Пространство стало озвучиваться деревом,
Маревом струнных заморских мистерий,
Вкрашиваясь в памятниковый ступор
Окаменелых взглядов и поднятых рук
Предчувствием случающегося заката,
Полосатя тенями рёберные бока,
Соблюдая принятую местным небом
Распределённость света, зрелищ, хлеба,
Фонтанируя рыком тотемного льва.
Канительная исторгаемость напора
Мелочится в каменном ложе дна
Крошкой мраморного узора
И медузится водянистым призраком.
Явь невского города вновь осязаемо близко.