Нет больше той реки, что для полива счастья - воду собирала. Усохли нивы, которые веселья ждут. Когда же, наконец, землетрясение утихнет. Трясёт суставы и жилы Трофим Молодёжный, своим трактором свой надел земельный лущильниками царапает, сухие сорняковые стебли крошит. Глянул на вешки отделяющее его единоличное поле, два оборота всего осталось прокрутить. Учебный совхоз, где он работал, заодно с каплями последнего дождя пропал, вся уморенная земля уставною стала. Украсть его землю собираются.
Скрипит сталь, скрепит сердце, любит измученную землю Трофим, ещё больше металл любит, он тракторный двигатель вслепую собрать может.
Позвал его свояк в порт, помочь погрузчик отремонтировать. Дело привычное, руки мазутом навсегда пропитаны. Ломает руками сломанный мотор погрузчика Трофим, - те же руки снова завестись заставят его. А двести ящиков сложенных на площадке рядом, обветшали досками осиновыми, разваливаются под облаками и солнцем, спят шестерни замотанные в промасленной бумаге, вываливаются из ящиков с блёклыми печатными буквами. Развернул Трофим, и будто шоколад маслинами чёрными закусил, блестит сталь зубчатая, а втулка бронзовая золотом греет, - языком лизнуть охота.
Стал допытываться: от чего такая прелесть движения не имеет.
- А потому что Советского Союза больше нет! - ответили ему. - "Тракторэкспорт" навсегда развалился, своё больше не видит. Некому в Карачи комплектующий товар отправлять; от того и ящики бесхозными рассыпаются.
У Трофима, зубчатка вкусная в зубах застряла, - слёзы выдавливает, как в детстве заплакать охота от того, что копеек на горячий пирожок не хватает.
Мешают всей портовой площади начинённые шестернями ящики; обновлённые контейнеры китайские заставлять некуда, рынок "7 километр" обижается. Надумали вместо тротуарной плитки, шестерёнками этими дорожки мостить, цена им металлоломная, никому не нужны, разве что тем, куда предназначение имеют. Написано: получатель Пакистан. И где тут новая экономическая политика?!
Она у Трофима в пазухе. Вынес образцы из ящиков, и поехал в Минский Тракторный Завод ругаться: почему такой ценный моторный набор в Ильичёвском морском порту пропадает.
Посмотрел Минск на шестерёнки, своё производство сразу узнал, теперь вместо латуни, алюминиевым сплавом кольцуют гнёзда шестерёнок, удешевленный металл втискивают технологи в детали. Со всего завода начальники собрались, главного инженера Шумеева тоже пригласили. Выгода очевидная выявляется, своё уже оплаченное, своим же товаром в обмен возвращают. За 70 тон моторных шестерёнок, 7 тон ходовых запчастей согласные выдать. Трофим сам составил список деталей испытывающих непомерные усилия в тракторе, затребовал у завода выделить, только снашиваемые металлические узлы.
Грамотные юристы завода составили договор на перламутровой бумаге. И закрутились шестерёнки-колёсики. Трофим тракторным прицепом завёз в порт: фрукты, помидоры, виноград, и вывез все ящики с деталями в совхозные склады. Дальше? А дальше это тебе не коромысла газового механизма мотора перебирать, где всё слаженно шевелится. Система закручена ещё та, вымотала неопытного менялу. Чиновники народ алчный, все требовали подмазывать механизмы, вынудили тракториста трактор продать, иначе колёсики крутиться не будут. Год прошёл, пока Трофиму удалось караван грузовой снарядить. Отправились машины в Белоруссию по короткому пути, через Чернобыльскую зону.
Заброшенные, оставшиеся без людей сёла, подтаяли от радиации; камышовые и рубероидные крыши чернеют, текут под солнцем, будто из пластилина слепленные. Мужик, которого подвезли, рассказал, что жена с дочерью живут в Харькове у сестры, он с сыном, не захотел уезжать. Дозиметр в их доме почти норму даёт, на другом конце села показания зашкаливают. Самое действенное лекарство вино и водка, игрек-частицы хорошо вымывают, за водкой все в Белоруссию ходят, там она дешевле и лучше. Взялся чернобылец показать брод мимо появившейся таможни.
Медленно ехали всю ночь гружёные КамАЗы, утром в Минске у моторного завода остановились. Бывший строй всех сразу окружил, знакомый узоры белорусского флага развиваются. Страна, не предавшая свой флаг - уважение имеет. Столовая тоже советского образца. Четыре водителя удивлены брежневскими ценами, и Трофим ложечкой из стакана сметану выгребает; булочки, - тепло созревшей нивы испаряют, возбуждают приятные впечатления от прошлого единства, те волнения давно утратили живучесть, а строгая память минувшего - сильнее убежавшей истины.
Трофим не помнит, сколько лет ему малому было, когда впервые в столовой обедал. Ездил с мамой в город зуб лечить, после пломбы волочился за ней по магазинам, зуб ныл пока, всякую ерунду скупала, а зашли в столовую, перестал болеть.
С тех пор, его самое большое желание, - уйти от домашнего приготовления, ему любая столовская еда увеселённую сытость дарит.
Как то давно, перед ливнем большим, дети копейками в "чик" играли, Тришка полный карман монет наиграл, забежали в чайную с Васильком, а дождь падал, будто затопить мир задумал. Мальчики под журчание воды, возле картины "Василий Тёркин", доедают второе блюдо, их толпа мужиков старых окружила. Человек десять зубровку пили, ливень переждать надо, принялись рассуждать, правильно ли дети во взрослое заведение зашли, сами уходить не спешат. Живые столбы над столом ребят шевелятся, доводы глупые выставляют, смотрят как фронтовик из картины, сразу всех солдат увеселяет. Суровый мужичок выносит приговор:
- Если бы я своего тут застал, отхлестал бы без объяснения доводов, мне растраты семейные не нужны, что картошки и лука не хватает в семье.
Другой рассудительный столб в новой шляпе, стал утверждать, что при коммунизме сплошные столовые везде будут, люди заживут радостно, как в детском садике, - удобно ли библиотекарше бросать книги, а доярке коров одних оставлять и бежать пищу горячую приготовлять. Пора каждому жителю образумиться.
Дядя Ваня Дойчев пузо выставил, кларнет под мышкой держит, гладит ребят по головке, тоже музыкант по копейкам, на "орёл" кидает монету. У самого пятнадцать копеек с двухсторонним орлом, в потайном кармашке спрятана монета; поддельную пятнашку, редко бросает. Зато, как закрутит, сразу горсть монет в карман кладёт. Хвалит мальчиков, что коммунизм обещанный, заблаговременно вместе приближают.
Когда в ГПТУ учился, Трофим с земляком Потрахом сдружился, - конопатый малый, и шустрый как копейка с двумя "орлами"; для разных ученических столовых, упрощенные схемы расчёта составлял Потрах.
В педагогической столовой он с раздатчицей имел отношения, в окошко выдачи вместо уплаченного чека бровями на товарища покажет, и установленный обеденный набор бесплатно вдвоём уносят в зал.
В столовой пищевого университета, борщи варили по-научному, тут действовал "опережающий выход" из продвигающейся к кассе очереди Потрах с наполненным разносом проходил мимо уплаты, Трофим тот же расклад нёс, следом шёл, в случае всегда мог сказать очкастой кассирше: "за одинаковый набор, равно за обоих плачу!" Полсуммы выпадали без труда.
Бывало Потрах, начинал икать от "однообразия вкуса", а лучшие приготовления всегда выставляла кухня мореходного училища, Потрах долго выискивал уловку, как бесплатно добраться до заварных пирожных и апельсинового сока. Здесь рассчитываться надо после еды; когда выходили из обеденного зала - тогда уплачивали чеки. Не выскользнешь мимо второй кассы.
Потрах умудрялся в первой кассе два чека выбивать, на одном разносе накладывал весь подбор жареных кушаний и запечённых приготовлений, вторым чеком брал чай с хлебом, на выходе платил четыре копейки.
У Потраха были и другие ухищрения, но он не всегда с Трофимом ходил столоваться.
Три водителя сытно пообедали, запили томатным соком, помянули Советский Союз, и уехали обратно в свою республику. Один камазист остался ждать выбор обмена.
Вокруг гремит металл труда, дымит завод производственной гарью, наполняет удовольствием прокопчённую душу Трофима. Пересчитали все шестерни, и малость ржавых обнаружили.
- Пишите: тысячу штук с коррозией не принимать, - заключает главный технолог.
Снова комиссия выяснения факту ищет. Вызвали бригадиршу "цеха доводки деталей". Взяла женщина ржавую шестерню, разглядывает сияния бронзовой втулки, красиво на свет лампочки щурится курносая.
- Ну и что? - говорит она главному технологу и всему сборочному цеху, - мы их вам отмоем без критической потери массы, блистать будут.
Смотрит Трофим довольным на главный голос, и не нарадуется красоте белоруской женщины. Надо ей букет роз подарить! Побежал пропуск в завод оформлять: присел, топнул на месте, подпрыгнул, и брыкнул обеими ногами пустоту, снова побежал.
Загрузили машину обмененными ходовыми запчастями, оформили брокерский порядок в документах, и весело поехали обратно. На родимой таможне очередь машин в пять километров длинной, времени продвижению - неделя. Водители привычные к выстраиванию на этом участке: рыбачат, уху варят, спят в кабинах, бреются и командировочные подсчитывают.
Под вечер одного дня, добрались запчастями до терминала. Старший таможенник бумаги перелистал, пошёл кузов смотреть.
- Автомобильные запчасти провозу запрещены!
- Так это же тракторные.
- Откуда я знаю тракторные, нетракторные. Назад!
- Как?! В листах указано...
- Будешь спорить, конфискуем как контрабанду!
Повернули обратно, снова через брод поехали. Тишина в лесу такая, какою до развала строя устоялась. Проехали брод без света фар, шлёпнули воду: и лягушки заквакали, комары в лобовое стекло бьются, прилипают и сохнут; полная луна глаза наполнила, лукаво улыбается, разъединяет стволы деревьев, - брезжит по лесной дороге бестаможенное утро, - дыши родиной сколько хочешь.
Удачно едут к себе, города и посёлки флагами встречают и провожают, праздник какой-то разметили инспекторы дорог. Бывший учебный совхоз тоже самостоятельным флагом трепещет. Без беды добрались. Разгрузили ходовые запчасти в склад, выдохнули пыль тесной кабины, сразу вспомнили широченный метры своих квартир.
И пошли расползаться недостающие запчасти по разным хозяйствам, порт тоже закупил цапфы для своего тракторного парка.
А налоговая инспекция устаёт от беспрерывных нарушений, руки вспотевшие потирает, клёву всегда рады, инспекторша со шрамом на щеке написала пастой цифру на ладошке и ждёт. Не дождалась нежного восприятия. Для непонятливых трактористов налоговая милиция придумана. Опечатали склад, и приписали ещё один ноль на валютной ладони.
- Тоже мне деятель нашёлся, кучу законов нарушил, на пустом месте обогатился, а органы надсмотра бедствуют, наблюдают как крыши вокруг них плывут. Словно чернобыльская зона все поля страны накрыла.
И действительно, сидит Трофим на пустыре отведённой земли, скучный ветер метёт сухую ковыль, морщины заросшего лица гладит, пыль в глаза загоняет, - надо было теми шестерёнками космодром для инопланетных людей выстелить. Теперь, засоренное осеннее поле - заливает усталая тишина; нечем пахать, нечем сеять, ждёт поле, когда пятнадцать копеек с "двухсторонним орлом" упадут за землю.
Видит тракторист, чужой трактор прямо на него едет, чертит метровый чернозём кривым тринадцатилемешным плугом. На лобовом стекле огромный орлан когти распрямил, из клюва бумажка президентская падает. Чужой флаг развивается. Думает Трофим:
- Надо инспекторше со шрамом завернуть букет из колючки, а потом можно и смерть, идущую без существования встречать. Упал и молится. Не молитва нужна земле, а большая революционная мотыга. Понял:
- Страна, предавшая свой флаг - не в силе нести будущее содержание.