Аннотация: Грань ухода Древнего народа. Другая психология, другой внутренний мир...
На пороге забвения.
Рассказ.
Золотые блики солнца осветили поляну, от порыва ветра деревья заговорили между собой. Подняв голову, мужчина долго смотрел на небо, его темные глаза отражали блики солнца. Через листву виднелись быстрые перистые облака. Сильный порыв ветра откинул от лица темные, волнистые волосы, необычно длинные для здешних мест. Он казался существом другого мира, не потерявшим с лесом тесную связь. При беглом взгляде его можно было принять за человека, но высокий рост, стройная фигура и резковатые четы лица выдавали в нем чужака. Его возраст трудно было определить, он не казался ни молодым, ни старым, а в ярких, лучистых глазах читался длинный путь. Он видел многое, но еще больше произошло в этом мире без него.
Мужчина замер, словно прислушиваясь к чему-то, он хорошо знал эти места. Долгие годы его собеседником был один лишь лес, так что теперь они понимали друг друга даже молча. Как такое случилось он и сам, не мог сказать. Давно прошли времена, когда люди почитали его народ. Кончились битвы с общими врагами. Он родился гораздо позже великих событий. Ныне люди воевали лишь между собой и, порой были неотличимы от зверей.
Гилд помнил язык предков, но теперь уже гораздо лучше знал язык людей. Из его родичей здесь остались лишь те, кому был неводом далекий свет иных берегов. Древние знания стали для них отголосками давних сказаний, красивой легендой, в которую хотелось верить. В юности он жил среди своих, но потом поселение распалось, и теперь родичей приходилось встречать все реже и реже. Кто-то, подобно ему, еще селился по одиночке, другие жили родами и семьями, но былые города уже давно ушли в лету. Теперь крестьяне называли его народ, в лучшем случае - альвами, а в худшем - нелюдями. О былом мало кто помнил, а невежество людей порождало истории одну фантастичнее другой. То рассказывали, что альвы воруют младенцев, то, что уводят юношей в рабство, заставляя работать на себя. Можно было смеяться над нелепыми домыслами, но в душе Гилду было совсем не смешно.
На его памяти сменилось не одно поколение крестьян в соседней деревне. Срок их жизни был короток, старость наступала быстро и, едва успев повзрослеть, они неуклонно клонились к закату. В деревне Гилд бывал редко, но и в глубь леса не уходил. Близость человеческого жилья давала иллюзорную надежду на защищенность и чувство, что он не один, которого так не хватало ему все эти годы. Иногда, весной или летом, когда зелень особенно густо покрывала округу, он подходил близко к домам и, незамеченный никем, наблюдал за праздниками и обрядами деревенских жителей. Порой они удивляли его своим варварством, но чаще он просто смотрел на то, как люди водили хороводы, влюблялись, женились, растили детей, трудились в поле, а затем старились и умирали, уступая место новому поколению. Он же по-прежнему был один и менялся мало. Время застыло для него, но в уплату за жизнь оно заставляло эльфа наизусть запомнить давно забытый людьми урок: "Смерть - есть великий дар Единого людям!"
Крестьяне знали, что поблизости, в лесу, обитает альв. Они почти не встречали его, кое-то считал нечистью, однако это не мешало им в случае сильной нужды, трясясь от страха, бродить по лесу, разыскивая и умолять придти. Это означало, что в семье появлялся тяжелый больной, чаще всего ребенок. Эльф помогал, старался применить все, что помнил, действуя больше по наитию, чем осознанно, но от большинства травм и болезней, он мог спасти. Больше всего его удивляло то, что просителями почти всегда оказывались женщины, преодолевая страх, они шли просить о жизни для своих детей. Мужчины не помнили о подобном и потому, заслышав в лесу издалека их шаги, Гилд не редко сворачивал в сторону. Он знал, что когда людей много, они могут напасть. Люди ходят медленно и шумно, а видят плохо, по этому, проходя в двух шагах от него, они ничего не замечали. Когда же Гилд появлялся в деревне, он старался пониже надвинуть на лицо капюшон плаща. Народ в этих местах был невысок, коренаст и светловолос. Крестьяне с любопытством оглядывали высокую, фигуру чужака, косились на темные волнистые волосы и шарахались, завидев прямой чуть мерцающий взгляд, но открытой враждебности никто не проявлял. Во-первых, он был для них не опасен, а в определенных случаях мог даже помочь, а во-вторых, предания стариков о былых временах еще не стерлись окончательно из людской памяти, и многие знали о былом величие его народа. Однако и эти времена очень скоро прошли.
Где-то во дворцах, в стороне от лесов и деревень, в тот год сменилась власть. Солнечным осенним днем, со стороны деревни послышался шум. На маленькую площадь въехало пятеро всадников. Судя по амуниции и доспехам, это были людей герцога, чей замок располагался в ближайшем городе, в двадцати лигах пути на запад. Город был построен давно. Гилд видел его дважды. В первый раз он представлял собой скопище домов окруженных садами, был чист, зелен и весьма мил, когда же Гилд увидел его спустя двадцать лет, то ужаснулся. Садов больше не было, а серые каменные стены высились вокруг, создавая ощущение мрачного колодца. Город превратился в темный мешок, вонючий и грязный, замок возвышался над ним как гнилой зуб. Больше Гилд туда не приходил.
Всадники выстроились полукругом на деревенской площади. Тот, который стоял в центре начал читать указ. Подойти ближе Гилд не решился, и поэтому слышал далеко не все. Он понял только, что Его Светлость намерен начать борьбу с расплодившимися отступниками и ересью в зверином обличии. Гилд подумал, что это мудрое решение: "Всем будет спокойнее, если люди герцога усмирят дикарей, селившихся у подножья гор". В их обычаях было жестоко расправляться с каждым, кто попадался им на пути. Никто из заплутавших в тех краях путников не возвращался домой. Говорили, что их съедали, а черепа выставляли у тропы для устрашения. Один раз, оказавшись вблизи этих мест, Гилд с трудом отбился от трех дикарей.
Звероподобные существа окружили его внезапно. В первого он успел выстрелить и лука, но двое других, при виде пронзенного стрелой товарища, словно обезумели. Клинок с трудом мог их остановить. Дикари были вооружены лишь короткими, кривыми ножами, но их зубы и когти ранили мясо не хуже меча. Приди туда хоть все войско герцога, ему нашлась бы работа. Гилд помнил, как метался потом в бреду, борясь с действием яда, которым смачивали оружие дикарей. Позже он узнал, что для людей этот яд смертелен. Шрамы же от зубов нечисти сохранились на плече и руках по сей день.
Всадник продолжал читать. Посмеявшись в душе, над тем, что герцога называют "Его Светлость", Гилд задумался о своем. За годы, проведенные рядом с людьми, он привык не слишком обращать внимание на их слова, но тут что-то заставило его прислушаться. В начале он не поверил своим ушам, и решил, что чего-то не понял, как когда-то давно, когда еще плохо знал язык людей, но потом, осознав смысл сказанного, ужаснулся. Ошибки быть не могло, люди герцога вовсе не собирались воевать с каннибалами, их поход был направлен против остроухих альвов обитающих в этих краях, и еретиков воспитанных ими. Альвами - здешние люди издавна называли всех представителей расы Гилда, нелюдей или эльфов, как звали их в других землях. Значит, звериное обличие они увидели не в дикарях, пожирающих их сородичей, а в нем! За голову любого альва, будь то мужчина, ребенок или женщина была назначена награда золотом. Аргумент достаточный, что бы по толпе крестьян пробежал дружный ропот.
Мальчишка, сидящий неподалеку от Гилда, на куче хвороста, вскинул белокурую голову и, взглянув с испугом, шепнул:
- Уходи!
"Людей так трудно понять..." Гилд еще не до конца осознал происшедшее, но лес уже сомкнулся за его спиной, знакомый, спасительный лес. Быстро сгущались сумерки, сидя на пороге своей хижины, он перебирал в памяти события последних лет.
- Что же теперь делать, уходить, но куда? Искать своих, но где? А может ничего и не случится, неужели люди начнут на него охоту? Конечно, особой симпатии они никогда не питали, но что бы так!?
Вопрос повис в воздухе. Гилд так и не смог принять никакого решения, и на утро подошел поближе к деревне, что бы посмотреть, что делает там отряд.
Стражи герцога не рискнули искать в лесу альва, а вместо этого, учинив скорый допрос, связали и увели с собой старика-лекаря. Гилд помнил его еще молодым человеком, однажды этот крестьянский парень пришел к нему с просьбой научить его врачеванию. Гилд рассказывал ему все, что знал сам, правда, у человека получалось неважно, но между ними завязалось некое подобие дружбы. Сколько лет прошло с тех пор, может тридцать или сорок, Гилд не помнил, но это был один из немногих людей, с кем он был хорошо знаком.
Молва разнесла по деревне слух, что в городе старика сожгут за колдовство. Уводя его из деревни, ему как вору связали руки, и повели на веревке, привязанной к седлу коня. Седые волосы лекаря развивались по ветру, и Гилду казалось, что до города старик не дойдет. В этот миг он будто проснулся от затянувшегося долгого сна.
Незаметно пройти вдоль домов, не составило для альва труда, люди не замечали его, несмотря на светлый, солнечный день. Подойдя к жилищу лекаря, Гилд больше не таился, а распахнул дверь и вошел в дом. Жена лекаря тихо ахнула, уставившись, мокрыми от слез, немигающими глазами, на знакомое, но по-прежнему чужое лицо. Затем, справившись с первым испугом, повалилась прямо в дверях на колени с истошным криком:
- Помоги! Помоги нам! Я знаю, ты можешь, Богом тебя заклинаю, помоги!
На голос матери в дом со двора вбежал сын, рослый, угрюмый парень. Несколько секунд эльф и человек молча смотрели друг на друга, наконец, человек выдохнул:
- Помоги.
И начал быстрой скороговоркой объяснять Гилду, где можно подкараулить отряд герцога, что бы устроить засаду. Гилд слушал не перебивая, слишком много вопросов вертелось у него в голове.
- Сюда мы больше не вернемся, - закончил парень, - мать уйдет ночью, а мы с отцом вслед за ней. К северу отсюда кончаются владенья герцога, дальше лежит другая земля, ее хозяин воевал с нашим герцогом, туда мы и пойдем. Тебе тоже нельзя здесь оставаться. Идем с нами. Говорят, хозяин тех земель справедлив, и принимает всех. Он тебя примет, говорят, в нем даже есть кровь альвов. - Парень потупился.
Гилд рассеяно кивнул. В этот момент мысли его были заняты совсем другим. Стоит ли всерьез планировать дальнейшую жизнь, когда впереди предстоит неравный бой со слугами герцога. Условившись встретиться с Яном на краю деревни, Гилд на последок еще раз пристально оглядел парня, пытаясь оценить, насколько он хороший воин. Под его взглядом здоровенный, рослый детина смутился и отступил на шаг. Что бы скрасить неловкость, Гилд поспешно спросил:
- Скажи, Ян, ты хорошо владеешь мечом? Твой отец никогда не говорил мне об этом.
Он рассчитывал, что парень приободрится, но вместо этого, он сник еще больше.
- Меч у меня есть, - заверил он, - и махать им я умею, но я крестьянин, а не воин. И дубина в моих руках, будет оружием более сильным.
- Да... - только и смог протянуть Гилд, сведения оказались не утешительными.
Оставшись один, он задумался всерьез. Возможно, место для засады и было выбрано удачно, но вот смогут ли они вдвоем отбить отца Яна? Надеяться можно было лишь на лук. Стрелком Гилд был хорошим, как и все в его народе. Это был дар присущий всем альвам, к тому же постоянно тренируемый охотой. А вот мечник он был неважный, да и откуда взяться умению? Настоящего учителя у Гилда не было никогда, а те немногие приемы, которыми он владел, были его личной заслугой. Его и в юности-то, пока жил среди своих, не очень-то учили, некому было и никто за труд не брал. Правда, один случай учебы он запомнил надолго. Можно сказать, что это была тренировка.
Опытный воин, демонстрируя прием, выбили из рук у парня меч, а что бы лишний раз показать его ошибку, с силой ударил по руке. Наруча у Гилда не было, и он с трудом сдержался, что бы не взвыть от боли. Правда в первую секунду, вскрикнуть он не мог при всем желании, так как горло перехватило, рука опухла и долго болела, но на еще больший срок у парня остался страх, что в настоящем бою, ему бы отрубили руку. Может, с другим учеником бы так не обошлись, но он не был ни знатен, ни богат, и род его не был прославлен. Он жил всегда тихо и уединенно, сам по себе. Порой грустил, порой утешал себя тем, что находится в дали от всяческих споров и претензий, предоставленный только самому себе. Оставшись вне поселения, он и вовсе с мечом тренировался мало. Да и с кем ему было набираться опыта? Так и вышло, что на свои таланты мечника, он мало рассчитывал.
Собрав в дорожный мешок все, что можно было унести с собой, он поставил его на пол и вышел из хижины, обошел ее и остановился на крохотном песчаном пяточке, за домом. Трава в этом месте отсутствовала и вся освободившаяся песчаная площадка была сплошь услана узорами из ракушек. Гилд приносил их с берега реки, что текла рядом с деревней и разбирал. Те, что были крупнее, тоще и имели по краю острую грань, он использовал для бритья, а остальные служили ему развлечением. В те часы, когда не надо было думать о пище и устройстве жилья, или еще о чем-нибудь, без чего невозможно жить, он приходил сюда, садился на песок, и выкладывал свои затейливые узоры. Белые и розовые перламутровые ракушки составляли переливчатый ковер, под это занятие хорошо думалось, а фантазия рисовала чудесные образы и далекие картины мира, где он не был никогда.
Гилд провел рукой по гладкой блестящей поверхности. Ему было жаль покидать этот крохотный мир. Однако оставить узоры открытыми он не мог, не мог допустить, что бы кто-то чужой и чуждый пришел сюда и, уставясь на узоры строил догадки об их создателе или попросту наступил сапогом на хрупкий покров. Нагнувшись, Гилд вынул из песка наиболее красивые на его взгляд ракушки, аккуратно завернул и засунул в мешок, а затем, собрав в пригоршни песок и дерн, старательно прикрыл узоры.
Вернувшись в хижинку, он снял со стены лук, взял кинжал и меч. Оружие было не ахти какое, хорошего, у Гилда с роду не водилось, а доспехов и вовсе не было. Но направляясь на встречу с Яном он совсем не испытывал страха перед предстоящим боем, только желание поторопиться, что бы встретить стражей побыстрей, и еще он испытывал грусть от того, что покидает свое жилище. Плохо или хорошо, но он жил здесь долгие годы. Может быть, они не были для эльфа счастливыми, но были спокойными, а кто знает, что такое счастье эльфа...
Ян уже ждал его в условленном месте. Вместе они быстро двинулись в путь, по чуть заметной тропе. Отряд герцога ехал по дороге, обогнать его они могли только идя напрямую, через лес.
Казалось бы и дело у них было одно, и цель, и мысль общая, а поговорить было не о чем. Для Яна темп ходьбы был слишком быстрым, он не умел с такой скоростью продвигаться через лес. Поэтому, скоро стал дышать тяжело и чуть отставал. Что бы парень не терял даром сил, Гилд сбавил темп и пошел медленнее. Пару раз он обращался к Яну с какими-то немудреными вопросами о его планах и делах, но тот отвечал односложно, и у Гилда сложилось впечатление, что человек то ли не хочет с ним говорить, то ли просто устал. Эльф прекратил попытки разговора и пошел молча. Все эти годы он так и жил, говорить было не с кем, лишь ветер, птицы, да мелкие зверьки, а ведь его народ считался весьма разговорчив. Что бы как-то скрасить одиночество, Гилд привык вести мысленный диалог с самим собой или с тем, кого представлял рядом, и иногда даже слышит ответ. За эти годы он так преуспел в этом искусстве, что иногда ему казалось, будто кто-то действительно находится рядом с ним.
Человек и эльф вышли к дороге. Ян озадачено огляделся.
- А вдруг мы их пропустили? - с отчаянием начал он.
- Нет. Они скоро здесь будут.
Гилд не мог объяснить своей уверенности, а человек не стал допытываться, на том они и остались ждать. Ян заметно нервничал, ходил кругами, потирал руки, ел что-то доставаемое из походного мешка, но упорно молчал. За это время Гилд внимательно осмотрел округу, нашел место, откуда удобней будет стрелять, и только раз попил воды из своей фляги. Глядя на него, человеку казалось, что эльф абсолютно невозмутим и даже равнодушен к предстоящему бою. Эльфу же беготня человека действовала не нервы, он не мог понять, зачем бесцельно носиться кругами, не лучше ли сесть и спокойно составить совместный план. Раз или два он попробовал обсудить с Яном предстоящие действия, сказал, где лучше встать, что бы можно было уклониться от возможных стрел и напасть внезапно, но человек лишь выдавил из себя неопределенное: "Угу". По этому ответу Гилд не мог сказать даже, был ли он услышан, уж не говоря о том, что понят.
Что-то насторожило эльфа, то ли ворона, с криком слетевшая с дерева, то ли ветер, зашумевший в кронах. Он встал и мгновенно занял позицию у дороги, за группой берез. Взглянув напоследок на Яна, эльф махнул рукой, что бы тот хотя бы спрятался, если уж так и не понял, что следует делать.
Показались всадники. К седлу последнего была привязана длинная веревка, другой ее конец охатывал руки старика. Лекарь ели успевал за конем, хоть тот и не торопился. Было видно, что он неоднократно падал по дороге, его одежда была грязной, а на лбу виднелась свежая ссадина. Всадники не спешили, наслаждаясь тем, что находятся вдали от начальства и службы.
Гилд натянул лук, с такого расстояние он легко мог попасть человеку в глаз, но стрела вошла точно в грудь, меж ключиц, выше кольчуги. Второй выстрел сбил второго охранника, остальные, подгоняя коней, помчались прочь с дороги, в лес. Веревка дернулась, старик споткнулся и полетел лицом вниз. Конь рванул к лесу, а привязанный сзади лекарь волочился следом. Помеха сдерживала всадника и тот, не долго думая, взмахнув мечом, обрубил веревку.
Гилд не мог поверить в удачу, люди без оглядки бежали прочь, бросив своего пленника, но удача редко балует детей леса. Как только человек оказался на земле, Ян, со всех ног рванул к отцу, еще издали крича, чтобы тот держался. Гилд тихо ахнул, сердце екнуло и застыло, потому что он уже слышал, стук копыт, возвращающийся к дороге.
- Уведи отца! - только и успел крикнуть он.
Трое оставшихся солдат герцога выскочили им наперерез. Старик по-прежнему беспомощно стоял на четвереньках, не понимая, куда ему следует ползти, где искать спасение. Ян выпрямился в полный рост и, схватив свой меч наподобие дубины, с воплем замахнулся им. Первый же всадник, выхватив наскоку меч, разрубил бы парня пополам, но выпущенная стрела успела поразить цель. На Яна рухнуло мертвое тело, и он в ужасе завопив, упал навзничь. Расстояние было слишком мало, а воины мчались слишком быстро. Гилд успел спустить тетиву еще один только раз, и ранил человека, прежде чем оставшийся всадник поравнялся с ним.
Эльф успел отскочить в сторону, и прижался спиной к дереву. Воин герцога резко осадил коня. В порыве ужаса, Гилд вскинул вперед руку в непроизвольном жесте. Этот знак не означал ничего, никаких магических заклинаний одинокий эльф никогда не знал, он просто хотел защитить себя в последнем, отчаянном порыве, уже видя занесенный сверху меч, но это сработало. Повинуясь незримому приказу, конь заржал и встал на дыбы, с легкостью сбросив седока. Всадник покатился в траву, а животное легко ускакало прочь. Гилд мог успеть вонзить кинжал в человека, тот бы не выжил, но он не привык убивать людей и несколько мгновений не двигался с места. Их с лихвой хватило воину, что бы вскочить на ноги.
Ян стоял в стороне, у дороги, придерживая за плечи отца. Круглое лицо его побелело от ужаса. Он видел, как человек, словно медведь, рыча от ярости, кинулся в бой. Эльф стоял перед ним, без доспехов и кольчуги, он казался намного стройней человека, и держал меч чуть неловко, словно не был уверен, ударит ли. Взглянув еще раз, Ян решил, что его попутчику пришел конец.
- Бежим. - Шепнул он отцу, подталкивая стрика к лесу.
Первый удар воина Гилд отразил легко, он и сам не знал, как у него это вышло. Когда же человек вновь занес свой меч, эльф чуть нагнулся и, с неуловимой быстротой, всадил клинок тому в грудь. Он не сделал замаха, удар мог показаться легким, слабым, но сил у альва вполне хватило, что бы проткнуть доспех. Человек захрипел, хватаясь кованными рукавицами за лезвие. Старая, плохозакаленная сталь переломилась, меч сломался, и человек упал с обломком лезвия, торчащим из груди.
Гилд судорожно сжимал рукоять сломанного меча. Он видел, как кровавая пена застывает на губах недавнего врага, и почувствовал... что он чувствовал, он и сам не мог сказать, может страх от свершившейся смерти, может от своей судьбы, а может и жалость к умирающему врагу. Мгновенье кончилось, Гилд обернулся, Ян улыбаясь шел ему навстречу, придерживая отца. Поравнявшись с раненым человеком, парень занес меч.
Моля о помощи, воин герцога, пятясь, отползал от него. Эльфийская стрела пронзила ему бок, рана была не опасная, но человек по-прежнему лежал на земле. Ян порадовался легкой победе, примериваясь к удару.
- Не надо. Оставь его!
Глаза парня расширились от удивления, но он послушался альва и опустил меч. Гилд подошел к человеку, чувствуя неуверенность в собственных ногах. Он не привык убивать и все еще не мог придти в себя от случившегося. Нагнувшись, он внимательно осмотрел человека. Воин что-то бормотал, пытаясь заслониться руками, Ян ожидал, что эльф прикончит свою жертву, но, вместо этого, Гилд сказал:
- Сядь и убери руки. Я выну стрелу. Ты залезешь на своего коня и уедешь. Рана не опасно, ты вполне успеешь добраться до ночи в город.
Он нагнулся и, прежде чем человек что-то успел сообразить, переломил стрелу. Воин вскрикнул, скорее от страха, чем от боли.
- Подержи его, - обратился эльф к Яну, - я выдерну древко.
- Зачем? - Ян не тронулся с места. - Добей его и все дела!
- Он всего лишь солдат. Его смерть, это смерть простого человека, мне она не нужна, а тебе?
- Он доберется до герцога, расскажет все, и за нами пустят погоню.
- Нет, нет, я не скажу им ни слова. Клянусь! Чем угодно клянусь! - воин выхватил из под одежды и доспех крест и начал целовать его.
- Соврет... - пренебрежительно бросил Ян и пнул солдата сапогом.
- Подержи его. - Тихо повторил Гилд.
Он нагнулся и с силой дернул за стрелу. Человек вскрикнул. Окровавленное древко упало на землю.
- Зажми рану, садись на коня и скачи.
Эдьф подвел единственное оставшееся на дороге животное, и помог человеку забраться в седло. Склонившись на бок, зажимая рану рукой, воин, не оборачиваясь, скрылся за поворотом дороги. Ян проводил его недобрым взглядом.
- Ты что, поверил ему? Он точно предаст.
- Я знаю. Лучше попробуй найти лошадей, они ускакали в том направлении.
Гилд обошел убитых, поднял с земли один из мечей, осмотрел внимательно и отстегнул ножны. Меч понравился ему, он был куда лучше его прежнего, герцог хорошо вооружал своих солдат. Подумав немного, он забрал себе и кинжал одного из убитых воинов, резная рукоять из кости очень понравилась ему. Никогда у Гилд не было такого красивого оружия. Он вытер меч и кинжал о траву, аккуратно протерев клинок и особенно рукоять после чужой руки, и забрал их себе.
- Возьми любой меч, Палан, он тебе пригодится. - Обратился он к старику.
Знахарь молча покачал головой. Поступки нелюдя хоть в молодые годы, хоть сейчас были непонятны ему.
Вскоре из леса вернулся Ян, красный и злой. Лошадей он не нашел, зато оцарапался о кустарник. Упрекать эльфа в открытую он не решился, но всем своим видом показывал, что поиски были дурной затеей. Гилд спорить с ним не стал, а, велев людям подождать, сам пошел в лес. Как только деревья сомкнулись за его спиной, он будто почувствовал себя дома. Усталость и волнение начали отступать, ему становилось легче, спокойнее.
Он посвистел тихонько, в надежде, что лошади услышат его и, не спеша, двинулся дальше, прислушиваясь к малейшим шорохам. Почти сразу он уловил хруст ветки под копытом, а вслед за тем обнаружил сразу двоих беглянок. Лошади обгладывали веточки молодой осины и лишь скосили на альва настороженные карие глаза. Гилд подошел к ним вплотную, погладил бархатные морды и, попросив подождать, привязал за поводья к дереву, позаботившись о том, что бы животные по-прежнему могли дотянуться до своих веток. Коня он нашел у опушки и подманил к себе кусочком еды, вынутым из вещевого мешка. Уже ведя коня в поводу, он наткнулся и на четвертую лошадь, она сама пошла рядом. Это так приглянулось эльфу, что он мгновенно расседлав коня, скинул с него всю упряжь и отпустил, а трех кобыл вывел на дорогу.
Люди ждали его, сидя на обочине. Мешок Яна был раскрыт, он и отец поглощали нехитрые запасы, запивая их водой. Мешки убитых солдат тоже были обысканы. При виде эльфа еда немедля исчезла с глаз. "Неужели они думают, что я попрошу у них есть? - безмолвно удивился Гилд. - Скорее они будут просить меня о еде, учитывая аппетит Яна".
Путники сели в седла. К их удивлению, эльф взял себе невзрачную рыжую кобылу, но ему казалось, что она понимает его с полувзгляда. Весь остаток дня они были в пути, а к ночи, сделав небольшой крюк, встретились с женой знахаря. Она ждала их в условленном месте, с нехитрыми пожитками, уложенными в тюки, висящие по бокам крестьянского мерина и, даже с живой курицей, в одной из сумок. Женщина бросилась к мужу на шею, плача от счастья. Она была первой, кто, обернувшись, робко сказал эльфу спасибо.
Наскоро перекусив, устроились на ночлег. Семья заснула вповалку, у костра, накрывшись для тепла всеми своими тремя одеялами, Гилд занял место чуть в стороне. Он прислонился спиной к стволу огромного дерева, привязав рядом лошадь на длинной веревке, что бы та могла свободно пастись. Никто из семьи знахаря не спросил его о ночных дежурствах, то ли людям попросту не пришло это в голову, то ли они не сговариваясь решили, что дежурить всю ночь будет эльф. Ведь пророй, меж ними бытует мнение, что альвы ночью вообще не спят.
Перед тем, как начать дремать, Гилд пристальным взглядом обвел всю округу. Он замечал каждую выступающую из тьмы ветку, каждый камень и куст, у них, у всех он просил о помощи, подать ему знак в случае, если возникнет опасность, разбудить, если кто-то непрошенный приблизится к костру. Эта охранная магия, как назвали бы ее люди, была для него естественна и проста. За долги годы отшельничества ему легче было найти общий язык с деревьями и кустами, чем с кем-то из людей. Попросив и получив согласие, он тут же погрузился в сон, видения окутали его, принося радость, которой давно уже не было в реальной жизни. Он понятия не имел, как спят люди, видят ли они те же картины в своих снах, а потому, когда открыл глаза, с любопытством посмотрел на сопящую семью. Палан храпел, приоткрыв рот и запрокинув назад голову, его сын - Ян, заснул на животе, уткнувшись лицом в вещевой мешок и сжатые кулаки, от чего кожа на щеках и лбу у него набрякла, а нос расплылся по ладони. Его мать привалилась к мужу, поминутно вздыхая и охая, сбившийся с головы платок, увлажнился от выступивший слюны. "Нет, вряд ли, скорее всего, видений и картин они не видят", - сделал вывод Гилд.
Весь следующий день дорога шла строго на север, неуклонно поднимаясь вверх. Граница соседнего герцогства проходила по плато, а само оно располагалось на отрогах северных гор. Места там были суровые и холодные, а леса труднопроходимы. На исходе дня, эльф почуял неладное, словно холодная струйка, беспокойство пронизывало его, не давая свободно вздохнуть. Вняв предчувствию, Гилд спешился и, цепляясь за камни, поднялся на выступ крутого уступа, возвышающегося над дорогой. Так и есть... на фоне вечернего розоватого неба, он увидел далеко внизу черные силуэта всадников.
- Ну, что там? - крикнул Палан, придерживая коня.
- Погоня. Они еще далеко, но расстояние сокращается. У солдат герцога хорошие лошади и едут они налегке. Надеюсь, они остановятся на ночь, иначе утра мы уже не увидим.
- Не может быть. - Ян, пыхтя и ругаясь тоже взобрался на скалу и, встав рядом, посмотрел в направлении указанном Гилдом. - Да, нет там никого, отец!
Однако знахарь лучше знал эльфов и понимал, что ошибиться Гилд не может. Его зрение во многом превосходило людей, а потому, он спокойно выслушал совет. Надо было убедиться, что солдаты сделают привал на ночь, а на утром бросить лошадей и подняться в горы.
- Путь будет тяжелым, но самое плохое то, что мы попадем в другое герцогство, не в то, куда намеривались идти. Войдем во владения расположенные на плато, меж двух горных гряд. Кто там правит, я не знаю, так же, как не знаю примет ли он нас, но иначе нам не уйти.
- Пусть остроухий за себя беспокоится, нас то точно примут. - Хмыкнул Ян.
То, что эльф предложил оставить лошадей не на шутку разозлило его.
- Это что же получается, идти пешком? У альва вещей почти нет, а мы как же потащим все, отец? Или что, прикажешь тюки бросить? Почему он отпустил герцогского воина, надо было его убить, и не было бы никакой погони.
- Все равно была бы. - Возразил Гилд. - Как только герцог не дочитался своих посланцев, так сразу и послал ее по следу. Тот раненный, которого я отпустил, ничего к этому не прибавил.
Ян надулся по-детски, обиженно, возражать не стал, но по всему его поведению, Гилд видел, что он во всем винит его, что бы там не подсказывали доводы. Что мог поделать Гилд? Ему было неприятно, поведение парня казалось нелепым, но он давно уже дал себе зарок, стараться не принимать близко к сердцу обиды на людей. В этом не было смысла, их было много, и они всегда казались себе правыми.
Заночевали путники тут же, у скал, не оставляя на ночь костра, что б не привлекать лишнего внимания. Утром поднялись рано. Пора было оставлять лошадей. Свою Гилд отвел в сторону, снял вещевой мешок, потрепал напоследок по шелковистой морде, нашептывая что-то в пол голоса, угостил кусочком лепешки из сумки, а затем, сняв всю упряжь, похлопал по крупу:
- Беги, ты свободна! Ни к чему тебе лезть в холодные горы, спускайся вниз, там тепло.
Рыжая кабала ткнулась мордой ему в руку, повела ушами, словно прислушиваясь, и не торопясь, начала спуск в долину. Семейство знахаря смотрело с непониманием, осуждать эльфа вроде было не за что, но и понять невозможно. Самими им до ужаса не хотелось расставаться с лошадьми, перегрузив поклажу на себя. Палан даже хотел оставить одно животное, погрузив на него все сумки, сколько бы оно не прошло, все помощь, пусть потом околеет. Но эльф категорически воспротивился этому, утверждая, что лошадь не протянет по скалам и пол дня. Вряд ли бы кто его послушал, но тут он нашел нужный аргумент, сказав, что если кобыла сорвется в пропасть, то вместе с ней погибнет и все хозяйское добро, удержать лошадь они не смогут. Это и решило судьбу оставшихся животных, они были освобождены.
Дальнейший путь проходил очень медленно, камни осыпались под ногами, поднявшийся ветер все время дул в лицо, похолодало. Утешением было лишь то, что через пару часов подъема, с тропы хорошо был виден отряд герцога, проскакавший по дороге в другую сторону, мимо гор. Путникам приходилось часто останавливаться и переводить дух. Гилд шел впереди, выбирая тропу и осматривая подозрительные валуны, что б не сорвались. Время от времени он оборачивался назад, но люди переговаривались лишь между собой, и к нему никто ни разу не обратился. Более того, он спиной чувствовал, о чем они думаю, глядя на него. Им казалось, что идти эльфу очень легко, что он совсем не устал, что есть и пить он не хочет, а может, что и сорваться в пропасть для него не опасно. Он бы мог посмеяться над таким заблуждением, но только не сейчас, когда глаза слезились от холодного ветра, ноги гудели от напряжения, осторожно ступая на следующий валун, а рубашка прилипла к телу. Больше всего ему хотелось остановиться и присесть.
Еще один камень сорвался вниз и полетел, перекатываясь с уступа на уступ. Останавливаться было нельзя, до ночи им предстояло выйти на плато, принадлежащее уже другому герцогству. Короткий привал на обед. Палан и его жена буквально упали на свои тюки. Еды у них почти не осталось. Ян кидал жадные взгляды на евшего свою лепешку эльфа. Парень предложил матери зарезать и сварить курицу, которую она несла, но та отказалась. Неизвестно что ждало семью впереди, и ей хотелось, во что бы то ни стало сохранить наседку. Парень стал настаивать и поругался с отцом, он даже попытался схватить сумку с перепуганной пеструшкой. Эльф устало поднял голову:
- Оставь курицу, Ян. Ты же не собираешься есть ее сырой, тут даже костер развести не из чего. На, возьми.
Он протянул парню тонкий лист лепешки, в который было завернуто что-то серое.
- Что это?
В душе человека боролись два чувства, ему хотелось есть и рука сама тянулась к предлагаемой пищи, но, с другой стороны, кто знает, что едят эти нелюди, о них говорят разное. Гилд усмехнулся, словно прочтя его мысли:
- Бери, не бойся, это грибы.
Лепешка оказалась на редкость вкусной, Ян заглотал ее мигом и покосился на эльфа, медленно жующего свой кусок. "Может он и есть то не хочет, мог бы тогда мне еще дать" - говорил его взгляд, но эльф уже завязывал мешок, готовясь идти дальше.
В густых сумерках путники вышли на плато. В темноте идти спокойно мог только Гилдр. Ему освещения пока хватало, узкая тропа уводила их все дальше от обрывистых скал. Осень в этом краю уже давно вступила в свои права, лисья на деревьях пожелтели, воздух был студен, и по плато гуляли холодные ветры. Костер плохо грел путников, но пойти за новой порцией хвороста не решился никто. Несколько раз равнину будил волчий вой, а однажды серая тень промелькнула за соседними камнями.
Когда костер начал прогорать, Гилд хотел вместе с Яном дойти до кустарника, в поисках дров.
- Я покараулю с луком, а ты соберешь валежник, - предложил он, но парень отказался наотрез.
Родители охотно поддержали его, и все трое уставились на эльфа с немым вопросом - не пойдет ли он за дровами один?
- Ладно.
Гилд поднялся, людям казалось, что эльф ступает по-прежнему легко, однако уставшие ноги гудели. Тихо выругавшись себе под нос, он дошел до кустов и начал собирать хворост. Пара шустрых ночных зверьков копошилась где-то в стороне, порой они замирали, а потом проносились почти под ногами, будто серые тени. Гилд улыбнулся им и поблагодарил в душе. Пока эти малые создания беззаботно вершили свои дела, он был уверен, волков рядом нет. Зверьки предупредили бы его лучше любого часового. С охапкой дров он вернулся к костру. Первое, что спросил его Палан, было:
- Ты знаешь заговор против волков?
- Нет, но я знаю волков. - Устало вымолвил эльф.
Больше никто ни о чем его не спрашивал, и остаток ночи прошел спокойно. Утро встретило путников холодным серым ненастьем. Ветел дул с неистовой силой, принося из-за гор грозовые облака.
- Нам надо идти быстрей, - торопил спутников Гилд, - если ливень застанет нас здесь, укрыться будет негде.
Но людям было тяжело. Они устали, и жена Палана попросила эльфа взять один из ее мешков. После этого скорость продвижения чуть увеличилась, но до привала было еще далеко.
Когда же минул еще один день пути и следующий стал клониться к закату, путники миновали равнину, рощу, холодный лес, и вышли, наконец, на дорогу проложенную людьми. Утомленные и измученные, они буквально валились с ног, не многим лучше выглядел эльф, но он все еще шел впереди, возглавляя поход. На исходе дня им встретился торговый обоз, три телеги, груженные добром, охраняемые четырьмя солдатами. Служивые местного герцога притормозили, с любопытством разглядывая встречных. Большее всего их внимание привлек альв. Люди смотрели на него с подозрением, изучая редкое в этих краях существо. Одному из молодых солдат, старый служака объяснил, кто стоит перед ним, грязным пальцем ткнул на уши и длинные волосы, поясняя, как вернее всего распознать нелюдя. Не всем доводилось хоть раз в жизни видеть представителей древнего народа, редко теперь встречались они на земле, а уж чего ожидать от них и вовсе не знал никто. Гилд стоял молча, и хотя в душе у него боролись самые разные чувства, внешне могло показаться, что он не заметил реакции солдат.
Семья лекаря, напротив, искренне обрадовалась встречи, Палан и его жена наперебой расспрашивали людей о нравах в ближайшем городе, сетовали на дальнюю дорогу и трудности пути. Когда же солдаты спросили их, откуда они и почему ушли со своих мест, Палан в красках живописал им жестокость своего герцога и надежду на новый приют. Недавняя схватка между сопредельными территориями еще была свежа в памяти воинов, и они заверили доброго знахаря, что местный герцог примет его семью под свое крыло. Об эльфе никто не сказал ни слова, а сам Гилдор не решился ни о чем спросить.
Последняя ночевка была беспокойной. Шайки лихих людей бродили вокруг города, по прилегающим лесам. На этот раз дежурили поочередно Гилд, Палан и Ян. И едва лишь рассвет занялся над далекими холмами, странники отправились в путь.
Постепенно дорога, ведущая в город, становилась все шире. На ней начали попадаться телеги с поклажей местных крестьян, конные воины и пешие, торопящиеся по делам. Измученные путники более всего походили на нищих, почти никто не оборачивался им в след. Гилда то же не выделяли из общей массы пешеходов бредущих вдоль тракта. Кому охота присматриваться к высокому мужчине с серой дорожной одежде, мало чем отличному от других. Длинные волосы не были в этих краях такой уж диковинкой, правда, ни такие, как у альва, но он, еще выходя в путь, предусмотрительно, убрал их под плащ. Грубый кожаный шнурок перетянул волнистые темные пряди в пучок, сделав путника незаметным.
Перед самой городской стеной, Гилд наконец обратился к знахарю с прямым вопросом:
- Куда ты намерен идти, Палан, и стоит ли нам дальше следовать вместе?
Старик остановился, перевел дух и медленно произнес:
- Беда сорвала нас с места, Гилд. Кто мог подумать, что герцог решит охотится на нелюдей, а примется за меня... моя семья лишилась крова.
- Я сделал все что мог. - Гилд почему-то смутился, будто это он, а не герцог был виновен в скитаниях этой семьи.
- Я тебя не виню, - кивнул ему Палан, - ныне у нас с тобой был один путь. Теперь мы пришли в новые земли, и новый герцог станет моим господином, почему бы тебе вместе с нами не войти в город? Мы поищем приют на его окраине, знахари и врачеватели нужны везде. Моя семья найдет себе новый кров, а чем собираешься заняться ты? Хоть все из вашего рода и обучены магии лучше людей, и другими талантами вас Бог не обидел, но знахарем тебе не быть, люди не пойдут лечиться к нелюдю.
Гилд выслушал человека молча. Со стороны могло показаться, что темноволосый альв, стоящий рядом со стриком, смотрит на него чуть высокомерно. Никто не мог видеть, как дрогнуло его лицо, словно судорога боли пробежала по резким чертам. Разве что Палан заметил что-то, ведь он давно уже знал эльфа, но предпочел промолчать. Ведь непонимание дается людям куда легче сочувствия.
Далее они шли молча. Гилд и так и этак обдумывал сложившуюся ситуацию. Он знал, что грядет холодная зима, даже в его былых краях она обещала быть суровой, а здесь, в лесах плоскогорья, на севере, пережить ее в одиночку, в лесу и вовсе невозможно. Он начал приглядываться к встречным, пытаясь определить, как люди в этих краях примут чужака. Народ спешил по своими делам, мало кому было дело до бедных путников, однако, если взгляд человека выхватывал альва в толпе, то смотрел пристально, хотя вроде бы и без злобы. Несколько женщин, несущих тяжелые корзины со снедью, присмотревшись к нему, поспешно отступали и делали рукой охранные знаки. Такие жесты Гилд видел у людей и раньше, но не мог понять, почему они крестятся при виде него.
Впереди показалась ратушная площадь, на ее краю Палан остановился, давая понять своей семье, что пора сделать привал. Тяжелые тюки были поставлены в дорожную пыль, жена лекаря тяжело опустилась на тот, что был больше, и отхлебнула воды из фляги. Ян недовольно взглянул на отца:
- Ну, что еще?
- Дальше наши пути разделяются, - кивнул эльфу старик, - негоже, что бы нас и дальше видели вместе, кто знает, что сулит будущее. Твой народ всегда был здоровее, ты пристроишься как-нибудь, а нам и так нелегко.
"То-то нас и осталось так много..." Горькая ирония была видимо не только в мыслях альва, но и во взгляде, потому что лекарь невольно потупясь, стал торопливо завязывать свой мешок.
- Вставай, пошли. - Кивнул он жене, и добавил, не глядя в глаза Гилду. - Похоже, прощай, Гилд. Может, и свидимся где еще.
Жена лекаря тяжело поднялась и поспешила за мужем, сетуя на то, что если б не поспешность Палана, нелюдь мог бы и дальше помочь ей с мешком, неся его. Ян побрел вперед, ни сказав не слова и не обернувшись. Гилд остался на площади один. Чувствовал он себя неловко, людских городов он не знал. Подобрав свои вещи, эльф решил походить по улочкам, что бы немного привыкнуть и осмотреться.
Город ему не понравился, был он тесным и серым, с узкими улицами, от которых несло нечистотами, а горожане, в массе своей, напоминали по виду обитателей горных племен или гоблинов. Были они грязны, низкорослы и обтрепаны. Впрочем, и его одежда сейчас была грязна. Столько дней в пути не прошли бесследно. На плаще, штанах и сапогах лежала пыль, и виднелись пятна от смолы и лесной зелени. Помыться Гилду то же не удавалось уже давно, не будь рядом людей, он нашел возможность вымыться, но при них ему было неловко, сами же люди смотрели с удивлением, даже на то, как он умывался два раза в день. Им казалось, что эльф и так каким-то странным образом все время остается чистым, и волосы у него не слипаются, как у них от грязи, и потом от него не разит. Однако Гилду в отношении себя казалось совсем другое.
Солнце клонилось к западу. Он устал, ему очень хотелось отдохнуть, вымыться, переодеть рубашку, хотелось есть и пить, а решение так и не было найдено. Разворачивать в городе свои пожитки и доставать еду, он не стал. Даже пить из городского резервуара с водой не решился. Вода показалась ему застойной и грязной, и местные жители черпали ее, чем попало. Допив все, что было во фляге, он снова вышел за городские ворота, миновал примыкающие к городу поля и, свернув с дороги, шагнул в лес. Здесь было тихо, приближался вечер, и ночной холод уже прилетел из-за гор с порывами ветра. Ветер шумел в вершинах, а внизу, у подножья вековых вязов и дубов было тихо и застыли длинные тени. Гилд с жадностью втянул носом ароматный, прозрачный воздух, сел у корней раскидистого, старого дуба и, запрокинув голову к небу, задумался. Несколько минут он сидел не шевелясь, отдыхая и ожидая ответа. Мысли, легкими призраками проносились в голове и летели вверх. Наконец решение, давшееся ему неохотно и с трудом, было принято. Что бы пережить зиму в этом краю надо иметь пристанище. Единственным пристанищем здесь является человеческий город. Что бы выжить в городе, надо где-то остановиться и что-то есть. Приют и работу нелюдю никто не даст, да и на что он может рассчитывать? Гилд снова взглянул на небо: "Остается только одно..." Он завтра пойдет и попробует наняться лучником в дружину герцога. Все знают, что стрелков лучше альвов - нет. А он и по меркам своего народа был неплохим стрелком. Правда, кто мог оценить или похвалить его? Долгие годы он был один, но, кто-то незримый, рядом, коснулся руки, успокаивая и говорят: "Ты хороший стрелок..." Словно вздох, словно порыв ветра.
Перспектива служить рядом с людьми и под их началом абсолютно не прельщала Гилд, но делать было нечего. Он старательно гнал от себя все мысли, касательно когда-то слышанных им рассказов об издевательствах и зверствах людей. В конце концов он сказал себе, что либо, все это ложь, призванная служить самым низким инстинктам отдельных представителей младшего народа, либо, у него всегда хватит сил отразить нападение, а затем уйти, как и пришел он - в лес. Однако, до этого, может быть, ему все же удастся, как-то пережить зиму.
Решение было принято. Вздохнув, он встал и неспешно занялся привычными делами. В закрытом от ветра и случайных глаз месте развел костер, сходил к ручью за водой. Как мог, отмыл грязь с одежды, лица, рук и волос. Затем срезал с ближайшего пня все золотисто-желтые грибы, облепившие его сплошным ковром и, почистив, побросал их в котелок, принявшись ждать. За то время, пока его кушанье варилось, он, не выдержав, успел съесть оставшуюся лепешку и насобирал сморщенных, потемневших от холода ягоды. Когда с едой было покончено, было уже совсем темно. Гасить костер не хотелось, от него шло приятное тепло, да и ночные хищники не могли подойти близко, но страшнее любого хищника могли оказаться люди. Их то пламя не остановит, а одинокий путник, не может рассчитывать на милосердие. Зверей Гилд не боялся, он понимал их и умел ладить, а вот с людьми...
Последний раз, протянув руки к огненным язычкам, он пошевелил пальцами, словно желая впитать тепло, и потушил костер. Раскидав угли, он подождал немного и накрыл их еловыми лапами, ветками и, наконец, достал из мешка одеяло, завернулся в плащ, устроился сверху. Пол ночи было тепло, потом сносно, но под утро холод стал пробираться под одежду, окутывать тело и не давал больше спать. Пришлось подниматься. Снова запылал костер. Гилд даже еще немного подремал, оперевшись спиной о толстый ствол дерева. А потом все повторилось: ручей, вода, грибы с ближайшего пенька, немного соли и еда, только теперь уже без лепешек. Он посмотрел на солнце. Мутный, белый диск, вставал над деревьями, пора было идти. Прежде чем отправляться в путь, он, так мог, привел в порядок одежду и подвязал кожаным шнурком длинные волосы. Несколько раз обернув их, он стараясь, что бы ни одна волнистая прядь не выбилась из под завязки. Затем, повинуясь внутреннему чутью, спрятал свои вещи под выступающими корнями толстого дуба и налегке отправился в путь.
На этот раз город встретил его утренней суетой, шумом ремесленников, женскими криками, да грязными, оборванными ребятишками на улицах. Направляясь к гарнизонной башне, Гилд раздумывал, как мог бы выглядеть городе его родичей и были бы ему рады в нем? Эти мысли немного отвлекали и уличной вони и дурного предчувствия, которое он упорно не хотел признавать.
Человек, облаченный в форму цветов местного герцога, придирчиво осмотрел чужака с головы до ног, а затем, будто обрадовавшись чему-то, крикнул своего командира. Дородный, розоволицый мужчина в ярком камзоле появился в сопровождении чернобородого воина. Втроем они словно взяли Гилда в кольцо, рассматривая его. Под их недобрыми, едкими взглядами Гилд непроизвольно собрался, с трудом удерживая руку, готовую лечь на рукоять меча. Словно подметив этот неуловимый жест, чернобородый рассмеялся, и чуть склонившись, уставился на рукоять меча. Гилда будто окатило ледяной волной, он испугался, что воин узнает оружие солдата соседнего герцогства и поймет, что нелюдь убил его. Но нет, подобная мысль не пришла человеку в голову.
- Я думал уши у них длиннее, - с нескрываемым изумлением протянул командир, - и не такие уж они у него и острые... Наплетут же старики неизвестно чего! А вот взгляд у альва действительно... не то что у нас... не тот.
Человек так и не сумел подобрать нужного слова, что бы описать взгляд нелюдя. Вроде ничем особенным от людского он не отличался, а все же видно было, что-то не то. Темные, яркие глаза смотрели пристально, словно заглядывая в душу, взгляд был глубоким. Командир еще раз осмотрел чужака, как невиданного зверя. Высокий, статный мужчина с прямой линией плеч и длинными темными волосами, забранными назад в тугой пучок, напоминал ему героя из сказок, что рассказывают на ночь детям старые няньки, еще помнящие о былом. Подобное сравнение разозлило его, тем более что резковатые черты лица альва и впрямь были красивы, как о том и сказывали предания. Командир улыбнулся зло:
- Никто из народа альвов никогда не служил у меня. - Отчеканил он. - Откуда мне знать, что ты хороший воин?
- Я хороший лучник. - Тихо произнес в ответ незнакомец, голос его был чист, а интонации выдавали жителя не здешних мест.
Почувствовав злость командира, в разговор вступил чернобородый воин.
- Не мудрено быть хорошим лучником, - усмехнулся он, - если, как о вас говорят, ты видишь вдвое лучше людей.
Ответа не последовало, и он продолжил:
- Из такого лука, как твой, альв, невозможно далеко и метко стрелять. Весь мой отряд давно уже вооружен составным и арбалетами. Твое оружие такое же древние, как и ты сам. Сколько лет ты живешь на свете? Говорят, ваша внешность обманчива, твои волосы густы, зубы целы, спина пряма, но тебе может быть и сорок лет, а то и все пятьдесят, не так ли?
Черные прямые брови нелюдя изумленно взметнулись вверх, миндалевидные глаза на миг стали круглыми, но он быстро овладел собой и ответил все так же тихо и ровно:
- Мне столько, сколько ты думаешь. Разве для вас так уж важно, сколько лет лучнику?
- Мне наплевать сколько тебе лет, - хохотнул командир, - коль ты не баба и не девка на выданье. Хотя прическа твоя больше подошла бы бабе. А вот, как ты стреляешь, мы сейчас поглядим!
Гилд чуть заметно вздохнул, порадовавшись в душе, что неприятный разговор окончен. Если бы не безвыходная ситуация, в которую он попал, он ни за что не пошел бы к людям и уж точно не стал бы терпеть их насмешек и хамства, но сейчас он понимал, что деться ему некуда, никто в городе не даст ему ни работу, ни кров. А остаться зимовать в этих краях в лесу означало, замерзнуть при первой же лютой стужи.
Командир меж тем, отдал приказы своим подчиненным, велев одному из них куда-то бежать, а вместе с чернобородым, последовал дальше. Еще двое воинов присоединились к ним, словно боясь оставлять командира при малой охране. Все вместе они вышли на заросший травою пустырь, где в моменты учений тренировались солдаты.
- Стой здесь. - Приказал он, и сам остановился на краю рыхлой земли. - Видишь ту яблоню?
Он указал рукой на высокое дерево, растущее по другую сторону пустыря. Гилд кивнул. Воины прищурясь, силились рассмотреть, куда же может попасть стрела альва.
- А видишь на яблоне ветку, вторую сверху? - наугад сказал командир.
- Да, - Гилд кивнул, - в нее и стрелять?
Командир лишь крякнул, смерив альва злым взглядом. Гилд снял с плеча лук, приготовился и, тем неуловимым, слитным движением, которое всегда изумляло людей, вынул стрелу, наложил ее и спустил тетиву, не целясь. И все это, словно на одном вдохе, в одном рывке.
Воины замерли, никто из них не увидел, куда попала стрела. Командир выждал паузу, а потом засмеялся:
- Ты промазал, альв!
- Нет, я попал. Во вторую сверху ветку, как вы и просили.
- Я ни о чем тебя не просил! Здесь просишь ты, просишь дать тебе кров и принять на службу. А ветку я выбрал третью, верно, бойцы?
С минуту воины помялись, а затем закивали как-то неловко.
- А еще говорят, что твой народ умеет читать мысли людей! - снова засмеялся командир. - Ну что ж, вот тебе второе задание, более сложное. Скажи, осталось ли на яблони, хоть одно яблоко, не сорванное нашей детворой?
Гилд присмотрелся:
- Да, остались. Штуки три, наверху.
- Посмотрим...
С этими словами человек принял из рук своего подчиненного какой-то странный предмет. Длинная палка была снабжена вставленными в нее стеклами и имела слегка коническую форму. Одним концом человек приставил трубу к глазам, другой направил на дерево. Вид у него при этом был торжественный и важный.
- Это дальнозорная труба. - Провозгласил он. - Больше нам не нужно зоркое зрение! С ее помощью я вижу дальше любого из вашего рода.
Гилд с трудом подавил в себе желание попросить взглянуть в диковинную вещь. Ему было очень интересно узнать, как она работает, и что увидит он, но, конечно ничего спрашивать у человека он не стал.
- Стреляй в третье сверху яблоко. - Приказал командир. - И запомни, если проможешь, значит, ты паршивый стрелок и лгун. А лгуны мне в отряде не нужны.
- Я ни в чем не лгал вам!
На этот раз альв целился довольно долго. Он никак не мог унять возмущение, обиду и злость, а надо было успокоиться. Бешеный ритм сердца мешал вывести лук. Наконец он выстрелил. Даже издалека было видно, как стрела сбила что-то на вершине яблони и, воткнувшись в свою добычу, упала вниз. Чернобородый воин не смог сдержать восхищенного возгласа, но тут же потупился под суровым взглядом своего командира.
- Ты снова нарушил уговор, альв. Ты сбил яблоко, вместо того, что бы в него попасть.
- Уже наступили холода, и яблоки ели держалось на ветках.
- Значит, ты натянул лук слишком сильно. Ты паршивый стрелок.
Кровь бросилась Гилду в лицо, глаза вспыхнули. Повинуясь инстинкту, под их светом, человек отступил на шаг. Все же недаром говорили в народе, что есть во взгляде нелюдей что-то особенное, что разит не хуже меча. Но сейчас альв был один, а с одиноким воином справиться можно всегда.
- Я ухожу. - Бросил Гилд через плечо, направляясь прочь.
- И правильно делаешь, - напутствовал его командир, - уходи, нам чужаки в отряде ни к чему.
От этих слов сказанных спокойным, пренебрежительным тоном, как само собой разумеющееся, Гилда покоробило, но удержаться от вопроса он не смог:
- Зачем же тогда вы просили меня стрелять, если заранее знали, что наемники вам не нужны? Не проще ли было отказать мне сразу?
Видя искреннее недоумение нелюдя, человек засмеялся:
- Ну, вот, а еще говорят, что вы проницательны и мудры... Брешут! Я приказал тебе стрелять, лишь потому, что хотел посмотреть на хваленую эльфью меткость, о которой сложено столько легенд. Ты оправдал их. Прежде мне никогда не доводилось видеть такой стрельбы, не доведется и впредь. Потому что люди так не стреляют, а твоего племени больше нет! Ты потешил нас, а теперь иди прочь. Не советую тебе задерживаться в нашем городе, остроухий!
Люди захохотали. Гилд развернулся и пошел вдоль края пустыря.
Зачем он пришел сюда, о Небо, зачем? Какое-то время он чувствовал взгляды людей, устремленные в спину и сжимался внутри, допуская, что они могут выстрелить вслед. Но ему очень хотелось все же дойти до края поля, до той старой яблони и подобрать свои стрелы. У них были стальные, каленые наконечники, которые стоили дорого, и ему негде было их достать. Дойдя до дерева, он мысленно попросил прощения за бессмысленный, необоснованный вред нанесенный ему. Взирая на стрелу, застрявшую в одной из верхних ветвей, он решил, что не полезет за ней, так как предполагал, что люди и сейчас смотрят на него, через свою странную трубу. Зато вторую стрелу, он нашел быстро. Подняв ее с земли, нелюдь, держа за древко, откусил сочный бок крупного яблока, насаженного на стрелу. Яблоко было сочное, сладкое чуть прихваченное первым морозцем. Бредя по полю к ратушной площади, Гилд думал о судьбе, не спеша откусывая розовые, пропитанные солнцем куски.
Вот и снова показались ворота города, похоже, на этот раз, он уходил из него навсегда. Что он чувствовал в этот миг? Обиду, грусть или тревогу за будущее, он и сам не знал. Караульный подозрительно оглядел выходящего. Чужак шел с пустыми руками, только меч да лук за спиной. Взять с него было нечего. Гилд прошел ворота. Дорога вела мимо полей и убогих крестьянских домишек, дальше она и вовсе сужалась, превращаясь в широкую тропу, и вот, наконец, над путником сомкнулся родной, спасительный лес. Но родной ли? Здесь, на высоком серенном плоскогорье, зимы всегда были суровы, а нынешняя, по всем приметам, обещала быть и вовсе лютой. Оставаться здесь, не имея пристанища было немыслимо, пережить такую зиму в лесу, нельзя. Любой замерзнет, едва начнутся морозы, будь он альвом или человеком. Конечно, альв продержится дольше, но выжить не сможет и он. Для ухода на юг времени уже то же практически не оставалось, со дня на день могли наступить холода.
Не веселые мысли кружили в голове, пока Гилд брел по чуть заметной тропинке, потом и она кончилась, и вот уже потянулся первозданный лес. Идти было легко, свежий, пряный воздух повис как шатер над деревьями, хрустальная высь сияла холодным светом последних погожих дней. Было так тихо, что казалось слышно, как отрывается от ветки лист и падает, паря в воздух, на замершую землю. Все застыло.
Гилд дошел до поляны с раскидистым дубом, где оставил свои вещи, сел у утреннего, засыпанного кострища и надолго задумался. Что нужно делать он давно уже знал, но мысли бродили далеко отсюда. Он вспоминал свой путь и путь своего народа, пытаясь ответить себе на главный вопрос - почему? Почему все складывается так несправедливо и есть ли смысл продолжать борьбу. Может, он и подумал бы об этом дольше, но желудок отчетливо напомнил ему, что время философии прошло.
Он развел костер, принес воды из ручья и снова нарезал золотистых, на длинных ножках грибов, с березового пня. Наблюдая за тем, как они варятся в кипящей воде, он не мог дождаться, когда блюдо будет готово и, в то же время, оторвав взгляд от котелка, он огляделся. Нет, мешкать было нельзя, в этих местах лес был слишком прозрачен, как только облетит листва, он и вовсе будет просвечивать, укрыться негде. Да и еду в нем трудно добыть, из-за близости человеческого жилья и охотников, не было в нем ни оленей, ни зайцев.
Ночь прошла кое-как. Яркие звезды висели над головой, их мерцающий свет был чуть размыт в холодной дымке, все говорило о том, что скоро выпадет снег. На утро Гилд ушел. Он шел несколько дней, останавливаясь лишь на ночь, да что бы поесть то, что попадалось под руку. Надо было торопиться, потому что в след ему шли холода. Сойдя вниз с плоскогорья, он вышел к реке, и его взору предстал еще один человеческий город. Был он окружен поселениями, полями, садами и огородами, в эту пору уже пустыми. Урожай давно был убран, вокруг деревень чернели пустые пашни. Если бы не это, альв наверно не удержался бы, что бы совершить ночной набег и поживиться хоть чем-нибудь. За время пути он настолько устал, что шел скорей по инерции, и был постоянно голоден. Хотя он умел переносить и то и другое, но сейчас чужие места, отсутствие дома и холод сделали свое дело, двигаться вперед он больше не мог. Каждый вечер ему хотелось остановиться и заснуть не на ночь, а навсегда. По этому, увидев город, он потерял осторожность и решил в него зайти, хотя абсолютно не знал, что за народ там живет, кто и по каким законам правит этими землями.
Все же не даром говорят, что если последняя точка поставлена, и шаг через черту сделан, то и возвращаться не стоит. Чревато такое возвращение, но... как ни не хотелось Гилду больше видеть людских городов, встретивших его столь недружелюбно, а все-таки он пошел. Резано полагая, что зимовать ему придется там, где застанут холода, а следовательно надо купить хотя бы что-то, что поможет выжить в таких условиях. Что именно, он решил определить уже в лавке или на базарной площади, так как список того, в чем он очень нуждался был слишком велик, а из денег в мешке лежало лишь несколько монет, хранимых с давних пор.
Все началось с того, что стража стала придираться к нему в воротах, не желая впускать. Уж больно странно выглядел чужеземец, худой, почерневший от костра и усталости, с блестящими темными глазами, похожий на бродягу. Затем, пройдя по базарным рядам, Гилд понял, даже не спрашивая, что не сможет купить почти ничего, разве что лопату, но стоит ли тащить ее с собой? Выторговав какой-то инструмент, показавшийся нужным, он повернул обратно, но тут на него налетел какой-то бугай. Парень был крепок и высок ростом, задев альва плечом, он обернулся и начал орать, что нелюдь ударил его. В начале Гилд даже не понял, что это относится на его счет. В городе говорили несколько по иному, чем он привык, незнакомый акцент, часть чужих слов и усталость сделали непонятной речь. Парень схватил его за рукав, угрожая расправой, видимо понурый, измученный дорогой и худой незнакомец, представлялся ему легкой поживой. Вокруг них незаметно собиралась толпа. Гилд слишком устал, что бы долго думать, а потому, легко освободив руку, не поднимая глаз, выругался, послав парня на своем родном языке. В речи альвов не было сильных ругательств, но незнакомые, брошенные со злостью слова произвели свой эффект.
- Он проклял меня! - завопил горожанин. - Этот альв наслал на город беду. Все мы знаем на что они способны!
Он вновь попытался остановить Гилда, но тот, лишь зыркнув на неприятеля недобро, оттолкнув его и пошел дальше. К его удивлению парень упал, хотя толчок, роде, и не был сильным. Толпа зашумела на разные голоса, были крики, была ругань, но останавливать эльфа никто не стал. Миновав ворота, Гилд пошел к лесу, он уже и думать забыл об обидчике, ему хотелось поскорей развести костер, сесть у огня, согреться и выпить горячий отвар, с заваренными в кипятке листьями дикой малины.
На следующий день он еще не успел уйти далеко, когда впереди послышались голоса людей и звуки охотничьего рога. Где-то шла охота. Альв свернул в сторону, но, через пару шагов прямо на него выскочил олень. На миг они оба замерли, животное и эльф. Затем Гилд улыбнулся. Олень был красив и волен, и это день не должен был стать для него последним. Эльф крикнул, махнул рукой и олень, высоко вскинув рогатую голову, поскакал прочь. Но, со стороны поляны уже бежали люди. Завидев альва и вспугнутого оленя, они зашумели все разом. Потом один из них, выкрикнул что-то, указав на Гилда рукой, житель города узнал его и не простил обиды. В следующий миг человек поднял лук, Гилд не ждал нападения, но стрела неслась в цель. Он отпрянул, но руку обожгло нестерпимой, резкой болью. В то же миг будто кто-то толкнул его в сторону, он сделал шаг и высокий ельник скрыл эльфа от людей сплошной стеной.
Его не искали, охота промчалась мимо. Гилд медленно опустился на землю, оперевшись спиной о шершавый, смолистый ствол. Левую руку, выше локтя, насквозь пронзала стрела.
Шок проходил медленно, он смотрел на древко с оперение, на кровавый наконечник с другой стороны, на то, как медленно темнеет рукав куртки рядом со стрелой. Мысли путались. Теоретически, он вроде бы знал, что следует сделать, но на практике, ему хотелось лишь лечь. Кто мог упрекнуть его в этом, ведь рядом не было никого. Усталость, холод и боль. Он медленно сполз и лег на мягкую хвойную подстилку, закрыв глаза.
Слабость сковывала тело, холод довершал начатое. "Пожалуйста, помоги мне!" - мысленно попросил он. К кому мог обращаться одинокий скиталец, на чью помощь он уповал? Но словно теплый ветер пробежал по лесу, откинул упавшие волосы от лица, обнял за плечи. Гилд открыл глаза. Были уже сумерки. Он сел, поудобнее, облокотившись о дерево, и взял в правую руку кинжал. Попытавшись закрепить стрелу, уперев ее в толстый ствол, он обрубил торчащее из руки древко. Стрела при этом дернулась, руку пронзило новой острой болью, но кто-то невидимый, словно вновь поддержал его. Одним резким движением Гилд попытался выдернуть стрелу. Быстро не получилось, напрасно он на это рассчитывал, все же, обычно это делает кто-то другой, а не сам раненый, но стрела поддалась. Откинув кровавый обрубок древка, Гилд вздохнул. Дальше все было легче, он стянул одежду с плеча, положил те нехитрые травы, что у него были, а затем, нанеся на тряпицу смолу с соседней сосны, заклеил рану. Последние движения дались ему уже с большим трудом, его трясло от холода, потери крови, слабости и, возможно, страха. Едва закончив возиться с рукой, он повалился на сухую, хвойную подстилку леса. Озноб не проходил, пальцы рук побелели и плохо гнулись, тело свело, словно, в судороге. Кое как достав из вещевого мешка одеяло, он натянул его на себя. Мир начал гаснуть...
Но он не умер и даже не потерял сознание, как не казалось бы это обычным для человека. Альв просто заснул. Он спал много часов и очнулся лишь ближе к вечеру следующего дня. Несколько раз за это время он приоткрывал глаза, будто всплывая на поверхность из глубин подсознания, но просыпаться не хотел, какой в этом был смысл? В итоге, его подняли его голод и уверенность в том, что он замерзнет этой ночью, заснув уже навсегда. Пришлось подняться. Продолжать путь он не мог, а потому побрел куда-то, как ему казалось, придерживаясь прежнего, юго-восточного направления. Перед глазами плыл туман, он плохо понимал куда идет. Пару раз ему слышались какие-то звуки, словно ветер приносил людские голоса, и тогда он сворачивал в сторону, забидая невесть куда. Близился вечер, а с ним на землю спускался и холод. Гилду было уже все равно, он просто шел, почти не различая дороге, куда вела его судьба.
Первое, что он почувствовал, был теплый ветер. Теплый и сырой, будто с моря, но морем он не пах. Гилд непроизвольно пошел навстречу неведомому теплу. Под ногами снова оказались камни, затем стали попадаться валуны, он ели обходил препятствия, прижимая к себе больную руку. Как вдруг, теплый парный воздух коснулся его лица. Гилд застыл и впервые осмотрелся, прогнав беспамятство.
Он стоял в небольшой ложбине, между каменными громадами, а впереди него клубился пар. Еще не веря в удачу, он сделал пару шагов вперед. Сомнений не осталось, там дальше меж камней пробивались термальные воды, теплый дар земли. Он знал, что горячие источники встречаются в этих местах, альвы пользовались ими с давних пор, но найти его в незнакомом лесу было редкой удачей.
Несколько родников выплескивали на поверхность горячие подземные воды. Меж камней разлилось настоящее озерцо. Ближе к его центру вода клубилась и поднимался пар, видимо там она была очень горяча, но по краям все было спокойно. Вокруг этой большой лужи зеленела трава, и виднелись последние, осенние цветы.
Гилд шагнул за валуны, его окутало теплом и паром. Он положил среди камней оружие и вещевой мешок, потрогал воду, она была теплая. Это было первое тепло за долгие дни холода и скитаний. Словно пьяный он пошел вдоль края источника, нагибаясь и торопливо срывая кислицу и редкие ягоды черники. Потом он вернулся к своим вещам, кое-как стянул сапоги, свернув, положил рядом плащ и, стараясь не потревожить рану, снял остальные вещи, оставшись в исподнем. Он решил так и войти в воду. Белье было грязным, а левый рукав холщевой рубашки к тому же пропитан кровью. Стирать его у Гилда не было сил, а смыть грязь хотелось. Когда вода коснулось замерзших ступней, согревая их, он понял, что жив. Осторожно ступая по плоским камням, он пошел дальше, наслаждаясь теплом.
Озерцо было мелким, вода едва доходила ему до колен, однако это была теплая, а ближе к центру, даже горячая вода. Он сел, ощущая, как медленно отступает озноб, а затем лег.
В начале сильно заболела рука, заныла, защипала, согреваясь, рана, но потом боль отступила и все прошло. Гилд лег, положив голову на плоский камень и чувствовал, как расслабляются скованные холодом мышцы. Вместе с ними исчезал и ледяной ком внутри. Ему стало так спокойно и хорошо, что хотелось забыться и остаться здесь навсегда, в этой теплой ванной, что бы не было ни холода, ни боли, ни нужды. Незаметно для себя он начал дремать, первый раз, не сжимаясь от холода, не подтягивая к груди согнутые коленей, не пытаясь согреть замерзшие пальцы. Можно ли спать в воде, не станет ли от этого хуже ране, он не знал, но сейчас ему было все равно. Привстав, он сместился поближе к центру источника, туда, где из земли выбивалась горячая вода. Мелкие камешки и песок создавали мягкое ложе, даже камни под головой не мешали лежать. Длинные волосы Гилда сослужили ему хорошую службу, исполнив роль подушки. Очень скоро он крепко уснул.
Сон эльфа отличен от сна человека, может быть, именно поэтому ходят легенды о том, что эльфы и вовсе не спят. Они способны проснуться в любой час и тут же начать действовать, дезориентации у них не бывает и, в тоже время, большинство снов у них рождают поразительные образы и картины, которые, переплетаясь, могут поведать о будущем и прошлом, о неведомой и манящей земле. Однако если эльф слишком устал, он просто спит, спит так же, как человек, проваливаясь в небытие. Именно в таком сне и провел Гилд всю первую половину ночи. При свете звезд он ненадолго проснулся, открыл глаза, посмотрел сквозь пар на далекое, в мириадах огней небо. Звезды были чисты и прекрасны, но их свет мог говорить лишь о том, что наступил мороз. Сил для раздумий у Гилда не было, он просто порадовался тому, что не мерзнет, что вокруг него есть тепло. Чуть наклонив голову, он с жадностью выпил воды, даже не задумываясь, что пьет ту же воду, в которой лежит. Ее необычный вкус говорил о том, что в воде содержится множество минералов. Но и на эти раздумья уже не было сил, Гилд устроился по удобнее и снова заснул.
На этот раз он проснулся лишь утром, когда холодное осеннее солнце уже взошло над верхушками деревьев. Очень хотелось есть, казалось внутри была сплошная пустота, немедленно требующая заполнения. Он встал, но, едва подойдя к краю озерца, выйдя из теплого тумана, ощутил пронизывающий холод. Сняв мокрое белье, он переоделся, разложил вещи в стороне, на камнях, на просушку и осмотрел рану. По мнению Гилда все обстояло хорошо, крови совсем не было, да и отверстие от стрелы заметно стянулось, концы раны начали смыкаться, правда рука все еще болела, даже шевелить пальцами было больно. Но делать было нечего, вытащив из вещевого мешка грубый свитер, а сверху надев еще плащ, Гилд спрятал от случайных глаз свои вещи и, прихватив лук, пошел к чаще, в надежде найти хоть что-нибудь съестное. Он проходил долго, но лес был абсолютно пуст. Теперь Гилд понял, почему никто не селился в этих метах, не смотря на термальный источник. Единственное, что ему удалось найти это пару подсохших грибов, да мох, о съедобных свойствах которого знали немногие, даже из альвов.
Оставаться здесь далее было нельзя, и снова путь вел его в сторону юга, огибая жилища людей и неприступные горы. Через несколько дней пути местность сменилась, лес стал щедрей, но еще через день, выпал снег, а это значило, что дальше идти нельзя.
Небольшая пещера у подножья холма стала служить ему домом. Он знал, что по всем законам любых племен, зиму ему не дано пережить. Мало кто способен в одиночку зимовать без запасов еды, без жилья и тепла. Но он и не рассчитывал выжить.
Зима пришла суровая и, когда снег ровным ковром покрыл всю округу, Гилд подумал, что смерть от холода не должна быть мучительной, поскольку он слышал, что от мороза засыпают вечным сном, а это не должно быть больно. И настал день, когда на борьбу за жизнь уже не осталось сил. Закутавшись во все, что было, он забился в дальней угол песчаной ниши, лег на ветки у догорающего костра и, посмотрев на пламя, стал гадать увидит ли огонь еще раз. Потом и костер догорел, и он решил, что пора заснуть, он только холод никак не давал успокоиться.
Он понял, что неправы были те, кто говорил, будто от холода засыпают спокойным вечным сном. У Гилда ломило пальцы рук, болели ноги, его трясло, но заснуть никак не удавалось. Короткий зимний день уже начал клониться к вечеру, мороз усилился, а он все смотрел расширенными от боли и страха глазами на белый простор. Наконец, длинные синие тени залегли на снегу, где-то вдали завыл волк, и Гилд подумал, что с радостью ответил бы ему, только сил уже нет. Он представил себе, как лег бы, обнявшись со зверем, закопался пальцами в густой, теплый мех и заснул. Страха не было, он больше не боялся ни смерти, ни холода, ни тем более волка. Он лежал на еловых ветках, закутавшись в одеяло, и уже почти спал. Странные видения проносились в голове, они были приятными, успокаивающими и манящими. Ритм сердца медленно замирал.
"Хорошо, - подумалось ему, - мне все же повезло, я ухожу без боли и без страха. Скорее всего, меня никто здесь не найдет. Можно сказать, что эта пещера мой последний дом. Что будет дальше, я не знаю, но говорят, что нас ждет вечный путь". Он с трудом приоткрыл глаза и осмотрелся, словно видел все впервые, ему понравилось, красиво и спокойно, хорошее место, что бы тут заснуть. Он снова стал дремать, надеясь, что ему приснится один из тех волшебных снов, что виделись иногда: дальний, теплый берег, где нет несчастий и беды, где он не одинок. Но вместо сна вдруг вспомнился прошедший путь, а вместе с ним и сожаления о том, что, как и не случилось в жизни. Он бы уснул, но эти мысли вновь нарушили покой, волнуя и требуя жить. Они словно призвали что-то из небытия. Сквозь синие сумерки и ночные тени, сквозь стужу и холод кто-то пришел к нему, не давая спать. Странные образы, странные чувства и вот, вместо холода, он ощутил смутный жар. Тепло разливалось по телу, Гилд вмиг забыл, что минуту назад думал о близкой смерти. Сейчас его мысли были заняты чем-то совсем другим. Последние силы, которые сохранил организм, переходили в тепло. Иллюзия заставляла жить.
А утром настала оттепель. Южный ветер задул с неистовой силой, принеся с собой облака и тепло. Снег потемнел и начал таять, обнажая травы и мох, принося жизнь.
Это была ужасная зима, снежная и морозная, выжить одному, в глуши, без припасов и крова было почти невозможно, но он ее пережил. Он стоял на поляне, покачиваясь от слабости, подставив лицо первому весеннему солнцу. Больше всего он теперь напоминал заросшего, с нечесаными космами дикаря, закутанного во все что попало, или оборванного бродягу, лишь чудом выжившего здесь, в лесу. Ясный и прямой взгляд, вот и все что осталось в нем, напоминая о принадлежности к Перворожденным, как в древние времена называли их род. Даже длинные, волнистые волосы, спадающие по плечам, были настолько грязны и спутаны, что давно потеряли свой блеск. Он стоял, не веря в то, что пережил. Это был не плен и не битва, это была просто жизнь... Он устал, устал от постоянной борьбы и напряжения, от того, что любой день может стать для него последним. Ему было ясно, второй такой зимы не пережить, а если учесть, что в здешних местах все зимы холодные... Уходить на юго-запад, туда где он жил раньше, где все было знаком, где прошли долгие годы, было нельзя. К прошлому не вернешься, оно отрезано, будто кто-то провел ножом, разделяя Землю, Судьбу и Время. Прошлого нет.
Гилд вышел на талый снег, огляделся, весна вступала в свои права. Даже трава пробивалась кое-где сквозь сырую землю, солнце сияло над головой. О чем стоит думать при наступлении весны? Можно просто радоваться жизни, теплу и приближению лета, можно, но тогда нельзя заглядывать дальше этого самого лета. А, пожалуй, несмотря на все холода и невзгоды, думать он еще мог. Можно отбиться от стаи волков, можно пережить холода и бескормицу, можно быть незаметным для шаек разбойников, но, будь ты хоть трижды эльф, когда все эти невзгоды наваливается сразу и длится почти три месяца, выжить действительно тяжело. Любая ночь этой долгой зимы могола перейти в смерть.
Решение пришло еще тогда, под завывание ветра и скрип мороза, тогда, когда живое существо уже вряд ли может считать себя живым. У него было время, чтобы подумать, и все же решиться пока он не мог.
Вместе с приходом теплых дней Гилд постепенно ожил. Вначале исчезло вечное чувство холода, с которым, казалось, он сросся за время зимы, потом стал исчезать голод, а вместе с ним и тревога. Он перестал ощущать себя загнанным зверем, сидящим в норе. Теперь лес и его старый лук снова кормили, а с наступлением лета он стал похож на себя прежнего, лишь в глубине подсознания, где-то в подкорке мозга, остался неистребимый страх перед новой зимой.
Тепло вступало в эти края, все расцветало и зрело, пришло время благоденствия, но вместе с ним подкрадывалось и чувство тревоги. Сидя на берегу реки, с примитивной самодельной удочкой в руках и глядя на воду, он все думал и думал о новой зиме. И вот настал день, когда Гилд решил: или-или. Либо нужно благоустраивать и утеплять свое жилище, готовя его к холодам, скопить запасы еды и припасать все что можно, а потом ждать бесконечных снегов и морозов. Либо он попробует еще раз наняться на службу к людям. Сто раз повторяя себе, что его не возьмут, что так или иначе, ему все равно придется здесь зимовать, но все же, уговорил себя решиться.
Еще пару месяцев Гилд старался не думать, спокойно живя в своей пещере, в лесу и наслаждаясь каждым днем тишины. Еды ему хватало, и много трудиться не приходилось, конечно, он ел не изысканные яства, но ему нравилась вся нехитрая, простая еда, которую удавалось добыть, а главное, нравилось, что ее было вволю, и он не голодал. Если бы лето длилось в этих краях вечно, он бы так и жил, то бродя по лесным зарослям, то купаясь в реке или просто лежа на прогретой солнцем траве у своей пещеры. Но постепенно дни стали убывать, ночи становились прохладнее, и природа медленно катилась в осень, замыкая свой круг.
Идти в город и повторять еще раз все свои ошибки, Гилд не хотел, у него было время вспомнить, подумать, проанализировать все, что случалось с ним раньше, а затем сделать вывод.
Долго сидел он у тихой заводи, на берегу ручья, глядя в темную, недвижную воду, а затем, сжав в руке нож, медленно поднес его к лицу и провел по первой пряди волос срезав ее по плечи. Темно-каштановый волнистый шелк падали к его ногам, и в конце работы Гилд нерешительно встряхнул головой, проведя пальцами по непривычно короткой прическе. Затем он оделся в те, купленные когда-то в деревне вещи, которые были привычны для людей, заправил рубашку в штаны, как поступали жители города, и еще раз склонился над темной водой как над зеркалом. Странно... все было ему странно в собственном облике. Неловким движением он прикрыл волосами заостренные уши, подумав, что, пожалуй, он действительно мало чем отличается от людей.
Более задерживаться в лесу Гилд не стал, слишком грустно и пусто стало на душе, словно, вместе с волосами, он простился и с кусочком сердца. Сборы не заняли и часа, и вот уже он шел по наезженному тракту, ведущему в город, неся за спиной свой старый, лук и вещевой мешок. Альв прошел городские ворота, стараясь не думать, только не думать, отогнать от себя мысли. Все.
Гарнизонный двор крепости, косые и равнодушные взгляды. Что в них читаилось? Узнавали ли в нем нелюдя или же только лишь чужака? Бывалый десятник с рыжей, вьющейся бородой и кривым шрамом через всю левую щеку посмотрел неприветливо, силясь понять, что в этом воине не так, чем он отличен. Настороженный взгляд, острый и колючий, шарит по лицу, оглядывает фигуру, пытается заглянуть в глаза. Ему интересно знать, кто и из чьих земель сюда явился. Глаз Глилд почти не поднимал, держал их долу, боясь, то ли выдать себя, то ли, что в них мелькнем такая жгучая ненависть, что человек отпрянет. Ненависть не к людям, и не к десятнику, а к такой жизни, к той ситуации, которую он вынужден теперь терпеть. Он не хотел находиться здесь, но и с дорогой в лес уже попрощался, будто отрезал ее.
Десятник не торопился его нанимать, пошел спросить у кого-то. Вышел еще один воин, сразу видно, что наделенный властью и, взглянув мимолетно, тут же вскликнул:
- Это ж альв! Вот кого занесло...
Они оба уставились на Гилда, как на редкую залетную птицу, с которой не ясно, что делать, отпустить или съесть. Долго ли бы они гадали, неизвестно, только вдруг оба замолчали, чуть склонившись в поклоне. На высоких каменных ступенях показался герцог Ариверст, их господин. Мужчина был высок, крепок и строен, каштановые волосы обрамляли правильное, волевое лицо. Он смотрел внимательно, чуть удивленно, но когда их взгляды встретились, ясно стало все. Гилду не надо было рассматривать знатного господина, что бы понять, что в нем есть кровь альвов, одна с ним кровь. Герцог без сомнения был человеком, но дальняя, древняя кровь не угасла в нем, она жила. Какое-то время они смотрели друг на друга молча, словно читали мысли и понимали собеседника, как себя. Потом герцог медленно отвел глаза и жестом подозвал к себе гарнизонного командира.
- Возьмите его на службу, стрелком. - Негромко приказал он.
Затем окинул взглядом своих людей, подумал и сухо добавил:
- Это воин - человек, и если кто-то из моих солдат попробует сказать другое, просто повесьте негодяя.
Напоследок снова встретились взгляды бродяга - альва и герцога:
"Больше я ничего не смогу для тебя сделать".
"Я знаю, спасибо, вы и так сделали больше, чем все".