Сдавленные крики. Отчаянные крики. В темноте. Хотя, нет, скорее стоны. И, похоже, что женские.
Что это может быть? Кто-то выпал из окна девятого этажа на бетонную дорожку у подъезда? Или же кого-то сбила машина, и теперь бедняжка лежит в канаве у дороги, безуспешно пытающаяся позвать свои потерянные конечности? А вдруг она шла по тёмной улице, никого не трогая, не мешая никому, и тут раз, и запнулась о какой-то железный прут, торчащий неизвестно откуда, а теперь стонет, силясь встать на сломанную при падении ногу?
А кто знает, вдруг она, сама того не ожидая, стала объектом чьей-то страсти - греховной, мерзкой, липкой - вдруг она стала жертвой Незнакомца?
А сдавленные стоны - это мольбы о пощаде, вырывающиеся сквозь зажавшую рот чёрную перчатку. О чём она думает? О пощаде. О том, что Незнакомец отпустит её, не станет выламывать руки, не схватит за волосы, не сорвёт одежду. Откуда она знает, вдруг у Незнакомца дома есть маленькая дочь, которую вот так же могут зажать в тёмном углу глухого дворика, и, не взирая на мольбы, грязно, с запахом пота, с надсадным пыхтением и хрипом, запустят свои мерзкие, скользкие, и невероятно сильные пальцы, к ней под бельё? И Незнакомец, маньяк, насилующий жертв своих до потери сознания, а после терзающий их бесчувственные тела, вдруг вспомнит, что дома, маленькая дочурка ждет, когда папа придёт с работы и расскажет на ночь сказку. Он остановится, выпустит девушку, и, буркнув что-то о везении, скроется в полночной тьме, откуда и явился.
Нет, такого не будет. Незнакомец твёрдо знает, когда он любящий отец, а когда - звезда криминальной сводки недели. Пока он обуян страстью, больной, сжигающей сознание самого себя, он - Незнакомец.
Он - Незнакомец. Я - Незнакомец. Да, детка, трепещи, ты встретила Незнакомца. Смирись с тем, что я последний, кого ты увидишь в этой жизни. В смерти почти всегда же так - ни одного близкого человека рядом. Никто не проводит тебя туда.
Счастлив тот, кто умирает не рядом с Незнакомцем.