Шушаков Олег Александрович : другие произведения.

Горошина для принцессы 2 часть 6 глава

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это был замечательный вечер! Решив вознаградить своего верного паладина, Снежана танцевала с ним чаще обычного. Неизвестно отчего, но ей было удивительно весело. И она много и задорно смеялась. Игриво поглядывая на Алексея... И он, наконец, решился. Под самый занавес. И попросил разрешения проводить ее до дома. Так робко и неуверенно, что Снежане стало его жалко. И она разрешила... С этого времени они стали встречаться почти каждый день.
  Глава шестая
  
  День за днём по утрам вставало солнце. А по вечерам садилось. И просыпались звёзды, вспыхивая одна за другой. Чтобы потом всю ночь водить свой безконечный хоровод вокруг Луны. Которая месяц за месяцем, то тихо угасала, то росла, возрождаясь вновь. До боли одинокая посреди безкрайнего звёздного неба...
  Приехав в Петрозаводск, Снежана переночевала на вокзале, а на следующий день устроилась работать санитаркой в глазную больницу.
  Это был не самый лучший вариант. Зато здесь хотя бы никто не лез к ней под юбку!
  В поисках работы Снежана зашла сначала в 'КарелЛес'. Главный инженер треста, полный, лысеющий мужчина далеко не первой молодости, не стал даже проверять, как она печатает, а с ходу предложил ей место своей секретарши, хороший оклад и отдельную жилплощадь. Однако при этом окатил таким откровенным взглядом, что Снежана едва удержалась от того, чтобы влепить ему пощёчину. И отказалась, не раздумывая.
  Обойдя ещё несколько мест и наткнувшись на аналогичный приём, она забрела в глазную больницу. Поговорила с главным врачом. И осталась.
  Главврач ей понравился. Потому что ничего не обещал. И не смотрел на Снежану, как на самку. И, вообще, был очень смешной. И добрый.
  Вениамину Абрамовичу Левину было двадцать девять лет. Он родился в Петрозаводске, позапрошлой весной окончил Ленинградский мединститут, вернулся назад и сразу был назначен главврачом.
  Чтобы скрыть свою молодость Вениамин Абрамович носил большие роговые очки. И говорил басом. Во всяком случае, сам так думал. Что говорит басом. Однако бас из него был никудышный. Невысокого роста, щупленький и тщедушный, он с трудом тянул даже на тенора. А, кроме того, очень забавно картавил.
  Узнав о том, что Снежана училась в его родной альма-матер и даже закончила два курса, Вениамин Абрамович искренне обрадовался. А потом ужасно расстроился. Потому что без документов принять её медсестрой не мог.
  - Ну, хоть какую-нибудь спгавочку дайте! - умолял он. - Что вы учились! Ну, вспомните хогошенько! Должно же у вас быть хоть что-нибудь! Сойдёт любая бумажка из деканата!
  Снежана покачала головой. Ничего у неё не было. Никаких бумажек... Ничего у неё не осталось от той, первой, жизни. И от второй осталось только пепелище...
  - Стойте! - воскликнул Вениамин Абрамович, когда она поднялась, чтобы уйти. - Я пгидумал! Вы устгоитесь к нам сантитагкой, а потом мы вас аттестуем на медсестгу в погядке должностного госта! Согласны? - он подбежал и схватил её за руку. - Соглашайтесь! Ну, Снежана Геоггиевна! Я вас пгошу! Соглашайтесь!
  Она подумала немножко. И согласилась.
  С жильём ей тоже, можно сказать, повезло. Пройдясь по округе и постучавшись в несколько частных домов, Снежане удалось договориться и снять комнату в нижней Слободке. Совсем недорого и буквально в двух шагах от работы. Хозяйкой завалившейся хибары, где она поселилась, была бабка Лукерья, шебутная, но довольно безобидная старушка.
  Когда-то, давным-давно, бабка Лукерья была ядрёной бабой, но годы её не пожалели. Мужа отняла русско-японская война, дочерей Бог не дал, а сыновья все сгинули. Кто в Германскую, кто в Гражданскую. Жила она одна-одинёшенька. Поэтому с радостью согласилась пустить жиличку и цену ломить не стала.
  Был, правда, у неё один недостаток (а кто без греха!). Любила бабка выпить. И гнала самогонку. Но не на продажу, а, так сказать, для унутреннего употребления.
  Оставшись одна с малыми детьми, Лукерья вскоре приноровилась гнать сивуху да приторговывать ей из-под полы. Полицейский пристав, об этом знал, конечно, но, жалел вдовицу, и не трогал.
  При Советской власти с частной торговлей пришлось завязать. Советская власть частных торговцев не любила и в конце двадцатых годов всех вывела под корень.
  Участковый побеседовал с Лукерьей, ознакомил её с соответствующей статьей УК РСФСР и предупредил на первый раз. Что второго раза не будет. Бабка осознала и торговлю прикрыла. И с тех пор гнала только для себя. Соседям Лукерья, само собой, не отказывала, когда те к ней обращались за первачом на праздники. Но денег не брала. А меняла на дрова или на продукты. Участковый не стал придираться и махнул на неё рукой...
  Хозяйство у бабки было небольшое. Кошка, коза да пяток куриц с петухом, которых она по зимнему времени держала прямо в избе. Управившись с немногочисленными делами, Лукерья доставала крынку с самогонкой и, опрокинув стопку-другую, затягивала дребезжащим голоском слезливую песню о Муромской дорожке да трёх соснах. Или о Маньчжурских сопках. И долго ещё хлюпала носом, жалуясь кошке на свою горькую судьбу.
  Снежане она особо не докучала. А даже наоборот. Приметив, что жиличка в тягости, помогала, чем могла. И жалела. Дурочку... Молодую и глупую.
  И зря! Потому что у Снежаны всё было очень даже хорошо!
  Работа в больнице ей нравилась. Тошнота практически прошла. Никаких видимых перемен она в себе тоже не замечала. Во всяком случае, все юбки, кофточки и платья по-прежнему были ей впору.
  Солнце светило ярко-ярко, а снег был белый-белый! И даже ветер с озера казался ей уже не ледяным и резким, а свежим и бодрящим!
  Она чаще стала улыбаться. И почти не плакала.
  Потому что перестала постоянно думать о Владимире. Думать о плохом ей не хотелось... И она перестала думать о Владимире вообще!
  Ну, скажем, почти перестала. Потому что он ей очень часто снился.
  И во сне они снова безумно любили друг друга. И ласкались ночи напролёт! То ехали в поезде, то ходили в сопки, то гуляли по набережной. То в Минске, то во Владивостоке. То в Ленинграде, то в Петергофе... Они танцевали и пили шампанское. Владимир целовал её, дарил огромные букеты белых роз и читал стихи...
  Утром Снежана просыпалась вся в слезах.
  Но. Ни за что! Ни на что! Эти сны никогда не променяла бы!
  Она даже спать теперь стала ложиться раньше. И вовсе не потому, что бабка Лукерья приучила её к своему деревенскому распорядку - вставать затемно, укладываться засветло. И не потому, что в быстро выстывающей бабкиной избушке было тепло и уютно лишь на печи под тулупом... А из-за этих самых снов. Хотя никогда не призналась бы в этом даже себе самой.
  Впрочем, рано ложась и рано вставая в будние дни, по выходным сидеть в четырёх стенах и слушать бабкины песни Снежана не собиралась. И уходила в кино или в театр. А иногда - даже на танцы во Дворец Труда.
  А почему бы и нет, собственно!
  Ей, в конце концов, ещё не тридцать лет, а всего-навсего девятнадцать с хвостиком! Вот состарится, тогда и будет дома сидеть! А пока молодая, будет ходить на танцы и радоваться жизни!
  Во Дворце Труда всегда было людно, шумно и весело!
  Снежана делала завивку, надевала тёмно-синее платье в мелкий белый горошек. Или ярко-алое. И брала с собой чёрные туфли на высоком каблуке. И от кавалеров не было отбоя!
  Один из них, невысокий кареглазый шатен по имени Алексей, как заметила Снежана, вообще ни с кем, кроме неё, больше не танцевал. Не то, чтобы она этим специально интересовалась. Просто, танцуя с кем-нибудь другим, Снежана всегда ощущала на себе его пристальный взгляд. И наблюдала за Алексеем краешком глаза. А он стоял у стены, как приклеенный, и даже не пытался кого-нибудь пригласить.
  К этому времени она уже успела узнать, что ему двадцать пять, что он не женат, имеет комнату в малонаселённой квартире, окончил финансовый техникум и работает старшим счетоводом на 'Онегзаводе'.
  Для новогоднего вечера Снежана приберегла нежно-розовое платье и белые лодочки. И с удовлетворением отметила восхищение у него в глазах...
  Это был замечательный вечер! Решив вознаградить своего верного паладина, Снежана танцевала с ним чаще обычного. Неизвестно отчего, но ей было удивительно весело. И она много и задорно смеялась. Игриво поглядывая на Алексея... И он, наконец, решился. Под самый занавес. И попросил разрешения проводить её до дома. Так робко и неуверенно, что Снежане стало его жалко. И она разрешила...
  С этого времени они стали встречаться почти каждый день.
  Алексей покупал билеты на последний киносеанс в Дом народного творчества. И ждал её после работы. Они смотрели картину, а потом он провожал её до дома. Иногда для разнообразия они ходили в КарГосТеатр или просто гуляли.
  Снежане было легко и приятно с ним общаться. Он был очень интеллигентным молодым человеком, подавал ей пальто в гардеробе и никогда не садился в присутствии Снежаны первым. Не лапал её и вообще ничего такого себе не позволял. И даже под руку взять не решался, когда они шли рядом по улице.
  Снежана была с ним достаточно откровенна и не стала скрывать, что была замужем и до сих пор не разведена, хотя ушла от мужа ещё осенью. Однако о причинах своего ухода, рассказывать не стала. И позабыла упомянуть о беременности...
  На самом деле позабыла! По правде!
  А в конце января вдруг обнаружила, что её любимые платья стали ей совсем малы. Сначала Снежана подумала, что просто располнела за зиму. Как это иногда бывает, если есть много конфет. А потом сообразила, в чём дело...
  И впервые всерьёз задумалась о том, что происходит с ней сейчас и что ожидает её впереди. О новой жизни, которая зародилась у неё внутри, потихоньку растёт и набирает силу.
  И вдруг с удивлением и восторгом поняла, что больше не одинока!
  Это раньше у неё не было ни одной родной души на всём белом свете! Кроме отца, который был арестован. Да был ли жив? И Владимира, который... Стал чужой.
  А теперь всё изменилось!
  Но Снежана даже не представляла, насколько!
  Это произошло девятого февраля... Вскоре после Дня её рождения.
  Она, кстати, никому о нём не говорила. Даже бабке Лукерье. Но у главврача Левина, оказывается, была очень хорошая память. Он подписывал приказ о приёме Снежаны на работу. И запомнил дату её рождения.
  Пятого числа, сразу после утреннего обхода Вениамин Абрамович зашёл в сестринскую. И при всех поздравил её с двадцатилетием! А потом пожал руку и подарил духи 'Красная Москва'!
  Снежана была настолько тронута этим неожиданным поздравлением и подарком, что едва не расплакалась... Так защемило вдруг у неё в груди!
  А через несколько дней случилось это!
  В тот вечер Алексей после кино, как всегда, проводил её до самого дома. В окошках бабкиной хибары было темно. Похоже, Лукерья, приняв обычную дозу и выплакав кошке свою горемычную судьбу, уже спала.
  Он вошёл в дом вслед за Снежаной. Хотя раньше провожал только до калитки. А на этот раз зашёл внутрь. Она пожала плечами и решила, что Алексей хочет погреться. На улице было не очень холодно, но они гуляли довольно долго.
  Дверь, скрипнув, закрылась. И их окутала густая тишина. И тогда Алексей приблизился и взял её за плечи.
  Снежана подняла глаза и удивлённо посмотрела на него. Это было что-то новое!
  Внезапно Алексей наклонился и припал к губам Снежаны в страстном поцелуе. Его ладони соскользнули с её плеч, прошлись по спине, опустились ниже. Он прижал её к себе.
  Она ничего не успела понять, как вдруг что-то шевельнулось у неё в животе! И толкнуло её изнутри!
  Господи! Это же...
  Да! Это был её малыш! Который пошевелился! У неё внутри! Первый раз!.. Снежана замерла, широко раскрыв глаза. Ошеломлённая своим открытием.
  Тем временем, Алексей, ободренный её кажущейся покорностью, осмелел ещё больше.
  И его руки легли ей на грудь.
  - Нет! - воскликнула она и изо всех сил отпихнула его.
  - Нет? - ошеломлённо пробормотал он, отлетев к стене. - Но, почему?
  - Нельзя! - сбивчиво проговорила Снежана. - Так нельзя!.. Это неправильно!
  - Прости меня, - виновато посмотрел на неё Алексей. - Я не хотел тебя обидеть...
  - Нам нельзя больше встречаться, - сказала она, помолчав. - Это было ошибкой.
  - Но, как же так? - растерялся он. - Снежана!
  - Прости! Мне показалось... - она отвернулась. - Что мы можем быть друзьями... Но я ошиблась.
  - Какими друзьями?! - воскликнул он и схватил её за плечи. - Нет! Я хочу, чтобы ты стала моей женой!
  - Прости, Алёша, но я никогда не стану твоей, - сказала Снежана и высвободилась из его рук. - Женой! - она подошла к двери и распахнула её. - Тебе лучше уйти!.. И никогда больше сюда не приходить.
  Алексей молча смотрел на неё. Ничего не понимая. Не зная, что делать...
  - Снежана! - воскликнул он с отчаянием. - Но я не могу! Я люблю тебя!
  - Прощай, Алёша, - сказала она.
  - Но, почему? - тихо спросил он.
  - Я ушла от мужа, - ответила она. - Но я с ним не разведена...
  - Ты можешь подать на развод, - прошептал Алексей. - Ты можешь развестись...
  - Не могу, - посмотрела ему прямо в глаза Снежана. - Я ношу его ребёнка. Уже четыре месяца.
  Алексей совершенно опешил от неожиданности. Его глаза расширились... Но он быстро взял в себя в руки.
  - Если ты выйдешь за меня, никто ни о чём не узнает! Я никогда ни в чём тебя не упрекну! - он протянул руки к Снежане. - Это будет мой ребёнок!
  - Нет, - твёрдо сказала она, отстраняясь. - Никогда!
  - Но, почему? - простонал Алексей.
  - Потому что это наш ребенок! Моего мужа и мой, - ответила Снежана. - И больше ни чей!
  Он опустил голову и вышел вон.
  Снежана притворила за ним дверь и набросила щеколду.
  И больше с ним не встречалась...
  Хотя ещё долгое время, уходя с работы, замечала Алексея, стоящего у забора возле дома напротив... Он маячил в отдалении, но подойти не решался. И, слава Богу!
  На танцы во Дворец Труда она больше не ходила.
  Отчего-то ей расхотелось вдруг слушать громкую музыку, толкаться в толпе и топтаться на одном месте в обнимку с посторонними, почти незнакомыми мужчинами...
  Пришла весна, а Снежана вместо прогулок под Луной предпочитала сидеть в горнице за шитьём.
  В том числе и потому, что носить ей стало совершенно нечего! Кое-что из одежды ещё можно было подогнать под новые объемы. Например, скроить из двух юбок одну. Но с платьями ничего поделать было уже нельзя.
  Снежана купила ситца и сшила себе пару новых. Хотя на платья эти балахоны были похожи не больше, чем чехлы от авиамоторов!
  Она вздохнула и подумала, что было бы, если бы Владимир увидел её сейчас. Такую... Толстую и непривлекательную! С большущим животом и тяжёлыми грудями, с тонкой сеткой синеньких жилок поверхностного варикоза на бёдрах и отёкшими лодыжками. Откидывающуюся назад и переваливающуюся при ходьбе как утка...
  Увидел бы её такую некрасивую и сразу разлюбил бы! Снова! Ещё раз!!
  Снежана вытерла слёзы и подышала глубоко, пытаясь успокоиться. Потому что малыш, почувствовав, что мама чем-то расстроена, тут же заёрзал у неё внутри.
  Теперь ей надо было думать не только о себе! И не кукситься! И не хныкать! Чтобы не безпокоить ребёнка! Потому что ему нужно расти здоровым и сильным! А не плаксой, как мамка!
  Снежана улыбнулась сквозь слёзы, положила ладони на живот и стала напевать малышу весёлую песенку. А потом рассказала ему свою любимую сказку. Про стойкого оловянного солдатика и прекрасную балерину. Только конец у этой сказки был переделанный. И очень счастливый. Не то, что у Андерсена...
  Сны про любовь Снежану больше не преследовали.
  Она вообще стала плохо спать и долго-долго ворочалась, устраивая живот поудобнее. А когда всё-таки удавалось уснуть, часто просыпалась, чтобы сбегать на ведро по маленькому. Бабка Лукерья, видя, как мучается Снежана, посоветовала ей меньше пить на ночь и спать без матраса, на жёстком. А под живот и между ног подгладывать подушки. Это немного помогло. Но всё равно по утрам она чувствовала себя разбитой.
  На работе к ней относились бережно. С пониманием. Особенно главврач Левин. И, глядя на него, все остальные. А в начале марта, опять же с подачи Вениамина Абрамовича, её аттестовали в медсёстры. И сразу перевели на лёгкий труд.
  Незаметно подошли майские праздники...
  Снежана регулярно наблюдалась в женской консультации. Сейчас ей ставили срок беременности в тридцать недель. То есть семь месяцев. А это означало, что её малыш уже совсем большой и, если, не дай Бог, случатся преждевременные роды, сможет выжить! Что он не только чувствует всё, что чувствует Снежана, а уже может видеть и слышать! Собственными глазками и ушками!
  А вокруг было просто изумительно хорошо! Природа окончательно очнулась после долгой и холодной зимы. И весь мир словно обновился! Зазеленела молодая трава. Распустились листья на деревьях. На тополях и берёзках, рябине и черемухе. А на огородах, готовясь к предстоящим посадкам, закопошились хозяйки.
  Снежана дышала полной грудью свежим весенним ветром. Никогда ещё до этого она не чувствовала такого подъёма! Такой безпричинной и светлой радости!
  Нет, конечно, она задумывалась иногда о предстоящих родах. И, ясное дело, побаивалась немного. Но немедленно отгоняла все неприятные мысли, как только они всплывали в голове.
  Ну и что, что будет больно! Потерпим! Не она первая, не она последняя! И, вообще, её малыш имеет право на эту красоту! И должен её увидеть! Жить и радоваться этой красоте вместе со всеми людьми!
  Между прочим, подумала Снежана, женщины детей с незапамятных времён рожают! Как миленькие! И ничего! Справляются как-то! И она справится!
  Вениамин Абрамович специально для неё где-то раздобыл 'Курс акушерства И.П. Лазаревича'. Ещё дореволюционного издания. И там всё очень подробно и доходчиво было написано. Когда, как и что.
  Папа говорил ей когда-то, когда Снежана была ещё совсем маленькая, что страх, если посмотреть ему прямо в глаза, сам испугается! И убежит! Так она и поступала до сих пор. И сейчас поступит!
  На первомайскую демонстрацию Снежана не ходила.
  Она пошла бы, конечно, и никуда не делась бы! Если бы не Вениамин Абрамович. Который пожалел её и отпустил домой.
  А лучше бы этого не делал!
  Потому что тогда всё могло сложиться совсем иначе...
  Если бы Снежана вернулась после обеда, как и предполагала, бабка Лукерья скорее всего уже давно отключилась бы, хлопнув самогонки в честь пролетарского праздника. И спала, уронив голову на стол и мирно похрапывая.
  Но Снежана вернулась гораздо раньше... И нарвалась.
  Какая муха укусила Лукерью неизвестно. Но бабка наговорила ей столько и таким отборным матерным, что Снежана просто оторопела! Несмотря на своё аристократическое происхождение, она росла не в пансионате для благородных девиц, а на лётном поле! И много чего наслушалась ненароком. Однако заковыристые выражения Лукерьи поразили даже её!
  Самым невинным из бабкиных ругательств было 'сучка подзаборная'! Старушка разошлась не на шутку! Брызгала слюнями во все стороны, трясла башкой и размахивала руками. А под конец посоветовала Снежане проваливать под тот самый забор к тем самым кобелям, с которыми она своего пащенка и нагуляла!
  И откуда у бабки взялось столько ненависти к молоденькой беременной женщине, которая никогда в жизни ничего плохого никому не сделала?!
  Впрочем, особо ломать голову над этим Снежана не стала, а молча собрала свои вещи и ушла...
  Хотя идти ей, в общем-то, было некуда.
  Но и оставаться здесь после всего этого тоже было нельзя! Даже под забором для Снежаны и её малыша было теперь безопаснее! Чем рядом с этой чёрной злобой!
  Для начала она отнесла свой чемодан на работу. Благо идти было всего два шага. Поставила его в сестринской и вернулась в Лукерьину хибару за оставшимися вещами (что она дура, что ли, надрываться и тащить всё сразу!).
  В избе было тихо. Бабка валялась на половике и храпела на всю Слободку.
  Снежана осторожно прокралась мимо неё со своим узелком и тихонько прикрыла за собой дверь...
  Ну что же, подумала она, выйдя за калитку, спасибо этому дому, пойдём к другому! Мир не без добрых людей! Что она не найдёт, что ли, где голову преклонить?!
  Не пропадем как-нибудь, сказала Снежана своему малышу! А к этой Лукерье больше не вернёмся! Никогда и ни за что!
  Пока бабка саму Снежану костерила, ей было всё равно. Однако стоило Лукерье пройтись погаными словами по адресу Владимира, как всё закипело у неё внутри от бешенства! А уж когда эта пьянь посмела обозвать её малыша 'пащенком', поднялась просто ледяная ярость! Бабкино счастье, что Снежана беременная сейчас! А не то пришибла бы её одним ударом!
  И, слава Богу, что не пришибла! Не стоит она того! И, вообще, пускай идёт лесом! Снежана выбросила из головы все свои неприятности и запрокинула голову.
  Где-то высоко-высоко в небе плыли белые прозрачные облака. Солнце припекало почти по-летнему. А с озера тянуло свежестью и прохладой. Из тарелки репродуктора на столбе возле больницы громко звучали бодрые и весёлые песни. А воробьи, рассевшись на проводах, изо всех сил старались их перечирикать...
  Малыш у неё в животе не мог пока ещё видеть всё это своими собственными глазками, поэтому Снежана погладила его прямо через пальто и стала рассказывать, как вокруг красиво и хорошо. И он сразу успокоился. И она улыбнулась. Потому что на душе у неё стало опять светло и безмятежно!
  Всё равно, всё как-нибудь образуется! Самое главное, что врач сказал, что никаких патологий у них нет, что беременность протекает нормально, что совсем скоро, всего через два месяца, они увидят друг друга, и всегда-всегда будут вместе и никогда-никогда не расстанутся!..
  Однако шли дни, а найти новое жилье у Снежаны не получалось.
  Честно говоря, это её не удивляло. Ну, кому, скажите, захочется круглые сутки слушать визги-писки чужого младенца?! Кому это нужно, ходить и нюхать чужие пелёнки-распашонки, развешанные повсюду для просушки?!
  И, вообще, проще отказаться сдать комнату беременной женщине, сославшись на какую-нибудь выдуманную причину, чем потом выгонять её на улицу с ребёночком!
  Снежана сходила в райисполком и написала заявление с просьбой предоставить общежитие. Но ей сказали, что надо подождать, что пока мест нет, хотя позднее, может быть, что-нибудь и найдётся...
  Она крепилась и не плакала... Хотя иногда очень хотелось.
  А пока держала свой чемодан на работе, в кладовке. Выпрашивала ночные дежурства у старшей медсестры и подменялась, с кем только могла.
  Потому что днём и вечером ещё можно было походить по городу или посидеть где-нибудь на лавочке. А по ночам бродить одна по тёмным улицам Снежана теперь побаивалась. Да и холодно было ещё по ночам!
  Проспавшись и протрезвев, бабка Лукерья опомнилась, прибежала в больницу и слёзно просила прощения.
  Снежана её простила, само собой. Но вернуться назад отказалась наотрез!
  Нет, уж! Сейчас, она ещё на ногах. А через месяц будет на сносях! И что тогда прикажете делать, если у бабки опять мозги переклинит от самогонки?!
  Отказаться-то, она отказалась. Да так и мыкалась, бездомная и неприкаянная. Днем гуляла в парке или по набережной. А ночами спала урывками на кушетке в сестринской. Пока однажды под вечер её не вызвал к себе в кабинет главный врач...
  - Снежана Геоггиевна, может, вы объясните мне, что пгоисходит? - нахмурившись, посмотрел на неё поверх очков Вениамин Абрамович. - У вас уже шесть ночных дежугств! И все подгяд!
  Снежана сидела, опустив глаза, и молча теребила край своего халата.
  - Вы что, хотите, чтобы меня отдали под суд за нагушение тгудового законодательства? - строго спросил Левин. - Вы же на восьмом месяце уже! У вас же лёгкий тгуд! Вам вообще нельзя по ночам дежугить!
  А, ведь, его действительно могут из-за неё наказать, подумала Снежана! Что же делать?! Господи, ну почему она такая нескладная! Только проблемы для людей создаёт! На глаза у неё навернулись слёзы. Снежана шмыгнула носом...
  - Снежана Геоггиевна, - вздохнул Вениамин Абрамович. - Вам что, отказала ваша квагтигная хозяйка?.. Вам спать совсем негде?
  Она молча кивнула. Вытерла ладошками глаза и полезла в карман за носовым платком.
  Вениамин Абрамович встал из-за стола и стал ходить по кабинету из угла в угол.
  - А в гайисполкоме вы были? - остановился он. - Что вам сказали?
  - Что свободных коек в общежитии пока нет, - прошептала Снежана. - А когда появятся, мне сразу дадут... Скоро... - она высморкалась. - Летом...
  - Та-а-ак, - протянул Вениамин Абрамович. - А комнату снять, значит, не получается...
  Она опять кивнула. Молча... Потому что всё и так было ясно. Кому она нужна такая! Беременная...
  Левин снова стал ходить по кабинету.
  А она сидела, опустив голову. Чтобы не было видно, как она плачет.
  - Пегестаньте, Снежана Геоггиевна... - пододвинул стул и сел рядом с ней Вениамин Абрамович. - Пожалуйста! Ну, не плачьте! Это вгедно для вашего малыша... Давайте лучше вместе подумаем, что делать! Ну почему, вы сгазу не пгишли и не гассказали мне обо всём?!
  Снежана посмотрела на Левина полными слёз глазами... Он-то тут при чём?! Ну, чем он может ей помочь?! Она сама во всём виновата! И сама теперь за всё расплачивается!
  - Вот что мы сделаем, Снежана Геоггиевна! - Вениамин Абрамович поправил очки. - Где ваши вещи? Здесь в больнице, навегное?.. Понятно, - поджал он губы, когда она кивнула. - Где им ещё быть!.. Ну, и ладно! Это даже хогошо! Значит так! - решительно сказал Левин. - Сейчас мы бегём ваши вещи и идём ко мне домой! И не смейте возгажать! - нахмурился он, когда Снежана попыталась открыть рот. - У меня большая тгёхкомнатная квагтига! Мне и двух комнат хватит! А одну я вам сдам! Вот так! И никаких газговогов! - неожиданно раскипятился он. - Летом у них места появятся! Бюгокгаты пагшивые!
  Вот так и получилось, что Снежана стала жить у Левина...
  Кривотолков это, конечно, вызвало немало. И косых взглядов тоже.
  Впрочем, Вениамин Абрамович на них не обращал внимания. А Снежана просто не замечала... Не до того ей было! Потому что все её мысли и чаяния были о малыше.
  Снежана даже и подумать не могла, что о ней говорят люди! О чём они шепчутся у неё за спиной! И правильно делала! Потому что шептали они всякую гадость. Кто-то просто любил посплетничать. А кто-то Снежане откровенно завидовал.
  Тому, что она чистая и светлая. И никакая грязь к ней не липнет!
  Тому, что она молодая и красивая. Несмотря на беременность. Или благодаря ей. Потому что, на самом деле, ожидание ребёнка даже некрасивую женщину делает красавицей, а красивая становится ещё краше! На зависть некоторым...
  Долго ли, коротко ли, наступило лето.
  В дородовый отпуск Снежана ушла ещё десятого мая. На очередном осмотре в женской консультации ей сказали, что всё у неё в порядке. Плод лежит, как надо, головкой вниз. И уже прижался ею ко входу в малый таз, как оно и положено перед родами. Так что осталось потерпеть совсем немного. Ориентировочно десятого июля, но, в любом случае, не позднее семнадцатого, её малыш появится на свет!
  И, вообще, оказывается, она очень-очень везучая!
  Потому что у Вениамина Абрамовича по сравнению с Лукерьиной хибарой были просто королевские палаты! И теперь Снежана, как и положено настоящей принцессе, жила в роскошной светлой комнате с видом на озеро! В красивом двухэтажном каменном доме! Большом и белом, как настоящий дворец! И со всеми удобствами! С телефоном, водопроводом и даже канализацией!
  Эта квартира принадлежала когда-то родителям Вениамина Абрамовича. Его отец тоже был врачом. И, между прочим, очень уважаемым! Но это его не спасло во время одного из погромов. Столь частых, и при царском режиме, и в годы Гражданской войны. Его жена Рахиль погибла вместе с ним. А маленького Веню спрятала одна добрая женщина. И он уцелел. Потом, когда всё успокоилось, из Петрограда приехала его тетя и забрала к себе...
  Когда Вениамин Абрамович вернулся в Петрозаводск после окончания института, ему как дипломированному специалисту и руководящему работнику выдали ордер на отдельную жилплощадь.
  По счастливой случайности бывшая квартира врача Левина, числившаяся за горисполкомом, стояла свободной, и Вениамину Абрамовичу предоставили именно её.
  Ну, не совсем её, вообще-то говоря. Потому что до семнадцатого года в ней было гораздо больше комнат, парадный вход и чёрный ход. Но затем она превратилась в коммуналку. В конце двадцатых городские власти провели инвентаризацию жилого фонда, спохватились и расселили её, а потом перегородили пополам и бронировали. В смысле, перевели в спецфонд.
  И вот теперь в бывшей квартире врача Левина снова жил врач Левин.
  Предоставляя ему именно эту жилплощадь, никто в горисполкоме даже не задумался о том, сколько тяжёлых воспоминаний она может разбудить в душе Вениамина Абрамовича. Но он ничем этого не показал. Хотя однажды, когда они пили со Снежаной чай с сушками на кухне, рассказал ей печальную историю своего сиротского детства.
  Снежана сама выросла без матери. И прекрасно его понимала. И сочувствовала.
  Потому что он был очень хороший! И очень внимательный! И так заботился о ней! Хотя она была ему совершенно никем!
  Татьяна Ивановна, женщина, спасшая когда-то Вениамина Абрамовича от разъярённой толпы погромщиков, часто бывала у них в гостях и тоже очень хорошо относилась к Снежане.
  До революции Татьяна Ивановна была повивальной бабкой, акушеркой, то есть. И, кстати говоря, именно она принимала роды, когда на свет появился маленький мальчик Веня. И очень весело представляла в лицах, как безпокоился и волновался его папа.
  Ей было уже под семьдесят, но называть 'бабкой' эту крепкую энергичную женщину язык как-то не поворачивался.
  Татьяна Ивановна давно уже не практиковала, но ничего не забыла. Она осмотрела Снежану и подтвердила, что в консультации ей всё сказали правильно. Хотя эти безтолочи, проворчала она, которые сами ещё ни разу не рожали, а уже в акушеры позаписались, ничегошеньки ни в беременных, ни в родильницах не понимают!
  В полдень двадцать второго июня у Снежаны начались родовые схватки.
  Недели за полторы до этого схватки у неё уже были. Правда, нечастые и не очень болезненные. Татьяна Ивановна тогда успокоила её и сказала, что это всего лишь 'репетиция'. И оказалась права. Матка немножко порепетировала и успокоилась.
  Но сейчас всё было иначе. По срокам рожать ей было рановато. Но Снежана вдруг поняла, что это уже не 'учебная тревога'! Схватки были гораздо сильнее и длительнее. И регулярно повторялись. Становясь всё сильнее. И чаще. Пока её не стало скручивать каждые пять минут.
  В промежутке между схватками Снежана сумела дойти до соседки и попросила позвать Татьяну Ивановну. А потом позвонила Вениамину Абрамовичу.
  Он сразу всполошился, приказал ей немедленно лечь и сказал, что сейчас будет.
  Снежана послушалась его и легла. Однако боли в пояснице вскоре согнали её с кровати. Она встала на четвереньки и опустила голову на руки. Да так и стояла, раскачивая тазом. И ей немного полегчало.
  И тогда Снежана порадовалась, что ещё вчера догадалась сделать генеральную уборку и помыла полы. Когда её отпустило, она расстелила на полу одеяло, а поверх него - чистую простыню. И стала ждать следующих схваток...
  Когда прибежала Татьяна Ивановна, околоплодные воды у неё уже отошли.
  А та первым делом выгнала из комнаты, превратившейся в филиал родильного отделения, взволнованного и перепуганного стонами Снежаны Вениамина Абрамовича. И безапелляционно заявила ему, что ни в какую больницу её везти не позволит!
  - Ещё чего! - сказала она ему. - Ты что, хочешь, чтобы она прямо посреди дороги родила?! Сама справлюсь! Я у твоей мамки, между прочим, тебя в этом самом доме принимала! Или забыл?!.. Бабе, когда она рожать собралась, любая суета только помеха. Ей, как кошке, лишь бы уголок был потемнее да поукромнее! А всё остальное она сама сделает! - Татьяна Ивановна вытолкала его взашей и пошла мыть руки. - Ты, Веня, иди лучше валерьянки прими! И успокойся! - сказала она. - Да смотри, чтобы носа сюда никто не показывал! И сам в том числе! Пока я не позову!
  Вернувшись, Татьяна Ивановна задёрнула шторы на окнах, а потом зажгла свечи. И в комнате воцарился уютный полумрак...
  Между схватками Снежана лежала на боку, отдыхая. А когда её прихватывало, опять вставала на четвереньки.
  - Молодец! Умничка моя! - нахваливала Снежану Татьяна Ивановна, разминая ей поясницу. - Всё правильно делаешь! Ты только дыши, милая, не забывай! Дыши! Помедленнее да поглубже!
  Снежана старалась не пускать в голову мысли о том, что схватки никогда не прекратятся. Убеждала себя не бояться очередного приступа, не зажиматься, иначе боль может усилиться многократно! А когда опять накатывало, словно становилась другим человеком. И хотела только одного - чтобы схватки поскорее окончились!
  - Дыши, милая, дыши! - повторяла Татьяна Ивановна. - Ребёночку это сейчас нужнее всего! Ему, ведь, ой как трудно сейчас! Тебе трудно, а ему во сто раз труднее! А ты помогай ему! И не думай ни о чём! Для родов мозги не требуются! Тело само всё сделает! Ты только ему не мешай!
  Снежана цеплялась за её голос, как утопающий за соломинку! А тело само всё делало. То тряслось от напряжения, то раскачивалось. То дышало, то кричало, то тужилось. И ещё много чего делало. По нужде. И, слава Богу, что никто, кроме Татьяны Ивановны этого не видел. А, впрочем, ей было уже всё равно! Только бы схватки поскорее окончились!
  А они слились с такими ошеломляющими потугами, что Снежана даже не поняла, что кричит изо всех сил. Между тем, всё происходило так стремительно, что уже на следующей схватке она почувствовала сильное жжение в промежности.
  - А вот и мы! - воскликнула Татьяна Ивановна, увидев, как прорезывается головка младенца, и, помогая ему. - Здравствуй, миленький! А мы тебя уже заждались совсем с твоей мамочкой!
  Оставаясь на коленях Снежана, приподнялась на руках, переводя дух... Выпрямилась. Привстала. И тут же почувствовала новую потугу.
  Р-р-раз!
  Невероятное облегчение!!!
  Малыш выскользнул из неё прямо в ладони к Татьяне Ивановне!
  Снежана обернулась и увидела, что он лежит у неё на руках и шевелит ручками.
  - Мальчик! - сказала Татьяна Ивановна и принялась очищать ротик и носик новорожденного. - Имя-то придумала аль нет ещё? - спросила она.
  - Георгий, - ответила Снежана слабым голосом не в силах оторвать взгляда от маленького розового тельца сынишки.
  - Егорий, значит! - улыбнулась Татьяна Ивановна. - Хорошее имя! Победоносное!
  - Моего папу так зовут, - осторожно прилегла на кровать Снежана.
  - А Егоркиного отца как кличут? - спросила Татьяна Ивановна. - Как по батюшке величать нашего богатыря?
  - Владимирович... - тихо сказала Снежана.
  - Ну что же, Георгий Владимирович, пожалуйте к мамке своей! - сказала Татьяна Ивановна и подала малыша Снежане. - На-ка, покорми его грудью, дочка! Это лучшее средство для родильницы, чтобы в себя придти после родов! А уж для мальчонки-то, вообще, сейчас самое главное!
  Снежана взяла сына и приложила его к груди. Егорка похлопал глазками и поймал её взгляд. И она утонула в его бездонных карих глазах, позабыв обо всём на свете...
  На часах было семь вечера. Двадцать второго июня тысяча девятьсот тридцать девятого года.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"