Читая Брюсова, я оказалась во льдах, в стране вечной мерзлоты. Некоторые глыбы поражали своей фундаментальностью и прочным стоянием - на века, были кристаллы наподобие бриллиантов, даже великолепные россыпи. "Красота, отточенность граней, совершенство",- периодически вертелось в голове. Но всё время сковывало холодом, дуло и вьюжило. На смену интересу и восторгу быстро пришло желание где-то согреться, найти в чьём-то творчестве укромный уголок с камином или забыться у костра пылкого сердца. Я читала русскую поэзию девятнадцатого и начала двадцатого века.
От Брюсова перешла сразу к Цветаевой. Обожгло так, что забыла обо всём на свете - о тепле и холоде, о Северном и Южном полюсе. Был новый мир, который она создала сама - от первого до седьмого дня. Конечно, над этим миром был Бог, создавший Вселенную с Цветаевой, но и было: Бог, Бог - я, Я - Бог... С каждой минутой меня всё больше кружил вихрь и втягивал в животворящее Пламя. Моя душа восклицала: "Сколько же я недочувствовала! Как же мне надо в это Пламя!" И вспомнилось - с ума схожу иль восхожу к высокой степени безумства... Вот оно - "моё" и "не моё". И была поражена, когда позже прочла у Цветаевой о творчестве Брюсова: "До стройности ли строф, когда любишь? И может ли месяц быть для влюблённого лишь холодным глазом веков? Нет печальней поэта в последней - главной - строфе, покинутого волшебством!.. Прохладное люблю..." Я сразу поняла, что меня привлекло в Брюсове и что отвернуло. И ещё: "Брюсов был бы мастером в гётевском смысле слова только, если бы преодолел в себе природную границу, раздвинул, а может быть, и - разбил себя". Из посвящения Цветаевой Брюсову:
Я забыла, что сердце в Вас - только ночник,
Не звезда! Я забыла об этом!
Что поэзия ваша из книг
И из зависти - критика. Ранний старик...
А сама - мятежница лбом и чревом. Брюсов так бы не написал:
...Кремль! Черна чернотой твоей!
Но не скрою, что всех мощей
Преценнее мне - пепел Гришкин!
Если ж чепчик кидаю вверх, -
Ах! не так же ль кричат на всех
Мировых площадях-мальчишки?!
Да, ура! - За царя! - Ура!
Восхитительные утра
Всех, с начала вселенной, въездов!
Выше башен летит чепец!
Но - минуя литой венец
На челе истукана - к звездам!
Памятник герою труда и памятник поэтессе - разные вещи. Герой труда Брюсов (как его называла Цветаева) не прокричит в лицо советским людям "ура за царя". В эту минуту Цветаева вычеркнула себя из преуспевающих в СССР поэтов, но Брюсов упал с пьедестала. Зачем я об этом пишу? "Первая примета совершенности творения (абсолюта) - возбуждённое в нас чувство сравнительности", - говорила Цветаева. Оказалось, то, что я почувствовала, до меня прекрасно выразила она. Мне не нравится, что цветаевское начало в современных поэтах убивают слепо и умышленно. Толкают в Брюсовы, принуждают! Имея своё продолжение, Начало живёт и развивается, приобретая новые формы - не менее священные. Но нынешние критики, бывает, непрохладную любовь, горячую манеру письма, пафосный и одновременно истый патриотизм переводят в рамки на своё усмотрение. Действует априори - "по моему велению, а не твоему хотению". Сначала под эгидой октябрьской революции пред словом "совесть" сменили приставку "без" на "бес", а теперь с бесовством навязывают схематизм даже в поэзии. Причёсанная с подсолнечным маслом душа - это ли не сиротинушка на кухне барина?.. Да и припудренный парик с надуманной высотой не лучше.
Хочу проанализировать несколько моментов. Возьмём приведенное выше стихотворение - пронзающие насквозь, хватающее за душу, входящее в мозг костей. Что бы сказали Цветаевой сегодня? "Кремль! Черна чернотой твоей!" После кремля нужно ставить запятую. И кто черна?.. Нет существительных, согласующихся с прилагательным - черна! Подайте!.. "Преценнее мне - пепел Гришкин!" Нужно писать - более ценен, и тире ставить излишне. "Если ж чепчик кидаю вверх, - Ах! не так же ль кричат на всех
Мировых площадях - мальчишки?!" Прекратите писать неграмотно! Правильно - "кидаю чепчик вверх так, как на всех мировых площадях кричат мальчишки". "Да, ура! - За царя! - Ура! Восхитительные утра Всех, с начала вселенной, въездов!" Нет сказуемого. Что "за царя" - кричат, призывают к бою?.. Нужно яснее изъясняться. И что за "утра" во множественном числе?! "Въездов" вообще не отсюда. В это предложение трудно въехать... "Выше башен летит чепец! Но - минуя литой венец На челе истукана - к звездам!" Вместо тире должны быть запятые. И что за допотопщина "к звездам" через "е"? Нужно говорить "к звёздам" через "ё". Но тогда "въездов" и "звёздам" совершенно не рифмуются. И вырубите лес восклицательных знаков! Это дурной вкус. Не истерируйте...
А теперь представьте, если бы Цветаева прислушалась и всё исправила... Её бы не осталось, накал стихотворения пошёл бы на спад, и всё мимо. Никого бы не пробрало, никто бы не прочувствовал. Зачем требования тех, кто способен устанавливать правила, но не способен правильно чувствовать?.. Если из принципа и по логике вещей начать писать "безсовестный", "безхитростный", ведь знак отрицания "без", а не "бес", филологи не пропустят и заклеймят. Я не говорю, что нужно начхать на правописание. Я всего лишь за то, чтобы пишущие люди включали свой мозг и вынуждали филологов прислушиваться к истинно правильным вещам - к тем, что периодически подсказывает сердце и логика незашоренных. Нужно прислушиваться к подсказкам филологов с благодарностью, но и филологи должны уметь прислушиваться и принимать нестандартные решения в оправданных местах - новизной, необходимостью, пафосом и фольклором...
Немного о рифмах Цветаевой.
Наконец-то встретила
Надобного мне,
У кого-то смертная
Надоба - во мне.
Что для ока - радуга,
Злаку - чернозём,
Человеку - надоба
Человека в нём.
"Встретила - смертная", "радуга - надоба" - не точная, не глубокая, мало цепляющаяся друг за друга рифма. Так бы сказали теперь. А "мне - во мне" совершенно недопустимо. И вообще, надо писать - то, что, а не что...
Будь той ему, кем быть я не посмела:
Его мечты боязнью не сгуби!
Будь той ему, кем быть я не сумела:
Люби без мер и до конца люби!
Здесь не просто глагольная рифма, а четыре глагола рифмуются. Недопустимо...
В огромном городе моём - ночь.
Из дома сонного иду - прочь.
И люди думают: жена, дочь, -
А я запомнила одно: ночь.
Даже в одном месте два ударения подряд стараются не пропустить. Ну а в приведённом мной катрене в каждой строке два ударения подряд. Недопустимо!
Езжай, мой сын, домой - вперёд -
В свой край, в свой век, в свой час, - от нас...
Ну а здесь, прям-таки, вавилонское столпотворение ударений подряд, да ещё дробные слова - немелодично, много согласных - трудно читать... Недопустимо.
Без сказуемого тоже никак. Недопустимо! "Имя твоё - ах нельзя!" Чьё имя? Что делать нельзя?.. Или в прозе: "В день открытия музея - майский, - синий и жаркий - рано утром - звонок. Звонок - и венок - лавровый!" А далее бедная, даже убогая рифма прилагательных с прилагательными:
Дорожкою простонародною,
Смиренною, богоугодною,
идём - свободные, немодные,
душой и телом - благородные.
Недопустимо! Но что же получается в результате?.. Не допускают поэтов к поэзии, токмо к филологии. Переусердствовали и не заметили. Поэзию не замечают, не чувствуют, не понимают! Лишь буквоедство стягом размахивает, к борьбе призывает - не к помощи. А, казалось бы, и критик и филолог должны быть в помощь поэтам, ведь искусству служат. Так почему же не служить верой и правдой? Зачем рубить налево и право, оголтело, без разбору?.. А потому что злым под видом праведной непримиримости всегда быть проще (а для некоторых и приятнее), чем проявить доброту в отношении талантливого человека. А помогать ему, так вообще - с какой стати?! Пусть помучается - такова участь. А вот когда умрёт (больное самолюбие тешит себя мыслью непримиримым могуществом - отчасти и я довёл!), тогда и черкнуть пару добрых слов. Чтоб жизнь мёдом не казалась - девиз современников.
Как защищают флору и фауну, хочется защитить экологию таланта, а значит и дикие места со всей их прелестью первозданности. Не убивайте в себе цветаевское Начало, не переделывайте себя по образу и подобию недоброжелателя! Не слушайте его! Нельзя топтать смысл и эмоции во имя "правильного" изложения. Это не отменяет совершенства кристалла, высоты разума, тем паче божественность. Просто, всему своё время и место. Так и хочется прокричать на манер Цветаевой, но ртом Мунка: "Отпустите, конвойные!" Но поэзию в оковы не заковать. Это как церкви рушили, но церковная тишина исцеляла. От рифов мрака - к рифмам света, для пары восхищённых глаз от пары восхищённых фраз! И в этом наше счастье.