Наконец-то, поезд тронулся и мы поехали. За окном поплыл перрон с провожающими нас родителями. Целый час мы стояли около эшалона, ожидая отправки. Какая-то девчонка всё время приставала к нашему физику Васину с вопросами, когда же, наконец, поедем? На что тот неизменно отвечал: "Как только, так сразу..." И вот оно... свешилось.
По приезде в совхоз, нас сначала разбили на два отряда, т.к. в этот год "Кванты" набрали около полутора сот человек, а каждый стан мог вместить не более сотни. Мы с Оксанкой оказались в первом отряде.
В предыдущий год мы с ней тоже ездили в Астрахань, в тот же совхоз и тоже на уборку арбуза. "Кванты" обычно ехали в самом начале июля, когда до срыва оставалось ещё почти месяц, и всё это время мы занимались самым муторным делом -- прополкой и прорежкой арбузных полей. Почему муторным? Да потому что на суглинистой почве было очень тяжело вытаскивать сорняки с корнем. А если этого не сделать, то после очередной поливки начинали вылезать "петушки" и нас заставляли опять проходить это же поле, но уже бесплатно. К тому же вытащить "петушок" было ещё тяжелее, чем нормальный сорняк, имеющий нормальный стебель с листьями, за которые можно было хоть как-то ухватиться.
В этот раз Оксанка взяла с собой своего парня Сашку Кабанова -- затея, надо сказать, очень рисковая, т.к. "Кванты" славились своим буйным нравом и чужих в отряде не терпели! Но в прошлый раз Сашка совершенно измучил Оксану своей ревностью, а в этот год и вовсе заявил, что никуда её одну не пустит. Честно говоря, я как-то с трудом представляла себе, а зачем Оксанке надо было вообще спрашивать у него какое-то разрешение? Но это было их дело и меня оно не касалось, а потому я особо не лезла со своими соображениями.
Прибыв на стан, первым делом Васин предложил нам сформировать бригады. В каждой бригаде должно было быть 8-10 человек, из которых хотя бы человека три -- новички, которые закончили первый курс на базе 8-ми классов, или как их ещё называли в отряде -- "штрихи". В нашей бригаде оказались мы с Оксанкой, Сашка, Ольга, Людка со своим парнем Игорем и три "штриха" -- Володька, Валерка и Вадик. Сашка вызвался взять на себя бригадирство, а мы и не сопротивлялись. В самом деле -- кому очень сильно хотелось забивать себе голову всякими организационными вопросами? Распорядок дня на стане был таков:
в 8 утра -- подъём
с 9 до 10 -- завтрак
с 10 до 12 -- работа в поле
с 12 до часу дня -- обед
с часу до 4 -- полуденный перерыв, т.к. в это время самое пекло и находиться на поле было просто опасно
с 4 до 8 вечера -- снова в поле
с 8 до 9 -- ужин
и дальше до 8 утра каждый делал, что хотел.
Девчонок в этом году в нашем отряде было совсем мало -- всего 15 человек на больше, чем полсотни парней. Так что девичий барак оказался занят лишь наполовину, а соседний с нашим и вовсе пустой. Туда снесли все лишние койки. Мы с Оксанкой прыгнули в самый дальний полог, а по соседству с нами разместились Ольга с Людкой. Мы с Оксаной, хоть и являлись студентками разных отделений - я на станках с ЧПУ, а она на ЭВМ -- были знакомы ещё со школы, т.к. учились в параллельных классах, а Людка с Ольгой были одногруппницами и учились на отделении штамповки.
Буквально с первых же дней как-то оно не шибко заладилось в бригаде -- то Людка откровенно сочковала, то "штрихи" отказывались вовремя выходить на работу, то Игорь начинал бузу, что он старше Сашки, а потому не признаёт его бригадирства. С самого начала мы договорились, что делим заработок на всех -- и на больных, и на здоровых. В общем-то, это правило работало по всему отряду.
И началось... Буквально через неделю Людка слегла с температурой -- нормальное дело для новичка в Астрахани, т.к. таким образом организм приспосабливался к здешнему климату. Мало кому удалось избежать этой участи. К слову сказать, в прошлом году я из-за этого вообще загремела в районную больницу -- у меня тогда температура поднялась до 39,7*С. К тому же накануне меня угораздило потащиться с местным механизатором, 25-летним красавцем Генкой, в степь, где он чуть не изнасиловал меня. В итоге вместе с высоченной температурой я заработала мощнейший сердечный приступ и отрядная медсестра, студентка астраханского мед.училища, отправила меня от греха подальше в ближайшую больницу, из которой я уже через неделю дала дёру к великому ужасу командира сводного Ульяновского отряда. А посему на поле меня больше не выпустили, опасаясь, как бы я на ослабленный организм вообще не откинула коньки на жарком астраханском солнце, и через неделю с первой же оказией отправили домой.
Мы с Оксанкой прекрасно знали, что эта Людкина температура -- не что иное, как оклиматизация, поэтому никто особо сначала и не заволновался. Но прошло уже три дня, по всем понятиям температура давным-давно должна была пойти на спад, а Людка по прежнему лежала в кровати и стонала, что у неё невыносимо болит голова.
Мы знали, что лекарств на стане очень мало и потому нам не оставалось ничего другого, как ждать, когда она отлежится. Ещё через пару дней мы возвращались с работы, когда совхозные механизаторы, жившие вместе с нами на стане, подозвали нас и попросили урезонить нашу подругу. Выяснилось, что как только мы выходили со стана, наша краса-Людмила вскакивала с постели, цепляла халатик, едва прикрывавший трусы, босоножки на высоченном каблуке, размалёвывалась до полного безбразия и разгуливала по стану, приставая ко всем мужикам, кто ещё не успел выйти в поле. Так вот как она болеет!
Значит, пока мы на бахче горбатимся и за себя, и за неё, она тут вешается мужикам на шею!! Собрали всю бригаду и подавляющим большинством голосов решили, что все начисленные Людке за эти дни деньги мы снимаем и в дальнейшем больше ни копейки она за просто так не увидит. Против проголосовал только Игорь. Он просил оставить Людке заработок и обещал, что будет работать и за себя и за неё, но уже через пару дней стало ясно, что ему одному не потянуть норму двоих человек. В итоге все деньги с Людки сняли. Как она психовала!! Уж не знаю, с какой стати, но она почему-то считала, что ничего подобного с ней никак не должно было произойти!
С этого дня Людка, как штык, торчала вместе со всеми на поле, но проку от неё было ещё меньше, чем от козла молока. К тому же Игорь взбунтовался и начал подбивать наших "штрихов" к откровенному саботажу. А именно -- срывать одни "гребешки", т.е. верхушки, оставляя корни в земле. Ну, и разумеется, после очередной поливки на поле вылезали те самые "петушки", которые мы должны уже были выдирать бесплатно. Кроме того на это бесплатное поле наши "штрихи" наотрез отказывались выходить. Мы не сразу поняли, в чём дело и фактически пахали вчетвером за 9 человек.
По стану пошли недовольные разговоры между "квантами", что Людка цепляет не только взрослых мужиков и "старичков", но и до "штрихов" уже добралась -- а это было в отряде табу! Можно было гулять со "штрихами", но гулять нормально, как обычно это происходило между парнями и девчонками. Но плюхаться со всего маху мальчишке на колени, виснуть на нём, лезть к нему целоваться на глазах у всего стана -- это было черезчур! Людка же умудрялась плюхаться на колени не одному, а двоим-троим одновременно. Т.е. она просто подходила к парням, сидящим на лавочке около обеденных столов, и раскладывалась им на коленях, как на диване. Тут уже начали возмущаться все -- и "старички", и "штрихи". Как-то раз во время обеденного перерыва, когда мы возвращались с поля в барак, нас строих -- Оксану, Ольгу и меня -- подозвали наши "блатные" девчонки и начали нам за Людку выговаривать, что стан, конечно же, не монастырь, но и доходить до такой уже степени! Не сегодня-завтра дойдёт слава о нашей Людке до местных -- и тогда нам всем тут весело будет жить! Уж они-то разбираться не будут, кто тут порядочный, а кто нет -- начнут насиловать всех подряд!! И вообще, как мы терпим её до сих пор? Мы ответили, что сами ничего не можем с ней поделать -- на поле она работать не хочет, а тут ещё и Игорь из-за неё всё время бузу поднимает. Замучились уже с ними воевать! К тому же Игорь и наших "штрихов" всё время подбивает к отказам от работы. Девчонки обещали помочь разобраться с Игорем.
Для начала вечером они устроили ему "баню", т.е. просто вывели за барак и избили. Через пару дней кто-то из "старичков" выкрал в отрядной аптеке "зелёнку" и швырнул открытый пузырёк Игорю на полог, пока он спал -- наутро Игорь проснулся весь в зелёных пятнах, как огромная лягушка. Ещё через несколько дней его избили уже парни. На следующий день он признался в бригаде, что согласен, чтобы его били пацаны, лишь бы не иметь больше дел с девчонками. Недели вполне хватило, чтобы он, наконец, понял, что Людка не стоит таких жертв. К тому же и она сама постоянно давала ему пищу для размышлений... В конце концов он от неё отступился.
Нам было жаль Игоря, честное слово! Обиднее всего было, когда Людка на глазах у него и у всего остального стана начинала "крутить шашни" с другими парнями и уж тем более -- со "штрихами"! Девчонки в общем-то и не собирались больше его бить -- на самом деле никто не хотел этого делать с самого начала вообще, все прекрасно видели, что он нормальный парень, но вот так ему не повезло влюбиться по уши в эту потаскуху. И если бы он сам не упирался и не мешал остальным спокойно работать, никто бы ему не устраивал этой трёпки.
Тем временем и у Сашки начались проблемы с парнями в мужском бараке -- "кванты" выяснили, наконец, что он чужой и Сашка всё чаще начал выходить на поле то с рассечёной губой, то с подбитым глазом. Мы с Оксаной договорились с нашими девчонками, чтобы Сашка жил у нас в бараке. А т.к. лишних коек не было, то он поселился у нас под пологом. Честно говоря, мне не слишком нравилось столь тесное соседство, но Оксана пообещала, что он будет спать на её койке с самого края, а она -- между нами, так что мне опасаться будет нечего. Мне ничего другого не оставалось, как согласиться.
Как-то вечером, вскоре после начала работ к нам на стан приехал местный деревенский ансамбль из совхозного клуба. Репертуар у них был совершенно убойный -- "Поспели вишни в саду у дяди Вани", "Гоп-стоп" и всё остальное в том же духе. И вместе с ними приехали чеченцы и пришёл второй квантовский отряд. Посреди этой толкотни и грохота меня разыскала Оксана и со слезами сообщила, что кто-то из механизаторов предупредил её, что сегодня во время танцев наши пацаны хотят устроить с местными чеченцами драку, во время которой Сашку просто прирежут. А за самой Оксаной весь вечер по пятам ходит чеченец Хасан, от которого она никак не может избавиться. Было ясно, что пока Оксанка держится рядом с Сашкой, никто его не тронет. Но стоит ей хоть ненадолго потерять его из виду, как она может потерять его навсегда! Я пообещала взять Хасана на себя.
Сказано -- сделано! Я разыскала Хасана и пригласила его танцевать. В общем-то ему было всё равно за кем таскаться и он согласился. А после танцев я увела его в степь. Мы пришли на соседнее поле, залезли на дно КЗУ ( канал земельного увлажнения). Я сначала пыталась что-то такое умное говорить, но он, не слишком церемонясь, приобнял меня и положил руку мне на грудь. Я начала убирать его руку с груди. Тогда он согнул в локте вторую руку, лежащую у меня на шее, и начал меня целовать. Странное дело -- как я ни пыталась отвернуть от него лицо, моя голова очень мягко, но прочно оказывалась зажатой у него в локте, так что рыпнуться куда-то в сторону у меня совершенно не получалось. А встать и просто уйти мне, почему-то, в голову не пришло. По всему телу прошла какая-то странная мягкая и тёплая волна и мне вдруг стало так хорошо и спокойно -- надёжно. Он аккуратно положил меня на песок и, не выпуская, продолжал целовать.
Часов до пяти утра мы лежали с ним и целовались. И только на рассвете мне удалось, наконец, добраться до кровати. Сашка мирно посапывал Оксане в бок, а Оксанка лежала и тихо плакала после всех пережитых потрясений. Что и говорить -- работники из нас на следующее утро были никакие. Я весь день только и ждала, когда же можно будет вернуться в барак и выспаться хоть немного...
Пойти на обед в этот день ни у меня, ни у Оксаны просто не было сил. Ольга с Людкой ушли на котлован купаться и Сашка воспользовался случаем, чтобы в кои-то веки спокойно вытянуться у них под пологом. Я, как только легла, тут же и отключилась. Я даже и не поняла, что меня разбудило... За пологом рисовался какой-то неясный силуэт. Отодвинув марлю, я начала понимать взгляд вверх -- джинсы... Ни о чём не говорит... Тельняшка -- глухо, как в танке... На широких плечах довольно крепкая шея -- и что же дальше? Совершенно шикарная шевелюра чёрных, как смоль, волос... До меня словно издалека начала доходить какая-то мысль, которую мне всё никак не удавалось поймать за хвост. И тут Оксанка начала толкать меня в бок -- Хасан! Да проснись же ты! Хасан приехал...
Какой ещё Хасан? Вы что, с ума все посходили, что ли? Я умираю спать хочу! Но поспать мне было не суждено. Матерясь, я натянула халат и вылезла из-под полога. Мы пошли к котловану. На котловане плескался народ, а неподалёку стояли душевые. В общем-то это было очень не хитрое сооружение из шифера и трубы, ответвлённой от основной, алебастровой, по которой из котлована перегоняли воду на поля.
Мы зашли в эту шиферную комнатушку и я встала у стены. Он опять полез к моей груди и хотел поцеловать. Но на этот раз просунуть руку мне под голову ему не удалось и я без особого труда вывернулась. Он попытался меня поймать -- не тут-то было! Я поднырнула у него подмышкой и опять оказалась на свободе. Минут 10 продолжалась эта погоня в пределах 2кв.м. Странно, но опять почему-то ни уйти, ни закричать, ни даже просто хоть что-нибудь ему сказать мне не пришло в голову.
Тут он начал терять терпение и заявил, что мне никуда от него не деться и он всё равно меня переломит. У меня внутри тут же всё встало на дыбы: "Переломишь?! Попытайся!!!" Вышла из душевой и пошла на стан, не оглядываясь... Он поплёлся вслед за мной, мыча на ходу: "Ань... Ну, Ань... Ну, погоди -- чего сказать хочу..." Я шла, не оглядываясь... Иду, а сама думаю: "Сейчас как догонит, да каак е***нёт со всего маху -- только брызги во все стороны полетят от моей буйной головушки!" Однако я вздёрнула ещё выше голову и до стана, как ни странно, добралась без приключений. Пришла и, как ни в чём не бывало, опять завалилась спать.
Вечером он снова приехал -- я отказалась выходить на стан, а он почему-то не решился на этот раз зайти в барак. Где-то через час к моему пологу подошёл Мусса и начал просто умолять поговорить с Хасаном. Он клялся Аллахом и всей своей семьёй, что ничего плохого Хасан мне не сделает. Я удивилась -- мне в голову не приходило, чтобы он смог сделать со мной что-то плохое. Просто чтобы прекратить уже эту комедию с клятвами, я согласилась выйти и выслушать Хасана. Мы опять пошли на поле.
На этот раз я отказалась спускаться в КЗУ и присела на край насыпи канала. Хасан остался стоять. Он начал мне что-то говорить о том, что совсем разучился обращаться с женщинами, на что я заметила, что я -- не женщина. Я -- девушка. Потом начал рассказывать мне что-то про тюрьму и штрафбат и как он соскучился по женскому телу... Он говорил, что в тюрьме можно было бы воспользоваться особой категорией мужчин, но он не хотел -- ну, Вы же понимаете! -- Честно говоря, я ни черта не поняла!..
Тут я начала толкать какую-то чушь, что надо читать побольше -- он ответил, что давно уже не держал книги в руках. Тогда я посоветовала ему начать хотя бы с Дюма...
Собственно, что вы от меня хотите? Мне было 16 лет!
Он слушал меня, слушал... Присел рядом и вдруг говорит: "Знаете, странное дело -- Вы говорите, а я ничего не могу понять! Вот каждое слово по отдельности вроде бы знакомое, а всё вместе -- китайская граммота!"
И тут я брякнула: "Ты что, баран, что ли?"
Кааак он вскочил! Кулаки сжаты, на скулах желваки гуляют, в глазах -- молнии! Я слегка опешила... Он немного перевёл дух и говорит: "Ваше счастье, что Вы -- женщина! А были бы мужчиной..."
Наконец, он успокоился и опять сел рядом со мной. Я его спрашиваю:
-- А почему ты со мной на "Вы" разговариваешь? Ведь я же намного младше тебя...
-- Потому что Вы -- женщина.
-- Я тебе уже говорила, что я -- девушка.
-- Тем более! У нас в народе принято уважать женщин. А "ты" говорят только тем женщинам, которых совсем-совсем никто не уважает.
-- Слушай, а давай мы с тобой так договоримся -- ты меня уважать будешь, а "Вы" говорить не будешь. А то я себя какой-то очень старой сразу чувствовать начинаю.
-- Хорошо, я попробую.
Мы вернулись на стан. Около пустого барака стояла компания чеченцев и между ними крутилась Людка. Мы подошли к этой компании. Я встала чуток поодаль, а Хасан подошёл к парням и они заговорили на своём языке. Я отвернулась и начала наблюдать за двумя щенками Бог знает какой породы, которых недавно откуда-то привезли наши механизаторы. А Людка сначала подошла ко мне, попыталась завязать со мной разговор. При этом весь её вид говорил, что мы с ней теперь на одной ступеньке -- дескать, вот видишь, и ты с чеченцами гуляешь!
Я посмотрела на неё, но ничего говорить не стала. Да и что мне нужно было ей говорить? Людка опять вернулась к чеченцам. Она всё пыталась прислониться то к одному, то к другому. И, наконец, заявила, обращаясь к одному из парней, что ей надоело слушать, как они говорят по-чеченски, что это не вежливо с их стороны и вообще, откуда она знает, может они о ней говорят что-то нехорошее?!!
Я совершенно дико уставилась на неё! Она что, с ума совсем сошла?!! Да и что такого "нехорошего" можно было о ней сказать, чтобы оно оказалось хуже, чем есть на самом деле? Парень так на неё глянул, что мне стало не по себе...
Тут ко мне подошёл Хасан и мы опять пошли в степь. По дороге он спросил, не обидело ли и меня, что они разговаривали по-чеченски? Я говорю:
-- С ума сошёл, что ли? С чего это я должна обижаться?
-- Ну, вот твоя же подруга обиделась...
Я ответила, что никакая Людка мне не подруга и вообще я бы гораздо больше удивилась, если бы они между собой начали мучаться с русским языком. Это всё равно, как если бы я с нашими девчонками вздумала разговаривать по-английски... Он рассмеялся и сказал, что очень рад, что я -- другая, не такая, как Людка. И рад, что я не опозорила его перед своими, как Людка опозорила Руслана. На стан я опять вернулась только под утро.
Утром наши "блатные" спросили меня, где я провела всю ночь? Я удивилась, но ответила, что с Хасаном в степи. И тут Оксанка мне рассказала, что вчера вечером, когда они все сидели на стане, слышали какие-то странные вскрики и всхлипы, доносившиеся из пустого барака. Очень быстро девчонки выяснили, что с чеченцами были только мы с Людкой и решили провести своё расследование, поэтому меня и спрашивали.
В полуденный перерыв в барак ворвалась Нинка, крутившаяся возле наших "блатных", и заорала во всю глотку -- девки! У нас в бараке БАБА!!! Это прозвучало так ошеломляюще и в то же время так смешно, что мы все покатились со смеху! Но когда просмеялись, то нам стало не до смеха... Гулять-то в общем-то все мы гуляли -- а что ещё нам оставалось делать, если из всей цивилизации на стане имелся в наличии один полудохлый движок, работавший на солярке, который глох каждые 2-3 дня, и 100-лений магнитофон с парой катушек музыки? Но чтобы при этом ещё и спать с мужиками... ну, в смысле -- СПАТЬ! Это было нечто!!!
Странная, наверное, какая-то логика, но почему-то меня из списка подозреваемых тут же вычеркнули. Т.е. мне наши "блатные" прямо так и заявили -- ты не в счёт! Мы тебя знаем, ты -- порядочная. Почему так сходу меня занесли в "порядочные" я не поняла, но и уточнять особо не стала. А кроме меня, оставалась ещё только Людка.
Девчонки подступили к чеченцам с распросами и те подтвердили, что Людка была в это время с Русланом. А потом и сам Руслан рассказал, что ему так надоело Людкино приставание, что он, чтобы отвязаться уже от неё раз и навсегда, решил слегка её припугнуть, для чего затащил в пустой барак и сделал вид, что собирается её изнасиловать. После этой истории Игорь окончательно выкинул Людку из головы.
Прошло несколько дней. Весь стан, не сговариваясь, начисто игнорировал Людку -- никто не хотел садиться рядом с ней за стол, никто не хотел с ней разговаривать. А если она сама подходила к кому-то, от неё шарахались, как от прокажённой. В бригаде никто больше не следил, выходит ли она на поле и что она там делает, но и заработок на неё больше уже никто не делил.
Как-то раз, вернувшись с поля, мы опять вынуждены были объясняться с мужиками-механизаторами. Дело в том, что пока мы работали, двое щенков, к той поре уже прочно поселившиеся у нас в бараке, вытащили на середину стана какую-то тряпку и начали её таскать туда-сюда, играясь. Приглядевшись, мужики поняли, что это девчачьи трусы. Они попытались отобрать эту находку у собак, чтобы вернуть её нам, но когда взяли тряпку в руки, оказалось, что она настолько заношена, что уже стоит колом! Тут у мужиков сдали нервы и они просто потребовали, чтобы мы разобрались.
Опять объявили всеотрядное расследование и опять выяснили, что эта тряпка принадлежит всё той же Людке. Тут уже асолютно у всех лопнуло терпение!!! Девки приволокли Людку в барак и приказали вытащить все её шмотки из-под кровати. Посреди барака образовалась здоровенная куча грянющего белья и в центре её валялись злополучные босоножки на высоком каблуке. Чуть ли не за волосы потащили Людку за барак и заставили стирать.
Людка набрала в таз воды, развела мыла и вроде начала что-то такое жамкать. Наблюдать это всё со стороны не было никакой возможности -- Людка абсолютно не умела стирать бельё! У нас глаза на лоб повылезали -- так а какого же она тогда вообще потащилась в Астрахань? На что она расчитывала? В полном недоумении мы повернулись и ушли. К вечеру на верёвке за бараком болтались несколько тряпок из Людкиного гардероба.
Следующие несколько дней мы по очереди всем бараком стояли у неё над душой, пока она не перестирала всё бельё. На какое-то время мы успокоились. Но где-то через неделю девчонки начали замечать в туалете выкинутое в прорезь бельё. Уж не знаю, каким образом, но выяснили, что это опять Людка! Опять началось всенародное дознание!! Людка призналась, что написала матери в Ульяновск и та пообещала прислать ей посылку с бельём -- это была последняя капля нашего терпения! Что тут началось...
Людку гоняли с кухни -- пришлось ей питаться арбузами. Всё бы ничего, но с арбузной диеты прочищает так капитально -- до самой макушки!!! Ночью ей на полог швыряли тухлые арбузы. Если кто не знает -- арбуз гниёт таким образом, что в итоге остаётся только самая тонкая зелёная корочка, а всё остальное превращается в противную осклизлую массу, тянущуюся как сопли. При падении эта корка лопается и вся эта жижа разливается вокруг арбуза. Естественно, корка при ударе даже о ткань полога лопалась и вся эта дрянь всю ночь стекала Людке на койку. По вечерам пацаны в кружку ловили у лампочки комарьё и прочую мошкару и выпускали Людке под полог. Весь отряд занялся выживанием её со стана.
В конце концов на стан приехал Васин, командир второго квантовского отряда, и просил нас скинуться хотя бы по трёшке, чтобы оплатить Людкино питание и купить ей билет на обратную дорогу -- ни один человек не дал ни копейки! Все отказались.
После Людкиного отъезда мы помогли Ольге перестирать постельное бельё и полог, просушить подушки и матрасы. Всё это время, пока выживали Людку, она спала со мной на моей кровати, так что под нашим с Оксанкой пологом оказалось уже четыре человека. Оставшись без соседки, Ольга предложила мне перебраться под её полог, а Оксанке с Сашкой остался наш в полное их распоряжение.
Пока выживали Людку, чеченцы как-то не очень часто появлялись у нас на стане, но как только она уехала, они снова зачастили. Как-то вечером почти весь отряд пошёл на соседний стан на танцы. Нам с Ольгой не захотелось идти -- я не любила грохота, да и местный репертуар мне капитально действовал на нервы. Ольга тоже сказала, что устала за последние дни и мы завалились с ней спать. Проснулись в сумерках -- на стане почти никого не было, кроме нескольких мужиков-механизаторов. Мы посидели с ними на стане, поболтали и опять ушли спать.
На следующий день в полуденный перерыв приехал разъярённый Мусса. Вызвал Ольгу из барака и она довольно долго не появлялась обратно. Когда же вернулась, глаза у неё были заплаканные, а на щеке краснел след от пощёчины. Я обалдела, полностью! Такого я ещё не видала!!!
Вечером приехал Хасан, спросил меня, где я была вчера вечером -- я ответила, что спали с Ольгой в бараке. Хасан не надолго отлучился, а когда вернулся, сообщил мне, что утром уезжает в Грозный. Честно говоря, я не сильно расстроилась.
На следующий вечер мы с Оксанкой сидели у "блатных" в пологе. Девчонки попросили меня поиграть на гитаре -- почему бы и нет? После истории с Людкой и Игорем мы вроде как немного подружились. Во всяком случае, они нас не задевали и мы к ним неплохо относились.
На звуки гитары под полог влезли несколько парней-чеченцев и Ольга и попросили разрешения тоже что-нибудь сыграть. Я передала гитару. Тот, что сидел рядом со мной устроился поудобнее и затянул -- "вот идёоот каараваааан, по сыпуууучим пескааам" -- и вся остальная песня в этом же духе. Короче, из серии что вижу, про то и пою. Он закончил и передал гитару следующему. И опять -- вот идёоот каараваааан, по сыпуууучим пескааам... -- и ещё на 22 куплета... Когда же гитару взял третий и опять затянул всё про тот же караван, девчонки запротестовали и потребовали вернуть гитару мне. Я не думаю, чтобы моя игра отличалась от их какой-то особой виртуозностью, особенно если учесть, что я вообще хоть как-то занялась игрой на гитаре буквально пару месяцев назад. Но по-крайней мере в моём арсенале было несколько больше песен, чем одна.
Ольга вытащила меня ненадолго из-под полога под предлогом, что ей нужна компания для похода в камыши ( дело в том, что наши туалеты были обнесены камышовыми стеблями, а потому и получили такое прозвище), и начала умолять меня забрать у неё Муссу. Я видела, что она уже близка к истерике, и согласилась. Для меня это было ещё одно приключение, а для неё избавление от ночного кошмара.
Когда мы вернулись под полог, Мусса страдал всё тот же караван. Увидев меня, он попросил спеть что-нибудь -- я согласилась и запела Визборский "Домбай". Я видела, что он смотрит на меня во все глаза, и решила не упускать этот шанс. Закончив песню, я сказала, что устала, хочу немного прогуляться и спросила, не составит ли он мне компанию? Разумеется, он согласился.
Мы пошли к котловану. В нескольких метрах от воды стояла сторожка механизатора. Мы устроились в этой сторожке. Честно говоря, мне не понравилось, как Мусса целовал -- он обсасывал мне нижнюю губу так, что очень скоро она вздулась. Но я не стала ничего ему говорить, а просто подумала про себя, что надо будет как-то поискать возможность уж если не избежать его ласк и поцелуев -- к той поре я уже поняла, что все отговорки об уже существующих парнях, если только этот парень не является чеченцем, бессмысленны -- то хотя бы как-то нейтролизовать действие этого насоса. А пока я отодвинулась от него и, когда он вновь потянулся к моим губам, сказала ему, что не позволю ему морочить голову ещё какой-то девчонке, если он хочет быть со мной.
Он ответил, что никому не морочит голову.
-- А Ольга?
-- А что Ольга?
-- Ты с ней уже всё закончил?
Тут наступило молчание. И тогда я сказала ему фразу, которую больше никогда и никому в жизни не говорила:
-- Выбирай: или она, или я.
Честно говоря, это был блеф чистейшей воды! Я совершенно не была уверена, что он не выберет её. Но мой напор видимо ему понравился и он сказал, что с этого момента он больше ни к кому кроме меня ездить не будет.
Если он думал, что на этом концерт закончился, то очень жестоко ошибся! Я тут же потребовала, чтобы он пошёл и извинился перед Ольгой за то, вчера посмел её ударить. Это был очень сильный удар! Он отшатнулся от меня, очень странно посмотрел, а потом весь как-то сник и сказал, что да, он сейчас же пойдёт и извинится.
Вот с этого момента я уже точно знала, что он сделает всё, что я захочу. Мы вместе вернулись на стан. Я осталась за бараком дожидаться, когда он поговорит с Ольгой, чтобы не мешать им.
Минут через пять ко мне прибежала Ольга, перепуганная на смерть, по-моему, ещё больше, чем вчера. Оказалось, что он нашёл её на стане и как был, так и рухнул перед ней на колени, умоляя простить его. И даже все её уверения, что она больше не обижается не смогли заставить его подняться. Он сказал, что встанет с колен только после того, как она сама лично пойдёт ко мне и скажет, что больше не сердится на него. И вообще, чтобы мы пришли вместе, а иначе он так и будет стоять посреди стана до самого утра! Пришлось идти забирать бедолагу. Но вы только представьте себе, какими дикими глазами наблюдали всю эту сцену чеченцы!! По-моему, они после этого питали ко мне нечто вроде священного ужаса -- так лихо поставить на колени самого старшего из них, видимо им не часто приходилось с подобным сталкиваться!
Скучать Муссе рядом с таким чудом, каким была я, явно не приходилось... Я постоянно откалывала такие номера, что у него ум ехал за разум. То он приезжал ко мне во время дневного перерыва, а я валялась в кровати в одних плавках, прикрываясь лишь простынёй -- когда он впервые увидел, у него дыхание перехватило! Мало того -- в бараке было жарко и я без конца вытаскивала руки из-под простыни, оголяя плечи, и ещё порывалась с ним в шутку подраться. Вот этого он уже точно не мог спокойно видеть -- он каждый раз, как маленького ребёнка, укутывал меня этой простынёй и держал её руками, чтобы я опять не раскрылась. То среди ночи кто-нибудь из его компаньёнов разбудит кого-то из наших больных девчонок -- я, как ураган, срывалась с кровати, молниеносно влетая на ходу в халат, вытаскивала придурка за шкирку из-под полога, разворачивала его спиной к себе и давала такого мощного пендаля, что тот летел метра два по направлению к выходу из барака. А ударчик-то, надо сказать, у меня был совсем не хилый! За пару лет до строй.отряда я занималась барьерами -- ну, барьеристки из меня не вышло, но сами барьеры я научилась пинать классно! Мусса тут же летел разруливать ситуацию, чтобы мне не перепахали глотку его горячие соотечественники...
Вместе с Муссой приезжал на стан и его друг Руслан, тот самый, который так напугал нашу Людку. По-тихоньку мы с и ним познакомились и подужились. Иногда вечерами втроём мы сидели за нашим бараком на столах, где днём стирали бельё. Мусса ложил голову мне на колени, а Руслан -- на плечо и мы сидели и болтали ни о чём... Как-то раз Мусса сказал:
-- А всё-таки странная ты какая-то...
-- Почему странная?
-- Ну, как же? Все нас боятся, а ты нет.
-- А чего вас бояться? Вы что, звери какие дикие?
-- Ну, звери, не звери, но боятся же... А ты вот разговариваешь с нами, как с равными...
У меня глаза на лоб полезли!
-- А как мне надо с вами разговаривать? И почему не на равных? У вас что, печёнка другой формы или кровь больше не красная?
Они засмеялись... А потом Руслан говорит:
-- Нет, ты и в самом деле странная. Вот сама посмотри -- вот сегодня, например. Приехали мы с парнями на один стан искупаться в коловане -- мы частенько туда ездим. Стан пустой -- ни мы никому не мешаем, ни нам никто не мешает... А туда, оказывается, сегодня девчонок-москвичек завезли. Ну, мы идём вслед за ними и я им крикнул -- девчонки, погодите! Вместе пойдём купаться! А они в рассыпную каак кинутся с воплями -- знаем-знаем!!! Нам про вас уже рассказывали!
И так мне обидно стало! Я им -- ну, только попадитесь вы мне!!
Я покатилась со смеху!!
-- И после такого ты хочешь, чтобы они перестали тебя бояться?
Руслан тоже расмеялся... А потом, успокоившись, добавил:
-- Ты, конечно же, права... Но всё-таки обидно как-то...
Разок, возвращаясь с поля, мы ввалились в барак жутко возбуждённые и злые -- наши "штрихи" опять "закусили удила". Наши "блатные" девчонки, заслышав шум, начали нас распрашивать, что произошло. И мы сгоряча так и выложили все наши проблемы, даже не успев удостовериться, что в бараке нет никого постороннего. Это была просто грандиозная ошибка!!! Оказалась, что под нашим с Ольгой пологом нас дожидался Руслан, которого мы не заметили с яркого солнечного света в сумерках барака. Он выскочил с перекошенным лицом и прежде, чем мы успели вообще сообразить, что произошло, вылетел на стан.
Этой ночью нас с Ольгой никто не беспокоил. А на утро пацаны рассказали, что Руслан, как вихрь, ворвался в барак к нашим "штрихам" и прежде, чем они успели выскочить, дал одному-двум хорошенько по роже. А потом всю ночь гонял их по степям на мотоцикле, как кроликов. Всю ночь они прятались от него по КЗУ.
Если до сих пор я старалась держать каждое слово под контролем, подозревая, моя отновенность о моих проблемах с кем бы то ни было может слишком дорого стоить и тому, кто мне их создаёт, и, в конечном итоге, мне, то теперь я просто захлопнула рот, чтобы не дай Бог не подвести "под монастырь" и моих горячих друзей, и моих придурков-неприятелей. С тех пор я всю жизнь знаю абсолютно точно, что если чеченец -- враг, то страшнее, беспощаднее и бескопромиснее врага придётся долго-долго искать. Но если друг -- преданнее и вернее друга тоже будет очень сложно найти!
Через неделю моих заходов Мусса не выдержал и тоже укатил в Грозный, оставив меня на попечение Руслана.
Руслан же после того, как Мусса оставил Ольгу в покое, решил, что теперь он будет к ней ездить. Бедной Ольге только-то и выпало передышки, что буквально день-два. Я не представляю, как Руслан смог согласиться приглядывать за мной, потому как все эти мои выходки он имел удовольствие наблюдать собственными глазами -- ведь он сидел с другого края нашего полога на Ольгиной кровати и сам всё время подсмеивался и над Муссой и над моими шутками.
Через день после отъезда Муссы ко мне под полог, совершенно не интересуясь моим желанием или мнением, влез ещё один ночной визитёр, Иван. Я уже была человеком в известной степени опытным в обычаях этой братии, а потому поднимать большого шума не стала. Насколько Иван игнорировал чужое мнение в жизни, настолько же он его игнорировал и в постеле. Я поняла, что для того, чтобы избавиться от него и при этом не сильно пострадать чисто физически, мне придётся действовать очень осторожно и в то же время жёстко.
Если до этого я подсмеивалась про себя над манерой Муссы обсасывать мою нижнюю губу, то теперь я столкнулась с таким мощным насосом, что и мои губы и моя шея и обе ключицы моментально обрели чёрный цвет! Одного вечера за глаза хватило, чтобы получить пятна такого цвета, который невозможно было закрасить никакой косметикой. Мне тут же пришлось нацепить на поле рубаху с самым глухим воротом, какой только был в моём распоряжении. А на шею я придумала завязывать косынку на манер шарфа.
На следующий вечер Иван опять притащился ко мне в полог. Как я не хотела его -- я вам передать не в состоянии!!! Он опять полез обсасывать мне губы и ключицы, я начала уворачиваться. Если он тянулся к моей шее, я с силой наклоняла в эту сторону голову, вытесняя его лицо. Если он тянулся к моим губам, я отворачивалась. Но стоило ему попытаться добраться до моих ключиц, как я тут же поднимала плечо к самому подбородку.
Часа два длилось это противостояние, наконец, он спросил -- ты хочешь, чтобы я ушёл?
-- Да. Хочу.
-- А если я не уйду?
Тут я спросила Руслана, лежащего рядом на Ольгиной койке -- ты можешь велеть ему оставить меня в покое?
-- Нет, не могу -- он старше меня.
Тогда я повернулась к Ивану и сказала:
-- Значит, уйду я!
Перелезла через него, вышла из барака и села на алебастровую трубу. В голове была абсолютная пустота -- ни единой мысли, ни одной эмоции вообще... Минут через 15 он вышел и сказал:
-- Иди в постель, я больше не прийду.
Я продолжала сидеть неподвижно, глядя в степь. Он потоптался около меня и ушёл. Из барака вышла Ольга, села рядом...
-- Ну, ты чего? Он же сказал, что больше не прийдёт...
И тут меня прорвало -- слезы в три ручья покатились по щекам. Вышел Руслан, ни слова не говоря, пристроился между нами и просто обнял нас обеих. Мне сразу стало как-то тихо и спокойно и почему-то почувствовалось, что я совсем ещё маленький ребёнок. Так было хорошо сидеть с ним в обнимку, не говоря ни слова...
Не в далеке в степи паслись стреноженные кони, на которых все они прискакали в этот вечер. Мне захотелось подойти к какому-нибудь коняге и погладить его. Я спросила Руслана, можно ли это сделать? Он ответил, что в общем-то никто из парней, конечно, возражать не будет, но сами кони, скорее всего, не дадутся. Мы попытались подойти к ним поближе, но, как и говорил Руслан, кони испуганно заржали и пустились неровно вскачь. Чтобы не загонять их ещё глубже в степь, мы остановились и вернулись на стан.
После ухода Ивана несколько дней больше никто меня не беспокоил. Но за время всех этих визитов я настолько привыкла ко всякого рода приключениям, что жить спокойно мне уже было невмоготу. К тому же Ольга призналась, что хотя Руслан её и не обижает, но всё же она его боится. Я тут же вспомнила тот наш разговор и пообещала, что хоть отбить его мне вряд ли удасться, но я что-нибудь придумаю. И придумала...
Когда вечером Руслан по обыкновению полез к Ольге целоваться, я вдруг пробежала пальцами ему по рёбрам -- как он взвился!!! Оказалось, что он просто панически боится щекотки! И понеслось... Только Руслан полезет к Ольге, как я тут же фырр ему пальцами по спине -- и начинается свалка!! Он, конечно, мужик был далеко не слабый, но ведь и я накачалась на сборе арбузов -- будь здоров как! Шутка, да? Каждый божий день перекидывать по 30 тонн арбуза!
С неделю я так измывалась над ним. Ольга была просто счастлива! И мне весело... А через неделю и Руслан отправился всё тот же Грозный. Вот о ком я действительно скучала, так это о нём.
Несколько дней на стане было довольно спокойно. Из чеченцев приезжали только человека 3-4 к своим постоянным девчёнкам, так что мы с Ольгой смогли немного передохнуть от наших непрошенных приключений. Но к концу недели на стане опять появилась довольно большая компания гостей и опять же полезли по пологам, не особо интересуясь нашим мнением на этот счёт.
Ко мне влез молодой парень по имени Хасан. Было забавно, как история пошла по второму кругу. Второй Хасан оказался столь же искушённым в постельных делах, как и первый. И столько же выдержанным, терпеливым и нежным. Но если бы он только смог себе представить, какого ерша он сажает себе в штаны, связываясь со мной! Я к тому времени уже несколько осмелела и, наверное, где-то даже обнаглела и решила на этот раз оторваться, насколько хватит моего воображения и фантазии. Собственно, это моё "отрывание" подразумевало под собой ответы на некоторые мои вопросы, восполняющее пробелы в моём скудном сексуальном образовании.
Бедный парень! Какие китайские пытки пришлось ему выдержать, пока я удовлетворяла своё любопытство!!! Что я делала? Для начала я решила выяснить, что на самом деле означает выражение "встал" у парня. Оказалось, что со стоянием означенной части тела в самом прямом смысле слова оно имеет сходство не совсем в той мере, как я думала. Т.е. "не совсем в той мере" -- означает, что совсем не в той мере! Я и представления не имела, что изменяется не только угол, но и размер и твёрдость. Это было таким открытием, что я даже слегка потерялась! Но так же я выяснила, что изменяет свою плотность не только эта часть тела, но и прилегающая к ней, располагающаяся сразу же за "основным" аппаратом. Это меня более, чем заинтересовало. И я начала играть именно с этими "игрушками".
Всё это время он лежал тише мыши, боясь не только движением или звуком как-то выдать то напряжение, в котором я его держала, но даже вздохом, чтобы как-то не спугнуть меня! Чего ему это стоило знал, наверное, только он! Где-то краем сознания я подозревала, что ему даётся такое самообладание очень непросто, но почему-то мне совсем не хотелось останавливаться. Он же при этом ни разу не опустил руку ниже моей талии. Но что он вытворял с моей грудью и моими губами -- это было больше, чем я могла выдержать! Я из последних сил держалась исключительно на собственном упрямстве, с ужасом осознавая, что запретная дверь, на которую я навесила амбарный замок просто диких размеров, медленно и неизменно начинает приоткрываться! Я едва дождалась утра, когда он уехал.
На следующий день на одном из соседних станов опять были танцы и опять практически весь отряд ушёл развлекаться. На стане осталось всего несколько человек, включая и нас с Ольгой. На этот раз нам взбрело в голову залезть на тыквенное поле, на котором росли кормовые тыквы размерами с колесо КАМАЗа. У нас не было какой-то определённой цели, зачем нам потребовалась такая тыква, просто было приколько приволочь на стан такую громадину и посмотреть, что у неё внутри. Мы даже как-то и не подумали, а сможем ли мы вообще дотащить её до столов или хотя бы до барака.
Но беда была даже и не в том, что тыква могла оказаться непреподъёмной -- днём по этому полю прошли поливальные машины и теперь земля там была мокрой. Собственно, мы видели те машины и видели эту мокрую землю, но этот факт нас почему-то не остановил. А зря!
С первых же шагов наши ноги утонули в грязи по колено. Нам бы повернуть обратно и отказаться от глупой затеи, но этого почему-то не произошло. Буквально через 4-5 метров от кромки поля наши ноги увязли в суглинистой жиже по самые плавки при этом я едва не потеряла сланец. Его просто засосало, когда я вытаскивала ногу из грязи. Только чудом бедный сланец вообще остался жив!
Ползком по-пластунски, извазякав всё пузо, мы еле-еле вылезли опять на сухую почву. Ни о какой тыкве речи больше не шло! Надо ли говорить, что остаток вечера мы провели в котловане пытаясь отмыться и отстираться от этого нашего приключения?
На утро выяснилось, что на танцах "Кванты" поссорились с астраханскими шоферами. И не просто поссорились, а подрались. В общем-то ничего странного или необычного в этом не было -- "Кванты" славились на весь совхоз своим задиристым и буйным нравом, но на этот раз дело осложнялось тем, что драка была не между подростками, как оно обычно происходило, а со взрослыми мужиками и нашим пацанам удалось капитально "начистить" внешность этим мужикам.
Мы возвращались в полдень с поля на стан на обеденный перерыв, когда неподалёку от нас остановился КАМАЗ, из которого выскочил разъярённый мужик, размахивающий монтажкой. С трёхэтажными матами он подлетел к нашей бригаде и заявил, что вечером вся их бригада явится на наш стан и разнесёт его в мелкие щепки. А от его обитателей вообще останутся одни воспоминания.
Командир нашего отряда, 30-летный толстый, мерзкий и трусоватый препод Кондрашов, всю смену занимавшийся лишь тем, что пасся на кухне и таскался за молоденькой медичкой, тут же свалил со стана под предлогом "патрулирования обстановки" в деревне, где расположилась штаб-квартира своднового Ульяновского отряда. У нас глаза на лоб вылезли! Перед отъездом он пообещал присласть усиленный наряд милиции, но как-то никто всерьёз к его словам не отнёсся. Пацаны тут же предложили девчонкам уйти на ночёвку в степи, на что девчонки тут же и отказались, а сами разобрали все спинки кроватей на металлические прутья. Астраханские рабочие, жившие у нас на стане, Бог знает откуда вытащили какой-то древний обрез и попытались его опробовать. Но после первого же оглушительного выстрела обрез заклинило и весь остаток ночи мужики по- очереди лупили им по алебастровой трубе в надежде, что удасться каким-то образом вернуть его в рабочее состояние.
Ближе к полуночи на стан пришёл и второй отряд "Квантов" под предводительством физика Васина. А ещё часам к 2-3 ночи подкатили на своих машинах чеченцы и объявили, что берут на себя круглосуточное патрулирование всего стана. И действительно втечение следующей недели-полутора их "легковушки" днём и ночью крутились вокруг нашего стана, не пропуская ни единой чужой машины. Снять патруль они согласились только после того, как командир сводного отряда сам лично пообещал взять под свой контроль нашу безопасность. И даже после этого нет-нет, а мелькали изредка их машины в пределах видимости.
Надо ли говорить, насколько мы были им благодарны! И надо ли говорить говорить, насколько резко вырос и без того высокий авторитет Васина и насколько ещё больше мы возненавидели и перестали уважать Кондрашова? К слову сказать, он и из техникума исчез потом довольно быстро.
Может благодаря этой истории чтобы легче было за всеми нами присматривать, а может ещё из каких соображений было решено свезти оба наша отряда на один стан и именно нашему отряду предстояло переехать. Было очень жаль покидать обжитое место и наших друзей астраханских рабочих, с которыми столько всего пришлось вместе пережить. Да и арбуза на том, втором стане явно не хватало на такой огромный отряд, что в общем-то тоже было огорчительно. Ведь мы же всё-таки приехали туда подзаработать...
Вечером опять приехал Хасан. После всех переживаний я чувствовала себя, как выжитый лимон! А тут ещё он со своей странной любовью... Я решила попытаться как-то разорвать с ним отношения. Естественно, он не пожелал меня слушать и заявил, что если я не достанусь ему, то не достанусь никому. Я спросила, как мне надо это понимать? На что он достал перчинный нож и приложил лезвие к моему горлу. Я не знаю, чего он ожидал, какой моей реакции? Но явно не того, что я сделала! Я ещё больше отклонила голову, полностью открывая горло, и только молила про себя, чтобы лезвие было неслишком тупым. Он неуверенно провёл лезвием мне по коже, не нанеся никакого вреда, и сдался. Эта ночь прошла более-менее спокойно. Мне удалось немного поспать. Хасан всю ночь держал мою голову у себя на плече, боясь шелохнуться и разбудить каким-то неосторожным движением.
На следующий день я с ужасом ждала вечера, прекрасно понимая, что вряд ли выдержу ещё одну такую ночь. Но расставаться с девственностью в 16 лет совершенно не входило в мои планы. В абсолютной растерянности я поделилась своими опасениями с Ольгой. Она пообещала что-нибудь придумать. А что тут придумаешь? То, что он теперь не откажется от меня ни за какие блага в мире было ясно, как божий день! Какой же мужик сможет развернуться и просто так уйти от девушки, сопротивление которой ему, наконец-то, почти удалось сломить с таким невероятным трудом? Мы решили бежать со стана.
Да, признаю. Это было трусостью. Но мне никак не хотелось менять свой статус свободной девушки ни на замужнюю даму, ни на что-нибудь ещё да к тому же в 16 лет!
Задворками, через заднюю дверь мы выскользнули со стана как раз в тот момент, когда Хасан вместе с остальными своими друзьями входил в круг света, отбрасываемый лампочкой над обеденными столами. Боже! Я так надеялась, что он всё-таки не приедет! Глупо, конечно... И надежды эти были напрасными и я сама прекрасно это знала... И всё же продолжала надеяться. Не сбылось...
Пригибаясь к земле, постоянно оглядываясь назад, мы бежали по открытой дороге на наш старый стан. Вообще-то это жуткое неблагодарное занятие пытаться убежать куда-то по открытой степи! Любая машина, свет любых фар разносится на несколько километров так, что если хорошенько присмотреться, можно очень далеко увидеть идущих путников. Но нам повезло. Никто нас не догонял, никто не отправился в погоню. Нам не пришлось прятаться по КЗУ и мы довольно спокойно добрались до бывшего нашего стана.
Оказалось, что мы -- не единственные гости. В тот же день на наше место завезли пацанов-курсантов из астраханской мореходки и ещё человека 3-4 девчонок из нашего отряда тоже пришли навестить "наших" астраханцов.
Ко мне тут же пристроился молодой парень лет 18-ти, Сергей. После всех разговоров у стола мы отправились спать. Поскольку наши места были теперь заняты, то нам не оставалось ничего другого, как согласиться разделить нары в бараке астраханских рабочих.
Естественно, Сергей лёг рядом со мной. А с другого боку устроилась Ольга. Ей повезло немного больше, т.к. она оказалась совсем с краю, т.е. за ней вообще уже больше никого не было.
Всю ночь Сергей изводил меня своим нытьём, что, мол, давай и ты же не железная... Я тут же оценила до конца всю выдержку и гордость и всё мужское и человеческое достоинство своих чеченцев! Ни один из них, чего бы я ни вытворяла и чего бы им это ни стоило, ни разу не посмел даже намекнуть мне о тех сложностях, которые я создавала им самим своим существованием, не говоря уже о моих выходках. А тут...
Я поняла, что он будет продолжать ныть до тех пор, пока не добьётся хоть каких-то уступок с моей стороны. Я вам передать не могу, до чего мне было стыдно за него и противно! Я прекрасно понимала, какое страшное оскарбление наношу тем Мужчинам, которые всё это время оберегали меня как могли! Но и продолжать это унижение я больше не хотела. Я положила руку ему чуть пониже живота -- оказалось, что он уже полностью приготовился. Я даже не наткнулась на плавки. Он туже схватил мою руку, сжал её вокруг своего члена и начал делать ею поступательно-возвратные движения.
Я плохо представляла, что я делаю и что в это время с ним происходит... Когда всё было закончено, я просто сняла руку с его тела и она упала на простыню рядом с ним. Я тут же её отдёрнула, т.к. моя рука шлёпнулась во что-то мокрое и вязкое... Боже мой! Какая же гадость -- меня просто передёрнуло! Я отвернулась от него, откатилась максимально сколько смогла, чтобы не спихнуть Ольгу на пол, и постаралась выкинуть это всё из головы...
Утром мы вернулись на стан. Но я побоялась выходить на завтак, опасаясь, как бы Хасан не вздумал меня караулить, и мы сразу же пошли на поле. Днём наши "штрихи" рассказали, как ночью чеченцы просто перевернули вверх дном весь стан -- кого-то явно искали. Мы с Ольгой переглянулись и тут же решили, что и следующую ночь будем ночевать где угодно, только не на этом стане.
На следующую ночь мы опять потащились к "нашим" астраханцам. На этот раз на меня положил глаз какой-то другой мужик. Я до смерти не хотела опять оказаться рядом с Сергеем и опять всю ночь слушать его нытьё -- это выше моих сил! Я очень опасалась, что в результате запросто могу потерять вообще всякое уважение к русским мужикам.
Увы... Хрен редьки не слаще... Мне удалось избежать Сергея, но за то этот новый мой знакомец всю ночь пытался снять с меня трусы и рассказывал всякие мерзости о девчонках из нашего отряда. По его словам получалось, что из всего отряда я чуть ли не единственная, кто до сих пор не прошёл через его койку. И будто бы никто до сих пор не сумел отказать его мужскому обаянию.
Мне не хотелось объяснять ему, что согласиться переспать с таким идиотом и подонком, каким он является -- это не просто не уважать саму себя, но ещё и оскарбить моих друзей-чеченцев, честно игравших в эту игру. Я ни в жизнь не смогла бы нанести им такого оскарбления! Поэтому я просто отвернулась от него и постаралась уснуть, время от времени проверяя во сне, на месте ли ещё мои трусы.
На следующую ночь мы всё же рискнули вернуться на стан. Я просто не состоянии была бы выдержать ещё какого-нибудь идиота с его мерзкими приставаниями и решила, что уже пусть будет, что будет. От судьбы всё равно не уйдёшь...
Ночью, ближе к полуночи к нам под полог заглянул Иван, дружок нашей коммисарши, и сказал, чтобы я больше не дёргалась -- Хасан больше не приедет. Странное чувство я тогда испытала. С одной стороны просто гора свалилась с моих плеч -- мне больше не придётся уговаривать его отказаться от меня и моей девственности больше ничего не угрожает и моё горло больше никто не будет пыться перепахать. То, что русским ни в жизнь не удастся довести меня до того состояния, когда я потеряю над собой контроль, я теперь знала абсолютно точно! Но с другой стороны мне было безумно жаль, что я его всё-таки обидела. И всё же... этой ночью я впервые за последние два месяца спокойно уснула.
Через пару дней на наш новый стан пришли те астраханские морячки, что поселились на нашем прежнем месте. Пришли строем, в формах, в сопровождении офицеров. После официальной части представления курсантам было разрешено разойтись и познамиться с нами поближе.
Надо ли говорить, что ночью они всем составом опять оказались у нас на стане в качестве новых непрошенных гостей? Ёлки зелёные!!! Это нашествие было куда круче всех чеченцев вместе взятых!
Начать с того, что все они пришли изрядно "под градусом" -- уже одно это выбивало из колеи. Кроме того, их оказалось так много, что на каждую девчонку приходилось по 1,5-2 парня и выгнать не было абсолютно никакой возможности! Весь стан гудел, как улей.
К нам с Ольгой тоже двое поднырнули под полог и то нам ещё повезло, что только двое -- а были полога, где девчонкам приходилось как-то разбираться с 4-5 курсантами одновременно.
Тот, что пристроился с моего боку тут же перешёл к активным действиям. Мама дорогая!!! Да что же это за напасть такая на мою несчастную голову?!!! Они что, по запаху меня определяют, что ли?!!!
Я изо всех сил скрестила ноги и начала уворачиваться от его поцелуев, воняющих перегаром. Часа два он с силой давил мне на голени пятками, пытаясь заставить меня расцепить ноги. И все два часа я только ещё сильнее сжимала щиколотки и колени. Мне казалось, что он давно уже содрал мне всю кожу с ног и скребёт теперь по открытым костям. Наконец, он меня отпустил. И тут я сорвалась... У меня начался такой совершенно жуткий сердечный приступ, что я чуть сознание не потеряла от боли! Всю спину жгло огнём так, что я не знала, как мне вывернуться, чтобы хоть немного её ослабить. Ольга сперепугу полезла ко мне в рюкзак в поисках валидола. Остаток ночи этот идиот просидел у меня на кровати, боясь уйти и боясь пошевелиться, чтобы не доставить мне ещё одну вспышку дикой боли.
На рассвете они, наконец, убрались к себе на стан.
Васин по прошлому году уже знал об этих моих приступах и потому не выпустил меня в этот день на поле, решив дать мне небольшую передышку. Ближе к обеду, когда я помогала девчонкам-поворятам чистить картошку на суп, кто-то из дежурных передал мне, что какие-то два парня ждут меня за бараком и если я не хочу, чтобы они пошли искать меня по всему стану, то лучше мне самой выйти к ним.
Это оказались те два курсанта, которые ночью влезли к нам под полог. Оказалось всё, чего они хотели -- посмотреть на такое чудо, девушку, сумевшую не просто отказать, но противостоять этой твари! Посмотреть на девушку, оказавшую такое сильное сопротивление, что ему пришлось отступить.
А ещё через несколько дней закончился наш стройотряд. Нам выдали расчёт сколько мы заработали и мы вернулись в Ульяновск. Честно говоря, я потом ещё как минимум полгода неизвестно на что надеялась, но мне очень хотелось ещё хотя бы разок увидеть Руслана, узнать, как у них всех там дела... Но он так и не появился...