Шушаков Олег Александрович : другие произведения.

И на вражьей земле мы врага разгромим 1 книга 1 часть 9-12 главы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Их полку была поставлена задача, нанести удар по вражеским резервам в районе Халун-Аршана. Они и нанесли... И потеряли комиссара... Шальной зенитный снаряд попал ему в бензобак. СБ сразу заполыхал, как костер. Прыгать надо, но внизу - самураи, а до границы двадцать километров лету. Александр видел, как Ююкин махнул ему рукой, прощаясь, развернул машину и направил ее на японский склад боеприпасов. Александр прикусил губу и так и летел до самого Баян-Тумена... А сможет ли он поступить в аналогичной ситуации, как комиссар? Отвечать себе на этот вопрос не хотелось... Потому что Александр з н а л ответ. Сможет...
  9. И летели наземь самураи...
  Халхин-Гол, 22 июня 1939 г.
  
  ...Майор Глазыкин увидев младшего лётчика Пономарева на Тамцаг-Булакском аэродроме, только вопросительно приподнял бровь.
  Владимир откозырял и доложил о прибытии, протянув комполка справку из окружного госпиталя:
  'СПРАВКА
  Дана мл. л-ту ПОНОМАРЕВУ Владимиру Ивановичу
  В том, что он находился на излечении с 5 июня 1939 г. по 20 июня 1939 г. по поводу контузии и касательного ранения правой височной части головы без повреждения кости.
  Выписывается в 22-й ИАП по выздоровлении.
  Начальник окр. военного госпиталя ЗабВО военврач 1 ранга ГОФМАН
  Начальник 1-го хир. отделения военврач 3 ранга РЕВА'...
  - Ну, что же, поздравляю с выздоровлением, товарищ младший лейтенант, - сказал Глазыкин. - А, как вы себя чувствуете, на самом деле?
  - Я, на самом деле, выздоровел, товарищ майор! Готов идти в бой! - бодро ответил Владимир.
  - Готов, значит, в бой идти! - Глазыкин усмехнулся. - Это хорошо, что готов. Потому что вот-вот и пойдём. Но, надо вам, товарищ младший лейтенант, лётные навыки восстановить после госпиталя.
  - Да я всего-то две недели там пробыл, товарищ майор! И ранение у меня лёгкое!
  - Ладно, ладно! Легкое! С легким бы в санчасти отлежался! - майору нравился этот паренек, чудом вернувшийся из того боя, и теперь снова рвавшийся в бой. - Поэтому сейчас отдыхай, а завтра майор Кравченко с тобой полетает и решит, что к чему.
  В принципе, это Владимира вполне устраивало. Только, вот, Кравченко... Это не тот ли Кравченко, который Герой?
  Оказалось, тот самый. Герой Советского Союза. Летчик-испытатель. Ас.
  Пятого числа его назначили военным советником в двадцать второй истребительный авиаполк, и он две недели подряд гонял личный состав до седьмого пота, отрабатывая приемы одиночного и группового воздушного боя.
  'Пока вы товарищ младший лётчик, отдыхали на госпитальной койке и в шахматы играли!' - подумал Владимир. Но делать было нечего. Зачёт надо было сдать!
  На следующий день он сразу же после завтрака явился в юрту майора, и доложил о готовности к сдаче зачёта по технике пилотирования. Кравченко отложил свежую газету, и кивнул. А затем резво поднялся и, увлекая за собой Владимира, зашагал к стоянкам.
  Всё прошло хорошо. Владимир показал, всё что умеет, выполнив обычный комплекс простого и сложного пилотажа. Кравченко, который два с лишним года служил лётчиком-инструктором в Качинской авиашколе, остался доволен лётными навыками курсанта.
  'Тьфу, ты! Младшего летчика Пономарева!' - поправил сам себя майор. А потом поручил старшему лейтенанту Рахову провести учебный бой с Пономаревым, а сам решил понаблюдать за ними с земли.
  Владимир, отлично понимая, что от того, какое мнение о нем сложится сейчас, будет зависеть его дальнейшая судьба, превзошел себя. Рахова он боялся не так, как майора, и, возможно, поэтому вёл себя в небе раскованно и легко. Бой окончился в ничью. И это была настоящая победа!
  Когда он подошёл к старшему лейтенанту за замечаниями, тот только хлопнул его по плечу и сказал:
  - Годится!
  Майор Кравченко тоже остался доволен молодым лётчиком.
  А на следующий день лётные и боевые навыки Владимира Пономарева проверили уже вражеские пилоты. И, скорее всего, остались недовольны.
  Двадцать второго июня с утра до самого полудня над степью висела молочно-белая пелена тумана. А после обеда по приказу вышестоящего командования, в лице комдива Жукова, в небо были подняты вторая и четвёртая эскадрильи двадцать второго полка.
  Остальным - приготовиться!
  'Эти герои что-то засиделись на своих аэродромах, пока пехота за них отдувается! - раздражённо думал Жуков. - Как бы не перетренировались!'
  Дело было в том, что позавчера батальон сто сорок девятого стрелкового полка при поддержке роты бронеавтомобилей попытался атаковать японский военный лагерь в районе Джанджин-Сумэ, но, потеряв пять человек убитыми и три броневика, был вынужден отойти на исходные позиции.
  А сейчас неудачи были противопоказаны категорически! Неудачи - удел неудачников! Которые уже арестованы и дают признательные показания.
  Жукову очень требовалась победа... Хоть какая-нибудь!
  И тут, очень кстати, прозвучал совет майора Куцепалова. Точнее, даже не совет, а так, мнение вслух. И действительно, у Смушкевича здесь триста самолетов, а у япошек поблизости всего лишь два десятка! А он всё силы накапливает, да асов своих тренирует! У него тут одних Героев больше, чем всех японских лётчиков вместе взятых! Вот, пусть и покажут самураям, какой стороной кобылу запрягать!
  Смушкевич не возражал, понимая, что, комдив по-своему прав, и приказал поднять оба полка. Надо было видеть, как обрадовались его ребята, три недели подряд совершавшие лишь ознакомительные полеты да тренировочные бои, и уже понемногу начавшие скучать!
  - Слушай боевой приказ! Нанести визит самураям и наказать подлого врага!
  Пеленг из двенадцати 'ишаков' возглавлял комэска-два старший лейтенант Савкин, а девятку 'бисов' повел в бой комэска-четыре капитан Степанов.
  И опять все пошло поперёк!
  Над Хамар-Дабой со стороны Солнца на них упало восемнадцать самураев.
  Как всегда, тактическое и техническое превосходство оказалось важнее численного. А после первой же атаки на стороне противника оказался и численный перевес!
  Старший лейтенант Савкин сразу же был ранен. И со снижением вышел из боя. Потеряв ведущего, эскадрилья 'ишаков' рассыпалась в разные стороны, и больше в бою не участвовала. А раненый комэска, расстреливаемый вражескими истребителями со всех сторон, сумел-таки совершить вынужденную посадку на 'брюхо'. Уже на земле его истребитель подожгли, но он как-то выбрался из кабины и уцелел.
  А четвёртая эскадрилья осталась один на один с вдвое превосходящим по численности противником. То же самое произошло с этой же эскадрильей в мае. Номер что ли у нее несчастливый был такой! Ситуация повторялась практически до мелочей!
  Но не повторилась!
  Не зря Степанов натаскивал своих парней! Как чувствовал! Нутром чувствовал!
  И началась карусель! Они крутились, как ужи на сковородке, отсекая самураев, друг от друга и огрызаясь огнём, когда подворачивался случай. При этом эскадрилья медленно, но верно оттягивала врага в глубь своей территории.
  Конечно, им доставалось... Но они держались! А ведь дрались они сейчас с теми же самыми японскими асами, в бою с которыми погибли их товарищи три недели назад!
  И всё-таки численное превосходство, есть численное превосходство. Три 'биса', в том числе и машина Степанова, получили повреждения, и пошли на вынужденную посадку. Их товарищи, связанные боем, ничем не могли им помочь. А японцы продолжали обстреливать планирующие и уже катящиеся по земле машины.
  Истребители загорелись, но пилоты все же успели выскочить из кабин и отбежать прежде, чем начали рваться бензобаки. К счастью, никто из них не пострадал.
  В этот момент на горизонте показалась эскадрилья И-16 семидесятого полка! Увидев подкрепление, самураи бросили несговорчивых 'бисов' и ушли на свой аэродром.
  Продержались!
  Евгений смотрел на свой догорающий самолет, и не мог скрыть довольной улыбки. Вот это бой! Три машины потеряно? Ерунда! Зато все целы! Не сбили ни одного врага? Ещё не вечер!
  Когда эскадрилья Савкина по одному вернулась на свой аэродром, и летчики сбивчиво поведали о происшедшем, Глазыкин скрипнул зубами, но ничего им не сказал... Да и что было говорить! Надо было самому лететь!
  Он и полетел. Когда получил приказ поднять еще две эскадрильи.
  Потому что Жукова, само собой, исход боя не устроил. Смушкевича тоже. Хотя и по другой причине. О чём они беседовали друг с другом наедине, история умалчивает. Но, похоже, комдив, как и положено начальнику, не стесняясь, высказал свое нелицеприятное мнение о ВВС комкору, старшему по званию, но младшему по должности...
  А Солнце стало понемногу клониться к вечеру.
  Двадцать второй полк в полном составе (за исключением тех, кому сегодня уже досталось, и чьи машины встали на ремонт) в колонне эскадрилий с комполка во главе двинулся к линии боевого соприкосновения.
  Владимир Пономарев опять шёл на своём законном месте справа от комзвена. Но, будучи уже обстрелянным пилотом, смотрел в его сторону лишь краем прищуренного глаза. Солнце его интересовало значительно больше. И не только его.
  Военные советники, идущие в строю эскадрилий, тоже смотрели в основном на Солнце. И правильно делали! Та самая Ганьчжурская двадцатка (а другим самураям здесь сегодня взяться было неоткуда) опять валилась на них со стороны Солнца.
  Но внезапности у них не получилось. И сбить с первого раза им тоже никого не удалось. И, вообще, не на тех напали!
  Все смешалось в доме Облонских... Строй полка распался. Кто-то вырвался вперёд. Кто-то отстал. Часть ведомых во время резких эволюций оторвалась от своих ведущих. Вообще, в воздухе вдруг стало как-то очень тесно. Повсюду носились истребители. Управлять в такой мешанине без радио было невозможно, и Глазыкин мгновенно из командира превратился в обычного бойца.
  Японцев он увидел почти сразу, и рванулся к ним навстречу, открыв огонь с большой дистанции. А потом опомнился и стал беречь патроны.
  В ходе свалки один из самураев очень удачно залез ему в прицел, и комполка инстинктивно нажав гашетку, с радостью увидел, как его очередь распорола истребитель противника почти по всей длине. Он перевернулся и посыпался вниз... Глазыкин проводил его долгим взглядом.
  Эх, лучше бы он этого не делал! Нельзя смотреть на сбитого врага! Он прекрасно знал об этом, и сам неоднократно напоминал молодым пилотам, что это плохая примета! Но как же было удержаться! Ведь, это был его первый бой! Его первый сбитый!
  Плохая примета... Всей спиной почувствовал он вражескую очередь, встряхнувшую его самолет. 'Ишачок' тут же стал тяжёлым и непослушным, его потянуло вниз, а ручка болталась и, ясное дело, были перебиты тросы управления. Глазыкин понял, что делать нечего и надо прыгать. Он отстегнул привязные ремни и, перевалившись через борт, выпал из самолёта.
  Владимир долго держался за хвост Пьянкова, но так и не удержался. Да и кто бы удержался! Комзвена, бросился на проклятого врага, и думать забыл про ведомых!
  Оставшись один, Владимир первым делом осмотрелся: 'К кому бы пристроиться?'
  В небе кружилось и вращалось не меньше сотни самолетов! Только успевай уворачиваться! Сверкали пулеметные трассы. Сверкали на солнце плоскости и кабины самолетов. Глаза выхватывали куски пространства, как куски мозаики, складывать которую было некогда. Да и незачем!
   Увидев слева снизу самурая, пристроившегося в хвост 'ишаку', Владимир энергично дал ручку и свалился на японца, врезав ему очередью прямо по кабине. Самурай ткнулся мордой в приборную доску, и вошёл в пике, из которого не выходят.
  Владимир сделал вираж и наконец-то пристроился к какому-то краснозвездному истребителю с белой цифрой семь на хвосте. На глазах у него пилот семёрки красиво завалил японца. Тот мгновенно вспыхнул, и яростное пламя мгновенно охватило его всего целиком.
  Теперь Владимир держался за своего ведущего зубами! И вращал головой во все стороны, прикрывая его от атак. Он даже один раз пальнул в какого-то совсем очумевшего самурая, проскочившего прямо перед ним и попытавшегося пристроиться к семерке. Чумной самурай рывком ушёл из-под огня и свалился в штопор. А летчик, которого спас Владимир, оглянулся и покачал крыльями в знак благодарности.
  Смушкевичу доложили, что двадцать второй полк ведёт бой с крупными силами противника (и откуда, они, интересно взялись?) в районе горы Баян-Цаган. Он немедленно дал команду майору Забалуеву поднять свой полк и идти на помощь боевым товарищам.
  Майор Вячеслав Забалуев в отличие от Глазыкина в Монголии был старожилом. Семидесятый полк входил в состав сотой смешанной авиабригады пятьдесят седьмого особого корпуса и с сентября тридцать седьмого года дислоцировался в Тамцаг-Булаке.
  Ныне разоблачённый враг народа, а тогда еще командующий войсками Забайкальского военного округа, командарм второго ранга Великанов, бригаду, убывающую для оказания братской помощи, укомплектовал по принципу - возьми боже, что мне не гоже. У Забалуева было на одну эскадрилью 'бисов' меньше, чем у Глазыкина, а 'ишаки', все до одного - двухпулемётные, пятого типа, без бронеспинок. Хотя, в общем, тогда это была еще боле менее боеспособная часть.
  Увы, зараза полного пофигизма, вредительски насаждаемая в особом корпусе его командованием (за что оно недавно и было арестовано, а надо было бы уже давно!) в полной мере коснулась и Забалуевского полка. Состояние матчасти не просто оставляло желать лучшего, оно вообще ни куда не годилось! От длительного хранения под открытым небом у половины его истребителей перкалевая обшивка сопрела, начала гнить. Боевая подготовка и дисциплина даже не хромали. Они попросту обезножели!
  Неудивительно, что в первом же бою, который состоялся месяц назад двадцать первого мая, еще до прибытия Глазыкинского полка, семидесятый иап сразу понес потери. Был сбит И-16. Лётчик Лысенко погиб.
  Лишь только после этого начальство спохватилось. Управление полка привели в чувство, укрепили военными советниками, полностью заменили матчасть. Майор Грицевец, опытный летчик-инструктор, сделал все, что мог, чтобы подтянуть лётные навыки у своих подопечных. И теперь полк был полностью готов к бою.
  И вступил в бой.
  Помощь подоспела вовремя, потому что у многих истребителей двадцать второго полка уже кончались боеприпасы и горючее.
  Остановился мотор и у Владимира. Сначала он подумал, что его подбили, а он в горячке боя и не понял. И только взглянув на циферблат часов, догадался, что время полета истекло. И точно, стрелка бензиномера была на нуле. И боеприпасы тоже, наверное, были израсходованы, потому что патронов он не жалел.
  'Вот так попал!' - подумал он. Тут-то его и прищучат, как миленького!
  Но лётчик семёрки, заметив, что его верный ведомый планирует с остановившимся пропеллером в сторону аэродрома, развернулся и проводил до самого места. И только когда Владимир выпустил шасси и пошел на посадку, его ангел-хранитель покачал крыльями и ушёл.
  'Вот, что значит настоящая взаимовыручка!' - подумал Владимир.
  Он даже не знал, кто сидел в этом истребителе. Как, впрочем, и лётчик семёрки не знал, кто его прикрывал в этом бою.
  Владимир садился с ходу. Оно и понятно, на второй круг идти было не на чем. В баках - сухо. Техники дружно покатили его на стоянку, и быстро заправили горючим и боеприпасами. И он снова взлетел, и помчался туда, где, не останавливаясь, клубился воздушный бой.
  Майор Забалуев привёл своих ребят не к шапочному разбору! Подлетая, он видел, как один за другим краснозвездные машины по одной - по две выходили из боя, некоторые даже с остановившимися винтами.
  'Горючка на исходе' - подумал он.
  И был совершенно прав! Но самураев это не касалось, они-то могли летать в два с лишним раза дольше советских истребителей, потому что дальность у них была такая. Бензину брали больше, а расходовали меньше. Японская техника!
  Семидесятый полк прикрыл выход двадцать второго полка из боя, и занял его место. А пока он дрался с самураями, летчики двадцать второго заправлялись, заряжали оружие и снова поднимались в небо. И теперь уже они, когда пришло время, прикрывали выход из боя семидесятого полка.
  Это длилось почти два с половиной часа.
  И, наконец, самураи не выдержали. Их-то никто менять не собирался!
  Но кончалось не только горючее и боеприпасы. Кончилось время их побед! Хотя в этом бою они сбили много краснозвездных врагов, им переводу не было! И откуда только брались! Поэтому сдали нервы у 'королей неба'!
  Переломили советские пилоты самурайский хребёт, и полетели самураи, под напором стали и огня, на свой родной аэродром под Ганьчжуром. Но прикрывать их было некому и, вдобавок к сгоревшим в бою, во время посадки наши летчики, мстя за погибших товарищей, сожгли еще двоих напоследок. И поделом!
  Это была настоящая победа!
  Но досталась она дорогой ценой. В ходе боя потери советской стороны составили семнадцать самолетов (тринадцать И-15бис и четыре И-16) и одиннадцать летчиков.
  Геройски погиб командир двадцать второго истребительного авиаполка майор Николай Георгиевич Глазыкин. Его тело, сильно разбитое тупым ударом, нашли рядом с упавшим самолетом. Возможно, он угодил под падающий истребитель... Никто не видел, как это произошло. В такой куче-мале это было попросту невозможно. Но зато видели, как он сбил самолёт противника.
  Кроме Глазыкина, двадцать второй авиаполк недосчитался ещё пяти летчиков. И семидесятый потерял пять пилотов.
  Комкор Смушкевич размышлял...
  Перед ним лежали рапорты командира семидесятого иап майора Забалуева и помкомполка капитана Балашева, временно исполняющего обязанности командира двадцать второго иап после гибели майора Глазыкина.
  С нашей стороны в бою участвовало девяносто пять самолетов, со стороны самураев - сто двадцать. Стоп! В Ганьчжуре, и он это знал точно, сидело двадцать истребителей. Откуда еще сто самолетов? Прилетели из Хайлара или Чанчуня?.. Быть того не может!.. Врут? Может быть, но не специально. В такой давке своего от чужого хрен отличишь! Ладно, едем дальше.
  В ходе боя сбито более двадцати пяти японских истребителей. Так, посчитаем... На нашей территории было найдено четырнадцать упавших и сгоревших самолетов. На территории противника разведка обнаружила еще одиннадцать разбитых машин. Да двоих сожгли в Ганьчжуре. Итого двадцать семь. Отнять семнадцать - будет десять. То есть потери самураев в два раза меньше... Опять врут?.. Да нет, конечно, не врут, просто кое-кого из японцев посчитали два раза. Сам боевой летчик, он знал, что попасть в самолёт и сбить самолёт - это разные вещи. В бою некогда глядеть упал подбитый тобой враг или оклемался и дальше полетел.
  Так кто же победил? Во все века победителем считался тот, за кем осталось поле битвы... Враг бежал? Бежал! И добивали врага прямо у его порога. Значит, враг битву проиграл! На этом и порешим!
  И он включил в свой рапорт на имя командира особого корпуса комдива Жукова окончательную цифру - двадцать пять сбитых!
  Так, теперь наши потери...
  Семнадцать самолетов. Но люди-то живы. Старший лейтенант Савкин ранен легко, остался в строю. Трое - сели на вынужденную. Целехоньки. Двое выпрыгнули с парашютом, и уже вернулись в свои части. Значит, что? Значит, наши потери - одиннадцать летчиков. Так и запишем!
  Он размашисто подписал рапорт и пошел к комдиву.
  Смушкевич был человек отходчивый и понимал, какая ответственность лежит на Жукове. Поэтому махнул рукой на дневную размолвку, и выкинул её из головы.
  Жуков нисколько не жалел о выволочке, которую он устроил Смушкевичу. Но зла на него держать не собирался, потому что был прав!
  Поэтому, когда Смушкевич зашел к нему в юрту и доложил результаты воздушного боя, он крепко пожал ему руку, и от чистого сердца поздравил с победой.
  А потом еще раз перечитал рапорт. Всё как надо! Молодец Смушкевич! Может, если захочет, подать товар лицом! Численное превосходство противника в начале боя имелось? Имелось! Самураев сбито больше? В три раза! И враг бежит, бежит, бежит! И вообще, когда в небе сражается столько самолётов за раз, это уже не воздушный бой, это уже воздушное сражение!
  Так в Москву и доложим! Крупнейшее в истории авиации воздушное сражение нами выиграно! Ай да Жуков! Ай да сукин сын!
  Поздно вечером комкор Смушкевич приехал в осиротевший двадцать второй полк. Он обошёл все самолёты на аэродроме, побеседовал с техниками. А потом собрал лётный состав в штабной юрте и подробно расспросил о впечатлениях от встречи с самураями.
  Больше всего его интересовали боевые возможности японских лётчиков.
  И все как один, не сговариваясь, отметили большую выносливость, тактическое мастерство и волевые качества японских пилотов. Очень опасные противники!
  - Но, товарищ комкор, - резюмировал военком полка старший политрук Калачев, сбивший, кстати, в этом бою один японский самолет. - Мы их бьём, и будем бить, пока не уничтожим или не принудим сдаться!
  И все захлопали. А комкор улыбнулся:
  - По докладам командиров полков, в бою участвовало девяносто пять наших истребителей и сто двадцать японских!
  Кто-то удивленно присвистнул. Но Смушкевич не обратил внимание. Это было не совещание, а просто беседа боевых товарищей. И продолжил:
  - Сбито более двадцати пяти японских самолетов! Отличились майоры Глазыкин, Грицевец, Кравченко, капитан Герасимов старшие лейтенанты Рахов, Орлов, Викторов и многие другие.
  - Гнали самураев пинками аж до самого Ганьчжура! - не удержался от реплики кто-то из лётчиков. - А они летели и кувыркались! - закончил он, и весёлый смех прокатился по юрте.
  - Точно! - улыбнулся комкор. - И это настоящая победа! А скажите, как вы думаете, ожидать ли нам от них ответной любезности?
  - Самураи - народ мстительный! Обязательно захотят рассчитаться за своё поражение! И в самом скором времени! - ответил за всех майор Кравченко. - Но мы их встретим, как дорогих гостей, и угостим, как положено! - закончил он под общий смех и улюлюканье.
  - Гостеприимство - это хорошее качество! - сказал Смушкевич. И смех стал ещё громче.
  - Ну, а если серьёзно, - сказал он, когда летчики успокоились. - Бои нам предстоят не шуточные! Я думаю, что все это уже поняли. Есть сведения, что командование Квантунской армии перебрасывает на Халхин-Гол хорошо обученные, опытные истребительные части из Китая и Японии. Поэтому максимальное внимание, товарищи командиры, - обратился он к Балашеву и Калачеву. - Надо уделить вопросам тактической подготовки летчиков к предстоящим боям.
  Балашев чуть подался вперед при этих словах комкора, и кивнул, словно подтверждая важность сказанного. Калачев, делавший заметки в своей рабочей тетради, поднял голову и посмотрел на Смушкевича.
  - И вам, товарищи советники, не стоит успокаиваться, - комкор повернулся к Кравченко и его товарищам. - Да, вы многое сделали, чтобы передать свой боевой опыт. И сегодняшний бой это показал! Но впереди ещё много боев! До сих пор некоторые из ваших учеников бросаются на японцев очертя голову, как только их увидят!
  - Сашка Пьянков, у нас такой драчливый! - опять влез кто-то из пилотов. Но Смушкевич шутку не поддержал, и на шутника зашикали его же товарищи.
  - Необдуманный риск, - сказал Смушкевич. - Приносит лишь потери самолетов, а главное - лётчиков. Подготовленные боевые лётчики - это ценные кадры, это специалисты, без которых не решить поставленную задачу по разгрому врага.
  Когда комкор уехал Владимира поманил рукой майор Кравченко.
  - Ты сегодня на семнадцатой летал? - спросил он.
  - Я, товарищ майор, а что? - подтвердил Владимир.
  И тогда Кравченко обнял его, а потом крепко пожал руку. Владимир смотрел на него, ничего не понимая.
  - А я, сегодня - на семёрке! - сказал он и широко улыбнулся. - Так что с меня причитается!
  - Да, что вы, товарищ майор! - смутился Владимир. - Вы ж меня до дому проводили, а то сожгли бы меня, за милую душу!
  - Ладно, ладно! Ходил за мной, как на веревочке! Молодец! Я сам видел, как ты самурая завалил! И в рапорте указал! Так что, с почином тебя! - Кравченко хлопнул его по плечу.
  - Спасибо, товарищ майор!
  
  
  10. Полетит самолёт, застрочит пулемёт...
   Халхин-Гол, конец июня 1939 г.
  
  ...Комкор Смушкевич ничуть не преувеличивал, когда говорил, что японцы перебрасывают на Халхин-Гол новые истребительные части.
  Командир второго Хикосидана, то бишь второй авиадивизии, Квантунской армии генерал-лейтенант Тецудзи Гига не предполагал, что советское командование введёт в бой столько самолетов сразу и создаст пятикратный перевес! Понятно, почему пилоты временной оперативной авиагруппы, Риндзи Хикотай, не смогли с ними справиться, хотя и сбили сорок семь истребителей врага! Потеряв при этом всего семь своих! Теперь надо было что-то срочно делать. Поэтому генерал, не мешкая, перебросил в Ганьчжур и Саенджо ещё шестьдесят истребителей, и перевёл свой штаб в Хайлар, для более оперативного руководства боевыми действиями.
  Над монгольской бескрайней степью, выгоревшей до желтизны, раскинулось такое же бескрайнее, выцветшее до белизны, небо. Видимость - миллион на миллион. Ни ветерка. И даже комары куда-то попрятались, пережидая полуденную жару.
  Летчики семидесятого истребительного полка лениво лежали на чехлах в теньке под крыльями своих боевых машин, и ждали сигнала на вылет, но, видимо, летать сегодня уже не придётся. Самураи после вчерашней нахлобучки зализывали раны и в небе не показывались.
  - Ты знаешь, Борис, - повернул к лежащему рядом майору Смирнову свое сухое и сильное, обтесанное ветрами разных широт, лицо Сергей Грицевец. - Интересная мысль мне сейчас в голову пришла. А, ведь, эта война идет в очень благоприятных условиях! И меня, как бойца, вполне устраивает.
  - Не понял? - удивился тот.
  - А ты вспомни Испанию! Там рушились города, горели деревни, гибли дети и женщины... А здесь, в Монголии? Мирное население из зоны боев давно откочевало. Здесь гибнут только те, кто сражается на земле и в воздухе!
  Старший лейтенант Сергей Грицевец прибыл в Испанию таким же жарким июньским днем прошлого года. Гражданская война, разорвавшая эту несчастную страну на две части, полыхала уже два года. И конца ей не предвиделось... Республиканцы, задыхаясь в блокадном кольце, все ещё одерживали яркие победы, но мятежники, пользуясь и явной, и тайной поддержкой всей Западной Европы, медленно, но верно сдавливали свои тиски.
  А республиканцев поддерживал только Советский Союз, по-прежнему присылая транспорты с боевыми самолетами и лётчиками-добровольцами.
  После почти двух лет службы командиром звена в первой Краснознаменной истребительной эскадрилье имени Ленина Забайкальского военного округа судьба забросила старшего лейтенанта Грицевца в Одессу. Он служил лётчиком-инструктором в восьмой Одесской авиашколе. И, с тех пор, как в Испании начался мятеж, и туда отправились первые советские добровольцы, неоднократно подавал рапорты с просьбой отправить его сражаться с фашизмом на испанской земле.
  Однако у вышестоящего командования в его отношении были другие планы.
  В начале тридцать восьмого его перевели в двадцатую авиашколу, больше известную как Кировобадская школа особого назначения. Потому что там учили летать испанцев. Сергей потом со многими из них сражался плечом к плечу в горячем испанском небе.
  Вот так и получилось, что вместо боевого истребителя старший лейтенант Грицевец опять сел на учебно-тренировочный. Делать нечего! Приказ - есть приказ! Конечно, он мечтал о другом. Но к порученному делу отнесся со всей ответственностью, понимая, что его ученикам, в отличие от него, войны никак не миновать. Поэтому учил их военному делу настоящим образом.
  Однако, не зря говорится - не было бы счастья, да несчастье помогло!
  В апреле тридцать восьмого года в Испанию прибыла партия новейших истребителей И-16 тип 10 и очередная группа советских летчиков-добровольцев, оказавшаяся самой невезучей. Несмотря на то, что многие пилоты группы были не первого года службы, налёт у большинства из них был небольшой. Но это было ещё полбеды. Новый истребитель оказался никуда не годным! И не успели они приступить к тренировкам, как сразу же начали нести потери.
  Сначала на глазах у всех погиб лейтенант Шилин. Во время пилотажа у него отвалилась консоль крыла. Он вошёл в штопор и врезался в землю... И началось! Лётчики бились один за другим! Четырнадцать аварий и тринадцать поломок за месяц!
  Ясное дело, сборка на заводе была вредительской! Скрытые враги улучили возможность и ударили исподтишка в спину! Естественно, от суровой кары вредителям уйти не удалось, но сколько прекрасных пилотов они успели загубить!
  Чтобы привести самолеты в боеспособное состояние, пришлось в полевых условиях поменять крылья и пулеметы на всех машинах.
  К этому времени вера в новый истребитель упала настолько, что шесть человек попросту отказались на нем летать. Все они были доставлены обратно на Родину, исключены из партии и отданы под суд военного трибунала за трусость.
  Первые бои тоже оказались не очень удачными. В итоге за месяц группа потеряла больше половины своего состава - двадцать три летчика.
  Речь пошла за честь мундира. Тут-то командование и вспомнило о рапортах, которые писали лётчики-инструкторы восьмой Одесской военной авиашколы пилотов.
  В Испании Сергей пробыл недолго, всего три месяца. Но за эти три месяца насмотрелся всякого. И видел, какие воронки на месте жилых кварталов оставляют после себя фугасные авиабомбы. И много чего ещё видел, что хотел бы позабыть, да не сможет... Видел детей, плачущих возле своих убитых матерей. Видел убитых горем матерей, баюкающих своих погибших детей. А однажды, рискуя жизнью, сам вынес из пылающих развалин двоих ребятишек.
  Вот почему он так ожесточенно сражался с фашистами, и в сорока воздушных боях сбил тридцать вражеских самолетов! Сам он, правда, их не считал. Товарищи посчитали. А когда его кто-нибудь об этом спрашивал, отвечал:
  - Лес рубят - щепки летят. Кто же считает щепки?
  Прекрасный пилотажник и отличный стрелок Сергей много сбивал, но редко привозил пробоины. Однажды после тяжелейшего боя с двадцатью 'мессерами' в машине его боевого товарища, тоже бывшего летчика-инструктора восьмой Одесской авиашколы, Иосифа Хотелева насчитали восемьдесят пять пробоин! У Николая Герасимова - шестьдесят две! А у Сергея было всего две несчастных дырки! Ему даже неудобно стало перед товарищами!
  В другом бою у него отказали сразу все четыре пулемета (и такое тоже бывало), но он из боя не вышел и, не стреляя, фигурами пилотажа загнал один из 'Фиатов' под огонь эскадрильи 'Чатос'. Да, бывало всякое... В один из августовских дней ему пришлось очень туго, и садился он на совершенно изрешеченной машине, на честном слове и на одном крыле. Говорят, что в том бою он завалил семерых... А пусть не лезут!
  Партия и Правительство высоко оценили его заслуги. Когда Сергей вернулся на Родину, ему присвоили внеочередное воинское звание майор. А в феврале этого года он и его боевые товарищи Павел Коробков и Николай Герасимов были удостоены звания Герой Советского Союза. Иосиф Хотелев был награжден орденом Красного Знамени. А теперь вот они все вместе здесь самураев бьют. Но это совсем другая война!
  - Да, Борис! Такая война меня, как бойца, вполне устраивает! - повторил он и откинулся на чехол.
  А на следующий день с утра был бой. И Сергей в этом бою сбил ещё одного самурая. Он выпрыгнул с парашютом над нашей территорией и попал в плен.
  В бою участвовали две эскадрильи семидесятого авиаполка. Как обычно, одна - 'ишаки', вторая - 'бисы'.
  'Бисам' опять не повезло. Они потеряли двоих - Полевого и Григоряна. Самолет Григоряна расстреляли, когда он с заглохшим мотором пытался сесть на вынужденную. Жалко ребят. Они, конечно, отомстили за них, сбив семь японских истребителей. Но пора бы уже задуматься, стоит ли терять хороших бойцов из-за устаревшей тактики! Бипланы - снизу, монопланы - сверху. Одни с бомберами воюют, другие с истребителями. Да эта тактика уже в Испании себя не оправдывала!
  Ночью начался дождь, который шел потом весь день. Летчики сидели в юртах и, что есть силы, колотили доминошками об столешницы. Оперативная пауза, так сказать... Но пару деньков можно и потерпеть. Лишь бы не затянулось на дольше.
  Не затянулось.
  Двадцать шестого июня в пятнадцать двадцать посты воздушного наблюдения сообщили о появлении большой группы японских самолётов в районе озера Буир-Нур. Ей навстречу было немедленно поднято двадцать семь истребителей И-16 и тринадцать истребителей И-15бис семидесятого авиаполка во главе с комполка майором Забалуевым. Над северным берегом озера они увидели семнадцать самолетов противника, которые развернулись, не приняв боя, и ушли в направлении Ганьчжура. Забалуев, не раздумывая, кинулся в погоню за удирающим врагом.
  Но это была лишь приманка. Кусок сыра в мышеловке! Над Ганьчжуром, загодя предупрежденные по радио первой группой, их поджидали еще более сорока самураев.
  Вот это и называется вляпаться! Теперь численный перевес и тактическое преимущество было на стороне врага!
  И начался бой.
  Через некоторое время командующий истребительной авиацией ВВС пятьдесят седьмого особого корпуса Герой Советского Союза полковник Гусев, непосредственно руководивший в тот день действиями авиации с передового командного пункта на горе Хамар-Даба, почувствовал неладное.
  В Испании Александр Гусев провоевал больше восьми месяцев, командовал эскадрильей, а потом авиагруппой. Был ранен. Сбил пять самолетов противника, награжден орденом Красного Знамени. Стал Героем. Когда вернулся в Советский Союз, из старших лейтенантов сразу шагнул в майоры. А этой весной окончил Курсы усовершенствования комсостава и получил полковника.
  Гусев доверял своей интуиции. До сих пор она его ещё не подводила. Что-то было тут не чисто... И он поднял и послал вдогонку Забалуеву ещё двадцать И-16 и двадцать один И-15бис двадцать второго полка.
  Полк повел новый командир - майор Кравченко. Его назначили на следующий день после гибели Глазыкина. И все восприняли это с радостью. А больше всех радовался капитан Балашев. Такая молниеносная карьера - за месяц из комэска в комполка - его пугала. И он с радостью передал бразды правления майору.
  Интуиция и на этот раз полковника Гусева не подвела. Дела у Забалуева шли неважно.
  У его лётчиков было на исходе и горючее, и патроны. А сам комполка был сбит, и совершил вынужденную посадку возле дороги, идущей из Ганьчжура в Обо-Сумэ. В шестидесяти километрах за линией фронта.
  Бой был тяжёлый. Ещё пару недель назад его исход, скорее всего, оказался бы не в пользу советских пилотов. Но сегодня самураям противостояли бойцы, уже отведавшие вражеской крови и бившие этого врага у его порога!
  Сергей Грицевец обладал очень ценным для летчика-истребителя даром. Он мог видеть всю картину боя в целом. Более того, он мог отслеживать её в динамике! Когда-нибудь, когда на их самолётах появятся радио, это качество станет главным для авиационного командира! А пока он мог лишь носиться туда - сюда, пытаясь успеть везде, где его товарищам становилось туго. Он уже разделался с одним самураем, лежащим теперь в степи и тяжело чадящим густым чёрным дымом. Ещё двум - трем неплохо всыпал, но добивать их было некогда. В следующий раз! Главное - не дать им пожечь ребят! Эх, оттянуться бы ещё и назад, на свою территорию! Но не получалось пока.
  На горизонте по-прежнему маячил Ганьчжур. Крыши домов, телеграфные столбы, грузовые машины.
  И тут Сергей обнаружил, что потерял из виду комполка. А ведь, вот, только что, он тут кружил, заходя в хвост серебристой машине. А теперь его нигде нет!
  Сергей осмотрелся. Неужели... Точно! Он! Садится, подбитый, у дороги... Сергей дал ручку и пошел на снижение, не отрывая взгляда от машины Забалуева. И увидел, как тот выскочил из самолета и побежал. Бежит и на ходу всё с себя скидывает. Парашют, ремень, всё тяжелое. Бежит с пистолетом в руке.
  'Ну, куда же, ты бежишь? - подумал Сергей с отчаянием. - Ну, пробежишь сто, двести метров, а дальше? Ведь до границы шестьдесят километров! А там еще перейти через фронт надо!'
  В этот момент он увидел, как Забалуев остановился, и замахал ему рукой в сторону границы, показывая направление. Видно, решил, что какой-то из его пилотов заблудился.
  Сергей вдруг вспомнил, как вчера они сидели в командирской юрте, а по ней лупил дождь, как по барабану. Они пили крепкий чай, и вдруг разоткровенничались оба. Семьи вспомнили. У Забалуева сын маленький, а у него - дочка. Жён редко видят с этими войнами дурацкими. Как они ещё терпят мужей таких! Любят, что ли? Так хорошо поговорили! Под водку так не поговоришь.
  И вдруг к нему пришло решение!
  'Погибну, а выручу!' - подумал Сергей, и развернулся.
  Сбросив скорость на горке, он выпустил закрылки, и в темпе раскрутил рукоятку выпуска шасси. Расчёт на посадку он сделал так, чтобы сесть как можно ближе к Забалуеву - каждая секунда дорога... Перед посадкой осмотрелся, на всякий случай.
  Над ними, прикрывая, кружил свой краснозвездный И-шестнадцатый.
  Садился Грицевец спокойно, как на родной аэродром. Притер машину ровнехонько, на три точки. Посадок, слава Богу, за свою инструкторскую карьеру он совершил столько, что и не сосчитать. Но дело было не в этом. Садился он все-таки не на укатанную и ровную как стол взлетно-посадочную полосу аэродрома, а в чистом поле. Не дай Бог, кочка побольше или ямка поглубже под колесо попадет! И привет семье! Отстреливаться, а потом стреляться, придется обоим. Потому что сдаваться им, понятное дело, нельзя!
  Машина катилась, подпрыгивая на кочках и замедляясь. И пока, вроде, всё было в порядке. Он взял Забалуева в створ - так, чтобы подрулить к нему напрямую, не теряя времени на повороты. А тот, прикинув, где остановится этот сумасшедший пилот, помчался на перерез.
  Истребитель Грицевца, наконец, замер. Не выключая двигатель, потому что без автостартера его потом не завести, Сергей вылез на правый борт. И, озираясь, не видать ли самураев, вытащил пистолет. А потом замахал Забалуеву: 'Давай, быстрей!'.
  Тот подбежал, вконец запыхавшийся, и молча, без слов, полез в кабину.
   'Куда бы тебя, дорогой, поместить?' - лихорадочно думал Сергей.
  Самолет ведь одноместный! Ему самому - то, долговязому, тут тесно! Хорошо хоть Забалуев таким маленьким да щупленьким уродился - в пол Грицевца всего! Ага! Вот сюда можно! Аккумуляторов Сергей с собой давно уже не возил. С самой Испании. Техники облегчили ему и эту машину по его просьбе. И кое-как, но втиснул-таки он майора между левым бортом и бронеспинкой.
  И тут внезапно зачихал мотор... Забалуев в этой жуткой тесноте зацепился за рукоятку газа, и сдвинул ее на себя. И винт заколебался, вот-вот остановится! А повернуться ни один не может!
  Жить захочешь - повернешься! Отчаянным рывком Сергей сумел вовремя подпихнуть вперёд эту рукоятку на полный газ, и самолет рвануло вперед!
  Побежать-то, самолет побежал, а вот разбежаться никак не может! Не отрывается! Груз - то двойной. Бежит, подпрыгивает, бьётся колесами об вражью землю, но не взлетает!
  'Только бы ни одна кочка под колесо не попалась...' - молился Сергей.
  И Бог услышал его молитвы. Нехотя, медленно, но оторвался родной!
  Грицевец убрал шасси. И с беспокойством посмотрел на бензиномер... Путь не близкий. Хватит ли горючки? Высоту он набирать не стал, пошел на бреющем, от греха. Чтобы не заметили. Так и крался над пожухлой маньчжурской травой все шестьдесят километров. Двадцать минут полёта. Полет нормальный!
  За Халхин-Голом Сергей взял ручку на себя и, наконец, набрал высоту. Дальше - все просто. Сел в Тамцаг-Булаке. Остановился прямо у палатки КП, выключил двигатель, и выпрыгнул из машины, закричав во весь голос от избытка чувств:
  - Ну, вытаскивайте дорогой багаж!
  Пока Грицевец добирался домой со своим спасённым командиром, двадцать второй полк, успевший очень вовремя, огнём и маневром прикрыл отход товарищей.
  В ходе тяжелейшего полуторачасового боя было сбито десять японских самолетов. Наши потери составили три И-16 и один И-15бис. Лейтенанты Красночуб и Шматко были сбиты над вражеской территорией, и погибли. Летчик Гайдобрус столкнулся с японским истребителем. Но ему удалось на поврежденной машине перетянуть через линию фронта. Самолёт во время посадки он разбил, но сам отделался лишь ушибами.
  Вообще, в этот день пилотам семидесятого жутко везло. Лётчик Александров, выйдя из боя, заблудился и, когда кончилось горючее, совершил вынужденную посадку в голой степи. Он полагал, что сел на монгольской территории и решил остаться у самолёта, дожидаясь подмоги. Но на самом деле приземлился в Манчжурии. К счастью, следующим утром на него случайно наткнулась группа монгольских кавалеристов, проводивших разведку во вражеском тылу. Они не только доставили его к своим. Подогнав конную повозку, они вывезли и самолёт!
  Но больше всех повезло, конечно, майорам Грицевцу и Забалуеву!
  Когда Владимир Пономарев услышал о подвиге Сергея Грицевца, он сначала не поверил! На одноместном истребителе улететь вдвоём! Грицевца он прекрасно помнил ещё по Одесской авиашколе. Видел там его чуть не каждый день. Высоченный, широкоплечий! Он сам с трудом помещался в тесной кабине 'ишачка'! Но, факты вещь упрямая. Вывез? Вывез!.. Охренеть!
  Ладно, с этим ясно! Но, ведь, садиться на вражеской территории запрещено! Достаточно любой, самой ничтожной случайности - камера лопнет или мотор заглохнет и всё! Там и останешься! Только стреляться! А если не успел, то кто докажет, что ты не сдался в плен добровольно? А семья?.. Это же статья! Чесеир!.. Жене - срок! Детей - в детдом! И клеймо на всю жизнь! Член семьи изменника Родины! Как он решился?
  Одно слово - Герой!
  - Нет, Вячеслав Михайлович! Вы останетесь в Тамцаг-Булаке! - дивизионный комиссар Никишев, комиссар особого корпуса, мягко, но решительно отмёл все аргументы Забалуева о необходимости его скорейшего возвращения в полк. - И вы, Сергей Иванович, тоже! Сейчас прибудут корреспонденты центральных газет. Это вопрос первостепенной важности! О вашем героическом поступке должны узнать все бойцы корпуса, вся страна! И ничего с вашим полком за ночь не случится!
  С начальством сильно не поспоришь. С другой стороны, действительно, что может случиться за ночь?
  А за ночь случилось вот что.
  Осознав, что в воздушных боях справиться с русскими не удаётся, слишком уж много слетелось их сюда в Монголию, генерал Гига измыслил другую военную хитрость. Собственно и не хитрость даже. Тактический ход. Это решение просто само напрашивалось. Нанести бомбовый удар по советским аэродромам на рассвете и пережечь всю эту армаду на земле!
  Взлетев ещё затемно, сто четыре японских самолета построились и взяли курс на запад. Ударную силу составляли девять одномоторных бомбардировщиков Ки-30, девять двухмоторных тяжелых бомбардировщиков Ки-21 и двенадцать двухмоторных бомбардировщиков 'Фиат'. Их сопровождали семьдесят четыре истребителя.
  Во главе колонны на одном из бомбардировщиков летел сам командир второго Хикосидана генерал-лейтенант Гига. Перелетев границу, японцы разделились. Часть из них двинулась к Тамцаг-Булаку, где базировались самолеты двадцать второго иап, а другая отправилась к аэродрому семидесятого полка Баян-Бурду-Нур.
  Посты ВНОС вовремя заметили японские самолеты, накатывающиеся волна за волной, но предусмотрительно перерезанные самурайскими разведгруппами линии связи не позволили им предупредить мирно спящих на своем аэродроме пилотов.
  В семидесятом полку проснулись от гула самолетных моторов и свиста падающих бомб. Два 'ишака' сразу накрыло. Прямо на стоянке. Остальные суматошно пытались завестись и взлететь, но сверху на них обрушились японские истребители. Кого-то расстреляли ещё на разбеге, других сожгли во время набора высоты. Было сбито четырнадцать самолетов, девять И-16 и пять И-15бис. Погиб военком полка Мишин, летчики Черныш, Юненко, Мальцев, Герасименко, Карпов и Заикин. Еще пятеро получили ранения. Разделавшись с полком, самураи ушли без потерь...
  Вчера летчикам семидесятого неправдоподобно везло, а сегодня... Увы, на одном везении на войне долго не продержишься. Как говорил генералиссимус Суворов, надобно и умение. А вот его-то ни пилотам, ни их командирам не хватило.
  В Тамцаг-Булаке самураев тоже не ждали. Вернее ждали, но не столько.
  Ещё с вечера Смушкевич поставил майору Кравченко боевую задачу - уничтожить, повадившегося прилетать на рассвете, японского разведчика. Тут Гига сам себя перехитрил. Потому что к моменту появления его колонны полк уже проснулся.
  Поднятое без десяти пять дежурное звено под командованием старшего лейтенанта Леонида Орлова перехватило обнаглевшего разведчика. Одновременно с постов воздушного наблюдения сообщили о приближении с востока большой группы японских самолетов. На аэродроме была объявлена тревога. Десять минут спустя ударная группа самураев, шедшая на высоте примерно четырёх тысяч метров, показалась над аэродромом. Несколько 'ишаков' ещё выруливали на взлет, но большая часть уже набирала высоту.
  Посыпались бомбы... Всего, как потом посчитали, на Тамцаг-Булак упало около сотни стокилограммовых бомб. Но за исключением нескольких воронок на летном поле, они не причинили никакого вреда. Бомбили самураи с горизонтального полета по ведущему. И большинство бомб продырявило степь, до смерти перепугав сусликов и полевых мышей. К рёву моторов они уже привыкли, а вот к бомбам еще не успели. Одним словом, обошлось без повреждений, поскольку повреждать было нечего. Самолеты были в воздухе, а наземные постройки, если не считать таковыми юрты, отсутствовали.
  Тем временем успевшие взлететь краснозвёздные машины вступили в бой с японскими истребителями. Всего в воздух поднялось тридцать четыре И-16 и тринадцать И-15бис. Схватка продолжалась недолго. Отбомбившись, бомбардировщики, ушли, и эскорт улетел вслед за ними.
  В ходе боя удалось сбить пять самураев, в том числе два бомбардировщика. Собственные потери составили три И-15бис. Погибли Гринденко и Паксютов. Гасенко выпрыгнул с парашютом из горящего самолета. Еще два летчика получили ранения.
  В час дня японцы произвели налёт на Баян-Тумен, где базировались советские бомбардировщики и группа истребителей прикрытия. В налёте участвовало пять бомбардировщиков, которых прикрывал двадцать один истребитель. Опять бомбили степь... Потерь вообще бы не было, если бы не взлетел один из 'бисов'. Он героически кинулся в одиночку против двадцатикратно превосходящего врага и, само собой, сразу же был сбит. Летчик спасся на парашюте. И, слава Богу! Может, ещё поумнеет.
  Вечером поступили доклады. И тут не мог ничем помочь даже талант Смушкевича составлять реляции. Сбито пять японских самолетов. Наши потери - девять пилотов и двадцать самолетов, в том числе девять И-15бис и одиннадцать И-16. Погиб военком семидесятого иап Мишин. Пропал без вести командир двадцать второго иап Кравченко...
  В осиротевшем второй раз за неделю полку на патефоне без конца гоняли одну и ту же пластинку. Звучало печальное танго 'Немое свидание'. Другой пластинки не было.
  Той ночью Кравченко спал едва ли несколько часов. Они допоздна просидели с Орловым, уточняя план перехвата разведчика. А в четыре все уже были на ногах.
  - Сегодня обязательно прилетит, - запрокинул голову в чёрный, усыпанный яркими звездами, небосвод Григорий. - Часам к пяти появится. Пора проверить самолеты.
  Они отправились к машинам. В призрачном лунном свете под ногами серебрилась сухая трава. Техники опробовали моторы. Орлов со звеном остался на стоянке, а Кравченко вернулся в свою юрту. В напряженном ожидании шли минуты. Медленно светлел горизонт. И тут неожиданно громко зазвенел полевой телефон.
  - Самолёт-разведчик на большой высоте пересёк границу. Пошёл в направлении на Тамцаг-Булак, - доложил дежурный.
  Звено Орлова уже успело набрать высоту, когда появился разведчик. Леонид заметил врага, и повернул в его сторону. Кравченко наблюдал за происходящим с земли. В этот момент ему сообщили о приближении большой группы самураев.
  - Всем в воздух! - приказал он и бросился к своему истребителю.
  Первым взлетел капитан Степанов. Мотор его самолета, на всякий случай, подготовленного к ночному перехвату, ещё не остыл и сразу запустился.
  С востока надвигался плотный строй бомбардировщиков под прикрытием множества истребителей. Евгений оглянулся. Советские самолеты разбегались, и один за другим взлетали прямо со стоянок. Теперь все решали секунды. Главное - успеть взлететь, и набрать высоту. В это время на него спикировало сразу несколько самураев. Он ловко увернулся и, выполнив боевой разворот, устремился в атаку.
  Григорий видел, как с высоты, с переворота повалился вниз японский истребитель, и приготовился к бою, но противник зашёл на И-15бис капитана Степанова и открыл огонь. Кравченко, воспользовался этим, чуть-чуть довернул машину, и ударил по вражине из всех пулеметов. Самурай загорелся, но стрелять не перестал. Григорий чертыхнулся, подошел к нему вплотную и добавил. Этого хватило. Японец качнулся из стороны в сторону, крутанулся несколько раз вокруг своей оси и, наконец, рухнул.
  Увернувшись от истребителей прикрытия, младший лейтенант Пономарев сумел пробиться к бомбардировщикам, из раскрытых люков которых уже сыпались бомбы, и воткнул одному из них в бензобак длинную очередь. Показалось пламя... Самолёт качнулся и, накренившись, пошёл вниз, оставляя за собой густой чёрный хвост. Владимир перевернул машину, и нырнул в другую сторону, уходя от потянувшихся в его сторону пулеметных трасс бортстрелков.
  Отбомбившись, самураи, наконец, отправились восвояси. Можно было садиться.
  И тут Кравченко увидел высоко в небе одинокий самолёт: 'Эге, Григорий Пантелеевич! Ещё один разведчик! Фотоконтроль делает сволочь!'
  Сообразив, что его заметили, самурай повернул на восток, и стал уходить со снижением. Кравченко пошел за ним. Погоня длилась довольно долго. Они уже мчались на бреющем над песчаными барханами. Как потом оказалось, японец утащил его за собой в самую глухомань, в пустыню Гоби. И только там Григорию удалось выйти на дистанцию огня. Он нажал гашетки. После чего, как и положено, последовал клевок носом в ближайший бархан. Отлетался.
  Кравченко развернулся и пошёл домой. Он привычно бросил взгляд на бензиномер и присвистнул. Бензина - ноль. Мотор зачихал и винт остановился. Пришлось садиться прямо перед собой, не выпуская шасси.
  Стояла неправдоподобная тишина. И вдруг он услышал, как тикают бортовые часы.
  'Куда же это вас занесло, Григорий Пантелеевич?' - почесал Кравченко затылок, осматриваясь и вспоминая детали полета. К счастью, он всё-таки успел перелететь Халхин-Гол и находился уже на своей территории. Хотя этого знать тогда и не мог.
  Ну что ж, рассиживаться нечего, пора в путь-дорогу! Вот только, ни воды, ни еды...
  'Дали вы маху, товарищ комполка!' - Григорий пообещал себе, что когда вернётся, заставит зам по тылу лично укомплектовать каждый истребитель аварийным запасом воды и бортпайком. И ежедневно проверять его наличие!
  Он плюнул на нежелающий вывинчиваться компас и, сориентировавшись, зашагал на юго-восток. К полудню, как обычно, жара стала нестерпимой. Мучила жажда. И тут он увидел озерцо. Снял сапоги, зашел в воду, зачерпнул, хлебнул... И еле отплевался. Вода оказалась горько-соленой. Вдобавок ко всему, сапоги не захотели налезать на распухшие ноги. Пришлось обмотать портянками ступни и идти по сухой, колючей траве босиком.
  Так он и шёл два дня подряд. Сосал травинки, чтобы отбить жажду. Болели и кровоточили потрескавшиеся, сбитые ноги. Наступила вторая ночь. Не спалось... Ночи-то в Монголии холодные. Да и какой сон на пустое брюхо!
  Утром ноги идти отказались вовсе. Но он заставил их подчиниться и побрёл дальше.
  'В полк! В полк! В полк!' - твердил он сам себе. Вспоминал рассказы Александра Пьянкова, месяц назад угодившего в такую же ситуацию. Три дня он тогда выбирался из пустыни, раненый, и тоже без воды и без еды. И выбрался! И он выберется!
  Третий день клонился к вечеру, когда Григорий увидел мчащуюся по степи полуторку. Он вытащил пистолет, и несколько раз выстрелил в воздух. Грузовик остановился. Красноармеец увидел его, и выскочил из кабины с винтовкой. Обросший, изможденный, с искусанным москитами лицом, Григорий еле держался на обмотанных портянками ногах. Губы у него обметало, распухший язык еле шевелился во рту:
  - Пить!
  Шофер, разглядев ордена, дал ему фляжку с водой.
  Кравченко искали и на машинах, и на самолётах. Искали его и монгольские конники. Маршал Чойбалсан звонил через каждые три часа в штаб авиации. Разнюхав об этом, хитрые самураи орали в громкоговоритель из своих окопов, что майор Кравченко перелетел к ним.
  Через полтора часа Кравченко привезли в штаб корпуса. А вскоре он уже стоял, пошатываясь, перед юртой Смушкевича.
  Ну, вот и все. Можно отключиться.
  Что он и сделал...
  
  
  11. Гремела атака, и пули звенели...
   Халхин-Гол, июль 1939 г.
  
  ...Пятьдесят шестой истребительный авиаполк на Халхин-Гол привел врио комполка капитан Данилов. Полк был большой. Семь эскадрилий. Сто один истребитель! В том числе шестьдесят четыре И-16 и двадцать четыре новейших истребителя И-153 'Чайка'. А в одной из эскадрилий на И-16 помимо пулеметов впервые были установлены по две двадцатимиллиметровых авиационных пушки ШВАК. Впрочем, пушечные 'ишачки' Смушкевич сразу передал в двадцать второй полк. Оно и понятно. В пятьдесят шестом пилоты были пока еще необстрелянные.
  Командиром 'пушечной' эскадрильи был назначен капитан Евгений Степанов.
  В тот же день состоялось ещё несколько назначений. По рекомендации Жукова, комкор Смушкевич назначил майора Куцепалова командиром прибывшего полка. Капитан Иванищев стал замначальника штаба, а старший лейтенант Ледневич - помкомэска капитана Кустова.
  Полоса невезения у Степана Данилова что-то подзатянулась...
  В Испании он провоевал полгода. Был награжден орденом Красного Знамени. Представлялся и ко второму ордену. Но представление где-то затерялось. А, может, легло под сукно по каким-нибудь совершенно прозаическим, Степану неизвестным, но от этого не менее фатальным причинам. Представление затерялось не на него одного. Вся группа осталась без заслуженных наград. Впрочем, через год справедливость была восстановлена, и все они получили недавно учрежденные медали 'За отвагу'. Но, медаль, она и есть медаль. Не орден, одним словом.
  После возвращения из Испании, старший лейтенант Данилов был направлен в Липецкую высшую лётно-тактическую школу. А после её окончания командовал эскадрильей. И это, когда его однокашники, все как один, получали майоров, а то и сразу полковников, и становились командирами полков и бригад!
  Когда ему приказали возглавить пятьдесят шестой полк и прибыть вместе с ним в МНР, Степан подумал, что, наконец-то, все встало на свои места. Увы... Полком он командовал недолго. Привел его в Тамцаг-Булак, а на следующий день сдал майору Куцепалову. Такие дела.
  Майор Куцепалов весь июнь не просто находился при Жукове в качестве советника по авиационным вопросам, что, само собой, было его основной обязанностью. За это время он совершил с десяток боевых вылетов, и участвовал в нескольких воздушных боях. А двадцать второго даже сбил японский истребитель! Летал он ястребке, который ему предоставлял майор Кравченко. Иванищев с Ледневичем ходили у Куцепалова ведомыми.
  С самим собой он разобрался. Убедился, что пули не боится. И успокоился. И даже как-то вырос. Или выпрямился. Так или иначе, к нему вернулась уверенность в себе, а это для командира самое главное!
  Получив полк, Куцепалов, вообще, воспрянул. Это не было понижением после бригады. Потому что полк был большой. А на бригаде он был врио. И, вообще, если честно, лучше командовать полком, чем гонять балду при штабе.
  И тут грянуло Баян-Цаганское побоище!
  Вечером второго июля ударная группа двадцать третьей пехотной дивизии Квантунской армии под командованием генерал-майора Койчи Кобаяси навела понтонный мост, переправилась на западный берег Халхин-Гола и начала окапываться. К утру японцам удалось подготовить развитую систему противотанковой обороны.
  Жуков очень оперативно отреагировал на самурайский рывок. В военном деле - это важнее всего. Он отреагировал по жуковски, быстро и решительно!
  И не важно, что небо Баян-Цагана почернело от дыма сгоревших БТ.
  Только за один день третьего июля было потеряно семьдесят семь танков и тридцать семь бронеавтомобилей, не считая восьми штук монгольских.
  Светлая память героям, павшим в боях за свободу и независимость МНР...
  Может быть, если бы батальоны одиннадцатой танковой бригады пятьдесят седьмого особого корпуса вводились в бой не разрозненно, сходу, а одним кулаком, и не сами по себе, а при поддержке пехоты, потери были бы меньше. Может быть... Но история не терпит сослагательного наклонения. Так это было! А японцев отогнали обратно за реку. И это главное.
  Авиация не осталась в стороне от происходящих событий. Косяки скоростных бомбардировщиков сто пятидесятого и тридцать восьмого бомбардировочных авиаполков под прикрытием истребителей потянулись в сторону Баян-Цагана, огнедышащего, словно внезапно проснувшийся вулкан. За два дня они вывалили на гору шесть тысяч авиабомб, перемешав японские позиции с землей. В ходе воздушных боев самураи потеряли одиннадцать истребителей. Но и советские пилоты заплатили кровавую дань прожорливому Аресу. Было сбито десять СБ и один И-16.
  Жуков к боевым потерям относился спокойно. Если задача выполнена, то потери оправданы. А если не выполнена, то собственная голова с плеч! И тогда, не всё ли равно, сколько полегло бойцов в кровавом бою! Рискуя своей жизнью, он получал право и чужие не жалеть. Задача перед ним была поставлена ясная. И он выполнит её любой ценой. Впрочем, ненужных, в его понимании, потерь Жуков, как рачительный хозяин, избегал. Война - предприятие очень дорогостоящее! И не стоит пускать по ветру драгоценные ресурсы без всякого толку! Они могут еще пригодиться.
  В этот длинный, полный событий день Владимир сбил своего пятого самурая. И по всем понятиям стал настоящим асом!
  С самого рассвета со стороны Халхин-Гола раздавался непрерывный гул. Громыхало и бубухало, как в грозу... С четырёх часов утра эскадрильи СБ одна за другой потянулись к горе Баян-Цаган и к переправам через реку.
  Майор Кравченко крутанул рукоятку полевого телефона, и связался с полковником Гусевым:
  - Разрешите сходить в гости, товарищ полковник! Тут совсем недалеко, сто шагов. И знакомый давно ждет!
  - Разрешаю! Желаю удачи!
  В шесть утра все пять эскадрилий двадцать второго авиаполка одна за другой поднялись в воздух, и в полном составе двинулись в Маньчжурию. Они шли двумя эшелонами. Один - ведущий, другой - прикрывающий. Семьдесят восемь самолетов!
  За звеном управления, с командиром во главе, двумя девятками в клиньях звеньев летела 'пушечная' эскадрилья капитана Степанова.
  Владимир, как всегда, шёл правым ведомым у комзвена Пьянкова. Больше он его в бою не терял. То ли Александр стал поспокойнее, то ли Владимир набрался опыта. Но от командирского хвоста он уже не отрывался.
  План был таков - четыре эскадрильи производят штурмовку самурайского аэродрома, а одна остается наверху на тот случай, если противник вызовет помощь.
  Увидев стоянки со стоящими в один ряд, как на смотру, серебристыми самолетами с красными кругами на крыльях, Кравченко покачал крыльями. 'Делай, как я!' И перешёл в атаку. Вслед за ним опустили носы и вошли в пике остальные. Рёв моторов, грохот пушек и пулемётов разорвал утреннюю зыбкую тишину.
  Один вражеский истребитель попытался взлететь, но угодил под прицельную очередь младшего лейтенанта Пономарева. Пушечные снаряды практически отпилили ему крыло. Самурая крутануло, и он врезался в землю. И тут же рванули баки.
  Когда Владимир, сделав боевой разворот, пошёл на второй заход, его крестник огромным сигнальным костром, указывал направление атаки.
  Сделав три захода и отведя душу, как следует, полк ушёл домой.
  Пока шла заправка машин горючим и боезапасом, поступил приказ вылететь в район горы Баян-Цаган. Сначала вылетело три эскадрильи. А затем было приказано поднять и остальные. Владимир был во второй группе, и в воздушном бою не участвовал, потому что Кравченко, увидев, что над Баян-Цаганом справляются и без них, решил проштурмовать ещё один самурайский аэродром, что и проделал с большим блеском.
  Во время обеда снова взлетела красная ракета, и лётчики прямо из-за стола разбежались по машинам. К аэродрому стремительно приближались вражеские самолеты. Коварные самураи нанесли ответный визит прямо в обед, надеясь, советские пилоты, набив желудки красной икрой, разлягутся в теньке, и заснут. Но этот расчёт не оправдался...
  Младший лейтенант Пономарев шёл в лобовую атаку. Длится такая атака секунды, но отнимает годы жизни. Или саму жизнь.
  Самурай открыл огонь первым. Пулемётная трасса выгнулась вниз, чуть-чуть не дотянувшись до Пономаревского 'ишачка'. Он пригнулся к прицелу, укрывшись за широким лбом своего ястребка, и нажал на гашетку. Один из его снарядов врезался прямо в двигатель самурая, выбив пламя из-под капота. Винт у него сразу остановился.
  Владимир отвернул от клюнувшего носом японского истребителя, и сделал боевой разворот. Он быстро догнал планирующего врага, и ударил по нему из всех стволов. От самурая полетела труха и куски обшивки. Эти пушки были просто чудо как хороши! Снарядов бы побольше! Впрочем, и одной очереди хватило. Серебристая машина качнулась, и посыпалась вниз, беспорядочно крутясь и переворачиваясь.
  Это был его пятый сбитый лично! И второй за сегодня!
  А всего в этот день младший лейтенант Пономарев сделал семь боевых вылетов. Когда он приземлился в очередной раз, в голове гудело, во рту пересохло, руки повисли. Подняться и вылезти из кабины, попросту не было сил. Владимир героическим усилием воли все-таки заставил себя это сделать, и тут же свалился на траву, откинув в стороны ноющие руки.
  Майор Кравченко тоже устал. Но всё-таки обошел стоянки. И не зря! На одной из них он увидел изрешеченный 'ишачок'. Обошёл его со всех сторон, прищурился как бы прицеливаясь, а потом приказал собрать возле повреждённой машины летчиков.
  - Прошу всех поближе, - сказал он, когда все собрались. Посмотрел на них строго, а потом улыбнулся. - Ну, во-первых, я должен вам передать благодарность от командования и наземных войск за отличное прикрытие поля боя! Наступление самураев остановлено. В том числе и благодаря вашим штурмовым ударам по переправам! В воздухе и на земле уничтожено более тридцати самолётов противника! Наши потери - всего один истребитель.
  Летчики заулыбались, довольные. Но у Кравченко было что сказать не только во-первых, но и во-вторых:
  - А теперь обратите внимание сюда, - улыбка соскользнула с лица комполка. Он показал на дырявый 'ишачок'. - Этот самолет тоже мог бы сейчас догорать в степи. Шестьдесят две пробоины! А некоторые этим ещё и гордятся! - он строго взглянул на лётчика Проценко, хозяина злополучного истребителя. - Считают эти дырки доказательством храбрости. А вы взгляните на входные и выходные отверстия... О чем они говорят? Самурай дал две длинные очереди сзади. Стало быть, этот горе-пилот зевнул! Проглядел противника! А по глупости погибнуть - честь невелика!
  Летчики потупились... Прав Кравченко. Чем тут хвалиться!
  - Анализ потерь говорит, что в большинстве случаев истребителей бьют на зевках. Благодарите Поликарпова, что он сделал такой самолёт, который и пули не берут! - Майор обошёл самолет. - Смотрите, плоскости и фюзеляж как решето, а стоит заклеить дырки, и машина снова готова в бой! Если бы так досталось самураю, от него бы и мокрого места не осталось, хоть он и металлический, а наш 'ишачок' деревянный. При таком мощном вооружении, которое имеют 'пушечные' И-16, вам придется частенько летать на штурмовки, действовать возле земли. Все вы знаете, что у японских истребителей при лучшей маневренности скорость у земли немного меньше. Но не настолько, чтобы уйти от огня зашедшего в хвост самурая, если лететь по прямой! Поэтому за несколько секунд он успеет всадить в вас весь свой боекомплект. Вывод. Надо и на малой высоте, хотя это и нелегко, сочетать скорость и манёвр!
  Потом Кравченко подробно рассказал о способах атаки наземных целей, о тактических приёмах, повышающих эффективность огня. Ответил на множество вопросов. Говорил он неторопливо, словно размышляя вслух. Приводил яркие, запоминающиеся примеры, активно жестикулируя и показывая ладонями положение самолётов в различных ситуациях.
   Владимир слушал комполка, и вдруг поймал себя на мысли, насколько всё-таки велика дистанция между тем опытом, которым владеет Кравченко, и тем, что успел усвоить он сам. А ведь тот был старше его всего-то на пять с чем-то лет... Но каких!
  Ночью четвёртого июля комкор Смушкевич отправил телеграмму наркому обороны Маршалу Советского Союза Ворошилову: 'Истребительный полк, командир которого Герой Советского Союза Кравченко, провел третьего июля два налёта на передовые аэродромы противника и два воздушных боя: один над фронтом, второй при налёте у себя над аэродромом. Уничтожено тридцать два неприятельских истребителя. Потерян один наш летчик, о чём считаю нужным Вам доложить'...
  Контрудар советско-монгольских частей увенчался успехом. На третьи сутки сражения, противник отступил, оставив на поле боя под Баян-Цаганом почти тысячу убитых солдат и офицеров.
  Вскоре пятьдесят седьмой особый корпус был переименован в первую армейскую группу войск, которая спешно пополнялась личным составом и боевой техникой. Из Советского Союза в Монголию были переброшены и вошли в состав первой армейской группы пятьдесят седьмая стрелковая дивизия (три стрелковых полка, артполк и танковый батальон), шестая танковая бригада (двести тридцать три танка БТ-7, двенадцать БТ-7А, девять Т-26 и двадцать пять бронеавтомобилей), двести двенадцатая авиадесантная бригада, пятьдесят шестой скоростной бомбардировочный авиаполк и другие части.
  Но поток воинских эшелонов, прибывающих в Читу из центра страны, не иссякал. Учитывая напряженную международную обстановку, в целях предотвращения эскалации вооруженного конфликта, на базе Забайкальского военного округа был сформирован Забайкальский фронт. Командующим был назначен комкор Всеволод Федорович Яковлев, сослуживец Жукова ещё по Белорусскому военному округу.
  Яковлев был ровесником Жукова. Тоже прошёл Германскую. Имел Георгия. Как и Жуков служил унтером. Правда, в отличие от него, впоследствии окончил военно-учебное заведение - Петергофскую школу прапорщиков. В Гражданскую он командовал стрелковым полком. За бои под Екатеринодаром был награжден орденом Красного Знамени. В конце двадцатых годов, как и Жуков, окончил курсы 'Выстрел'. Но потом, в отличие от него, окончил Военную академию имени Фрунзе. И дослужился до командующего войсками Забайкальского военного округа. Очень неплохая карьера в мирное время.
  Комкор Жуков, а ему, наконец-то, кинули третий ромб на петлицы (допёрли всё-таки в Москве, что не с руки комдиву комкорами командовать!) отчетливо понимал, что претендовать на фронт ему сейчас рановато, сначала надо с генерал-лейтенантом Комацубарой разобраться. А потом посмотрим! Тогда и до комкора Яковлева очередь дойдёт! А пока пускай полезным делом позанимается, организует обеспечение первой армейской группы всем необходимым!
  'Специалисты', которых ему подсуропили в Генштабе, посидели с арифмометрами и подсчитали, сколько всего нужно, чтобы гарантированно свернуть шею Комацубаре.
  По грунтовым дорогам на полуторках надо было завезти на Халхин-Гол несколько десятков тысяч тонн различных грузов, в том числе двадцать пять тысяч тонн различных боеприпасов, такое же количество тонн топлива и горюче-смазочных материалов, четыре тысячи тонн продовольствия и ещё четыре тысячи тонн прочих грузов.
  Для подвоза всего этого добра к началу операции требовалось более пяти тысяч автомобилей. В ход пошли даже строевые машины, включая артиллерийские тягачи, что было довольно рискованно. Но после Баян-Цагана самураи сидели смирно и не рыпались, так что можно было и рискнуть.
  От ближайшей станции железной дороги имени товарища Молотова район боёв отделяло шестьсот пятьдесят километров. На одну ходку туда - сюда у шоферов уходило до пяти дней. Так или иначе, к концу второй декады июля, основной объём перевозок был выполнен. Однако поток грузов и войск только нарастал. И Жуков начал понимать, что одной операцией тут не обойдётся. Очень похоже, что готовится ещё кое-что.
  Жукова Москва пока в известность о своих стратегических планах не ставила.
  Это ничего. В нужный момент его введут в курс дела, никуда не денутся! А пока ему и своих хлопот хватало.
  Решающим фактором успеха предстоящей операции комкор считал оперативно-тактическую внезапность, которая поставит противника в такое положение, что он не сможет предпринять контрманёвр. При этом особый расчёт он делал на то, что японская сторона, не имея танковых соединений и мотомехвойск, не сможет быстро перебросить свои части с второстепенных участков и из глубины против ударных группировок первой армейской группы, охватывающих фланги противника с целью его окружения.
  Для сохранения в строжайшей тайне всех необходимых мероприятий Военным советом армейской группы одновременно с планом предстоящей операции был разработан план оперативно-тактического обмана противника.
  Ключевыми словами плана были 'скрытность' и 'дезинформация'.
  Скрытность передвижения и сосредоточения войск, прибывающих для усиления первой армейской группы из СССР. Чтобы не спугнуть самураев количеством этих соединений. Скрытность разведывательных действий. Чтобы, не дай Бог, не намекнуть на направление ударов. Развитие долговременных оборонительных сооружений и укреплений в целях дезинформации противника. Пусть думают, что русские собираются зимовать в своих окопах.
  Все передвижения, сосредоточения и перегруппировки производились только ночью, когда действия авиаразведки противника и визуальное наблюдение были до предела ограничены. Командный состав, проводивший рекогносцировки на местности, выезжал в красноармейской форме и только на грузовых машинах.
  Поскольку радиоразведка и прослушивание телефонных линий у самураев была на высоте, в целях дезинформации была разработана целая программа радио и телефонных переговоров. Они велись только о строительстве оборонительных сооружений и подготовке к осенне-зимней кампании. Радиообман строился главным образом на коде, легко поддающемся расшифровке.
  Было издано много тысяч листовок и несколько памяток бойцу в обороне. Эти листовки и памятки были подброшены противнику, с тем, чтобы было видно, в каком направлении идёт политическая подготовка советско-монгольских войск.
  Командующий японскими войсками на Халхин-Голе генерал-лейтенант Мичитаро Комацубара в японской армии считался экспертом по СССР, так как долгое время служил военным атташе в Москве, прекрасно говорил по-русски, и долгое время возглавлял отдел военной разведки, занимающийся Советским Союзом. Чтобы провести этого старого, хитрого лиса, требовалась безукоризненная достоверность дезинформационных мероприятий. И она была достигнута.
  В начале двадцатых чисел большая часть работы близилась к завершению. В один из дней Жукова пригласили к телефону. На проводе была Москва.
  - Товарищ Жуков? - услышал комкор глуховатый голос с сильным грузинским акцентом. Он сразу догадался, кто это, хотя лично ещё ни разу с этим человеком не встречался. Но его голос был ему хорошо знаком. Как, впрочем, был он родным и хорошо знакомым для каждого советского человека.
  - Слушаю, товарищ Сталин! - вытянулся Жуков по стойке 'смирно'.
  - Как у вас продвигается подготовка к разгрому японской группировки?
  - Всё идёт, как запланировано, товарищ Сталин. Судя по докладам разведки, противник ни о чём не подозревает. А мы завершаем сосредоточение ударных группировок у него на флангах.
  - Это хорошо, что противник не подозревает. Скажите, товарищ Жуков, имеется ли у вас возможность ускорить проведение операции? Скажем, перенести её начало на неделю-другую?
  - На неделю сможем, товарищ Сталин! А вот на другую, надо обдумать.
  - Обдумайте, товарищ Жуков. Посоветуйтесь со своим штабом. Я вас не буду торопить с ответом. До утра вам хватит времени, чтобы подготовить свои соображения по поводу переноса сроков наступательной операции?
  - Так точно, товарищ Сталин, хватит!
  - До свидания, товарищ Жуков.
  Комкор аккуратно положил трубку, расстегнул ворот на гимнастерке, и вытер пот со лба. Жаркий июль выдался в Монголии.
  Выход фланговых ударных группировок в исходные районы для наступления был предусмотрен в ночь на десятое августа. Ускорить на две недели?
  - Михаил Алексеевич, - повернулся он к начальнику штаба комбригу Богданову. - Поступила вводная. Сроки начала операции передвигаются на две недели. Давай-ка прикинем наши возможности.
  Они просидели над картой до рассвета. В принципе они могли сократить сроки подготовки наступательной операции за счет ряда второстепенных мероприятий и ускорения сосредоточения войск. Существовал риск, что в этом случае, столь тщательно осуществляемый план дезинформации полностью реализовать не удастся. С другой стороны, как только начнется артподготовка и бомбардировка самурайских позиций, этот план потеряет всякую актуальность. Кроме того, сокращение сроков поддержания режима скрытности на целых две недели также имеет свои преимущества. Сохранение в тайне таких крупных перегруппировок, вообще, весьма проблематично. И то, что это им до сих пор удаётся, ещё не значит, что завтра какой-нибудь неисполнительный или, что вероятнее, сверхисполнительный идиот не провалит всё дело... Решено!
  Когда снова позвонил генеральный секретарь ЦК, Жуков доложил:
  - Товарищ Сталин, штаб армейской группы проанализировал ситуацию, и предлагает перенести сроки начала операции на десять суток. То есть, на воскресенье тридцатое июля. К этому времени подготовка к операции будет закончена!
  - Это очень хорошо! Международная обстановка подталкивает нас к скорейшему завершению вооруженного конфликта в Монголии. Желаю вам удачи, товарищ Жуков!
  Сегодня был один из самых счастливых дней в жизни лейтенанта Пономарева. Даже более счастливый, чем тот, когда ему сообщили о награждении его орденом Красного Знамени за майские бои и присвоении лейтенантского звания. Это было неделю назад, а сегодня с оказией ему передали письмо от нее!
  'Володя!
  Решила написать тебе письмо, потому что не знаю, когда мы теперь сможем ещё увидеться. Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону... Приказа еще нет. Но он обязательно будет.
  Как твоя рана? Пишу на адрес госпиталя, хотя думаю, что тебя уже выписали. Но вот спохватилась, а твоей полевой почты опять у меня нет. Потом уточню, а пока придётся попросить, чтобы из госпиталя это письмо тебе передали.
  А я всё время перечитываю твое письмо. Оно истрепалось уже совсем. Но я твои стихи переписала в тетрадку. Какие они замечательные! Если ещё напишешь, ты их сохрани, пожалуйста! Для меня. Я их потом прочитаю.
  Ведь мы обязательно снова с тобой встретимся, правда! Я очень тебя люблю! Хороший мой! И очень за тебя боюсь!
  Целую очень-очень крепко!
  Наташа'
  Владимиру хотелось петь. Или нет! Танцевать! Пуститься вприсядку прямо по взлетной полосе! С наиглупейшей улыбкой из всех, какие только можно себе представить...
  Батальонный комиссар Калачев посмотрел на него, и сам не удержался от улыбки: 'Вот и всё, что нужно человеку для счастья! Весточка из дому... Письмо от любимой'.
  На днях Калачев, как и многие другие, тоже получил очередное воинское звание и был награждён орденом Красного Знамени. Очень своевременное, полезное дело! Солдат на войне каждый день под пулями ходит. Сколько их товарищей никогда уже никаких повышений не дождутся. А их ордена будут храниться в шкатулке вместе с тонкой стопочкой писем с фронта и похоронкой... Сколько он их подписал за эти два месяца!
  'ИЗВЕЩЕНИЕ
  Ваш Муж капитан БАЛАШЕВ Александр Иванович
  Уроженец Ярославской области
  В бою за социалистическую родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество Умер от ран 13 июля 1939 г.
  Похоронен г. Чойбалсан, МНР
  Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии
  Командир части КРАВЧЕНКО
  Военный комиссар части КАЛАЧЕВ
  Начальник штаба части ГОЛОВИН'
  Полторы недели назад в воздушном бою капитан Балáшев сбил самурайский истребитель, но и сам получил пулю в живот. Истекая кровью, он всё-таки сумел посадить самолёт в степи. Но нашли его только к вечеру.
  А сегодня ему чуть-чуть не пришлось составлять такое же извещение на комэска Скобарихина, который совершил лобовой таран, и сбил самурая, каким-то чудом при этом уцелев. Да ещё и сумел вернуться на свой аэродром! Мало того, в крыле он привез кусок шасси японского истребителя, застрявший там после удара! Если бы ему об этом рассказали, не поверил бы. Но крыло это видел собственными глазами, и даже сделал фото на память - старший лейтенант Скобарихин улыбается, сидя в своем самолете.
  Командир пятьдесят шестого истребительного авиаполка полковник Куцепалов был награжден орденом Красного Знамени вместе с остальными участниками майских и июньских боев. Тогда же и очередное звание получил.
  К этому времени у него на счету было уже пять сбитых самолетов, правда, три из них были сбиты в составе эскадрильи. Впрочем, это было не важно.
  На одном из совещаний комкор Смушкевич, улыбаясь, сказал:
  - Японцы в своих сводках считают двадцать второй истребительный авиаполк опаснейшим, и утверждают, что он весь сформирован из асов, получивших боевой опыт в Испании и в Китае.
  - Они правы в одном. Действительно, двадцать второй авиаполк - это полк асов, - ответил Кравченко. - Только почти все его летчики получили боевое крещение и стали асами здесь, на Халхин-Голе.
  
  
  12. Малой кровью, могучим ударом!..
   Халхин-Гол, начало августа 1939 г.
  
  ...К рассвету всё, что можно было спрятать в зарослях вдоль реки, было спрятано. Артиллерия, миномёты, автомобили и тягачи стояли в заранее подготовленных укрытиях и были надежно замаскированы сетками, приготовленными из подручных материалов. Бронечасти были выведены в исходные районы мелкими группами с разных направлений, непосредственно перед началом артиллерийской и авиационной подготовки...
  Все ночные перегруппировки маскировались шумом, создаваемым полётами бомбардировщиков ТБ-3, стрельбой артиллерии и пулемётов, которая велась строго по графику, увязанному с передвижениями подразделений.
  Для маскировки использовались и специальные звуковые установки, превосходно имитирующие забивание кольев, полёт самолетов и движение танков. К этому шуму самураев начали приучать ещё за неделю до начала сосредоточения ударных группировок. Первое время они принимали эту имитацию за действия войск, и обстреливали районы, где слышались те или иные шумы. Затем, разобравшись в чём дело, Комацубара приказал не обращать на них внимания и попусту боеприпасы не жечь.
  Для того чтобы к противнику не просочились сведения о наступательной операции, её разработку в штабе армейской группы вёл очень ограниченный круг людей - сам Жуков, дивизионный комиссар Никишев, начальник штаба комбриг Богданов и начальник оперативного отдела майор Петренко. К печатанию приказов, боевых распоряжений и прочей оперативной документации была допущена только одна машинистка, за которой лично присматривал начальник особого отдела.
  Командование частей и соединений было ознакомлено с планом операции за сутки до её начала, а бойцы и командиры получили боевые задачи лишь за три часа до наступления. Благодаря всему этому противник оказался захвачен врасплох.
  Ранним воскресным утром тридцатого июля первая армейская группа Забайкальского фронта и части Монгольской народно-революционной армии начали Халхин-Гольскую наступательную операцию по окружению и уничтожению японских войск, вторгшихся на территорию МНР.
  Воскресный день для начала операции был выбран не случайно.
  Японское командование, уверенное в том, что русские готовятся к обороне, а о наступлении и не помышляют, разрешило генералам и старшим офицерам воскресные отпуска. Многие из них были в этот день далеко от своих войск. Кто в Хайларе, кто в Ганьчжуре, кто в Джанджин-Сумэ. Советское командование, принимая решение о начале операции именно в воскресенье, это немаловажное обстоятельство учло.
  Стояло тихое июльское утро. Легкий утренний ветерок приятно холодил лица командиров и политработников, собравшихся на командном пункте Жукова на горе Хамар-Даба. Яркое солнце освещало просыпающуюся степь.
  В пять пятнадцать в небе над Хамар-Дабой появилась эскадрилья пушечных 'ишачков' двадцать второго полка под командованием лейтенанта Трубаченко. Чуть выше шла группа бомбардировщиков СБ. Самураи начали их обстреливать, и раскрыли свое расположение. Что от них и требовалось! Сверху посыпались бомбы, а затем спикировали истребители, и ударили из пушек. Но это было только начало.
  И-шестнадцатые, сделав несколько заходов, развернулись и ушли.
  В этот момент внезапный ураганный огонь по вскрытым позициям зенитных батарей противника открыла советская артиллерия. Вскоре они были практически полностью подавлены. После чего отдельные орудия обозначили дымовыми снарядами цели, которые должна была накрыть бомбардировочная авиация. А она была уже на подходе.
  Вскоре сквозь залпы орудий прорвался густой гул авиационных моторов. Стройными колоннами поэскадрильно шли сто пятьдесят три краснозвездных скоростных бомбардировщика в сопровождении ста пятидесяти истребителей. Когда они проносились над окопами, и красноармейцев, и командиров, охватил огромный душевный подъём.
  Это было действительно потрясающее зрелище! Когда такая армада проходит над тобой с открытыми бомболюками, направляясь в сторону врага, это вдохновляет! Бойцы и командиры подбрасывали фуражки и панамы, и кричали 'Ура!'.
  Без пятнадцати девять интенсивность артиллерийского огня резко возросла, дойдя до пределов своих технических возможностей. Одновременно авиация нанесла удар по тылам противника. В войска по радио и линиям проводной связи, установленным кодом пошла команда - через пятнадцать минут начать общую атаку.
  Ровно в девять, когда наша авиация ещё штурмовала противника и бомбила его артиллерию, по всему фронту в воздух взвились красные ракеты. Атакующие части, прикрываемые артиллерийским огнём, с криками 'Ура!' стремительно ринулись вперёд. На центральном участке громкоговорящие установки передавали 'Интернационал'.
  Удар советской авиации и артиллерии был настолько мощным, что противник в течение первых полутора часов не мог открыть ответный артиллерийский огонь. Наблюдательные пункты, связь и огневые позиции японской артиллерии были разбиты.
  Сразу же наметился успех в Южной группе. На самом правом фланге, легко отбросив части баргутской Хинганской кавдивизии, вперёд быстро продвинулась восьмая кавалерийская дивизия МНРА. Овладев рубежом высот Эрис-Улын-Обо и Хулат-Улын-Обо, она вышла на государственную границу, и до конца военных действий оставалась на этих позициях, обеспечивая фланг и тыл Южной группы.
  К вечеру тридцатого июля пятьдесят седьмая стрелковая дивизия под командованием полковника Галанина с упорными боями продвинулась своим правым флангом на десять-двенадцать километров. Полки этой дивизии, разгромив ряд опорных пунктов противника в районе Больших Песков, при поддержке артиллерии успешно продвигались к северу. Передовой батальон восьмой мотоброневой бригады полковника Мишулина, к исходу первого дня наступления вышел в район северо-восточных скатов больших песчаных бугров в семи-восьми километрах от государственной границы.
  Успех Южной группы мог бы быть и большим, если бы не задержка шестой танковой бригады. Она должна была переправиться на восточный берег Халхин-Гола в ночь на тридцатое июля. Однако понтонный мост не смог пропустить танки. Они оказались тяжелее, чем считали сапёры.
  Плюнув в сердцах, и на мост, и на сапёров, полковник Павелкин решил переправить свою бригаду вброд, хотя из-за прошедших дождей глубина реки достигала в этом месте полутора метров.
  Все люки задраили брезентом, а щели заткнули паклей, пропитанной солидолом. На выхлопные трубы надели самодельные удлинители, на изготовление которых пошли железные печки 'НЗ', имевшиеся на каждом танке. И, вообще, все жестянки, какие только нашлись, вплоть до консервных банок!
  Переправа прошла удачно, но из-за этой задержки шестая танковая бригада вступила в бой на сутки позже, чем планировалось.
  В центре, используя развитую систему траншей и многочисленные огневые точки, самураи оказали упорное сопротивление, часто переходя в контратаки. Весь день восемьдесят вторая стрелковая дивизия вела бой за узлы сопротивления противника на высотах Песчаная и Зеленая, однако её батальоны смогли продвинуться не более, чем на километр. И взять высоты им так и не удалось.
  Севернее реки Хайластын-Гол пятая стрелково-пулеметная бригада и сто сорок девятый полк тридцать шестой мотострелковой дивизии активными действиями сковали противника. Одновременно двадцать четвертый мотострелковый полк при поддержке танкового батальона пятьдесят седьмой стрелковой дивизии успешно продвигался в юго-восточном направлении. К исходу дня полк вышел к высоте Песчаная, где и закрепился.
  На левом фланге Северной группы шестая кавдивизия МНРА, уничтожив два баргутских кавалерийских полка, к исходу дня вышла на государственную границу юго-западнее озера Яньху. В этом бою монголы в конной атаке разгромили баргутов, захватили много пленных, шесть пушек, семь пулеметов и около сотни винтовок.
  Седьмая мотоброневая бригада и шестьсот первый стрелковый полк, овладев передовыми позициями врага, вышли к сильно укрепленной высоте 'Палец'. Однако овладеть ею с ходу не удалось. Самураи отбили все атаки. В бою геройски погиб командир шестьсот первого полка майор Судак.
  Обеспокоенный этой задержкой Жуков, в ночь на тридцать первое бросил на усиление Северной группы свой резерв - девятую мотоброневую бригаду (пятьдесят шесть бронеавтомобилей) и четвертый батальон шестой танковой бригады.
  Это было смелое решение. Потому что теперь в распоряжении комкора около Хамар-Дабы осталась лишь двести двенадцатая авиадесантная бригада - чуть более восьмисот парашютистов, вооруженных стрелковым оружием и несколькими сорокапятками.
  Комацубара почему-то решил, что основной удар наносится по его правому флангу. И спешно перегруппировал свои силы, исходя из этих соображений. Однако он ошибся. Главный удар Жуков наносил с юга, там, где в первый же день обозначился максимальный успех.
  Тридцать первого июля советские части продолжали наступление, медленно, но верно, захлопывая японскую группировку в западне, в которую она сама же и влезла в начале лета. Самураи сражались отчаянно, до последнего человека! Каждый окоп, каждую огневую точку приходилось брать штурмом, расстреливая прямой наводкой из полковых пушек.
  Восьмая мотоброневая бригада, развивая свой успех, обошла левый фланг Комацубары, к исходу дня вышла к реке Хайластын-Гол и отрезала все японские войска, находившиеся южнее.
  Шестая танковая бригада с упорными боями продвинулась на четыре - шесть километров и вклинилась в основную оборонительную полосу противника. Действуя самостоятельно, без пехоты, танковые роты подходили к огневым точкам противника и с расстояния семисот метров открывали ураганный огонь. А затем под прикрытием товарищей часть танков стремительно приближалась этим точкам, и расстреливала в упор.
  В центре шли тяжёлые бои без видимых успехов.
  А Северная группа продолжала безуспешные фронтальные атаки высоты 'Палец', которая была уже полностью окружена. И тогда Жуков отправил туда свой последний резерв - двести двенадцатую авиадесантную бригаду. И десант, как всегда, оказался на высоте. И в прямом, и в переносном смысле слова!
  Девятая мотоброневая бригада и четвёртый батальон шестой танковой бригады, точно следуя приказу Жукова и не ввязываясь в бой, обошли 'Палец' с северо-востока и двинулись вдоль государственной границы в направлении на Номон-Хан-Бурд-Обо, чтобы соединиться с Южной группой и полностью окружить всю японскую группировку. Что и было ими сделано второго августа, на четвёртый день наступления.
  Комацубара оказался в капкане. Осталось его добить. Но он огрызался с отчаянием, загнанного в угол кота. И по-прежнему был очень опасен.
  Неожиданно во фланг восьмой мотоброневой бригаде нанесли контрудар два полка четырнадцатой пехотной бригады Квантунской армии, срочно переброшенные из Хайлара. Но у них на пути встали бойцы и командиры восьмидесятого полка и шестой танковой бригады, которые в тяжёлых боях сумели отбросить самураев.
  В центре советские части продолжали упорно дробить силы врага, всё плотнее сжимая кольцо окружения. Драться приходилось за каждый бархан, за каждую позицию.
  На южной стороне противник к этому времени был уже уничтожен. Но на северной стороне, в районе сопки Ремизовская продолжались жестокие бои.
  Потеряв всякую надежду на помощь извне, утром четвёртого августа противник предпринял последнюю попытку вырваться из окружения.
  На рассвете разведчики первого дивизиона восемьдесят второго гаубичного артиллерийского полка заметили колонну противника численностью до батальона, двигавшуюся по долине реки Хайластын-Гол на восток.
  Артиллеристы тут же открыли убийственный огонь из своих гаубиц. А затем со штыками наперевес на противника бросились разведывательная и стрелковая роты сто двадцать седьмого стрелкового полка с южного берега. Японцы побежали на противоположный берег. Но здесь их встретил огонь пулеметов и бронемашин девятой мотоброневой бригады. От батальона самураев уцелело лишь несколько человек.
  К двадцати трём часам четвёртого августа передовой отряд двадцать четвёртого мотострелкового полка во главе с политруком Бурдяком ворвался на вершину высоты Ремизовская и установил на ней красный флаг. Последний опорный пункт врага пал.
  В течение всей ночи шли бои местного значения по добиванию последних разрозненных групп японцев в районе Ремизовской. А потом ещё два дня наши части зачищали район между Халхин-Голом и государственной границей от остатков разгромленного противника.
  Всё это время в небе над Халхин-Голом происходили не менее ожесточенные бои.
  Тридцать первого июля день в сто пятидесятом скоростном бомбардировочном авиаполку не задался с самого начала.
  Сначала погиб экипаж комполка майора Михаила Бурмистрова. Вспоминать об этом не хотелось. Дружеский огонь... Неизвестно откуда свалилась эскадрилья 'ишаков' и, не раздумывая, ударила по ведущему эрэсами. Никто и понять ничего не успел. Потом, ястребки хреновы, вроде разглядели звёзды в кругах на крыльях. Новички, наверное. Необстрелянные... Сюда сейчас постоянно подбрасывают новые части. Ну, отдадут этого аса под трибунал, а что толку! Экипажа уже нет. И какого экипажа! Двадцать два раза майор полк в бой водил. Сколько передряг прошли! И на тебе. От своих...
  Старший лейтенант Александр Маслов шел правым ведомым военкома полка батальонного комиссара Михаила Ююкина. Левым ведомым у Ююкина был Колька Гастелло. В смысле, Гастыло. Сам, кстати, проболтался. За язык никто не тянул... И чего он переживает? Нормальная белорусская фамилия!
  Их полку была поставлена задача, нанести удар по вражеским резервам в районе Халун-Аршана. Они и нанесли. И потеряли комиссара. Шальной зенитный снаряд попал ему в бензобак. СБ сразу заполыхал, как костер. Прыгать надо, но внизу - самураи, а до границы двадцать километров лёту. Александр видел, как Ююкин махнул ему рукой, прощаясь, развернул машину, и направил её на японский склад боеприпасов.
  Александр прикусил губу, и так и летел до самого Баян-Тумена. Он не знал, сможет ли поступить в аналогичной ситуации, как комиссар. Он не хотел отвечать себе на этот вопрос... Потому что знал ответ. Сможет.
  Тяжёлые потери понес в этот день и тридцать восьмой скоростной бомбардировочный полк капитана Артамонова. Сначала прямо над целью, неудачно сманеврировав под огнём, столкнулись две машины. Экипажи выпрыгнули с парашютами. Может ещё вернутся... Но надежда не велика. А на обратном пути их атаковали до сорока истребителей противника. Тридцать пять 'ишаков' охранения из пятьдесят шестого полка со своей задачей не справились. В результате три СБ были сбиты и упали за линией фронта. Экипажи погибли. Ещё две машины получили тяжёлые повреждения, и разбились при вынужденных посадках уже на своей территории. Летевшая отдельно от других вторая эскадрилья полка также подверглась атакам самураев в районе цели и потеряла два экипажа. Истребители потеряли четыре машины.
  Самураям тоже досталось. 'Ишакам' засчитали шесть сбитых самолетов, а стрелкам бомбардировщиков - одиннадцать. Но легче от этого не стало.
  Комэска-один пятьдесят шестого иап капитан Виктор Кустов был очень зол. Таких потерь у бомбёров можно было избежать! И даже нужно было избежать! Он, ведь, говорил Куцепалову, что не стоит возле них толочься, прикрывая своими крыльями. И мало ли что они говорят! Что они понимают в прикрытии! Им кажется, если ястребок рядом трётся, то он и защитит. Откуда им знать-то, что для истребителя важнее всего манёвр и скорость. Теперь вот будут знать... А какой ценой!
  Виктор Кустов воевал в Испании в эскадрилье Анатолия Серова. Вот истребитель был! Про таких, как Серов, говорят - пилот от Бога!
  Впрочем, Виктор летать тоже умел. На 'чато' он завалил двух 'мессеров' под Теруэлем в одном воздушном бою! Правда, и сам был ранен. Два месяца пролежал в госпитале. Больше уже повоевать ему в Испании не пришлось. Дали Красное Знамя и отправили на Родину, долечиваться.
  На Халхин-Гол он прибыл вместе со всеми ребятами, в группе Смушкевича. Сначала летал в составе двадцать второго полка. Сбил одного самурая. А потом его перевели в пятьдесят шестой. Да... Куцепалов это тебе не Кравченко! Небо и земля!
  А после обеда кустовскую эскадрилью подняли, и бросили на перехват группы японских бомбардировщиков, рвущихся к горе Хамар-Даба, на которой находился КП командующего первой армейской группой комкора Жукова.
  Самурайские бомбардировщики 'Фиат' Бреда-20, ничем не отличались от тех, на которых летали итальянские интервенты в Испании. Только у одних - красные круги, а у других - косые кресты на плоскостях. Вот и вся разница!
  'Фашисты проклятые!' - стиснул зубы Виктор, и дал ручку, переходя в атаку.
  Но, спикировав на вражеский клин, Виктор немного поспешил и слишком резко зашёл в хвост флагману. Его И-шестнадцатый клюнул носом (и на старуху бывает проруха!) и сорвался в штопор. Кустову удалось выровнять самолёт лишь у самой земли.
  Он выматерился, снова набрал высоту, и опять атаковал флагмана. Но выпустил по нему только одну очередь, потому что в этот момент у него отказали пулеметы. А японский бомбардировщик продолжал лететь. И тогда он решил пойти на таран.
  Разогнавшись, Виктор настиг самурая, и ударил своим истребителем по его двухкилевому хвосту. Бомбардировщик упал на землю, и взорвался. От сильного удара самолёт Кустова развалился в воздухе на части. И он погиб.
  Виктор Рахов совершил таран ещё в первый день наступления. Спасая лейтенанта Трубаченко, пропеллером 'ишачка' он отрубил хвостовое оперение японского истребителя. Но, тем не менее, сумел благополучно посадить самолёт на свой аэродром. А неделю спустя, был тяжело ранен шальной разрывной пулей в живот, когда пролетал над сопкой Ремизовская. Это была последняя потеря в полку. И одна из самых горьких. В завершающий день боев на Халхин-Голе.
  В этот день ожесточенно сражавшиеся и ещё вчера стоявшие насмерть, самураи как-то внезапно сломались. И на земле, и в небе. Нет, они ещё не бросали оружие, но стали какими-то вялыми, что ли... Сдулись, одним словом.
  Утром более ста истребителей из семидесятого и двадцать второго полков встретили в районе Яньху - Узур-Нур до восьмидесяти самураев. И сбили пятнадцать японских истребителей без потерь со своей стороны. Днём в двух боях сошлись сорок семь истребителей пятьдесят шестого полка и сорок пять самураев. И опять. Сбито десять японских истребителей, без потерь с советской стороны. Во второй половине дня в трёх боях, в которых приняли участие сто шестнадцать краснозвёздных истребителей и до сотни самураев, в том числе тридцать бомбардировщиков, было сбито шесть японских бомбардировщиков и семнадцать истребителей. Без потерь с советской стороны.
  В этот долгий и жаркий день лейтенант Пономарев пополнил свой личный счёт ещё двумя самолётами с красными кругами на крыльях - бомбардировщиком и истребителем. С истребителем пришлось немного повозиться... Но не так чтобы сильно. А бомбовоз он сбил без особого труда.
  Это было уже под вечер. Они возвращались на свой аэродром после большого боя. И заметили девятку одномоторных лёгких бомбардировщиков противника, которая шла к реке без прикрытия. Шансов у самураев практически не было. Ребята мгновенно их разогнали, с первой же атаки завалив шестерых. Однако горючее у них было уже на исходе, и преследовать уцелевшее звено они не стали. А самураи уходили со снижением на полной скорости, и, наверное, всё время оглядывались, со страхом ожидая, что их догонят и безжалостно сожгут.
  И в этот момент у Владимира перед глазами с поразительной чёткостью встала картина того первого боя его полка в Монгольском небе. Чёрные столбы дыма, стоящие над степью, и эскадрилья врагов, неторопливо уходящая на восток без потерь...
  Они, наконец, отомстили за своих павших товарищей - старшего лейтенанта Черенкова, капитана Савченко, лейтенанта Орлова, майора Мягкова, майора Глазыкина, капитана Балашева и многих-многих-многих других, сгоревших в монгольском небе.
  А шестого августа в двадцать втором истребительном авиаполку был праздник!
  В этот день газета 'Правда' опубликовала Указ Президиума Верховного Совета СССР от пятого числа. За образцовое выполнение боевых заданий и геройство, проявленные при выполнении боевых заданий, звание Героя Советского Союза было присвоено тридцати одному командиру Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В том числе десяти летчикам двадцать второго истребительного авиаполка - майору Глазыкину, батальонному комиссару Калачеву, капитанам Балашеву и Степанову, старшим лейтенантам Орлову, Рахову, Скобарихину и Чистякову, лейтенанту Трубаченко и старшине-пилоту Якименко.
  Виктор Рахов так и не узнал о присвоении ему высокого звания. В день публикации Указа он умер в Читинском окружном военном госпитале от ран.
  Старшина Якименко лежал в том же госпитале, понемногу поправляясь после тяжёлого ранения в ногу, полученного в воздушном бою в середине июля.
  Тем же Указом звание Героя, за тараны, было присвоено двум летчикам пятьдесят шестого авиаполка - комэска капитану Кустову и комзвена лейтенанту Мошину. Александр Мошин был свидетелем подвига своего командира, и на следующий день повторил его, оказавшись в сходной ситуации. Но уцелел.
  Однако главной новостью дня стал специальный Указ о награждении майоров Грицевца и Кравченко второй золотой медалью 'Герой Советского Союза'. Дважды Герои! Это было очень необычно. Впрочем, и люди это были очень необычные.
  У них, вообще-то, и первой медали не было. Так как ещё и недели не прошло, как была учреждена эта самая медаль. Ничего получат сразу обе!
  Когда в полку стало известно об этих Указах, военком полка батальонный комиссар Калачев собрал на митинг весь личный состав. Первым выступил дважды Герой Советского Союза майор Кравченко:
  - В жестоких боях кто может думать о наградах? - сказал он. - Верность воинскому долгу - прежде всего. И всё же я всей душой, всем сердцем рад, я счастлив, что награждены мои бойцы. Десяти летчикам-истребителям полка присвоено звание Героя Советского Союза. Храбрецы заслужили награду! Но славой своей полк обязан не отдельным выдающимся летчикам, а сотням самоотверженных людей. Одиночки никогда не решали и не решат судьбу войны. Славой своей полк обязан всем без исключения беззаветным бойцам - летчикам, техникам, оружейникам. Это они завоевали победу. Только за одну неделю боев по уничтожению окружённой группировки противника полк совершил две с половиной тысячи боевых вылетов, сбил сорок два истребителя и тридцать три бомбардировщика. И всему полку я лично обязан тем, что получаю самую высокую награду партии и правительства.
  В это время в полк приехал Смушкевич и все остальные 'испанцы' и 'китайцы' из группы 'Отца'. Не хватало только капитана Виктора Кустова и старшего лейтенанта Виктора Рахова... Светлая им память.
  После митинга, как и положено, состоялся товарищеский ужин, незаметно затянувшийся почти до утра. Боевой работы на завтра не ожидалось, и комкор Смушкевич своей властью разрешил пилотам чуть-чуть расслабиться. За исключением, дежурной эскадрильи, само собой.
  Лейтенант Пономарев в состав дежурной эскадрильи не входил, поэтому кружку за столом поднимал вместе со всеми.
  Этот полк давно уже стал его родной семьей. А он её полноправным членом. На счету Владимира было семь самураев, сбитых лично, и пять, уничтоженных в группе. Да ещё четыре сожжённых на земле, во время штурмовок. Начальник штаба и не скрывал, что комполка за июльские бои представил его ко второму ордену.
  Застолье проходило, как говорится, в тёплой, дружеской обстановке. С множеством тостов. За товарища Сталина! За ВКП(б)! За товарища Ворошилова! За сталинских соколов! За товарища комкора! За новых Героев и дважды Героев!
  А на следующий день к шести вечера территория МНР была полностью очищена от самураев.
  Ещё за три дня до этого комкор Жуков, которому шестого августа тоже было присвоено звание Героя Советского Союза, отдал приказ о мероприятиях по охране и обороне государственной границы Монгольской Народной Республики. Частям и соединениями приказывалось подготовить оборонительный рубеж в две линии траншей полного профиля с ходами сообщения, оборудовать три противотанковых района, установить перед передним краем проволочные заграждения в два-три ряда кольев. При этом указывалось, что особо прочно укрепить следует участок между высотами Эрис-Улын-Обо и Номон-Хан-Бурд-Обо. Утром восьмого августа войска Забайкальского фронта заняли оборону вдоль государственной границы, и приступили к этим работам.
  А вечером того же дня красноармейцы и командиры первой армейской группы с большим воодушевлением читали взволнованное письмо монгольских воинов, своих товарищей по оружию:
  'Дорогие братья, бойцы Красной Армии!
  Мы, цирики и дарги частей Монгольской народно-революционной армии, действующей в районе реки Халхин-Гол, от себя и от всего трудового народа Монголии горячо приветствуем вас, защитников нашей Родины от японских захватчиков, и поздравляем с успешным окружением и полным разгромом самураев, пробравшихся на нашу землю. Наш народ золотыми буквами впишет в историю борьбы за свою свободу и независимость вашу героическую борьбу с японской сворой в районе реки Халхин-Гол. Если бы не ваша братская бескорыстная помощь, мы не имели бы независимого Монгольского революционного государства. Если бы не помощь Советского государства, нам грозила бы такая же участь, какую переживает народ Маньчжурии. Японские захватчики разгромили бы и ограбили нашу землю и трудовое аратство. Этого не случилось и никогда не случится, так как нам помогает и нас спасает от японского нашествия Советский Союз.
  Спасибо вам и спасибо советскому народу!'
   Конец 1-й части
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"