Бригадир строительной бригады Димов и зоотехник Станев получили указание района срочно строить летний загон для дойного стада коз. Подходящее место для козлятника тоже было намечено. На склоне Курганполя сделали геодезическую разбивку. Димов тут же подогнал почасово арендованный скрепер. Ветврач Дериволков был назначен заведующим строящейся фермы. Он сразу отказался быть по совместительству козьим лекарем, нашёл однозначный довод, заявил что "в ветучилище коз не изучал". Тогда бригадир указал ветеринару записывать часы работы дорожного агрегата, твёрдо сглаживать каменистое поле: от большого кургана и до русла медленной речушки уводящей верхнюю родниковую воду в широкое озеро.
Скрепер упруго резал горбушку сползшего кургана, засыпал все рытвины и лощины, нового козьего задела. Народу нагнали целый тракторный прицеп, поэтому для бригадира было излишне следить за срезом грунта. Он уехал контролировать величины сбиваемых сплотов и высчитывать количество стёсанных кольев надобных для просторного ограждения. Деревянную ограду грузили на безбортовую колёсную площадку, и увозили из бригадного двора в окраину Курганполя, где молочному стаду предстоит давать сыр с первых ростков травы и до первого снега. Для молодняка начертили отдельно плетеную ограду, ударили кольями четыре угла, ещё не знают, сколько козлят придётся тут вместить.
Гулял жгучий весенний ветер, скупое солнце скалило ощеренные лучистые зубы. Из-за срочности работы людей бил озноб, они удивлённые размахом козлятника прошлись по каменистому склону, поскакали по кочкам вместо угнанных в поле коз, и потянулись в затишье ближнего околотка. Решили для усиления предстоящего задора сперва отобедать. Пыльный ветер вытряхивал слёзы из сощуренных глаз. Доставали холодную пищу из торб и сумок.
- Глуши! Глуши! - заревели козоводы и плотники на скрепериста, - без тебя полно пыли.
Тот давно съел завёрнутые в партийную газету жирные роговачки. Просаленная скомканная мятая бумага дребезжала ненужной завёрткой в железном полу тесной кабины. Механизатору не охота терять отведённые моточасы, а строгий Дериволков уже высчитал пятнадцать минут простоя. Курганполе гудело, оставленную разбитую дорогу тоже надо ровнять, спецмашина от напряжения безжалостно бренчала, рвала затишье. Пастухи и козодои поднялись, оставили запыленные обеды, пошли кричать на нахальное железо и свирепого учётчика. Огромный отвальный нож застопорился перед оградой живых людей. Из-под парящей земли на срезе кургана вылизали большие белые грибы. Козоводы удивились, но обед слаще недоразумения, и они вернулись к торбам. Плотники присланные сколачивать сыроварню и высокую ограду для прыгучих коз, стали убеждать вернувшихся защитников тишины, что от Дериволкова не скроют ни одного ночка; пока всех не отлучат от молока, придётся каждое вымя коленями разминать. Животноводы в злости ударяли себя по обиде, поклялись: ни одной груды сыра деревянным душам не давать. ...И тут же во рту, всем стало не хватать того створоженного козьего белого сыра.
Прицеп привёз очередную стопку сшитых звеньев ограды, снова разломал трапезное время медленно жующих людей. Поднялись, не спешили разгружать сколоченную из сырых горбылей ограду. Скрепер продолжал гладить каменистый склон, отвал ножа на поворотах полно загребал насыпь сползшего кургана. Из давнего захоронения стали выскакивать людские скелеты, спустя столетия оживали голые кости когда-то живших людей. Катились по склону древние головы, застревали в буграх круглые черепа.
Два самых старых, самых совестливых и самых успокоенных работника, обтянутые красными кушаками, несли свои мотыги из времени единоличного труда. Они ровняли земляные вальцы оставленные скрепером, утаптывали рыхлый грунт, трамбовали камушки, кости сносили в холм, что бы снова похоронить.
- Деды вы что, разве не устали стёсывать колхозные сорняки? Помахали для виду сапами, понюхали пар, тяпки на плечи и хватит падать стараниями. Мы для начальства полорогое население. Идёмте обед завершать, а то с этим загоном совсем отощаем. - Горя Карамавров распотрошенный ветром юнец, спешил в лесок, показывал свою горячность, предупредил не умеющих плохо работать единоличников, чтобы никогда не соглашались идти доярами на козоферму...
В кругу за затянувшимся обедом сидел новый колхозник, малознакомый селу, неизвестный бригаде человек. Недавно женился на вдове толстущей, откуда он сам не может объяснить. Плотники дали ему свиные шкварки, он съел и стал удивляться: как славно фрукт такой мажет еду полевую.
- Фрукты эти у нас везде растут, мы их сеем ежегодно, - подтвердили плотники, - осенью, когда созреют, - засаливаем.
Неместный человек тут же разохотился: - Мне бы рассаду, я тоже посею, Людка моя довольна будут; умею быть страстным.
Хохот брызнул тёрпкий и сальный. Козопасы и козодой смеялись громче и дольше плотников. Два старика достали из-за кушаков выточенные, стёртые брусочки, принялись точить мотыги, не смеялись, сопели усталыми восприятиями, постными словами морщили старые мнения: и зачем несведущего человека перчить, он ведь не вкусил ещё наши навыки.
А человек перчённый распрямил вниз буквами промасленные пятна рваной районной газеты, громко принялся голосить сельские бывальщины из обязательно выписываемой "Дружбы", повторял после каждого отступа: - Серик знает что вычитывать!
- Ну Серик, у тебя ум, сильнее чем у главбуха нашего!
- А как же, - обрадовался Серик, - моего ума и на продажу вдоволь хватит.
- Вот это базар будет! - Плотники совершенно строго спросили: - Ну а вы как сыроделы, сычугами успели запастись?
Те сразу обиделись, древоделы выламываются, из нас Серика делают: - Мы вас упредили, и ни крохи сыра на язык не дадим, жуйте кору еловую, что шкурите, стружками щёки надувайте, даже и не подходите к нашей сыродельне раз вы такие хитрые.
А ни кому не подвластные головы, что когда-то рубили ветер Дикого поля, спустя столетия, катились под раздвоенные копытца колхозных коз. Грубая история выныривала наружу.
Похоже, людям, что сбивали огорожу, не было дела до когда-то бывших людей, которые давно истлели сваленные в насыпи кургана.
Горя Караманов распоясанный до оголенного пупа, подбирал древние черепа и надевал на вышилинные колья, оглядывался по сторонам, махал работникам колотившие деревянную ограду, скалил зубы и ёжился.
- Холодно! - пожаловался он старикам.
- Разве? - удивились неиспорченные колхозом люди, - слышишь, в речке лягушки кряхтят, считай, тепло приплывёт вслед их оживления.
Подъехал Иван Степанович Димов на грузовой машине: глаза запали, ощупывает голову, смотрит на всё, на ещё не побеленное дерево, на глупую улыбку Гори, не может определить: достаточно ли на сегодня работы сделано.
Тёплый дождь заморосил, кропил новую ферму, мыл увенчанные черепами колья. Из оскала разряженных зубов и больших глазных ям капала грязная вода. Горя продолжал подбирать черепа из земли, ставил на клиновидные столбы, ограничивал воинственными головами заострённые устремления отёсанных брёвен, превращал столбы в скелеты. Поднял не сломанный серый череп, не увидел свободный кол, скинул беззубую пробитую когда-то голову и установил на её место новое завершение, прислонился к столбу и стал подрожать оскалу когда-то мыслящей кости, вертел довольными выдумкой глазами.
Машина стала разворачиваться, бригадир Димов открыл дверь кабины:
- А ты знаешь что, тот человек был в сто раз умнее тебя! - он, смотрел на обе головы одновременно.
Машина пробуксовывала, медленно поднималась по мокрому уклону, стала удаляться. Расшатанный кузов убывал, слился со скользкой уводящей дорогой. Горя остался зябнуть, мокнул заодно с заглушённым скрепером в новой ограде. Задранными глазами смотрел устало на древнюю голову плачущую каплями тёплой воды, думал: неужели этот когда-то живший человек был умнее меня.
Один под дождём остался, одни скелеты, столетия давят над ним, его охватил страх.