(хроника событий недели, глазами командира римской кавалерии)
Четверг на неделе перед еврейским праздникомПасхи. Военный лагерь близ Иерусалима. Здесь стоит Шестой легион Римской империи. Лагерь почти пустой. Основная часть легиона ушла в Капернаум подавлять мятеж, разгоревшийся несколько недель назад. Оставшиеся легионеры составляют гарнизон Иерусалима - охраняют ворота города, дворец прокуратора, патрулируют улицы.
Из города на главную площадь лагеря прибылагруппа всадников в серых доспехах и голубых плащах, во главе с командиром второй кавалерийской турмы* легиона. Он привез приказ прокуратора командующему лагерем: выделить четыре турмы кавалерии,для дополнительной защитыдворца.
Между римлянами и местными иудеями давняя неприязнь, постоянно угрожающая вылиться в открытый бунт. Грядет большой праздник - Пасха. Много Иудеев из окрестных селений прибудут в Иерусалимский храм для традиционных приношений.Возможны беспорядки. Положение серьезное, так как войск в городе сейчас мало.___________________________________________________
*Турма - кавалерийский взвод, численностью тридцать шесть человек. Построение - тремя шеренгами, декуриями, по десять всадников в шеренге. Командир декурии - декурион, размещается на правом фланге шеренги. На левом фланге размещается дополнительный декурион, являющийся запасным. Командир первой декурии командует всей турмой.
Кавалерия собралась быстро. Уже через час, полторы сотни всадников въехали в главные ворота города. За ними прямая улица ведет к храмовой горе, на которой высится циклопическое сооружениеИерусалимского храма. В двух кварталах слева от храма - дворец прокуратора. Лавина всадников въехала в ворота и стремительно проскакала по улицам среди разбегающихся толп. Иудеи особенно ненавидели всадников, которых часто использовала власть в разгоне протестующих толп. Совсем недавно прокуратор приказал кавалерии разогнать бунтующих иудеев, но оружие не использовать. Всадникам выдали палки. Однако покалеченных было много. За кавалерией шли легионеры, арестовывая зачинщиков беспорядков. В те дни, для устрашения, много людейбыло распято на крестах вдоль дороги из Иерусалима к побережью.
Двумя потоками, с двух сторон кавалерия окружила дворец под радостные крики воинов охраны. Лошадей загнали на задний двор, всадники присоединились к караулу. Четыре декуриона, командующие турмами кавалерии поднялись по закрытой лестнице, ведущей на верхнюю площадку дворца прокуратора. Он ждал их. Вместе с ним в комнате находились начальник тайной полиции и сотник, командующий охраной дворца. Окна занавешены, в комнате довольно прохладно. В середине комнаты низкий стол с кубками, кувшин с вином и блюдо с фруктами. Вдоль стен расставлены лавки. Прокуратор стоит у стола, сложив руки за спиной. Ответив на приветствие командиров, жестом пригласил их сесть. Разведчики сообщают, - начал прокуратор,- что на днях в город вошел какой-то иудейский пророк, встреченный толпой с большим энтузиазмом и надеждой, при этом он выгнал из храма торговцев жертвенными животными и менял, что еще больше понравилось толпе, и вызвало раздражение служителей храма.Возбуждение толпы всегда внушает опасение. Чаще всего оно заканчивается бунтом против кесаря. Сейчас, накануне еврейского праздника Пасхи, когда в город придут иудеи из ближайших поселений - это было бы очень некстати. И у нас сил явно недостаточно.
Лучшим испытанным способом защиты - является заставить иудеев воевать друг с другом. Надо как-то сделать так, чтобы они боролись между собой. Тогда им будет не до нас. К сожалению, нам мало что известно об этом пророке. Говорят, что он исцеляет людей и даже кого-то воскресил. Люди встречали его пальмовыми ветвями как царя и называли между собой царем. Можно попробовать противопоставить его царю Иудеи или, что еще лучше,первосвященнику. Надо напугать их мнимой опасностью этого пророка. Недаром его называют царем.
Сколько с ним его преданных?- спросил прокуратор начальника тайной полиции, прохаживаясь по комнате из угла в угол. Не много, - отвечал тот,- двенадцать самых близких и еще несколько десятков любопытствующих. Ну, с ними может разобраться и охрана храма,-сказал прокуратор. - Сообщите первосвященнику наше мнение об этом пророке, что мы считаем его опасным для власти царя Иудеи и спокойствия города. Мне кажется, что именно ему надлежит заняться им. Подготовьте письмо в Капернаум, чтобы войска скорее возвращались. Восстание в столице Иудеи нам в Риме не простят. Что у нас осталось в лагере?- повернулся прокураторк командиру прибывшего отряда кавалерии. Шестьдесят всадников и две когорты пехоты - ответил тот,- да еще баллисты и обслуживающие их.Предупредите их, чтобы были наготове,- сказал прокуратор, - иудеи могут напасть на лагерь. А сейчас идите, отдыхайте и пусть разместят и накормят людей. Всадники приветствовали прокуратора наклоном головы, приложив правую руку к груди. Повернулись и вышли из комнаты. Это были опытные воины, прошедшие много военных походов. Командовал ими командир второй турмы - декурион Антоний, которого в шутку они называли "избранным". Он столько раз выбирался из сложнейших переделок живым, что все считали его любимчиком богов. Он был сыном покончившего с собой, по приказу сената,патриция. Мать его умерла от горя,и оностался совсем один и отправился на войну вынужденно, поскольку у него просто не осталось никаких других средств, к существованию. В боях он снискал себе уважение и любовь других всадников и был назначен заместителем командира кавалерии легиона. Командующий кавалерией ушел с основными силами легиона, поэтому Антоний и возглавлял этот отряд.
На самом деле он не любил сражения, и может быть, даже искал смерти в них, потому что, потеряв все, не виделсмысла своей дальнейшей жизни. Но судьба берегла его, готовя ему какое-то другое предназначение.
Они вышли из дворца на залитый солнцем белый песок заднего двора. Справа, под навесом лошади у коновязи. В центре двора столб, к которому привязывали преступников, наказываемых плетьми. По периметру двора - одноэтажные здания с помещениями охраны и прислуги. Возле лошадей на земле сидят и лежат прибывшие воины. Подошел слуга и пригласил декурионов в офицерскую комнату. В прохладе полутемной комнаты несколько столов и лавок. Слуга принес кувшин вина и кубки. Немного погодя, мясо жареного барашка, лепешки, финики и сушеные фрукты.
Антоний часто бывал во дворце и хорошо знал этого старого слугу. Что слышно об этом пророке - спросил его Антоний,- кто он и откуда?
Говорят, что он плотник из Назарета, - с поклоном отвечал тот, - его долго не было, а когда появился, то начал проповедовать, многих исцелил и каждый день исцеляет. Говорят, даже кого-то воскресил. Ну, это я слышал,- прервал его Антоний.- а что он говорит?Довольно странные проповеди,- продолжал слуга,-Он выступает всюду, куда приходит, но говорит непонятно - притчами.Призывает всех любить друг друга, не применять насилия. Не всем это нравится. Люди ждут Мессию - освободителя. А он запрещает убивать.
Так чем же он опасен?- удивился Антоний,- если проповедует ненасилие.
Не знаю, насчет ненасилия, - ответил слуга,- но он устроил настоящий погром в храме: выгнал менял и торговцев. Перевернул их столы. Причем выгонял их плетью, говоря при этом,- что вы сделали с домом Отца моего - вы превратили его в вертеп. Людям это понравилось, но очень возмутило фарисеев - как смел он, называть Бога своим отцом.
Пока я не вижу в нем серьезной опасности для нас - произнес Антоний,- мало ли сумасшедших ходят по земле с проповедями. Он же не призывал к избиению римлян и не порочил кесаря.
Наоборот, его спрашивали - нужно ли платить подати кесарю,- сказал слуга,- а он показал на монете его изображение и сказал: отдавайте кесарю кесарево. Эти слова окончательно удивили Антония. Сбор податей всегда был главнойпроблемой в захваченных странах, и основной причиной бунтов.
Тогда я совсем не понимаю, чего так боится прокуратор,- сказал Антоний задумчиво. Остальные командиры молча слушали и пили вино. Все они не любили Иерусалим. Спокойно они чувствовали себя лишь за частоколом своего лагеря. В городе часто пропадали воины. Иногда их находили растерзанными и убитыми. Иудеи давноначали собираться в банды так называемых зелотов - мстителей, часто нападающих на патрули. По одному ходить в город командиры запретили солдатам уже давно.
Пришел легионер и сообщил, что командира кавалерии требует к себе прокуратор. Антоний поднялся и вышел из комнаты. Солнце заливало зноем слепящий белый песок заднего двора. Солдаты ели, сидя и лежа под навесом. Рядом стояли лошади. По периметру и на стенах дворца караульные из охраны и всадников. Обычный знойный полдень Иудеи. Ничто не предвещает каких-либо событий. По той же закрытой лестнице Антоний поднялся в приемную прокуратора. Тот сидел в кресле, наклонившись головой к начальнику тайной полиции, сидящему рядом. Увидев Антония, он властно прервал его приветствие и указал на кресло с другой стороны рядом с собой. Видно было, что он чем-то воодушевлен. Как всегда,- начал прокуратор,- нашелся предатель! Сегодня ночью он поможет охране храма арестовать этого пророка. Смертный приговор арестованным могу выносить только я, а первосвященник, конечно же, надеется его казнить. Так что завтра, я уверен, его приведут сюда, и видимо нагонят толпу народа, чтобы надавить на меня. Так что с утра две турмы в конном строю должны стоять у входа на задний двор, чтобы по первому моему слову с двух сторон обогнуть дворец и атаковать толпу перед главным входом. Охрана дворца будет держать главную лестницу. Остальная кавалерия должна быть в пешей готовности на заднем дворе. Возможно, ей придется помогать легионерам на лестнице. Только при атаке действуйте так, чтобы датьвозможность иудеям убегать в городские улицы. Мне не нужно крови. Сам ты, все время будешь при мне, чтобы командовать всадниками.
Прокуратор наклонился к столу, взял кубок с вином и передал Антонию. Ему нравился этот декурион за его своевременные и точные исполнения распоряжений и спокойный, доброжелательный нрав. Надеюсь, что нам удастся пережить эту Пасху,- со смехом поднял свой кубок прокуратор,- и пусть иудеи занимаются иудеями.
В этот момент в комнату вошла жена прокуратора. Под ее широкими одеждами видно было, что она в положении. Глаза ее были опухшими, красными, жесты резкими, она как будто не замечала других офицеров в комнате и смотрела только на мужа. Все в ней выражалокрайнее беспокойство. Прокуратор жестом отпустил командиров и вопросительно поглядел на нее. Уже выходя из комнаты, Антоний услышал слова женщины,- этот пророк великий человек, ты не должен причинить ему вреда. Будет очень большая беда. Женщина торопливо и сбивчиво говорила еще что-то уже тихо, наклонившись к его уху.
Антоний вышел во двор. Легкий ветерок начал разгонять зной, поднимающийся от раскаленной земли. Здесь на востоке днем никто не выходит из домов - пережидают зной. Ежедневная жизнь в городе и округе начинается рано утром и заканчивается до полудня, а потом оживает уже в сумерки и продолжается до глубокой ночи. Сейчас было время дневного отдыха. Солдаты спали вповалку под навесом. Антоний проверил посты и отыскал офицеров. Договорились, что первыми завтра утром на дежурство в боевой готовности заступят четвертая и пятая турмы. А его солдаты и третья турмасменят их в середине дня. Он не любил приказывать, а старался больше договариваться, чтобы подчиненные понимали то, что им предстоит делать и что зависит от их действий. Потом он пошел к лошадям. Лошади - это было то единственное, что он искренне любил в своей работе, сам проверял каждую лошадь, следил за тем, как они накормлены, подкованы и строго спрашивал с всадников за их состояние. Он любил лошадей, и они платили ему тем же. Даже спать часто он предпочитал среди лошадей, прямона земле под их копытами. И они стояли рядом, не шевелясь, и охраняли его сон. Сколько раз это спасало жизнь ему, и его солдатам.
Антоний вышел через открытые задние ворота на пустырь перед дворцом. Два солдата из караула приветствовали его копьями. Абсолютно мирная сцена на улице. Пожилой еврей ведет груженого осла. Детишки тащат в сетке лепешки из пекарни. Но что-то внутри сжалось, как бывало перед серьезными сражениями, когда все его существо ощущало какие-то предстоящиесобытия, в которых все могло существенно измениться, и итог невозможно было предсказать. Вспомнилось измученное лицо жены прокуратора, ее странные слова. Казалось, она была чем-то очень напугана. Он не любил этитревожные состояния - ожидание перед боем. За годы службы накопилась приличная усталость, и все эти переживания уже достаточно надоели. Но служить было еще четыре с лишним года, и он пока даже не задумывался, что будет делать дальше. Его удивило появление этого чувства при отсутствии очевидной внешнейугрозы. Вражеского войска нет. Однако, в сердце - предчувствие беды. Теперь, он понял - прокуратор ощущает то же самое, только уже давно - он что-то предчувствует, в чем видимо ему неминуемо придется играть какую-то роль. Антоний взглянул на небо - ни облачка, только знойнаямолчаливая опасность вокруг. Он повернулся и пошел к своим любимым лошадям. Только среди них он чувствовал себя всегда спокойно.
Утром следующего дня Антоний проснулся рано от пронизывающего все его тело холода тумана, заполнившего собой все вокруг. Призрачные фигуры солдат сменившихся с караула и возвращавшихся под навес, пробегающие слуги - все казалось нереальным в густых белых клубах, медленно ползущих по двору. Во дворце была заметна суета, внизу строились легионеры охраны, повара тащили котлы с завтраком для солдат. Антоний поднялся по лестнице на верхнюю открытую площадку дворца, на которой обычно принимали просителей. Из комнаты стремительно вышел прокуратор, на ходу одевая кожаную кирасу.- Хотел посылать за тобой, первосвященник арестовал того пророка и скоро его приведут сюда. Пришел вестник из храма, - сказал он, кивнув головой в сторону воина в форме охраны Иерусалимского храма. Еще четверо стояли внизу у основания главной лестницы.- Что за спешка такая, почему так рано? Воин поклонился и ответил,- грядет большой праздник - Пасха, завтра суббота. Первосвященник просит вас решить все сегодня. Хорошо - ответил прокуратор,- иди, через час я жду вас, с арестованным. Он повернулся к Антонию: Поднимай солдат, корми их. Через час все должны быть готовы. Построишь половину кавалерии у ворот и приходи сюда. Антоний поклонился, повернулся уходить и на мгновение задержался, взглянув вниз на главный двор. Уходящиесолдаты охраны храма медленно таяли в тумане. Если нападать, то лучшего момента не найти, - подумал он, спускаясь с лестницы - в десяти шагах ничего не видно.
Солдаты, привычные к суровым будням собирались быстро. Жизнь на чужой территории приучила их быть готовыми ко всему. Две турмы выехали с заднегодвора и построились по обеим сторонам от ворот. Антоний с сигнальщиком поднялись на верхнюю площадку дворца. По звуку рожка кавалерия должна будет атаковать. Вдругкак-то резко вспыхнуло солнце,туман заметно рассеялся, и в конце улицы стала видна толпа, идущая от храма в сторону дворца прокуратора. В середине толпы шагала группа воинов охраны храма.
В дверном проеме комнаты за занавеской промелькнуло взволнованное заплаканное лицо жены прокуратора. Тот стоял рядом и что-то говорил ей.
Внизу, из боковых дверей, по сторонам главной лестницы дворца вышли легионеры охраны и выстроились в две шеренги у основания лестницы. Толпа приближалась. Впереди шел первосвященник в сопровождении священников и фарисеев. За ними солдаты вели связанного и избитого пленника. По бокам и сзади шла, видимо проплаченная, агрессивная масса громко и неестественно кричащих людей. Они все время старались ударить или толкнуть пленника, а охрана отпихивала их. Подойдя к дворцу, толпа остановилась. Прокуратор выдержал паузу, после чего вышел из комнаты. Внизу все закричали. Он поднял руку и в наступившей тишине спросил,- в чем обвиняется этот человек. Из группы священников вышел секретарь, прошел через шеренги охраны, поднялся по ступеням и с поклоном вручил прокуратору лист бумаги. Тот брезгливо взял этот лист двумя пальцами, держа его на вытянутой руке, с презрительным выражением лица, прочел содержание. Что, и это все, за что вы хотите убить этого человека? Толпа недовольно загудела. Прокуратор бросил быстрый взгляд на Антония. Приведите его сюда,- сказал он. Несчастного протолкнули через шеренги охраны, и легионер, держа его за шею, провел по лестнице наверх. Все на площадке с интересом рассматривали его. Среднего роста, со светлыми волосами, очень просто одетый, уже сильно избитый, босой человек с удивительно спокойным, доброжелательным выражением голубых глаз. Удивленный прокуратор в полном недоумении спросил: "Ты царь Иудейский?". "Ты сказал",- ответил тот. Толпа заревела внизу. "Ты слышишь, сколько свидетельствуют против тебя",- сказал удивленный прокуратор. Тот молчал.
Посмотрев направо, Антоний увидел за занавеской комнаты, силуэт женщины, напряженно всматривающейся, через не задернутую щель в лицо пленника. Как будто почувствовав, прокуратор также посмотрел туда. Он наклонился и сказал что-то начальнику тайной полиции. Тот быстро прошел в комнату и увел ее. Антоний понял - что-то происходит между прокуратором и его женой, связанное с этим человеком. То, что случилось дальше, было для всех неожиданно. Прокуратор громко провозгласил - поскольку, как здесь написано, этот человек из Галилеи, а царь Иудеи тоже родом из Галилеи - пусть он и решает его судьбу. На мгновение, в воздухе повисла тишина. Первосвященник возмущенно крикнул, что тот не имеет права выносить смертный приговор. На что прокуратор сказал, жестом отправляя пленника,- я дарю ему это право на сегодняшний день. Ведите его к царю. И повернувшись спиной к толпе, он ушел в комнату, давая понять, что разговор окончен. Толпа от неожиданности оторопела и, придя в себя, взревела. Пленника вытолкнули за шеренги охраны. Воины сомкнули щиты. Антоний положил руку на плечо сигнальщика.
Но первосвященник резко развернулся, и громко стуча своим посохом, по плитам двора, широкими шагами, сквозь толпу направился в сторону дворца царя Иудеи. Толпа расступилась, затихая, и потянулась за ним. Антоний, с какой-то грустью смотрел ей вслед, где блеск наконечников копий конвоя отмечал то место, где шел он, всего-то сказавший два слова, но как-то мгновенно завоевавший его сердце. Что-то в нем было необычное и такое приятное, что хотелось все время находиться рядом.
В этот момент, резко откинув занавес в двери комнаты, прокуратор вышел на верхнюю площадку дворца. Поискав глазами, он остановился взглядом на начальнике тайной полиции: пошлите за ними людей, я должен знать, что там будет происходить. Тот склонился в поклоне и вышел. Поманив Антония за собой, прокуратор вернулся в комнату. В ней был полумрак, курились благовония. В углу у дальней двери стояла его заплаканная жена. Иди,- сказал он ей,- я обещаю тебе, что сделаю все, что смогу. Показав Антонию на кресло, он сел сам. Казалось, что он очень взволнован и напряженно думает. Видишь ли, декурион, вторую ночь ее посещают видения, которые говорят ей, -случится что-то страшное, если мы казним этого пророка, И это впоследствии, отразится на всех нас,- начал прокуратор.- Конечно, относиться серьезно к видениям беременных женщин не слишком разумно. Но, действительно,необычный какой-то этот пророк. Он мне почему-то очень симпатичен. Я вообще не люблю иудеев, и мало было среди них людей, которые нравились мне. Но этот мне нравится. Причем, против него они выдвигают какие-то бредовые обвинения. Я думаю что, на самомделе он не виновен. Жаль, если придется его распять. Но у меня сейчас появилась одна мысль. Начальник тайной полиции подсказал мне, что здесь существует глупая традиция - на праздник Пасхи отпускать, по просьбе народа, какого-нибудь преступника на свободу. У нас сидит одинотпетый бандит Варавва, он убивал и иудеев тоже.Противопоставим его пророку. В таком случае, я думаю, из двух зол они выберутнаименьшее - нашего пророка. Хотя первосвященник, похоже, настроен по-боевому. Удастся ли нам переломить настроение толпы.Что-то подсказывает мне, что скоро они придут опять. Дайте людям отдохнуть, но как только те появятся - будьте готовы. Антоний поклонился и вышел. Спустившись во двор, он дал распоряжение напоить лошадей и приготовиться к смене. Вторая и третья турмы заступают на дежурство в полном вооружении, четвертая и пятая отдыхают. Недолго было тихо, опятьвдали раздались людские крики. Дав кавалерии команду к построению, Антоний поднялся на верхнюю площадку дворца. Приближающаяся толпа существенно увеличилась в размере и была явно раздраженной. Они криками требовали распять пророка. Через раздвинутую занавеску двери комнаты Антоний увидел, как начальник тайной полиции, нагнувшись, что-то тихо говорит сидящему прокуратору. Тот задумчиво крутит в руке виноградную ветвь. Народ в это время заполнял площадь перед дворцом. Впереди шел, первосвященник,вокруг него, полукольцом шлидругие священники и фарисеи. За ними, в толпе выделялись своей формой солдаты конвоя. Прокуратор вышел на площадку дворца. Проходя мимо Антония, он бросил ему: Ирод отказался, униженно просит меня решить это дело.
Пленника протолкнули через шеренги охраны к лестнице. Прокуратор, - произнес первосвященник,- этот человек совершил тяжкие преступления против веры и кесаря. Мы требуем, чтобы ты распял его. Прокуратор молча стоял на вершине лестницы и смотрел на клубящуюся внизу толпу. В ней сновали какие-то люди, раздающиемелкиемонетки. В этот момент Антоний увидел, что на площадку привели закованного в цепи Варавву. Прокуратор даже не посмотрел в его сторону. Он молчал. Толпа гудела - распни его! Наконец, он поднял руку, площадь притихла. Голосом, выражающим презрение, прокуратор сказал: Я не вижу за этим человеком вины, хотя вы называете его преступником. Но,по вашей традиции, я могу отпустить одного преступника в Праздник. Я хочу отпустить его. Кого хотите вы? Его или этого бандита, убившего многих иудеев?- Он не глядя, показал рукой на Варавву. Варавву, - заревела площадь. Прокуратор отвернулся. Антоний увидел по его лицу - он не ожидал этого. Мгновение прокуратор думал, потом стремительно повернулся и гневно вскричал - хорошо, я дам вам еще одну возможность не пролитьневинную кровь. Я накажу этого вашего пророка, и потом еще раз спрошу вас. Может быть вы, наконец, насытитесь кровью этого человека и успокоитесь. Помните, в случае его смерти она падет на ваши головы! - Махнув рукой охране, он стремительно ушел в комнату. Легионеры грубо схватили пророка, и потащили его во внутренний двор.Из глубины комнаты прокуратор позвал Антония.
Толпа подкуплена,- сказал он, наливая в кубок вино,- вряд ли они изменят свое решение. Отделайте его хорошенько, может быть, тогда они смилуются над ним. За что же его убивать?- повернулся он к начальнику охраны. А ты, декурион, - обратился он к Антонию,- если они решат распять его, с двумя турмами поедешь вперед и оцепишь Голгофу. И чтобы никто не проскочил. Остальных всадников поставь в боевые порядки охранять дворец. Иди, выполняй, я дам тебе знать, если надо будет выезжать.
Антоний шел через внутренний двор к своему отряду, мимо столба, к которому уже привязали раздетого пророка. Антоний не любил легионеров - это были грубые животные, часто наслаждающиеся истязанием жертв, настоящие звери-убийцы. Он хорошо понимал, что сейчас произойдет с несчастным пророком, и поторопился пройти, чтобы не видеть этого.
В отличие от легионеров, всадники в своей основной массе были детьми состоятельных родителей. Иногда даже имели не плохое образование. С некоторыми из них Антоний периодически с удовольствием беседовал.Он ценил это, потомуи служил в кавалерии.
Он отдал команду четвертой и пятой турмам выезжать из дворца, и занять позиции справа и слева от ворот. А сам направился к своим солдатам. Его серую в яблоках изящную лошадь, держал в поводу второй декурион.Антоний вскочил на лошадь, и взял в руки, поданное ему копье. В этот момент раздался свист плети и первый стон бичуемого пророка. Лошадь, неожиданно забеспокоилась, стала перебирать копытами и, пошла как-то боком. Антонийкачнулсяв седле, но удержался и поводьями остановил ее. У него на душе было отвратительно - избивают невинного человека, который ему нравился. Он понимал, что таким образом прокуратор пытается спасти ему жизнь. Но почему так? Почему погибает действительно хороший человек, жертвой политических игр этой власти. Ох уж эта власть! Как он ненавидел ее! Его отец погиб также в этой игре за власть. Сам Антонийпредпочел служить в армии именно потому, что постоянная близость смерти устанавливала здесь совсем другие отношения между людьми, и эти отношения ему нравились.
Звуки ударов бича продолжали доноситься, но стоны вскоре прекратились. Антоний сидел на лошади, справа и сзади от себя в раскаленном мареве белого песка он видел суетящиеся фигуры возле столба. Несчастного отвязали и куда-то понесли. Через некоторое время он услышал рев толпы - Распни его! Распни его!
Не получилось прокуратору спасти его,- с грустью подумалАнтоний,- переиграл его первосвященник!Потом ему расскажут про те исторические слова прокуратора:"Я умываю свои руки, пусть кровь его падет на ваши головы". Но в тот момент, к нему подбежал легионер и передал приказ немедленно выезжать к Голгофе.
Антоний одел шлем, выехал из строя и скомандовал, - "Кавалерия, вперед". Лошади пошли шагом, набирая бег, потоком втягиваясь в узкие улицы Иерусалима. Толпа на площади перед дворцом, испуганно притихла и сбилась в сторону, пропуская мимо лавину скачущих всадников. Стремительно промчавшись по улицам города,они выехали к холму, называющемуся гора Голгофа. Место в Иерусалиме, традиционно использующееся для казни преступников. У подножия ее стояла полуразвалившаяся овчарня, куда Антоний указал загнать лошадей. Оставив охрану при лошадях, он остальным всадникам приказал оцепить холм и никого не пропускать на него. Вместе с командиром третьей турмы, они поднялись на вершину. Почва кругом скалистая, почти без зелени. Повсюду в земле видны выдолбленные лунки под основания крестов. Сколько же людей простились с жизнью здесь. Что стоит человеческая жизнь, и почему казнят людей так изуверски, заставляя их страдать. Почему другие люди получают от этого удовольствие, - думал он, шагая между этих лунок. Сам Антоний во время походов в Азии научился у арабских воинов нескольким ударам, которыми они убивали человека быстро и почти безболезненно. Они знали определенные места на теле. Он считал, что если ты воин, ты должен выполнять свою работу честно, с уважением к противнику, по возможности не убивая его. Но если убивать, то быстро и если удастся, без боли. А еще лучше, всегда договориться, обойтись миром, без крови.
Вдали громоздился город, над которым вздымалась громада иерусалимского храма. Храм не нравился Антонию. Огромные кубические формы, без изящества и тонкости. То ли дело римские и греческие колоннады и портики, утонченные и соразмерные, приятные для глаза. Здесь же просто громада каменных масс - варвары, одним словом. На горизонте за храмом он с удивлением увидел тонкую полоску темно-фиолетовых грозовых облаков. Это еще что такое, - подумал Антоний,- гроза в такое время года дело небывалое.
Когда толпа, наконец, появилась на дороге из Иерусалима, темные облака уже затягивали горизонт. В воздухе повисло ощущение нарастающей беды. Антоний знал это чувство, как будто боги предупреждают, что приближаются какие-то трагические события. Впереди толпы ехал сотник на коне, за ним шли десять легионеров, далее вели приговоренных. Боже, как же они избили его,- вздрогнул Антоний,- он едва идет. Его крест несет какой-то крестьянин, при этом даже иногда поддерживает его. Боль пронзила сердце Антония. Господи, почему я до сих пор здесь? Почему, должен терпеть этих животных вокруг себя. Должен разговаривать с ними, улыбаться им. За что, Господи.... Почему они не чувствуют, что это хороший человек? Он много лучше их. Что они сделали с ним? Почему они с удовольствием сеют ненависть вокруг себя, которая со временем иихубьет? Господи, зачем я здесь, когда ты заберешь меня отсюда...?
Толпа подошла к подножию холма. За пророком шли два бандита, приговоренные вместе с ним. Их руки были привязаны к поперечинам крестов, которые они несли.Приговоренных безжалостно били легионеры, подгоняя идти быстрее. По сторонам дороги и сзади шла большая толпа иудеев.Сотник, с опаской взглянув на небо, подстегнул лошадь и буквально взлетел на вершину холма. Махнув ему рукой, Антоний пошел вниз, к своим людям, которые должны были отсечь толпу и не пропустить ее на вершину.Всадники расступились перед осужденными и конвоем и, затем перекрыли дорогу, копьями остановив толпу. Иудеи безропотно растеклись вдоль цепочки воинов, снизу наблюдая за происходящим на Голгофе.
Видно было, как несший крест крестьянин, сбросил его с плеча на землю на вершине холма. Осужденный обессиленно присел на крест. Крестьянин что-то сказал ему, наклонившись и положив руку ему на плечо. Тот поднял голову и что-то ответил, после чего, крестьянин склонился в глубоком поклоне, повернулся и пошел вниз нетвердой походкой, свесив руки и сгорбившись. Сотник что-то говорил солдатам, показывая на растущую над городом тучу. Воины засуетились. Повалили осужденного пророка на крест и стали растягивать его руки и ноги.Антоний отвернулся, чтобы не видеть этого. Внизу, юноша и три женщины,в черном о чем-то громко спорили с солдатами, не пропускающими их. Антоний подошел. Увидев офицера, юноша обратился к нему, показывая рукой на женщин - это мать, сестра матери и невеста осужденного - пропустите их к нему!- попросил он. Пожилая женщина повернулась и взглянула на Антония. Он никогда не забудет этот взгляд - сколько тишины, боли и власти было в нем!Пропустите их всех, - приказал он. Когда они проходили мимо него он, склонив голову, тихо сказал ей,- я сожалею. Она насекунду остановилась, и внимательно посмотрела на него. В этот момент как бы вздох пронесся по всей толпе. Они одновременно повернулись и взглянули на вершину.Солдаты за веревки подняли крест, и он с глухим стуком соскользнул в лунку. По обеим сторонам от пророка, на поперечинах крестов, вдоль по стойкам, поднимали бандитов. Женщины бросились наверх. Антоний медленно пошел вслед за ними. Солдаты заколачивали распорные клинья в лунки, что-то крича друг другу и в адрес осужденных. Из толпы тоже кричали что-то оскорбительное. Женщины замерли перед крестом. Антоний остановился за ними. На пророка было страшно смотреть - все тело его было сине-красным от кровоподтеков, с множеством открытых ран. На голову ему надели терновый венец, впившийся в кожу. Кровь от одного из вонзившихся шипов стекала ему в глаз. Когда они подошли, пророк что-то говорил бандиту, висевшему справа от него. Было видно, что говорить ему трудно - силы уже оставляли его. Посмотрев на группу людей у подножия крестаон, с трудом шевеля разбитыми губами, сказал:"Женщина - это сын твой,- и взглянув на юношу: а это матерь твоя". Пророк взглянул на Антония, и как тому показалось, улыбнулся краешками губ. Неожиданно, как будто какая-то теплая волна окатила Антония, и в душе стало хорошо и спокойно. Та тоска, которая глодала сердце все прошедшие годы, куда-то исчезла, и возникла необъяснимая радость, совершенно неуместная в этой обстановке. Антоний как-то отшатнулся, и растерянно пошел вниз в состоянии ребенка которого, только что, неожиданно приласкала мать. Он отошел немного вниз, так как не хотелмешать женщинам прощаться с пророком, имешать пророку -уходить.
Огромная черная туча медленно поднималась над Голгофой. Антоний сидел внизу на земле, спиной к распятым, в состоянии странного счастья, которое никогда не испытывал ранее. Он понимал, что уже не расстанется с этим человеком, что бы с ним не случилось сейчас, что он всегда жил и будет жить в самой дорогой для него, Антония, сокровенной части его души. Возмущенный разум суетливо подбрасывал мысль - пророк же сейчас умрет. Мы все ждем, когда он умрет. Но Антоний знал - он не умрет никогда. Более того, он понимал, что знает пророка очень давно, и давно любит его, и многое они когда-то пережили вместе.И сейчасвнутри него словно разорвалась какая-то завеса, и онвнезапно увидел,строительство какоговеликолепного храма завершаетсейчас этотплотник из Назарета. Антоний был полностью разбит и сломлен внутри и одновременно абсолютно счастлив.Как это возможно-пережить счастье на месте казни? Но если смерти нет, что же тогда трагедия? Он посмотрел назад и наверх.Туча над Голгофой заворачивалась мощными пластами в спираль, вздымающуюся вверх. Вдруг, пророк поднял голову, весь напрягся и что-то прокричал, затем обмяк и поник головой. Женщины с криком упали на землю. Глухо прорычал первый удар грома.
Сильно поредевшая толпа у основания холма, бросилась в город. Первые тяжелые капли дождя ударили по земле, и в тот же миг Антоний почувствовал ее движение под ногами. Он удержался, не упал и посмотрел на город. Видно было, как по нему движется какая-то невидимая волна, опрокидывая и разрушая крыши домов, поднимая столбы пыли от обрушенных строений. Страшный грохот раздался со стороны храма. В воздух поднялись огромные облака пыли. Все замерли и как завороженные смотрели на разрушающийся Иерусалим.
В это время, три всадника выехали из города по направлению к холму. Антоний поднялся наверх, чтобы встретить их. Посыльные привезли разрешение прокуратора ускорить казнь - перебить ноги осужденным. Антонию же приказывалось дождаться смерти осужденных и вернуться со своим отрядом во дворец. Легионеры должны были выставить охрану возле крестов и также вернуться во дворец. Они сразу же бросились выполнять распоряжение, чтобыпоскорее уйти из этого проклятого места до грозы, вместе с кавалерией. Быстро перебили голени бандитам. Пророк же был уже мертв. Сотник подъехал на лошади к телу и на всякий случай ударил его копьем в бок. Вытекло совсем немного крови и прозрачной жидкости.
Еще несколько толчков земли почувствовал Антоний. Он приказал выводить лошадей и построиться к отъезду. Дождь усиливался. Оставленные караульныепобежали прятаться от дождя в овчарню. Остальные легионерыбыстрым шагом, строем спускались с холма. Туча закрыла все небо и как-то резко потемнело. В разрывах облаков было видно, что солнце закрывает какая-то полукруглая тень. Раскаты грома потрясали округу. Всадники с трудом сдерживали лошадей. Последними с холма спускались три закутанные в черное женских фигуры и юноша, несколько в стороне от них. Антоний подошел к кресту и взглянул в измученное, усталое, израненное лицо пророка, стараясь запомнить его. Он заметил какой-то тихий голубой свет, исходящий от его лица и тела. В сердце Антония не было горечи и страдания, а была какая-то беспредельная тишина, которая соединила его и этого пророка навсегда. Командир третьей турмы подъехал к нему, ведя в поводу его лошадь. Антоний вскочил на нее и рукой подал команду стоящим у подножия холма всадникам двигаться в город. Сам он еще раз обернулся и взглянул на пророка. Волосы слиплись и закрыли его лицо. Потоки воды, смешанные с кровью стекали с тела по столбу креста на землю, образуя кровавые лужицы. Голубое свечение исчезло.
Глина на дороге мгновенно расползлась. Лошади шли медленно, выбирая, куда наступить копытом. По сторонам улицы всюду видны следы разрушений - обвалившиеся стены, рухнувшие крыши. Иудеи, удивленные и расстроенные, суетились вокруг, мрачно оглядываясь на проходящую мимо кавалерию.Измученный событиями этого тяжелого дня, завернувшись в свой голубой плащ, Антоний мечтал лишь поскорее доехать, выпить горячего вина и рухнуть на солому под ноги своих любимых лошадей. Солнечный луч вдруг пробил темные облака, осветив серебристые струи дождя, как будто подал всем надежду, и тут же погас.
Наконец-то дворец в серой пелене дождя. Пустынная мокрая лестница, и площадь перед ней, где сегодня разыгралась кровавая драма. Здесь кавалерия догнала шагающих с Голгофы легионеров, объехала их и стала медленно втягиваться в ворота заднего двора. Антоний спешился, привязал лошадь под навесом и пошел докладывать прокуратору. Тот сидел в комнате, с отдернутой занавеской и с кем-то разговаривал. Увидев Антония, он махнул ему рукой, приглашая войти, и указал на кресло. Антоний сел, расстегивая шлем. Он умер?- спросил прокуратор. Антоний кивнул. Ты уверен?- прокуратор уставился на него. Антоний удивленно поднял глаза. Такой вопрос солдату с восьмилетним стажем. Извини,- сказал прокуратор,- он говорил, что даже если его убьют, он на третий день воскреснет. Я должен быть уверен, что он мертв. В этот момент в комнату вошел сотник легионеров. Он пронзил его тело копьем,- указывая на него, сказал Антоний - крови почти не было.Прокуратор насупился. Он понимал, что это означало - сердце не работало. Охрана возле тела оставлена?- спросил он. Сотник подтвердил. Хорошо, идите - сказал прокуратор. На ходу снимая плащ, Антоний спускался по лестнице. Внизу его ждал всадник,из его отряда:декурион, там вас спрашивает какой-то иудей, из священников. Господи, - подумал Антоний,- этот день когда-нибудь кончится? Обратно накинув плащ, он пошел за солдатом через двор. В воротах стоял старый иудей в священнических одеждах, его белая борода была вся мокрая от дождя. В стороне его ждали те три женщины в черных одеждах, которых он видел у креста и еще несколько человек. Поклонившись, он обратился к Антонию с просьбой походатайствовать перед прокуратором, чтобы ему отдали тело пророка. У меня есть гробница - пещера, -сказал он,- мы сегодня совершим все полагающиеся обряды и положим тело туда, завтра суббота и делать это будет нельзя. Почему ты обращаешься ко мне?- спросил Антоний. К прокуратору меня не пустят, - ответил тот,- а вы единственный из римлян, кто помогает иудеям. Я очень надеюсь на вашу помощь.Антонию самому хотелось, чтобы тело пророка, наконец, достойно упокоилось. Хорошо, я пойду к прокуратору,- сказал он. Антоний пересек двор, поднялся по лестнице и опять появился перед прокуратором. Что еще?- удивленно спросил тот. Там пришел старый священник, просит отдать ему тело для погребения. Все расходы он берет на себя. И у него есть пещера-гробница. Прокуратор задумался. Позови сотника,- сказал он. Сотник был рядом, услышал и тут же подошел. Отдайте ему тело, - сказал прокуратор,- но когда они положат его в гробницу, опечатайте ее и поставьте охрану. Чтобы его люди не выкрали тело. Офицеры вопросительно смотрели на прокуратора. Этот пророк говорил, что на третий день воскреснет - раздраженно бросил прокуратор,- нельзя, чтобы этой сказкой кто-то воспользовался. Пусть следят внимательно, за всеми, кто приходит к гробнице.
Сотник с двумя легионерами и священником отправился к Голгофе, и Антоний, наконец, остался один.Сбросив плащ, он вошел в комнату офицеров. Один из них спал в углу на лавке. Двое заканчивали ужин. Старый слуга тут же без слов принес Антонию кубок горячего вина. Положив, на угол стола шлем и ремень с длинным кавалеристским мечом, Антоний тяжело опустился на лавку, обхвативкубок, согревая руки.Есть не хотелось. Все его тело горело странным радостным огнем, и каждая его частичка трепетала от какого-то нового для него чувства возрождения, чувства обретения новой жизни. Жизни, в которой появился смысл. В чем этот смысл, Антоний еще не понимал, но то, что он, наконец, для него появился - он знал точно. И подарил ему этот смысл тот, распятый на Голгофе, неизвестный ему пророк, но которого он знал всегда...
Ночью он плакал, может быть впервые за долгие годы, припав лбом к копыту его любимой лошади. А та, стояла неподвижно, иногда опуская голову и слизывая своим толстым шершавым языком слезы с его щек.
Утром начальник тайной полиции докладывал прокуратору о разрушениях, вызванных вчерашним землетрясением. Через холм Голгофы прошла большая трещина, расколовшая его на две части. Эта же трещина прошла и через храм. Рухнуло несколько стен. И, главное - огромная тяжелая ковровая завеса, вытканная золотыми нитями, разодралась надвое, открыв всем Святая Святых храма, куда никто раньше не допускался. Разрушено довольно много домов бедноты. Но они, в большинстве своем уже восстановлены, так как строятся из глины с соломой, и за ночь жители их восстановили, поскольку сегодня суббота и работать будет уже нельзя. Странное землетрясение - отметил начальник тайной полиции,- единственная трещина, проходящая по линии Храм - Голгофа. Люди шепчутся, что это месть пророка. Он ведь говорил, что может разрушитьхрам и восстановить его за три дня.
Прокуратор сидел молча, как-то осунувшись за ночь. Видно было, что он нервничал. Пасха завтра,- сказал он,- большая беда - разрушение храма перед таким праздником. Первосвященник получил по заслугам. Пошлите ему в помощь наших работников. Храм надо сегодня привести в порядок. Идите. Начальник тайной полиции поклонился и вышел. Они остались в комнате вдвоем - прокуратор и Антоний. Не могу себе простить этого пророка,- начал прокуратор,- все мне говорило, что он не обычный человек. Как я не хотел его распинать! И жена мне говорила, что нельзя этого делать. Если он завтра воскреснет, как обещал - это будет ужасно.А если еще и в Риме узнают. Поезжай сам, декурион - проверь посты. Эти легионеры - простые костоломы, мозгов у них нет. Главное, чтобы не украли тело и не пустили бы слух, что он воскрес. Тогда бунт еще может вспыхнуть. Антоний молча встал, коротко поклонился и вышел.
Где-то,минут через десять, с четырьмя всадниками онвыехал из ворот заднего двора. С трудом они нашли эту пещеру под Голгофой.Легионеры из караула разогревали завтрак на небольшом костерке. Антоний с любопытством рассматривал камень, которым была закрыта пещера. Одному мужчине, пожалуй, его не отвалить. В двух местах, щель между камнем и стеной пещеры была забита восковыми лепешками, на которых стояла печать третьей когорты, шестого легиона, несущей охрану дворца прокуратора. Пройдя затем к Голгофе, он с удивлением увидел огромную трещину, проходящую через всю гору и разделяющую ее как бы на две половины. Трещина прошла совсем рядом с основанием креста пророка. Вчера, когда он уезжал отсюда, ее еще не было. Легионер сказал, что трещина появилась ночью. Они сами увидели ее только утром. Он рассказал, что дождь закончился вечером, и тело обмывали и заворачивали практически в темноте. Во всяком случае, сказал он, печати ставили уже точно в полной темноте при факелах. Приказ легионерам отдан охранять это место до завтра. Завтра придет смена. Антонию понравилась эта уединенная пещера - тихое спокойное место, заросшее кустарником. Уходить отсюда не хотелось. Но мысль о том, что за этим камнем лежит тело человека, который вчера произвел в нем такой внутренний переворот, сегодня не вызывала никакого отклика. Еще немного побродив по округе, он позвал своих воинов, и онинаправились обратно.
На подъезде к дворцу всадники встретились с гонцами, прибывшими изКапернаума, где находились основные силы легиона. Сегодня те заканчивают с казнями, распинают зачинщиков бунта. А завтра, самое позднее послезавтра, они выступят в обратный путь,- поделился с Антонием старший офицер. Значит, через пару дней мы все, наконец, опять соберемся,- рассмеялся Антоний.
Ночь он проспал как ребенок в объятиях матери - тепло и уютно. Даже не услышал сигнала подъема. Его разбудил, посланный от прокуратора. Он поднялся по лестнице. Прокуратор в гневе ходил по площадке как раненый зверь и отчитывал легионера с растерянным выражением лица, в сбившемся на бок шлеме и грязном плаще. Антоний узнал того караульного, который вчера был в охране пещеры и сопровождал его к гробнице. Они проспали,- гремел прокуратор,- тело украли. Теперь можно ожидать чего угодно. Рядом стоял командир караула, который пришел на смену. Расскажи, что ты видел,- бросилпрокуратор. Тот вытянулся по стойке смирно и начал говорить: Когда мы подходили уже к пещере, навстречу нам попалась бегущая женщина, которая сказала нам, - вы опоздали, его уже нет.На площадке возле пещеры на земле лежали вповалку легионеры караула, полностью вбесчувственном состоянии. Мы с трудом привели этого в сознание. Камень от входа в пещеру был отвален и отброшен в сторону. В пещере никого не было, только лежали погребальные простыни. Легионеры сейчас пытаются привести в чувство остальных, а я сразу же повел этого сюда.Прокуратор резким движением смахнул со стола кубки, которые с металлическим грохотом ударились в стену и упали на пол. Что ты нам несешь про яркий свет и потерю сознания. Вас просто опоили и обвели вокруг пальца, чертовыпьяницы, вам нельзя ничего поручить - кричал он на легионера,- ты будешь наказан. Прокуратор резко повернулся к Антонию, - поезжай, и разберись там, на месте, а вы все убирайтесь отсюда!
С трудом скрывая свою радость, Антоний сбежал по лестнице,- конечно же, он жив! Он не может умереть!Он не умрет никогда! Может быть, я егоеще увижу.
Когда он, так и не позавтракав, одевал доспехи, старый слуга принес ему лепешку. Антоний удивился - такой знак внимания римлянину! Его солдаты уже выводили лошадей, когда к Антонию подбежал легионер,- Прокуратор сам хочет поехать с вами. Готовьте всю турму! Слуги вывели из-под навеса коня прокуратора и набрасывали на него попону, готовя в дорогу. Антоний построил свой отряд в полном вооружении и стал перед ним на лошади с копьем в руке, в ожидании прокуратора.
Тот в позолоченном шлеме и кирасе, спустился во двор. По знаку Антоний, два всадника сразу же поскакали вперед - расчищать дорогу,за ними двинулись прокуратор с Антонием и дальше весь остальной отряд. Ехали быстро. Иудеи в растерянности замирали по сторонам дороги - не часто увидишь прокуратора верхом на улицах города.
Напуганный неожиданным приездом прокуратора караульный подбежал с докладом. Одного солдата из первой смены так и не смогли откачать. Он умер. Два других живы, но в плохом состоянии. Признаков, что легионеры охраны что-то пили, не обнаружено. Прокуратор с Антонием подошли к пещере. Камень был отброшен какой-то неведомой силой довольно далеко. Никаких следов, что его откатили, или перенесли - нет, на еще влажной после дождя земле. Только вчерашние следы Антония и женские следы, доходящие до пещеры и возвращающиеся обратно. Повсюду в траве желтые кусочки воска из разбитых печатей. Прокуратор был темнее тучи и молча смотрел. Затем они прошли к костру, где тогда находилась охрана. Один легионер лежал на земле бездыханный, еще двое сидели с, абсолютно отрешенным, видом. Они говорят, что увидели какой-то яркий свет ночью и больше ничего не помнят,- докладывал легионер из второй смены. Прокуратор молчал. Что они ели? - спросил Антоний. Легионер принес котелок с вареными бобами - традиционная солдатская еда, да еще лепешки, так и лежали в траве, возле костра.
Прокуратор осунулся и как-то потемнел весь. Жена была права - сказал он,- беды начинают подступать. Антоний, с трудом сдерживая радость,спросил - завтра, послезавтра приходят основные силы, что нам теперь бояться? Прокуратор махнул рукой и пошел к лошадям,- поехали отсюда! Вернувшись во дворец, он закрылся у себя и в этот день больше не выходил.
После всех этих прошедших событий Иерусалим притих. Люди мало выходили из домов, хотя был праздник Пасхи. Затмение солнца, землетрясение и сильную грозу в народе приняли как плохой знак. В храме шли традиционные службы, но людей было не много. Кое-кто из фарисеев считали разрушения в храме, последствием смерти пророка, знаком свыше, и осуждали первосвященника.
Вернувшийся во дворец Антоний, проходя мимо старого слуги, не удержался и сказал ему, что тело пророка исчезло.
К вечеру послышались звуки труб и литавр в стороне римского лагеря. Вернулись основные силы легиона. Их ожидали завтра но, по просьбе прокуратора, они шли форсированным маршем и прибыли сегодня. Примерно через полчасалегат, командующий легионом с командирами, приехалик прокуратору. Из Рима пришел приказ - в ближайшие дни легиону выступить в Дамаск на соединение с первым легионом для дальнейших совместных действий в Средней Азии. В Иерусалиме остаются несколько когорт легионеров, сколько - по решению прокуратора и две турмы кавалерии. На днях сюда должны подойти остатки разбитого одиннадцатого легиона на переформирование. Командующий кавалерией легиона получил ранение при разгоне бунтовщиков. И до его излечения, командиром кавалерии назначен Антоний.
Легат закрылся с прокуратором в комнате, а командиры толпились на верхней площадке дворца, обсуждая грядущий поход. Новое назначение, которое обрадовало бы любого, вызвало у Антония лишь чувство грусти - придется покинуть этот город, где произошло его второе рождение. Вся жизнь раскололась для него на две части - до встречи с пророком и после. И он понимал, что та первая жизнь была нужна ему лишь для того, чтобы привести его сюда в Иерусалим, чтобы эта встреча состоялась. Он знал, что чтобы не случилось, теперь пророк всегда с ним. И он уезжает из этого города только лишь для того, чтобы оказаться еще ближе к нему.
Красное закатное солнце дрожало в жарком воздушном мареве, поднимающемся от земли. Держа кубок с вином в руке, Антоний мысленно прощался с той прошлой своей жизнью и с этим городом, погружающимся во мрак вечера, с темной громадой храма, возвышающейся над ним. С горой Голгофой и пещерой под ней. С этим дворцом прокуратора, где столько было пережито.
Командиры вокруг него пили, грубо шутили, кто-то даже пел, а он наслаждался блаженной тишиной в груди, на другом конце которой был он - неизвестный ему и горячо любимый им пророк.
Два дня прошли в суете сборов. Необходимо было позаботиться о провианте для всадников и фураже для лошадей на весь путь. Проверить обмундирование, оружие и сбрую. Перековать некоторыхлошадей. И все-таки в этой гуще дел Антоний выбрал момент и съездил к той пещере возле Голгофы, где несколько дней провело тело пророка. На самой Голгофе крест сняли, и он лежал, брошенный у основания горы. Трещина в горе кое-где обвалилась и затянулась землей. Пещера, была открыта. Камень находился там, куда его отбросила неведомая сила. На плите, где лежало тело, стояла масляная лампада, в которой горел огонь, возле нее - цветы. Цветы стояли также в горшках и вазах вокруг плиты. В самой пещере ощущалось присутствие какой-то высокой, красивой и доброй силы. Антоний постоял немного, прощаясь, поклонился и вышел.
Наконец, рано утром под звуки труб и литавр, легион вышел в путь. Антоний ехал вместе с легатом между первой и второй турмами в авангарде. За ними, перед первой когортой пехоты, несли знамя легиона - золотого орла. За пехотой волы тянули баллисты, сопровождаемые прислугой. Замыкали движение четыре турмы кавалерии. Когда авангард поднялся на холм, Антоний отъехал в сторону и, повернувшись, остановился. Вдали сверкал зеленью и белым камнем этот странный город Иерусалим, которого, как он понимал, он уже больше никогда не увидит.
И где-то в сердцах людей этого города уже начал созидаться, призрачный храм новой великий веры, которую принес в этот мир никому не известный плотник из Назарета.
______________________________________
Иерусалим был сожжен римскими войсками, в отместку за бунт, а храм разрушен и больше никогда не восстанавливался.
Прокуратор закончил свою жизнь в темницах Рима, арестованный по лживому доносу. До конца своих дней он обвинял себя, в смерти невинного пророка.
Антоний ушел в отставку досрочно, лишившись всех причитавшихся ему привилегий. Он примкнул к одной из первых христианских общин, последователей апостола Петра,в одном из итальянских городов, за что и был схвачен и приговорен к смерти. Ему, как воину, предложили сразиться на арене с гладиаторами. Но он отказался. Тогда на него выпустили диких зверей, но они не тронули его. И лишь после того, как зверям нанесли раны длинными копьями из-за ограждения арены, они бросились на Антония...