над головой проекцией калькулятора и лицом налогового инспектора надвигалась на капитанский диван.
- Хатаке! Хорош фиолетовых гоблинов ловить, сюда смотри, - она отобрала у капитана сигарету, стянула с глаз темные очки и сунула планшетку под нос. - Ты вообще видел, какой гробовщик прайс скинул? Или этот ренегат-шизофреник думает, что, если хрен знает когда вы были корешами, а теперь мы берем у него стволы, то лишние триста единиц погоды не сделают?... Хатаке, ты меня слышишь или нет?!... Пресветлая Аматерасу, и за какие грехи ты нас породнила...
Да, ни слова поперек зловещей "химе" не могли сказать не только из-за лексикона. И сводного брата она шпыняла безо всяких скидок на субординацию и почтение к старшим.
Шеджи только качнул головой, усмехнулся уголком рта и вышел - разыскивать кладовку. Если на "Акире" он уже худо-бедно ориентировался, то здесь, на "базе", был всего второй раз. Хотя назвать базой пару комнат в заброшенном бункере, приткнувшихся к огромному, как летный ангар, складу "готовой продукции", было как-то...
Кладовкой оказался простенок, притаившийся в дальнем углу кухни, о чем сообщала размашистая надпись несмываемым маркером по обшарпанной зеленой дверце. Раньше здесь явно стоял холодильный модуль, рассчитанный человек на тридцать, теперь же внутри скучали банки концентратов, две швабры и то ли полуразобранный, то ли полусобранный робот-стюарт. Ведра не было, как и ничего похожего на мыло.
Со складом Шеджи повезло больше: во-первых, не найти его не смог бы и слепой, во-вторых, мешки с перегноем стояли у самого входа, вместе с ведром, ящиком бытовой химии и щеткой, напоминавшей одежную, с надписью "Шнурок" вдоль ручки. Кран был здесь же - склад раньше был жилыми отсеками, у которых контрабандисты, недолго думая, просто снесли перегородки, - и спустя пару минут ведро уже было до краев заполнено пышной пеной, в которой плавала щетка. Чтобы сообразить, что имелось в виду под "хавчиком", времени понадобилось несколько больше, но и тут помогла манера аборигенов подписывать имущество: на бидоне со странной ядовито-зеленой жижей все тем же каллиграфическим подчерком было выведено: "Шнурок. Концентрат. Лапы не совать". Шеджи поверил писавшему на слово и, с предосторожностями навинтив на бидон крышку, взвалил его на плечо. Подхватив свободной рукой ведро, он направился "к Ренди".
То, что контрабандисты называют гидропонную оранжерею огородом, парень слышал не первый раз, по только сейчас, дойдя до нужного отсека, понял, что это отнюдь не сленг.
Сдув с носа упавший сверху листик, Шеджи честно постарался подобрать челюсть. Ну... это действительно был огород - с десяток зеленеющих грядок, окаймленных густыми кустами, за которыми не было видно стен. Мелькнуло даже несколько деревьев - невысоких, раскидистых, и усыпанных мелкими оранжевыми ягодами.
Из ближайших кустов поднялся легкий сизый дымок, и парень недолго думая направился туда же.
Посреди нарядно зеленеющей лужайки лежала огромная туша драхла, вяло шевелящего длинным хвостом, действительно чем-то походившим на шнурок. Сами пустоходы лично Шеджи напоминали мамины блинчики (за вычетом того самого хвоста) - толстые, круглые и маскировочно-пятнистые.
Из-под ближайшего к нему края "блинчика" торчали ноги в незашнурованных ботинках военного образца и слышались сдавленные ругательства. Судя по тому, что ничего похожего на глаза над ними не было, верхняя часть Рендая была у драхла не во рту, а под крылом, но Шеджи все-таки спросил:
- Тебе помочь?...
Ругательства стали громче, а откуда-то сбоку послышался ленивый голос:
- И как ты собрался ему помогать?...
Шеджи обдало дымом со знакомым сладковатым запахом.
- Ну, может, по нему стукнуть, чтобы отпустил? - он обернулся, но, кроме дымящихся кустов, никого не заметил. Рядом угрожающе захрюкали.
- Я сейчас по роже твоей кривой стукну, - буркнул Рендай, на этот раз вполне отчетливо - край "блинчика" приподнялся, продемонстрировав светлое брюхо драхла и оставшуюся часть его симбионта, недобро сощурившего зеленые, как травка на лужайке, глаза. Шеджи подскочил, как ужаленный, уронив ведро: по пояснице будто хлыстом ударили. Рендай ухмыльнулся: - А не я, так Шнурок.
- Что суть есть одно и тоже, - все так же лениво протянули кусты. - Чего тебе, Сакурай?
Тот сгрузил с плеча бидон и сбивчиво объяснил, кто и зачем его сюда прислал. В заключении он выловил из ведра щетку и спросил:
- Мне его, - кивок в сторону драхла, - сейчас мыть, или сначала перегной нести?
- Пресветлая, и где Тоши выловил этого альтернативно одаренного... - Рендай поднялся, и, безо всяких усилий подхватив бидон одной рукой, процедил через плечо: - Мешки тащи, помогальщ-щик...
Шеджи сходил, куда послали, и мешки принес, но, что не то сказал, так и не понял. Уходить из оранжереи он тоже не спешил: Рендай, одетый только в закатанные до колена вылинявшие штаны и зеленую бандану, сосредоточенно надраивал пеструю спину драхла, поэтому на постороннего обращал внимания не больше, чем на стоящую в углу лопату.
То, что штатный разведчик "Акиры" вел себя иногда странно, как раз странным не было - Шеджи слышал, что у всех симбионтов крыша протекает по-серьезному, но откровенная враждебность парня ставила его в тупик. Более того, прикидывая, с кем из экипажа лучше всего завязать приятельские отношения (понятно, что для дела), сперва Шеджи простодушно решил, что лучшей кандидатуры не найти. Во-первых, Рендай его ровесник - им обоим было по двадцать четыре, во-вторых, он еще меньше походил на нихонца, чем сам Шеджи: именно таких высоких и крепких парней, со светлыми волосами и глазами называли "ганзе". Чужак. Скорее всего, нихонские предки у Рендая были - вечно сердитые зеленые глаза слегка приподнимались к вискам, но в остальном он выглядел будто взятый в плен кимерский солдат - вплоть до застиранного военного комбеза со споротыми нашивками. Стригся в последний раз он, похоже, тоже на исторической родине - белесые лохмы неряшливо топорщились из-под банданы, давно просясь "под машинку".
Ганзе в Нихоне не любили, и Шеджи рассчитывал, что контрабандисты окажутся отнюдь не космополитичны.
Как оказалось, зря.
Несмотря на все старания Шеджи быть дружелюбным, Рендай косил на него подозрительным взглядом и не подпускал ни к себе, ни к драхлу ближе, чем на метр... Впрочем, как мудро заметили кусты, это одно и тоже.
Насколько это утверждение было буквальным, Шеджи осознал только сейчас, глядя, как по загорелой спине симбионта растекается нежный розовый румянец - как будто кожу терли щеткой. Внезапно на лице парня появилось мучительное раздумье. Став на четвереньки, Рендай сначала сунул руку под левый край "блинчика", и только потом с облегчением поскреб уже собственный подбородок.
- Что, дошло? - кусты насмешливо дохнули на Шеджи очередной порцией дыма.
- Да... - без особой уверенности сказал он. - Он что, на самом деле не различает, кто из них что чувствует?
- А как, по-твоему, он может это делать?... Сходи в библиотеку, возьми словарь. Там на букву "С" есть слово "симбионт". Расширь кругозор.
- Я знаю, что такое симбионт, - упрямо отозвался Шеджи. - Это такой пилот, только управляет пустоходами. Используются в разведке, службах поддержки, для диверсий и в бою - в зависимости от способностей конкретного драхла.
- Это человек, у которого с драхлом общая нервная система, и не только она, - сообщили кусты, судя по тону - закатив предварительно глаза. - Принцип беспроводной связи знаком, нет?... Можешь считать его подключаемым устройством, если тебе так легче.
Шеджи почесал за ухом и вынужден был признать, что утверждение было не лишено смысла. А еще - что если бы на его собственной спине появлялись расчесы оттого, что шкуру драхла кто-то драит щеткой, указанную процедуру он бы делал только сам и максимально нежно.
- Но ведь если в бою драхла ранят... или убьют...
- Рендай гарантированно загнется, - равнодушно подтвердили кусты. - В обратную сторону работает точно так же. Так что, мой тебе совет - держись подальше. Им и друг друга вполне хватает, безо всяких мимопроходящих доброхотов.
- Простите, - не выдержал Шеджи, - а вы кто?
Ближайшая ветка согнулись, и из прорехи ему подмигнул светло-голубой раскосый глаз.
Первой мыслью, мелькнувшей в голове, было короткое "элья". Развиться ей не дали: затрезвонил комм, и через секунду ему просто заложило уши звуковой волной - Торе требовались данные сканера, и не через пять минут, а в эту самую секунду.
Оглядываясь уже на бегу, Шеджи успел только мельком увидеть сквозь прореху веревочный гамак, пузатый кальян, умостившийся на табуретке, и край бело-голубого... кажется, кимоно.
Кусты провожали его громкими смешками и клубами сладковатого дыма.
- Значит, вы считаете, что можете себе позволить курить на рабочем месте? - капитан Каото не повышал голоса. В его тоне не было злости - только сухость сирокко и бесконечное презрение. - По видимому, бездарно проведенное расследование и подозреваемый, сбежавший из-под носа у ваших людей, дает вам привилегии, о которых я не знаю?... А может, это бардак в документации и несданные отчеты за прошлый квартал? Я прав, детектив?
- Да. То есть нет... - мямлил уличенный курильщик, красный, как солнце на закате, не зная, куда деть компрометирующую сигарету. - Такое больше не повториться, господин капитан!
- Очень на это надеюсь, - Каото смерил его ледяным взглядом, в котором уважения было не больше, чем к дохлой крысе. После чего развернулся и вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь, из-под которой еще пять минут назад тянуло дымом.
- Совсем озверел Холодильник, - детектив, все еще с красными пятнами на щеках, дрожащими пальцами сунул дымящуюся сигарету в консервную банку с десятком окурков на дне, и задвинул "пепельницу" под стол. - Бабу ему нужно. И лучше не одну.
- Это тебе нужно, - тихо сказали на противоположно конце комнаты. - Мозги прочистить. Самосвалом с мусорки.
- Ацуши, ты на кого тявкаешь? - детектив так изумился, что даже не разозлился.
- Ты говоришь о достойном уважения человеке, - так же тихо и твердо сказал худенький паренек, сидящий за крохотным столом в дальнем углу общего кабинета. - В отличие от тебя самого.
- Что?!... - на лицо курильщика снова начали наползать побледневшие было красные пятна. - Да ты хоть понимаешь, щенок, что тебе сейчас за это будет?!
- Да не суйся ты, Ричи, он за своего капитана Большому Бобо пасть порвет, - заржал офицер за столом у окна. - Любовь у них. Большая и чистая.
- Ах ты!... - вспыхнул паренек и сжал кулаки.
Звуков драки капитан Каото, уже успевший дойти до собственного кабинета и начать просматривать только что пришедшие запросы от военного ведомства, так и не услышал. Только спросил, когда вошедший через полчаса с чайным подносом Ацуши неосторожно поднял голову:
- Что-то случилось?...
- Нет, капитан, - тот поспешно отвернулся, скрывая ссадину на скуле и легкую асимметрию нижней челюсти. - Я поскользнулся... случайно.
Он поспешно натянул рукав пониже, прикрывая сбитые костяшки на руке.
Каото кивнул, делая вид, что ничего не понял - но Ацуши и сам знал, что, как бы небрежно не выглядел брошенный на него взгляд, цепкие глаза капитана все прекрасно видят. И ссадину, и костяшки, и то, как Ацущи неосознанно кусает себя за щеку, чтобы не морщится при ходьбе от боли в боку.
- Спасибо. Можешь идти. И, Ацуши... - капитан помедлил, но сказал: - Будь осторожнее со скользкими полами. Мне очень не хотелось бы лишиться твоего чая из-за ерунды.
- Это не ерунда, - тихо отозвался парень.
- Конечно, ерунда, - капитан Каото улыбнулся. Ацуши неуверенно улыбнулся в ответ.
И ведь никто из этих идиотов, там, в кабинете, не знает, как теплеют черные глаза капитана, когда тот улыбается. Те самые непроницаемые, холодные глаза, за которые его прозвали "холодильником".
- Неужели ты думаешь, что я не знаю, что говорят у меня за спиной?...
- Извините, капитан, - Ацуши низко поклонился, попрощался и вышел.
Каото проводил его глазами и вернулся к документам. Конечно, все он знал - и что говорится в патрульных машинах, и на совещаниях в высоких кабинетах. Слишком принципиален. Слишком требователен. Слишком горд. Слишком упрям и негибок.
От своих подчиненных он требовал только одного - работы, но работы безупречной. Вопреки тому, что болтали люди, никогда не работавшие под его началом, застегнутый на все пуговицы форменный китель и безупречный блеск ботинок был ему глубоко безразличен. Всегда в тщательно отглаженной форме и безупречно повязанном галстуке, чей узел не расслаблялся даже после совещания, затянувшегося далеко за полночь, он никогда не требовал того же от своих людей - лежащих в засадах, отлавливающих наркоторговцев в коллекторах, ночами просиживающих над россыпью голографий жертв очередного маньяка, питающихся в патрульных машинах, в полглаза поглядывая на объект - зачастую проливая половину на себя, когда тот делал финт ушами... На недельную щетину и вздыбленную шевелюру рядового детектива в штатском он обращал внимания не больше, чем на зеркало, из которого едва ли не в любое время суток смотрел чисто выбритый худощавый молодой мужчина с аккуратно собранными в низкий хвост волосами. Но при одном условии: что этот человек действительно выкладывался по полной.
Не прощал капитан Каото тоже только одного - разгильдяйства.
Все это не добавляло ему ни любви подчиненных определенного склада, ни начальства, желающего видеть на руководящей должности человека с "более гибким складом ума". Возглавив к двадцати восьми годам крупный отдел, он вообще многим мозолил глаза.
Капитан Каото гордился своей работой. Он гордился тем, что делает этот город чище и организованнее - пусть вышестоящие чины по степени противодействия порой могли поспорить с бандами нулевого уровня. И собирался делать свое дело ее настолько хорошо, насколько это возможно. Отказ от своих принципов в это понятие не входил, и в глубине души Каото хорошо понимал, что выше, как руководителю, ему уже подняться не дадут.
Поводом опускать руки это не было - даже будучи далеко не шефом полиции округа, для своего города он мог сделать многое. Например, прижать наконец нелегальных торговцев, расплодившихся на нижних уровнях. Особенно - полулегальных контрабандистов, шакалами шныряющих между браконьерскими раскопками всех двенадцати башен. После их "экспедиций" и на черном, и на обыкновенном рынке могло всплыть что угодно - от кимерских наркотиков до запаянных колб с вирусом песчаной оспы.
Каото вывел на монитор последние доклады. За последние полгода особенно отличилась "Акира", и до того изрядно намозолившая ему глаза. Взяться за нее вплотную капитану не давали несколько факторов, главной из которых был один весьма высокопоставленный чиновник, которому, как выяснил Каото, регулярно доставлялись некие свертки из Кимеры. Но теперь, с его отставкой, дело сдвинулось с мертвой точки.