Больше всего это походило на глупый и безыдейный, напичканный одними спецэффектами голливудский фильм. Когда двигатель заглох, и грузовик покатился вниз по склону, Юрик не поверил, что это - серьёзно. Сидел и ждал, когда Митяй выжмет педаль тормоза или ещё лучше - о ручнике вспомнит. А когда грузовик разогнался уже не по-детски, Юрик зажмурился, сжал зубы, припал к полу, вцепился покрепче в борт. В конце концов, грузовик выкатится на деревенские огороды и остановится рано или поздно.
Затем он ощутил, что грузовик начинает крениться. И тут же пол кузова ударил его снизу, оторвал пальцы от борта, больно швырнул на груду твёрдых, шершавых поленьев.
- Прыгайте! - хлестнул по ушам крик Митяя.
Прыгать? Юрик непонимающе посмотрел на ожившие, скачущие по кузову в опасной близости от лица поленья. Потом - на жирный чернозём. Чернозём был снаружи машины, но тоже близко. Слишком близко. Юрик понял, что уже не сидит в кузове, а падает в этот самый чернозём. Плохо падает, вниз головой. Именно так в голливудских фильмах падают люди, которым по сценарию суждено сломать шею.
Потом комсомолец Юрий Додоля провалился в темноту. Громко зазвонил колокол.
День первый
Гошке деревня не понравилась с первого взгляда. Нет, раньше. Ещё ни одного домика деревенского не увидел, а уже понял - не нравятся они ему! Едва автобус свернул с ровного, гладенького, словно стекло, четырёхполосного шоссе на просёлок, запрыгал на ухабах, завилял, пытаясь объехать непросыхающие октябрьские лужи, - понял. И не он один.
- Ай! - кругленькая розовощёкая Алёна Воскобойникова, восседавшая на переднем сидении, подскочила чуть не до потолка на очередном ухабе. - Мамонька моя, ну и дорога! А как дожди пойдут, что тут будет? Трактором не выберешься.
- Смотря каким трактором, - пробасил водитель. - "Кировец" любую грязь пройдёт. Он что танк, только без брони. А "беларуська" застрянет, пожалуй. Мой "вездеход" и подавно.
Гошке вдруг захотелось, чтобы дождь хлынул немедленно. Ливень! Чтобы дорога раскисла, автобус забуксовал, и пришлось бы шлёпать обратно. Пусть пешком, под дождём, по грязи и лужам - но назад, в город! Не то, чтобы он боялся ехать в деревню, но... не хотелось почему-то.
В Харькове всё представлялось иначе. Когда на комсомольское собрание неожиданно пожаловал парторг факультета, поднялся на трибуну, Гошка и предположить не мог, чем это обернётся.
- Здравствуйте, ребята! У меня к вам просьба, не по сегодняшней повестке. Есть здесь неподалёку деревня Семикаракино, в ней - колхоз "Рассвет". "Рассвет" он, надо признать, исключительно по названию. Отстающий колхоз, позор нашей области. То у них рук не хватает, то техника не работает - в итоге кормовая свекла до сих пор на полях. А синоптики арктический циклон обещают, снег, мороз. Так что сельхозотдел обкома просит студентов помочь. Трудовой десант на недельку. Ясное дело, в колхоз едут добровольцы. Поработать в поле, на машдворе, да и вообще поглядеть свежим взглядом - отчего у них бардак вечно. Вы же четвёртый курс, без пяти минут инженеры человеческих и машинных душ. Считайте, внеплановая производственная практика. Есть желающие?
Гошка желающим не был. В деревню ехать? Не хватало! Наоборот, он был активно нежелающим, поэтому опустил глаза, чтобы не встретиться с парторгом взглядом. Однако в жизни не всё так бывает, как хочется. Первой подняла руку Ксюша Нечипоренко из параллельной группы - активистка, спортсменка, красавица, заместитель секретаря комсомольской организации факультета прикладной менталики и механомагики. А вторым - Юрик.
Гошка, Юрик и Валера - они были неразлучной троицей. Учились в одной группе, жили в одной комнате, дружили с первого курса. Не три богатыря, конечно, но почти три мушкетёра. И один из мушкетёров был влюблён в Королеву Ксению.
- Из-за неё? - Гошка толкнул сидевшего рядом Юрика в бок. Тот не ответил, плотнее сжал губы. И так понятно, вопрос риторический.
- Очень хорошо, - парторг начал считать, - ...девять, десять, одиннадцать. Ребят что-то маловато желающих. Вы же сильный пол!
- У нас на факультете сильный пол - девчата! - хихикнула сидевшая как всегда в первом ряду Алёна.
- Не правда! - возмутилась Ксюша. - Ребята у нас на факультете боевые.
Обвела аудиторию взглядом, улыбнулась. Улыбалась она всем, но Юрик наверняка принял на свой счёт. Заулыбался в ответ, потянул руку выше, даже привстал. И вдруг выкрикнул:
- Нас всех троих считайте!
Валера охнул от неожиданности, Гошка открыл рот, чтобы возмутиться, возразить... и закрыл. Друзья на то и друзья, чтобы неприятности делить на всех поровну.
Парторг удовлётворённо кивнул:
- Итого тринадцать, "чёртова дюжина". Ксения, вам, как комсомольскому вожаку, и карты в руки. Будете бригадиром.
Ох, как Гошка ошибался, полагая поездку в колхоз мелкой неприятностью.
"Пазик" скакал по ухабам добрых полчаса. Затем лесополоса, вдоль которой тянулся просёлок, закончилась, дорога вильнула вправо, влево, вскарабкалась на холм... и студенты увидели Семикаракино.
По ту сторону холма осень была золотой и багряной. По эту - серой. Серые деревья под серым небом, серые поля до серого горизонта. Серые домишки за серыми заборами. Будто цвет в телевизоре отключили. Гошка моргнул, пытаясь прогнать наваждение. А потом стало не до морганий.
Автобус с разгона вкатился в деревню - благо, ухабы и лужи закончились, - и резко затормозил. Таращившийся в окно Валера стукнулся лбом о спинку сиденья перед собой, девчонки завизжали, кто-то из ребят сзади ругнулся.
- Что случилось?! - Ксюша поднялась со своего места, шагнула к водителю.
- Да вон они...
Деревенскую улицу под самым носом у "пазика" переходила большая гусиная семья. Переходила чинно, не спеша. Гуськом, ясное дело.
- А поторопить их нельзя?
Водитель тронул кнопку клаксон. "Би-бип!" - разнеслось над деревней. Идущий впереди гусак остановился, смерил автобус взглядом. Крякнул. И повинуясь команде, вся стая тут же уселась на землю, перегородив дорогу.
- Да они что, издеваются?!
"Би-би-бип!" - рявкнул автобус. "Га-га-га!" - гаркнули в ответ гуси. У них получилось громче.
Водитель развёл руками, признавая свою беспомощность.
- Прогнать их надо! - предложила Алёна. Оглянулась: - Мальчишки, что, смелых нет?
Ксюша обернулась тоже. И это всё решило. Юрик вскочил, поправил очки на носу и метнулся к выходу раньше, чем Гошка успел его задержать. Водитель услужливо открыл переднюю дверь, Юрик спрыгнул со ступеньки, секунду помедлил. И шагнул к стае.
- Хворостину возьми! - крикнула вдогонку Алёна.
Неизвестно, помог бы этот совет или нет, Юрик его всё равно проигнорировал. Развёл руки пошире, попросил вежливо:
- Кыш, кыш.
Вожак стаи смерил его взглядом, точь-в-точь как автобус перед этим. Встал, пошёл навстречу, переваливаясь с ноги на ногу. Растопырил крылья, вытянул шею. Приоткрыл клюв.
Теперь они стояли друг против друга, Юрик и гусь. У гуся решительности было больше. И уверенности, что подкрепление подоспеет по первой команде.
- Кыш-кыш!
- Га-га-га!
Пять гусаков вскочили и ринулись к Юрику, обходя его с флангов. Чтобы избежать окружения, он попятился. Быстрее, быстрее, ещё быстрее...
- Ох! - успела сказать Ксюша.
Юрик ничего не сказал, лишь руками взмахнул - вдоль обочины тянулась длинная грязная лужа. В неё он и сел, споткнувшись. Гуси прекратили наступление, повернули головы к двери автобуса. Не иначе, ждали следующего противника.
- Нда, - водитель почесал затылок. - Вот пакостная птица. И деревенских как назло никого не видно. Чуть-чуть до правления не доехали.
Автобус дал задний ход, едва последний пассажир спрыгнул на землю. Пятился до самой околицы, там развернулся, газанул, скрылся за холмом. Гуси на него и внимания не обратили. Зато за чёртовой дюжиной "десантников" следили зорко, переговаривались о чём-то. Впрочем, атаковать не пытались.
Правление колхоза "Рассвет" мало чем отличалось от обычной деревенской избы, разве что забора нет, да вывеска висит над крыльцом.
- А почему нас никто не встречает? - удивилась Алёна. - О нас же сообщить должны были?
Словно в ответ, дверь правления распахнулась, на крыльцо вывалился дебелый дядька в мятых брюках и рубахе в бело-розовую полоску. На бурячно-красной щекастой роже его явственно читалось изумление:
- Студенты? Вы ж двадцатого должны приехать?
- Правильно, - кивнула Ксюша. - Вот мы и приехали. Сегодня двадцатое. А вы председатель?
- Как сегодня?! Ох ты... это, получается, я день потерял? И что же делать? - дядька застыл соляным столбом.
Неизвестно, насколько бы затянулась эта сцена из "Ревизора", но тут на крыльцо вышла женщина. Среднего роста, крепенькая, в ладно подогнанных ватных штанах и телогрейке, кирзовых сапожках, щегольски приспущенных гармошкой. На носу очки в чёрной пластмассовой оправе, такие же, как у Юрика.
- Приехали? Добро пожаловать! Не волнуйтесь, сейчас всё организуем! - женщина мгновенно приняла командование на себя. - Девочек сколько? Семеро? В гостевом разместим. А хлопцев по хатам определим. Семён Кузьмич, ты чего закаменел? Звони на машдвор, нехай Митяй "газон" к правлению подаёт. И Матрёну с девками в пищеблок гони, обед студентам готовить. Проголодались, верно?
Студенты неуверенно загудели, кто возражая, кто соглашаясь. Женщина спустилась с крыльца, безошибочно выделила Ксюшу:
- Ты бригадирша? Держи! - выудила из кармана штанов связку ключей, сняла один с колечка, отдала. - Вон, гляди, третий дом отсюда. Наша "гостиница". Ступайте, располагайтесь. В два часа подходите, я вас обедать поведу.
- Спасибо, - поблагодарила Ксюша. - А вы...
- Тёткой Верой зовите. Я бухгалтерша колхозная, - женщина улыбнулась.
Не успели девчонки до гостиницы дойти, как к крыльцу правления подкатил грузовичок. Дребезжащая, чихающая двигателем полуторка ГАЗ-ММ - прежде такие Гошка в Музее Техники видел и уверен был, что лишь там они и остались. Зато за рулём старичка-грузовичка сидел молодой скуластый парень и улыбался во все тридцать два зуба. Вернее, в тридцать зубов и две "фиксы".
- Забирайтесь в кузов, хлопцы! - распорядилась тётка Вера. - Едем на постой вас определять.
- Вера, погодь! - снова вывалился на крыльцо председатель. - А коли не согласятся?
- Почему не согласятся? Я хорошие хаты подберу, и чтобы комната отдельная.
- Да не, наши деревенские не согласятся...
- Пусть попробуют!
"Пробовать" не решился никто. Во всяком случае, Гошка не услышал ни одного возражения от хозяев домов, куда студентов определяли на постой. Бухгалтершу в колхозе уважали. А то и побаивались.
Ребят раскидали по всей деревне. Хотя и деревни той было - одна длинная улица, штук пять проулков, спускающихся от неё к неглубокой балке, да отдельно стоящие, разбросанные там и сям домишки. В самый дальний дом попали Гошка с Валерой - предпоследними.
- Баба Нюра сама живёт, а домина у неё просторный, на три комнаты, - объясняла тётка Вера. - Дочка её четыре года, как померла. Потом и зять от самогона сгорел - горевал шибко. С тех пор большая спальня пустует. Чистая, две кровати, мебель всякая. Разместитесь с комфортом.
Жить в выморочной комнате Гошке не хотелось. Но комсомольцу, в придачу почти дипломированному менталисту, бояться подобной ерунды стыдно, потому он промолчал. И Валера промолчал, обрадованный, что не останется с непривычным деревенским бытом один на один.
Баба Нюра встретила их у калитки. Закутанная в хламиду неопределённого цвета, из-под платка одни глаза блестят, сухая, как прошлогодний стручок акации, согнутая в две погибели, с клюкой вдобавок.
- Здрастуйте, хлопчики! Заходьте до хаты! - Натуральная Баба Яга из детской сказки.
А когда вошли в дом и увидели громадную русскую печь, впечатление только усилилось. Посадит бабка сейчас на лопату - и поминай, как звали, "ивасиков-телесиков". У Гошки пятки зачесались дать дёру. Поздно! "Газончик" с тёткой Верой и оставшимся напоследок Юриком уехал.
Юрика тётка Вера поселила у себя. Об этом Гошка и Валера узнали через полчаса, когда, рассовав вещи по ящикам комода, вышли во двор, свежим воздухом подышать, окрестности осмотреть. И бабкины "удобства" посетить заодно.
- Пацаны, как устроились? - донеслось неожиданно сзади. Юрик стоял у жердины, отделяющей двор бабы Нюры от огородов.
- Ты откуда взялся?
- Так вон Верин дом, самый крайний. Я у неё поселился. Огородами здесь пять минут хода.
И в самом деле, дом бабы Нюры стоял на одном склоне холма, ближе к балке, деревенская улица упиралась в другой. Дорогой если объезжать - далеко, зато напрямик - рядом. А чуть далее, на верхушке холма, возвышалось большое кирпичное здание. Крыша под новеньким шифером, широкие окна, площадка перед входом асфальтом вымощена. Красиво построено, добротно. Но как-то неуютно на продуваемом всеми ветрами холме.
- Смотрите, что мне Вера выделила, - Юрик похлопал себя по ватным штанам цвета хаки. - Увидела, что я свои промочил в луже, переодеть заставила. Тёплые! Она и самогона налить предлагала - согреться, - но я отказался, разумеется.
- Ого, так она тебя и переодеть успела? - ехидно усмехнулся Валера. - Заботливая. А как же Ксюша?
Юрик насупился, и Гошка поспешил сменить тему разговора, показав бестактному Валере кулак:
- Интересно, это у них клуб, что ли? Серый он какой-то.
- Клуб, как клуб, - буркнул Юрик. - Типовой проект. У нас в Писаревке такой же. Пасмурно сегодня, потому серым всё кажется. Пошли на обед, что ли? А то до столовки далеко топать.
Обед получился славный. На первое - суп с галушками, на второе - гуляш и гречневая каша. Правда, на третье подали не компот, на что Гошка очень надеялся, а кипячёное молоко. Но сытый и разомлевший, он решил, что промах этот поварихам простить можно. К тому же Валера от дополнительного стакана молока не отказался.
После обеда председатель Семён Кузьмич предложил студентам отдохнуть. Однако Ксюша Нечипоренко предложение отвергла с ходу:
- Мы не отдыхать приехали! Морозы обещают, а у вас свекла на полях! Делаем так: механомаги идут на машинный двор, помогают чинить комбайн и тракторы. Остальные - в поле. Оценим фронт работ и начнём пока вручную.
Семён Кузьмич крякнул растерянно, почесал пятернёй затылок. Завертел головой, в поисках поддержки. Но, как назло, тётки Веры рядом не было. И председатель сдался.
- Ну... работать, так работать. Пошли, отведу вас на поле.
Далеко идти не пришлось. Свекольное поле начиналось сразу за правлением и тянулось, тянулось... Короче, вручную его за неделю никак не убрать. А учитывая, что Серёга Зарубин, лучший на курсе механомаг, комбайн до вечера наверняка отремонтирует, то и пытаться не стоило. Гошка открыл рот, чтобы объяснить эту простую истину бригадирше. И закрыл. Кто-кто, а Нечипоренко прекрасно диспозицию понимает. Ударный коммунистический субботник ей нужен, чтобы колхозный эгрегор подзарядить. Или, иными словами, моральный дух колхозников поднять.
Бригада из десяти менталистов, пусть недоучившихся пока, - это сила! Каждый в отдельности - обыкновенный человек, но вместе они коллектив. Попасть в резонанс коллективному надсознательному для четверокурсника - азы, даже троечница Женька Вергунчик справилась. А дальше - усталости нет, движения точны и выверены до абсолюта, душа переполнена радостью и осознанием значимости своего дела.
Гошку и Валеру приставили грузчиками к "газону" Митяя, единственной работоспособной машине в колхозе, потому им приходилось тяжелее, чем другим. Пока закидываешь надёрганную девчонками свёклу в кузов - нормально. Но затем надо ехать с Митяем к овощехранилищу, разгружать вдали от питающего энергией коллектива, и это несравнимо труднее.
Во время недолгого перекура Митяй признался, перекатывая на зубах "беломорину":
- Ох и работящие у вас девки! Особенно та, кругленькая.
- Алёна, что ли?
- Ага. Я бы такую в жёны взял. Да только она городская, образованная. На меня и не глянет.
- В деревне девушек мало, что ли? - удивился Гошка.
- Так нет ни одной! Ни девчат, ни хлопцев. Школу ещё при Хруще закрыли, детвору в район учиться возят. Вот они как окончат, назад и не возвращаются. Девчата - в город едут или замуж выскакивают, хлопцы - в армию.
- Ты же вернулся.
Митяй вдруг поник. Признался неохотно:
- Да я и не уезжал. Не взяли меня в армию, не достоин. Меня из школы выгнали. За пьянство и прогулы.
- За пьянство?! - Гошка присвистнул удивлённо. - Ты же комсо... Э, да тебя и в комсомол не приняли? У вас тут вообще комсомольская ячейка есть?
- Нету. У нас и партийный - один Семён Кузьмич.
- Да, - согласился Гошка. - Дыра ваше Семикаракино.
- А то! Если бы не тётка Вера, колхоз давно бы развалился. - Митяй сплюнул окурок, вернулся к интересующей его теме: - Слышь, а у вашей кругленькой хлопец в городе есть?
- У Алёны?!
Гошка и Валера переглянулись. Гошка поспешно зажал рукой рот, чтобы не фыркнуть, а Валера сдержался, попытался объяснить:
- Нет, она же слишком... - и не подобрав подходящего слова, жестами изобразил пышные формы Воскобойниковой.
Митяй расплылся в улыбке:
- Слишком красивая? Да, прям как булочка сдобная... Ладно, поехали на поле, а то ваша старшая заругает. Ох, и строгая!
Работу они закончили, когда солнце покатилось к горизонту. Напоследок взглянув на поле, Гошка удивился даже. По-хорошему удивился: как много успели за полдня! Если не за неделю, то за полторы и без комбайна управятся. И от этого радость на душе ещё прибавилась.
А потом начались неприятности.
В колхозной столовой полеводческую бригаду поджидали механомаги. Грустные.
- Что случилось? - налетела на них Ксюша. - Комбайн не смогли починить?
- Починили, завтра на поле выйдет. А вот ужина сегодня не будет. На пищеблоке электропечь сгорела. Мы, конечно, поковыряемся, но...
Это был удар. Для Гошки в особенности, потому как в качестве альтернативы ужину предложили по четвертине хлебной ковриги и молока - сколько влезет. В Гошку не влезало нисколько, оставалось давиться сухим хлебом.
Валера, увидев страдания друга, не выдержал, признался:
- У меня колбаса есть. Полукопчёная.
- Где?! - Гошка аж подпрыгнул от такой новости.
- Дома, в сумке. Я с собой из Харькова привёз. НЗ.
- Чего же ты молчишь?!
К дому бабы Нюры троица мушкетёров чуть не бегом бежала. Заскочили в комнату, сбросили куртки, уселись на кроватях, прихваченную на пищеблоке ковригу большими ломтями порезали. Валера достал сумку, расстегнул, выудил длинную качалку "Московской"...
- Фу... - отшатнулся Юрик.
- Фу, - согласился Гошка. - Она воняет, протухла. Сколько она у тебя валяется?
- Ничего не валяется! - возмутился Валера. - Я её вчера купил! Специально, в дорогу!
Не желая признавать очевидное, он отобрал у Гошки складной нож, отрезал кусочек, поднёс ко рту.
- Не ешь, - попросил Юрик.
Валера не послушался. И тут же скривился, выбежал из дому. Вернулся без колбасы. Спросил растеряно:
- Разве копчёная колбаса за один день протухнет? Она же свежая была!
Гошка фыркнул недоверчиво - свежая, как же. Юрик пожал плечами, посчитав вопрос риторическим, переложил подушку поудобнее...
- Пацаны, а вы зачем комсомольские билеты под подушками прячете?
- Чиво? - Гошка уставился на билет в руке товарища.
Валера моргнул. Быстро поднял подушку и на своей кровати. Под ней тоже лежала кумачовая книжечка.
В комнате повисла тишина. Тяжёлая, вязкая. Такая, что мурашки по спине и слабость в ногах.
- Что, бабка в ваших вещах рылась? Пацаны, может, вам на другую квартиру попроситься? - наконец прошептал Юрик.
Ответить никто не успел. Дверь скрипнула, приоткрылась.
- Хлопчики, повечеряете? Я картошки вам подсмажу.
Только с третьей попытки Гошка сумел выдавить из пересохшего рта:
Электропечь по-прежнему не работала. Зарубин клятвенно обещал, что за два часа отремонтирует. Но Ксюша не хотела терять эти два часа рабочего времени, потому предложила ограничиться теми же "блюдами", что были на ужин - хлебом и молоком. А уж на обед...
Для Гошки это был удар ниже пояса. На обед?! Да у него уже сейчас кишки марш играют! Но ничего не оставалось, как жевать сухую хлебную корку и коситься на товарищей.
Кислую мину на его лице первой заметила сидевшая напротив Женька.
- Ты чего такой грустный? Голодный, да? Пей молоко, оно полезное и калорийное.
- Нет, не голодный я! - огрызнулся Гошка. - Не выспался просто из-за этого звона.
- Какого звона? - не поняла Вергунчик.
- Колокольного, какого же! Всю ночь трезвонили. Мракобесие развели тут, понимаешь!
Юрик, Валера, Ксюша, - все, кто сидел поблизости и услышал, удивлённо повернулись к нему.
- Не было никакого звона, - пожала плечами Нечипоренко. - Во всяком случае, на нашем краю деревни его никто не слышал.
- Почему же, я слышала, - возразила вдруг Алёна. - Звонил колокол.
Теперь все повернулись к ней.
- А ещё кто слышал? - Ксюша обвела взглядом свою команду. - Странно. Почему вы двое слышали, а остальные - нет?
- У них это с голодухи, - усмехнулся Зарубин. - Они молоко пить не хотят, брезгуют простой пролетарской пищей.
- Я не пью, потому что на диете! - возмутилась Алёна. - А кто засмеётся, получит в лоб!
Засмеялось пол отряда. Но в лоб не получил никто, так как в столовую ввалился председатель колхоза:
- Доброе утро, комсомолия! Как настроение? Об чём спорим?
- Семён Кузьмич, а у вас поблизости церковь есть? - тут же поинтересовалась Вергунчик.
- Какая церква? - опешил председатель. - Нет никакой церквы. Как в тридцатые порушили, так нет больше.
- Понял? Приснилось тебе, - Валера толкнул Гошку в бок.
Может, и приснилось, спорить Гошка не собирался. Единственно непонятно, зачем пухлая поддакивает?
Он подозрительно посмотрел на Алёну. А председатель меж тем перешёл к вопросу животрепещущему:
- Как с обедом быть, мы с поварихами порешали: они по хатам сготовят и сюда принесут. А печка - бог с ней, не сушите головы, чего она не работает. Вот комбайн поладили, это дело, это молодцы. Вмиг поле уберём!
Однако "вмиг" не вышло. Железный конь Уманьского машзавода, революционно-алый некогда, а теперь изрядно побуревший от ржавчины, благополучно добрался до поля, вонзил сошники в почву и... заглох. Зарубин помянул в сердцах моральный кодекс строителя коммунизма, полез в двигатель. А Ксюша, вздохнув, вновь объявила ударный субботник - подпитывать эгрегор. Не тут-то было!
То ли в некипячёном молоке причина крылась, то ли не приспособлены городские желудки оказалась к деревенской пище, но скрутило всех. Вроде мелочь, ничего страшного, посмеялись над собой и забыли. Да только посреди поля, когда до ближайших кустиков два километра, это оказалось совсем не смешно. В деревню пришлось возвращаться задолго до перерыва.
С обедом председатель не обманул. Конечно, готовить на домашних голландках это не то, что в колхозном пищеблоке, но поварихи старались. Борщ, котлеты и - наконец-то! - компот из шиповника. К сожалению, оценить старания по достоинству студенты не смогли, борщ остался почти нетронутым, котлет съели едва половину, налегали в основном на компот. Разве что Гошка оценил. И Алёна - умяла две тарелки первого, три порции второго. Отяжелевшая, вышла из столовой, направилась к лавочке, примостившейся в закутке у забора. Лучшего случая поговорить не придумаешь.
- Алёна, постой!
Девушка остановилась, посмотрела вопросительно. Гошка быстро догнал её, спросил, понизив голос:
- Ты в самом деле колокол слышала сегодня ночью?
Воскобойникова снисходительно хмыкнула.
- А ты подумал, тебя выгораживаю? Не знаю, почему председатель не признаётся, но я звон не во сне слышала. Я...
- Ааа!!! Вай-вай-вай... Мамочка, больно как!
Лавка, на которую хотела сесть Воскобойникова, - Женька добралась до неё первой, плюхнулась. И доска хрустнула. Проломилась под маленькой, тщедушной Вергунчик, словно держалась на одном честном слове, словно прогнила насквозь. Женька грохнулась спиной оземь и теперь извивалась ужом, орала благим матом.
На миг все остолбенели. А затем бросились на подмогу.
- Что? Где болит? - Ксюша присела рядом с пострадавшей.
- Спина... сильно... Не трогай!
- Так. Это ты копчик ушибла, ничего страшного. Встать сама сможешь, нет? Ребята, помогите!
Два механомага подхватили Вергунчик на руки, понесли к гостевому дому. Половина отряда поспешила следом. Алёна, ясное дело, тоже побежала утешать подругу. А Гошке неожиданно пришло в голову: окажись на месте Вергунчик большая, тучная Воскобойникова, обошлось бы дело ушибленным копчиком? И случайно ли подвернулась эта трухлявая лавка?
От такой мысли сделалось не по себе. Но Гошка ещё не знал, что неприятности только начинаются.
Шиповниковый компот помог студентам перебороть "медвежью болезнь", да и комбайн заработал. Так что после обеда Ксюша вновь повела своё воинство в битву за урожай.
В этот раз на пути к победе стал дождь. Мелкий, назойливый и холодный. Ксюша старалась не замечать его. И то сказать - если зарядит такой на сутки, считай, амба. Поле раскиснет так, что и комбайн завязнет, и Митяев "газончик". Значит, нужно спешить.
Дождь позволял не замечать себя около часа. А потом налипшая на корнеплодах грязь забила валки. Разгорячённый битвой Зарубин полез в нутро агрегата, и...
Нет, он не орал и не катался по земле, как Вергунчик. Лишь попятился, зашипел, затряс рукой. И Гошка не сразу понял, что тёмные комочки, разлетающиеся от него, это не грязь, а кровь. Пальцы механомага уцелели, выдернул вовремя. Но ноготь на большом сорвало с мясом.
- Машина где?! - засуетилась Ксюша. - В медпункт везите, быстрее!
- Да я дойти могу...
- Я тебе дам, "дойти"! И грязными пальцами не трогай, заражение будет!
- Прямо-таки заражение...
"Газон" потарахтел в деревню, увозя раненного Зарубина. И вместе с ним - надежду на скорую победу. Заглохший комбайн стоял, раззявив "пасть", будто приглашал сунуться туда следующую жертву. Желающих не было. И Ксюша сдалась:
- Заканчиваем на сегодня.
До ужина ждать было долго, дождь прогулкам на свежем воздухе не способствовал. Девчонки сбежали к себе в "гостиницу", ребята, кого поселили неподалёку, тоже разбрелись. Гошке топать через всю деревню, зная, что ничего, кроме встречи с бабой Нюрой тебя там не ждёт, не хотелось. Оставалось сидеть под навесом у правления, слушать в пол уха, как Валера с Юриком спорят о сигнатурах предикатной логики, ждать.
На стрекот мотоцикла он внимания не обратил, обернулся, когда их окликнули:
- Ребята, давайте до дому подвезу! - тётка Вера сидела за рулём тяжёлого "Урала", улыбалась. - Чего мёрзнуть зря?
- Далеко обратно идти... - неуверенно возразил Юрик.
- Не надо обратно. У меня поужинаешь, какая разница?
Юрик встал, сделал пару шагов к мотоциклу. Покосился на товарищей.
- Ребята, поехали! Жареной картошки на всех хватит, - поняла его сомнения тётка Вера.
- Жареная картошка? Это хорошо, жареную картошку я люблю, - Валера тоже поднялся.
О Гошке друзья вспомнили, когда усаживались на мотоцикл. Он им махнул рукой, езжайте без меня, мол. Почему отказался от предложения, сам не понимал. Может, из-за того, что вспомнил внезапно - и "баба яга" предлагала "картошечки пожарить".
Валера умостился в коляску, Юрик сел в седло позади водителя, огляделся подозрительно, - не видит кто? - положил руки на бока тётки Веры. Мотоцикл плюнул сизым облачком и покатил вверх по деревенской улице, навстречу возвращающемуся со скудного осеннего пастбища коровьему стаду.
- Ты смотри, наш Додоля время не теряет, взрослую женщину тискает. Скажу девчонкам, обхохочутся.
Гошка обернулся. За спиной стояла Воскобойникова, улыбалась ехидно.
- Лучше расскажи, что там с колоколом было? - попросил.
- Я же говорила, чем слушал? Встала я ночью в... нужно было! Вдруг слышу - "Бом! Бом!" Думаю, чего это растрезвонились, пожар, что ли? Выглянула в окно - ни зги не видно. На улицу вышла, а она откуда ни возьмись: "Зря молоко пить не захотела!"
- Кто, Ксюша?
- При чём тут Ксюша?
- Стой, зараза!
- Му-у-у!
Гошка обернулся. И остолбенел.
Громадная чёрно-белая корова неслась наискосок через улицу, выставив рогатую, лобастую голову. Громадный, багроволицый председатель Семён Кузьмич нёсся от дверей правления. Точкой пересечения двух громадин были прятавшиеся под навесом Гошка и Алёна. И корова прибывала в эту точку первой.
Что надо давать стрекача, Гошка понял и сам. Вернее, ноги поняли. А голова сообразила - что грузная Воскобойникова от коровы не убежит. Поэтому не себя спасать следует, а девушку защищать.
Голова хотела одного, ноги - другого. Из-за несогласованности этой всё и случилось. Гошка едва успел выставить перед собой руки - бац! Земля была мягкой, потому ударился он не больно. Тут же развернулся... до коровы оставалось шагов десять, и отделяла её от Гошки лишь Воскобойникова, похожая на большой красный шар в своей куртке-дутыше. Бац!
Красный шар взлетел в воздух, завизжал, описал дугу над головой Гошки, упал. Земля дрогнула от удара, визг оборвался.
В ту же секунду председатель Семён Кузьмич перехватил корову. Как заправский тореадор уцепился в рога, пригнул голову к земле:
- Ты что ж натворила, скотина?! Взбесилась, что ль?
Корова сопротивляться не пыталась. Жалобно мукнула, вздохнула. Большой влажный глаз её уставился на Гошку. Смотрел он не злобно, не яростно - виновато.
Гошка перевёл дух. И заставил себя обернуться, вопреки желанию. Потому что если Воскобойникова не визжит, не стонет, значит...
Алёна ворочалась в глубокой грязевой воронке. Села, подняла руки с широко растопыренными пальцами. Оглядела себя, потом посмотрела на Гошку. Губы её плаксиво вздрогнули. Кожу на ладонях и коленках она свезла до крови, но огорчало девушку не это:
- Я штаны порвала. И колготы. А ты?
Что ответить, Гошка не знал. Потому брякнул какую-то глупость:
- Не ношу я колготки...
Воскобойникову отмыли, перевязали, переодели. Она и на ужин приковыляла самостоятельно. Держать вилку рукой, превратившейся в белую култышку, было неудобно, но Алёна справлялась, лопала за обе щеки, забыв о диете. Вот только подруги не отходили от неё ни на минуту, и услышать окончание истории с колоколом Гошке не довелось. А после ужина предстояло идти на край деревни. Одному.
Оказывается, семь часов вечера в середине октября - уже густые сумерки, ночь почти. В городе этого не замечаешь, везде светло, везде иллюминация. А в Семикаракино фонари горели исключительно возле правления да на машинном дворе. И окошки в домах маленькие, тусклые. Светятся через одно. Чем дальше от центра деревни, тем темнее.
Идти переулками вдоль балки Гошка не отважился. Решил, что надёжнее будет дойти до конца улицы, а уж оттуда огородами - к "бабе яге".
В крайнем доме светилось два окошка. Гошка позавидовал другу - повезло у нормального советского человека поселиться, не то, что они. Интересно, как там Валера? "Живой?" - стрельнуло в голове совсем уж глупое.
Огороды раскисли, но тропинка пока что была вполне проходимой. Хуже, что фонарик захватить не додумался. Падать ещё раз не хотелось, поэтому шёл Гошка медленно, чуть ли не ощупью.
Рычание он услышал, когда до дома "бабы яги" осталось меньше трети пути. Остановился, прислушался. Послышалось? Нет. Из темноты выступил пёс. Большой, чёрный, не сразу и разглядишь. Оскалил пасть. Собак Гошка не боялся, но такая неожиданная встреча была неприятна.
- Тебе чего? - спросил он миролюбиво. - Я тебя не трогаю, иди, куда шёл.
Пёс сделал шаг, второй. Перегородил дорогу. Уходить он явно не собирался. Позволить обойти себя - и подавно. Гошка оглянулся, прикидывая расстояние до дома тётки Веры. И тут же в темноте тявкнули. Одна... две... три, четыре псины помельче отрезали путь к отступлению.
Волосы у Гошки на затылке зашевелились. Мигом вспомнилась сбесившаяся корова, проломившаяся лавочка. Только здесь было серьёзней. Куда серьёзней!
- Пошли отсюда! - прикрикнул он на стаю, сам себе не веря.
Мелкие позади злорадно затявкали. Большой чёрный двинулся на Гошку молча. Медленно, не отводя взгляда от его лица. Или от горла?
- А ну геть, вража сила! Геть отсюда!
Гошка вздрогнул от неожиданности. Но не его одного возглас застал врасплох. Чёрный пёс припал к земле, оглянулся затравленно. Прыгнул в сторону, исчез. Его мелких побратимов след простыл ещё раньше.
- Что ж ты, хлопчик, сам ходишь по-тёмному? - баба Нюра тяжело опиралась на клюку. - И без билета? Вража сила не дремнет!
Засмеялась, словно курица закудахтала. Большая курица. И опасная.
Гошка проснулся посреди ночи. На соседней кровати похрапывал Валера, тикал будильник на тумбочке. Если не открывать глаза, то легко представить, что лежишь на своей койке в общежитии, за окном - привычная и понятная городская жизнь...
"Буммм!" Гошка едва с кровати не свалился. Замер, даже дышать перестал. Одного хотел: чтобы ЭТО - послышалось.