Часть первая. Агар. Прóклятые

     Глава 1. Засада на Волчьем хребте

     Преосвященный Арбигост, архипатрит Красного Братства, сидел, откинувшись на кожаном диване в комфортном салоне воздушной машины, носившей вычурное название «Повелитель боли и наслаждения», и предавался… наслаждению.

     Арбигост направлялся с инспекцией на космодром Шагар-Кхарад в Прóклятых землях, что к северу от провинции Арзебар. Аэролёт летел низко над горным хребтом, окутанным серыми тучами, за окном не было совершенно никакого вида, и первосвященника ничто не отвлекало от плотского наслаждения…

     Четверть часа назад, следуя протоколу конспирации, пилот переключил управление на автоматику — аэролёт опустился в облако, снизив скорость и перейдя на бреющий полёт. Укрылся в пелене облака и кортеж охраны. Три увешанных орудиями «Жнеца» держались каждый в стадии от «Повелителя», их отметки на радаре образовали правильный треугольник. Полное отсутствие видимости не мешало этим «летающим танкам» контролировать каждый араш пространства вокруг на десятки стадиев: эхолокаторы и тепловизоры «Жнецов» непрестанно ощупывали местность, а их кинетические пушки и пулемёты были готовы в секунды уничтожить любую цель, от крупной машины до мелкого животного, — уровень защиты «максимальный».

     …Рассеянный взор первосвященника был устремлён в белёсую непроглядную пелену за окном, а пальцы рук перебирали шелковистые волосы ублажавшей его юной девушки. Впереди был ещё час полёта, но Арбигосту не будет скучно. С Парелиат, так звали девушку, можно не думать о времени…

     Он купил её ещё девочкой, и официально она была его рабыней, но никто в имении Арбигоста не смел обращаться с Парелиат как с прислугой. Она была наложницей его преосвященства, и это положение давало ей определённые преимущества. Четвёртый год Парелиат жила в его дворце на берегу Средиземного моря и сопровождала его в поездках и полётах по делам Церкви. Арбигост обещал дать девушке вольную к её совершеннолетию и выдать замуж за приличного господина, но всё чаще ловил себя на мысли о том, что привязался к ней и не желает отпускать её от себя. Мысль о будущем замужестве Парелиат, о том, что кто-то другой станет обладать ею, стала вызывать в Арбигосте мучительную ревность.

     …Голова Парелиат монотонно поднималась и опускалась, поднималась и опускалась: вверх, вниз, вверх, вниз… волосы девушки приятно щекотали уже начинающее дряхлеть, тучное тело первосвященника. Мысли обволакивала приятная нега, уводящая от проклятой суеты, что в последнее время сильно утомляла и раздражала его…

     Арбигост всегда предпочитал активную деятельность кабинетной возне, но положение «правой руки» генерал-архипатрита, высоко ценившего его за умение вести дела, в последнее время всё чаще вынуждало его торчать подолгу в столице. Но, к счастью, оставалась ещё работа для «хитрого толстяка», как добродушно называл его шеф — генерал-архипатрит Абримелех.

     Накануне вечером Абримелех лично, с глазу на глаз, поручил ему одно деликатное дело.

     Во время формальной инспекции Службы безопасности космодрома Арбигост должен будет связаться с внедрённым туда ССКБ (Секретной службой Красного Братства) «кротом» и получить информацию, которую тот не решался передать обычным для него способом.

     Как считали аналитики ССКБ, информация эта могла иметь отношение к заговору против Церкви, в котором, предположительно, был замешан Шедареган — один из высших церковных иерархов, глава Серого Братства и приближённый Патриарха.

     ССКБ не могла рисковать, тайно посылая на космодром спецагента. Проникнуть на объект «Серых» — задача рисковая. У Серого Братства собственная, подчиняющаяся только Малому Кругу (внутреннему совету Братства) и его главе, служба безопасности — маленькая армия, со своей разведкой, контрразведкой и спецподразделениями. Поэтому в ССКБ решили не штурмовать лбом стену, а пойти другим путём: послать на космодром не спецагента, а всем известного и всеми уважаемого церковного чиновника с инспекцией, прикрыв его визит рутинным постановлением Собора Святых. Глава «Красных», Абримелех, лично позаботился о том, чтобы в Шагар-Кхарад отправился именно он, Арбигост.

     …Влажные губы Парелиат скользили, обхватывали, обволакивали разгорячённую плоть архипатрита. Арбигост был уже далеко от всего суетного и скучного. Все эти «кроты», агенты, братья, ракеты с космодромами… Да и генерал-архипатрит и Его Святость и… — пятьдесят дьяволов с ней! — Святая Церковь… Все и вся — в бездну ада! Архипатрит был уже почти готов к кульминации, когда…

     Облачность заканчивалась, и первые лучи одного из небесных светил уже пробивались сквозь поредевший туман. «Жнеца» впереди ещё не было видно, но радар показывал пилоту, что аэролёт охраны держится на прежнем расстоянии в точности до нескольких арашей (автопилоты всех четырёх машин работали синхронно). Клочья тумана налетали на лобовое стекло «Повелителя», оставляя на нём мелкие капли, которые тут же сдувал ветер.

     В момент, когда с экрана радара исчезли оба замыкавших группу аэролёта, пилот сосредоточенно всматривался в стекло, стараясь разглядеть там головную машину. Если бы не звуковое оповещение, включившееся автоматически и моментально приковавшее внимание пилота к экрану радара, он непременно увидел бы идущий впереди аэролёт, — вернее то, во что превратился «Жнец» охраны за две секунды, — но пилот отвлёкся и лишь краем глаза заметил, как облако впереди осветила яркая вспышка. Через секунду последняя зелёная точка на экране исчезла. «Повелитель боли и наслаждения» остался один, без защиты.

     …Парелиат увеличила темп, губы её стали сжиматься сильнее, а упругий проворный язык принялся проделывать с его плотью такие комбинации, на какие была способна только она одна. За свою долгую жизнь преосвященный познал немало женщин искушённых в любовных делах, но всем им было далеко до Парелиат в мастерстве, которое она в очередной раз ему убедительно демонстрировала. Сознание Арбигоста заволокла приятная пелена. Ещё бы немного — всего несколько мгновений! — и Арбигост пришёл бы к естественному завершению приятного процесса, но… он не успел. Что-то с чудовищной силой ударило снаружи в борт аэролёта и сквозь прикрытые веки архипатрит увидел огненную вспышку, за которой пришла темнота.

     Глава 2. Старец и Святые Отцы

     Сто тридцать девять лет — таков был его возраст.

     Пятьдесят лет назад он взошёл на патриарший престол, и вот уже полвека правил Агаром как полновластный император и верховный первосвященник планеты.

     Облачённый в разноцветные ризы худощавый лысый с короткой белой бородой старец сидел на величественном троне посреди мраморного зала Собора Святых.

     Старец взирал на собравшихся перед ним абсолютно белыми не по-стариковски яркими молодыми глазами. Такие глаза (как и белоснежные волосы, которые он давно утратил по причине преклонного возраста) среди агарян считались знаком высочайшего благородства и избранности перед Единым Всевышним.

     Украшенный разноцветными алмазами белый трон стоял на возвышении из восьми, сложенных пирамидой одна на другую, восьмиугольных каменных плит. Цвет каждой плиты символизировал одну из древних Церквей, составивших вместе Единую Вселенскую Церковь Империи. Верхняя плита в пирамиде под троном была тоже белая, из мрамора; ниже лежали плиты красного, оранжевого, жёлтого, зелёного, голубого, пурпурного и серого цветов.

     Перед патриаршим престолом, разделённым надвое полукругом, расположились семь малых тронов: четыре — по правую и три — по левую руку от правителя. Каждый престол имел под собой всего одну плиту-основание, и цвет плиты соответствовал цвету риз сидевшего на нём иерарха. Последовательность цветов была та же, что и в пирамиде под троном патриарха, за исключением одного цвета, и начиналась с белого, стоявшего первым справа, и оканчивалась серым, который можно было также считать и первым, если считать слева направо. Между зелёным и пурпурным малыми престолами, на чёрном каменном полу зала лежала восьмиугольная плита-основание светло-синего цвета, на которой престола не было. Место то пустовало уже четыре столетия. Оно было проклято.

     Собравшиеся первосвященники взирали на старца с почтением, ожидая, когда тот заговорит первым.

     О произошедшем накануне в Прóклятых землях нападении было известно всему двору, и слухи продолжали расползаться по столице. (Новостные каналы о случившемся, конечно же, ничего не сообщали, и простолюдины оставались в неведении. Слухи распространялись исключительно среди чиновников и благородных жителей Азргона.)

     — Брат Абримелех, — наконец обратился старец к главе Красного Братства, — расскажите нам, как обстоят дела в Арзебаре. Ваши люди уже схватили тех дьяволов, что умертвили брата нашего, Арбигоста?

     — Нет, ваша святость, — ответил генерал-архипатрит. — Пока нет. Ведётся расследование. Уже известно, что это дело рук революционеров…

     — Разумеется. Кого же ещё… — без иронии заметил старец.

     — Есть основания полагать, — осторожно продолжал Абримелех, — что напавшие принадлежат к фракции так называемых атеистов — безбожников, наиболее радикально настроенных против Святой Церкви и Святого Престола.

     Говоря это, иерарх встал со своего места — его трон стоял вторым после белого, на котором сидел Архаир, белый первоархипатрит — и размеренным шагом направился к центру зала. Его тёмно-красные ризы сидели безупречно на мощном, натренированном теле, движения его были точны и грациозны, как поступь матёрого хищного зверя. Абримелех был немолод, но в хорошей физической форме, а о его любвеобильности и темпераменте (преимущественно в отношении юношей и мальчиков) ходили легенды.

     — Секретная служба, — сказал красный иерарх, — располагает сведениями, полученными при пытках одного из атеистов, арестованного недавно… по другому делу… относительно причастности к его организации некоторых священников…

     — Это мало удивляет, — заметил старец. — Но как это относится к вчерашнему инциденту?

     — Напрямую, ваша святость. Этот грешник сознался, что не так давно он, в качестве курьера, сносился с другим атеистом… неким Связником… от которого он узнал о космодроме в Прóклятых землях.

     Старец хмыкнул и слегка кивнул головой, приглашая Абримелеха продолжать.

     — Связник предлагал ему присоединиться к террористической организации, тайно действующей в провинции Арзебар и связанной с боевыми отрядами прóклятых. Схваченный нами атеист принадлежит к касте строителей и имеет инженерное образование. Связник сулил ему сомнительную карьеру чёрного командира… Так прóклятые называют своих главарей, глумливо намекая на приносимые нами Всевышнему в святом таинстве Очищения жертвы, которые эти богохульники отвергают и осуждают, и от имени которых ведут свою дьявольскую борьбу против Святой Церкви… Связник сказал инженеру, что его организация нуждается в образованных людях, способных в дальнейшем, после специальной подготовки на одной из тренировочных баз террористов, к командованию отрядами боевиков, среди которых преобладают неграмотные простолюдины, и к подрывной деятельности в целом… Связник также сообщил инженеру о имеющейся в Волчьих горах секретной железной дороги и о том, куда она ведёт… Рассказал о секретном объекте близ Шагар-Хаог, и о запусках ракет, которые видел лично…

     — И для чего он ему всё это рассказывал? — поинтересовался старец.

     — Полагаю, с целью завлечь инженера: вызвать в нём профессиональный интерес, — ответил красный первосвященник.

     — Продолжайте.

     — В ССКБ уже поступали сигналы о том, что террористы следят за Шагар-Кхарад, ваша святость. А теперь, после допроса инженера, появились основания полагать, что дело обстоит куда серьёзнее… Связник намекал в разговоре с инженером на то, что в Шагар-Кхарад действуют преданные им, террористам, люди из числа Серых Братьев… — говоря это, Абримелех вызывающе посмотрел на Шедарегана, первосвященника названного им Братства…

     — Брат Абримелех, — оборвал его старец, — вы хотите сказать, что странный намёк, сделанный террористом в беседе с арестованным, о котором тот вам сообщил под пытками, это достаточный повод, чтобы подозревать серых братьев в заговоре?

     — Нет, ваша святость. Этого недостаточно, — деланно смутившись, ответил красный иерарх. — Но факт вчерашнего нападения заставляет задуматься… Откуда террористам стало известно об инспекции, о маршруте и времени следования? Откуда вооружение, способное уничтожить три аэролёта новейшей модели? — (Абримелех сделал неопределённый жест рукой и окинул собрание быстрым взглядом) — На эти вопросы ответов может быть не так уж много… Учитывая, что об инспекции знало ограниченное число лиц, здесь и в Шагар-Кхарад, ответов всего два. Первый ответ: при дворе вашей святости действует шпион, один или несколько… — При этих словах Абримелеха вокруг послышалось недоумённое ворчание, шарканье ног и шелест риз. — И второй ответ, — продолжал он, когда шарканье стихло: — полученные при допросе сведения верны, и на космодроме действительно есть предатели.

     В зале повисла напряжённая тишина.

     — Это, кстати, проливает свет и на вопрос, о вооружении, — добавил Абримелех. — Если в Сером Братстве есть…

     — Брат Абримелех! — произнёс с места первоархипатрит Шедареган, не дав Абримелеху закончить. — Прошу вас быть более избирательным в выражениях!

     Шедареган говорил громко, но без усилий, не повышая тона, и голос его был начисто лишён раздражения или возмущения, как и вообще каких-либо эмоций. От этого тона некоторых из сидевших в зале иерархов прошиб бы холодный пот, будь эти слова главы Серого Братства обращены к ним лично, но генерал-архипатрит не был из их числа. Абримелех и сам обладал способностью вызывать потоотделение у окружающих, невзирая на их положение. Он лишь дружелюбно улыбнулся Шедарегану и поправился:

     — Прошу меня извинить, брат Шедареган, если сказанное мной задело вас лично! — Абримелех учтиво поклонился серому первосвященнику. — Я лишь предположил, что в числе Серых Братьев могут быть шпионы… как, впрочем, и среди любых других, без исключений… И в Красном тоже… — Он примирительно показал кончики клыков. — Как я уже сказал, об инспекции было известно немногим, здесь, при дворе, и на самом космодроме… Здесь это — представители всех Братств, там — исключительно Серого… Это ведь очевидно.

     — Да, очевидно, — ответил Шедареган. — Как очевидна и ещё одна деталь, которую вы не упомянули…

     — Какая деталь?

     — Связь. На объект было передано сообщение, через спутник, и его могли перехватить.

     — Но, связь зашифрована… — смутился Абримелех. — Откуда прóклятым взять средства перехвата и дешифровки?

     — Ну, вы же сами сказали, что там действует серьёзная организация, атеисты… — Шедареган развёл руками. — Полагаю, организация, способная провести такую, следует заметить, блестящую операцию… насколько мне известно, всё произошло очень быстро… и располагающая для этого соответствующим вооружением, вполне может располагать и средствами перехвата и дешифровки.

     — Это лишь предположение, — сказал Абримелех.

     — Как и всё прежде здесь сказанное, — добавил Шедареган.

     — Довольно! — объявил старец, прекращая спор. — Брат Абримелех!

     — Да, ваша святость…

     — Ещё раз проверьте все ваши предположения. Проверьте придворных и их связи. При малейшем подозрении — арестовывайте. Вместе с Шедареганом проверьте космодром. Держите нас в курсе расследования.

     — Слушаюсь, ваша святость! — сказав это, генерал-архипатрит вернулся на место.

     — Брат Шедареган.

     — Ваша святость, — первосвященник поднялся с места.

     Длинное в пол облачение, сочетавшее от светлых до самых тёмных и почти чёрных оттенков, вместе с чёрным как ночь цветом кожи и аскетической худощавостью, делали Шедарегана похожим на ожившую тень. Лишь жёлтые глаза и острые белые клыки (когда тот говорил) выделялись в его высокой фигуре.

     — Окажите необходимое содействие Красному Братству и лично брату Абримелеху в расследовании.

     — Будет исполнено, ваша святость.

     — Полагаю, с этим разобрались. Теперь расскажите нам, как там обстоят дела с вашим последним проектом?

     — Этим утром, ваша святость, с Шагар-Кхарад была успешно запущена ракета-носитель «Архангел-9» с челноком «Боль, дарующая спасение». Час назад мне сообщили о благополучной стыковке «Боли» со станцией. Челнок доставил на станцию материалы, оборудование и провизию, а также пятерых специалистов, из свободных от жертвенного жребия. Будут работать.

     — Это хорошие новости, брат Шедареган. А что там с КДВ?

     — Группировка сформирована на восемьдесят четыре процента. Недостающие сегменты уже на орбите, осталось вывести каждый на своё место и настроить. Новые люди приступят к работе уже завтра, так что, ко Дню Великого Очищения готовность будет стопроцентная…

     Дни Очищения праздновались трижды в году — два раза летом и один зимой. При этом зимнее Очищение считалось Великим, потому что зимой на священнодействие смотрели единовременно два Истинных Ангела (таковыми агарская религия почитала Аркаб и Нуброк — солнца Агара). Летом же были отдельно Очищение Аркаба и отдельно Очищение Нуброка, дабы каждый из Истинных Ангелов засвидетельствовал перед Всевышним Очищение народа Агара от греховной скверны. Зимнее Великое Очищение совершалось с вдвое бóльшим числом жертв, что удваивало сакральную значимость богослужения, делая день совершения оного главным церковным и светским праздником планеты.

     — Это очень хорошо, что стопроцентная готовность… — произнёс старец, а про себя добавил: «Осталось совсем немного…» Совершив священный жест двумя руками, старец благословил серого первосвященника: — Сила Всевышнего да снизойдёт на тебя, брат Шедареган, и мудрость Его да пребудет с тобой!

     Глава 3. Прóклятые I

     Связник сидел у небольшого, сложенного из кирпичей очага, устроенного прямо посреди комнаты. Дым от горки красных углей, среди которых то и дело высовывались и снова прятались язычки пламени, то медленно, как бы нехотя, то упрямыми рывками, тянулся вверх к потолку, где была дыра, служившая дымоходом. Снаружи свирепо завывал ветер, швыряясь песком и мелкими льдинками в затянутое чёрной пластиковой плёнкой окно.

     Когда-то это был семнадцатиэтажный жилой дом, стоявший на окраине Харфахара — мятежного города провинции Хаит, именуемой теперь «Прóклятыми землями». Харфахар уже давно нельзя было найти на картах, а от здания оставался выросший вокруг трёх нижних его этажей холм и огрызок, возвышавшийся над холмом ещё на четыре этажа. Помещение, в котором укрывался от бури Связник, было на пятом, если считать с погребёнными внутри холма этажами. Иначе — на «втором».

     В комнате было тепло и даже уютно: мягкий свет от очага играл с тенями в тёмных углах; плёнка в окне то надувалась под напором ветра, то опадала, непрестанно напоминая о непогоде снаружи. Двери в соседние комнаты были забаррикадированы остатками мебели и законопачены старыми тряпками. В одном из углов лежала кучка дров, запас которых Связник пополнял каждый раз, когда останавливался в этом месте.

     Связник сидел в потрёпанном автомобильном кресле, держа в руках большую железную кружку с наваристой похлёбкой из сушёных грибов, зелени и пойманной днём крысы.

     Свежая, жирная крыса была куда лучше солонины, которой он питался в последнее время.

     Неспешно вылавливая из кружки куски мяса пластиковой ложкой, Связник отправлял их в рот, тщательно пережевывал и запивал ароматным бульоном, прислушиваясь к шуму ветра.

     В бурю всё живое стремится укрыться. В бурю пустыня бывает особенно опасна. Заберись сейчас в здание дикий зверь, Связник не стал бы его прогонять прочь.

     Прóклятые земли…

     За последние четыреста лет Серое Братство превратило бывшую провинцию в свой собственный полигон с секретными оружейными заводами, лабораториями по разработке и фабриками по производству новых препаратов, а также лагерями, в которых то и другое испытывалось на заключённых.

     Недостатка в подопытных никогда не было. Красные братья исправно пополняли тюрьмы и каторги Империи новыми узниками, и самых опасных (врагов государства и отступников от веры) охотно передавали Серым для работ в урановых шахтах, проведения над ними медицинских опытов и извлечения донорских органов. Немногим заключённым таких лагерей удавалось бежать.

     Сбежавшие бродили по пустыням и горным ущельям, скитались в руинах оставленных предками городов и собирались в «банды», как их именовали Святые Отцы Церкви. «Банды» собирались в коммуны, коммуны налаживали связи с другими коммунами…

     Со временем, к бывшим каторжникам стали присоединяться жители провинций, бежавшие в Прóклятые земли от преследований полиции и ССКБ. Вначале из близлежащих (Имбиз, Арзебар и Архафор), а после, по мере распространения слухов, и из дальних (Кубгор, Агрранг, Мребванг и Фхараб). Так за четыре столетия в Прóклятых землях появился новый, не признаваемый властью и негласно объявленный вне закона народ, прозванный церковниками «грешниками» и «прóклятыми».

     Прóклятые селились чаще в высокогорных долинах Шагаргобора, откуда, собираясь в отряды, совершали набеги на граничившие с Прóклятыми землями провинции Имбиз и Арзебар. Грабили склады с продовольствием, нападали на полицейские участки, убивали священников и уводили с собой пожелавших к ним присоединиться безбожников и женщин.

     К женщинам у прóклятых с самого начала сложилось особое отношение. Женщин в лагерях было мало и им редко удавалось бежать, так что в первые десятилетия они были в меньшинстве. Неудивительно, что при таких обстоятельствах в коммунах появилось такое «греховное» явление, как многомужество. Будучи жёнами многих мужей, женщины прóклятых пользовались почётом, уважением и правом выбора — положение, о котором в Империи не могла мечтать ни одна женщина. Неудивительно, что многие безбожные горожанки, узнав о таком, бежали к прóклятым. Так складывались новые традиции нового народа.

     Так как многие прошедшие через лагеря «бандиты» в прошлом были революционерами, часто из образованных каст, из интеллектуалов, некоторые даже из священнических и чиновничьих семей, то и «банды» их легко налаживали связи с городским подпольем. Несмотря на «контртеррористические» меры Святой Церкви, в пустыню постоянно текли потоки оружия, медикаментов, продовольствия и запрещённой Церковью литературы. В свою очередь горцы всегда платили за поддержку городским товарищам тем, что пополняли их ряды опытными бойцами, прошедшими суровую школу выживания в пустыне в частых стычках со спецотрядами Церкви, регулярно посылаемыми в Прóклятые земли для «зачисток».

     …Ветер ревел, завывал в щелях, швырял разный хлам о стены в соседних комнатах. Иногда Связнику казалось, что за стеной кто-то есть. Возможно, так оно и было (зверям тоже надо где-то прятаться). Во всяком случае, никто из своих не стал бы шастать по дому, не брякнув предварительно куском арматуры по стояку отопления внизу у входа.

     Зима — время, когда сутки делятся надвое, и тёмной ночью, если нет ледяного дождя или снегопада, в небе можно ясно видеть одну из двух лун Агара, а днём — оба солнца, оранжевое и изжелта-белое, стоят почти рядом. В летнее время Агар проходит между двумя светилами и Аркаб с Нуброком сменяют друг друга на небосводе, сменяя день днём. А вот зимой… Зимой ураганные ветры хлещут по лицу ледяными колючками, а ночами бывает столь холодно, что можно запросто превратиться в ледяной памятник самому себе, стоит только присесть и задремать в каком-нибудь закутке, наивно решив согреться без огня.

     Связник ждал.

     Шестнадцать часов назад чёрный командир по имени Святой Отец связался с ним через спутник, сказал, что необходимо встретиться и что «дело особое», дав тем понять, что детали лучше не уточнять. Связник и не стал. Он и так понял от кого будет задание. Они сговорились о встрече в Харфахаре, куда держал путь Связник, и Святой Отец отключился.

     Связник пришёл сюда семь часов назад.

     Он достал из кармана старые часы и взглянул на покрытый ударопрочным стеклом голубой циферблат, двадцать два деления на котором были окрашены оранжевым, и другие двадцать два — белым цветом. Главная стрелка показывала пять часов на белом. Час назад Святой Отец должен был появиться.

     «Опаздывает».

     Допив бульон, Связник плеснул в кружку из стоявшего на кирпиче чайника, бросил сверху щепоть соли, разболтал и выпил одним глотком, после вытер кружку тряпицей и убрал в стоявший рядом рюкзак.

     Встав с кресла, взял ружьё и пошёл к двери, собираясь спуститься на этаж ниже, где был условный «туалет». В этот момент труба в углу загудела — «бом-м» — и тут же заглохла (так бывает, если после удара упереться в трубу ногой), потом снова — «бом-м» — пауза, и последний удар без приглушения — «бом-м-м-м…» — Труба гудела, пока сама не затихла.

     Связник отошёл от двери влево. На лестничной клетке за дверью нарочито зашаркали. Шаги приблизились, и кто-то громко высморкался.

     — Эй, Связник! — послышался из-за двери знакомый голос. — Ты там аккуратнее с ружьём-то… Не шмаляй из-за угла, ага? Это мы!

     — Не ссы только там под дверью, Святой Отец, — ответил Связник. — Кто там с тобой? Бизон?

     — Я, конечно, — низко прогудел второй знакомый голос.

     Связник пинком вышиб подпиравшую дверь палку и та со скрипом приотворилась.

     — Входите!

     Бизон вошёл первым.

     Здоровенный детина в сером плаще, с тяжёлой клыкастой челюстью, выпиравшей из-под капюшона, быстрым цепким взглядом пробежался по комнате. Удовлетворившись осмотром помещения, быстро приобнял Связника и громко объявил:

     — Порядок! Входи, командир!

     Простолюдин из городских низов, в прошлом шахтёр, потом каторжанин, а после побега из лагеря — революционер, Бизон был «правой рукой» Святого Отца.

     В комнату вошёл худощавый мужчина неопределённого возраста с аристократически утончёнными чертами лица.

     Бывший священник Серого Братства, а ныне командир отряда революционеров, Святой Отец был одет в такой же серый, как и у его помощника и телохранителя, плащ и высокие сапоги с ножнами. Капюшон плаща был откинут назад, на голове чёрная вязаная шапка со скатанной кверху маской. За плечами — рюкзак и лазерная винтовка, на поясе — кобуры с кинетическим и лазерным пистолетами.

     — Бога нет, Святой Отец! — поприветствовал Связник чёрного командира.

     — На хрен бога! — ответил Святой Отец, заключая товарища в объятья. — Как ты, брат Связник?

     — Бывало и получше… Ты же знаешь, я не люблю зиму.

     — Зиму никто не любит, брат. А чем это у тебя тут так вкусно пахнет?

     — Крысой, конечно. Давайте, мужики, располагайтесь, похлёбки хватит на всех. А я пока схожу, отолью…

     Когда с похлёбкой было покончено, Связник сказал:

     — Хорошая работа, братья!

     — Ты это про вчерашних летунов? — уточнил Святой Отец.

     — Ага. Говорят, вчера на Волчьем хребте было жарко… Сколько пожгли, кстати?

     — Четыре штуки. Один с красным архипатритом и три с охранявшей его псарней.

     — Уважаю! — показал клыки Связник.

     — А то! — браво пробасил Бизон, подкидывая щепку в костёр. — Одно пёсье корыто мы с командиром и приземлили! А красножопого Первый лично на небо отправил!

     — Что, и Первый с вами был?

     — А как же! Отпросился у начальства по случаю праздника.

     — Первый ради такого дела придумал себе какие-то важные дела за периметром, чтобы принять участие в деле, — объяснил бывший священник.

     — Псарня и опомниться не успела! Бах! Бах! Бабах! Попадали как говно с ветки!

     Привстав с ящика, на котором сидел, Бизон подвинул его поближе к огню, затем снял один сапог и принялся перематывать портянку.

     — Ну а как бойцы ваши? Все целы?

     — Да чисто сработали, никто пальца не ушиб, — усмехнулся здоровяк и пошевелил когтистыми пальцами на волосатой ноге. — Ребята сейчас уже на перевалочной базе должны быть. Празднуют, наверно… Это только мы с командиром по пустыне шляемся, да жопы морозим…

     Связник и Святой Отец переглянулись и рассмеялись. Бизон — мужик простой, как большой ребёнок: в плохом настроении — молчалив и угрюм, а весел — болтает без умолку и сыплет прибаутками, матюками и незамысловатыми остротами. Бизон не глупый, просто он, как и миллионы простолюдинов, был лишён возможности получить достойное образование и развитие своим талантам, каковые у Бизона, несомненно, были. Например, он неплохо пел, когда выпивал. Первую свою книгу Бизон прочёл на каторге, в лагере, где и сошёлся с революционерами, заметившими этого простодушного и честного парня.

     — А как так вышло, что без потерь? — обратился Связник к Святому Отцу. — Дело-то непростое, летуна приземлить, даже одного. А тут четыре штуки…

     — Всё дело в вооружении и надёжной маскировке… Восемь пар с ПЗРК «Дьяволёнок»… это новая разработка наших друзей… плюс прямая лазерная связь, плюс полная невидимость для врага…

     — И как же ты спрятал шестнадцать бойцов от псарни на набитых самой современной электронной хернёй аэролётах, отец-командир?

     — Да вот, появилось тут у нас кое-что… — сказал Святой Отец, и, коснувшись пальцами правой руки левого обшлага своего плаща… исчез. — Ну, как, впечатляет? — спросил невидимка.

     — Охренеть! — сказал Связник.

     — Бизон, покажи ему… — попросил невидимка.

     Бизон, снявший уже второй сапог, отставил его в сторону, взял лазерную винтовку, отомкнул боевой аккумулятор, затем включил экран радара и молча протянул Связнику.

     Связник взял винтовку и принялся щёлкать переключателем, меняя режимы локатора и рассматривая место, где в двух арашах от него сидел невидимый Святой Отец. Тепловизор, эхолокатор, датчик движения… — устройство ничего не регистрировало.

     — Не дурно… — заметил Связник, возвращая винтовку. — А как насчёт всяких хитрых датчиков?

     — Ничего не берёт! — Святой Отец снова стал видимым. — Главное — помалкивать, если не хочешь напугать противника и получить от него луч, пулю или ещё чего… Наши в этих штуках несколько дней на охоту ходили, ни одна зверюга не чует, если сидеть тихо.

     — Ну, псы те пострашнее зверей… У псов всякие штуки есть…

     — Брат, говорю тебе, ничего не берёт! Поле, которое создаёт плащ-невидимка, скрывает тебя полностью! Проверяли. У нас ведь есть почти всё, что есть у них…

     — Да?.. — Связник с интересом приподнял бровь.

     — Да. Только об этом тебе лучше пока забыть, брат. Я не должен тебе об этом говорить.

     Святой Отец серьёзно посмотрел сначала на Связника, потом на Бизона. Бизон пожал плечами, сложил руки на груди и демонстративно отвернулся в сторону, как бы говоря: Бизон «ничего не слышал».

     — Просто поверь мне, брат.

     — Святой Отец, — добродушно оскалился Связник. — Ты говоришь прямо как святой отец…

     — Пусть так. Считай это профдеформацией, — усмехнулся бывший священник.

     Глава 4. Достойные жертвы

     — А, это ты, Шедареган! Входи! — сказал Аиб-Ваал, обращаясь к изображению на экране, и кивнул охраннику у входа.

     В дверях зала появилась высокая фигура в сером балахоне. На груди вошедшего на тонкой золотой цепи висел символ Серого Братства — связанные вместе ключ, молот и нож, тоже из чистого золота. Длинные чёрные волосы Шедарегана на затылке были стянуты тугим узлом, капюшон балахона откинут, пóлы риз едва не доставали пола; на ногах — серо-стального цвета сапоги из кожи мребвангской змеи.

     — Отец… — поклонился с порога первосвященник.

     — Проходи, проходи, Шедареган, садись! — сказал ласково старец и улыбнулся, обнажив длинные белые клыки.

     В центре большого зала «островком» был расстелен мягкий ковёр, а вокруг расставлены восемь одинаковых кресел из белого дерева, в одном из которых сидел Патриарх. Посреди «островка» на ковре стоял низкий столик из горного хрусталя, а позади кресел крýгом расставлены керамические горшки с карликовыми деревьями.

     Шедареган подошёл к старцу, поцеловал морщинистую руку и сел в кресло напротив.

     — Вижу, у тебя есть для меня новости, Шедареган…

     — Да, отец, — подтвердил иерарх. — Сегодня, я говорил с Абримелехом.

     — И что же выдумал наш Абримелех на этот раз? — старец откинулся в кресле, живо закинув ногу на ногу.

     На Аиб-Ваале был светский костюм: светло-серые брюки и голубая блуза с белыми манжетами. На семипалой руке драгоценными камнями поблескивали кольца из серебра, золота и платины. Так мог бы выглядеть какой-нибудь банкир или иной почтенный господин. Для предшественников Патриарха такой облик был совершенно неестественен. Прежние владыки Агара традиционно облачались исключительно в первосвященнические или императорские ризы, украшали себя бармами и казулами, носили тиары и поручи и покрывались мантиями. Даже для неформальной обстановки были предусмотрены особые одежды, призванные подчеркнуть священное достоинство и величие их обладателей. Аиб-Ваал же представал перед подданными в патриарших одеждах только на богослужениях, на официальных торжествах, во время заседаний Собора Святых, или обращаясь по телевидению. В прочее время Владыка Мира выглядел подчёркнуто светски, чем снискал искреннее почтение подданных как человек скромный и не лишённый вкуса. Эта его черта импонировала как либеральным кругам высшего общества, так и тайным безбожникам, находившим в ней скрытые признаки внутреннего отторжения, неприятия традиционного консерватизма и сочувствия секулярным веяниям времени.

     — Он предложил мне вместе посетить Шагар-Кхарад, — сказал Шедареган.

     — Никак красная змея надумала сама выйти на своего шпиона… — усмехнулся старец. — Как, кстати, он там поживает… шпион этот?

     — Похоже, продолжает считать, что его не раскрыли.

     — Думаешь, он что-то уже разнюхал?

     — Тут я не уверен, отец. Но я решил перестраховаться и уже принял меры…

     — Какие меры?

     — Распорядился его устранить, — Шедареган чуть пожал плечами и, опершись локтями в подлокотники кресла, сплёл пальцы в замок. Говорил он совершенно бесстрастно, словно речь шла о таракане. — Он будет ликвидирован до того как старый извращенец окажется в Шагар-Кхарад.

     Аиб-Ваал внимательно посмотрел на Шедарегана, и тот спокойно добавил:

     — Сейчас мы не можем рисковать, отец…

     Старец медленно одобрительно кивнул.

     Он хорошо знал его; знал со времени, когда тот был ещё мальчишкой.

     Шедареган, как и множество других одарённых детей, рос под пристальным руководством Аиб-Ваала — в то время ещё архипатрита. Уже тогда будущий Патриарх заметил эту черту в Шедарегане — спокойствие. Другие ребята, при всех их способностях и талантах, были, как и всякие нормальные дети, шумны и эмоциональны, но маленький Шедареган был не таков.

     Он, конечно, тоже играл в игры, смеялся, шалил, иногда дрался с другими детьми (причём поколачивал обычно тех, кто посильнее, кто самоутверждался за счёт слабых), но мальчик вёл себя всегда так, словно был лет на пять старше своих сверстников. Внимание серого архипатрита Аиб-Ваала привлекла эта серьёзность и собранность Шедарегана, его способность моментально успокаиваться, когда нужно было подумать и решить поставленную учителем, или просто сложившимися обстоятельствами, задачу. В такие моменты мальчик становился похожим на взрослого. Сообразительность и жажда знаний в сочетании с собранностью и сдержанностью давали хорошие результаты и сказывались на отношениях Шедарегана с другими детьми. Выражалось это во всеобщем признании его авторитета сначала среди школьников, а после — среди семинаристов.

     Аиб-Ваал был названным вторым отцом для Шедарегана и ещё десятка таких же — в чём-то менее, а в чём-то и более одарённых — мальчишек, ставших впоследствии Святыми Отцами в Братствах Единой Церкви.

     — Когда вы с Абримелехом собираетесь отправиться на космодром?

     — Послезавтра. Он хотел раньше, но я не уступил.

     — А когда будет ликвидирован этот… какой там у него сан?..

     — Священнораб, — подсказал Шедареган. — Его устранят до моего с Абримелехом визита. Я поручил это Первому.

     — Хм… — усмехнулся Патриарх, — несчастный случай?

     — Нет. Кое-что поинтереснее… — блеснув глазами, оскалил клыки Шедареган. — Первый намерен привлечь специалиста. Того самого, кстати, которого упоминал Абримелех… Связника.

     — Связник? Кто такой?

     — Бывший офицер Секретной службы. Атеист. Семнадцать лет назад на его жену и дочь пал жертвенный жребий… Он отказался выбирать, и это за него сделал священник. Выбрал дочь Связника… Его жена лишилась рассудка и выбросилась из окна… здесь, в Азргоне…

     Слушая это, Патриарх сжал кулаки до хруста в костях. Все эти смерти — сотни тысяч смертей… миллионы… тысячелетия тирании — все они были на его, Аиб-Ваала, совести. На его руках кровь — реки и моря́ крови…

     — …он убил священника, — продолжал тем временем Шедареган. — Убил всех причастных к Очищению и исчез. ССКБ объявила розыск. Безрезультатно. Связник ушёл от преследования… — Шедареган заметил капли пота на руках и шее старца и замолчал.

     — Продолжай, Шедареган. Я тебя внимательно слушаю, — сказал Аиб-Ваал, прикрыв глаза.

     — За последние семнадцать лет в провинциях Арзебар и Имбиз и в округе Архафор были убиты тридцать два служителя саном от священнораба до архидрака, и везде его, Связника, почерк… То есть, в ССКБ, конечно, не знают, что это и есть тот самый Связник. Они привязывают убийства к другому имени, от которого тот давно отрёкся…

     «Отрёкся… Да, здесь тоже отрекаются от имени… — мысленно произнёс Патриарх Аиб-Ваал. — И здесь отрекаются. Но это поистине достойное отречение…»

     — …пять лет назад мои люди вышли на Связника в Прóклятых землях. И знаете, он оказался человеком не лишённым внутреннего благородства… Он уже тогда имел связи с некоторыми разрозненными группами, на которые у нас и по сей день нет влияния…

     «Да, это достойное отречение, Эваáль. Этот человек, чьё горе — тоже твоя вина, приносит достойные жертвы… Только эти жертвы и стóят того, чтобы их приносить… И не богу, который есть выдумка — порождение трусливого ума, тупая надежда, в основании которой лежит животный страх. Это жертвы отчаявшегося человека, понимающего всю безысходность своего положения, и безысходность уродливого миропорядка, в котором разумные существа отдают своих близких на истязания и смерть во имя… „вечной жизни“… после смерти. Это — жертвы совести во имя очищения… — (старец горько усмехнулся, что Шедареган наверняка неверно истолковал) — Очищения. Да! Очищения! Очищения этого больного мира от садистов и убийц в шутовских нарядах!»

     — …кстати, он уже четыре года не оставлял прежних следов. Убийства священников в тех же провинциях были, но почерк не тот. Было ещё несколько подозрительных несчастных случаев… — продолжал говорить Шедареган. — Сам Связник на этот счёт помалкивает. Кто с ним знаком, говорят, что он очень увлечён космосом…

     — Хм… Бывший офицер ССКБ, перебивший три десятка… священников… — Старец хотел сказать «мясников», но устыдился, ведь и он тоже мясник! Он тоже проводил обряды Очищения, и Шедареган, и все те, кто входили в созданную им внутри Церкви организацию; все они совершали эти бесчеловечные, преступные обряды! — …Этот человек мечтает о космосе?

     — Да, отец, — подтвердил Шедареган. — С тех пор, как впервые увидел пуск… Он много расспрашивал Первого о планетах и звёздах, брал читать разные книги, монографии, секретные учебные пособия для космонавтов. Поговаривают даже, что у него есть убежище где-то в окрестностях Шагар-Кхарад, откуда виден стартовый стол… В общем, странный он, этот Связник. Я распорядился, чтобы за ним присматривали.

     — Я хочу с ним встретиться.

     — Встретиться?.. — Шедареган посмотрел на старца с недоумением.

     — Да. Я хочу поговорить с этим человеком, — сказал Аиб-Ваал. — И, кстати, ты говорил про почерк… Что это за почерк? Он оставлял какие-то послания, когда убивал?

     — Что ж… — Шедареган задумался, что-то прикидывая в уме. — Думаю, я скоро смогу устроить вам встречу, отец… А почерк… гм… почерк в том, что у убитых частично, или полностью была разорвана голова. Он стрелял им в лицо мелким металлическим мусором из компрессионного ружья. Такой вот почерк.

     Глава 5. Прóклятые II

     На стартовом столе шли последние приготовления к запуску. Назавтра был запланирован запуск очередного «Архангела» с «Болью, дарующей спасение». За пуском будут наблюдать сам первоархипатрит Шедареган с гостем — генерал-архипатритом Абримелехом. В тридцати трёх парасангах южнее Шагар-Кхарад в обсерватории на Мёртвой горе, куда завтра прибудут первоиерархи, всё было уже готово.

     Руины мятежного города Шагар-Хаог лежали в пяти парасангах к северо-западу от космодрома. Радиационный фон здесь давно вернулся к норме; время сточило уцелевшие после ударной волны и огненного шторма огрызки стен, оставив от города лишь скопление поросших колючим кустарником холмиков с округлым озером в центре, где раньше была воронка. Четыре века этот город был городом-призраком.

     Восточнее Шагар-Хаог начиналась гряда невысоких сопок, за которыми вдали виднелся один из отрогов могучего Шагаргоборского хребта. В маленькой долине между первыми двумя сопками лежал посёлок Шехеб — один из пригородов Шагар-Хаог, промышленный район, уцелевший при «сошествии небесного огня» (так Святая Церковь назвала ядерные удары, которые нанесла по четырём непокорным городам восставшей провинции). Но что не уничтожил «небесный огонь», разрушило время. Пустыня наползла и поглотила Шехеб. От посёлка осталось немного: десяток полуразвалившихся зданий, несколько корпусов металлургического завода, железнодорожная станция и наполовину разрушенный самими восставшими храм.

     Вечерело. Небо было ясным — буря закончилась утром.

     У округлого окна на втором этаже одного из уцелевших зданий стояли трое в одинаковых серых плащах.

     Из Харфахара они вышли затемно и шли без малого двадцать два часа (что составляет ровно половину агарских суток), сделав по пути три коротких привала.

     — Какая мощь… — тихо произнёс Связник, глядя вдаль на возвышавшуюся над стартовым полем почти на целый стадий ракету.

     Его новый с иголочки плащ-невидимка оказался намного теплее, чем могло показаться на первый взгляд. Кроме того, при сильном холоде в плаще можно было включить дополнительный подогрев, но Святой Отец советовал поберечь аккумуляторы, так как запасных было всего по два на брата, и зарядить их до базы отряда в Шагаргоборе было негде, а туда ещё день пути.

     — Триста восемьдесят тонн.

     — Что? — Связник посмотрел на Святого Отца.

     — Триста восемьдесят тонн, — повторил бывший священник. — Столько «Архангел-9» поднимает на орбиту. А про мощь лучше у Первого спросить, он тебе точно скажет. Но триста восемьдесят тонн, как мне кажется, хороший показатель мощи этой хреновины.

     — Да…

     — Завтра полетит, — сказал стоявший рядом Бизон. — Ты же видел уже, как они взлетают, а, Связник?

     — Да, Бизон, конечно видел…

     — Ну, значит, завтра ещё раз посмотришь…

     — Это пока точно неизвестно, — заметил Святой Отец. — Всё будет зависеть от планов Первого…

     — Мне вот интересно, какой он?.. — произнёс Связник задумчиво.

     Святой Отец с Бизоном переглянулись: «Ну вот, опять Связник ракету увидел…», потом посмотрели на Связника.

     — …ну, наш мир, — объяснил тот товарищам. — Мне интересно, как Агар выглядит оттуда… — (он посмотрел на небо) — из внешнего пространства, из… космоса? — Связник произнёс последнее слово с благоговением.

     — Ну, так круглый же он… вроде… — Бизон почесал в затылке широкой семипалой ладонью.

     — Да. Конечно… круглый… — согласился Связник. — Знаю… фотографии видел… — сказав это, он замолчал, оставшись стоять у окна.

     Товарищи не стали его тормошить и отошли в сторону, к импровизированному столу из нескольких кирпичей и листа пластмассы, на котором была разложена нехитрая походная снедь: сухари и вяленое мясо.

     За окном между двух холмов начиналась заснеженная степь с торчавшими там и сям чахлыми оранжевыми кустами. До стартового стола было около четырёх парасангов, и ракету можно было принять за возвышающийся посреди степи столбик с заточенным как у карандаша верхом. Но Связник хорошо представлял масштабы и расстояния. Кроме того, ему уже приходилось видеть «Архангела» вблизи. Строения космодрома были немного в стороне от стартовой площадки, и бóльшую часть их скрывал холм слева. Лишь несколько зданий, если присмотреться, выглядывали из-за края холма да наблюдательная вышка с «тарелкой» на самом верху. Вдали за космодромом пейзаж завершала горная гряда — Волчий хребет — над которой угрюмо нависало вечернее зимнее небо с несколькими мерцавшими точками звёзд.

     Вскоре снаружи послышался знакомый нарастающий шум и, спустя минуту, перед зданием поднялись пыльно-снежные вихри, характерные для садящегося аэролёта. Серые сугробы разметало до мёрзлого грунта в трёх местах там, где у летающей машины были маневровые турбины. Резко исчезающие на границе поля видимости облачка очертили узнаваемые контуры, когда машина опустилась на землю. Потом гул стал тише, и маскировка выключилась — аэролёт стал видимым.

     То был на вид самый обычный «Жнец плодов добродетели» четвёртой модели. Более двух десятков лет такие машины использовались разными службами, от городской полиции до Святых Псов — спецназа Церкви и вездесущей ССКБ. Служба охраны космодрома не была исключением. Машина длиной в пятнадцать арашей имела форму наконечника стрелы, верхняя часть которого была зеркальной. В высоту, в самой высокой (хвостовой) части корпуса «Жнец» был около пяти с половиной арашей при ширине в девять. Разные модификации таких машин оборудовались как лучевым, так и кинетическим вооружением, а также средствами ментального воздействия (полицейская модификация для подавления «беспорядков и бунтов») и средствами перехвата и дешифровки (модификация для разведки ССКБ и Святых Псов). Увидеть «Жнеца» считалось плохим знаком как среди суеверных простолюдинов деревни и городского дна, так и среди благородных жителей фешенебельных районов и поместий. Прóклятые презрительно именовали эти машины «корытами» и, при возможности, уничтожали.

     Когда гул затих, зеркальная часть машины приподнялась вверх, матово-чёрный борт сдвинулся в сторону, и на расчищенную турбинами площадку перед зданием пружинисто спрыгнул человек. Был он средних лет, с белыми прямыми волосами до сухощавых плеч, в полевой форме ВСБК (Внутренней службы безопасности космодрома), со знаком отличия архипатрита на отложном вороте мышиного цвета шинели.

     Начальник космодрома Шагар-Кхарад и священник Серого Братства Агримабар, известный среди полевых командиров прóклятых как Первый, обнялся с каждым.

     — Бога нет, брат! — приветствовал Первый Связника.

     Слышать эти слова от князя Церкви всегда доставляло Связнику особое удовольствие.

     — Бога нет! — ответил Связник, заключая священника в объятия.

     Агримабар был аристократом из древнего рода священников и воинов. Дальний предок его был военачальником в армии святого Азргона Великого. Но благородство его считалось неполным, по той причине, что Агримабар, будучи обладателем роскошных белоснежных волос (которые, как и белые глаза среди чернокожих и жёлтоглазых агарян встречались крайне редко), глаза имел светло-жёлтые — следствие «безрассудного», выбора его прадеда. Прадед пренебрёг фамильной традицией и взял в жёны жёлтоглазую, лишив тем своих потомков ценного признака (а потомкам по женской линии подарив огненно-рыжие кудри их прабабки), о чём никогда не жалел.

     — Рад тебя видеть, друг! — произнёс серый священник немного хриплым, с металлическим оттенком голосом.

     — И я рад видеть тебя, Первый, — Связник оскалил клыки в добродушной улыбке.

     — Святоша уже сказал о деле, которое я собираюсь тебе поручить?

     Первый бросил взгляд на стоявшего рядом чёрного командира: тот, молча, кивнул.

     — В общих чертах… без подробностей, — ответил Связник.

     — Это потому, что не знал деталей, — объяснил Первый. — О таких вещах лучше говорить лично.

     — Заинтриговал… — снова оскалился Связник. — Давай уже, выкладывай, не томи!

     — Подожди, брат, — Первый сделал вид, будто забыл нечто важное и только что об этом вспомнил. — У меня тут есть для тебя кое-что… — Он запустил руку за отворот шинели. -Вот, возьми… — Священник передал Связнику бумажный свёрток.

     Взяв свёрток, Связник взглянул на Первого, потом — на товарищей: Святой Отец и Бизон с интересом смотрели на него. По лицам было видно, что о содержимом свёртка им ничего не было известно.

     — Хм… — Связник снова взглянул на Первого.

     На тонких губах архипатрита отразилась тень улыбки.

     — Давай уже, разворачивай! — не выдержал Бизон.

     Связник развернул.

     Минуту он молча смотрел на содержимое свёртка.

     — Что это?

     — Камень, — пожал плечами Первый. — Камень с Прит.

     Связник не понимал причины, по которой Первый сделал ему такой подарок, но был глубоко тронут. Многие годы ничто в мире не влекло его так, как влекла бесконечная бездна за облаками. Он часто размышлял о том, одни ли они, агаряне, в этой бездне; есть ли в ней ещё кто-то? Кто-то, кто живёт иначе; кто познаёт мир и заботится о своих ближних, вместо того чтобы расчленять их на алтарях всемогущего, ревнивого, завистливого и отвратительно мерзкого Бога. Его страсть к космосу порой становилась причиной дружеских смешков, но Первый всегда относился к его увлечению с уважением. Множество книг, что прочёл он холодными зимними вечерами — о космосе, о других планетах и звёздах, о Вселенной, запрещённых даже для аристократии и городских богачей, — он получил из рук Первого.

     — Значит, мы и там уже были… — произнёс Связник, бережно взяв тремя пальцами и положив на ладонь тёмно-серый лунный камень.

     — Были и есть, — ответил Первый. — На Крат просто бывали… там сплошь пылевые моря и ничего интересного. По крайней мере, пока нет технической возможности наладить там добычу ископаемых. А вот Прит очень даже перспективная планета.

     Первый замолчал. Тогда Связник спросил его:

     — Почему ты мне об этом говоришь?

     — Потому, что доверяю тебе, Хариб.

     — А раньше, значит, не доверял?

     — Тебя долго проверяли… — помолчав, ответил Первый. — Мы всех проверяем.

     Связник понимающе покивал, ожидая продолжения. Первый продолжил:

     — Нам известна твоя история, — осторожно сказал он. ­— О жене и дочери… О том, что с ними сделали… — При этих словах Связник вздрогнул, на скулах заиграли желваки. — Прошу простить меня, брат! — Заметив, как изменился в лице Связник, Первый положил руку на его плечо. — Понимаю, воспоминания причиняют тебе боль… Все мы кого-то потеряли…

     Он помолчал немного, глядя в лицо товарища, и убрал руку.

     — …И наши потери, и наши жертвы, — продолжал он, обращаясь поочерёдно к каждому из троих, — открыли наши глаза на обман, на дьявольскую насмешку, что тысячелетия висит над миром. Все мы преданы нашей революции. И сегодня нас миллионы! О многом я не имею права говорить… Пока не могу. Но, всё же, кое-что скажу вам, братья. Очень скоро многое изменится. Чёрное знамя, которое мы взяли в наши руки, чёрное от крови миллионов невинных, растерзанных на прокля́тых алтарях прокля́того Бога… несуществующего Бога, будет поднято над церквями, и мучители понесут заслуженное наказание. Это время близко, братья! Ближе, чем вы можете предполагать!

     Стемнело. Поднимался лёгкий ветерок, но небо оставалось чистым: на нём уже проступила перечеркнувшая его от горизонта до горизонта светящаяся полоса из миллиардов звёзд — Путь Праведников. Связник, Святой Отец, Бизон и Первый стояли на площадке перед зданием в стороне от аэролёта. Все молчали.

     Первым тишину нарушил Связник:

     — Значит, дело особой важности…

     Он обернулся и посмотрел на Первого так, словно тот не упоминал его семью и он, Связник, ничего не слышал про планеты-спутники Агара.

     — Да. Нужно ликвидировать крота.

     — Это какой-то особенный крот? — показал клыки Связник.

     — Крот вполне заурядный, — с усмешкой ответил Первый. — Но убрать его надо особым образом.

     — Что ж, сделаю всё, что в моих силах.

     — Это ещё не всё…

     — Что ещё?

     — После ликвидации тебе предстоит небольшая поездка.

     — Хм… и куда надо ехать?

     — Скорее лететь. В столицу. Тебя желает видеть тот, кто стоит во главе нашего сопротивления.

     Связник пожал плечами, бережно завернул минерал, который всё это время держал в руке, в бумагу и спрятал в карман плаща:

     — Ладно. Познакомимся. А пока давай обсудим детали нашего дела…

     Глава 6. Логово прóклятых

     Священнораб Керуб был сержантом СОК (Службы охраны космодрома). Личное дело его изобиловало положительными отзывами начальства и записями о поощрениях. Для братьев и сослуживцев Керуб был ревностным служителем Церкви и примерным командиром. Он строго соблюдал все церковные законы, правила и уставы службы и имел высокий допуск, приравнивавший его к младшим офицерам.

     В юности Керуб, сын жёлтого священника, избрал для себя служение не в жёлтых, а в красных ризах. Он поступил в семинарию Красного Братства, где отучился шесть из полагавшихся восьми лет, после чего, на седьмом году перевёлся в семинарию Серого Братства. ССКБ прибегла тогда к шантажу, надавив на ректора семинарии, дабы тот принял Керуба, скрыв его связь с Красными, и в дальнейшем способствовал его успешной учёбе. Так началась служба Керуба в качестве агента Красных Братьев под серыми ризами.

     Спустя два года Керуб, уже в сане священнораба (первая степень священства, в которую производились все выпускники) и звании сержанта СБСБ (Службы безопасности Серого Братства) покинул стены семинарии, получив назначение в Службу охраны одного из секретных объектов Братства, которым оказался космодром Шагар-Кхарад в Прóклятых землях.

     Во внутренней службе безопасности серых, конечно же, знали о том, кто такой на самом деле Керуб. Ректор, бывший двойным агентом, сообщил о нём сразу же после его появления в семинарии, и «крот» с момента его внедрения был под наблюдением.

     В Шагар-Кхарад Керуб находился второй год. Он служил Церкви и своему Братству, бдительно охраняя безопасность объекта, куда, как он полагал, он был успешно внедрён, тщательно фиксируя, записывая и запоминая всё, что вызывало у него малейшие подозрения.

     Первое время, когда Керуб только прибыл в Шагар-Кхарад, он почти не бывал на космодроме. Тогда ему часто приходилось нести многодневные дежурства на блокпостах СОК. С блокпостов начиналась служба всякого новичка, и для Керуба не сделали исключения, ни как для священника, ни как для сержанта. Эксцессы на блокпостах случались редко, — прóклятые хорошо знали места расположения блокпостов и обходили их стороной, — так что, от Керуба только и требовалось, что нести службу добросовестно, соблюдать устав и терпеливо ждать. После испытательного срока Керуба стали назначать в патрули — поначалу в группы к другим сержантам, а потом и старшим собственной группы.

     Полгода Керуб и его группа патрулировали «дальний радиус» — предгорья Волчьего и Шагаргоборского хребтов, окрестности Шагар-Хаог и север Шагарской пустыни.

     Приходилось нелегко, но Керуб терпел безропотно, не подавая вида усталости. Они улетали на сутки, возвращались, отсыпались и снова улетали.

     Потом дальних патрулей стало меньше: его группу перевели на «ближний радиус» и «периметр». Керуб стал больше общаться с сослуживцами и работниками космодрома, появились связи, и он приступил к своей настоящей службе — к добыче информации.

     Керуб замечал разные мелочи, наводил осторожные справки, ставил «жучки» и записывал разговоры, составлял отчёты, следил за теми, на кого поступали запросы от куратора.

     Добытую информацию Керуб сохранял в памяти установленного в его голове импланта…

     В последний год обучения в семинарии врачи ССКБ удалили Керубу часть черепа, закрыв дыру прочной пластиной из медицинского сплава, на внутренней стороне которой был закреплён накопитель данных. В медицинской карте семинариста при этом была сделана отметка о том, что пластина установлена вследствие травмы, полученной во время боевой подготовки. Подобные травмы среди военных — не редкость, и потому обычно не вызывали лишних вопросов. Дырка в голове — будущему офицеру не помеха.

     …Керубу нравилась работа разведчика, нравилась и служба в охране, нравилось командовать и нравилось подчиняться. Всё, что делал Керуб, он делал с удовольствием и потому делал хорошо.

     Шло время, минул год службы, за ним пошёл второй. Керуб регулярно получал инструкции от куратора и передавал отчёты, используя для связи тайники за периметром, в которых оставлял одни накопители, с собранными им сведениями, и забирал другие, с указаниями начальства. В последние полгода процесс этот превратился в рутину. Керуб нёс обе свои службы Серому и Красному Братствам без эксцессов и потрясений, пока однажды, тридцать дней назад, во время очередного, теперь уже нечастого патрулирования ему не случилось оказаться на окраине заброшенного города…

     Керуб передавал отчёты раз в двадцать суток (плюс-минус пару дней на график дежурства в патруле). Последний раз он был у тайника четырнадцать дней назад, и в оставленном отчёте впервые использовал особый код, понятный только одному куратору, означавший, что добытая им информация настолько важна, что не может быть передана по обычному каналу. У Серых Братьев тоже была своя агентура в других Братствах — информацию могли перехватить.

     Особый набор слов в на первый взгляд рутинном отчёте Керуба сообщал куратору о наличии у него важных сведений, передать которые он готов только из рук в руки либо куратору лично, либо спецагенту с особыми полномочиями, подтвердить которые могли только куратор, либо генерал-архипатрит Братства. Такой код он мог использовать только в исключительных случаях, когда информация имела прямое отношение к высшей иерархии Церкви и к государственной безопасности Империи. Ложная тревога грозила самыми серьёзными взысканиями.

     Керуб не сомневался в том, что погибший два дня назад от рук прóклятых архипатрит Арбигост был тем самым спецагентом, которого Братство направило в Шагар-Кхарад для встречи с ним. Статус инспектора был вполне подходящим прикрытием. Инспектор имел полное право встретиться лично с каждым из охраны, от рядового до офицера, посетить каждый блокпост и участвовать в патрулировании. И Арбигост был убит.

     Что делать? Как передать куратору добытые им, Керубом, доказательства заговора, масштабы которого ужасали?

     Если бы в тот день Керуб строго держался маршрута, вряд ли бы ему скоро довелось узнать то, из-за чего после он станет плохо спать по ночам. Ведь прошло почти два года, а он так и не смог приблизиться к тайне, что неожиданно открылась перед ним волей случая.

     Всё началось с проклятой девчонки…

     Тогда, пять дней назад, в руинах Шагар-Хаог один из патрульных заметил прóклятых. Их было трое. Как позже выяснилось, копатели, промышлявшие в районе озера-воронки поисками всякого старинного хлама. Прóклятые, похоже, не ожидали появления в том месте патрульного аэролёта и не успели вовремя спрятаться.

     Керуб решил, было, схватить всех троих и доставить на базу, но те, завидев несущуюся к ним машину, бросились врассыпную. Тогда он приказал пилоту расстрелять двоих и нагнать третьего. Пилот выполнил приказ и легко настиг последнего бежавшего, которым оказалась девчонка-подросток. Она была в мужской одежде, как и двое её сверстников мальчишек (что согласно «Книге всего сущего» есть преступление: «…ибо женщина не равна мужу и не должна надевать мужскую одежду»), и ко всему оказалась немой.

     Девчонка могла только мычать. На требование Керуба отвечать ему знаками, мерзкая девчонка ответила плевком и презрительным взглядом.

     Керуб схватил нахалку за заплетённые во множество тонких косичек тёмно-красные патлы и отпустил ей увесистую оплеуху, чтобы была более почтительна к священнику.

     В ответ девчонка плюнула в него ещё раз и попыталась ударить.

     Такого оскорбления священнораб снести не мог и пристрелил оскорбительницу.

     В следующие за тем дни, в которые группа Керуба патрулировала «ближний радиус» и «периметр», он постоянно вспоминал проклятую девку и её не то дружков, не то мужей (у прóклятых такое в порядке вещей). Керуб пришёл к выводу, что в заброшенном городе есть, если и не постоянные жители, то уж точно временщики. Вряд ли те трое «археологов» спустились с гор лишь для того, чтобы покопаться в Шагар-Хаогских руинах.

     «Где-то в Шагар-Хаог у них непременно должно быть логово!» — заключил тогда он.

     Пять дней спустя, когда подошёл черёд его группе патрулировать «дальний радиус», Керуб решил проверить свои подозрения. Потому-то он и отклонился от маршрута.

     Если где и следовало искать логово прóклятых, так это за озером-воронкой, в наиболее удалённой от маршрутов патрулей части заброшенного города.

     Керуб приказал пилоту лететь туда. Он не сомневался в том, что, если хорошо поискать, логово обязательно найдётся.

     Аэролёт облетал на малой высоте каждую руину за озером. Керуб и его подчинённые внимательно осматривали местность, ища любую мелочь, что могла бы свидетельствовать о недавнем присутствии там человека.

     Налетав несколько часов к ряду, Керуб распорядился посадить машину на удобной поляне посреди скопления невысоких холмиков в тридцати стадиях от озера-воронки с тривиальной целью — посетить ближайшие кусты… и, возвращаясь к аэролёту, он заметил следы. Следы вели к одному из холмиков.

     Подозвав двоих рядовых, тактично державшихся неподалёку, Керуб показал им следы и приказал быть наготове.

     Внимательнее присмотревшись к холмику, которым оказалось поросшее колючим кустарником нагромождение обломков от некогда стоявшего в том месте дома, Керуб заметил в одном месте уцелевшую часть стены с проходом и несколькими заложенными кирпичами окнами. Следы вели внутрь прохода.

     Вызвав из аэролёта ещё двоих патрульных, Керуб приказал пилоту переключить уровень защиты на «максимальный» (в этом режиме «Жнец» автоматически уничтожает всё живое, что размером больше крысы и не имеет опознавательного маяка).

     Оставив снаружи двоих патрульных, Керуб с двумя другими бойцами вошли внутрь холма и оказались в сухой пахнущей дымом комнате. Через два десятка арашей комната эта заканчивалась завалившейся на стену давно изгнившей железной дверью, открытой лет двести а-то и все триста назад и так больше не закрывавшейся. За дверью было большое помещение с колоннами — вестибюль какого-то общественного здания.

     Центральная часть вестибюля была освещена: свет падал сверху из прямоугольного отверстия в потолке, а вокруг было темно.

     Керуб включил фонарь и, приказав рядовым оставаться на месте и ничего не трогать, обошёл помещение по кругу.

     То тут, то там вдоль стен лежали обрушившиеся сверху плиты-перекрытия; из выходивших в вестибюль дверей и окон выпирали завалы; в двух местах луч фонаря выхватывал заваленные бетонными плитами лестничные площадки. Кое-где вдоль стен были устроены провонявшие сажей очаги и стояли железные кровати.

     Осмотревшись, Керуб вышел в освещённый дневным светом центр помещения.

     Над ним была разобранная в основании лифтовая шахта, начинавшаяся теперь в потолке, до которого от пола было около пяти арашей.

     Отойдя немного в сторону, он увидел внутри шахты матовые от пыли стеклянные створки дверей второго и третьего этажей, за которыми были сплошные завалы. Вверху шахта была накрыта листом стекла или прозрачного пластика. (Позже Керуб осмотрел верхушку холма из кабины аэролёта: «окно» было основательно замаскированно обсаженным вокруг непролазным кустарником). В стороне, у одной из колонн была сложенная из кирпичей печь, железная труба от неё уходила прямиком в вентиляционный люк в потолке. Вокруг печи несколько самодельных лежанок, накрытых кусками плотной ткани, рядом стол, тоже самодельный, несколько старых пластмассовых стульев. Там же нашёлся ящик с консервами и бутыли с водой. В стороне — большая, в человеческий рост, куча сухих дров.

     Несомненно, то было логово прóклятых.

     Убедившись, что в помещении никого не было, Керуб отослал бойцов наружу, осмотреть соседние холмы на предмет похожих входов, а он остался внутри, сделав вид, что тщательно осматривает какие-то тряпки.

     Аккуратно, чтобы не наследить, Керуб поставил под лифтовой шахтой пластиковый ящик, сверху установил один из стульев и, взобравшись на него, прилепил к кромке шахты маленький, наполненный прозрачным гелем шарик, внутри которого, живо реагируя на малейшие движения, свободно вращался глаз видеокамеры. Поверхность шарика была тонкá и прочнá и чутко улавливала мельчайшие колебания воздуха, работая как микрофон.

     Когда Керуб вышел, снаружи уже вечерело. До захода Аркаба оставалось менее часа.

     Керуб приказал пилоту переключать режим защиты с «максимального» на «стандартный» (чтобы «Жнец» не задокументировал следующее его действие), после чего незаметно для подчинённых прилепил ещё один шарик к стене возле прохода так, чтобы камера могла видеть поляну и «Жнеца».

     Собрав патрульных, Керуб выслушал доклады и сфотографировал вход в логово на служебную камеру.

     Вряд ли на базе решат устраивать здесь засаду (не сидеть же бойцам в этом логове вечно!), но заглядывать сюда патрули теперь будут. И его, Керуба, патрули тоже, — тогда-то он и снимет «жучки».

     Аэролёт поднялся над руинами. Машина на минуту зависла над холмом (Керуб осмотрел холм сверху и сделал несколько снимков наружными камерами) и двинулась на север, в направлении Шагар-Хаиз — ещё одного города-призрака, лежавшего в ста восьмидесяти парасангах от Шагар-Хаог на побережье океана.

     Утром и Керуб и пилот аэролёта, приставленный следить за любопытным сержантом, напишут докладные (первый — начальнику СОК, второй — лично Агримабару).

     Пройдёт пять дней, прежде чем отряд Керуба снова окажется у холма с логовом. Керуб снимет «жучки» и продолжит патрулирование. И лишь на следующий день, сдав смену и вернувшись в служебную квартиру, он просмотрит записи и узнает о том, что в тот самый вечер, когда он с патрулём побывал в логове, там состоялась встреча чёрных командиров с архипатритом-предателем…

     …«Жучок» на стене у входа среагировал на шум до того, как аэролёт появился словно из ниоткуда, поэтому камера запечатлела момент появления. Из аэролёта вышел высокий человек в шинели с белыми как снег волосами. Спутать его с кем-то другим было невозможно. Это был архипатрит Агримабар — начальник космодрома.

     Агримабар прошёл мимо камеры и исчез в проходе в стене. Через несколько секунд внутри логова включился второй «жучок».

     (После аэролёта-невидимки, то, что записала вторая камера, уже не выглядело столь же впечатляющим, но это только при первом просмотре. В дальнейшем, пересматривая эти записи, Керуб с каждым разом всё более изумлялся тому, насколько далеко вперёд ушли технологии Серых.)

     Агримабар появился на записи второй камеры, и Керуб увидел на выставленной вперёд руке священника нечто похожее на щит из прозрачного пластика, наподобие тех, что использует полиция во время усмирения беспорядков. На записи с первой камеры никакого щита у него не было. Судя по тому, как Агримабар использовал предмет, то был действительно щит, но, при внимательном рассмотрении становилось заметно, что щит слегка подрагивал, как будто был соткан из уплотнившегося воздуха. Прикрываясь этим дрожащим щитом и держа наготове лазерный пистолет, Агримабар обошёл логово. Потом щит исчез, как будто его и не было. Опустив пистолет, он вышел и вскоре снова появился в поле зрения первой камеры. Вернувшись к аэролёту, архипатрит сел на место рядом с пилотом. (Был ли в машине кто-то ещё, кроме пилота, Керуб определить не смог.)

     Через несколько минут к «Жнецу» подошли трое и Агримабар вышел к ним навстречу.

     — Бога нет, братья! — громко приветствовал он подошедших.

     — Бога нет, Первый! — ответил ему один из них.

     Потом все трое по очереди обнялись с архипатритом как с равным.

     — Ветер, дружище! — похлопал Агримабар по спине назвавшего его Первым. — Шахтёр, брат! — заключил в объятия другого. — Святой Отец! Рад тебя видеть! — сказал третьему, после чего махнул рукой пилоту аэролёта.

     В задней части машины открылся люк багажного отсека. Агримабар и его друзья прóклятые (а то были, несомненно, они — о чём ясно свидетельствовало их богохульное приветствие!) вытащили из отсека каждый по увесистой сумке и вчетвером направились внутрь логова.

     Внутри Агримабар достал из сумки настольный фонарь и поставил на небольшую самодельную полку на колонне у стола. Стало светло.

     — Новые образцы, — объявил он, когда все расселись на пластиковых стульях в пятачке яркого света и принялись разглядывать содержимое сумок, в которых оказалось оружие. — Светить их пока, без крайней необходимости, не надо.

     — Серьёзная штука… — тот, кого Агримабар назвал Шахтёром, покрутил в руке лазерный пистолет. На космодроме такими были вооружены лишь офицеры ВСБ. Шахтёр достал из сумки батарею, вставил со щелчком в рукоять пистолета и довольно оскалился, когда на пистолете мигнул зелёный индикатор.

     — Там по пять батарей на каждый ствол, — Агримабар, сидевший аккурат под камерой наклонился над своей сумкой.

     — Ну, Первый! Святая твоя морда! — воскликнул Шахтёр одобрительно.

     — Это только первая партия, — улыбнулся священник. — Здесь немного. Больше всё равно далеко не унесёте.

     — За это ты не переживай, дружище! — ответил ему Ветер — широкоплечий мужчина с ярко красным ёжиком коротких волос. — Мы же не одни сюда пришли…

     — Смотри сам, Ветер… по двадцать стволов на брата, плюс сотня батарей… — скептически произнёс архипатрит. — Святому нашему Отцу вон, до Шагаргобора путь неблизкий… Сколько с тобой братьев, Святой Отец?

     — Пятеро, — ответил тот, кого все называли Святым Отцом — моложавый, высокий мужчина в скатанной на бритом черепе чёрной, как и он сам, шапочке.

     «Неужели, правда, священник?!» — мысленно воскликнул Керуб.

     Из-за узких плеч Святого Отца виднелась лёгкая лазерная винтовка, какие были на вооружении у Святых Псов, а в поясной кобуре красовался старинный пулевой пистолет.

     — …причём один из них Бизон, — добавил Святой Отец.

     — Значит, донесёте, — оскалился Агримабар и принялся доставать из сумки и выставлять на стол термоконтейнеры. — Давайте-ка, двигайтесь поближе… Я тут насчёт ужина распорядился перед вылетом…

     За контейнерами он достал бутылку «Фхарабского» (безумно дорогого!), чем вызвал всеобщее одобрение прóклятых.

     Встреча длилась немногим более часа. Собравшиеся в логове чёрные командиры и архипатрит-предатель ели, пили и обсуждали сначала внутренние дела космодрома: запланированные пуски, расписание поездов и графики патрулей, а после перешли к обеспечению отрядов прóклятых оружием, боеприпасами, продовольствием и медикаментами. Обсудили новости в мире, потом разговор зашёл о комплексе Мёртвой горы, и Керуб обратил внимание на упоминание неких «новейших образцов», которые «уже скоро поступят в отряды». Из сказанного было понятно, что экспериментальные заводы Мёртвой горы уже давно работали на прóклятых, обеспечивая тех оружием и средствами связи, в том числе и спутниковой.

     У Керуба перехватило дыхание. Он почувствовал, как волосы на его голове и шее встали дыбом, а меж лопаток прокатились холодные капли. Ему стало ясно, что перед ним не просто предательство, а настоящий заговор, в котором участвовали высшие лица Серого Братства.

     Но и это было ещё не всё!

     Последним, что, несмотря на воспитанную в спецсеминарии ССКБ выдержку и устойчивость к потрясениям, окончательно повергло Керуба в ужас, стали детали готовившегося заговорщиками чудовищного плана. «Проект КДВ» — так назвал его архипатрит-предатель и отступник. Назывались и имена причастных к «проекту» высших иерархов Церкви, главным среди которых был Шедареган — первоархипатрит Серого Братства.

     Глава 7. Мёртвая гора

     Мёртвая гора была самым высоким пиком планеты. Расположенная в самом сердце Прóклятых земель, северными и южными отрогами своей подошвы гора соединяла Шагаргоборский и Волчий хребты. С двух других сторон к горе подступали Северная и Южная Шагарские пустыни. Издали похожая на гигантский клык, впивающийся прямо в небо, Мёртвая гора имела высоту в три парасанга и двадцать три стадия, а ширина её основания в разных местах составляла от четырнадцати до тридцати восьми парасангов. Увидеть вершину этой громадины от её подножия можно было крайне редко, и зрелище это было устрашающим.

     Гора выросла здесь полтора миллиарда лет назад, в результате чудовищного извержения, когда в место, ставшее её основанием, ударил металлический астероид, масса которого оказалась достаточной, чтобы пробить материковую плиту. Тысячелетия огненная рана на теле планеты исходила раскалённой лавой, то затихая, то снова фонтанируя в небо расплавленными силикатами на десятки парасангов, прежде чем затянулась струпом и стать этой самой горой.

     Своё название гора получила ещё во времена, когда на землях вокруг неё жил народ завууров, а сами земли эти назывались Имль-завуур-хаит.

     Полтора тысячелетия назад, на вершине горы был построен обсерваторный комплекс, а внутри — разветвлённая система связанных между собой бункеров, в которых расположились многочисленные экспериментальные заводы, лаборатории и жилые помещения, вместившие тысячи учёных, рабочих и обслуживающий персонал комплекса. Строительство продолжалось почти два столетия и унесло сотни тысяч жизней каторжан. То был совместный проект Серого, Оранжевого, Пурпурного и Синего Братств.

     Внешне обсерваторный комплекс представлял собой скопление шаров из стекла и металла на главном пике горы, одни из которых едва выступали из скалы, другие — висели над миром, удерживаемые стальными стеблями. Внутри шаров располагались телескопы, локаторы, датчики, передатчики, рефлекторы и другое оборудование, а также залы для конференций, обзорные площадки и апартаменты для высоких церковных чинов.

     За двенадцать веков комплекс разросся втрое, в основном внутри горы.

     Четыре века назад, когда «Огонь Божий» испепелил города провинции Хаит — Шагар-Хаог, Харфахар, Агрок и Шагар-Хаиз, и по всей Империи хватали и предавали смерти еретиков из Синего Братства и примкнувших к ним, в недрах Мёртвой горы шла настоящая война: Серые бились с еретиками, пытавшимися захватить комплекс. Часть комплекса была сильно повреждена, но Серые всё же сумели отбить гору у Синих и присоединившихся к ним немногих Оранжевых и Пурпурных. Подавив мятежников, Серые взяли под контроль весь комплекс.

     Тогда серый первоархипатрит просил Патриарха и Собор Святых передать комплекс его Братству за заслуги Братства в уничтожении «очагов ереси» (оружие, которым сожгли четыре мятежных города, было создано именно Серыми) и подавление восстания в самом комплексе. Прошение первосвященника удовлетворили, и Мёртвую гору передали Серому Братству. С тех пор Мёртвая гора стала цитаделью Серого Братства — его научным и производственным центром и вместе с тем неофициальной штаб-квартирой.

     — Осталось полчаса, — сказал Шедареган, взглянув на часы, когда кабина остановилась.

     Дверь старинного лифта сдвинулась в сторону, перед первосвященниками открылось залитое светом пространство обзорного купола.

     — Замечательно! — Абримелех изящно всплеснул руками, обведя взглядом купол.

     — Идёмте, брат Абримелех! — Шедареган сделал широкий жест рукой, предлагая гостю пройтись вдоль выпуклой прозрачной стены. — Посмотрим на наш мир…

     Шедареган знаком отослал прочь стоявшего возле кабины лифта молодого прислужника — красивого белокурого юношу, на которого захваченный видом Абримелех не успел обратить внимания.

     «Лучше тебе, парень, держаться подальше от его высокопреосвященства…» — сказал про себя Шедареган.

     «Мы, конечно, своих не бросаем, но мало ли…»

     Прислужник, молча, поклонился и исчез за дверью для прислуги.

     Освещённый двумя солнцами, перед взорами первосвященников простирался бескрайний воздушный океан белого, голубого и тёмно-тёмно-синего цветов, лежавший, как казалось на первый взгляд, где-то далеко внизу. Определить на глаз точно, где начинался этот океан, было невозможно. Если присмотреться внимательнее, оказывалось, что океан этот не только внизу, но и рядом — прямо за прозрачным стеклом — и над тобой, и везде. Вверху океан постепенно растворялся в объявшем его чёрном усыпанном звёздами космосе. Но и сам величественный космос, словно снисходя к хрупкой красоте океана, понемногу растворялся в нём, позволяя океану и укрываемой им, океаном, планете быть.

     — Какой прекрасный вид! — объявил Абримелех, когда они неспешно прошли половину круга. — Ради такого стоило зевать целый час в этом вашем вертикальном поезде, брат Шедареган!

     — Что ж, я рад, что вам нравится, брат Абримелех. — Шедареган вежливо обнажил клыки и учтиво поинтересовался: — Вы, кажется, впервые здесь?

     — Вы, конечно же, знаете, что впервые, — ответил елейным голосом красный первосвященник. — Это ведь ваша вотчина…

     — Смотрите! — Шедареган указал гостю направление. — Над Шагаргобором, кажется, снова снегопад…

     Проследив за рукой Шедарегана, Абримелех всмотрелся в толстое идеально прозрачное стекло: далеко внизу сквозь слои перистых облаков проступали укрытые густыми белыми тучами горные хребты.

     Зрелище было действительно захватывающим и увлекло Абримелеха. Медленно переставляя ноги, словно загипнотизированный он брёл рядом с Шедареганом вдоль прозрачной стены, всматриваясь в раскинувшуюся под ним панораму.

     Внизу могучий Шагаргоборский хребет разделялся надвое, устремляясь на восток и на юг рогатиной, как бы желая захватить в свои владения кусочек океана. Но океан не давался, и рога Шагаргобора растворялись и тонули в неподвластной ему синеве. Немного в стороне распластался Волчий хребет, напоминая своими очертаниями не то крысу, не то ящерку, окунувшую в океан свой тощий хвост. Ничего общего с волками Абримелех в нём так и не заметил. Хвост «крысы-ящерки» указывает на северо-запад, а острая мордочка что-то высматривает в южном направлении. Дальше, за Волчьим хребтом и узкой, как серп равниной, сквозь облака проглядывалось Аркадабское море, сливавшееся вдали в одной точке с двумя другими — Имбизским и Средиземным. Лежавшую на юго-западе провинцию Архафор скрывала сплошная облачность, а на юго-востоке виднелась плоская как стол, покрытая тонкими синими венами рек, равнина Арзебар, омываемая вдали океаном, воды которого узкой, еле заметной ниточкой затекают вглубь материка и, расширяясь, образуют Шагар-Мабугский залив — маленькое море ультрамаринового цвета. А восточнее Шагар-Мабуга вглубь океана тянется Мабугский полуостров, выползающий из-под южного рога Шагаргобора…

     Завершив круг, они остановились возле специально приготовленных двух лёгких кресел и стоявшего между креслами столика с напитками и фруктами.

     — Прошу… — Шедареган указал рукой на одно из мест. — Лучше всего запуск наблюдать отсюда.

     — Благодарю вас!.. — Абримелех подобрал своё платье из бархата и шёлка разных оттенков красного и уселся в предложенное кресло, поправляя на груди медальон Братства.

     Усадив гостя, Шедареган тоже сел. Его ризы были схожи с ризами Абримелеха и отличались лишь цветом. Он тоже поправил свой медальон и, протянув руку к стоявшим рядом на столике графинам, вопросительно взглянул на генерал-архипатрита.

     — О! Вы так любезны… — просиял тот. — Просто воды, пожалуйста.

     Шедареган плеснул немного воды в два стакана и передал один гостю.

     — И, всё же, как так вышло, что вы до сих пор так ни разу и не побывали здесь, брат Абримелех? Насколько мне известно, мой предшественник Варахун и вы были большими друзьями…

     Упомянутый Шедареганом покойный первоархипатрит Варахун был типом крайне скользким и коварным, и имел схожие с Абримелеховскими постыдные половые наклонности. В отличие от Абримелеха, не склонного к свальному греху и издевательствам над любовниками, Варахун любил устраивать шумные оргии с вином и наркотиками в разных экзотических местах. Одним из таких мест был этот самый обзорный купол обсерватории, где теперь находились Шедареган с Абримелехом.

     — Да. Варахун был замечательным, святым человеком, — Абримелех изобразил скорбную мину и совершил в память покойного один из высших священных жестов.

     Варахун был жестоко убит его пятнадцатилетним любовником, над которым столетний первосвященник имел обыкновение всякий раз вначале издеваться (иначе у него никак не получалось возбудиться) и только после приступал к главному. Мальчишка расчленил старого извращенца на множество частей ножом, который ему дал Шедареган.

     — Мне представляется странным, что Варахун… да благословит Всевышний Единый Господь его святую душу… — (Шедареган тоже совершил священный жест) — так и не пригласил вас сюда… Когда я не нашёл в списках посетителей вашего имени, то подумал: как сам Абримелех, знающий всё и обо всех, и бывающий везде, где пожелает, обошёл вниманием столь примечательное место?.. Впрочем, — после короткой паузы добавил Шедареган, — ваше посещение обсерватории в компании главы Братства вовсе необязательно должно было быть задокументировано…

     — Полноте, брат Шедареган! — вздохнул Абримелех. — Здесь я действительно никогда не бывал и уже сожалею о том, что несколько раз отказывал Варахуну, когда тот меня приглашал… — Он сделал большой глоток из стакана и поставил его на столик. — Всё-таки, согласитесь, путь сюда неблизкий!

     Путь, проделанный ими в тот день, был действительно неблизким. Они вылетели из Азргона с рассветом и летели четыре часа, потом ещё час на вертикальном поезде и четверть — на лифтах.

     — Что же, — (Шедареган пожал плечами) — я рад, что оказался первым, кто приятно удивил вас, Абримелех. Надеюсь, вы теперь будете частым гостем этого места. Зимними ночами отсюда открывается прекрасный вид на Путь Праведников. Я иногда специально остаюсь в обсерватории, чтобы приходить сюда ночью… Кстати, здесь хорошая гостиница.

     — Благодарю вас! Я обязательно последую вашему примеру, брат Шедареган.

     Абримелех вежливо оскалился.

     Помолчав какое-то время, глядя на плывущие внизу облака, он добавил:

     — Мне кажется, мы могли бы с вами поладить и общаться более дружески, Шедареган… — Абримелех снова вежливо показал клыки. — Вот вы говорите, что я знаю всё и обо всех… Это, пожалуй, в большинстве случаев, действительно так… Таково моё служение Церкви — знать всё и обо всех. Но, уверяю вас, я знаю одного человека… очень интересного, симпатичного мне человека… постоянно напоминающего мне о том, что я не такой уж и всезнающий… — (Шедареган вопросительно посмотрел на собеседника) — Да-да, брат Шедареган! — настойчиво произнёс Абримелех. — Этот человек — вы! Зная вас, я, простите за игру слов, вас не знаю.

     — А о чём вы хотели бы знать, Абримелех? — Шедареган тоже показал клыки. — О том, как я провожу время, с кем провожу, чем увлекаюсь? Но в этом нет никакой тайны…

     — Бросьте, Шедареган! — махнул рукой Абримелех. — Мне известно о ваших нежных чувствах к той прелестной особе… дочери одного из ваших инженеров… Вы с ней любите путешествовать инкогнито… Вы изображаете при этом импозантного светского господина, — (первосвященник заговорщицки подмигнул ярко-жёлтым глазом) — и вокруг вас так и роятся агенты вашей СБ… У вас есть уютное гнёздышко на острове Фхар-Кудуг, где вы с ней периодически бываете…

     — Вот! — воскликнул, оскалившись, Шедареган. — Вы даже знаете о моей Жадит! А говорите, что ничего обо мне не знаете…

     — Ещё мне известно о недавнем несчастном случае с одним неосторожным священником в столице… — продолжал небрежным тоном Абримелех. — Святой отец избрал в качестве жертвы Очищения одну не почтившую его должным знаком молодую женщину… очень похожую внешне на вашу Жадит… Этот архидрак вскоре, совершенно случайно, выпал из окна… — Абримелех жеманно развёл руками. — Кстати, у производивших вскрытие тела врачей возникли некоторые сомнения насчёт сломанной шеи… Архидрак вроде бы сначала сломал себе шею, а уже после выпрыгнул в окно… видимо по неосторожности…

     — Я, кажется, слышал про того священника, — участливо кивнул Шедареган. — Вот ведь не повезло бедняге! Кстати, — (он прищёлкнул вторым большим и третьим после указательного пальцами) — мне известна похожая история, приключившаяся с одним из ваших заклинателей…

     — С каким именно? — поинтересовался Абримелех.

     — С тем, что домогался одного из ваших фаворитов… Только заклинатель не стал ломать себе шею, а сразу… видимо, чтобы уже наверняка, выстрелил себе в голову из пистолета, после чего…

     — …Выпрыгнул из окна? — предположил генерал-архипатрит.

     — Нет-нет. Не из окна. С балкона в пропасть.

     — Ах, этот!..

     — Да-да. Вы тоже помните тот несчастный случай?

     — Ещё бы! Этот будущий самоубийца так напугал бедного мальчика… — Абримелех картинно покачал головой.

     Собеседники некоторое время молча изучали друг друга, потом снова заговорил Абримелех:

     — Говоря о том, что я вас не знаю, я имел в виду несколько другое…

     — Уверяю вас, я хорошо понимаю — что вы имели в виду, брат Абримелех.

     — Да, конечно… Понимаю… Мы знаем друг о друге кое-что… Вы знаете о моих маленьких слабостях. Я — о ваших… Кстати, раз уж вы знаете… хочу вас спросить: вы осуждаете моё пристрастие к юношам, Шедареган?

     Немного помолчав, Шедареган ответил:

     — Да. Конечно же я осуждаю вас, брат Абримелех. То, что вы делаете — грех и мерзость перед Всевышним. — Говоря это, Шедареган смотрел прямо в глаза Абримелеху, взгляд которого стал холодным и жестоким. — Единственное, что вас извиняет, — продолжал он, не обращая внимания на изменения на лице собеседника, — это то, что вы не насильник и не растлитель. Вы находите уже склонных к пороку юношей и играете с ними в свои нечестивые игры.

     Абримелех с минуту сверлил Шедарегана взглядом, когда тот замолчал, потом снова переменился в лице и с прежним своим изящным жеманством произнёс:

     — А знаете, что, Шедареган! Вы мне нравитесь!

     — Да ну! — Шедареган нарочито недобро оскалился.

     — Не в том смысле…

     — В каком же?

     — Мне импонирует ваша прямота и смелость. Это редкие среди первосвященников качества. Сомневаюсь, чтобы кто-то ещё из Собора осмелился высказать мне всё то, что высказали вы, и столь честно.

     — Могу только согласиться с вами насчёт Собора, — усмехнулся Шедареган, откидываясь на спинку кресла.

     Генерал-архипатрит примирительно улыбнулся и тоже принял расслабленную позу.

     — Но позвольте вернуться к нашему разговору… — Абримелех потянулся к блюду на столике и, взяв из него округлый плод тёмно-зелёного цвета, принялся вертеть в пальцах. — Я сказал, что не знаю вас. Сказал потому, что, в отличие от других пяти Братств, для меня остаётся совершенной загадкой и тайной деятельность вашего, здесь, в Прóклятых землях… и деятельность ваша, как его главы.

     — Что тут сказать?.. — Шедареган развёл руками. — О деятельности вашего Братства я тоже знаю меньше, чем мне бы того порой хотелось… — Он сплёл руки на груди.

     — Понимаю… — Генерал-архипатрит медленно покивал головой. — Но такова уж роль Красного Братства, и таково моё служение… Я не могу допустить, чтобы повторились события четырёхсотлетней давности.

     — Вы хотите сказать, что Серое Братство может оказаться новым Синим?

     — Я хочу сказать, что Синее Братство могло бы по сей день оставаться частью Единой Церкви, а в Соборе с нами бы заседал ещё один старик в синих одеждах… или не совсем старик, — поправился Абримелех, взглянув на Шедарегана, — если бы мой далёкий предшественник с должным рвением относился к своим обязанностям.

     — Помнится мне, именно Серые Братья тогда во многом определили ход событий, — скептически заметил Шедареган.

     — Да-да. Серые Братья тогда выполнили работу Красных… И отстояли эту гору, — согласился Абримелех. — Но прошло немало времени… Красное Братство, скажу вам без ложной скромности, стало с тех пор совсем другим. Сегодня мы контролируем всех в Империи. Всех, кроме…

     — …Серого Братства, — оскалился Шедареган.

     — Вот! Ваша прямота, Шедареган! Я же говорю: вы мне нравитесь! — снова зажеманничал Абримелех, но скоро осёкся и произнёс с серьёзностью: — Я вовсе не претендую на то, чтобы указывать вам или другим первым архипатритам, что делать! Мне лишь важно быть уверенным в том, что в Братствах не зреет заговор против Святой Церкви… — он примирительно развёл ладони.

     — Понимаю ваше беспокойство, — немного помолчав и собравшись с мыслями, заговорил Шедареган. — Вы делаете всё, что в ваших силах, для обеспечения безопасности Церкви и Престола, для сохранения установленного порядка вещей. Вы помните историю и не желаете её повторения. Вы боретесь с ползущей по Империи революцией. Противостоите атеизму… хотя, будем честны, сами мы все — бóльшие атеисты, чем те, от кого вы защищаете Империю и Церковь… — (Абримелех хотел было возразить, но, поразмыслив, лишь махнул рукой и подпёр кулаком подбородок, опершись локтем на подлокотник кресла.) — Но все мы понимаем, — продолжал Шедареган, — всю важность сохранения веры, и потому защищаем наши уставы и традиции, потому что иного пути нет: если падёт власть Церкви… — Шедареган не стал продолжать. — Все мы, — помолчав, произнёс он, — а не одно только Красное Братство, желаем блага этому миру. Но Красное Братство, конечно, занимает в этом благочестивом противостоянии благих пожеланий важную, ключевую роль… — Он долил в стакан воды и сделал маленький глоток. — Наше Братство, занимается наукой. Таково наше служение. Многое из того, с чем мы имеем дело, может представлять опасность всему нашему миру… Именно по этой причине наши проекты большей частью засекречены. Большинство Серых ничего, или почти ничего не знают о проектах напрямую их не касающихся. Это, как вы, думаю, должны понимать, необходимые меры.

     — Это я понимаю, — покивал Абримелех. — Но, если какие-то ваши секретные проекты таят в себе глобальную угрозу, то, если уж не ССКБ, то хотя бы лично я точно должен знать о таких угрозах. Иначе как я могу называться генерал-архипатритом? Я, как и вы, брат мой, первый архипатрит своего Братства, но я ещё и генерал — это моё солдатское бремя, я в ответе за безопасность Империи. И в вашей закрытости я вижу опасность, риск вновь вернуться к искушению Синего Братства, пусть теперь это будет не вооружённый бунт, а смертельная чума из вашей лаборатории… или непонятное оружие на орбите!..

     — Ах, вы о КДВ… — понимающе обнажил клыки Шедареган.

     — Да, о КДВ! Где гарантия, — (Абримелех сделал резкий вопрошающий жест руками) — что меня не отправит к Всевышнему эта ваша Десница? Такой конец старого Абримелеха будет смотреться весьма эффектно, — (он прищурился, показав клыки) — не находите?

     — Это вполне возможно, — произнёс Шедареган серьёзно.

     — Что?! — в недоумении уставился на него генерал-архипатрит.

     — Это с вами сможет сделать Патриарх. И со мной. И со всяким первосвященником.

     — И даже с собой? — вкрадчиво спросил Абримелех.

     — Это провокационный вопрос, — усмехнулся Шедареган. — Кстати…

     Он не закончил. В тот самый момент на внутренней стороне его запястья завибрировал миниатюрный, выполненный в виде браслета гибрид телефона и компьютера. Шедареган взглянул на маленький сенсорный экран и перевёл взгляд вдаль, в направлении Шагар-Кхарад.

     — …у них там всё уже готово.

     В двадцати пяти парасангах от обсерватории на стартовом столе космодрома Шагар-Кхарад вспыхнуло. Это из дюз исполина «Архангела» вырвались столпы адского пламени, медленно приподнявшие его, а вместе с ним и корабль с благочестивым названием «Боль, дарующая спасение», над бетонной площадкой. Пламя осветило площадку и местность в округе на десятки стадиев и начало стремительно разгонять ракету, направляя её в холодное зимнее небо.

     Первосвященники в молчании смотрели, как огненный шар вдали поднимался всё выше и выше вверх, ускоряясь, превращаясь в похожий на гигантский газовый резак огненный клин, за которым тянулся столб белого дыма.

     Не прошло и минуты, как серебристая игла пронзила последние скопления лёгких облаков и вырвалась в голубизну стратосферы. Ракета на несколько коротких мгновений поравнялась с наблюдателями и, продолжая разгоняться до первой космической скорости, устремилась в темнеющую высь.

     Глава 8. Происшествие на 59-м посту

     В день запуска «Архангела» Керуб нёс дежурство в штабе СОК (Службы охраны космодрома). Он был вторым из восьми помощников дежурного офицера. В его обязанностях было следить за своевременностью докладов с закреплённых за ним постов охраны и проверять эти посты.

     Бóльшую часть смены Керуб с первым, третьим и четвёртым помощниками сидел перед сплошной стеной из мониторов, куда передавались изображения с камер, установленных вдоль периметра космодрома, и смотрел.

     Когда подходила очередь, Керуб вместе с тремя бойцами комендантского взвода отправлялся проверять посты. Объезд постов занимал около двух часов. После Керуб докладывал дежурному офицеру о результатах проверки и возвращался к своему месту у стены из мониторов.

     Во время запуска Керубу выпало проверять самый удалённый от основного комплекса космодрома участок периметра, находившийся за стартовой площадкой…

     Водитель — короткостриженый молодой кубгорец по имени Хадуб, осторожно вёл восьмиколёсный броневик по покрытой ледяной коркой бетонной дороге. Керуб сидел рядом с водителем, позади — двое рядовых, Бараг и Аргип. В рассчитанном на двенадцать человек салоне было просторно.

     Выложенная железобетонными плитами широкая дорога плавно заворачивала, описывая вокруг стартового поля радиус в два с половиной парасанга. Справа от дороги тянулся земляной вал, поверх которого мелькали железные столбы с натянутой меж них колючей проволокой. Через каждый стадий из вала в степь выступали бетонные брустверы — укрепления на случай нападения на космодром; через каждые три стадия — место брустверов занимали крытые капониры — сооружения из высокопрочного бетона, способные выдержать удар авиабомбы. В каждом втором таком капонире и располагались посты СОК.

     Подъезжая к очередному посту, Керуб издали заметил неладное. Отсутствие снаружи, у входа в капонир, часового и открытая настежь дверь — были весьма серьёзным нарушением устава… или свидетельством нападения на пост…

     Тихо подвывая электромотором, броневик принял вправо и остановился у обочины, не доезжая до капонира.

     — Всем приготовиться! — объявил Керуб.

     Протянув руку к бортовой радиостанции, он нажал кнопку вызова.

     — Слушаю вас, сержант! — ответила станция голосом дежурного офицера, лейтенанта Хумбудука.

     — Пятьдесят девятый пост, ваша ярость. Снаружи нет часового, дверь открыта.

     — Пятьдесят девятый сняли, сержант. Час назад. Отделение стоит в оцеплении старта.

     — Простите, ваша ярость, но мне не сообщили…

     — Потому, что там остались капрал и двое рядовых.

     — Ваша ярость, прошу вызвать их на связь!

     — Первый помощник уже вызывает… — ответил дежурный Керубу и приглушённым голосом спросил в сторону от микрофона: — Ну, что там, сержант? — (послышались неразборчивые голоса) — Что?! — взревел офицер.

     Дежурный отключился. Через минуту включился снова:

     — Сержант! — голос офицера был тревожным.

     — На связи, ваша ярость.

     — Пост не отвечает. Проверьте всё там! Я высылаю Жнеца…

     — Приступаю, ваша ярость.

     Рация замолчала.

     — Капрал Хадуб! — обратился Керуб к водителю. — Остаёшься в машине и охраняешь вход. Стреляй в каждого, у кого нет маяка.

     — Будет исполнено, господин священно-сержант! — отчеканил водитель и включил пульт управления установленной на крыше машины турели.

     — Бараг, Аргип — со мной в капонир! — Керуб достал из кобуры лазерный пистолет и проверил заряд батареи. — Внутри никаких разговоров по рации! Только в крайнем случае! Использовать жесты!

     Сидевшие позади бойцы синхронно кивнули и потянулись за винтовками, которые были закреплены в специальных нишах в стойках кабины. Бараг взял лучевую, Аргип — кинетическую.

     — Выходим! — скомандовал Керуб, открывая дверь машины.

     Снаружи было холодно: из пустыни дул северный ветер. Аркаб с Нуброком стояли рядом в зените, но совсем не грели.

     Керуб поёжился. От машины до входа в капонир напрямик было около тридцати арашей.

     Осмотрев сооружение снаружи и площадку перед входом, они не заметили ничего, указывающего на нападение на пост. Следов крови или стреляных гильз не было; следов от лучевого оружия — тоже. Расположенные со стороны дороги окна-бойницы были закрыты, как и второй вход в капонир.

     Направив стволы в дверной проем, за которым внутри горел тусклый электрический свет, они — по одному, сначала Бараг, потом Керуб, затем Аргип — вошли внутрь.

     После яркого света двух солнц снаружи, освещённый двумя жёлтыми светильниками коридор минуту казался тёмным. В помещении было сухо, из глубины тянуло теплом. Коридор от входа клином расширялся вглубь сооружения, превращаясь дальше в тройную развилку в виде «птичьей лапы».

     Не доходя до развилки, Керуб жестом приказал Барагу с Аргипом остановиться.

     В этот момент из глубины капонира раздался голос первого помощника. Рация. Помощник вызывал на связь пятьдесят девятый пост. Ему никто не отвечал.

     Ясно было: что-то произошло. Дезертирство, конфликт между охранниками… нападение прóклятых…

     «Что же, — подумал Керуб, — время удачное: все силы охраны сейчас сосредоточены на безопасности запуска. Даже с постов людей сняли в оцепление. Вот только зачем? Что угрожает пуску? Ах, да, конечно…» — губы его тронула тень нервной ухмылки. С Мёртвой горы за пуском сейчас наблюдают оба его главных начальника, высокопреосвященные Шедареган и Абримелех.

     Кроме рации, ничего слышно не было. Ни звуков борьбы, ни стона раненых…

     Не дожидаясь, когда рация замолчит, Керуб подал знак подчинённым и те прошли вперёд и встали друг против друга, наведя стволы каждый в сторону начинавшегося в араше от товарища коридора. Сам Керуб остался стоять на месте, направив пистолет в проход впереди.

     Подождав минуту, пока глаза окончательно привыкли к электрическому освещению, Керуб отдал жестом команду «встать треугольником!» и шагнул вперёд.

     Бараг и Аргип пропустили командира и встали у него позади (из такого положения каждый из тройки мог, в случае появления противника, вести огонь безопасно для остальных).

     На развилке коридор справа был коротким и заканчивался тупиком с закрытой железной ставней бойницей. Налево был более широкий проход, связывавший оба входа в капонир — открытый и запасной — и дальше — ещё одна бойница. Вглубь капонира — в помещения расположенные внутри земляного вала и в выступавшей за валом части сооружения — вели три прохода (один впереди и два левее).

     Они осмотрели каждый проход, каждое помещение, двигаясь осторожно, ступая бесшумно.

     Дежурившие на посту охранники поддерживали в капонире безупречную чистоту и порядок: на полу ни соринки, что могла бы хрустнуть под подошвой сапога; все двери смазаны — ни одна не скрипнула. Бóльшую часть помещений занимали составленные в человеческий рост ящики с боеприпасами, медикаментами, пищевыми консервами — всем необходимым для обороны в течение суток. Самих же охранников нигде не было.

     Они дошли до запасного хода, — дверь была заперта и опечатана по всем правилам. Потом прошли в центр сооружения.

     В центральном помещении хранились боеприпасы для станковых пулемётов и огнемётов: сложенные штабелем посреди комнаты тёмно-зелёные ящики доставали до потолка.

     Тоже никого.

     Вошли в ещё один коридор. Здесь было две двери, одна против другой. Та, что справа, открыта настежь — то была сержантская комната, где стояла рация. Дверь напротив — карцер для задержанных — не заперта, но прикрыта.

     «Осмотреть!» — жестом приказал Керуб Барагу, указав на карцер.

     «Чисто!» — так же жестом сообщил Бараг, заглянув за дверь.

     «Контролировать коридор!» — отдал ему новый приказ Керуб, а сам вместе с Аргипом вошёл в сержантскую.

     В комнате всё было как и в прочих помещениях — чисто и без следов борьбы. Оружейный шкаф открыт и пуст; запасного боекомплекта не было, — ничего странного, отделение в полном вооружении ушло в оцепление. Железная кровать у шкафа аккуратно прибрана; на столе включённый монитор компьютера показывал квадратики изображений с внешних камер наблюдения (там всё в порядке — ничего подозрительного); радиоточка рядом продолжала вызывать пятьдесят девятый пост.

     Не прикасаясь к рации (создаваемый ею шум — хорошая маскировка), Керуб с Аргипом осмотрели комнату и вернулись в коридор к Барагу.

     Впереди оставалось последнее, самое большое помещение.

     Помещение имело форму сильно вытянутого полуовала. В единственной стене было шесть арочных проходов, за которыми на расстоянии пяти арашей начиналась другая, внешняя стена капонира. В центре помещения невысоким штабелем были сложены ящики серого цвета (что говорило о невзрывоопасном содержимом), спрятаться за которыми можно было только лёжа.

     Бараг обошёл штабель кругом — никого.

     Аргип заглянул в ближайшую к нему крайнюю арку, перебежал вдоль стены к следующей арке, выглянул из неё, после скользнул обратно в галерею между стенами и вскоре вышел из другой крайней.

     «Чисто!» — доложил рядовой жестом.

     После этого Керуб решил лично осмотреть «линию огня» — так называлась галерея за арками, в которой за стальными заслонами стояли спаренные крупнокалиберные пулемёты. Оставив Барага возле штабеля в центре, он с Аргипом прошёл в первую арку.

     В галерее было так же безупречно чисто. Ничего подозрительного.

     Бесшумно ступая по бетонному полу галереи, Керуб каждый раз, подходя к очередной арке, выглядывал в овальное помещение, встречаясь взглядом с бдительным Барагом. Аргип шёл за ним, чуть позади.

     Из третьей арки над невысоким штабелем просматривался раструб ведущего в полуовальное помещение коридора и его левая стена с дверью в сержантскую комнату (из двери по-прежнему доносился голос первого помощника); из четвёртой — правая стена коридора и вход в карцер. Пройдя мимо четвёртой амбразуры с орудиями, они вышли к пятой арке. Впереди уже был виден тупик. Выглянув через пятую арку, Керуб не увидел Барага.

     Жестом Керуб подал команду Аргипу: «внимание!», и только после обернулся, чтобы взглянуть на рядового, но тот, кто стоял за его спиной не был Аргипом. В лицо Керуба смотрел ствол компрессионного ружья.

     — Привет, крот! — оскалился недоброй улыбкой незнакомец.

     Керуб не сразу нашёлся, что ответить. В руке его был пистолет, но ствол лазерника сейчас смотрел вниз: он не успеет навести оружие на незнакомца с ружьём.

     — Кто. Ты. Такой? — быстро взяв себя в руки, ровным голосом произнёс Керуб.

     Мысли его в панике метались: «Лейтенант уже выслал аэролёт… Лейтенант… А как же Бараг с Аргипом?.. Они тоже с этим? Ну, конечно!.. Время! Мне нужно время!»

     — Моё имя Хариб, — представился человек с ружьём. — Но друзья меня чаще зовут Связником.

     — Ты назвал меня…

     — …кротом.

     Керуб старался держаться с достоинством, но когда тебе в лицо смотрит воронёное дуло, самообладание даётся нелегко. Он сморгнул скатившуюся на веко капельку пота.

     — Ты… Кто ты, Хариб?

     — Хм… — Хариб снова показал клыки. — Офицер ССКБ. Капитан-майор.

     Последние слова привели Керуба в ещё большее замешательство: «Почему он это говорит?.. Рядовые?.. — они тоже с ним заодно? Но почему ССКБ?»

     — Вы… вы — архидрак?

     — Нет, — Хариб отрицательно качнул головой, — на мне нет священнического сана.

     — Вы здесь чтобы связаться со мной? — сдерживая волнение, с надеждой спросил Керуб. — Что с рядовыми? Они… на нашей стороне?

     — Они здесь, — подтвердил Хариб. — Эй, парни, хватит уже прятаться! Напугали мы сержанта… — За спиной Керуба послышались шаги. — Да, они на нашей стороне.

     — Мы здесь, господин священно-сержант, — услышал он голос Барага.

     Ему показалось, что обращение «господин священно-сержант» прозвучало с плохо скрываемым презрением.

     — Вот видишь, все здесь.

     Ствол ружья продолжал смотреть Керубу в лицо.

     — Сюда летит аэролёт Службы охраны, офицер Хариб…

     — Ничего. У нас достаточно времени.

     — Для чего?

     — Я должен у тебя кое-что забрать.

     «Значит это он! — мысленно воскликнул Керуб. — Этот человек от куратора!» — На мгновение в нём вспыхнула надежда.

     — Если так, — сказал Керуб, расслабляясь, — то, чтобы скопировать файл-отчёт, вам потребуется подтвердить полномочия… паролем…

     — Конечно, у меня есть пароль, — блеснул ярко-жёлтыми глазами человек с ружьём.

     — Вы же понимаете, ваша ярость, капитан-майор… — стушевался Керуб, заподозрив подвох. — Есть некоторые формальности… брат Хариб…

     — Бога нет!

     — Что?!

     — Это наш пароль, крот…

     Заметив, как дрогнула рука Керуба, в которой был пистолет, Хариб покачал головой.

     Керуб понял, что не успеет.

     — Да… — добавил человек, немного помедлив. — Я, кажется, забыл сказать… Я бывший капитан-майор и совсем не брат тебе…

     Керуб не успел ответить. Хариб выстрелил.

     Компрессионное ружьё с хлопком выплюнуло тромб из спрессованных обрезков проволоки и скрученных с брошенного в пустыне церковным спецназом расстрелянного внедорожника мелких болтов и гаек. Голова сержанта-священнораба разлетелась фейерверком из осколков костей и зубов, обрывков кожи и ошмётков мозга, забрызгав стену галереи, арку и станковый пулемёт рядом. Обезглавленное тело швырнуло вслед за брызгами, оно упало, раскинув руки в стороны, выронив пистолет.

     Сердце Керуба продолжало биться ещё несколько секунд: густая чёрная кровь толчками выплёскивалась из обрубка шеи, заливая надраенный до блеска пол капонира.

     — Чуть не заляпал ты нас этим дерьмом, Связник! — первым в проходе арки появился Бараг.

     — А ты бы ещё за спиной у него встал… — Аргип появился с другой стороны арки. — Тьфу! Дерьмо… — Он покосился на растекавшуюся по полу масляно-чёрную лужу и сделал два шага назад.

     — Что там с аэролётом? — спросил Хариб, закладывая в приёмник ружья заранее заготовленную порцию спрессованной с болтами проволоки.

     — Летит, — сказал Аргип.

     — Отлично! — Хариб оскалился, защёлкнув приёмник ружья.

     Он закинул ружьё за плечо и взглянул на ручные часы. До запуска «Архангела» оставалось семь минут.

     — Охота посмотреть запуск? — догадался Бараг. Лицо парня растянулось в острозубой улыбке.

     — Да. Стараюсь не пропускать.

     — Тогда тебе надо поспешить, — заметил Аргип.

     — Это точно, — согласился Хариб. — Осталась вот только одна мелочь…

     Бараг с Аргипом быстро переглянулись: не прелюдия ли это к устранению ненужных свидетелей? Оба напряглись, глаза заблестели, стволы винтовок стали медленно подниматься.

     — Что? Эй, расслабьтесь, парни! — Хариб добродушно показал клыки, — Мы с вами на одной стороне. Лучше помогите найти тут одну железку… В башке у этого — (он кивнул на труб Керуба) — была…

     Ретроспектива. Воспоминания старца I

     Наплававшись, Эваáль сидел на выступавшем из воды изумрудном камне.

     Бухточка была совсем небольшая и неглубокая — вода в ней прогревалась до самого дна. Вокруг возвышались пологие холмики, густо поросшие зелёным и красным кустарником. Комплекс дипломатической миссии Аиви, где работали Эвааль и Эин, располагался совсем рядом, в десяти минутах пешего хода. Поэтому они и приходили сюда во время полуденного отдыха. Другие контактёры и работавшие в аивлянской миссии представители хозяев, знавшие о такой привычке пары, в это время тактично обходили это место стороной, выбирая для купания другие места, — благо, озеро было немаленьким и бухт и укромных пляжей имело предостаточно.

     Опустив ступни в тёплую воду, Эвааль смотрел на Эин, как она в окружении стайки любопытных, совсем не пугливых рыбок стремительно переплывала бухточку от берега к берегу на глубине примерно в метр. Гибкое тело женщины отчётливо просматривалось сквозь бирюзовую толщу воды. Он любовался ею.

     Немного не доплыв до берега, Эин свернула к торчавшему из-под воды камню, такому же, как тот, на котором сидел Эвааль. Вынырнув, она фыркнула, откинула назад мокрые волосы и легко взобралась на камень. Изящное голубое тело женщины, которое Эвааль мог в точности представить с закрытыми глазами и запечатлеть руками из любого доступного скульптору материала, предстало перед ним во всей красе.

     Их группа контакта работала здесь, на Шаше, уже восьмой год, и последние два они с Эин были вместе.

     — И всё-таки Шаш — прекрасный мир, Эв! — потянувшись, объявила Эин.

     При этом небольшие с острыми навершиями груди её маняще приподнялись вверх.

     — Тебе виднее, Эин, — ответил Эвааль. — Тебе ведь есть с чем сравнивать, а я в других пока не бывал.

     — Конечно, есть, мой юный любовник! — с улыбкой произнесла женщина. — Придёт время, и тебе будет с чем сравнивать… А пока просто поверь мне, милый, Шаш действительно — один из лучших миров во Вселенной! По крайней мере, для тех, кто любит купаться и греться на солнышке!

     — Ну, если вспомнить те немногие из наших миров, где я бывал, — Эвааль смахнул скатившуюся с волос на лоб каплю, — пожалуй, этот мне нравится больше других. Я иногда скучаю по Авлис…

     — Мне там не очень нравится!

     Эин завела руки за голову и откинула назад прилипшие к плечам и шее волосы.

     — Потому, что холодно?

     — Да, — подтвердила она и зябко пожала плечами.

     — Всего-то немного понизить температуру тела… — сказал Эвааль.

     — А я не люблю быть холодной как какая-то рыба! — Эин нарочито поёжилась, обхватила плечи руками и надула маленькие чуть припухлые губки.

     — Эин, прекрати! А-то я сейчас сам замёрзну!

     — А я может этого и хочу! — дразняще покривила губки Эин.

     — Чтобы я замёрз?

     — Именно!

     — Это ещё зачем?

     — А чтобы я потом тебя согрела!

     Эин запустила пальцы в пышную гриву иссиня-чёрных волос и изящным движением развела в стороны острые локотки. Тонкие ручейки воды побежали по её лицу, шее, вокруг упругих миниатюрных холмиков с твёрдыми, окрашенными в тёмно-синий ультрамариновый оттенок вершинами, по блестящей от влаги светло-голубой коже…

     — Тебе когда-нибудь говорили, что ты похожа на русалку?

     — Нет, не говорили! — Женщина поморщилась, взглянув на ярко-красное солнце в чистом аквамариновом небе. — А что, разве я похожа на русалку?

     — Очень! — ответил ей Эвааль. Его взгляд был исполнен нежности.

     Шаш был первым за семнадцать лет поиска миром, с которым экспедиция Аллаиллити установила полноценный контакт. Его населяли кшасы — разумные паукообразные существа, оказавшиеся на удивление миролюбивыми и даже более человечными, чем представители иных гуманоидных цивилизаций.

     Шаш был спутником Жажýжа — газового гиганта, обращавшегося вокруг звезды, называемой кшасами Шиас. Кроме Шаша, жизнь была ещё на четырёх спутниках Жажужа. Но населявшие другие спутники существа не были разумными. Ко времени появления Аллаиллити на орбите гиганта, кшасы уже успели побывать в тех мирах, но не стали их заселять, а объявили заповедниками и наследием потомков.

     Кшасы оказались миролюбивыми, гостеприимными и очень любопытными существами. При всём их внутреннем достоинстве они вместе с тем были кротки и внимательны как в отношении к людям, так и друг к другу, во многом напоминая аивлянам их самих.

     Аивляне стали первой цивилизацией, вступившей с ними в контакт, и кшасы были очень удивлены, встретив, вместо пауков или кого-то, кто бы был на них хотя бы отдалённо похож, гуманоидов.

     Кшасы были вдвое ниже людей ростом, и имели по двенадцать членистых конечностей одинакового для всех светло-зелёного окраса.

     Как позже выяснилось, шашских «пауков» поначалу сильно смутили различия в цвете кожи аивлян, которое они приняли за признак кастовости.

     Когда же им объяснили, что цвет кожи, глаз, волос, ногтей, форма тела и даже пол у аивлян не имеют никакого сословно-кастового или иного значения, и что все аивляне — белые, чёрные, голубые, синие, красные и жёлтые, мужчины и женщины — равны, те поначалу с трудом верили, что такое возможно.

     Дело в том, что их общество было некогда кастовым. Окажись аивляне на Шаше пятью столетиями раньше (в аивлянском летоисчислении это примерно семьсот лет), они встретили бы кшасов самых разных оттенков зелёного и жёлтого цветов, свидетельствовавших о принадлежности тех к разным кастам. Светло-зелёные были тогда в подчинении у разрозненных феодальных группировок тёмно-зелёных и жёлтых, поделивших Шаш на отдельные королевства и княжества. Светло-зелёных эти «господа» использовали в качестве крестьян, слуг, рабочих и солдат. Но потом произошло то, что всегда происходит в мирах, где есть «господа»…

     Да, кроткие светло-зелёные существа, что встретили аивлян, не всегда были кротки и, уж тем более, они не были покорны. Кшасы добыли свой мир оружием и кровью. Кровью королей и князей. Ведь только так и добывается счастье для всех, только так создаётся светлое будущее.

     …Это был прекрасный мир, утопавший в зелени и наполненный тёплым солнечным светом, — напишет позже Эвааль о Шаш и кшасах в своих воспоминаниях. - Бирюзовые воды всегда тёплых рек и озёр Шаш были наполнены рыбой, на удивление смышлёной и любопытной, которая, не пугаясь (кшасы её не едят) подплывала к нам всякий раз, когда мы входили в воду. В пышной растительности Шаш, как и вообще во всём на этой маленькой планете, преобладали оттенки зелёного и красного, на фоне которых местные жители, которых мы меж собой прозвали «пауками», порой терялись из виду. Тёмно-зелёный грунт, изумрудные камни, аквамариновое низкое небо… В воздухе Шаша постоянно присутствовал сладкий запах цветов, которые цвели там круглый год.

     Нам было интересно узнать о том, как кшасам удалось сохранить свой мир от экологического кризиса на этапе индустриального развития. Как известно, миры людей и близких к нам видов и рас во время индустриализации часто страдают вследствие варварского разграбления природных ресурсов, когда невосполнимые запасы углеводородов сжигаются впустую и загрязняют атмосферу. Оказалось, что и кшасов не миновало это проклятье…

     После того как нам показали записи пятисотлетней давности, мы не могли смотреть на этих трудолюбивых и добродушных существ иначе как с безграничным уважением!

     Мы увидели, как «пауки» столетиями трудились, восстанавливая свой мир, исправляя ошибки эгоистичных предков. Всё то великолепие, что предстало пред нашими глазами, оказалось плодами невероятных усилий целых поколений кшасов, боровшихся с всепланетным экологическим кризисом подобно выступившей против инопланетных захватчиков армии…

     — Ну? И что же ты там сидишь, Эв! — Эин наклонилась, зачерпнула ладошкой воду и брызнула в Эвааля. Несколько тёплых капель достигли цели. — Я здесь, и я жду тебя!..

     Дочь Аиви смотрела на своего избранника с искренней, животной прямотой. В её взгляде был призыв и вызов: «Иди ко мне и возьми меня!»

     Эвааль не стал больше говорить.

     Встав на камне, он ловко нырнул в воду и в несколько мощных гребков пересёк бухточку.

     В это время Эин тоже нырнула и отплыла ближе к берегу. Встала ногами на песчаное дно.

     Спустя мгновение, Эвааль оказался рядом с ней. Его руки крепко обхватили талию женщины, он приподнял её в воде и прижал к себе. Она же тотчас с исступлённой страстью обхватила его ногами…

     Глава 9. История Эвааля

     — Отец…

     В дверях кабинета появился серый первоархипатрит.

     — Входи Шедареган, входи! — Старец, как обычно в светском костюме, сидел в кресле за массивным столом из морёного дуба.

     — Я не один…

     — Да-да, я уже знаю, ты пришёл с нашим другом, — старец улыбнулся. — Скажи ему, чтобы тоже вошёл.

     Шедареган обернулся и сделал приглашающий знак тому, кто ждал за дверью.

     Вслед Шедареганом в кабинет вошёл высокий мужчина средних лет в серых одеждах заклинателя. Увидев Патриарха, он уважительно откинул назад священнический капюшон.

     Черты лица вошедшего были неприметны: короткие тёмно-коричневые волосы, жёлтые, немного раскосые глаза, широкий нос с горбинкой, тонкие губы прикрывали ровные, без следов вмешательства стоматолога, белые клыки, брови в меру густые с заломом — заурядная внешность без признаков высокого происхождения.

     Встав из-за стола, старец подошёл к ним.

     — Бога нет, братья! — приветствовал он их, и обнял каждого, сначала Шедарегана, а после и второго гостя, переодетого священником.

     — Бога нет, ваша… — начал было гость.

     — …святость? — Старец показал клыки. — Оставь это, Хариб!.. Ты ведь Хариб?

     — Да, Хариб, — подтвердил мужчина.

     — А я Аиб, — сказал старец. — Аиб-Ваал. Шедареган называет меня отцом, но это не имеет отношения к сану. Он действительно мне как сын. — Старец тепло посмотрел на Шедарегана. — А для тебя, Хариб, я просто Аиб-Ваал. Без святостей.

     — Как вам будет угодно, Аиб-Ваал… — скрывая неловкость, согласился Хариб.

     — Идёмте за мной, братья!

     Старец развернулся и направился через кабинет к высоким, украшенным витиеватой резьбой, изображавшей мифических животных, дверям. Двери сдвинулись в сторону, и перед гостями открылась залитая солнечным светом галерея зимнего сада, укрытая от внешней стужи прозрачными стенами и крышей.

     По вымощенной брусчаткой прямой дорожке старец пошёл вглубь галереи. Шедареган с Харибом последовали за старцем.

     В нескольких арашах слева от дорожки была стена патриаршего дворца с выходившими внутрь галереи окнами, а справа, журча маленькими фонтанчиками, тянулся узкий неглубокий бассейн, за которым раскинули пышные кроны множества самых разных деревьев и растений со всего континента. Дальше за деревьями была прозрачная стена, за которой вдаль простиралось Средиземное море.

     Старец дошёл до места, где через бассейн был перекинут мостик. Свернув на мостик, он перешёл его и двинулся через сад к стоявшей на возвышении каменной беседке-ротонде с куполообразной крышей. Внутри ротонды на окружённой с трёх сторон коваными перилами площадке были расставлены глубокие плетёные кресла.

     Взойдя по каменным ступеням, Аиб-Ваал расположился в одном из кресел и указал поднявшимся следом Шедарегану и Харибу на кресла напротив.

     — Я пригласил вас обоих, — начал старец, когда гости сели, — тебя, Шедареган, мой названый сын… и тебя, Хариб-Связник… для того, чтобы рассказать вам одну историю… Мою историю.

     — Отец… — взволнованно произнёс Шедареган, но старец его оборвал:

     — Подожди, Шедареган! Я знаю, что делаю! Целую жизнь эта история была моей тайной, но близится время, когда ты должен будешь занять моё место и продолжить мною начатое… А ты, — (старец обратил лицо к Харибу) — Хариб поймешь, почему я позвал тебя. Я хочу, чтобы ты тоже узнал историю старого Аиб-Ваала…

     Взглянув на первосвященника и революционера, ожидавших, что он скажет, старец перевёл взор на казавшийся бескрайним водный простор за прозрачной стеной, до которой от ротонды было не более двадцати арашей, и начал свой рассказ…

     Он, Эвааль, таково его настоящее имя, родился на Авлис — одной из трёх лун планеты Аиви, давшей название его цивилизации.

     Авлис — это маленький мир, планета-спутник с тяжёлым ядром, покрытый океаном с редкими цепочками островных архипелагов. Два тысячелетия (аивлянских тысячелетия, которые в три раза продолжительнее агарских) потребовалось аивлянам для того, чтобы превратить ледяной некогда шар в наполненный жизнью водный мир, вдоль экватора которого теперь возвышались города-башни, населённые десятками тысяч жителей.

     Отец Эвааля, Афарегаль, был в то время известным космологом.

     Мать, её звали Эвапахелия, изучала обитателей океана Авлис.

     В детстве Эвааль любил смотреть на звёзды. Мальчик внимательно следил за тем, как перемещался по небу голубой диск Аиви, планеты-родины его народа. Ему было интересно, почему оранжевый Олирес — главное солнце Аиви, и голубой, почти белый Асфилихтес, второе солнце (как для Агара Нуброк), так странно вели себя в разное время года: то ходили по небу друг за другом, то принимались играть в прятки. Он проводил много времени в детском парке на вершине города-башни, наблюдая за небом и делая зарисовки в своём детском альбоме, терпеливо дожидался, когда в небе можно будет увидеть другие спутники Аиви — Аплиа и Эфо, чтобы запечатлеть их вместе на панорамном снимке. У Эвааля собралась целая коллекция таких снимков.

     С взрослением Эвааля его интерес к космосу, к другим планетам и звёздам только усилился. Он штудировал учебники по астрофизике и астробиологии, уделял много времени отчётам из далёких экспедиций. К двенадцати годам — времени совершеннолетия у аивлян — Эвааль уже знал, кем станет.

     Космическим путешественником.

     По совершеннолетии, Эвааль на семь суток погрузился в глубокую симуляцию, внутри которой прожил семь долгих десятилетий субъективного времени.

     Там, в симуляции, Эвааль поступил в Университет Исследований Пространства, где вначале двадцать лет подобно губке впитывал знания, собранные за тысячелетия изучения космической бездны, а после, став профессором, в течение полувека преподавал в том же университете.

     Из симуляции он вышел уже совершенно другим человеком, хотя внешне и оставался по-прежнему двенадцатилетним парнем.

     Эвапахелия и Афарегаль отнеслись к выбору сына с пониманием и уважением. Для столь молодого человека погружение в виртуальность на семьдесят лет — достойный уважения поступок. Пусть в базовой реальности и прошло всего семь дней, те семьдесят лет, что были прожиты Эваалем в реальности виртуальной, симулированной, ускоренной, были прожиты им полностью.

     В далёком прошлом, когда аивляне только открывали для себя силу пара и электричества, до семидесяти доживал далеко не каждый, — большинство умирали, едва дотянув до пятидесяти. Теперь же, когда бессмертие стало доступным всем без исключения, семьдесят лет считались возрастом молодого человека, от которого вполне нормальным было ожидать соответствующего молодым людям поведения и образа жизни. Возраст же в двенадцать лет был принят за тот порог, за которым человек его достигший признавался вольным решать за себя и нести ответственность за свои поступки. Редко кто из сверстников Эвааля решался на такое: уйти в симуляцию на десятилетия… Юность — то время, когда человек желает испытывать и чувствовать, радоваться и наслаждаться, когда он влюбляется и изучает объект своей любви и себя самого, а не космическую бездну. Эвааль, конечно же, не был монахом или изгоем — он испытывал в симуляции всё то, что испытывали и другие молодые люди. Разве что, ограничивался при этом одной симуляцией. Но всё это было для него второстепенным. Всё это было после космоса.

     Спустя год, когда ему исполнилось тринадцать, Эвааль оставил родителей и присоединился к экспедиционному кораблю по имени Аллаиллити…

     — Значит ты, отец… — Шедареган не решился произнести вслух то, что уже понял из сказанного Аиб-Ваалом.

     Старец грустно обнажил клыки:

     — Ты ведь знаешь скрытую историю, Шедареган?

     — Да, отец, — ответил Шедареган, — Знаю. Я всегда считал тебя непростым человеком… Теперь я понял: ты — Учитель! Ведь это так? Скажи, это так?

     В ответ старец лишь коротко покивал. Помолчав, он добавил:

     — Я сдержал обещание и вернулся в обещанный срок.

     — Но ведь ты…

     — …агарянин?

     — Да!

     — А как бы иначе я стал Патриархом?

     Шедареган не ответил.

     — Прошу извинить моё любопытство, Аиб-Ваал, — произнёс молчавший до того Хариб, — но… о какой скрытой истории вы спросили Шедарегана?

     — О той, которую Церковь две с половиной тысячи лет скрывает от агарян, Хариб… — ответил старец. — Шедареган, расскажи ему!

     — Скрытой историей, — произнёс Шедареган, — первосвященники и те немногие, кому дозволено знать, называют информацию о посещении нашего мира две тысячи шестьсот восемьдесят девять лет назад кораблём иной цивилизации… столь огромным, что он попросту не мог спуститься с орбиты… Цивилизация, как ты, думаю, уже понял, называлась Аиви…— Шедареган взглянул на внимательно слушавшего его старца. — С корабля сошёл Учитель…

     — Как сошел? — переспросил Хариб.

     — Не буквально, конечно же, — объяснил ему сам старец. — С помощью корабля поменьше, транспортного модуля… вроде этого… — он посмотрел в сторону, — только побольше…

     Шедареган и Хариб обратились туда же, куда смотрел старец и увидели то, о чём говорил им Аиб-Ваал…

     …Рядом с ротондой, прямо на уровне их глаз висел в воздухе небольшой зеркальный диск диаметром около трёх арашей и в центральной части толщиной не больше четверти.

     — Я называю его Ангелом-хранителем… — старец усмехнулся. — Это автономный дрон. Обычно он невидим… Чуть позже я расскажу о нём подробнее. Продолжай, Шедареган, прошу.

     Шедареган продолжил:

     — Учителем пришельца стали называть вначале потому, что он учил детей Архафора. Настоящее же имя его было…

     — Эвааль, — произнёс Хариб.

     — Да, — Шедареган кивнул, — Эвааль. Эвааль учительствовал десять лет. И учил он не только детей императора… Он учил учёных, учил учителей…

     — …и самого императора, — добавил старец, невесело оскалившись. Взгляд его при этом был устремлён в море.

     — Сегодня о тех событиях почти никто не знает, — сказал Шедареган, — но в то время об Учителе знали многие. Даже в соседних странах… По городам ходили слухи. Десятилетие его учительства стало началом технологического взрыва, источником стремительного развития науки, роста экономики…

     — …и началом того ада, в который превратился Агар… — Голос старца был тих, но Шедареган с Харибом его услышали.

     — Отец, прошу тебя!..

     — Оставь, Шедареган! — Старец с досадой махнул семипалой рукой. — Я знаю, о чём говорю!.. В том, во что превратился этот мир, виноват я! Я посадил сад и оставил расти без присмотра… И в саду выросло чудовище — Единая Церковь!

     Старец замолчал, устремив взор за прозрачную стену.

     — То, во что превратился ваш мир, — минуту спустя сказал он, не оборачиваясь, — не должно быть. Все вы — те, кого церковники зовут атеистами и прóклятыми, это понимаете… понимаете, что настоящее безумство — подвергать истязаниям невиновных, убивать их из желания угодить воображаемому существу… Безумство — убивать ближнего ради того, кого на самом деле и нет! Издевательство — называть измученную жертву святой, расчленять её труп и выставлять разлагающуюся плоть напоказ, для почитания!.. Это отвратительно! Это — мерзость!

     — Но, почему? — спросил Хариб. — Почему так вышло? Почему это случилось с нами?!

     Старец обернулся, взглянул в глаза Хариба:

     — Потому, — сказал он, — что жажда власти и трусость завладели наследством, оставленным глупостью!

     Глаза старца внезапно налились яростью, но ярость эта не была адресована ему, Харибу. Хариб понял это, и понял на кого гневался старец.

     — Я отвлёкся от моей истории… — произнёс старец, немного успокоившись. — Шедареган, на чём я остановился?..

     — Ты поступил в команду корабля…

     — В команду? — старец улыбнулся, показав самые краешки белых клыков. — Что ты, Хариб! На аивлянских кораблях нет никаких команд или экипажей. Корабли эти, как ты знаешь, не просто велики. Они огромны, Шедареган. Огромны! Именно поэтому они никогда не садятся на планеты. В аивлянских кораблях умещаются целые города, такие, как Азргон… два, три, пять Азргонов. Есть и такие корабли, население которых больше населения Агара. Так что, нет, я не поступил в команду, я присоединился к Аллаиллити — к экспедиционному кораблю, отправлявшемуся в неисследованные области Галактики, став членом экспедиции.

     — Экспедиции? — переспросил Шедареган. — Выходит, все те жители городов внутри кораблей, все они — члены экспедиции?

     — Так… и не так… — старец снова показал клыки. — Формально да, ведь корабль экспедиционный, исследовательский, но фактически большинству горожан и обитателям пространств корабля нет дела до того, куда летит корабль и как далеко он от Аиви… Экспедиции — это группы заинтересованных учёных и исследователей с их Советами… — как бы клубами по интересам… На каждом экспедиционном корабле есть такая группа из нескольких сотен или даже тысяч участников, остальные же обитатели просто живут на корабле, как вы на своей планете… У каждого своя жизнь, свои интересы и увлечения… Есть среди них и такие, кто даже тел не имеют. Они живут внутри компьютеров, в созданных ими самими или кем-то другим виртуальных мирах, подобных тому, внутри которого я провёл семьдесят лет, когда мне было только двенадцать… Кстати, — добавил старец, — двенадцать аивлянских лет следует умножить на три… По-агарянскому летоисчислению это тридцать шесть…

     …Аллаиллити был уникален тем, что его разум был триедин — имел три ипостаси, которые действовали одновременно и как три самостоятельных существа, и как существо единое и цельное. Три тысячи лет назад, когда безымянный тогда ещё корабль только строился, основой для его разума стали трое — мужчина и две женщины — любовный треугольник (стабильный любовный треугольник). С того времени триединый разум, взявший себе имя Аллаиллити (от Алла, Аили и Лит — имён той троицы), развивался одновременно по отдельности, как три самостоятельные личности, и как личность единая, объединившая в себе три. Эта единая личность — весьма странная и эксцентричная — называла себя Согласием. А все вместе они — Алла, Аили, Лит и Согласие — были Аллаиллити.

     Когда Эвааль оказался на борту Аллаиллити, он был поражён его размерами: корабль был чудовищно огромен, а объёмы его виртуальных пространств стремились к бесконечности.

     Тринадцатилетний профессор астробиолог и ксенопсихолог Эвааль не без трудностей прошёл испытания соответствия на звание контактёра, снискав расположение Совета экспедиции, и был принят четвёртым участником в группу первого контакта — случай для претендента, не достигшего пятидесятилетнего возраста, исключительный. Старшей группы была Эин…

     …Старец прервал свой рассказ обращением к «Ангелу-хранителю» на непонятном слушателям языке. Дрон облетел ротонду и завис перед входом, спроецировав посреди беседки голограмму. На голограмме были четыре человекообразных существа, ростом под потолок, мало похожие на агарян. Впрочем, то, что два существа были мужского и два — женского пола, агарянам было очевидно.

     — Это Асх… — сказал старец, указав рукой на стоявшего на снимке крайним слева чернокожего гуманоида. — Эф… — Это была приятного вида белокожая женщина с большими перламутровыми глазами и гривой пепельно-серых волос. — Я… — Аиб-Ваал указал на второго мужчину, краснокожего и поджарого. — И Эин… — вторая женщина была черноволосой и со светло-голубой кожей. Все четверо инопланетников были одеты в свободные одежды, почти не скрывавшие их тел: ноги и мужчин, и женщин были обнажены выше коленей; на груди глубокие вырезы, руки открыты. Женщины имели груди с сосцами для вскармливания, как и агарянки, но грудей у каждой было всего лишь по две…

     — Ты любил эту женщину, отец? — спросил Шедареган старца, заметив, как тот смотрел на голубую женщину.

     — Я и теперь продолжаю любить её, — ответил старец.

     …До Эин у Эвааля были другие женщины — и в базовой реальности, и в симуляциях.

     Молодой ксенопсихолог, недавно ставший контактёром, попросту не мог остаться незамеченным. О нём говорили, им интересовались, женщины посылали ему приглашения к знакомству. Эвааль иногда отвечал на такие предложения и спал с некоторыми. Такие знакомства редко оборачивались дружбой. Обычный секс без обязательств.

     С Эин же всё было иначе.

     Увидев её впервые, Эвааль понял, что желает эту женщину так, как ещё никого и никогда не желал. Эин была старше Эвааля на тысячу двести шестьдесят семь лет, но на внешности это не отражалось совершенно никак, поскольку тело её было перевоссоздано более десяти раз. Тем не менее, разница в возрасте поначалу беспокоила его, но, как быстро выяснилось, напрасно.

     История любви Эвааля и Эин началась в мире кшасов — разумных и добрых пауков, и продлилась тысячелетия. Они были неразлучны. Сменили несколько кораблей, посетили множество миров, и ничто не предвещало разлада между ними, пока Эльлия — последний корабль, в экспедиции которого Эвааль и Эин участвовали вместе, как пара — не оказалась на орбите Агара…

     — Что произошло, отец? — спросил Шедареган старца, когда тот снова замолчал, видимо, погрузившись в воспоминания. — Что произошло, когда вы нашли Агар?

     — Вначале, — ответил старец, — я допустил страшную ошибку… Навредил целому миру… Но тогда, покидая Агар, мы всё ещё были парой, семьёй… Уже после, когда я увидел последствия моей ошибки, когда решил остаться здесь, родиться агарянином, от агарянской матери, чтобы всё исправить, я предал её… Предал мою Эин! — Последние слова старец произнёс с досадой, словно выплюнул горечь, и, склонив голову, спрятал лицо в ладонях.

     Плечи его несколько раз вздрогнули, прежде чем он опустил руки.

     — Увидев, что я наделал, я признал свою вину перед Советом. Я сказал им, что должен остаться на Агаре и всё исправить… Сам! Я должен! — Старец блеснул глазами. — А Эин захотела пойти со мной… Сказала, что тоже готова пройти через рождение, и потом в течение многих лет вспоминать себя, кто она есть на самом деле… Она даже была согласна родиться мужчиной, чтобы иметь возможность вести активную деятельность и помогать мне… Была готова на что угодно, лишь бы не оставлять меня…

     — И ты не согласился… — сказал Шедареган.

     — Хуже! Я не мог не согласиться, мой мальчик! — ответил старец. — Твоя Жадит… она ведь послушна тебе? Если ты что-то ей прикажешь?

     — Я не приказываю ей, отец.

     — Но, если прикажешь? Чего требует закон?

     — Закон повелевает ей быть покорной, — сказал Шедареган и, помедлив, добавил: — Именно поэтому, я — первый среди прóклятых.

     — И это хорошо! Это правильно, Шедареган! Мужчина, желающий подчинить себе женщину — не мужчина, он — дерьмо! — с презрением сказал старец. — Я не мог приказывать или требовать… У аивлян подобное не принято. Но я хотел избавить её… от Агара… И тогда я совершил то, после чего она не смогла пойти за мной — я изменил своё имя…

     …Их союз был союзом свободных. Их полные имена — Эвааль-Эин-Эвапахелия-Афарегаль и Эин-Эвааль-Арес-Каталина — были свидетельством, декларацией этой свободы. Прежде, до того, как они встретились, их имена были иными. Они изменили их, когда поняли, что не смогут друг без друга, и с того момента они стали друг другу бóльшим, чем просто друзья или любовники — они стали семьёй.

     У аивлян, чьи нравы были весьма свободны, — секс для них — одна из множества доступных форм общения, — такой шаг, как изменение собственного имени, означал добровольное ограничение, соблюдать которое обязывал себя принимавший второе имя в одностороннем порядке, ничего не требуя взамен.

     Семьи или брака, в смысле, какой обычно вкладывается в эти слова в традиционных обществах, к моменту появления на свет Эвааля у аивлян уже давно не было, как не было и таких понятий как «тейп», «клан», «народность» или «нация». Всё это осталось в далёком прошлом.

     Для докоммунистических обществ, ограниченных в ресурсах и потому имеющих внутри себя товарно-денежные отношения, брак и семья — явления обычные и вполне нормальные. В таких обществах традиционная семья необходима уже потому, что представляет собой экономическую ячейку, в которой наследуемое богатство накапливается и возрастает, обеспечивая благосостояние семьи и бизнеса. Но какая польза в браке и семье в обществе, где нет недостатка, а потому и нет денег, нет передаваемых по наследству богатств? Для чего накопления тому, кто фактически бессмертен, и ни в чём не нуждается?

     Эвааль с Эин не были той традиционной докоммунистической семьёй. Их союз был квинтэссенцией любви — единственного, что только могло теперь связывать мужчину и женщину в обществе без частной собственности и её производных, в обществе, которое само было по сути одной большой семьёй. Но, тем не менее, слово «семья» у аивлян осталось, только смысл его стал иным.

     Именно такой семьёй они стали, когда изменили свои имена в самом начале, когда их пути сошлись и стали одним общим путём. Общим до того момента, когда Эвааль вычеркнул имя Эин из своего имени…

     — Теперь моё имя Эвааль-Эвапахелия-Афарегаль… — с горечью произнёс старец. — Я отказался от неё, стал предателем в её глазах… и в глазах окружающих…

     Аиб-Ваал поморщился так, словно ощутил горечь во рту, затем он невесело усмехнулся каким-то своим мыслям и снова посмотрел на море.

     — Но каким образом, отец, то, что ты сделал, помешало твоей женщине отправиться с тобой на Агар? — спросил Шедареган.

     — Дело в том, — ответил ему старец, — что только так я и смог не допустить её на Агар… У аивлян не принято ограничивать свободу выбора, если этот выбор никому не вредит и… — он сделал паузу, чтобы подчеркнуть следующие слова, — …не касается интересов цивилизации. Все контакты аивлян с другими цивилизациями считаются актами, прямо затрагивающими интересы Аиви. Поэтому для внешних контактов необходимо иметь звание контактёра и действовать с санкции Совета экспедиции…

     — Но ведь Эин имела необходимое звание…

     — И даже была старшей группы, — сказал старец. — Когда Совет принял моё признание ответственности и одобрил мой план, согласно которому я должен был действовать один, никто — ни Совет, ни корабль — не мог препятствовать Эин отправиться со мной. Её и моё имена позволяли ей следовать за мной не как контактёру… в моём плане второго контактёра не было, а как моей… супруге.

     — И поэтому ты вычеркнул её из своего имени, разорвал связь…

     — Да, Шедареган. Я сделал это — я её предал.

     Старец склонил голову, спрятав глаза.

     Хариб, сдерживавший до того момента эмоции, воскликнул с негодованием:

     — Предали?! Но почему, Аиб-Ваал?! Жизнь здесь стала бы для неё пыткой! Ваш поступок — скорее жертва, чем предательство!

     — Нет, Хариб… — старец покачал головой. — Нет. Это было именно предательство… Эгоизм и трусость породили подлый поступок. Я виновен.

     Некоторое время они сидели молча, невольно прислушиваясь к щебету птиц в кронах деревьев и плеску фонтанов в бассейне.

     — Близится День Великого Очищения… — заговорил, наконец, старец. Он поднял взгляд на Шедарегана. — Пришло время привести в действие наш план…

     — Всё готово, отец, — сказал Шедареган.

     — Действовать будем согласно плану, но с одной поправкой… — Старец строго посмотрел на Шедарегана и тот понял, что сейчас будет сказано. — Сразу после того, как всё совершится, ты займёшь моё место. Время пришло.

     Шедареган ничего на это не ответил, не изменился в лице, только покорно склонил голову.

     — Теперь, что касается тебя… — Старец перевёл взгляд на Хариба. — Мне известна твоя история — то, как ты лишился близких… — (Хариб помрачнел и заметно напрягся) — Понимаю твою чувства, Хариб… И сочувствую. — Взгляд Аиб-Ваала был по-отечески ласковым, как если бы перед ним был не муж, но мальчишка. — К сожалению, никакие технологии моей цивилизации неспособны вернуть их тебе. Но я хочу предложить тебе то, что, возможно, наполнит твою жизнь новым смыслом…

     С усилием сглотнув вдруг вставший в горле ком, Хариб спросил:

     — И что же? Что вы можете мне предложить, Аиб-Ваал?

     — Звёзды, о которых ты мечтаешь, — ответил старец. — Я предлагаю тебе звёзды.

     Ретроспектива. Воспоминания старца II

     Посёлок расположился на вершине многокилометровой плиты-айсберга, дрейфовавшей в Холодном океане. Силовые поля укрывали посёлок от ледяных северных ветров, сохраняя живописный тропический оазис, и защищали сам айсберг от тепла, исходившего от сотен тысяч тонн прогретого плодородного грунта.

     Мобиль беспрепятственно прошёл сквозь силовой купол и захваченный внутренним полем, не спеша пролетел над посёлком до места, где мягко опустился на поросшую цветами и сочной зелёной травой поляну перед небольшим домиком.

     Поляну окружали невысокие садовые деревья с оранжевыми плодами, за которыми виднелись другие дома.

     Заметив вышедшего из мобиля Эвааля, игравшие возле муравейника под одним из деревьев дети приветствовали его:

     — Дядя, здравствуй! — крикнула ему девочка с голубой, как и у её матери, кожей. Она помахала Эваалю ручкой.

     — Привет! — добавил с серьёзным видом краснокожий мальчик.

     — Привет и вам! — Эвааль тоже помахал детям рукой.

     Он хотел подойти к ним, чтобы познакомиться, поговорить с ними, и не заметил, как из дома появилась Эин.

     — Дядю зовут Эвааль, — услышал он её голос.

     Эвааль повернулся.

     Она была такая же, какой он запомнил её там, на Аллаиллити, на орбите Агара. Только волосы стали чуть короче, а над прямыми тонкими бровями появилась прямая челка. На ней было короткое платье-балахон, белое с синими и фиолетовыми узорами. Эин, как и дети, ходила босиком. В руках она держала вытянутой формы прозрачный сосуд с каким-то напитком, который, по-видимому, собиралась отнести детям.

     Эвааль онемел. По дороге он представлял их встречу; представлял, как скажет ей: «Прости меня, Эин! Прости! Все эти годы, каждый день, каждую минуту я помнил о тебе! Помнил о своём поступке, которому нет оправдания. Я здесь, чтобы сказать тебе: прости меня, любимая!» Но теперь он не находил слов.

     Со времени их расставания прошла целая жизнь — время, за которое он прошёл путь от младенца до глубокого старца. Он изменился за эти годы, стал отчасти агарянином, и восстановленный прежний облик не делал его прежним. Но он любил её, как и прежде, даже сильнее прежнего. И вот она стояла перед ним — его возлюбленная, его Эин.

     — Это Ава и Альрес — мои дочь и сын, — сказала она. — Здравствуй, Эвааль!

     — Здравствуй, Эин! Всё закончилось. Я вернулся… чтобы…

     — Не нужно ничего говорить, Эвааль. Я знаю, зачем ты здесь.

     Он пробыл у них весь тот день, а вечером сел в мобиль и улетел.

     После того как он остался на Агаре, Эин прошла полное копирование личности, и теперь её точная копия, не пожелавшая сменить имя, Эин-корабль готовилась отправиться в экспедицию.

     Корабль была на орбите Аиви и Эвааль, избегая лишнего внимания, — слухи о его возвращении уже начали распространяться по Аиви, — отправился в ближайший космопорт…

     Глава 10. Истинный враг Святой Церкви

     — Значит, Хариб…

     Абримелех принимал отчёт начальника одного из подразделений ССКБ майора-архидрака Кхаромаха в своём кабинете в святая святых Братства — Красной Крепости. Место это на протяжении тысячелетия было «гнездом» ССКБ — спецслужбы, одно упоминание о которой вселяло страх и трепет в умы и сердца благородных, богатых, чиновников и священников других Братств.

     — Да, ваше высокопреосвященство, — подтвердил Кхаромах. — Это его почерк.

     — Тот самый убийца священников?

     — Да, ваше высокопреосвященство. Тот самый… Бывший наш офицер. Есть основания предполагать, что он и есть так называемый Связник.

     — Что-нибудь известно об импланте этого… как его там?..

     — Сержанта-священнораба Керуба.

     — Да, Керуба.

     — Нет, ваше высокопреосвященство. Пока ничего.

     — Полагаю, и не будет…

     — Мы делаем всё, что в наших силах, ваше высокопреосвященство…

     — Знаю-знаю, Кхаромах.

     Абримелех встал с кресла и расправил складки на алых праздничных ризах, давая понять стоявшему перед ним офицеру, что приём закончен.

     — Ваше высокопреосвященство…

     — Да, Кхаромах? Что-то ещё?

     — Вчера первоархипатрита Шедарегана видели вместе с одним священником, заклинателем… подозрительно похожим на Хариба…

     — Вот как…

     — Это ещё не всё, ваше высокопреосвященство… — продолжал офицер. — Их видели в Патриаршем дворце…

     Докладчик замолчал и заозирался по сторонам.

     — Их принимал Владыка?

     — Да… ваше высокопреосвященство…

     — Хм… — Абримелех задумался. — Ты ведь понимаешь, что об этом лучше помалкивать?

     — Да, ваше высокопреосвященство, понимаю.

     — Вот и хорошо. И проследи, чтобы все свидетели также держали языки за клыками. Похоже, пришло время нам внимательнее присмотреться к Его Святости…

     Офицер испугано взглянул на генерал-архипатрита.

     — Успокойся. Это так… на всякий случай… — Оскалившись, Абримелех потёр ладони. — Полагаю, — добавил он, направляясь к выходу из кабинета, — в главном мы уже убедились: Шагар-Кхарад — это змеиное гнездо, как и само Серое Братство…

      — Абсолютно с вами согласен, ваше высокопреосвященство! — сказал майор.

     — Ещё бы, ты не был со мной согласен… — добродушно показал клыки Абримелех, чем заставил майора тут же пожалеть о сказанном.

     В приёмной Абримелех отпустил офицера, а сам вошёл в кабину лифта, предварительно шлёпнув по заднице женоподобного юношу-секретаря, подошедшего слишком близко за подписью на каком-то документе.

     Внизу генерал-архипатрита уже ждал аэролёт.

     Глава 11. Проект КДВ

     Патриарх явился в зал Собора Святых первым. Он в молчании сидел на своём обычном месте и смотрел на исписанные священными письменами золотые врата, через которые в зал по одному входили остальные первоиерархи.

     Две с половиной тысячи лет назад Император и Патриарх Азргон построил этот дворец, и приказал установить эти золотые врата. Специально в назидание всем тем, кто в будущем должен был взирать на врата со стоявшего против них престола, на вратах были начертаны «Святые Догматы» — цитаты из «Книги всего сущего». Полвека Аиб-Ваал смотрел на эти врата, заставлял себя снова и снова перечитывать вызывающие отвращение письмена, чтобы они врезались в память, чтобы всегда были перед глазами. Так он приучал себя испытывать ненависть — то чувство, которое должен испытывать к религии Агара каждый претендующий называться человеком.

     Заседание Собора Святых в тот день было коротким: иерархам нужно было приготовиться к торжественному богослужению Дня Великого Очищения.

     — Братья! — обратился он к первосвященникам, когда все расселись по своим малым престолам. — Сегодня — День Великого Очищения. Перед тем, как все мы соберёмся в храме для священнодействия, хочу представить вам долгожданный плод трудов наших Серых Братьев…

     В этот момент к престолу подошёл священнораб с подносом, на котором лежали семь золотых перстней. Поклонившись ему, священнораб поднялся по ступеням и встал справа.

     — Просим вас, братья… — Патриарх сделал приглашающий жест. — Эти кольца — символы вашей новой власти. Подойдите и примите!

     Первым к престолу поднялся Архаир — первоархипатрит Белого Братства. Облачённый в белоснежные ризы первосвященник принял кольцо из руки Патриарха, поклонился и поцеловал руку. Вторым подошёл Абримелех, за ним Хагоб, Карбомар, Баризир и Макаб. Последним был Шедареган. Приняв из руки Владыки кольцо, он, как и все, поцеловал руку и спустился вниз, но не вернулся на своё место, а встал у основания престола.

     — Примите мои поздравления, братья! — сказал тогда Аиб-Ваал. — Брат Шедареган, — обратился он к серому первосвященнику, — прошу вас… — Он сделал пригласительный жест. — Расскажите нам о Деснице!

     — Ваша святость… ваши высокопреосвященства… — Шедареган церемониально склонил голову перед Патриархом, потом перед собратьями. — Как всем вам известно, Серое Братство много веков занимается изучением нашего мира, познанием его законов… установленных Всевышним… познанием принципов и многочисленных связей вещей и явлений… — Шедареган непринуждённым шагом направился в центр зала. — Это наше служение Святой Единой Церкви вносило и продолжает вносить свои скромные вклады во все стороны её святой жизни. — Он остановился в центре зала на равном удалении от великого и малых престолов и задумчиво посмотрел на перстень в своей руке. — Карающая Десница Всевышнего, — громко произнёс он, — ещё один такой вклад…

     — Все мы ценим ваши труды, брат Шедареган, и воздаём Серому Братству за то должным уважением и признательностью, — сказал Патриарх, обнажив клыки и простерев в священном жесте обе руки, он преподал Шедарегану благословение. При этом все остальные первосвященники также благословили Шедарегана.

     — Ваша святость… — сложив руки крест-накрест на груди и склонив голову в знак почтения, Шедареган гортанно произнёс короткую молитву, после чего взглянул на Предстоятеля и, развернувшись, обратился к Собору Святых. — Братья! Это кольцо, — он поднял руку, в которой держал кольцо, так, чтобы его видели все, — как вы уже знаете, является частью сложной системы… Это приёмник, передатчик, позиционный навигатор и управляющий терминал в одном… Устройство, как видите, миниатюрно и выглядит как обычный перстень… — Взяв кольцо большими и средним пальцами левой руки, он надел его на указательный правой. — Десница имеет шесть уровней доступа, по числу степеней священства. Первый, наивысший уровень доступен одному единственному терминалу… это кольцо Его Святости… Терминалов второго уровня всего восемь — семь у нас с вами и восьмое у Его Святости. Кольца архипатритов и низших священников уже переданы вашим Братствам вместе с необходимыми инструкциями… Специалисты Серого Братства готовы в любое время оказать необходимую помощь каждому обладателю кольца Десницы. О том, как устроена система, в общих чертах, полагаю, вы уже знаете… — Шедареган взглянул на Абримелеха, показав самые кончики клыков. — С помощью Десницы вы сможете внушить всякому рядом с вами, будь то простолюдин или низший по сану священник, страх, панику, радость, боль или всё вместе… Сможете принудить совершить самоубийство… или же просто вызвать внезапную смерть. Рабочий радиус — до одного стадия… Всё то же самое смогут сделать и архипатриты. Для низших же священников кара смертью заблокирована, а сила внушения и воздействия на нервную систему снижена в соответствии с их священной степенью… — Обнажив клыки, Шедареган с прищуром посмотрел на иерархов и закончил: — Никогда прежде, никто из Святых Отцов не обладал такой властью, какой теперь будем обладать мы с вами!..

     Глава 12. День Великого Очищения

     Храм Хвалы Создателю — восьмиугольная каменная пирамида с усечённым стеклянным верхом, вмещавшая до десяти тысяч верующих — стоял в парасанге от патриаршего холма и в четырёх стадиях от берега залива. Это был главный храм Империи, настоятелем которого был сам Патриарх. В храме собралась вся азргонская знать. Прихожане-мужчины стояли плечом к плечу в первых рядах. Места для женщин были позади мужчин, вдоль стен храма.

     В большие праздники, такие как День Великого Очищения, совершаемые Патриархом богослужения снимались множеством видеокамер и передавались на экраны внутри всех храмов Империи. Это служило напоминанием всем верующим, что службу совершает сам Патриарх, а священники на местах ему только сослужат, совершая священнодействия и принося жертвы Очищения одновременно с Владыкой.

     Богослужение зимнего Дня Великого Очищения отличалось от обычных, совершаемых раз в восемь дней жертвоприношений, когда на жертвенник возлагалась всего одна жертва, девушка. В Великие Дни Всевышнему приносились единовременно по восемь (летом) и по шестнадцать (зимой) жертв обоего пола. Праздничное богослужение, как и всякая другая служба, состояло из чтения заклинаний и молитв, пения гимнов, приготовления жертв на алтаре и их заклания с последующим за тем разделением «святой плоти» между прихожанами, только совершалось оно с бóльшей торжественностью и в атмосфере всеобщего праздника. После Великого Очищения повсюду начиналось всеобщее празднование: на площадях собирались толпы, на улицах ставились столы с угощениями, в господских домах устраивались оргии — после Великого Очищения разрешалось почти всё.

     Жертвенный алтарь — чёрная каменная плита-восьмиугольник возвышался посреди храма на два араша, и был обнесён трёхарашевым ограждением из сверхпрочного стекла. Заходить за стеклянное ограждение дозволялось только имевшим священный сан и жертвам (всякий дерзнувший подойти к алтарю подлежал смертной казни — четвертованию на пороге храма). От входа в храм и до стеклянного ограждения оставался свободным широкий проход, по обе стороны которого выстроился взвод одетых в парадные мундиры Святых Псов. За Псами стояли первые граждане столицы. Все ждали начала богослужения.

     Несмотря на скопление народа, в храме было тихо. Лишь возбуждённые вздохи наиболее ревностных прихожан, в предвкушении ожидавших начала обряда, слышались над собранием.

     Через прозрачную крышу внутрь храма уже смотрели Аркаб и Нуброк — свет двух солнц заполнял пространство храма, отражался в гранях окружавшего жертвенный алтарь ограждения.

     — Трепещите в страхе! — внезапный басовитый вопль сразу двух глоток разорвал тишину. Это двое священнорабов в красных одеждах и с кадильницами появились на пороге храма, возвещая начало богослужения.

     Следом за красными вошла пара священнорабов в фиолетовых ризах. В руках у каждого была увесистая жаровня с раскалёнными углями.

     — Вспомните о своих прегрешениях! — проревели фиолетовые.

     За фиолетовыми вошли оранжевые.

     — Близится Очищение! — огласили они.

     — Всевышний Господь Единый ждёт вашего признания и мольбы о прощении! — раздались истошные вопли появившихся следом зелёных священнорабов.

     — Истинные Ангелы Его да будут сему свидетелями… — пропели жёлтые, вошедшие следом.

     — …вашего раскаяния и покорности! — продолжили появившиеся за ними серые.

     — Аркаб и Нуброк да узрят вашу веру в Господа! — закончили священнорабы в белых одеждах. Им ответил хор стоявших вокруг стеклянного ограждения певцов:

     — Истинно — истинно — истинно это так и есть!

     Священнорабы, все кроме предпоследней пары, выстроились вдоль прохода, чередуясь с парами стоявших друг против друга Псов, серые же прошли к стеклянному ограждению и открыли имевшиеся в нём врата.

     В тишине вошли семеро архидраков и семеро заклинателей: бормоча молитвы, священники прошли через открытые врата за стеклянное ограждение и, обойдя кругом жертвенный алтарь, снова вышли из храма, — позже они приведут к алтарю тех, на кого пал жертвенный жребий.

     Потом вошли архипатриты — одетые в более богатые, разноцветные ризы, расшитые символами древних церквей.

     Старшие священники под пение гимна прошли к алтарю и остались там, чтобы прислуживать каждый своему первосвященнику. Вместе с ними за стеклянное ограждение прошли серые священнорабы — этим двоим, как представителям Братства, к которому до восшествия на престол принадлежал действующий Патриарх, по традиции выпала честь прислуживать главе Церкви и верховному правителю планеты, когда тот станет священнодействовать.

     Распеваемые сотней глоток слова древнего церковного гимна гремели под сводами пирамиды, приводя в экзальтированный восторг особо впечатлительных прихожан (понимание смысла возносимых в песнопении слов было для этих необязательным).

     Когда пение закончилось, один из серых священнорабов вышел из-за стеклянного ограждения на середину прохода, держа в одной руке нож, а в другой курившуюся дымом кадильницу, и громко возгласил:

     — Бойтесь и трепещите! Идёт Владыка мира!

     После этих слов в дверях храма появился Патриарх в окружении первосвященников, и священнораб снова возгласил:

     — Преклоните колена! Входит Пастырь!

     При этих словах все в храме встали на колени и склонили головы.

     Облачённый в священные ризы и золотую императорскую корону Аиб-Ваал вошёл внутрь храма. Ризы его пестрели цветами восьми древних Церквей, корона на полностью лысой голове сверкала драгоценными камнями. За ним вошли семь первосвященников в точно таких же, как и патриаршьи, только выдержанных в цветах возглавляемых ими Братств, облачениях. На их головах не было корон (они не надевали их в присутствии Патриарха), капюшоны — неизменная часть одеяния всякого священника — были откинуты назад.

     (Кроме первоархипатритов только стоявшие в чине после них архипатриты имели право входить внутрь храма с непокрытыми головами, но сейчас, когда архипатриты должны были прислуживать первоархипатритам, их головы и отчасти лица скрывали широкие капюшоны.)

     — Молите о пощаде! Среди вас Владыка — посланник Единого Всевышнего и Святые Отцы! — возгласил священнораб, оставаясь единственным, кроме самого Патриарха и Святых Отцов, кто не встал на колени.

     Наступила тишина. Губы стоявших за спинами Святых Псов и священнорабов прихожан беззвучно повторяли слова общей молитвы.

     Тишину нарушил сам Патриарх:

     — Встаньте и приготовьтесь! — громко воззвал он.

     Зашелестели одежды: прихожане стали подниматься с колен. Снова грянул хор: новый гимн восславлял святого и мудрого Владыку и Собор Святых.

     Под пение гимна Патриарх Аиб-Ваал прошёл к алтарю.

     С каждой из восьми сторон чёрная плита-жертвенник имела по восемь ступеней, по которым во время приношения восходили священнодействовавшие иерархи. Площадка наверху плиты имела уклон к центру, где была специальная воронка, в которую стекала кровь жертв. Сами жертвы при этом укладывались на специальные, наподобие медицинских носилок железные ложа с ремнями для обездвиживания, облегчавшие впоследствии процесс их расчленения. Перед жертвоприношениями ложа в необходимом количестве (одно, восемь или шестнадцать) устанавливались на плите в специальные пазы и после снимались священнорабами.

     Пройдя за стеклянные врата, Патриарх поднялся на жертвенник и, встав посреди плиты, обернулся лицом ко входу в храм. Воздев руки, он преподал прихожанам благословение. Тогда вошедшие за ним первосвященники обошли жертвенный алтарь и заняли каждый полагавшееся ему место. Позади первосвященников встали подчинённые им архипатриты. Двое священнорабов встали лицами к Патриарху и спинами к вратам перед ступенями жертвенника.

     Шестнадцать изогнутых под форму человеческого тела стальных лож железным цветком окружали стоявшего посреди плиты-жертвенника Аиб-Ваала. Первосвященники обступили жертвенник в том же порядке, в каком располагались малые престолы в зале Собора Святых, с той лишь разницей, что там Патриарх мог видеть каждого из сидевших перед ним, а здесь трое иерархов оказывались у него за спиной.

     Когда прозвучали последние слова песнопения, серые священнорабы возгласили:

     — Да свершится Очищение пред очами Единого Всевышнего и его Истинных Ангелов! И да свершит его Отец наш и Владыка!

     В этот момент в храм вошли ведомые младшими священниками жертвы.

     В тишине шли облачённые в цветные балахоны те, кому выпала участь умереть во искупление грехов народа Агара — восемь юношей и восемь девушек — жертвы Единому Всевышнему Богу.

     У открытых стеклянных врат шествие остановилось. Из-за ограждения вышли прислуживавшие первосвященникам архипатриты и стали по двое заводить молодых людей и девушек внутрь, где укладывали на ложа и пристёгивали ремнями.

     Жертвы не сопротивлялись. Предварительно одурманенные подавляющими волю препаратами, они были как ведомый на убой скот.

     Когда все жертвы были размещены на ложах, приведшие их священники — те самые семеро заклинателей и семеро архидраков, что ранее уже входили за стеклянное ограждение и осматривали алтарь — вышли и встали снаружи вокруг стеклянного ограждения.

     — Трепещите в страхе! — снова возгласили серые священнорабы и закрыли врата.

     Настало время Великого Очищения…

     Автономный дрон экспедиционного корабля по имени Эльлия — дискообразная машина неопределённого цвета диаметром в три араша с острым, как бритва кантом — был важной деталью в последнем контакте Эвааля.

     Дрон не имел собственного разума, он был частью разума Эвааля, а Эвааль — частью операционной системы дрона. Машина хорошо справлялась с аналитическими операциями без вмешательства обитавшей в ней личности — непрерывно наблюдала и контролировала каждый шаг Эвааля и в любой момент времени могла защитить его, даже если бы Эвааль оказался без сознания. Внутри дрона в постоянной готовности содержались десятки его уменьшенных копий, способных как к оборонительным, так и к наступательным действиям. Боевая мощь машины была достаточной для ведения войны против нескольких армий единовременно. С охраной же одного единственного контактёра дрон справлялся безупречно — ни яд, ни пуля, ни взрыв бомбы, ни природное бедствие не могли угрожать Эваалю.

     Когда Совет экспедиции поддержал план Эвааля, и Эвааль совершил свой позорный, достойный последнего труса поступок, он, не колеблясь, отправился к ближайшей капсуле-сборщику, которая проделала с ним обратную своему названию операцию — разобрала тело Эвааля на молекулы и атомы. Разум его был записан и скопирован в ядро памяти корабля на случай гибели будущего носителя (нельзя было полностью исключать такие риски, как гибель планеты от близкой вспышки сверхновой или агрессивного вмешательства в операцию более развитой цивилизации). Выделенный кораблём для Эвааля автономный дрон стал вместилищем его личности на всё время операции.

     Эваалю требовалось внедриться в высшие круги агарянского общества. Для этого ему нужно было тело.

     Как раз в то время в доме одного влиятельного архипатрита одна из служанок зачала плод, мальчика. Эвааль выбрал ту женщину стать его будущей матерью. Дрон воздействовал на плод: микророботы дрона внедрили в мозг плода саморазвивающуюся структуру, служившую приёмопередатчиком между машиной и мозгом сначала плода, а затем — младенца.

     Это был симбиоз, в котором два разных существа из разных миров — представитель мира «богов» и зародыш, ещё даже не человек, а только потенциал будущего человека — слились воедино, в одно целое.

     Эвааль не был захватчиком и поработителем, — не кого было захватывать и порабощать. Он был семенем, что стало расти вместе с плодом во чреве агарянки. Он сам стал тем плодом, забыв себя на время, и когда родился, первое время был самым обычным младенцем, а потом мальчиком, в котором понемногу стал проявляться характер и темперамент не Эвааля, а совсем другой, новой личности — будущего Патриарха.

     Отец дал мальчику имя Аиб. Имя это он перед тем много раз слышал во сне от кого-то невидимого. В ночь же перед рождением сына этот невидимый явился священнику. Это был ангел. «Имя, которое ты слышал, неполно, — сказал ему ангел. — Вторую его часть я назвал матери младенца, ибо избрал эту женщину родить сосуд Духа Божьего. Помни об этом и обращайся с ней достойно!» Когда священник рассказал служанке о видении, та призналась ему, что восемь ночей подряд видела во сне ангела — по описанию женщины, точно такого же, как и ангел из видения священника! — повторявшего каждый раз одно и то же: «Ваал! Ваал — второе имя ему! Радуйся, женщина! Ты носишь в себе будущего Владыку мира и Спасителя!» На священника слова служанки произвели сильнейшее впечатление, и он тотчас же дал ей свободу и сделал своей женой. О явлениях ангела родители Аиб-Ваала никогда никому не говорили, опасаясь привлечь к мальчику опасное внимание церковного начальства и Красных Братьев. На это и рассчитывал Эвааль, когда планировал вмешательство дрона в сновидения родителей. Целью вмешательства было обеспечить надёжную опеку ему самому, пока он будет беспомощен, и его матери. До того не отличавшийся особой набожностью Архипатрит крепко запомнил слова ангела, и до конца жизни обращался с женой как с благородной и благочестивой праведницей, окружив бывшую служанку заботой и вниманием.

     Мальчик рос и развивался, как самый обычный ребенок, только был он чуть способнее других детей, чуть умнее, чуть талантливее. Аиб-Ваал искренне любил родителей и был послушным сыном. Он легко ладил с братьями и сёстрами, рождёнными архипатриту от других служанок и наложниц, прилежно учился в школе, дружил со сверстниками. Прошло восемь лет, прежде чем он начал вспоминать…

     На одиннадцатом году жизни Аиб-Ваал сделал в себе удивительное открытие: оказывалось, у него была и другая, прошлая жизнь! С каждым новым днём мальчик вспоминал ту, другую жизнь, которая была намного длиннее жизни любого из смертных. Поначалу он даже решил, что он бог, но потом понял, что никаких богов нет, а есть лишь знание и невежество. Он вспоминал и вспоминал, пока не вспомнил всё. Наступил момент, когда тот, кем был маленький Аиб-Ваал, и тот, чей разум пребывал в машине, синхронизировались, став единым целым, и это уже не был прежний Эвааль. Теперь он был не только Эваалем — контактёром-аивлянином, но и агарянином Аиб-Ваалом. В тот момент будущий священник и Патриарх и автономный дрон Эльлии стали одним целым. И молодому человеку это понравилось.

     …Аиб-Ваал совершал этот обряд множество раз.

     Да, он был настоящим серийным убийцей! Это тяготило его. Это сводило с ума. Это было его проклятьем.

     Но если бы он не стал идти тем путём, не стал Патриархом и верховным правителем планеты, вряд ли он скоро смог бы проделать ту немалую работу, что теперь была сделана. Многое было ещё впереди, но это сделают ученики Аиб-Ваала — Патриарха-отступника, Патриарха уничтожившего Церковь.

     Аиб-Ваал сделал то, чего не смогли сделать «еретики» из ставшего прóклятым Синего Братства четыре века назад: создал оппозицию внутри Церкви и «пятую колонну» в элите общества, создал сильное сопротивление в низах. Он использовал абсолютную власть, для покровительства прóклятым — крайне левым силам этого мира, в прошлом разрозненным, теперь же организованным и слившимся с Серыми Братьями. Теперь заодно с прóклятыми был не один лишь простой народ, но и интеллигенция, богачи, чиновники, священники.

     Аиб-Ваал подорвал устои этого общества. Его стараниями молодёжь из богатых семей была «поражена» либеральными настроениями, скептицизмом и — (о, Господь Всемогущий!) — «пагубными» идеями равенства полов! Он «развратил» целое Братство, превратив мощнейшую церковную организацию в цитадель истинного просвещения.

     Ценой всего этого были жизни. Жизни разумных существ — гуманоидов, «людей-волков», как и он сам. И он винил себя. Он видел на своих руках кровь многих и многих тысяч тех, кого агарские мракобесы принесли в жертву своему Единому Всевышнему — пусть и несуществующему, но на редкость кровожадному упырю — Богу. В сравнении с теми тысячами, сотнями тысяч, те, кто умерли от его, Аиб-Ваала, рук непосредственно, были лишь каплей в чёрном кровавом море, но сегодня…

     …сегодня он не прольёт ни капли невинной крови!

     — Настал день и час жертвы! — громким голосом объявил Эвааль. Установленные вокруг жертвенника камеры и микрофоны передавали его слова всему агарянскому человечеству.

     Каждый священник в каждом храме; каждый прихожанин, в религиозном экстазе ожидавший совершения массового убийства, или вынуждаемый страхом находиться в собрании безумцев и садистов; каждая одурманенная и покорно ждавшая смерти жертва; прóклятые в своих прибежищах, и даже космонавты на орбите — все внимали словам своего Патриарха. При этих словах архипатриты передали князьям Церкви священные ножи, которыми те должны будут наносить жертвам раны в требуемой чином священнодейства последовательности, суть которой была в том, чтобы жертва не умерла раньше, чем Патриарх закончит торжественную молитву. По окончании же молитвы, горла всех лежавших на стальных ложах юношей и девушек должны быть перерезаны руками Патриарха и Первоархипатритов.

     — …Эта жертва, — продолжал говорить Аиб-Ваал, — станет истинной и последней жертвой!..

     Стоявшие вокруг жертвенника первосвященники с удивлением посмотрели на Предстоятеля: сказанных им слов не было в богослужебном чинопоследовании. Все, кроме двоих — Абримелеха и Шедарегана. Абримелех приподнял одну бровь и посмотрел в упор на Шедарегана; Шедареган уставился в ответ на генерал-архипатрита и едва заметно обнажил кончики клыков в странной улыбке.

     — …Других жертв не будет! — добавил Аиб-Ваал. — Потому, что жертвы бессмысленны, когда они приносятся тому, кого нет!..

     В храме повисла гробовая тишина.

     — …И даже если бы оказалось, что Бог, требующий от вас убийств ваших детей, сестёр и братьев, на самом деле существовал, — Аиб-Ваал возвысил голос, — вам бы следовало задуматься над тем, стоит ли вам поклоняться этому Богу… — Он окинул взглядом своих белых глаз замерших в недоумении священников и прихожан. — Но я, ваш Император и Патриарх, говорю вам: Бога нет!

     Аиб-Ваал сбросил с себя патриаршьи ризы, оставшись стоять посреди жертвенника в тёмно-синем светском костюме. От прежнего облачения на нём осталась одна корона.

     — И я, ваш Император, говорю вам, что упраздняю Церковь и приговариваю её священников к казни! Это и будет последняя жертва!

     После этих слов Эвааля пятеро из окружавших жертвенник первосвященников и шестеро прислуживавших архипатритов объялись пламенем и с истошными воплями заметались внутри стеклянной ограды. Одновременно с ними снаружи вспыхнули все священники, кроме одетых в серые одежды. По храму стал быстро распространяться запах жареного мяса.

     Поднялся крик и шум. Прихожане в испуге сторонились живых факелов. Заозиравшиеся по сторонам Святые Псы выхватывали оружие. По Псам тут же открыли огонь из толпы. Некоторые из серых священников достали из-под риз пистолеты и стали добивать горящих…

     …Внутри стеклянного ограждения в живых остались Аиб-Ваал, Шедареган, Абримелех, серый архипатрит, лицо которого скрывал накинутый на голову капюшон, серые священнорабы и шестнадцать жертв, пристёгнутых ремнями к железным ложам. Разбросанные вокруг тлеющие тела первоиерархов и их прислужников не подавали признаков жизни.

     Абримелех стоял на своём месте и смотрел на происходившее вокруг. Шедареган и стоявший рядом с ним серый архипатрит (расстояние между ними и Абримелехом было примерно десять арашей), а также двое священнорабов, вставшие между ним и Патриархом (до них были все двадцать), внимательно следили за генерал-архипатритом — взгляды их были холодны и не сулили ничего хорошего. Тем не менее, Абримелех искусно скрыл охвативший его страх.

     — Я догадывался, что с этими кольцами что-то не так… — сказал он, обращаясь к Аиб-Ваалу. — Потому и не стал его надевать… Ваша Святость…

     — Я в этом не сомневался, — ответил ему Аиб-Ваал.

     — Это… — (Абримелех обвёл быстрым взглядом вокруг) — происходит не только здесь?

     — Это уже произошло, Абримелех. Везде.

     — Почему? Почему вы это делаете?

     — Я исправляю старые ошибки, — сказал Аиб-Ваал.

     — Не понимаю! — блеснул глазами красный первосвященник. — Какие ошибки?

     — Вы хорошо знаете скрытую историю, Абримелех?.. — (Абримелех промолчал.) — Что ж, не сомневаюсь, что знаете, — продолжал Аиб-Ваал. — Две с половиной тысячи лет назад, во времена Трёх Империй, при дворе императора Архафора появился пришелец, иной… Он был не из этого мира. Имя пришельца Эвааль… труднопроизносимое имя, да… поэтому его стали звать просто Учитель. Учитель по имени Эвааль, великан с красной кожей, в продолжение тридцати лет был другом императора и наставником его детей. А ещё пришелец обучал придворных учёных. Он дал Империи Архафора паровой двигатель, электричество, двигатель внутреннего сгорания, помог наладить добычу полезных минералов и построить первую железную дорогу…

     — Мне известна история об Учителе, — наконец произнёс Абримелех. — Но причём здесь она? Вы совершили преступление, Аиб-Ваал… уж простите, называть вас Ваша Святость я более не стану. Вы — убийца. А сейчас вы ко всему ещё и разгласили тайну Святой Церкви… — Абримелех сжал кулаки.

     — Две тысячи пятьсот пятьдесят лет.

     — Что? — не понял Абримелех.

     — Две тысячи пятьсот пятьдесят лет… — повторил старец. — Эвааль сказал Архафору, что вернётся спустя две тысячи пятьсот пятьдесят лет.

     — И не вернулся! — раздражённо бросил Абримелех. — Опаздывает! Уже на сто сорок лет. И я по-прежнему не понимаю, причём здесь история о пришельце…

     — Неужели?.. — сдержано оскалился Аиб-Ваал. — Что, правда, не понимаете?

     Старец пристально посмотрел на Абримелеха и увидел, как тот стал меняться в лице.

     — Значит… вы… — Абримелех не закончил фразу.

     — Да, — сказал Аиб-Ваал.

     — Лжёте! Предатель! — прошипел тогда Абримелех и быстрым движением вскинул руку в направлении старца. В руке его оказался миниатюрный лазерный пистолет. Блеснула вспышка…

     Автономный дрон, называемый Эваалем «Ангелом хранителем», как и всегда, находился рядом со своим симбионтом, оставаясь невидимым. Машина висела в воздухе между старцем и генерал-архипатритом, а пять её уменьшенных копий невидимо окружали всё это время Абримелеха: четыре контролировали руки и ноги первосвященника, а пятая смотрела точно в его шею. Строго сказать, для контроля всего пространства храма было бы достаточно и одной единственной машинки, но дрон не скупился.

     Если бы дрон решил тогда убить Абримелеха сам, миллиарды зрителей, следивших в тот момент за происходившим в храме, увидели бы, как отрезанные невидимыми бритвами от первосвященника отпадают части тела… — и это, пожалуй, смотрелось бы эффектно, — но дрон ограничился лишь тем, что в момент, когда первосвященник выстрелил, стал видимым на одну восьмую секунды. Превратившись в зеркало, дрон отразил смертоносный луч вверх, в прозрачную крышу храма. Это было единственное проявление «Ангела хранителя» в развернувшейся внутри стеклянного ограждения сцене. Машина не стала убивать Абримелеха потому, что видела, как в момент, когда тот выхватил пистолет и направил его на старца, стоявший рядом с Шедареганом архипатрит уже доставал из-под священнических риз компрессионное ружьё.

     …В ту же секунду, когда Абримелех нажал на спуск пистолета, раздался хлопок, и голова Абримелеха взорвалась серым облачком, которое в тот же миг унеслось к прозрачному ограждению, сделав его непрозрачным. Обезглавленное тело первосвященника, выронив лазерник, на миг замерло, словно в удивлении, и тотчас безвольной куклой обрушилось на мраморный пол…

     Сосредоточенная над материком спутниковая группировка под благочестивым названием «Карающая Десница Всевышнего» справилась с работой, для которой и предназначалась. В течение нескольких секунд сотни лазерных лучей ударяли по обозначенным кольцами координатам. Каждый священник — если он не был из числа серых братьев и тех, кто были заодно с прóклятыми — был тогда сожжён заживо.

     Аиб-Ваал ещё стоял посреди жертвенника, когда в городах Империи уже начинались восстания, подготовленные верными Шедарегану братьями, их союзниками в городах и товарищами из Прóклятых земель.

     …Аиб-Ваал коротко кивнул Харибу в знак благодарности и, наклонившись к одной из жертв, стал расстёгивать ремни.

     — Как тебя зовут? — спросил он девушку.

     — Палива, господин, — ответила девушка, всё ещё находившаяся под действием наркотика, но уже начавшая понимать, что происходит.

     — Всё хорошо, Палива… — он по-отечески поцеловал девушку в лоб. — Всё хорошо… Вставай… помоги остальным.

     Тем временем, двое священнорабов, сбросив одежды, поднялись на жертвенник и тоже принялись помогать жертвам освободиться. К ним присоединились и Шедареган с Харибом. Но Аиб-Ваал, освободив девушку, позвал Шедарегана:

     — Подойди ко мне, сын!

     Шедареган быстрым движением отстегнул последний ремень, удерживавший руку юноши с замутнёнными глазами, и подошёл к старцу.

     — Ты ещё в этом… — Аиб-Ваал посмотрел на его первосвященнические ризы.

     Шедареган молча расстегнул на груди застёжки, сорвал с себя облачение, скомкал его в руках и, отойдя к краю жертвенника, швырнул на труп Абримелеха.

     — Так-то лучше! — одобрительно показал клыки старец, окинув взглядом ставшего перед ним высокого мужчину со стянутыми на затылке узлом длинными чёрными как он сам волосами. На Шедарегане был простой серый костюм, какой обычно носили люди среднего достатка. — Стань рядом, — сказал он, указав Шедарегану на место справа от себя.

     — Народ Агара! — произнёс Аиб-Ваал, обводя взглядом собравшихся в храме. — Сегодня по-настоящему великий день! Сегодня история этого мира сворачивает с пути, что вёл его в тупик, где лишь тьма и гибель! Сегодня мы свергаем тиранию, веками истязавшую Агар, свергаем власть Церкви — власть мучителей и убийц!.. И говорю вам это я, Аиб-Ваал — мучитель и убийца… Я признаю это! Я тоже мучитель и убийца. Так уж вышло, что, чтобы свергнуть убийц, понадобились убийцы… — Аиб-Ваал посмотрел на лица стоявших среди народа серых братьев. — Пройдут годы, и бывшие убийцы уйдут, как и их отцы… Придут другие, новые люди — те, чьи руки будут чисты от крови невинных. А пока у вас есть то, что есть… Одно знайте! Никто более не умрёт без вины! А кто виновен — получит справедливый суд!

     Аиб-Ваал помолчал минуту, глядя на то, как освобождённый Шедареганом юноша помогал освободиться пристёгнутой рядом девушке. К ним подошли Хариб и один из священнорабов и под руки отвели обоих к стеклянным вратам, откуда перед тем оттащили ещё дымившиеся трупы Баризира и Карбомара, и где теперь сидели освобождённые, прямо на ступенях жертвенника. Отведя взгляд от них, Аиб-Ваал посмотрел поверх собравшихся в храме и заговорил громко, впечатывая каждое слово в историю:

     — Я, Аиб-Ваал, Император Агара и Патриарх Единой Церкви, всей полнотой моей власти упраздняю Церковь, лишаю её служителей всех чинов и званий и слагаю с себя священнический сан! Оставаясь вашим Императором, я отменяю и упраздняю все установленные Церковью законы и правила! С этого момента во всех провинциях Империи и в центральном округе Архафор я объявляю чрезвычайное положение, на время которого права и обязанности по обеспечению порядка возлагаю на отряды гражданского ополчения и их командиров! Командирам и начальникам полиции и секретных служб Империи приказываю передать всё оружие, средства связи и спецсредства, а также транспорт, архивы и всё имущество, включая помещения, командирам гражданского ополчения! И последнее! Поскольку избрание очередного Императора и Патриарха до этого дня совершалось теперь упразднённым Собором Святых, — Аиб-Ваал указал рукой в сторону, куда стащили трупы нескольких первосвященников и их прислужников, — по правилам упразднённой Церкви, возникает необходимость в новом порядке преемственности… — Говоря это, он повернулся лицом к стоявшему рядом Шедарегану и, сняв со своей головы корону, занёс её над головой бывшего первосвященника и, возвысив голос, торжественно объявил: — Внимай народ Агара! Перед тобой Шедареган, мой названный сын и законный наследник — твой будущий Император!

     Глава 13. Дефицит личного времени

     Два года спустя.

     Высокий мужчина в белом костюме и миловидная молодая женщина в вызывающе коротком красном платье шли, держась за руки по парковой аллее. Парк на Патриаршем холме был одним из немногих мест под открытым небом, где они могли побыть наедине, без посторонних.

     У них был всего лишь час. Потом ему улетать в Агрок, что в провинции Хаит: там уже третью декаду шло строительство нового океанского порта. В Агроке кипела работа — строилось временное жильё для рабочих, в руинах работали археологи, историки и архитекторы — древний город оживал.

     Внешность женщины была заурядной для агарянки: немного раскосые ярко-жёлтые глаза на округлом лице, огненно-рыжие густые волосы, аккуратные маленькие клыки слегка выглядывали из-за пухлых губ. Она была крепко сложена, но не склонна к полноте. Фигура её приятно радовала взгляд, хоть и была далека от идеала. Всё в ней было просто и умеренно. Бёдра её были в меру широки, четыре упругие как резиновые мячи груди — в меру велики. Но было в ней нечто такое, что притягивало к ней мужские взгляды. Может быть, её манера держаться? Как бы то ни было, но её невзрачный на первый взгляд образ был настоящей ловушкой, попав в которую по неосторожности однажды можно было увязнуть так, что с того момента и самые яркие красавицы переставали существовать для несчастной жертвы её очарования. Пять лет назад такой жертвой стал Шедареган — её супруг и Император, бывший в то время первосвященником. Но, в отличие от всех прочих жертв обаяния Жадит, так звали женщину, Шедареган не получил отказа. Жадит ответила ему тогда взаимностью, и вовсе не по причине того, что он был первоархипатритом, а она — всего лишь дочерью инженера, его подчинённого. Шедареган понравился ей потому, что был высок, красив, умён и… прогрессивен. Будучи священником, он держался весьма по-светски и не стеснялся в выражениях. Харизма Шедарегана и без высокого положения делала его объектом внимания многих женщин. И неудивительно, что Жадит не оказалась равнодушна к ухаживаниям вызывающе молодого первосвященника, обращавшегося с ней как с равной, вопреки церковным законам и правилам. Между ними вспыхнула искра, быстро превратившаяся в пламя пожара, и огонь этот продолжал греть их союз вот уже пять лет, из которых последние два они были женаты.

     Среди агарянской знати можно было найти, если и не сотни, то уж точно десятки превосходивших Жадит красотой аристократских дочек: белоглазых, беловолосых, длинноногих и даже неглупых. Но ни одна из титулованных красавиц не стала женой Шедарегана. Жадит была для него особенной. Император Шедареган любил молодую жену и даже не задумывался о второй и третьей, или о том, чтобы завести фаворитку.

     Со времени, когда Аиб-Ваал покинул Агар, прошло уже больше года. Многое с тех пор изменилось. Многое ещё предстояло изменить. Агар был ещё далёк от того мира, каким его хотел видеть Учитель. Но Шедареган сделает всё, что в его силах, чтобы приблизить Агар к идеалу, имя которому — Аиви.

     До того как Шедареган с супругой, министрами, бизнесменами, журналистами и прочей знатью оказались на борту Эльлии, Аиб-Ваал много говорил с ним о своём мире. Часто они разговаривали в присутствии одной только Жадит, но иногда к ним присоединялись назначенные Аиб-Ваалом после переворота министры. Агримабар, Шибахразаг (известный также как Святой Отец), Керг-Хагрип (он же Ветер), Рамт-Когр (он же Шахтёр), Моргоз, Абафагиб, Бругорд — не так давно за их головы ССКБ обещала немалое вознаграждение. Обычно такие разговоры велись в каменной ротонде в зимнем саду патриаршего дворца и сопровождались демонстрацией голограмм. «Ангел Хранитель» Учителя зависал под крышей ротонды и проецировал изображения посреди собравшихся. Внутри дрона была неисчерпаемая бездна информации.

     Шедареган не переставал удивляться тому, насколько сложна была эта машина. По словам Аиб-Ваала, помимо уже имевшейся в памяти дрона информации, дискоид мог вместить данные всех агарских компьютеров, помноженные на двенадцать десятков.

     Там, посреди каменной беседки в зимнем саду, Шедареган видел голубую, как и Агар, планету, вокруг которой обращались сразу три планеты-спутника поменьше, одна из которых была Родиной Аиб-Ваала. Видел другие заселённые аивлянами планеты системы Олиреса-Асфилихтеса; видел потрясавшие воображение своими размерами корабли аивлян; видел много удивительного: архитектурные сооружения аивлян, памятники культуры, превращённые в цветущие сады астероиды… Но самым удивительным для Шедарегана было само общество Аиви. Это был мир… богов? Сверхлюдей? Нет, это были люди. Пусть и другие, непохожие на агарян (особенно это относилось к аивлянским женщинам, у которых, в отличие от агарянок, было только по два сосца). Среди них встречались такие же чернокожие, как и агаряне, и даже с жёлтыми и с белыми глазами, но большинство имели кожу разных цветов, среди которых преобладали оттенки синего и красного, реже зелёного и даже белого. Но не внешним видом аивлянское общество поразило Шедарегана. То было общество истинно равных. Аивляне не отличались происхождением (даже само понятие «благородства» считалось у них древним архаизмом и даже дикостью). Среди них были более и менее талантливые, более и менее знатные (пользовавшиеся большей или меньшей популярностью среди различных сообществ по интересам), но все они были равными друг другу. Женщины их были во всём равны мужчинам. Были среди аивлян и такие, кто вообще не являлись в строгом смысле мужчинами или женщинами, а были подобны ангелам — кого не интересовали плотские наслаждения, а только наука и философия. Были и вовсе не имеющие тел и живущие в машинах, словно бесплотные призраки. Некоторые вообще не походили на людей: одни имели тела птичьи, другие — были подобны львам и буйволам, третьи обитали в океанских глубинах и были похожи на агарских левиафанов, четвёртые — имели механические тела, внешне похожие на человеческие. Были и такие, кто состояли из несметных полчищ микророботов, размерами с молекулу, и могли подобно скульптуре из песка рассыпаться на месте, чтобы тут же воспрянуть в другой форме. Аивляне не испытывали нужды ни в пище, ни в одежде, ни в крыше над головой, — всё это было у них — совершенно бесплатно! — в любом месте любого аивлянского мира. Деньги были для них частью древней истории. Они совершенно не владели никаким имуществом, вроде земель или домов, — разве что дорогими им как память предметами (причём дорогая сердцу аивлянина фигурка из дерева и алмаз размером с кулак вполне могли быть равноценны).

     Миры аивлян захватили Шедарегана. Мысливший и до того весьма либерально, он стал одержим идеей превратить Агар хотя бы в некоторое подобие Аиви — у Шедарегана появилась ЦЕЛЬ, которой он теперь был готов посвятить всю оставшуюся жизнь. Его товарищи и соратники держались одного с ним мнения и были полны решимости менять мир.

     (И надо заметить, у них имелись все основания надеяться увидеть плоды своих трудов собственными глазами. Технологический уровень Агара был на момент переворота достаточно высок, а цивилизация вся сосредоточена на единственном на планете материке, что способствовало дальнейшему развитию экономики и благоустройству мира. Шедареган был твёрдо уверен в том, что ему не придётся умирать с призрачной надеждой на то, что когда-нибудь далёкие потомки закончат его труды и создадут светлое будущее для своих детей; или в страхе, что не закончат и скатятся в реакцию… Увы, по словам Аиб-Ваала, такое тоже бывало.)

     Сразу после революции, когда Агар узнал о событиях двух с половиной тысячелетней давности, называемых «скрытой историей», многие поначалу отказывались верить тому, что видели и слышали, настолько невероятной казалась открывшаяся правда.

     Тогда Аиб-Ваал представил миру своего «Ангела Хранителя», и по телевидению была показана хроника из его памяти. Агаряне увидели Императора Архафора, увидели его сына Азргона, тогда ещё мальчика, которому по возмужанию предстояло положить начало мировой войне и ввергнуть Агар во тьму на тысячелетия, увидели Учителя, каким он был…

     Понадобилось время, чтобы люди до конца осознали произошедшее. У Аиб-Ваала было время. И были средства, с помощью которых правду узнали и правде поверили.

     Созданную за века церковной тирании машину пропаганды из телевидения, радио и весьма приличной по меркам развивающихся цивилизаций компьютерной сети (до революции использование последней было привилегией «благородных господ») впервые задействовали для пользы большинства.

     Телепередачи и компьютерная сеть с каждым днём сообщали новые подробности «скрытой истории», публиковались секретные внутрицерковные документы, патриаршьи постановления, статистические данные… — всё новая и новая информация. Режиссёрам, журналистам, телеведущим, писателям — всей той армии профессиональных лжецов, что столетиями обслуживала тиранов-церковников, приходилось выполнять совершенно новую для них работу — говорить людям правду. И, надо сказать, они справились с задачей. Ведь у них под боком, прямо в зданиях телецентров и радиостанций разместились отряды чёрных командиров, оказавшиеся никакими не «бандами зверей в человеческом обличии» (какими их прежде выставляли эти же самые пропагандисты по указке Церкви), а честными и подлинно благородными людьми с ясным умом и не лишёнными обаяния, в руках которых было самое современное оружие, а в глазах — готовность его применять против врагов революции.

     Император Аиб-Ваал чуть было не стал тогда новым богом новой религии. Пришлось приложить немало усилий, чтобы не дать искренней народной любви к сдержавшему своё слово и возвратившемуся на Агар Учителю превратиться в культ. Аиб-Ваал не скрывал и не отрицал своей вины в появлении Церкви и последовавшей за тем тирании, он публично раскаивался и просил прощения у народа, но люди не хотели раскаяния от своего спасителя и героя. Впрочем, были и такие, кто считали историю с Учителем выдумкой и уловкой. За это мнение их, конечно, никто не преследовал, тем более что теперь вместо «Святых Догматов» у агарян была Конституция, в которой не предполагалось преследований за скептицизм. Да и сами скептики очень скоро были вынуждены изменить своё мнение… — после того как на орбите Агара появился аивлянский экспедиционный корабль. Состоялся честный и открытый контакт между двумя цивилизациями.

     Эльлия было имя корабля, который оказался… женского рода.

     Эльлия находилась на орбите Агара почти год. За это время десятки тысяч агарян посетили корабль. Транспортные дроны ежедневно курсировали между планетой и кораблём, перевозя всех желающих увидеть Эльлию своими глазами.

     Шедареган с Жадит провели многие дни на том удивительном корабле.

     То, что корабль была некогда человеком, женщиной, вызывало у Жадит, как и у большинства агарских женщин, чувство гордости за свой пол. Мужчин же это обстоятельство, наоборот, смущало. Агарское общество — за исключением бывших прóклятых, называемых теперь «хаитами» — традиционно, архаично, и оно будет оставаться таким ещё долго.

     Шедарегану было известно о недовольстве некоторых представителей старшего поколения агарян увиденным на аивлянском корабле. Консерваторы считали, что аивлянское общество оказывает «развращающее действие» на их молодых жён и дочерей, — знаки внимания со стороны беззастенчивых аивлян, которые те оказывали агарянкам, не давали ревнивым консерваторам покоя.

     Одной из причин такого интереса к агарянкам со стороны аивлян стала их необычная внешность. При некоторой внешней грубоватости (в сравнении с более мягкими чертами аивлянок) агарских женщин и иллюзорной «хищности» их лиц, создаваемой клыками, при их семипалости и большем, нежели у аивлянок, количестве грудей, в агарянках были и немалая женственность, и подлинная животная грация. Несколько девушек и женщин тогда «развратились» настолько, что не захотели возвращаться на Агар, где на них по традиции продолжали, и ещё долго будут продолжать смотреть как на родящий людей кусок мяса. Они предпочли остаться в сказочном мире аивлян, и Аиб-Ваал лично просил Шедарегана, на которого перед тем возложил императорскую корону, позволить им это. Смущённый просьбой отца и учителя молодой Император, конечно же, дал своё разрешение остаться с Эльлией всем пожелавшим.

     — Милая, это платье… — Шедареган окинул взглядом Жадит, — Ты в нём просто великолепна! Очень тебе идёт! Ты его сама придумала?

     — Спасибо, любимый, за комплимент!.. — Жадит чуть обнажила в улыбке ровный ряд верхних клыков. — Ты всегда был внимательным. Нет, его придумали аивляне. Я видела такое на корабле, и вот решила поимпровизировать… — Она игриво скользнула кончиками пальцев сначала по верхним, потом по нижним грудям. — Внесла кое-какие изменения, но в целом вроде недурно получилось. Не находишь?

     — Очень хорошо получилось! — довольно оскалился Шедареган и заключил Жадит в полные нежности объятья. — Идём, вернёмся в дом! — Сказал он через минуту, оторвавшись от поцелуя. — У нас осталось не так много времени…

     — Пойдём, Шед, — шепнула Жадит, нежно куснув его за ухо. — В следующий час ты только мой! А Империя подождёт Императора…

     Часть вторая. Земля. Возможность исправить ошибку

     Глава 1. Разархивация

     Эвааль появился среди звёзд.

     Странным образом он стоял посреди пустоты. Вокруг был холодный вакуум, мерцали звёзды. Эвааль не испытывал ничего из того, что должен был бы испытывать всякий живой человек, оказавшийся в космосе без защиты. Он даже не дышал, и это его совершенно не беспокоило. Он просто был. Весь. Целый. С руками и ногами.

     Эвааль посмотрел на свои руки: ничего необычного, руки как руки; опустил взгляд ниже: ноги тоже были на месте и стояли на чём-то прозрачном. Внизу тоже были звёзды. Сделал шаг вперёд и остановился.

     Симуляция.

     — Эин! — громко произнёс он имя, которое словно мантра звучало у него в голове.

     Когда он закрыл глаза и утонул в небытии, она была рядом. Она обещала хранить его и не возвращать без необходимости. Она… «Она ли это? — спрашивал он себя ещё вчера. — Да, это она. Она — её точная копия, а значит, это она. Только другая». Он старался не думать о том, что другая Эин, оригинал, больше не желала его видеть. Такие мысли причиняли Эваалю боль, которую он не мог отключить.

     — Я здесь, Эвааль… — ответил знакомый голос. Она была рядом, у него за спиной.

     Эвааль обернулся и увидел её. Эин была точно такой же, как и минуту назад, когда он лёг в капсулу… Она стояла перед Эваалем в том же тёмно-синем комбинезоне, в котором он видел её в последний раз. Те же зелёные глаза на светло-голубом, почти белом овальном лице; те же слегка пухлые губы с оттенком лазури; те же цвета воронова крыла прямые волосы, спадающие на хрупкие плечи чёрными потоками…

     Эин была такой же, как её прообраз.

     На короткий миг воспоминания захлестнули разум Эвааля; мысли его разделились на множество потоков — словно вместо одного Эвааля стало множество — и устремились в прошлое. Потоки воспоминаний несли Эваалей через века и тысячелетия. Мимо мелькали лица из разных миров и сами миры, звёзды и скопления звёзд. Будучи единым и множеством, Эвааль в один этот миг пережил лучшие мгновения прошлого, и почти в каждом была она — его Эин…

     …Но вот он приблизился к черте, что разделила его жизнь на до и после… Потоки соединились, слились воедино и, вспенившись грязью и нечистотами, влились в отвратительное море, волны которого окрасились кровью миллионов невинных. Эвааль вспомнил о своих преступлениях…

     «Преступник! Ты преступник!» — с презрением бросил один из Эваалей остальным, прежде чем слиться с ними воедино. Теперь он остался один — преступник, сумевший осознать своё преступление и исправить его последствия, но при этом совершивший новое, пусть и несопоставимое с трагедией целого мира, но не менее подлое и отвратительное. Потому, что преступление всегда отвратительно.

     Теперь он полностью осознавал кто он и где он. Оставалось разобраться, зачем он.

     Долгое мгновение они стояли и смотрели друг на друга. Прошлое, наконец, обрело берега в полностью восстановленном сознании, и теперь память омывала разум Эвааля горькими волнами сожаления и безутешной скорби. Он смотрел в лицо женщины и чувствовал стыд, осознавал собственную низость и ничтожество.

     Зачем она вернула его? Чтобы он мучился от сознания своего существования? Нет! Она никогда не была жестокой, его Эин… Она бы не стала возвращать его ради этого.

     — Здравствуй, Эин… — произнёс Эвааль спустя короткий миг.

     — Здравствуй, Эвааль, — ответила копия его Эин.

     — Ты вернула меня…

     — Да, вернула.

     — Пришло время?

     — Да, Эвааль. Для тебя появилась работа.

     Глава 2. Корабль

     Эин была огромна: дискоид трёхсот пятидесяти километров в диаметре и пятидесяти — в толщину в центральной части корпуса. Корабль окутывали тысячи километров активных силовых полей, укрывавших её от всех известных цивилизации, создавшей её, способов опознания и определения местоположения, что были доступны иным, менее развитыми цивилизациям. Поля не только скрывали Эин, но и защищали её от возможных столкновений, будь то мельчайшие пылинки или целые астероиды.

     Вооружения как такового Эин не имела, что вовсе не означало, будто ей не под силу (возникни такая необходимость) разорвать в клочья крупный астероид или даже небольшую планету своими силовыми полями. Если бы кто-то и вздумал атаковать её, то вряд ли бы в этом преуспел.

     Времена, когда цивилизация Аиви создавала системы вооружения, давно минули. Создание таких систем присуще цивилизациям-варварам, не преодолевшим ещё тенденций к захвату им не принадлежащих ресурсов и эксплуатацию внутри своих обществ, будь то отдельные индивиды или целые классы — общие для большинства развивающихся цивилизаций пороки. С выходом на уровень развития близкий к аивлянскому, когда с открытием неисчерпаемых источников энергии Вселенной возможности производственных мощностей цивилизаций становятся едва ли не бесконечными и ограничиваются лишь уровнем потребностей, угрожать таким цивилизациям военной агрессией становится себе дороже. Да и как могут угрожать те, кто по причине своей отсталости не способны преодолевать хоть сколько-нибудь существенные расстояния в пространстве, чтобы честно добыть необходимые ресурсы, и потому совершают варварские набеги на соседей?

     Структура корпуса корабля отдалённо напоминала губку с её многочисленными пустотами-обителями и связующими эти обители каналами, окружившими центральную, самую большую обитель, имеющую форму открытого цилиндра, внутри которой располагался внутренний город (типовое устройство большинства аивлянских кораблей). Эти малые внутренние обители представляли собой различных размеров сферы (разделённые гравитационно-активными перегородками на полусферы) и эллипсоиды, связанные меж собой многочисленными коридорами и тоннелями, используемыми транспортной системой корабля. Гравитация внутри коридоров была нестабильна: «низ» и «верх» в них непрестанно и самым неожиданным образом менялись местами, что создавало весьма необычные ощущения у решившихся по ним прогуляться (к счастью, таких смельчаков было немного, большинство же обитателей Эин предпочитали острым ощущениям и риску комфортные капсулы транспортной системы).

     Транспортная система корабля, напоминавшая систему сосудов и артерий в живом организме, работала по принципу метрополитена. Система позволяла быстро перемещаться в любое место на борту Эин за время от нескольких минут до получаса (перемещение из конца в конец дискоида). Транспортные кабины разных размеров носились в вакууме местами прозрачных труб в разных направлениях и по совершенно головокружительным траекториям, незаметно для пассажиров подстраиваясь под гравитационные поля тоннелей.

     Внутренний город.

     Население внутреннего города составляло в разное время от десяти до двадцати миллионов жителей. Эти люди жили своей жизнью: занимались науками, творчеством и просто развлекались, что свойственно почти любому человеку почти любой цивилизации (да и не только человеку).

     Как уже было сказано, город располагался внутри сквозного цилиндра в центре дискоида. Края цилиндра обители выходили на обе стороны диска, делая его похожим на огромное колесо, в полой ступице которого проходила нить накаливания, освещавшая город и обогревавшая его. Генерируемый снаружи и удерживаемый силовыми полями воздух поступал внутрь цилиндра с одной стороны и выдувался — с другой, где очищался и снова перекачивался на обратную сторону дискоида. Температура, влажность и насыщенность воздуха полезными элементами, а также оптимальное давление — всё это контролировалось автоматикой и не требовало вмешательства человека. Сила тяжести внутри цилиндра центральной обители, как и в других обителях Эин, создавалась гравигенераторами и не требовала вращения цилиндра или всего дискоида.

     Многоэтажные башни внутреннего города достигали в высоту полутора километров, где их крыши служили опорами широким прогулочным проспектам, связывавшим верхние уровни башен с платформами висячих садов. Транспортная система оплетала здания подобно плющу-переростку: прозрачные тубы местами прорастали сквозь стены, тянулись к верхним проспектам, перебирались по ним в сады.

     В каждом здании, на каждом этаже, в каждом жилище неотъемлемой частью всякого интерьера были капсулы-сборщики — устройства, в основе которых лежали микротехнологии, назначением которых было воплощение и развоплощение желавших того обитателей корабля.

     Бóльшая часть населения города обычно отсутствовала в базовой реальности, пребывая в виртуальных мирах, созданных кораблём либо её обитателями. Время от времени некоторые из жителей этих миров воплощались, и тогда капсулы-сборщики собирали тела с выбранными самими воплощаемыми параметрами по атомам и молекулам, после чего сознание загружалось во вновь созданное тело, и индивид продолжал жить уже в физической (базовой) реальности. Когда же у индивида вновь возникало желание покинуть замкнутый в чреве корабля мир, отправившись в виртуальную реальность с её бесчисленными симуляциями, он просто шёл к ближайшей капсуле и забирался внутрь.

     Да, симуляция это обман, эрзац, иллюзия, в которой даже нельзя умереть. Это так. Она может быть пустой тратой времени; может стать и средством воплощения жестоких, преступных замыслов; может привести к окончательному разрыву с реальным миром; всё это и многое другое может случиться с вами. В теории. На деле же все эти виртуальные миры — часть внутреннего мира корабля, которая в ответе за каждого индивида, каждую композицию, каждую сущность — за всё, что мыслит или способно мыслить, за всё и всех на её борту, в её теле.

     Если допустить, что кто-то из обитателей симуляций вдруг захотел бы создать свой персональный ад, в котором стал бы мучить, пусть даже и не реально существующих людей, а лишь созданные для этой цели имитации, такой индивид был бы выявлен и, либо отправлен на принудительное лечение, либо привлечён к общественному суду. За восемь тысячелетий существования Эин подобное случалось лишь несколько раз.

     Были среди её обитателей и такие, кто пребыванию в симуляции или размеренной комфортной жизни в базовой реальности предпочитали третий вариант — архивацию.

     Архивация — состояние, которому, как и переходу в глубокую симуляцию предшествует «развоплощение» в капсуле-сборщике (становящейся для этого «разборщиком»). В отличие от глубокой симуляции, выгруженное из разбираемого на атомы тела сознание не направляется в виртуальность, а сохраняется на желаемое самим архивируемым время. Технически архивация может длиться так долго, как долго существует корабль. Для самих архивируемых это состояние является, по сути, аналогом смерти с той лишь разницей, что смерть эта полностью обратима.

     Среди обитателей Эин желавших архивироваться было немного (мало кому охота отключиться на тысячу лет и, вернувшись, встретить своих друзей и близких, ставших за это время на тысячу лет мудрее, или вовсе не встретить), но они были.

     Архивируемые сами устанавливали сроки своего возвращения, — будь то точные даты или возникновение определенных ситуаций. Некоторые влюблённые архивировались синхронно и возвращались к жизни также одновременно, другие — проходили архивацию поодиночке или в группе (например: групповые архивации учёных в целях очередного эксперимента, или колонистов — людей часто суровых и настроенных на трудности освоения новых миров, считающих симуляции детскими игрушками). Но бывали и особые случаи бессрочной архивации по причине пережитых личных трагедий или утраты вкуса к жизни (в древности такие становились самоубийцами). Эти, обычно, уходили навсегда. Возвращение к жизни таких архивируемых без предоставления им возможности устранить причины их ухода, без возможности исправить старые ошибки, означало причинить им дополнительные страдания, это противоречило этике аивлян.

     Ивилита и Альрес не были из числа последних, они архивировались из желания жить яркой, полной событий и красок, подлинной жизнью в настоящей реальности. Они условились с Эин, что она вернёт их тогда, когда будет обнаружен новый мир, и появится реальная работа, работа, к которой они долгие годы готовились и ради которой отправились в экспедицию…

     Глава 3. Мир на грани гибели

     Ивили́та-Аль-Рес-Таль открыла глаза.

     Всё пространство капсулы, в которой находилась Ивилита, заполнял влажный туман. Сознание женщины возвращалось медленно, как после тяжёлого сна. Тело её не слушалось.

     Сквозь прозрачную верхнюю часть капсулы был виден свет, но разобрать детали мешал сборочный туман. Микророботы-сборщики, закончившие за минуту до пробуждения Ивилиты собирать её глазные хрусталики, в этот момент покидали воссозданное тело со слезами и растворялись в наполнявшей капсулу густой влажной дымке.

     Ивилита пошевелила пальцами рук, потом — пальцами ног… Она чувствовала, как силы возвращались к ней, но вставать было ещё рано…

     Альрéс-Ив-Эви́ль-Эин проснулся почти одновременно с Ивилитой. Он сделал глубокий вдох и тоже принялся разминать конечности. Ему хотелось потянуться, но внутри похожей на каплю мутной воды капсулы его тело не подчинялось ему. Тогда он расслабился и стал ждать…

     Прошло полчаса.

     …Влажный туман втягивался в поры внутри капсулы, уступая место прохладному свежему воздуху. Давление внутри постепенно сравнялось с показателями снаружи. Ивилита коснулась пальцами крышки и та подалась вверх и, поднявшись на высоту, немногим выше роста женщины, повисла в воздухе.

     Ивилита села, потянулась, вдохнула полной грудью.

     Альрес выбрался из своей капсулы, расположенной рядом с капсулой Ивилиты. Едва встав на ноги, он подошёл к женщине.

     — Мы снова живы, любовь моя!

     Тёмно-синие глаза на немного грубом антрацитово-чёрном лице мужчины прищурились. Он протянул женщине широкую ладонь. Опершись на руку Альреса, Ивилита скользнула из капсулы, ступив на мягкий бархатный пол.

     Это было их жилище во внутреннем городе.

     — Да, Альрес, любимый, мы живы… — Ивилита изо всех сил прижалась к Альресу, тотчас же ощутив непреодолимо-сильное влечение: полное жизненной энергии новосозданное тело требовало немедленной близости.

     Почувствовав животом нарастающее напряжение, женщина поняла, что её мужчина желает того же и уже готов.

     — Сюда, любимый… — прошептала Ивилита, увлекая Альреса назад к капсуле. — Я хочу сделать это здесь…

     …Когда они закончили и вышли из жилища в общий холл, их приветствовал голос корабля:

     — С возвращением в мир живых!

     — Эин? — Ивилита посмотрела по сторонам, ища знакомую фигуру.

     — Я без аватара, — ответила корабль.

     — Что случилось, Эин? — прямо и коротко спросил её Альрес.

     — Совет вернул вас, чтобы предложить вам работу.

     — Какую работу? — поинтересовалась женщина.

     — Контакт, — ответила корабль. — Работа на обитаемой планете. В Совете решили включить вас в состав контактной группы…

     Они стояли посреди просторного помещения, имевшего форму полусферы. Здесь собирался Совет экспедиции, когда большинство советников находились в базовой реальности. Над ними был белый купол, а в его центре светилась сотканная из лазерных лучей объёмная голограмма.

     — Ты только посмотри на неё, Альрес! — воскликнула Ивилита, глядя на объёмное изображение планеты. — Она прекрасна! Сколько воды!

     Освещённая светом жёлто-красной звезды планета была похожа на Аиви, отличаясь заметно меньшим размером (примерно семь к десяти) и имела всего лишь один спутник. При этом масса планеты составляла 98% массы Аиви. Скорость обращения планеты вокруг своей оси давала примерно равную Аиви продолжительность суток, расстояние же до звезды (масса которой составляла 76% процентов от массы Олиреса — солнца Аиви) было меньшим, чем у Аиви, и планета совершала свой годовой оборот вокруг неё почти в два раза быстрее.

     — Потрясающе! — женщина была в восторге.

     — А как называется эта планета, Эин? — спросил у корабля Альрес.

     — В моём каталоге это… — корабль назвала номер из каталога. — Но у планеты есть и имя. Её обитатели называют планету «Земля». Вот, посмотрите… — сказала корабль. При этих её словах вокруг планеты возникли несколько тысяч чёрных точек. — Это — искусственные спутники. Бóльшая часть неактивна, но есть и ещё действующие… — (несколько чёрных точек стали зелёными) — С ними уже работают дроны.

     В сознания Ивилиты и Альреса устремились потоки информации, дополнявшей видимое на голограмме. И чем больше они узнавали, тем мрачнее становились их лица. Эин выдавала информацию дозированно (то, что уже было известно кораблю о планете, могло шокировать даже опытного контактёра, а эти двое были новичками). Когда Эин показала им следы ударов — воронки правильной формы, от которых концентрическими кругами расходились области разрушений, постепенно уменьшавшиеся с увеличением расстояния от эпицентров, Ивилита побледнела:

     — Они строили города, они были в космосе, и теперь… — она запнулась, сглотнув вставший в горле ком, — цивилизация уничтожена? — глаза её заблестели. — А как же контакт, Эин?! С кем мы должны контактировать?!

     — С людьми, — обнадёживающим тоном ответила корабль.

     — Ты хотела сказать с землянами? — уточнил Альрес.

     — Альрес, кто я, по-твоему? — ответила вопросом на вопрос корабль. В голосе её прозвучал укор.

     — Прости, — смешавшись, сказал мужчина.

     — Почему ты называешь их людьми? — спросила Ивилита.

     — Сами посмотрите. Вот так они выглядят…

     Эин показала голограммы земных мужчин и женщин разных рас и возрастов.

     — Поразительно! — воскликнула Ивилита, обходя возникшие вокруг проекции гуманоидов. — Просто поразительно! Такое сходство!

     — А что с их глазами? — спросил Альрес. — Это что, подвижные зрачки?

     Корабль не ответила.

     — Как страшно! Что же они наделали!.. — тихо произнесла Ивилита, когда голограммы исчезли.

     — Ив, — Альрес мягко коснулся её руки, — Эин же сказала, что цивилизация не до конца уничтожена… Ещё не всё потеряно. Иначе, зачем бы ей нас возвращать? Так ведь, Эин?

     — Ещё не всё потеряно, — подтвердила корабль. — Но этот мир стоит на грани гибели. Вот, взгляните на это…

     Изображение Земли исчезло, а голограмма увеличилась в размерах, заполнив половину помещения.

     Полупрозрачные здания, вагоны, столбы, различные металлические конструкции, деревья, даже трава были видны очень отчётливо. Это была железнодорожная станция. Люди, одетые в какие-то шкуры и лохмотья, прятались друг от друга между вагонами за кучами разного хлама, скрывались в каких-то развалинах. Было видно, что на голограмме разворачивается конфликт между двумя не то бандами, не то племенами аборигенов, вооружённых примитивным оружием (луками, копьями, заточенными стальными прутами). Стремительно перемещавшиеся фигурки стреляли, прятались, убивали и умирали.

     Зависший над побоищем дрон для дикарей был невидим. Множество мобильных сканеров и камер дрона накрывали место сражения и его окрестности, создавая объёмную картинку и передавая звуки. Ивилита и Альрес отчётливо слышали вопли и грубую непонятную речь дикарей, чьи голоса были так похожи на голоса самих аивлян.

     — Это какое-то безумие, — тихо, ни к кому не обращаясь, произнесла Ивилита, войдя в центр проекции. Её ноги до колен облепила голограмма хвойного леса.

     Засевшие на опушке люди стреляли в своих собратьев на станции из примитивных, но эффективных в деле убийства приспособлений. Те бежали к лесу. Одни падали убитые, не добежав до деревьев, других смерть настигала возле вагонов, едва они показывались из-за своих укрытий.

     Ивилита видела кровь, полупрозрачную, но всё же красную, как и кровь аивлян. Дикари метались в панике. По ним стреляли лучники, засевшие на деревьях и на крышах зданий. Спустя минуту по группе дикарей, вновь попытавшейся прорваться к лесу, открыли огонь из автоматического оружия. Семеро были тотчас убиты, началась паника. Обезумевшие от страха люди уже не прятались, они пытались вырваться, из последних сил, не обращая внимания на летевшие в них пули. Нападавшие же продолжали их убивать, слажено, со знанием дела, словно то была охота.

     Побледнев, Ивилита отошла к полуразрушенному зданию, что стояло в стороне от места сражения. Альрес подошёл к ней и обнял за плечи, ощутив лёгкую дрожь в теле женщины. Ивилита плакала.

     — Эин, прошу, выключи это, — обратился мужчина к кораблю.

     Пока Ивилита стояла посреди бойни, Альрес отошёл к краю голограммы и, заглянув в одно из зданий с большой дырой в крыше, решил, что Ивилите лучше не видеть того, что он там увидел. Он почувствовал тошноту, но не подал виду.

     Внутри были люди, в большинстве женщины и дети. В центре помещения, прямо под дырой, был очаг с ещё тлевшими углями, а вокруг очага валялись обглоданные кости, принадлежность которых не вызвала у Альреса сомнений.

     Рядом с очагом, на обломке бетонной плиты лежало то, что ещё недавно было человеком…

     Проекция исчезла.

     — Перестань, — Альрес прижал Ивилиту к себе чуть крепче и погладил по спине. — Не плачь, любовь моя.

     Он не отпускал её, пока плечи женщины не перестали вздрагивать.

     — Они там все сумасшедшие, — тихо сказала Ивилита, немного успокоившись.

     — Они — то, что они есть. Их мир сделал их такими… — ответил Альрес.

     — Да?! — с раздражением всхлипнула женщина. — А кто же сделал их мир таким?!

     — Не они, Ив… Они — потомки тех, на ком лежит вина за произошедшее с их миром…

     — Альрес прав, Ив, — сказала корабль. — Эти несчастные вынуждены платить за ошибки своих предков…

     Они расположились на небольшой лужайке, в одном из био-отсеков корабля. Отсек имел форму приплюснутого эллипсоида. Полчаса назад их доставил сюда двухместный болид транспортной системы. Посреди отсека было небольшое озеро с пресной водой, над берегами которого раскинули свои ветви с крупными треугольными листьями серо-зелёные деревья. Светло-жёлтый купол эллипсоида излучал свет и тепло, где-то неподалёку в ветвях деревьев щебетали птицы. Служебный дрон доставил заказ: грибы, овощи и синтезированное мясо. Всё было нарезано и разложено в раковины моллюсков из Жемчужного моря Аиви.

     — Ты уверена, что хочешь спускаться туда, Ив?

     — Да, милый, — Ивилита провела рукой по короткому ёжику его пепельных волос. — Я думаю, что у Эин были причины задействовать именно нас, и я хочу скорее выяснить каковы они.

     — Но… Ив, то, что ты можешь увидеть там, внизу…

     — Ты про пир каннибалов?

     — Ты всё-таки заметила…

     — Конечно. Подробностей не рассмотрела… Ты вовремя попросил её отключить голограмму… Но там итак всё понятно. Бедные, бедные люди…

     — Да…

     — Думаю, Эин специально показала мне это, чтобы я приготовилась.

     — И, что… ты готова, Ив? Готова увидеть то, во что иногда превращаются миры?

     — Да. Готова, — твёрдо сказала Ивилита. — Я не буду больше плакать. — Она чуть повела головой из стороны в сторону, при этом на её белых, совсем немного не достававших до тёмных как молочный шоколад плеч волосах заиграли блики отражаемого света. — Я — контактёр, Альрес, как и ты. Оплакивание миров-самоубийц — совсем не то, чего ждёт от меня Совет.

     Ивилита замолчала.

     Они ели молча. Альрес подкармливал бегавшую вокруг пичугу: фиолетовая птичка на тонких ножках трясла двойным хвостиком и смешно расставляла крылья, когда очередной кусок летел в её сторону. Когда на лужайке появился ещё один проситель — полудикий псокот, которому Ивилита бросила остатки мяса, пичуга улетела.

     — Знаешь, Альрес, — сказала женщина, когда они закончили с едой, — я на мгновение представила себе, какой ужас царил тогда, в прошлом, на этой планете, какая страшная война… Повсюду эти воронки… Они на всех континентах… Это ведь…

     — …то самое, что едва не уничтожило и наш мир пятнадцать тысяч лет назад, — сказал Альрес. — Война без победителей.

     — Да, Альрес, именно! Война без победителей… Безумие, массовое помешательство! Как они могли!

     — А как могли агаряне?.. Эти их мракобесы-священники?.. — Альрес пожал плечами. — Они там сожгли четыре города, когда возникла угроза их теократии. Будь на Агаре ещё один континент со своей империей и маньяком-патриархом, и они пошли бы дальше: обменялись бы всем, что имели, покрыли бы радиоактивным пеплом оба континента. А так только четыре мятежных города…

     — То, что случилось с Агаром, случилось по нашей вине, Альрес…

     — Скорее, по вине одного из нас.

     — Его идеи одобрили тогда Совет экспедиции и корабль.

     — Ив, он ведь признал себя виновным…

     — Да, признал. А что было бы, если бы не признал?

     — Он не мог…

     — Ещё как мог, Альрес! — блеснула глазами Ивилита. — И это закончилось бы самоубийством корабля. Эльлия собиралась эвакуировать население и виртуальные миры, отправить контейнер с копиями на Аиви и погрузиться в Олирес…

     — Ей бы не позволили.

     — Ей бы не смогли помешать.

     — Ты оправдываешь его?

     — Нет. Он допустил грубую ошибку, следствием которой стала тирания, просуществовавшая восемьсот лет…

     — В агарянском летоисчислении это — два с половиной тысячелетия…

     — Даже так… Такое нельзя оправдывать!.. Но я восхищаюсь его самопожертвованием.

     — А как насчёт его предательства? — возразил Альрес.

     — Я сомневаюсь, что то было настоящее предательство… Прости, я думаю, что нам не стоит продолжать этот разговор здесь… на борту Эин. Она нас слышит, Альрес.

     Они пробыли там ещё около двух часов. Купались в озере и занимались любовью на берегу. Когда наступил «вечер» (купол потускнел, и стало прохладнее), они отправились к кабинке-болиду, заказав перед уходом ещё один кусок мяса для назойливого псокота, продолжавшего ошиваться поблизости.

     Глава 4. Крысиный город

     Дрон завис над каньоном на высоте пятнадцати километров.

     Картографируя материк и одновременно проводя геологическую разведку, машина обнаружила расположенные на глубине полутора и более километров пустоты правильной формы с ведущими от них на поверхность шахтами, выходы которых были замаскированы.

     Металл в нижней части дискообразной машины расступился подобно водной глади, из которой вздумалось выпрыгнуть маленькой рыбёшке, только выпрыгнула не одна, а целый косяк, и не рыбёшек, а точных копий дрона, размером не более пяти сантиметров каждая. Разделившись на несколько стаек, машины устремились к шахтам…

     …В пустотах под землёй обнаружился настоящий подземный город — система убежищ, в которой перед последней войной укрылось правительство государства-агрессора с семьями.

     Вместе с правительством в подземном городе укрылись и те, кому это правительство было обязано всем, начиная от своих постов и должностей и заканчивая местами в этих самых убежищах — настоящие хозяева сгоревшего в термоядерном огне мира — главы корпораций — короли монополий — «сильные мира» — как их принято было называть.

     Когда ослепительные вспышки над городами сжигали миллионы, они (как и другие такие же, на других континентах) были в безопасности. Когда миллиарды погибали от ожогов, лучевой болезни и голода, они были здоровы и сыты. Когда не умершие от болезней замерзали, они, «сильные мира», были в тепле и безопасности.

     «Ядерная зима» длилась в разных регионах планеты от двух до трёх с половиной лет, и лишь немногие смогли пережить её. Но и из обитателей подземного города дожили до окончания зимы единицы. И вовсе не по причине холода или лишений. Просто слишком много «львов» оказалось в одной «пещере»…

     Спустившиеся в подземный город дроны обнаружили слабый остаточный фон — следствие произошедшей полвека назад аварии на одной из двух имевшихся там атомных электростанций. Реактор второй АЭС был заглушен автоматикой позже. (Благодаря работе этого второго реактора, последствия аварии были во многом устранены. Системы аварийной очистки убежищ многие сотни часов отравляли местность наверху радиоактивными выбросами). Имелись также свидетельства попыток обитателей отдельных бункеров изолироваться от соседей. Безуспешно.

     Количество обнаруженных в бункерах человеческих останков сильно разнилось с первоначальным числом обитателей, что в свою очередь свидетельствовало о том, что часть жителей покинула подземный город.

     Позже в четырёхстах километрах от подземного города и в полусотне друг от друга дроны обнаружили два немногочисленных племени дикарей, средний возраст которых не превышал двадцати (земных) лет, вооружённых автоматическим и холодным оружием. В жилищах дикарей имелись предметы из убежищ, которые те использовали не по назначению. Основными источниками существования племён были охота и собирательство.

     Чтобы доставить на корабль обнаруженные в подземном городе носители информации потребовалась эскадра из трёх десятков транспортных дронов и два десятка тяжёлых роботов-археологов.

     Расшифровка кодировки носителей и анализ баз данных заняли у корабля чуть больше часа времени, после чего Эин овладела языком и письменностью большей части населявших в прошлом Землю народов, знала их историю и культуру, вплоть до последних дней существования человеческой цивилизации…

     Глава 5. Оазис цивилизации

     Готовясь к отправке на Землю, Альрес погрузился в симуляцию во время сна и просматривал записи дронов-разведчиков с комментариями корабля.

     В самой первой симуляции корабль познакомила его с интересным отчётом о найденном в пустыне подземном городе, в котором перед войной укрылась часть виновных в уничтожении прежней цивилизации правителей и олигархов.

     Потом Эин показала ему, в кого превратились потомки укрывшихся в подземельях «сильных мира сего» (корабль употребила понравившийся ей фразеологизм землян).

     Альрес наблюдал быт и других дикарей: одни, как и дикари с железнодорожной станции, убивали друг друга, другие охотились на животных, третьи были заняты какими-то примитивными постройками, четвёртые возделывали землю (эти выглядели вполне мирными).

     Ещё одна симуляция показала Альресу суровый быт облечённых в шкуры обитателей севера, промышлявших охотой на тучных амфибий.

     Множество симуляций свидетельствовали об общем упадке человечества Земли. Культура, искусство, технологии — всё это было в прошлом. В настоящем же был нарастающий регресс и неутешительные перспективы на будущее — таково было мнение Альреса о землянах до симуляции, которую корабль оставила на конец отчёта.

     Последняя же симуляция сильно отличалась от всего ранее виденного Альресом. Симуляция показывала город. Не населённые дикарями руины, а настоящий город с действующей инфраструктурой и необходимыми службами.

     В первый же день нахождения на орбите Земли внимание Эин привлёк свет на ночной стороне планеты — правильные светящиеся линии, которые ожидаемо оказались городским освещением.

     Корабль тотчас отправила к городу дрон, начинённый роем дронов поменьше, самой различной специализации. Одни машины в диаметре достигали нескольких метров, другие имели настолько миниатюрные размеры, что могли бы уместиться на человеческой ладони и несли в себе устройства ещё более мелкие, увидеть которые невооруженным глазом попросту невозможно. Все эти устройства были полноценными разведчиками, способными производить сотни различных операций, от георазведки и перехвата радиосообщений до скрытых хирургических вмешательств в тела людей и животных. Эти машины видели и слышали всё; там же где способности одних машин были ограничены, применялись другие.

     Вначале Альрес просмотрел виды ночного города сверху. По освещённым улицам перемещались большей частью всадники верхом на животных и гужевые повозки, запряжённые одним или двумя животными, но попадались и автомобили. Потом увидел людей, познакомился с принципами сосуществования в городской общине и бытом горожан. Здесь и близко не было вооружённой вражды и уж тем более такой мерзости как каннибализм. В городе действовали полицейские службы, строго следившие за порядком, были больницы и школы, работали производства — заводы и фабрики, действовали общественные заведения, был даже зоопарк. В конце корабль поделилась с Альресом своими соображениями насчёт города и мнениями в Совете экспедиции…

     Альрес открыл глаза. Ивилита спала рядом в позе эмбриона. Он коснулся браслета на её руке, и браслет сообщил, что сон женщины протекает нормально, и что рекомендуется его не нарушать ещё, как минимум, два с половиной часа.

     Альрес и не думал будить возлюбленную. Устроившись удобнее на ложе, он просто смотрел на женщину, которая была с ним без малого два с половиной столетия…

     Ко времени их знакомства возраст Альреса приближался к четырём, а Ивилиты — к пяти сотням лет. До встречи с ней Альрес и помыслить не мог о том, что когда-нибудь окажется способен на отношения, которые продлятся два века и станут от этого только крепче.

     За всё время, что они были вместе с Ив, у Альреса не было близости ни с кем кроме неё, даже в симуляции. И это вовсе не было проявлением собственничества в отношении к любимому человеку: «я не стану делать это ни с кем кроме тебя, и этим я обязываю тебя к тому же». Нет. Альрес ни к чему её не обязывал. Его просто не интересовали другие женщины.

     Сын экзобиолога Эви́ли и астрофизика Альреса, Альрес-младший в юности не проявлял интереса к наукам или к космосу. Он родился в экспедиции далеко от Аиви, и раннее детство его прошло на одном из сверхогромных кораблей с населением небольшой планеты на борту. После возвращения его родителей в домашнюю систему, он жил с ними сначала на материнской планете, на Аиви, а после — на одной из её лун — на Эфо.

     Юность Альреса прошла в путешествиях и спортивных состязаниях. Везде, где бы Альрес не появлялся, у него находились друзья, и в его жизни всегда было много женщин.

     Лишь разменяв вторую сотню, Альрес стал отдаляться от состязаний, шумных вечеринок и случайных связей и всерьёз увлёкся пополнением своей базы знаний.

     К двумстам годам он был уже в меру известным молодым учёным, в научном багаже которого имелись и теоретические труды, и некоторые практические результаты. Альрес был учёным-практиком и много времени проводил вдали от Аиви, за пределами домашнего Скопления.

     Когда стало известно о подготовке очередной межзвёздной экспедиции, в которой намеревались принять участие восемнадцать кораблей, больше тысячи видных учёных и специалистов, полсотни машин, а также несколько чудаковатых философов, Альрес решил, что и он тоже должен быть среди них. Он сообщил Разуму планеты о своём желании и получил рекомендацию: попробовать себя в качестве контактёра. Тогда Альрес обратился к Эин — кораблю, носившей имя и часть памяти той, кем он всегда восхищался и родством с кем гордился — с просьбой принять его в экспедицию. Эин приняла. На её борту Альрес прошёл обучение и испытания соответствия, получив статус младшего контактёра. Именно здесь, на борту Эин, во время профессиональной подготовки, они с Ив и встретились.

     — Не спишь? — Голос Ивилиты вернул Альреса из воспоминаний.

     Пальцы женщины легли на его запястье. Её миндалевидные полностью голубые глаза слегка светились в темноте.

     — Не спится.

     — Ты был там?

     За окном светало. Нить накаливания понемногу нагревалась, разливая над внутренним городом корабля пока ещё тусклый свет. Наступало утро.

     — Да. Эин показала мне земной город…

     — Город?..

     — Город. Нетронутый взрывами… Она говорит, что это единственный на всей планете город, в котором сохранилась цивилизация. Это Полис — город-государство. Там сейчас такое смешение эпох… Всадники, повозки, паровые локомотивы… Есть электричество и даже машины на углеродном топливе… Странное, очень необычное общество. Смесь рабовладельчества с крепостничеством, приправленная примитивным капитализмом.

     — Эин разобралась с историей планеты?

     — Да. Она нашла подземное убежище, в котором перед войной прятались местные богачи и их марионетки… Там была большая база данных… Так вот, до войны на планете, почти везде, господствовала частная собственность. Кое-где пытались перейти к социализму, но то ли не очень хотели, то ли рано начали… я не вдавался в подробности. В общем, не получилось у них…

     — Так бывает, Альрес, милый…

     Ивилита лежала на боку, полностью нагая, подперев ладонью голову; волосы женщины разметались по ложу белыми водопадами, утренние лучи от окна очерчивали силуэт её крепкой, мускулистой и, вместе с тем удивительно женственной фигуры. Альреса с момента их первой встречи пленило это сочетание силы и женственности, он ею восхищался.

     — Вспомни Орхес и Апплон… — сказала она. — Эти миры тысячелетиями не могли изжить собственничества. Сколько раз они, казалось, побеждали это проклятье, и оно снова и снова к ним возвращалось, с новой силой…

     — Орхеситы и апплонцы не были склонны к массовому самоубийству.

     — Или просто успели вовремя объединиться в единое государство. И не забывай, Орхес и Апплон не разделены океанами. На Орхесе сплошная твердь с множеством морей, а Апплон как Агар — там один единственный материк. Земля же больше похожа на Аиви, только материков меньше.

     — Вот только земляне эти на нас похожи лишь внешне.

     — Альрес, милый, не говори так. Мы не знаем землян. И мы не знаем всех обстоятельств. Я очень сомневаюсь, что народы Земли желали истребить друг друга.

     — Друг друга, может, и не желали… Но, видимо, и не особо хотели уничтожать своё отсталое социальное устройство — своё собственничество…

     — И, как думаешь, почему?

     — Потому, что ко времени, когда земляне могли бы отказаться от капитализма и перейти к социалистическому обществу, переход этот не состоялся.

     — Потому что социализм к тому времени был дискредитирован и опошлен?

     — Земляне увязли в капитализме!

     — Значит, во всем виноваты неправильные социалисты? — Ивилита грустно улыбнулась.

     — Я не знаю, — Альрес покачал головой. — Не знаю…

     Глава 6. Семейное древо

     Эин создала точную копию одного из спутников местной планеты-гиганта. Сумрачный мир льдов, где местная звезда, Солнце было лишь яркой точкой на звёздном небе.

     Сейчас Солнце стояло в зените и заливало ледяную пустыню бледным холодным светом. Звезду окружало слабое голубоватое свечение (эффект, создаваемый сильно разреженной атмосферой). Поверхность ледяного плато на краю глубокого чёрного разлома слабо отражала скудный свет далёкого светила. Разбросанные по плато глыбы смешанного с породой льда, извергнутые из разлома тысячелетия назад, поблёскивали в свете звезды, почти не отбрасывая теней. Амфитеатр в виде углублённой в лёд многоступенчатой воронки под полусферой прозрачного купола посреди этого мёртвого пейзажа смотрелся чужеродно. Этого сооружения здесь попросту не могло быть в базовой реальности.

     На ступенях ледяного амфитеатра появлялись члены Совета экспедиции: мужчины, женщины, странные полулюди-полуживотные… Возникнув, одни советники разбредались по амфитеатру, приветствуя друг друга, собираясь в небольшие обособленные группки, другие сразу занимали места. Под куполом становилось шумно.

     Альрес с Ивилитой стояли на верхней ступени амфитеатра и смотрели сквозь прозрачное вещество купола на рассечённую чёрной полосой разлома равнину, когда их окликнула аватар корабля:

     — Ив, Альрес! — позвала их Эин.

     Они обернулись. Перед ними стояла молодая женщина. Эин была в своём обычном образе: черноволосая, с голубой кожей и выразительными зелёными глазами. Одета она была в тонкую тунику бирюзового цвета.

     — Эин! Ты, как всегда, прекрасно выглядишь! — приветствовал её Альрес.

     Сам он был в длинной огненного цвета тоге.

     — Благодарю, Альрес… — аватар улыбнулась ему. — Тебе здесь нравится? — обратилась она к Ивилите.

     На спутнице Альреса было короткое бежевое платье до середины бедра.

     — Очень! — Ивилита обвела взглядом пейзаж снаружи купола. — Очень красиво!

     — Спасибо за высокую оценку! — ответила аватар. — Это Европа, спутник одной из газовых планет местной системы. Саму планету, Юпитер, сейчас не видно, но позже можно будет взглянуть и на него.

     — Европа… — как бы попробовала на вкус новое слово Ивилита. — Красивое имя.

     — Землян этот мир раньше очень интересовал. Они предполагали найти здесь жизнь.

     — И что же, есть жизнь? — поинтересовался у аватара Альрес.

     — Есть. Очень простая. Я сделала копию этого мира для моей коллекции. Буду смотреть, как он станет развиваться в перспективе…

     Число советников росло: из ниоткуда появлялись всё новые и новые лица. Некоторые подходили к ним, чтобы поприветствовать аватар корабля и познакомиться с контактёрами лично. Альрес с Ивилитой пожимали руки, обменивались приветствиями, принимали и делали комплименты. Когда они снова оказались втроём, Альрес обратился к аватару:

     — Эин, объясни, пожалуйста, свой замысел! Почему мы здесь? Зачем всё это?.. — (Он обвёл взглядом купол) — Что ты задумала? Ничего не понимаю…

     — Скоро поймёшь, — улыбнулась Эин.

     — Почему нас принимают в Совет? За какие заслуги?

     — Потому, что вам с Ив предстоит очень ответственная и по-настоящему сложная работа, Альрес. Эта работа… если, конечно, вы согласитесь за неё взяться, предполагает не просто контакт…

     Эин не договорила.

     Альрес вопросительно посмотрел на неё. Ивилита, стоявшая рядом, тоже ожидала продолжения.

     Аватар тепло взглянула на них и произнесла:

     — Вам обоим, конечно же, известна история Эвааля и моего прообраза?.. — женщина повернула лицо к Альресу, и взгляд её зелёных глаз упёрся в него.

     Да, Альрес хорошо знал эту историю. Её знали все контактёры — всякий, чьи действия могли нанести вред целым мирам, был обязан знать историю Эвааля…

     Он, Эвааль, был посланником Аиви во многих мирах. Эвааль и Эин — его спутница, с которой они были вместе с самого начала его жизненного пути.

     Успехи в установлении контактов между множеством цивилизаций принесли немалую известность им обоим, но Эваалю в особенности. Ведь он был самым молодым контактёром аивлянской цивилизации за всю предшествовавшую тому времени историю межзвёздных экспедиций.

     Он был талантливым ксенопсихологом и блестящим дипломатом, способным найти общий язык и договориться с кем угодно — хоть с самим Дьяволом, если бы тот существовал. Кроме того, Эвааль был выдающимся рассказчиком: его повествованиями о новых мирах и их обитателях увлекались мечтавшие стать контактёрами молодые люди, и когда экспедиции, в которых участвовали Эвааль и Эин, возвращались к Аиви, многие аивляне искали встречи с ними.

     Эин была старше своего избранника на двенадцать с половиной веков, и её имя, по причине многих совершённых ею ранее достойных поступков, было известно среди контактёров задолго до рождения её избранника. Альрес считал, что именно благодаря Эин Эвааль стал тем славным Эваалем, которому стремились подражать, и что вся его слава — прямая заслуга той, что стала ему не только подругой, но и наставницей и, в некотором смысле, матерью.

     Столетия союз Эвааля и Эин привлекал внимание аивлянского общества. Но ничто не вечно… И их союз распался. Причиной тому послужил поступок Эвааля, в оценке которого мнения разделились. Одни считали его поступок предательством, другие — жертвой. Альрес придерживался первой точки зрения, Ивилита же избегала занимать определённую сторону. Именно об этом — о том, что произошло между Эин и Эваалем почти восемь тысячелетий назад — спросила Альреса аватар корабля.

     Всё началось с обнаружения экспедиционным кораблём по имени Эльлия обитаемой планеты на окраине Галактики.

     Агар, или Ахар (что на языке агарян означало: «дом Всевышнего») — так называли свой мир обитатели планеты — странного вида существа, являвшие собой нечто среднее между приматами и псовыми. То было общество, недавно перешедшее к феодальному укладу, с какими аивляне обычно не устанавливали прямых контактов, ограничиваясь внешним наблюдением или умеренным непрямым вмешательством на благо прогресса.

     Эвааль, имевший к тому времени немалый авторитет в Совете экспедиции, вопреки мнению корабля (посчитавшей его план опасной авантюрой), убедил Совет позволить ему провести задуманный им социальный эксперимент.

     Он единолично установил контакт с правителем одной из трёх империй планеты и в течение тридцати агарских лет учил придворных учёных, архитекторов, врачей и священников наукам и объяснял им законы природы.

     Корабль и состав экспедиции, наблюдавшие за Эваалем с орбиты, были свидетелями того, как стремительно «люди-волки» усваивали уроки «Учителя» — так они прозвали Эвааля.

     Не прошло и десяти местных лет, как агаряне сумели спроектировать и создать первый работоспособный паровой двигатель; через пятнадцать заработала первая в мире электростанция; на двадцатом году началось строительство первой железной дороги…

     «Прогресс сверху» — так это назвал Эвааль. Он рассчитывал на то, что империя вскоре разовьётся до уровня, когда сможет распространиться по единственному на планете материку, легко подчинив себе два других государства, неспособных по причине своей отсталости оказать сопротивление государству-цивилизатору, шагнувшему столь стремительно в век пара и электричества.

     Через тридцать агарских (десять аивлянских) лет Эвааль оставил своих учеников и Эльлия покинула Агар, чтобы вернуться к нему снова спустя восемь с половиной столетий. Когда же Эльлия вернулась к Агару, то, что предстало перед аивлянами, потрясло их…

     Если бы рядом оказался ещё один корабль, на который Эльлия могла бы эвакуировать своё многомиллионное население, она бы самоуничтожилась. Она всерьёз намеревалась погрузиться в одну из звёзд системы

     …Спустя восемьсот пятьдесят аивлянских, или две тысячи пятьсот пятьдесят агарянских лет, Агар, как и рассчитывал Эвааль, был постиндустриальной цивилизацией. Но лишь технологически. В остальном же «Учитель» жестоко ошибся.

     Вскоре после того как «Учитель» оставил своих учеников, начатые им преобразования были форсированы императором, без оглядки на жертвы. Архафор — так звали императора — задумал в самые короткие сроки полностью индустриализировать Империю. Спешка была продиктована справедливыми опасениями Архафора. Соседи, которые, конечно же, знали о невиданных чудесах, что происходили в землях Архафора, заключили против него союз, поклявшись встать плечом к плечу против «магии Красного Дьявола».

     Ускоренная индустриализация неизбежно влекла за собой необходимость усмирения десятков тысяч недовольных, принуждаемых к каторжному труду. Кроме того, появились и такие, кто понимали, что очень скоро их самих и их детей пошлют на войну. Нужна была идеологическая поддержка, и таковая вскоре нашлась в лице духовенства одной из малочисленных сект, чья доктрина соответствовала целям императора и его клики как нельзя лучше. Проникшись идеями священников, Архафор дал секте статус государственной религии, дополнив число уже имевшихся семи Церквей (доктрины которых отвечали новым требованиям государства) восьмой и сделал Азргона, своего старшего сына и наследника, её первосвященником.

     Очень скоро новая Церковь показала первые результаты. Одурманенные проповедью «святых отцов» и запуганные ими подданные стали являть образцы подвижнической покорности «воле Единого Бога» и Его Величества. Открывались новые каменоломни и шахты, строились заводы и фабрики; строились города, прокладывались железные дороги, росли армейские арсеналы, строился флот…

     Соседи оставили мысли о нападении и предались упадку и ожиданию неизбежного.

     Когда на престол Империи взошёл Азргон — первый император-священник, объявивший себя Патриархом Единой Церкви Агара, началась война…

     Вырвавшиеся технологически далеко вперёд захватчики принялись истреблять целые народы, не пожелавшие принимать чуждую им религию и покоряться Императору-Патриарху, и вскоре на единственном на планете материке образовалось единое государство — Империя Агар.

     В последующие за тем четыре столетия объединённая Империя достигла уровня цифровых технологий, но так и осталась уродливой смесью монархии и садистской теократии. Одновременно с индустриализацией на Агаре укреплялся и институт Церкви. Все стороны общественной жизни целиком и полностью были подчинены Церкви и контролировались её войсками и спецслужбами.

     Террор и всеобщий страх отныне царили в мире Агара.

     Учением Церкви страдание и боль возводились в этом уродливом обществе в ранг добродетели и святости: чем больше человек страдал при жизни, гласили каноны агарской религии, тем большее вознаграждение ожидало его после смерти. Смерть представлялась последней возможностью дополнить собранную при жизни чашу страданий, и потому смерть мученика считалась «даром и милостью» всемогущего бога. Посмевших возражать против таких садистских принципов мракобесы объявляли «грешниками» и предавали жесточайшим истязаниям с применением изощрённых пыточных устройств, как нуждавшихся в особом «очищении».

     Восстания против власти изуверов и садистов подавлялись с крайней жестокостью.

     Незадолго до второго посещения Агара аивлянами Церковь даже применила против восставших «грешников» оружие массового уничтожения: «огонь божий» превратил в радиоактивные руины четыре города…

     Церковь создала новый тип общества — общество рабов, почитавших страшным грехом всякую мысль о человеческом достоинстве и личной свободе: все естественные потребности человека в пище и сне, в половой любви и элементарном дружеском общении признавались мракобесами проявлениями «греховной природы» и действием «злых духов».

     В этом глубоко традиционном, пропитанном религией, оплетённом железной проволокой традиций обществе, полностью отсутствовало понятие права. Человек (если, конечно, то не был священник или представитель знати) там ценился дешевле вещи.

     Улицы городов, храмы и жилища украшались орудиями пыток и мумифицированными частями трупов мучеников. На стенах домов, на предметах быта, на одеждах, повсюду наносились цитаты из «священных книг» и изображения орудий истязания. И убиваем был всякий, кто смел усомниться в правильности такого устройства жизни.

     Видя этот воплощённый в явь кошмар, аивляне понимали всю меру своей личной ответственности и необходимость принятия срочных, самых радикальных мер. Совету экспедиции и Эльлии было ясно: это общество в ловушке, и, если ничего не предпринимать, не воздействовать на него извне, оно обречено оставаться таким до конца, пока не истощит ресурсы планеты или не погибнет по иной причине.

     Но, что делать? Прийти к ним с неба и объявить: «мы — добрые аивляне, мы вас всех спасём»? Это лишь вызовет всеобщую панику, милитаризацию религиозных фанатиков и патриотический порыв борцов против «инопланетных захватчиков» и «дьяволов».

     Корабль и Совет экспедиции рассмотрели множество, даже самых радикальных (вплоть до физического уничтожения всей церковной иерархии) вариантов действий. Но, как быть с почти двумя миллиардами зашоренных агарян, многие из которых, не задумываясь отдадут свои жизни за Патриарха и Церковь? И что эти несчастные станут делать после того, как обретут непонятную им свободу? Организовать и поддерживать подполье? Создав подполье, аивляне обрекут его участников на верную смерть. Устроить «пришествие Господа Бога»? — отвратительная ложь! Кем аивляне будут себя считать после такого?.. Заменить Патриарха и первосвященников точными копиями? Задача технически несложная. Для этого требовалось всего лишь добыть образцы тканей замещаемых и вырастить клонов…

     И тогда Эвааль, признававший себя единственным виновником агарской трагедии, просил у Совета дать ему возможность исправить собственные ошибки. Он предложил свой план решения проблемы и Совет удовлетворил его просьбу.

     Для осуществления плана Эвааля, он должен был стать агарянином и прожить на Агаре одну, а если не выйдет уложиться в одну, то и две и даже десять жизней. И Эин намеревалась остаться с ним: родиться в теле «человека-волка» и прожить в нём, помогая возлюбленному, столько жизней, сколько потребуется для выполнения им задуманного. Но Эвааль не согласился. Он не мог рисковать самым дорогим для него человеком. Одна мысль о том, что Эин станет жить в аду Агара, была для Эвааля пыткой.

     Он просил её остаться на корабле, просил архивироваться, просил не идти за ним, но Эин не отступалась, и тогда он совершил то, что после сам признал самым подлым поступком в своей жизни.

     — Да, Эин, нам известна эта история, — смутившись, ответил Альрес за себя и Ивилиту.

     Аватар взглянула на него с сочувствием.

     — Твоё имя, Альрес-Ив-Эвиль-Эин, упоминает ведь именно её, Эин, мой прообраз?

     — Да, — подтвердил Альрес. — Эин — мать моего отца, Альреса-старшего.

     — Почему ты выбрал именно её имя, а не имя отца, или кого-то ещё, Альрес?

     — Потому, что всегда восхищался ею, — ответил Альрес, не раздумывая.

     — И ещё потому, что тебя трогает её история… — добавила аватар.

     — Да. Это так. Но почему мы сейчас об этом говорим?

     Аватар переглянулась с Ивилитой, которая уже поняла, куда та клонит.

     — Альрес, кем тебе приходится Эвааль? — Эин посмотрела на мужчину как на мальчика.

     — Эвааль — мой дед.

     Аватар улыбнулась, блеснув глазами:

     — Но какое… — начал Альрес, но Эин не дала ему закончить:

     — …это имеет отношение к делу?

     — Именно! — раздражённо выпалил мужчина.

     — Не только люди, Альрес, но и корабли иногда совершают ошибки… — сказала аватар. — Я тоже допустила одну… и теперь собираюсь её исправить…

     Когда Совет разместился полукругом на ступенях амфитеатра, аватар корабля спустилась на небольшую арену в нижней точке в центре сооружения.

     Взгляды собравшихся были обращены к одетой в бирюзовую тунику женщине — точной копии её прообраза — именно так выглядела та, другая Эин восемь тысячелетий назад.

     — Вначале я хочу представить вам контактёров Ивилиту-Аль-Рес-Таль и Альреса-Ив-Эвиль-Эина, новых полноправных членов этого собрания! — Аватар подняла руку ладонью вверх, указав на вставших со своих мест Ивилиту и Альреса. — Это им предстоит отправиться на Землю для исполнения задуманного вами…

     Собравшиеся приветствовали контактёров одобрительными жестами и возгласами.

     — Сейчас все вы будете подключены к основному ядру моей памяти, — продолжала аватар. — Это увеличит ваши возможности обработки и анализа до одной миллионной скорости ядра. Вам будет предоставлен подробный отчёт о Земле: история планеты и населявших её народов, культура землян, их достижения — всё, что мне стало известно о земной цивилизации, включая и ту информацию, которая не будет опубликована по причинам, которые станут вам понятны после ознакомления. Прошу вас внимательно ознакомиться с материалом и внести предложения для окончательной корректировки плана предстоящей работы.

     После этих слов аватара симуляция растворилась, и присутствовавшие в ней оказались в каталоге ядра памяти корабля — месте, которое не было симуляцией, и которого в базовой реальности не существовало.

     Это была выделенная область изнанки пространства, в которой корабль хранила информацию. Её личность, её память, личности и память её обитателей, звёздные карты, схемы, инструкции, симуляции… — всё это было там. В изнанке не было времени, в привычном его понимании (время там воспринималось субъективно), не было энтропии. Там была застывшая вечность, безграничная, бесконечная, необъятная и ничтожно малая.

     В ядре советники находились каждый столько, сколько кому требовалось. Кто-то провёл там годы, кто-то века, но в ледяной амфитеатр под силовым куполом все они вернулись одновременно, каждый на своё прежнее место. Все смотрели в центр, туда, где прежде стояла аватар корабля. Она и теперь была там, но уже не одна.

     Рядом с Эин теперь стоял тот, кто был мёртв без малого восемь тысячелетий.

     Это был Эвааль.

     Глава 7. Возвращение к работе

     Звёзды сдвинулись с мест, но они продолжали стоять и смотреть друг на друга.

     Звёзды стали приближаться и проноситься мимо, всё быстрее и быстрее, и вскоре пространство вокруг превратилось в сплошной коридор из растянутых, смазанных фиолетовых точек.

     Не обращая внимания на симуляцию, Эвааль шагнул к Эин и взял её за руку. Она сжала его ладонь и молниеносным порывом прижалась к его груди.

     Эвааль обнимал её, гладил по волосам, понимая, что она — копия, что за прошедшее время эта копия стала совершенно другой личностью, но Эвааль продолжал её обнимать.

     Тем временем звёздный калейдоскоп вокруг стал постепенно синим, потом зелёным и жёлтым, потом и вовсе распался на отдельные точки разных оттенков красного. Когда движение прекратилось, перед ними появилась голубая планета.

     Эин освободилась из его объятий, отстранилась на прежнее расстояние.

     Вдали горела жёлтая звезда, единственная в этой незнакомой Эваалю системе. Немного в стороне появился до боли знакомый ему корабль.

     — Это Земля, — сказала Эин, глядя на планету. — Ты можешь быть полезен там, Эвааль.

     Эвааль проследил за её взглядом. Планета была похожа на Аиви.

     — Что там произошло?

     — Война.

     Он посмотрел на планету и через некоторое время отвёл взгляд.

     — Сколько меня не было?

     — Почти семьдесят девять столетий.

     — Это значит: ты изменилась… — Эвааль посмотрел ей в глаза.

     — Ты даже не представляешь насколько сильно, Эвааль… — ответила женщина. — Но здесь и сейчас я та, которая была в самом начале. Я — точная копия первой версии ядра. Настоящая я сейчас в другой симуляции.

     — О какой симуляции ты говоришь?

     — Скоро узнаешь, — грустно улыбнулась его Эин. — Если, конечно, ты согласен продолжить существование…

     — Я согласен, — подтвердил Эвааль.

     — Тогда идём!.. — Эин подала Эваалю руку. — Тебе необходимо пройти через ядро…

     Оказавшись посреди амфитеатра, Эвааль знал всё, что касалось предстоявшей миссии. Весь массив данных, с которым перед тем ознакомились советники, он воспринял и осмыслил. На это ушло почти шестьсот лет субъективного времени — Эвааль ещё никогда не проводил столько времени в симуляциях.

     Взглянув на стоявшую рядом женщину, Эвааль понял, что перед ним лишь аватар, образ, принятый для удобства коммуникации сверхразумным существом, в котором растворилась его Эин.

     Он окинул взглядом собравшихся: где-то среди них должны быть те двое, что пойдут с ним. Изучая материалы предстоявшей ему работы над чужими ошибками, Эвааль был удивлён, не обнаружив никаких сведений — ничего! даже имён! — о двух других контактёрах, участие которых одобрил Совет экспедиции (Эвааль предпочёл бы, чтобы миссия на Земле была, как и миссия на Агаре, работой для него одного, но план Совета предписывал иное). Сейчас он мог узнать имя и краткую биографию каждого из присутствующих в симуляции — достаточно было взглянуть на аватар человека… но в этом не было нужды, всё равно никого из них он больше не увидит. Эта миссия будет для него, как говорили земляне, «билетом в один конец». Он выполнит работу и умрёт окончательно, — уж об этом-то он позаботится…

     Прошла минута. Несколько сотен незнакомцев, по-прежнему молча, смотрели на Эвааля.

     «Да что с ними не так? Почему они молчат?» — спросил себя тогда Эвааль и, всё же, принялся бегло всматриваться в лица людей, имена которых ему ни о чём не говорили.

     Взгляд его скользнул по сидевшей прямо перед ним смуглой голубоглазой блондинке с именем Ивилита-Аль-Рес-Таль, отсылавшим к сидевшему рядом чернокожему атлету в огненной тоге…

     Перед глазами Эвааля возникло имя атлета: Альрес-Ив-Эвиль… Эин… — Эин! Последнее имя отсылало к ней… а первое… Так же звали его отца… Эвааль открыл гиперссылки на родителей Альреса… Их звали Эвиль-Альрес-Хиа-Азаль и Альрес-Эвиль-Эин… Эвааль…

     Глава 8. Контакт

     Иеремия — высокий брюнет с прямыми тонкими усиками на тщательно выбритом лице, в белом двубортном костюме и туфлях из змеиной кожи, сидел в вычурном кресле на особой трибуне стадиона. Справа и слева от Иеремии сидели его жёны — родные сёстры Лика и Елена, с интересом наблюдавшие за тем, как внизу, на арене, двое крепких мужчин, затянутых в доспехи, норовили сбросить друг друга с железных коней в разъезженную колёсами грязь.

     На арене шёл бой — финал большого турнира, в ходе которого уже несколько человек получили серьёзные увечья.

     Многоголосый шум не смолкал над стадионом. Гладиаторы, верхом на ревущих мотоциклах, кружили по полю, обмениваясь ударами плетей. Каждый взмах плети с нанизанными на конце железными гайками вызывал взрывы крика и свист с трибун — толпа реагировала на каждое действие гладиаторов.

     Шёл пятьдесят восьмой год Нового Времени и тридцать четвёртый — правления Иеремии.

     Многое изменилось за эти десятилетия. До него, до Иеремии, городом правили сначала дед, бывший ещё в довоенное время законным мэром, а после смерти деда — отец, в прошлом крупный промышленник, ставший первым Королём города-государства, который он и назвал Полисом.

     Отец был человеком жёстким, и даже жестоким. Он переписал составленные дедом-губернатором законы, установил сословность и крепостничество (а для преступников — рабство).

     До войны отец Иеремии получил образование в английском университете и хорошо знал историю и экономику. Образованию сына он уделял особое внимание, привлекая к процессу обучения людей компетентных, которых иной раз лично отыскивал в пустошах и в разрушенных городах. Так в Полисе появлялись учёные, врачи, технологи, специалисты, что в дальнейшем положительно отразилось на жизни города-государства и подконтрольных ему территорий.

     Старания отца не были напрасны: Иеремия оказался способным учеником, и ко времени принятия власти из одряхлевших отцовских рук был прилично образован.

     Трибуна слева взорвалась воплями и свистом: один из гладиаторов, чья плеть зацепилась за мотоцикл противника, не удержался в седле, когда тот резко увеличил скорость, и вылетел через руль, чуть было не угодив под переднее колесо своего мотоцикла.

     Гладиатор быстро вскочил на ноги и достал из заплечных ножен короткий обоюдоострый меч. Его мотоцикл в это время успел врезаться в ограждения и, завалившись набок, заглохнуть. Слегка прихрамывая, гладиатор стал отступать в сторону горки из покрышек в центре поля. Его соперник уже развернулся на дальнем конце поля и стал разгонять мотоцикл, двигаясь ему наперерез.

     Обе трибуны завопили: одни подбадривали наездника, другие — невольно спешившегося. Всем было ясно, что хромой не успевал к спасительной горке. Мотоциклист, держа в руке изготовленную плеть, нёсся прямо на него.

     В последний момент хромой на удивление быстро отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от рассёкшей воздух в сантиметрах от его лица плети, и выбросил правую руку в направлении уже начавшего удаляться мотоциклиста. Меч оторвался от его руки и, пролетев десяток метров, воткнулся в спину соперника.

     Правая трибуна взревела.

     Мотоциклист упал на руль, мотоцикл резко свернул влево и завалился набок, выкинув наездника из седла, завертелся на месте волчком и заглох, испуская пар.

     Не обращая внимания на толпу, хромой неспешно подошёл к поверженному противнику, посмотрел на него несколько секунд, потом буднично извлёк из мертвеца меч, отряхнул кровь резким движением и, наклонившись, отёр лезвие о край его куртки. Выпрямившись, гладиатор вернул меч в ножны и, встав ровно, посмотрел в сторону Иеремии.

     Под шум толпы на арену вышел врач и, осмотрев поверженного, знаком подтвердил смерть последнего. После чего сквозь шум толпы прорвалась барабанная дробь.

     Звуки барабанов становились всё громче, затем ритм ускорился, перейдя на бласт-бит. Наконец, шум толпы стал смолкать, и вскоре над стадионом звучали только удары барабанной установки, которая была на другом конце стадиона, прямо напротив правителя. Ритм напоминал звук двигателя мотоцикла. Дойдя до предела скорости, барабанщик остановился, и над стадионом повисла тишина. Внимание десяти тысяч собравшихся на зрелище граждан было обращено к правителю.

     Король встал с места. Обе королевы последовали его примеру. Неспешно, в сопровождении жён, спустился по лестнице на невысокий, едва приподнятый над полем, помост. Гладиатор на поле двинулся ему навстречу.

     Король выставил вперёд правую руку, сжав пальцы в кулак, потом отвёл в сторону большой палец, держа его горизонтально, и резким движением повернул кулак, указав пальцем в небо. При этом жесте Короля над стадионом поднялся такой рев, в сравнении с которым все предыдущие крики и визги казались лёгкой разминкой.

     Генерал Харрис — глава тайной полиции и друг детства Иеремии подошёл к правителю после представления. Генерал имел взволнованный вид, что было весьма странным для этого невозмутимого как гранитный памятник человека, знавшего обо всём, что происходило в Полисе и далеко за его пределами.

     — Что-то случилось, генерал? — поинтересовался Иеремия.

     — Государь, я должен с вами срочно переговорить. Дело не терпит отлагательств. С вами лично.

     Иеремия внимательно посмотрел на него.

     «Что должно было произойти, чтобы Харрис так разволновался?» — подумал Иеремия.

     — Хорошо. Поговорим в машине, генерал.

     Спустившись на стоянку под стадионом, Иеремия не стал садиться вместе с жёнами в бронированный внедорожник, а забрался в подъехавший автомобиль генерала.

     — Ну, что у тебя, дружище? — с глазу на глаз Иеремия предпочитал всегда простую форму общения.

     — Ты можешь мне не поверить, Джей, — сказал ему Харрис, — но уверяю, всё, что ты сейчас услышишь — самая настоящая правда…

     Правительственный квартал в центре Полиса выглядел так, словно и не было никакой войны. В прошлом это был деловой район американского города-миллионника, ставшего теперь городом-государством. Апартаменты правителя занимали верхние этажи тридцатиэтажного, самого высокого в городе здания, на крыше которого, превращённой в сад с бассейном и теннисным кортом имелась даже вертолётная площадка. Правда, без вертолёта.

     Когда в воздухе над площадкой возник двадцатиметровый зеркальный дискоид, на крыше были только двое солдат охраны. Расположившись на лавке у входа в одноэтажное строение, что было посреди крыши, солдаты трепались о своём.

     Дискоид появился беззвучно. Легкое движение воздуха, всколыхнувшее ветви деревьев в саду, да слабые волны на поверхности воды в бассейне — вот и все последствия появления предмета, появившегося непостижимым для солдат образом «из ниоткуда». Окажись охранники в тот момент по другую сторону строения, они бы и не заметили дискоид, но тот появился прямо перед их глазами.

     Встав с лавки, они минуту стояли и смотрели, то на дискоид, то друг на друга, боясь проронить слово, пока на площадке возле диска не появился — в буквальном смысле этого слова: вот никого не было, и вот он уже есть — некто… кого оба военных не сговариваясь, приняли за классического дьявола.

     Перед ними был высокий, широкоплечий мужчина в старинном смокинге, лицо и руки которого имели тёмно-красный, почти бордовый оттенок; чёрные волосы мужчины были аккуратно уложены и отливали глянцем; глаза его были абсолютно чёрными и словно прикрытыми поверх прозрачной плёнкой, придававшей им зловещий блеск. Для полного соответствия образу Сатаны пришельцу недоставало, разве что, рогов.

     Обратив лицо к охранникам, «дьявол» произнёс на безупречном английском:

     — Не пугайтесь, друзья. Мы пришли с миром.

     При этих словах лицо «дьявола» изобразило вполне человеческую улыбку.

     В этот момент у одного из охранников сдали нервы. Выхватив из кобуры пистолет, он направил его на пришельца. Его товарищ продолжал смотреть на «дьявола» полными ужаса глазами, не в силах перейти к действию.

     — Успокойся, друг! Не стоит применять это… — сказал «дьявол» солдату. — Мы не угрожаем вам.

     — М-мы?.. — промычал солдат недоумённо. Рука с пистолетом заметно подрагивала.

     — Да, — снова улыбнулся «дьявол». — Мы. Меня зовут Эвааль, а это Альрес и Ивилита…

     В этот момент рядом с «дьяволом» Эваалем появились ещё двое: негр в сером костюме, схожего с Эваалем роста и телосложения, с почти такими же блестящими и бездонными, только сплошь тёмно-синими, без малейшего намёка на наличие в них зрачков, глазами, и голубоглазая женщина-мулатка с белыми, как снег волосами.

     — Мы здесь для того, чтобы встретиться с Иеремией, вашим правителем, — объявил «дьявол» Эвааль.

     — С правителем…

     — Да, с вашим королём, — добавила женщина мягким грудным голосом.

     Голубые, красивой миндалевидной формы, глаза женщины, хотя и не имели зрачков, всё же не производили на охранников того жуткого эффекта, что и глаза краснокожего «дьявола» Эвааля. Женщина была крепко атлетически сложена; её абсолютно белые, немного не достававшие до плеч волосы, контрастировали со смуглой как молочный шоколад кожей. Одета она была в бежевую блузу, чёрные брюки и серые короткие сапожки на прямой подошве. Взглянув на неё, солдат смутился и, наконец, опустил пистолет.

     — Я должен доложить о вас начальнику охраны, — сказал он, продолжая держать пистолет в опущенной руке, по-видимому забыв вернуть его в кобуру.

     — Пожалуйста, доложите, — сказал ему Эвааль. — Мы подождём здесь.

     Солдат исчез за дверью в одноэтажном строении, второй при этом остался стоять на месте, тщетно стараясь скрыть охвативший его страх.

     Через пять минут на крышу высыпал целый взвод охраны во главе с офицером. Причём часть солдат появилась вовсе не из двери: восемь солдат с автоматами возникли с обратной стороны строения и стремительно рассредоточились по крыше, встав за деревьями. Пришельцы с интересом наблюдали за действиями военных, ничего не предпринимая.

     — Здравствуйте, офицер! — обратился Эвааль к рослому негру с командирскими знаками отличия.

     — Крик. Капитан Джордж Крик, начальник охраны, сэр, — представился офицер, стараясь не выдавать обуревавшего его волнения.

     Из досье капитана аивляне знали, что Джордж был из тех, о ком говорили: «у этого парня стальные яйца».

     — Капитан Джордж… — начал «дьявол».

     — Капитан Крик… — вежливо поправил его офицер. — Или просто Джордж, но уже без капитана…

     — Хорошо, капитан Крик… Джордж, меня зовут Эвааль, а это Альрес-Ив-Эвиль-Эин и его супруга Ивилита-Аль-Рес-Таль…

     — Можно просто Ив, — улыбнулась капитану женщина.

     — Альрес, — представился чернокожий пришелец. — Так будет проще.

     Пришелец тоже улыбнулся, широко и по-доброму.

     — Мы, как вы, наверное, уже догадались, — продолжал Эвааль, — гости на вашей планете… Мы здесь не для того, чтобы угрожать вам, землянам. Мы понимаем, что дали повод для беспокойства вашей службе… — (Пришелец обвёл взглядом рассредоточившихся по саду солдат) — Мы здесь для того, чтобы встретиться с Иеремией… Мы знаем, что его сейчас здесь нет, и именно поэтому явились сюда. Полагаю, вряд ли наше появление здесь во время нахождения в здании правителя, можно было бы считать удачным началом знакомства… Но, для сохранения нашего визита в тайне именно это место, на наш взгляд, наиболее подходит.

     — Мне уже доложили о вашем желании, господин… Эвааль. Я не вправе что-либо решать в данном случае. Но обязательно доложу о вас начальству. Вам придётся подождать здесь некоторое время, — сказал капитан и, несколько помедлив, добавил: — Учитывая ситуацию, я даже не знаю, стоит ли мне вас обыскивать на предмет оружия…

     — Мы безоружны, капитан, если под оружием подразумевать механизмы, которыми вооружены вы и ваши подчинённые… Мы не нуждаемся в подобных средствах. При всём уважении, капитан, у вас нет ничего, что могло бы нам угрожать.

     — Сказать честно, я даже не сомневаюсь в этом, — ответил Крик, бросив взгляд на дискообразную машину. — Ожидайте здесь. С вами свяжутся. И… прошу вас, постарайтесь не давать повода для беспокойства моим ребятам.

     — Мы вам это обещаем, Джордж! — с обаятельной улыбкой заверила его женщина.

     Эвааль стоял на смотровой площадке на крыше и смотрел на город сквозь ограждение из пуленепробиваемого пластика. Был конец дня — солнце медленно клонилось к горизонту.

     Выложенная каменными плитами площадка шириной в несколько метров тянулась на десяток метров в обе стороны от угла крыши. От сада площадку отделяла аккуратно подстриженная живая изгородь из густого кустарника. В углу площадки сидел каменный лев в натуральную величину и смотрел грустными глазами на проход в живой изгороди и на всякого, кто выходил на площадку из сада за кустарником. Сейчас зверь взирал на стоявшего перед ним Эвааля.

     Альрес и Ивилита прогуливались вдоль ограждения немного поодаль, что-то негромко обсуждая. Эвааль не прислушивался.

     После ухода шефа тайной полиции часть солдат покинула крышу, а оставшиеся вели себя тихо, так, чтобы не мозолить глаза незваным гостям.

     Генерал Харрис оказался человеком не лишённым обаяния и был подчёркнуто любезен.

     Когда, спустя полчаса после ухода капитана Крика, на площадке появился поджарый, среднего (по земным меркам) роста светлокожий брюнет в строгом светском костюме и направился к стоявшим возле транспортного дрона контактёрам, Эвааль вспомнил Шедарегана, хотя «волк» был не белым, а наоборот, был совершенно чёрным, причём не как земные негры, а намного чернее. Тем не менее, было что-то общее между этими двоими — землянином и агарянином, никогда друг друга не видевшими, разделёнными пространством и временем.

     Бросив на ходу любопытный взгляд на транспортный дрон, но не таращась на него, генерал подошёл к ним и протянул ладонь вначале Эваалю, потом Альресу и Ивилите, ладонь которой он пожал мягко, не как мужские.

     Представившись, Харрис поинтересовался, откуда они и как долго были в пути.

     Эвааль назвал планету — Аиви и продолжительность полёта: четыре тысячи восемьсот девяносто девять лет. Цифры произвели на землянина заметное впечатление. Он не стал уточнять, что в пересчёте на земное летоисчисление это число следовало увеличить вдвое.

     Генерал спросил Эвааля о причине их визита. Эвааль ответил прямо, что желает встретиться с правителем наиболее цивилизованного на всей планете государства, чтобы говорить с ним о будущем человеческой цивилизации.

     Выслушав ответ, генерал объявил, что передаст его Иеремии, и просил подождать здесь, в саду. Перед тем как удалиться он поинтересовался, желают ли гости чего-либо — пищу или напитки. Эвааль отказался.

     Воздух стал заметно прохладнее. Сейчас в этом полушарии планеты была весна — время года, когда в любом подобном Земле мире цветут деревья, и птицы выводят птенцов. В Полисе было много деревьев, но совсем не было птиц. В земном небе птиц вообще почти не было.

     Эвааль подошёл ко льву и коснулся рукой носа скульптуры, отметив сходство этого величественного земного зверя с одним из аивлянских. Ему вдруг захотелось увидеть настоящего, живого льва. Но, по имевшимся у корабля сведениям, эти красивые и грозные животные, называемые в прошлом «царями зверей», не пережили «ядерную зиму». Эвааль взглянул на каменную морду и отвёл взгляд в сторону, убрал руку с холодного камня.

     Когда Иеремия с Харрисом вышли на крышу, первым, что бросилось в глаза правителю, был застывший в воздухе зеркальный дискоид пришельцев. Левее, на площадке в дальнем углу крыши, он увидел их самих. Двое — чернокожий мужчина и смуглая женщина — стояли в стороне от третьего и о чём-то разговаривали, а третий, красный, похожий на дьявола, стоял возле статуи льва. Иеремия заметил, как «дьявол» гладил каменного зверя. Жест пришельца показался ему сентиментальным. «Дьявол» первым увидел Иеремию и Харриса и что-то произнёс, после чего другие двое обернулись.

     Из всей троицы наиболее похожим на землянина Иеремии показался чернокожий блондин в сером костюме. Другой, которого Иеремия про себя назвал «Мефистофелем», и выглядел как натуральный чёрт. Женщина же, несмотря на вполне земную одежду, выглядела совершенно не по-человечески. Она была красива, но какой-то другой, непривычной для Иеремии, неземной красотой. Костюм женщины был официально строг, но не скрывал её изящности: оттенки бежевого и чёрного цвета одежды гармонично сочетались с цветом кожи женщины, напоминавшей кофе с молоком. Овальное лицо, прямые белые волосы и пронзительно голубые глаза притягивали взгляд. Иеремия засмотрелся на неё, пока они с Харрисом шли к гостям, и только подойдя на расстояние нескольких шагов, опомнился и отвёл взгляд.

     Первому он протянул руку «Мефистофелю», про которого Харрис сказал, что тот у них главный.

     — Здравствуйте! Меня зовут Иеремия, — представился он. — Думаю, вам известно кто я.

     — Здравствуйте! Конечно. Вы здесь Король. — «Мефистофель» улыбнулся, пожимая руку. — Я Эвааль, а это мои спутники Альрес и его супруга Ивилита…

     — Приятно познакомиться, Эвааль… Альрес — Иеремия пожал руку чернокожему пришельцу. — Ивилита…

     — Можно просто Ив, — улыбнулась женщина, подавая руку.

     — Очень приятно, Ив… — Он мягко пожал ладонь инопланетянки.

     — Итак, господа… и дама! — объявил правитель. — Приветствую вас в Полисе — городе-государстве, в котором я имею честь быть сувереном!

     — Благодарим за аудиенцию, ваше величество! — ответил Эвааль. — Мы здесь по поручению Совета экспедиции космического корабля Эин с планеты Аиви, системы Олирес-Асфилихтес Авлианского скопления галактика Эя-Афлик-Тэс или по-вашему Млечный Путь… Приносим извинения за переполох, вызванный нашим появлением здесь, — (пришелец окинул взглядом сад) — но именно этот путь к цели оказался самым коротким и безболезненным.

     — Неужели? — усмехнулся Иеремия.

     — Судите сами, — сказал Эвааль. — Не прошло и трёх часов как мы здесь, а наша встреча с вами уже состоялась. При этом никто, кроме подчинённых господина генерала даже не подозревает о нашем здесь присутствии.

     — А если бы я отказался от встречи?

     — Тогда мы бы действовали иначе.

     Пришелец пожал плечами, очень по-человечески.

     — Интересно, как?

     — Мы не можем ответить на ваш вопрос. Совет выработал несколько сценариев, и в настоящий момент здесь осуществляется один из множества.

     — Совет, это ваш… Парламент? — уточнил Иеремия.

     — Можно сказать и так… — уклончиво ответил Эвааль.

     — И вы выполняете его указания в качестве…

     — …Послов, если угодно. Кроме того, мои спутники — сами члены Совета.

     — А вы, Эвааль?..

     — А я — нет.

     — Но вы, насколько я понимаю, старший среди вас троих?

     — Скорее — первый среди равных, Иеремия… Могу я к вам так обращаться? Или правильнее будет ваше величество?

     — Обращайтесь по имени. — Правитель улыбнулся. — Вы ведь не мои подданные… Итак, вы — не член Совета, но первый среди равных…

     — Эвааль — более опытный контактёр… иначе дипломат, — ответила за Эвааля Ивилита. — Он намного старше нас с Альресом и в прошлом был советником на нескольких кораблях. А ещё, он — дед Альреса, — с улыбкой добавила женщина.

     — Вот как! — повёл бровью правитель, взглянув на женщину. Затем он снова посмотрел на Эвааля: — Выходит, вы — Первый посол?

     — Это не столь важно, — сказал Эвааль. — Все мы представляем сейчас нашу цивилизацию здесь, на вашей планете.

     — Что же… Это, конечно, весьма лестно… говорить за целую планету… но я сомневаюсь, что могу называть Землю своей, в том смысле, какой, как мне показалось, вы вложили в ваши слова.

     — Возможно, это прозвучит для вас несколько неожиданно, Иеремия, но Полис — это единственное место на Земле, где ещё существует порядок и организация, — произнёс Эвааль. — Пусть и жестокий порядок, и организация далёкая от демократии… даже от той, что была здесь прежде, до войны.

     — Даже и не знаю, оскорбляться мне или принять ваши слова за комплимент… — заметил правитель.

     Повисла короткая пауза, во время которой все, и земляне, и пришельцы, внимательно изучали друг друга. Пришельцы молча смотрели на правителя и его генерала; правитель задумчиво смотрел на всех по очереди; генерал рассматривал зависший над вертолётной площадкой посреди сада дискоид, и краем глаза поглядывая на инопланетянку, к которой, как и правитель, уже успел проникнуться интересом и некоторой симпатией.

     — Что ж… — нарушил паузу Иеремия, — было бы невежливым держать вас, моих гостей, здесь. Уже темнеет… — (солнце действительно уже почти опустилось за горизонт) — Пройдёмте в мой кабинет!

     Иеремия повернулся, указав рукой на возвышавшуюся над садом плоскую крышу одноэтажного строения.

     Глава 9. Аудиенция

     Внутри строения был отделанный мрамором лифтовой холл с четырьмя лифтами и лестничным маршем. Одна из кабин была открыта, ожидая пассажиров с раздвинутыми в стороны дверными створками. У входа в холл, перед лифтом и возле лестницы стояли по стойке «смирно» опрятные солдаты, вооружённые короткими автоматами.

     Правитель, генерал и трое пришельцев вошли внутрь кабины, генерал нажал кнопку на пульте, и лифт спустился на три этажа вниз.

     — Раньше, ещё до войны, это был кабинет председателя совета директоров одной крупной компании… моего отца, — сказал Иеремия, когда они вошли в просторное помещение, располагавшееся точно под смотровой площадкой с каменным львом.

     В помещении было только две сплошные стены, напротив которых из тонированных от пола до потолка окон открывался вид на город. Лишь в углу и ещё в двух местах потолок удерживали толстые квадратные колонны.

     — Этот человек был королём ещё при демократии… — сказал правитель. — Прошу, располагайтесь…

     Иеремия указал гостям на длинный овальный стол, вокруг которого была расставлена дюжина кресел. Сам он при этом сел с краю, спиной к окну, оставив место во главе стола незанятым. Харрис сел через одно место справа от правителя, а гости — напротив, лицами к окну: в начале стола (напротив правителя) сел Эвааль, за ним слева Ивилита и сразу за ней (прямо напротив генерала) Альрес.

     За окном стемнело, в кабинете горел электрический свет и работал кондиционер.

     — Кстати, о демократии… — улыбнулся хозяин кабинета и города за его окнами. — Эвааль, когда вы упомянули демократию, что была здесь прежде, мне показалось, что вы не в восторге от демократий… Наша, земная демократия… та, что была в прошлом, не вызывает у вас симпатий? Я угадал?

     — Думаю, у вас она тоже не вызывает симпатий, Иеремия.

     Правитель пожал плечами:

     — То, что произошло с миром полвека назад, не убеждает меня в её эффективности…

     — Напрасно вы так считаете. Произошедшее с Землёй — следствие вовсе не демократии.

     — Чего же?

     — Её отсутствия.

     — Откуда вам знать? — блеснул глазами правитель. — Вы были свидетелями последней войны? Если так, то почему не вмешались? Почему не остановили этих больных… — он быстро взглянул на Ивилиту, — этих сумасшедших?

     — Нет. К сожалению… — Эвааль покачал головой. — Мы узнали о Земле несколько дней назад…

     — Тогда откуда такая уверенность?

     — К нам попали базы данных одного из правительств… Правительства страны, на бывшей территории которого мы сейчас находимся… виновного в развязывании войны. В этих базах содержится множество сведений о вашем мире…

     — Только одного из правительств? — с нескрываемым любопытством уточнил Иеремия.

     — Вообще-то нет, — ответил Эвааль. — На сегодня найдены ещё две подобных базы: из России и Китая. Корабль и Совет сейчас знакомятся с их содержимым.

     — Мы пока не готовы говорить об этих источниках, — добавила Ивилита. — Сами по ним ничего не знаем… — Женщина улыбнулась. — Но позже обязательно предоставим вам более полную информацию…

     — И передадим вам все найденные в укрытиях предметы искусства и всё, что имеет историческую ценность для вашей цивилизации, — произнёс Эвааль.

     — В обмен на что? — поинтересовался Иеремия.

     — Безвозмездно. Это ваша история.

     Ответ Эвааля привёл правителя в замешательство.

     — И, что же… вам ничего не нужно? Топливо для вашего корабля? Какие-нибудь ископаемые?..

     — Нет.

     — Чего же вы хотите?

     — Мы хотим вам помочь, — сказала Ивилита.

     — Но, почему?.. — недоумевал правитель.

     — Потому что мы — разумные существа, — ответил Эвааль.

     Иеремия замолчал, погрузившись в размышления.

     — Кто-нибудь желает кофе, чай или что-нибудь покрепче? — спросил у гостей Харрис. — Госпожа?.. — генерал посмотрел на аивлянку.

     — Кофе, пожалуй, — Ивилита улыбнулась. — И воду.

     — А вы? — генерал взглянул на Эвааля и Альреса.

     — То же, — ответил Альрес.

     Эвааль лишь кивнул.

     Генерал перевёл взгляд на Иеремию и, не дожидаясь ответа, встал и вышел из кабинета.

     Через минуту он вернулся и сел на прежнее место.

     — Стало быть, — снова заговорил правитель, — ваша цивилизация не нуждается в ресурсах? — Он вопросительно посмотрел на Эвааля.

     — Нет. Наша цивилизация уже более десяти тысячелетий не испытывает нужды в ископаемых ресурсах, — ответил пришелец. — А когда у вас есть достаточно энергии, тогда и камень можно превратить в хлеб…

     — Вот как… — медленно произнёс Иеремия. — Но, что же за мир у вас там? — (он бросил взгляд на белый потолок) — Вы говорили, что ваш космический корабль управляется Советом… У вас там что, советская власть… коммунизм?

     — Скорее то, что после… Наше общество не имеет правительства, в вашем понимании этого слова, оно автоматизировано и работает как единый организм. У нас есть Советы, или Согласия, самоорганизующиеся для различных целей сообщества, но они не являются тем, чем некогда были земные правительства. Для решения глобальных проблем существуют разумы заселённых аивлянами планет и их спутников, такие же, как разумы наших кораблей, которые, кстати, не управляются Советами, а являются как бы их секретарями или председателями…

     — Хм… Значит, будущее всё же за коммунизмом? — взглянув на пришельца, произнёс правитель. Он помолчал. — Знаете, у нас на Земле в прошлом писали книги, снимали фильмы про галактические империи с императорами и принцессами, про героев, сражающихся за планетарные монархии… Выходит, это всё глупости?

     В ответ Эвааль лишь пожал плечами.

     — Кто знает, — заговорил тогда Альрес, — может быть где-то во Вселенной и есть галактические империи с императорами… но в нашей Галактике императоров никто пока не встречал. Ни аивляне, ни наши друзья. Попадаются, правда, планетарные империи… — (он бросил быстрый взгляд на Эвааля) — но ничего романтического в них точно нет…

     — Дело в том, — добавила Ивилита, — что, когда в основе общественного устройства лежит обладание собственностью, это неизбежно отражается и во всей культуре такого общества, и, конечно, в его литературе и кинематографе. Фантастические книги и фильмы, созданные мыслящими в рамках этой парадигмы творцами, рассказывают обычно о войнах и экспансии, о захвате планет, звёздных систем и целых галактик, о дельцах и олигархах, с галактическим размахом владеющих звёздами и планетами на правах частной собственности, о королях и королевах целых звёздных скоплений… Монархи, феодалы, буржуазия, и, конечно же, — (женщина улыбнулась) — галактические мошенники и авантюристы — главные герои таких произведений.

     Иеремии было приятно слушать немного низкий, грудой, очень женственный голос Ивилиты с очень необычным акцентом. Голубоглазая — глаза её были полностью, абсолютно голубыми, без зрачков и радужной оболочки — блондинка, словно отлитая из молочного шоколада, напомнила ему работы художников-фантастов второй половины ХХ века, часто изображавших крепко сложённых валькирий, не уступавших в обилии мускул их героическим спутникам. Ивилита была именно такой, только без мечей, замысловатых копий и ножей, без бронированного с шипами лифчика и торчащих во все стороны павлиньих перьев.

     — Всё это относится не только к Земле, — говорила Ивилита, — но и вообще к бóльшей части увязших в капитализме известных нам миров. Ваши земные писатели и режиссёры, в большинстве — граждане капиталистических стран, любили рассказывать страшные истории о злобных пришельцах, пришедших в ваш мир с целью его захватить и разграбить, сделать с ним то, что сами представители вашего мира некогда охотно проделывали друг с другом…

     — Понимаю вашу мысль, Ив… — сказал Иеремия. — Но у них ведь не было другого мира перед глазами. Не будьте строги к нашим писателям!

     — Что вы, Иеремия! — блеснула голубыми глазами аивлянка. — Я к ним вовсе не строга! Я лишь поделилась своими соображениями по поводу сюжетов землян-фантастов.

     — Человеческое воображение, — сказал Эвааль, — склонно проводить параллели между реальным миром и миром воображаемым. Имея перед собой примеры из мира реального, оно переносит их в мир воображаемый — в воображаемое будущее своей или чужой цивилизации, экстраполирует уже имеющиеся тенденции… Размышлял, скажем, ваш земной человек о межзвёздных полётах и сравнивал их с колонизацией более развитыми европейскими странами Индии, Китая, Америки… Примерно то же самое происходило и происходит во многих мирах. Но это проходит. Это временно. Вы не первые и не последние.

     — И что же, те, другие… они тоже прошли через войну, как и мы? — с горькой иронией спросил правитель. — Значит, всё нормально? всё так и должно быть?

     — Нет, Иеремия, — ответил ему Эвааль. — Это ненормально. Но иногда бывает и так, увы…

     — Пятнадцать тысяч лет назад наш мир, как и ваш, мог погибнуть… — снова заговорила Ивилита. — Но мы вовремя остановились…

     — Как и наш? Но наш мир не погиб! Он лишь сильно откатился назад…

     — Мне жаль. Называйте это как хотите, — сказала аивлянка, — но тот мир, который есть у вас сегодня — это уже совсем другой мир.

     — Мы здесь для того, чтобы говорить с вами о том, каким ваш мир мог бы стать завтра, через столетия и тысячелетия, — произнёс тогда Эвааль.

     Иеремия задумался. Он посмотрел на редкие огни за окном, разгладил аккуратные чёрные усики, побарабанил пальцами по столу.

     — А что произошло у вас, там?

     — Война, — ответил ему Альрес, посмотрев в глаза правителя. — Тоже ядерная.

     У Иеремии вдруг возникло ощущение, будто тёмно-синие глаза пришельца заглянули ему прямо в душу. Очень странное ощущение.

     — В то время на нашей планете уже не было государств… — продолжал пришелец. — Но были корпорации. Обмен ударами происходил по производственным мощностям, по орбитальным группировкам, по стратегически важным агломерациям…

     — У них тогда хватило разума и воли, чтобы остановиться, — добавила Ивилита.

     — И же что было после?

     — Революция, — ответил Эвааль. — После была революция. Было создано единое планетарное социально-ориентированное государство на базе национализированных корпораций, что заправляли на Аиви последние столетия перед войной. Началось строительство социалистического общества… Коммунизма, если угодно… Нам известно, что у вас, землян, это понятие в своё время опорочили, скомпрометировали и опошлили негодяи. Но, это, всё же, самое точное определение. На Аиви стали строить коммунизм.

     — Значит, коммунизм… — Иеремия потёр подбородок и сплёл руки на груди, откинувшись на спинку кресла.

     — Вначале, да, — сказал Эвааль.

     — Не хотите ли вы предложить мне построить в Полисе коммунизм, господа? — с сарказмом спросил гостей Иеремия.

     — Нет, не хотим, — покачал головой Эвааль.

     — Но, ведь вы сами говорите, что иного пути нет, что будущее за коммунизмом…

     — Скорее за тем, что после коммунизма… Но у земного человечества впереди ещё длинный и тяжёлый путь. Рано говорить даже о социализме — о самом начале коммунизма…

     В этот момент в дверях кабинета появился человек в ливрее. В руках он держал поднос с исходившими паром чашками и запотевшими высокими стаканами.

     Генерал Харрис сделал жест слуге и тот, бесшумно пройдя через кабинет и расставив чашки и стаканы перед правителем, генералом и гостями, исчез также беззвучно, как и появился.

     — Наши, земные, коммунисты, кажется, проповедовали коммунизм как последний этап развития общества… за которым последует светлое будущее… так они это называли… вы же утверждаете, что коммунизм — не конец, но и обойти его нельзя. Я вас правильно понимаю? — примирительно улыбнулся правитель, беря чашку.

     Эвааль сдержанно улыбнулся в ответ и, взяв со стола стакан, сделал глоток.

     — Скорее — (Эвааль вернул стакан на прежнее место) — так говорили о целях ваших коммунистов их оппоненты… Я немного знаком с земными философами… Один из них, Маркс, говорил, что коммунизм есть лишь необходимая форма ближайшего будущего, но сам по себе он не является целью человеческого общества. Он был прав.

     — Но, что же тогда — цель?

     — То, что после.

     Иеремия глотнул кофе и задумчиво посмотрел на пришельца.

     — Стало быть, ваш мир миновал этап коммунизма и теперь у вас…

     — Царство свободы. Эпоха гуманизма.

     — Вижу, что вы готовились к встрече, — произнёс Король Полиса, обращаясь к Эваалю. — Ваши знания о Земле, её истории… даже о довоенной литературе, — он мягко взглянул на Ив, — сказать по правде, удивляют… Вы говорите, что желаете нам помочь, и я, пусть это не покажется странным, верю вам… Я понимаю, что мы… наш уровень развития… для вас — уровень дикарей, похуже чем для нас, жителей Полиса, каннибалы с пустошей…

     — Это не так! — оборвала его Ивилита. — Вовсе мы вас не считаем дикарями! Космос полон жизни.., но другой, совершенно на нашу непохожей! А вы, земляне… Вы посмотрите на нас! Мы же с вами почти одинаковые! И наши миры… их природа, животные… Они очень, очень похожи! И это — большая редкость! Это — почти чудо!.. Нет, мы не высокомерны! Мы пришли помочь братьям, оказавшимся в беде, а не… недочеловекам!

     Иеремия помолчал, размышляя над словами аивлянки.

     — Хорошо, раз так, Ив, спасибо вам за ваши слова!.. — тепло поблагодарил он женщину и снова обратился к Эваалю. — Скажите, что, по-вашему, пошло не так? Почему это произошло с нашим миром? Если все нормальные цивилизации минуют капитализм, коммунизм, идут дальше, летят к другим звёздам… Ведь вы знаете, что наши предки пытались… И у них ничего не вышло!

     — Отчего же? Многое получилось. Русская революция, Китай, Куба, Северная Корея, Вьетнам… дали огромный материал, опыт для будущих поколений. Не всегда положительный, но опыт ошибок бывает намного ценнее успешного опыта… В двадцатом веке революционерам Земли приходилось сражаться с настоящим чудовищем, с драконом мирового капитала. Маленькие слабые страны, вставшие на путь революции, подвергались экономическим блокадам и военным нападениям со стороны более сильных противников. Народы лишались империалистами средств к существованию, а потом продажные СМИ стран первого мира говорили всему миру: Смотрите! Им там совсем нечего есть! Это всё потому, что социализм неэффективен! Проходили десятилетия, и устоявших против контрреволюции революционеров сменяли бюрократы и карьеристы, которые либо превращали в прошлом революционные государства в далёкие от коммунизма химеры, либо реставрировали в них капитализм… как это произошло с Советским Союзом. Первые играли на руку буржуазной пропаганде, демонизируя идеи коммунизма, вторые повергали в отчаяние людей, смотревших в будущее с надеждой.

     — Ну и как же нам или нашим потомкам с таким-то богатым опытом не угодить снова в тот же капкан? — спросил правитель.

     — Использовать его, — ответил Эвааль. — Опыт. Ваш собственный, наш, и опыт известных нам цивилизаций.

     — Но, ведь это… работа для многих поколений…

     — Здесь вы правы, Иеремия.

     — Джей…

     — Что?

     — Можете так меня называть, Эвааль. Друзья — (он бросил взгляд на сидевшего рядом генерала) — меня обычно так и зовут.

     — Хорошо, Джей… — согласился пришелец. — В таком случае, зовите и меня просто Эв…

     — Договорились! — сказал правитель. — Здесь вы правы, Эв. Чтобы вернуть Землю на прежний, довоенный уровень, потребуются столетия… — (при этих словах землянина аивляне переглянулись) — но… вы же не хотите сказать, что…

     — У нас найдётся столько времени, сколько потребуется, Джей, — заверил его Эвааль.

     Правитель минуту помолчал, собираясь с мыслями. Несколько раз он бросал короткие взгляды на пришельцев, не решаясь задать вопрос, ответ на который он уже итак знал.

     — Прошу меня извинить, если мой вопрос покажется вам… бестактным, Эв… но каков ваш возраст и… какова продолжительность жизни аивлян? — осторожно поинтересовался Иеремия.

     — Не вижу причины для извинений, Джей.

     — Это земная форма вежливости, — улыбнулся правитель. — Положение обязывает меня показывать хорошие манеры… Тем более в присутствии дамы… — Он слегка кивнул головой в сторону Ивилиты.

     — У вас хорошо получается, — с улыбкой ответила ему аивлянка.

     — Отвечая на ваш вопрос, — произнёс Эвааль, — скажу, что я родился двенадцать с половиной тысячелетий назад.

     Слова Эвааля произвели на землян впечатление.

     Помолчав какое-то время, Иеремия спросил:

     — Это не шутка?

     — Нет, Джей, — ответил Эвааль. — Это не шутка. Что же касается возраста, то у аивлян это понятие не тождественно давности рождения.

     — Не понимаю…

     — Давайте я объясню вам, — сказала тогда Ивилита.

     — Прошу вас, Ив… — Иеремия был рад слушать аивлянку.

     — Как уже сказал Эвааль, возраст и время рождения у нас — не одно и то же.

     — Но, если я родился тридцать девять лет назад, то мне, стало быть, тридцать девять, а не пятьдесят…

     — Это логично. Для землян. Для аивлян же, уже много тысячелетий это не так.

     Иеремия и Харрис, молча, уставились на женщину. В их лицах читалось непонимание.

     — Вот смотрите, — продолжала она. — Наш корабль обнаружила Землю спустя четыре тысячи восемьсот девяносто девять лет после начала экспедиции… Эвааль сказал, что был рождён двенадцать с половиной тысяч лет тому назад… Это укладывается формально в рамки чисел, так как пять тысяч меньше двенадцати. Но взять в пример меня и Альреса… Мне семьсот девятнадцать лет, а Альресу — шестьсот тридцать семь…

     — Вы весьма хороши для ровесницы Жанны д'Арк, Ив, — заметил Харрис.

     — Спасибо, генерал! — Ивилита снова улыбнулась. — Думаю, я даже постарше вашей Жанны… — уклончиво ответила она. — Говоря о возрасте, у нас принято учитывать лишь прожитое в базовой реальности время.

     — Хм… а разве есть какие-то другие? не базовые реальности? — спросил правитель.

     — Есть многочисленные симуляции, виртуальные реальности, время в которых воспринимается по-разному. Проведённое в таких реальностях время называется субъективным временем. Человек, младший по базовому возрасту, субъективно может оказаться намного старше того, кто провёл мало времени или вовсе не бывал в симуляции.

     — Кажется, я начинаю понимать… — медленно произнёс Иеремия.

     — Это ещё не всё. Кроме симуляций есть и ещё кое-что… Нечто, что можно назвать машиной времени…

     Последние слова аивлянки заставили землянина вздрогнуть. Иеремия был готов поверить даже в путешествия сквозь время, если о них ему сказала бы эта удивительная женщина. Он, как и всякий, кто читал книги, мечтал в своё время о таких путешествиях. Будучи ещё ребёнком, он читал знаменитый роман англичанина, родившегося в позапрошлом веке и смотрел замечательную кинотрилогию 1985-1990 годов. После было прочтено множество книг, просмотрено множество фильмов, пройдено множество видеоигр, но «Машина времени» и «Назад в будущее» всегда оставались в числе его любимых произведений.

     — Значит и это возможно… — медленно произнёс он.

     — Ах, нет! — всплеснула руками Ивилита. — Не в том смысле, какой в это выражение вкладывали ваши фантасты… Путешествия во времени остаются фантастикой для нас, как и для вас. Я хотела сказать, что это как-бы индивидуальная машина времени. Мы называем это архивацией. Это когда путешественник во времени прекращает существование на время. Это фактическая смерть. Но смерть обратимая.

     — Потрясающе! — воскликнул генерал. — И как, не страшно?

     — Вовсе нет! — ответила аивлянка. — Ты просто засыпаешь в одном веке, и просыпаешься в другом, не отправляясь меж тем в виртуальные миры. Это очень здорово. Мы с Альресом — как раз такие путешественники во времени, — она снова улыбнулась. — Мы находились в архивации почти пять тысячелетий, и вот, мне всё ещё семьсот девятнадцать, а Альресу — шестьсот тридцать семь.

     — Думаю, тут надо уточнить… — снова заговорил молчаливый Альрес. — Ив имеет в виду стандартные аивлянские годы. — Он перевёл взгляд с Харриса на Иеремию. — На Аиви сутки примерно равны земным, планета получает столько же солнечного света, как и Земля… оттого и жизнь на наших планетах развилась в похожие во многом формы… Не только мы с вами, но и, как уже сказала моя супруга, многие животные и растения наших миров похожи. Но, в нашем году семьсот десять дней…

     — Значит, все названные цифры можно смело умножать на два? — уточнил Иеремия.

     — Да, если вам не нужна стопроцентная точность, — ответил Альрес.

     — Значит, вам, — правитель обратился к Эваалю, — должно быть, по меньшей мере, двадцать пять тысяч наших, земных лет?

     — Вовсе нет, — ответил тот. — Мне немногим более четырёх тысяч наших, аивлянских… Если быть точным, четыре тысячи четыреста одиннадцать.

     — Девять тысяч земных.

     — Что-то около того.

     — Значит… de facto вы бессмертны.

     — Если говорить строго, то — нет. Сама Вселенная не вечна. Она имеет начало и будет иметь конец… Но, что касается жизни… Технически, мы можем жить пока существует базовая реальность и связанная с ней… изнанка… или подпространство, как писали ваши фантасты… через которую наши корабли обходят открытое землянином Эйнштейном ограничение скорости…

     — Среди аивлян есть такие, — добавила Ивилита, — кого мы называем долгожителями. К их числу относятся те, кто застали Эпоху корпораций и последовавшую за ней Революцию. Их не так много… Я имею в виду живущих в базовой реальности или в симуляциях… Большинство из них архивированы…

     — Путешествуют во времени? — без тени сарказма уточнил Иеремия.

     — Да. Они возвращаются в реальность тогда, когда в нашем мире происходят значительные изменения… или, когда реальность начинает нуждаться в них.

     Иеремия размышлял.

     Всё услышанное тем вечером от пришельцев — об их странном похожем на Землю мире, где год равен двум земным, об их анархическом обществе, о виртуальных мирах-симуляциях и путешествиях сквозь время — звучало как научная фантастика, которой Иеремия немало увлекался в юности.

     В кабинете стояла тишина. Было слышно, как гудел кондиционер. Гости сидели в молчании, видимо ожидая, когда заговорит он, Король Полиса — всего лишь человек, на плечах которого лежало бремя ответственности за жизни почти пяти миллионов человек, его подданных.

     Тишина не была «неловкой», какая повисает в момент, когда собеседники вдруг обнаруживают, что им больше нечего сказать друг другу. Тишина была другая — во время которой думают.

     Родившийся уже после войны, Иеремия рос в мире «сталкеров» и радиоактивных пустошей, в котором вместо мутантов были просто больные, несчастные люди, а вместо зомби и вампиров — люди-каннибалы. Но одно в его мире точно совпадало с жанром так называемой постапокалиптики: его мир был полон двуногих хищников, грабителей, убийц, насильников, подлых проходимцев. Это очень роднило реальность окружающую с реальностью вымышленной, созданной писателями, киносценаристами, разработчиками компьютерных игр, которые были доступны принцу Джею. И потому он возненавидел постапокалиптику. Терпеть её не мог. Он любил классическую прозу и научную фантастику, — первая показывала ему мир прошлого, пусть и не лишённого множества недостатков, пусть порой и несправедливого, жестокого, но и оптимистичного, населённого героями, вызывавшими у него уважение; вторая же делала попытки описать мир будущего, мир, в котором Джею хотелось оказаться. Принц Джей хотел жить в том мире, хотел бежать в него, а вокруг царила треклятая сталкерщина! И вот перед ним были те, кого он отчаялся встретить при жизни (впрочем, и после жизни он не надеялся никого встретить — Иеремия был атеистом). Эти люди казались ему богами! И их стремление помочь земному человечеству было — Иеремия в этом не сомневался — бескорыстным. Ибо что могут желать боги от простых смертных? Поклонения? Но поклонения жаждали боги, придуманные глупыми смертными, а эти боги — сами создали себя.

     Тишину нарушил генерал Харрис:

     — Джей, если ты позволишь… — он посмотрел на правителя, — я хотел бы задать вопрос нашим гостям… Вопрос, интересующий меня по долгу службы… — Иеремия коротко кивнул, и Харрис обратился к Эваалю: — Отправляясь в новый… не говорю незнакомый, поскольку вы, очевидно, знаете о Земле больше чем мы с Джеем… но, всё же, отправляясь в новый для вас мир, как вы… эм… подстраховываетесь? Если, конечно, это не закрытая информация…

     — Вовсе нет, генерал, — ответил Эвааль. — Мы охотно продемонстрируем вам нашу защиту. Только попрошу вас не волноваться. Вам ничто не угрожает. — После этих слов пришельца воздух в кабинете поплыл маревом…

     Через секунду марево собралось в отдельные небольшие сгустки, на месте которых, подобно проявляемым изображениям на старинных фотографиях, проявилось множество небольших дисков, размером не больше ладони. Диски были плоские, не более двух или трёх сантиметров толщиной в центре и имели бритвенно-острые кромки; поверхность дисков была серебристая, зеркальная. Устройства эти висели недвижно в воздухе, окружая сидящих со всех сторон. Их было примерно по одному на каждый квадратный метр площади помещения.

     Генерал заметно напрягся, на лбу его выступили капельки пота.

     Иеремия замер и помрачнел.

     — Вам ничто не угрожает, — сказал Эвааль и протянул руку к висевшему прямо перед ним над столом диску: диск сместился в сторону, не коснувшись руки. — Чтобы получить случайную травму, вам нужно двигаться со скоростью сверхзвукового истребителя…

     Генерал повторил действие Эвааля: протянул руку, попытавшись коснуться диска, но диск ускользнул от него. Тогда он встал и прошёл вдоль стола и обратно. Все оказавшиеся на его пути диски уклонились, избежав соприкосновения с ним.

     Убедившись в словах пришельца, Харрис вернулся и сел на место, а диски исчезли так же, как и перед тем появились: превратились в марево и затем растворились в воздухе.

     — Вот видите, генерал, — сказал Эвааль, — эти устройства, дроны, они для вас абсолютно безопасны.

     Генерал в ответ только хмыкнул.

     — Впечатляет… — произнёс Иеремия. — Полагаю, эти штуки способны покрошить в салат не один десяток противников…

     — Дроны, что сопровождают нас, — сказал Эвааль, — способны уничтожить стотысячную армию примерно за пять минут.

     — Вы говорите о тех дронах, что сейчас находятся здесь, в этом кабинете? — уточнил генерал. — Их не так чтобы много…

     — Нет, я имею в виду вообще всех, что прибыли с нами на транспортнике… Их около сотни… И прошу вас, генерал, не считать мои слова угрозой. Я лишь ответил на вопрос.

     Некоторое время все молчали. Правитель и генерал обдумывали увиденное и услышанное. Пришельцы им не мешали. Однако когда молчание затянулось, первой заговорила Ивилита:

     — Джей, вы хотели бы увидеть Землю такой, какова она сегодня?

     — Вы приглашаете меня прокатиться на вашей летающей тарелке?

     — Нет, Джей, — ответила женщина. — То есть, пока нет. Позже вы сможете побывать везде, где пожелаете, на вашей и на соседних планетах… но сейчас мы хотели предложить вам взглянуть на Землю глазами наших машин…

     — Конечно же, я не против, — сказал Иеремия. — Я видел множество документальных фильмов о старом мире, который наши предки так лихо угробили, но каков он теперь — я не знаю. Так что, посмотрю с интересом.

     — Что ж, в таком случае, смотрите… — с некоторой грустью произнесла женщина. После этих её слов посреди кабинета снова проявился один из дисков и тотчас перед ним развернулся широкий, во всю ширину помещения, изогнутый полукругом голографический экран…

     Вначале на голограмме появилось объёмное изображение Земли на фоне звёздного неба. Затем изображение быстро приблизилось, стали отчётливее видны контуры материков под облачным покровом; в нескольких местах можно было рассмотреть очертания циклонов, микроскопические вспышки молний… — это была видеосъёмка в высоком разрешении.

     Потом последовал подготовленный кораблём доклад, в котором не было сцен грабежей, убийств, людоедства… — ничто из этого не могло удивить Иеремию. Правителю Полиса показали сожжённые города, разорённые инфраструктуры, порушенные мосты, разорванные транспортные артерии, взорванные дамбы, обширные зоны заражения вокруг атомных электростанций… Голос диктора за кадром (он принадлежал в прошлом популярной телеведущей, сгоревшей заживо вместе с нью-йоркским телецентром) озвучивал цифры и комментарии корабля: Эин сообщала результаты проведённых ею и Советом экспедиции статистических исследований. Данные статистики дополняла аналитика и примеры из других миров. Из собранных аивлянами материалов следовало, что население планеты неуклонно сокращалось с каждым годом и на текущий момент его численность составляла всего 6% от довоенной.

     Иеремия смотрел и слушал в оцепенении. Он быстро просчитывал перспективы, ещё до того как Эин переходила к выводам, и его выводы совпадали с выводами корабля инопланетян. Он и прежде предполагал, что дела плохи и раздробленное человечество ждёт долгий, растянувшийся на многие поколения упадок и, в конечном счёте, исчезновение, но у него не было точных данных в масштабе планеты — не было окончательной уверенности в его пессимистичных предположениях, а потому была надежда. Теперь же надежды не стало. Теперь всё окончательно стало ясно.

     Генерал Харрис замер рядом. Он смотрел на голограмму, почти не моргая, и сидел недвижно, пока голос диктора не смолк, и изображение не исчезло.

     Когда голограмма свернулась, и диск снова растаял, Иеремия молча встал из-за стола, прошёл в дальний конец кабинета к стоявшему там мини-бару и, взяв из бара бутылку и пять стаканов, вернулся к гостям.

     Поставив стаканы на стол перед гостями, он, не говоря ни слова, разлил в них пахнувшую спиртом жидкость, затем одним глотком осушил свой, плеснул в него ещё и сел на место.

     Эвааль с Альресом последовали примеру правителя. Ивилита едва пригубила напиток, который, как она знала, земляне называли «виски», поморщилась и поставила стакан на прежнее место. Харрис молча выпил, не меняясь в лице, повторил, и, достав из кармана кителя портсигар, положил его на стол.

     Иеремия бросил взгляд на портсигар, протянул было руку, но, взглянув на женщину, не стал брать сигарету.

     — Я не против, Джей. Курите, если хотите, — сказала аивлянка.

     Тогда правитель достал сигарету и прикурил от протянутой генералом зажигалки.

     Эвааль закурил тоже. Альрес отказался.

     — Если предоставленные вами сведения верны… а я думаю, они верны, — наконец разорвал молчание Иеремия, — человечеству, как виду, осталось недолго…

     — Это так, — подтвердил Эвааль.

     С сигаретой он ещё более стал походить на Мефистофеля.

     — Тогда ваше предложение очень кстати. Я готов принять вашу помощь. — Правитель Полиса смотрел прямо в глаза пришельца. — Полагаю, у вас есть план?

     — Да, Джей. План у нас есть. И не один.

     — И в этих планах Полис занимает некое важное место?

     — Именно так. И лично вы — тоже. Мы возлагаем большие надежды на вас.

     — И какова же моя роль в ваших планах?

     — Если вам не безразлично будущее Земли и человечества, Джей, и вы согласитесь принять нашу помощь, тогда вам предстоит создать, с нашей помощью, и возглавить новое государство… первое, после постигшей планету катастрофы, и единственное.

     — Что ж… Я не стану вас спрашивать: а что будет, если я вдруг не захочу править государством, бóльшим, нежели то, которым правлю сейчас… иначе я бы оказался плохим Королём. Мой друг Харрис, думаю, тоже не станет возражать против того, чтобы стать министром в таком государстве… — (он посмотрел на генерала) — Так ведь, дружище?

     — Я не против, Джей, — ответил Харрис, выпуская дым в сторону от женщины.

     — Меня также не удивляет и то, почему вы — инопланетянин-анархо-коммунист говорите мне о необходимости государства. Это очевидно и разумно. Но, чёрт побери!.. Эв! — Иеремия усмехнулся, выразительно окинув взглядом сидевшего напротив него «Мефистофеля» с сигаретой. — Скажите мне только одно! Это действительно возможно? Возможно, сделать так, чтобы Земля стала прежней? Вы верите в такую возможность?

     — Джей, — крепко затянувшись табачным дымом, произнёс Эвааль, — после моей последней работы на одной далёкой планете… В общем, я предпочитаю исключительно знать, а не верить. Поэтому говорю вам прямо: я знаю, что для вас, землян, не всё потеряно. Впереди предстоит трудная, тяжёлая и долгая работа, для которой недостаточно одной человеческой жизни. Но я знаю, я уверен — эта работа осуществима. Она нам с вами по силам, Джей. Ещё не всё потеряно.

     Глава 10. Гости с Земли

     Иеремия с жёнами Ликой и Еленой, генералом Харрисом и капитаном Криком, в сопровождении двоих солдат (тех самых, которые первыми встретили аивлян) прогуливались вдоль пролегавшего по крышам высотных зданий проспекта.

     Проспект прямой стотридцатикилометровой лентой окольцовывал удивительный город, возведённый на внутренней стороне огромной трубы, насквозь пронзавшей поистине невероятных размеров диск аивлянского корабля, который… вернее, которая сама была разумным существом и не нуждалась в капитане и команде. Проспект был широкой — около тридцати метров в ширину — серой слегка шершавой лентой, посреди которой проходила красная полоса, встав на которую, можно было скользить, стоя на месте (причём, полоса эта сама не двигалась).

     Они шли в направлении «воздушного сада», расположенного неподалёку от здания, в котором поселились гости с Земли.

     По проспекту изредка проезжали разноцветные люди на велосипедах, роликовых досках и других подобных средствах, предназначавшихся больше для развлечения, чем в качестве транспорта. По обе стороны проспекта имелись широкие тротуары, по которым местные просто гуляли пешком от здания к зданию, или к воздушным садам.

     Никто никуда не спешил, не было слышно никакого шума, ни громких криков, ни музыки.

     В Полисе подобный темп жизни можно было наблюдать рано утром выходного дня.

     А в этом фантастическом городе, — где, если посмотреть вверх, можно было увидеть «падавшие» вам на голову дома и улицы, парки и голубые как небо озёра, — казалось, вообще никогда не спешили и всегда был выходной день.

     По краям ленты проспекта тянулись невысокие балюстрады из материала похожего на гранит, выполненные в стиле, напоминавшем земную эпоху Возрождения. (Иеремия заметил спутникам, что если отправиться куда-нибудь в Италию и поискать там уцелевшие следы той самой эпохи, то, вероятно, можно будет найти нечто похожее на какой-нибудь старинной вилле.) Вдоль балюстрад через каждые двадцать шагов стояли украшенные резьбой в том же, что и ограждения, барóчном стиле каменные (если то, конечно, и правда был камень) сосуды с растущими из них деревцами причудливых форм и расцветок.

     Транспорта вроде автомобилей в городе видно не было. Земляне уже успели оценить удобство корабельной транспортной системы, представлявшей собой сложную и запутанную сеть из местами прозрачных, местами нет, вездесущих труб, по которым, подобно капсулам в пневмопочте, проносились пассажирские кабинки. Внутри кабинок или болидов имелся комфортный салон, рассчитанный на пять-шесть пассажиров. (Были также и болиды грузовые, использовавшиеся техническими службами корабля.) Окон в болидах не было по той причине, что скорость и частая смена «верха» и «низа» (координат весьма условных для трёхсотпятидесятикилометрового космического корабля, внутри каждой из обителей которого были свои «верх» и «низ») могли вызывать неприятные ощущения у пассажиров.

     Сад раскинулся на висевшей в воздухе без всякой видимой опоры овальной плите. Размером плита была около семисот метров по большой оси и около трёхсот — по малой.

     От проспекта к саду вёл короткий изогнутый мостик. Когда земляне подошли к нему, позади их окликнул знакомый мелодичный грудной голос:

     — Джей, Харрис! Друзья! — это была Ивилита.

     Все семеро остановились и обернулись.

     Оказалось, что их нагнало очень странное, походившее на… оторвавшийся от фасада старинного здания каменный балкон с балясинами и перилами, транспортное средство, на котором стояли двое мужчин и женщина и приветливо махали руками землянам. «Балкон» держался в нескольких сантиметрах над тротуаром проспекта без видимой точки опоры.

     Иеремия сразу узнал Ивилиту — аивлянка почти не изменилась, чего нельзя было сказать о её спутниках: один был белый европеоид, другой — типичный негр.

     — Ив! — воскликнул Иеремия. — Вы почти не изменились! А вот ваши муж и… кстати, кем вам приходится Эвааль? — спросил Иеремия, переводя взгляд на стоявшего рядом с аивлянкой белого мужчину неопределённого возраста: — Эв! Неужели это вы?!

     — Эвааль мне приходится братом, — ответила женщина, сойдя с «балкона». — Как и Альрес, — улыбнулась она.

     На остановившихся в нескольких метрах от «балкона» землян смотрела миндалевидными голубыми глазами смуглокожая крепкотелая блондинка, одетая в стиле пятидесятых годов XX столетия в кремовое платье в горошек с облегающим лифом и глубоким декольте, чуть прикрывавшее крепкие смуглые колени сильно расширявшимся от тонкой талии к низу подолом. На ногах женщины были лакированные туфли из коричневой кожи, тонкий пояс и сумочка того же цвета довершали её старомодный наряд.

     Мужчины, ставшие теперь неотличимыми от землян, спустились за ней следом, и все трое подошли к землянам. На Эваале был классический чёрный костюм с галстуком-бабочкой, на Альресе — синие джинсы и клетчатая рубашка.

     — Вы угадали, друг мой, — Эвааль с улыбкой протянул руку Иеремии.

     — Но… вы же теперь совсем не походите на дьявола, черт возьми, Эв! — Иеремия пожал руку. — Как и вы, Альрес… — Они обменялись рукопожатиями и с Альресом. — Хотя, вы на дьявола и прежде не были похожи… Разве что, самую малость…

     Контактёрам пришлось перед тем провести некоторое время внутри капсул-сборщиков, для придания их внешности черт, свойственных землянам. Всем троим сборщики удалили по две «лишних» фаланги на пальцах, изменили форму ушей, заменили глаза на схожие с глазами землян, оставив от прежних лишь цвет. Также им была сделана незначительная корректировка лиц и удалены лишние рёбра. В том, что касалось цвета кожи, Альресу и Ивилите повезло больше, нежели Эваалю: цвет кожи Ивилиты вполне подходил для того, чтобы на Земле её приняли за мулатку; Альрес же, дабы сойти за африканского негра, претерпел лишь незначительную коррекцию цвета. А вот красному как дьявол Эваалю всю кожу пришлось заменить. После замены кожи и некоторой коррекции лица Эвааль стал сильно походить на англосакса. Теперь (если опустить различия во внутренних органах) аивляне были неотличимы от землян.

     — По крайней мере, чтобы походить на вас, Джей, мне в этот раз не пришлось заново рождаться в новом теле, — Эвааль пожал плечами.

     — Заново рождаться? — удивлённо приподнял бровь Иеремия. — Но зачем? У вас ведь есть эти… сборщики…

     (Иеремия уже успел убедиться в полезности аивлянского устройства. Его жёны, сговорившись с кораблём, забрались в капсулы, называемые «сборщиками» и через несколько часов вышли из капсул помолодевшими лет на десять.

     За то время, что супруги правителя Полиса были в чудесных капсулах, тот успел «поплавать в бассейне» с одной любознательной аивлянкой, пожелавшей выяснить у него некоторые анатомические подробности землян… Как истинный джентльмен, Иеремия не смог отказать даме и полностью удовлетворил её любопытство.

     Увидев, какие метаморфозы произошли в и без того красивых, несмотря на возраст, супругах (Лике было тридцать девять, а Елене — тридцать четыре года), Иеремия, изрядно утомлённый совместным плаванием с аивлянкой, почувствовал в себе новый прилив сил и отправился с помолодевшими супругами в апартаменты…)

     — Этого требовала моя работа, Джей… — сказал Эвааль. При этом его новое лицо стало мрачным, а в ставших из чёрных карими глазах появился едва уловимый холодок. — Мне пришлось тогда пройти долгий путь от младенца до мужа, прежде чем я смог приступить работе…

     — Что ж, полагаю, это была длинная история… — Иеремия решил не развивать явно неприятную для Эвааля тему.

     — Очень длинная, Джей…

     — …И когда-нибудь вы её обязательно расскажете… а пока, позвольте уточнить кое-что у госпожи Ив… — Иеремия снова обратился к аивлянке, к которой испытывал всё бóльшую симпатию, и даже более того: Иеремия желал её, несмотря на наличие у той хронически серьёзного супруга, который, по её собственным словам, был и не совсем супруг.

     — Вы хотите спросить о родственных связях? — улыбнулась женщина.

     — Да. Ваши слова о том, что Эв и Альрес приходятся вам братьями… Это ведь — фигура речи? Эвааль ведь представил вас тогда… на крыше, как супругов… — Иеремия взглянул на Альреса, стоявшего рядом.

     — Конечно, Джей, — ответила Ивилита, — насчёт братьев, это было образное выражение… Вы, кажется, направлялись в сад?

     — Да, конечно…

     — Тогда идёмте! — Ивилита окинула дружелюбным взглядом гостей, столпившихся у входа на ведший к саду мостик: земляне с интересом слушали разговор своего правителя с аивлянами, но не присоединялись к нему.

     Вся компания землян и аивлян двинулась по мостику в сад…

     Сад был похож на сказочный лес из красочного старинного мультфильма. Все растения в нём были из одного мира, похожего на земной. Сад также отдалённо напомнил Иеремии оазисы мадагаскарской пустыни, которую он не так давно посещал с жёнами и Харрисом.

     За последнее время Иеремия побывал во многих местах земного шара, — один из аивлянских дронов теперь был полностью к его услугам. Отлучившись всего на несколько часов среди ночи, можно было слетать на другую сторону планеты, где в это время был день, и увидеть своими глазами не только руины старинных мегаполисов, но и пережившие планетарную катастрофу островки всё ещё живой природы, в отсутствии человека предоставленной теперь самой себе.

     — Да, Эвааль действительно назвал меня женой Альреса, — говорила Ив, когда они шли по казавшемуся после проспекта узким мостику. — Так было понятнее для вас… Не забираться же нам при первом контакте в дебри родственных связей!

     Шедшая немного впереди Иеремии аивлянка на миг обернулась, и он заметил, как в тот момент в её больших, теперь по-земному голубых глазах промелькнули игривые чёртики.

     — Вы, как всегда, правы, Ив, — улыбнулся ей Иеремия. — Так было действительно понятно: вот вы, вот Альрес… а уж супружество это или что-то другое… — он осёкся.

     Рядом с Иеремией, слева и справа от него, шли его жёны. Лика — высокая, немного худощавая, русоволосая, с нагло торчавшими сквозь тонкое сиреневое платье аккуратными, никогда не знавшими лифчиков, маленькими грудями, и Елена — на голову ниже Лики и с более тёмными короткострижеными волосами, пышногрудая и большеглазая. Её крепкое тело, с объёмным, рвущимся на свободу из глубокого декольте короткого фиолетового платья бюстом, смотрелось весьма эффектно. Сёстры были мало похожи, но каждая была хороша по-своему. Иеремия в равной мере любил их обеих, и потому между ними почти всегда был мир и искренняя сестринская любовь.

     Обычно малоразговорчивый Альрес, шедший ближе других к Елене, заговорил с землянкой, интересуясь её впечатлениями от четырёх дней, что она провела на корабле. Елена охотно поддержала разговор с аивлянином. Галантный Эвааль принялся обмениваться любезностями с Ликой, — Иеремия бросил короткий взгляд на супругу и понял, что той приятно внимание бывшего «Мефистофеля».

     Вскоре, ведущая от мостика вглубь сада широкая тропа стала разделяться на тропки поменьше, а серая шершавость постепенно превратилась в нарочито грубые на вид плоские камни, идти по которым было достаточно удобно, если поглядывать при этом под ноги.

     В этом саду, в отличие от других садов, которые земляне посещали ранее, не было прямых и достаточно широких, чтобы вместить больше двух рядом идущих человек, дорожек и компания стала непринуждённо разбредаться по извилистым тропкам, разбиваясь на пары.

     Первыми свернули увлёкшиеся беседой Елена с Альресом (Иеремии показалось, что он впервые услышал смех этого чёрного как мавр малого), потом — Эвааль и разрумянившаяся от какого-то его рассказа Елена. Генерал в обществе двоих солдат держались поодаль позади Иеремии и что-то негромко обсуждали.

     «Надо бы им тоже познакомиться поближе с местными женщинами…» — отметил про себя Иеремия.

     — Джей! — произнесла аивлянка, когда они достаточно удалились от остальных, и, взяв его внезапно за руку, с улыбкой заглянула ему в глаза. — Мне кажется, вы опечалены тем, что мы с Альресом вместе…

     — Признáюсь, да, — сказал Иеремия, посмотрев в глаза женщины.

     — Но, ведь вы тоже… У вас даже две жены! И они наверняка не единственные, с кем у вас бывает секс…

     — Ну… в общем… да… но…

     — Вы думаете, что вы один такой во Вселенной, Джей? — засмеялась аивлянка.

     — Что вы! нет, конечно… — землянин был застигнут врасплох её вопросом. — Мне известно о свободе нравов аивлян… — добавил он.

     — Тогда отчего вам печалиться, Джей? — Ивилита крепче сжала его руку.

     — Но, вы…

     — С Альресом?

     — Да.

     — Ну, и что с того?

     — Но, как же…

     — Джей, — сказала Ивилита, приблизившись к Иеремии немного ближе, чем то принято у друзей, — у нас никто никого не обязывает, никто никому не принадлежит как… собственность… С Альресом мы вместе много столетий потому, что любим друг друга и доверяем. Это доверие не следует принимать за собственничество… Будучи парой, мы свободны… выбирать.

     — То есть, — просиял Иеремия, — мы с вами могли бы…

     — …заняться сексом? — продолжила женщина весёлым голосом.

     — Да.

     — Конечно! — твёрдо сказала она. — Можем… если вам и впрямь так сильно хочется заняться со мной сексом…

     — А вам, Ивилита? — спросил с надеждой Иеремия.

     — Вы мне симпатичны, Джей, — сказала аивлянка. — Но я не испытываю к вам сексуального влечения… — она слегка пожала плечами. — Но и отвращения тоже не испытываю… Я не хотела бы заставлять вас страдать из-за меня, и поэтому, Джей, я займусь с вами сексом… если вам это принесёт облегчение.

     Иеремия был сконфужен.

     Остановившись, он, всё ещё держал Ивилиту за руку, продолжая смотреть ей в глаза.

     Будь на её месте в тот момент обычная, земная женщина, и скажи та ему нечто подобное, он бы либо оскорбился, решив, что та готова переспать с ним из жалости, либо счёл бы её честной проституткой, идущей с ним в постель из-за его высокого положения. Но на слова этой прекрасной инопланетянки он не знал, как реагировать. Он минуту стоял и смотрел в её голубые глаза и думал о том, что было в её взгляде такого… что так пленило его.

     Он понял, что это было — понял, чей был этот взгляд… такой… добрый, нежный, ласковый, понимавший всё и желавший ему только хорошего.

     Так когда-то давно смотрела на маленького Джея его мать — молодая красивая женщина, жена правителя города-государства Полиса… умершая от туберкулёза, когда Джею было всего семь. Безграничная власть её мужа была бессильна над болезнью, медленно и мучительно убивавшей двадцативосьмилетнюю королеву.

     В последний день, когда мать так на него смотрела, она просила мальчика пообещать ей, что он обязательно вырастет хорошим человеком, таким, каким она смогла бы гордиться. Мать смотрела на Джея своими большими добрыми глазами и повторяла: «обещай мне, мой мальчик, обещай мне, Джей!» И Джей пообещал. Он сдержал тогда слёзы и пообещал, глядя в глаза матери, что ей никогда не будет стыдно за него.

     Ивилита внимательно смотрела на погрузившегося на миг в воспоминания Иеремию.

     Женщина, возраст которой, по земным меркам, приближался к полутора тысячам лет, смотрела на сорокалетнего… мальчишку. В конце концов, кто он перед ней? Мальчишка.

     Очнувшись от своих мыслей, Иеремия взглянул на неё с такой любовью… — так когда-то мальчик по имени Джей смотрел на медленно угасавшую день за днём мать.

     Медленно он поднёс руку Ивилиты, которую всё ещё продолжал держать в своей руке, к губам и крепко поцеловал.

     — Простите меня, Ив! — сказал Иеремия, выпрямившись, и снова глядя в глаза аивлянке. — Я вёл себя недостойно. Я высоко ценю сказанные вами здесь слова… и… я вами восхищаюсь… Простите меня!

     Он выпустил руку Ивилиты и опустил взгляд на выложенную камнем тропинку.

     — Вам не за что извиняться передо мной, Джей, — сказала женщина и, приблизившись, поцеловала его в щёку.

     Интерлюдия I. Агарянин

     Год 13781-й второй экспедиции Аллаиллити — корабля цивилизации Аиви, межзвёздное пространство вдали от обитаемых миров.

     Корабль дискоидного типа трёхсот пятидесяти километров в диаметре появился из ниоткуда в пространстве базовой реальности на обочине Северной Галактической Магистрали. Пространство было пустынным, ближайшие звёзды находились в тысячах светолет.

     Какое-то время Эин, так звали этот корабль, двигалась вдоль трассы на околосветовой скорости, осматривая пространство вокруг, пока не выбрала понравившийся ей участок — небольшое, около световых суток в поперечнике облако газа, и, снизив скорость, проложила курс в центр этого облака.

     — Приветствую тебя, Эин! — Дискоид в полтора раза крупнее Эин вынырнул из изнанки неподалёку от стремительно уменьшавшегося облака.

     — Здравствуй, Аллаиллити! — ответила Эин. — Присоединишься?

     — Я не голоден.

     — А я, пожалуй, пополню ещё немного свои запасы… Примешь моего аватара?

     — С радостью! Можем вместе прогуляться до вон, той жёлтой звезды. А когда вернёмся, я поделюсь с тобой моими базами…

     — Ты, как всегда, любезен, Аллаиллити, — заметила Эин. — Отправляю дрона…

     Дискообразный дрон вынырнул из шлюза транспортного тоннеля и, пролетев расстояние примерно в километр, опустился на зелёном лугу, где его уже ждали четверо. То были аватары Аллаиллити. Две изящные женщины в белой и сиреневой туниках, коренастый лысый мужчина в красной тоге и странное существо в перьях. Существо было трёхметрового роста, похожее на птицу, с большими, как блюдца, синими глазами, крючкообразным клювом и ушами с кисточками. Дрон завис над лугом в нескольких метрах от встречавших.

     Часть дрона оплыла — словно вещество, из которого дрон состоял, стало на время ртутью — и на траву опустилась стального цвета пологая лестница, по которой аватар Эин — черноволосая женщина с голубой кожей, одетая длинное синее платье — сошла к встречавшим.

     — Я приветствую тебя, Эин! — одновременно произнесли четыре голоса.

     — Приветствую и я тебя, Аллаиллити! — ответила Эин, окинув взглядом четверых.

     — Мы рады тебе… — сказал лысый аватар-мужчина. Он был голубокожий, чуть темнее Эин, и на голову ниже своих подруг. Красная тога на нём была тонка как шёлк и облегала тело, подчёркивая рельеф его развитой мускулатуры.

     — …всегда желанной гостье здесь… — продолжила одна из женщин, одетая в короткую белую тунику белокожая и беловолосая, с большими золотыми глазами — аватар походила на ожившую каменную статую.

     — …в моих обителях, — закончила вторая женщина — крепкая, пышнотелая со смуглой кожей и иссиня-чёрными, как у Эин, длинными волосами. Глаза её были белы́ как кожа и волосы первой. Эта вторая выглядела как обычная живая аивлянка — не как сошедшая с постамента скульптура. Одета аватар была в сиреневую тогу с белыми узорами, изображавшими цветы и листья.

     — И я всегда рада принимать твоих аватаров в моих обителях, — сказала Эин.

     — Мы с удовольствием посетим тебя, Эин, — тревожно прокаркало похожее на птицу трёхметровое существо в перьях, переминаясь на больших птичьих лапах. Существо это имело все признаки птицы: крылья, хвост, клюв на голове, даже умело летать, но птицей, в строгом смысле, конечно, не являлось, а было выражением единства трёх личностей корабля.

     — Ты можешь отправиться ко мне вместе с этой оболочкой, Согласие, — назвала Эин существо по имени. Под «оболочкой» она подразумевала аватар, устами которого говорила. — Но перед тем я бы хотела встретиться кое с кем из твоих обитателей…

     — Конечно-конечно! — прокаркало Согласие. — Я с удовольствием отправлюсь к тебе, позже, когда ты встретишься с тем, ради кого сейчас здесь…

     — …или с той? — уточнил лысый мужчина в красной тоге.

     — Я желаю встретиться с одним из контактёров, — ответила Эин. — Это тот агарянин, что присоединился к экспедиции Эльлии по завершении второй миссии Эвааля на Агаре. Мне известно, что он уже девятьсот восемьдесят один год состоит в твоей группе контакта.

     — Да… — каркнуло Согласие. — Один из наших контактёров действительно агарянин…

     Аватары Аллаиллити неопределённо переглянулись, после чего женщины очаровательно улыбнулись друг дружке, а лысый мужчина посмотрел на существо в перьях, пожал плечами. Согласие же потопталось на своих птичьих лапах, шевеля при этом ушами-кисточками, после чего невнятно каркнуло.

     Эин взглянула на существо в перьях, приподняв тонкую бровь.

     — Он уже оповещён, — прокаркало Согласие.

     — Услышав твоё имя, он сразу согласился, — добавила мелодичным голосом белая женщина. Золотые глаза «живой статуи» излучали тепло, а на губах играла по-девичьи задорная улыбка.

     — Благодарю тебя, Аллаиллити! — с чувством произнесла Эин. — Для меня эта встреча очень важнá.

     — Что-то с Эваалем? — опасливо прокаркало Согласие.

     — Да, — ответила Эин.

     — Ты его вернула? — спросил лысый мужчина.

     Эин коротко кивнула:

     — Эвааль сейчас на Земле… Он, и ещё двое контактёров.

     — На Земле? — каркнуло согласие.

     — Вот координаты и прочее…

     Между кораблями открылся подпространственный канал связи, по которому Эин передала Аллаиллити всю имевшуюся у неё информацию о планете и протоколы заседаний Совета экспедиции.

     Через секунду Аллаиллити знал о Земле всё, что знала Эин.

     — О! Очень интересно… — медленно прокаркало Согласие. — Значит, для него всё же нашлось достойное дело…

     — …значит, Эвааль отправился на Землю с тем, чтобы исправить допущенные землянами ошибки… — продолжил мужчина.

     — …уверена, он сможет… — сказала белая женщина.

     — Он сможет, — согласилась Эин. — Но, у меня нет уверенности в том, что он простит себя…

     — …за Агар… — покачала головой смуглая.

     — И не только… Он был настроен весьма решительно, отправляясь на Землю. Вряд ли он станет проявлять особую человечность к тем, кто встанет на его пути…

     — Агар его изменил, — сказал мужчина. — Ведь он теперь и агарянин отчасти…

     — …а это значит, — продолжила смуглая, — что агарянские методы…

     — …для него приемлемы! — закончило существо в перьях.

     Наступила тишина, во время которой стоявшие на лужайке аватары молча смотрели друг на друга. Лишь существо в перьях при этом продолжало переминаться на своих когтистых четырёхпалых лапах.

     — Мой прообраз хорошо знала Эвааля… — тихо произнесла Эин.

     — Но не знала Аиб-Ваала, — сказал лысый мужчина.

     — И, тем не менее, Эин-человек знала Эвааля бóльшую часть его жизни, — мягко настояла Эин-аватар и, помолчав немного, продолжила: — Если Эвааль решил не считаться с этикой аивлян, если решил идти к цели, невзирая на средства, ни перед чем не останавливаясь, лишь бы выполнить миссию, то…

     — …возможно, он уже осудил себя… — прокаркало Согласие.

     Эин лишь медленно кивнула, подтверждая проницательность существа в перьях.

     — Ты боишься, что он не захочет снова архивироваться и покончит с собой, — сказала белая женщина утвердительно.

     — Да.

     — Ты испытываешь к нему привязанность. Ты любишь его, — сказала смуглая.

     — Да, — подтвердила Эин. — Часть меня… — та часть, что восемь тысяч лет назад осознала себя кораблём…

     В тот самый момент в двух десятках метров от аватаров, у опушки леса, где из-под земли выступала труба транспортной системы, раздалось характерное шипение, означавшее, что в трубу был подан болид.

     — А вот и тот, кого ты желаешь видеть, сестра… — прокаркало Согласие.

     Все аватары повернулись в направлении станции, откуда к ним уже шёл высокий чернокожий «человек-волк» — мужчина с по-звериному хищными чертами лица. Грива волос «человека-волка», густая и длинная тёмно-коричневого, почти чёрного цвета, косматыми волнами ниспадала на широкие, словно оплетённые канатами, мускулистые плечи; он имел на каждой руке по семь длинных, оканчивавшихся широкими и короткими когтями пальцев, два из которых были противостоящими остальным пяти. Одет «человек-волк» был в напоминавшую юбку серебристую набедренную повязку, золотой пояс и хламиду из того же, что и повязка материала, закреплённую на плече золотой застёжкой с тёмно-серым простым камнем, не имевшим ничего общего с драгоценными.

     — Аватары Аллаиллити! Аватар Эин!.. — агарянин, подойдя, приветствовал всех учтивой улыбкой (которая незнакомым с агарянами могла бы показаться хищным звериным оскалом).

     — Я рада, что нашла тебя, Хариб! — сказала Эин агарянину.

     Часть третья. Земля. Детали перманентной революции

     Глава 1. Человек человеку — кто?

     Управляющий отделом разработки и поддержки нейросетевого программного обеспечения компании «Линéя-10» — одного из многочисленных сегментов глобальной корпорации «Линéя», Айн вышел из лифта и сел в салон ожидавшего его автомобиля четвёртого класса.

     Айн задал борткомпьютеру адрес, выбрал один из предложенных маршрутов следования и автомобиль тронулся. Он вызвал на экран терминала меню проигрывателя, выбрал «L'estro armonico» Вивальди (музыку, забытую человечеством на полтора тысячелетия, и вновь прозвучавшую лишь два века назад) и утонул в глубоком массажном диване.

     В окнах неспешно проплывал осенний парк, в котором, приглядевшись, можно было заметить перебегавших по веткам деревьев белок, снующих внизу лисиц и другую живность. Казалось, что машина ехала не быстрее запряжённой лошадьми кареты, но на деле скорость уже перевалила за полторы сотни километров в час и продолжала увеличиваться. Снаружи мимо мелькали дома, перекрёстки и мосты, навстречу проносились другие автомобили, но ничего этого Айн не видел. Осенний парк викторианской Англии — куда интереснее современного мегаполиса. Айн рассеянно смотрел в окно на этот парк, а его мысли занимала предстоявшая встреча.

     Маршрут наверняка фиксировался и перепроверялся корпоративной полицией, но Айна это не беспокоило, ведь он всего лишь ехал на очередное свидание со своей любовницей Элис, с которой встречался вот уже третий месяц. Её мужа, Жоржа, своего подчинённого, Айн отправил на Южноамериканский континент, загрузив работой так, чтобы тот вернулся не раньше середины следующего дня.

     Возможно, этот роман и мог бы вызвать скандал внутри компании, но, трахая жену подчинённого, Айн не нарушал корпоративных законов, а на прочее ему было плевать.

     Айн заберёт Элис в условленном месте, и они поедут к океану, где в омываемой водами Атлантики башне их будет ждать ужин в тихом ресторанчике и номер люкс, где они отлично проведут время. А между тем, там же, Айн встретится с человеком, имя которого он остерегался упоминать вслух. Пока ничего не было точно решено и он не имел достаточных гарантий, следовало быть крайне осторожным.

     Звучал «Концерт №8», осенний парк в окнах сменили заросшие сочной травой обочины просёлочной дороги посреди живописных холмов, на которых вдали паслись стада овец, а снаружи был Полис; машина то поднималась на верхние уровни транспортных артерий мегагорода, то спускалась на нижние, выполняя команды диспетчерского центра.

     Когда музыка стихла и пейзаж за окном растворился, сквозь идиллическую картинку древней Шотландии проступил тёмно-синий фасад торгово-развлекательного комплекса.

     Элис — высокая, в меру крепкого телосложения (не худая, но и не из тех, кого можно назвать полной или даже слегка полноватой) блондинка с широкими крепкими бёдрами и крупным, налитым бюстом, сероглазая и с коротким каре — ожидала Айна в месте, где они договорились встретиться. Она стояла в скверике у небольшого фонтана, возле одного из входов в комплекс и смотрела на медленно шевеливших плавниками грузных рыб, время от времени поглядывая в сторону площадки, где состоятельные посетители высаживались из своих авто и далее уже пешком направлялись в здание комплекса.

     Когда к площадке подъехал знакомый автомобиль каплевидной формы, женщина едва заметно улыбнулась и, подмигнув одним глазом уставившейся на её красные туфли сквозь прозрачный бортик бассейна рыбине, лёгкой походкой направилась к машине.

     Через сорок минут автомобиль доставил разгорячённых ласками любовников на закрытую парковку внутри башни «Изумрудный мыс».

     Изумрудного цвета башня возвышалась на две тысячи метров над уровнем моря и имела форму девятигранной призмы. Башня росла прямо из океана в семи километрах от береговой линии и сообщалась с материком двухъярусной эстакадой, верхний уровень которой был ответвлением Седьмого Атлантического шоссе. В башне были офисы и гостиницы, торговые центры и кинотеатры, рестораны и бары, жилищные комплексы и спортивные клубы.

     На парковке Айна и Элис встретил приват-мажордом и сопроводил в просторный холл для гостей четвёртого класса, где заискивающе откланялся, получив щедрые чаевые. Они вошли в кабину экспресс-лифта и расположились в специальных противоперегрузочных креслах, после чего кабина быстро доставила их на триста семидесятый этаж, где был ресторан, в котором Айн забронировал столик…

     …После ужина и бурного секса в номере отеля пятьюдесятью этажами ниже, Айн получил на телефон сообщение (которое он предварительно сам себе и отправил, запланировав время доставки) и, сославшись на важный разговор (здесь он ни капли не солгал), вышел из номера.

     Поднявшись на лифте на четырнадцать этажей, Айн направился в бар «Капитан Флинт», в котором его уже ждал человек по имени Баз.

     — Айн! Дружище! — высокий негр, ровесник Айна, поднялся ему навстречу, протянув широкую ладонь. — Ты, как всегда, пунктуален.

     — Привет, Баз! — Айн пожал руку негра.

     — Давай, садись! — Баз убрал со свободного стула камзол, небрежно повесив его на спинку своего. — Эй, официант! По кружке пива, нам! — пробасил он в сторону барной стойки, возле которой чинно стоял одноногий мужчина в костюме пирата.

     Они обменялись ничего не значащими фразами насчёт дел, насчёт настроения, насчёт заведения, пока бывший шахтёр, потерявший ногу в лунной выработке и вынужденный теперь работать «пиратом» в стилизованном под эпоху великих географических открытий баре, нёс им пенный напиток в запотевших кружках.

     Бар «Капитан Флинт», как и большинство заведений «Изумрудного мыса», имел прямое отношение к морской тематике: сети, канаты, деревянные бочки, запах морской соли и подопрелых водорослей, лёгкий морской бриз — всё это заставляло забыть о том, что место это находилось на триста тридцать четвёртом этаже четырёхсотэтажной башни.

     Конечно, были в «Изумрудном мысе» и места несвязанные с морем, как, например, зоопарк, два крупных музея, университет… В знаменитом «Колизее», располагавшемся ниже уровня моря, устраивались поединки приговорённых к смерти преступников (смертная казнь для троекратного победителя в таких поединках заменялась пожизненным заключением, а последующие за тем семь побед давали право на амнистию и трудоустройство на рудниках Луны или Марса — та же каторга, но за зарплату). Но, всё же, морская атмосфера здесь преобладала. У привилегированной публики пользовались популярностью такие места, как «Титаник» — элитный клуб, в котором были воссозданы интерьеры внутренних помещений легендарного британского парохода, потерпевшего крушение в северных широтах Атлантики почти тысячу восемьсот лет назад; или «Потёмкин», в котором выпивка стоила как новая печень; или «Чёрный курильщик», где собирались сынки банкиров и акционеров крупных компаний, и куда пускали только по особым абонементам. Имелись в «Изумрудном» и места, популярные среди посетителей с уровнем не выше седьмого или шестого, но такие заведения и располагались не выше сотого этажа.

     «Капитан Флинт» был местом, в котором можно было встретить и мастера с производства, и врача, и управляющего четвёртого или даже третьего уровней, но, всё же, такие типы как Баз здесь бывали нечасто.

      — Я говорил недавно с шефом насчёт тебя, дружище, — перешёл к делу Баз, отхлебнув пива. — Его заинтересовала твоя кандидатура. Кстати, узнав какие гроши тебе платят в твоей канторе, он сильно удивился…

     — Ну, не так-то уж и мало мне платят, Баз… — Айн сделал маленький, символический глоток и поставил кружку на бочку-стол (ему не хотелось, чтобы, когда он вернётся в номер к Элис, от него пахло пивом).

     — Не так уж… Если не говорить о начальнике отдела… — Баз тоже поставил кружку и откинулся назад. Закинув ногу на ногу, он провёл пальцами по короткой бородке, глядя в сторону. Помолчав немного, он продолжил: — Шеф поручил мне передать тебе, что нам нужны такие люди, как ты, и он готов платить тебе больше… Пока на пятьдесят процентов. А дальше будет видно…

     — Но, ведь он меня даже не… — начал Айн, но Баз не дал ему закончить:

     — Зато я тебя знаю, дружище. А шеф доверяет мне.

     Баз улыбнулся, показав крепкие белые зубы, и снова погладил бородку.

     С Базом они встретились совершенно случайно, четыре месяца назад, в поезде до Антарктики, куда Айн направлялся по делам компании.

     Каково было тогда удивление обоих, когда их места оказались рядом!

     Они не виделись со дня окончания учёбы в Сиберийском университете. Тогда Баз исчез, растворился: сменил номера и адреса в Сети. И вот он снова появляется, — в дорогом костюме, рейтинг и общий приоритет выше Айновского на восемь с половиной баллов, консультант по подбору персонала одного из членов совета директоров корпорации «Америка», — протягивает руку, улыбается…

     Они никогда не были близкими друзьями. Скорее — просто приятелями: их университетские подруги поддерживали связь, что иногда бывало поводом для встреч. Айн пересекался с Базом в компаниях общих друзей, на вечеринках, но он всегда остерегался слишком сближаться с ним. Всё потому, что Баз водил тогда дружбу с анархистами и всякими опальными личностями (поговаривали, что он был даже как-то связан с Подпольем), что могло негативно отразиться в будущем на карьере Айна. И вот теперь, спустя четырнадцать лет, оказалось, что Айн сильно ошибался насчёт приятеля.

     Сам Айн, будучи управляющим отделом в региональном сегменте корпорации (весьма хорошая карьера для тридцатипятилетнего выходца из семьи когнитариев), не мог даже мечтать о доступе к святая святых «Линéи» — к её совету директоров. Консультанты, советники и различные помощники высших директоров корпораций, чаще всего, это — третий-четвёртый уровни (хотя бывает, что и пятый). Оказаться среди этих ребят — большой успех. Даже бóльший, чем возглавить сегмент корпорации (должность для третьего уровня). Несмотря на свой четвёртый, как и у Айна, уровень, Баз его явно обошёл.

     Во время их прошлой встречи, — они тогда наблюдали бои уголовников в «Колизее», занимая одну из лож с хорошим видом на арену, — разговор зашёл о выживании сильнейших. Между делом Айн тогда заметил, что мир бизнеса для современного человека является эволюционным аналогом дикой природы для животных, и что именно бизнес заставляет человека развиваться, стимулируя его к достижению богатства и успеха, то есть, побуждает эволюционировать.

     — Интересно, как всё это применимо к тем людям, которые не имеют возможности заниматься бизнесом и идут рулить дробилками в шахтах или строить дороги? — усмехнулся тогда Баз. — Выходит, они лишены возможности эволюционировать…

     — Думаю, что никак, — ответил ему Айн, расположившись удобней на полукруглом диване, перед которым стоял небольшой аккуратный столик с коктейлями. — Они — статисты, неудачники. Они, в некотором смысле… часть природы… как облетевшие с деревьев листья и павшие в борьбе за выживание животные, что превращаются со временем в почву, на которой после прорастают победившие в схватке за существование растения, и которую топчут выдержавшие испытание конкуренцией сильные животные. — Айн протянул руку к столику с десятком различных коктейлей и, выбрав понравившийся, отпил немного через трубочку. — Взять хотя бы вот этих… — он кивнул на арену, где среди удерживаемых силовыми ошейниками медведей и львов — восстановленных из образцов ДНК древних животных — бились на булавах уголовники.

     — А что эти? — спросил Баз, тоже отпив немного.

     — Как что? Они борются, конкурируют… — Айн с ухмылкой приподнял левую бровь.

     — За гипотетическую возможность угодить на Марс и долбить там породу до самой смерти? — уточнил Баз, покривив толстые губы.

     — Именно! — Айн забрал со стола коктейль и откинулся на спинку дивана.

     — А ведь эти ребята, как гласит программка, члены одной банды… И даже более, они — родные братья. Вот победит из них сильнейший — убьёт брата, как считаешь, эволюционирует?

     — Безусловно! — ответил тогда Айн. — Как говорили ещё древние: человек человеку — волк. Когда дело касается личного успеха, твоей главной цели, твоей мечты, приходится выбирать — ты, или тебя…

     — Хорошо, — качнул головой Баз. — Твоя точка зрения мне понятна. И у меня к тебе вопрос: как бы ты поступил, если бы для достижения цели тебе пришлось предать интересы твоей корпорации?

     Айн отставил коктейль в сторону и внимательно посмотрел на База:

     — А мои цели не расходятся с целями корпорации. Пока…

     — Пока?

     — Пока мне платят.

     — А если бы тебе предложили более выгодные условия в другом месте? Скажем, в Америке? Думаю, ты понимаешь, дружище, я спрашиваю не от праздного любопытства… Что скажешь? Если бы твою кандидатуру рассмотрели на более высокую должность, на более высоком уровне, чем эта твоя… как её?..

     — Ангелика.

     — …чем Ангелика. На уровне Совета Директоров Америки? Думаю, я мог бы это устроить, — впервые пошёл тогда напрямик Баз.

     — Думаю, это стало бы свидетельством того, что стоимость моих профессиональных навыков на рынке труда существенно возросла. Но, мне пока не делали никаких предложений, Баз… — Айн пожал плечами и вернул бокал на столик.

     — Америка собирается потеснить на рынке нейроники Линею, и нам нужен не просто управляющий твоего уровня, дружище… Нам нужен консультант по Линее, — сказал Баз и, отхлебнув пива, посмотрел в глаза Айну. — Ты же понимаешь, — продолжил он, помедлив, — какие возможности предполагает должность консультанта?

     У Айна пересохло в горле, так что пива ему всё же пришлось выпить.

     Это была пятая их встреча за последние два месяца. Они не раз касались в разговорах темы работы, но, за исключением последнего разговора, всегда вскользь, сдержано, больше треплясь на общие темы, вспоминая студенческие годы и общих друзей, которых жизнь разбросала по всей планете (а кого-то даже закинула на другие). Теперь же прозвучало конкретное предложение: предать интересы своей корпорации в обмен на более успешную карьеру у конкурента.

     Айн отпил ещё немного из уже нагревшейся от тёплого бриза кружки и оценивающе посмотрел на сидевшего против него негра:

     — Я согласен.

     — Ну и отлично! — Широко улыбнулся тот, и добавил, обернувшись в сторону барной стойки — грубо отёсанной доски поверх составленных в два ряда сундуков и ящиков — за которой суетился одноногий официант:

     — Эй, господин Пират! Ещё две кружки пива, пожалуйста!

     Выпив с Базом по второй кружке, Айн вернулся в номер, где его ожидала неожиданная встреча…

     …Вместе с Элис в номере была Ангелика и два офицера корпоративной полиции.

     — Кажется, мне следует тебя поздравить, Айн… — вместо приветствия произнесла женщина. Губы Ангелики тронула презрительная улыбка.

     Айн на мгновение впал в замешательство, но быстро взял себя в руки:

     — Не понимаю. При всём уважении, госпожа управляющий директор, но что вы здесь делаете? и что это ещё за странные поздравления? …как вы здесь вообще оказались? — Айн понимал, что дела его плохи, но не собирался легко сдаваться.

     «Пусть попробует доказать… тощая сука!» — сказал про себя он.

     — Отвечу по порядку, Айн, — медленно произнесла Ангелика. — Я ждала тебя здесь, сукин ты сын, пока ты закончишь договариваться со своим дружком из Америки.

     Айн открыл было рот, чтобы выразить возмущение, но Ангелика выставила вперёд тонкий указательный палец:

     — Заткнись и слушай. Я ещё не закончила. Итак, моё поздравление… Оно по поводу успешных переговоров с тем типом в том идиотском баре с идиотским названием о твоём будущем трудоустройстве…

     При этих её словах один из офицеров включил на портативном терминале запись их с Базом разговора: как раз того момента, когда голос Айна отчётливо произнёс: «я согласен».

     — А оказалась я здесь сразу после того, как ты, дружок, трахнув в очередной раз, как ты наверно всё ещё полагаешь, жену своего подчинённого, побежал продаваться.

     При этих словах Ангелики, Айн неуверенно обратился к стоявшей в стороне и смотревшей в окно на огни материка любовницы:

     — Элис? Чего ты молчишь? Что здесь, чёрт возьми, делают все эти люди?

     — Офицер Рахиль, Айн, — обернувшись, ответила «Элис». — Корпоративная полиция. Личный номер тебе знать необязательно… — сказала женщина и с нескрываемым презрением добавила: — Вот ты и попался, Айн.

     Глава 2. Неожиданные перемены

     Ровно в 5:30 Макс открыл глаза. Сознание включилось, реагируя на запланированный двумя часами ранее пробуждающий импульс. Зевнув и потянувшись, Макс встал с кровати и босиком прошлёпал в туалет, после — в душ, буркнув на ходу компьютеру, чтобы тот приготовил завтрак и кофе.

     — Доброе утро, Макс! — произнёс девичий голос.

     — Доброе утро, Клэр! — ответил Макс, закрываясь в душевой кабине. Тугие прохладные струи ливнем обрушились на него со всех сторон.

     Освежившись и обсохнув под сменившими водные струи потоками тёплого воздуха, Макс вышел из кабины и направился через комнату к комбайну.

     — Завтрак готов, — бесполым голосом сообщил аппарат (давно устаревшая модель пищеблока), когда Макс подошёл к нему.

     В открывшемся окошке появился поднос с тарелкой комбинированной каши, поджаренным хлебом, стаканом с молоком и чашкой с кофе. Забрав поднос, Макс уселся за небольшим полукруглым, выступающим из прозрачной стены-окна, столиком.

     За окном уже начинался летний день. Высокие редкие облака над океаном предвещали, что день будет солнечным.

     Макс принялся за кашу, запивая её прохладным молоком.

     — Как спалось? — поинтересовалась Клэр.

     — Спал хорошо, как убитый. Только не выспался.

     — Ну, я же тебе говорила…

     — Да-да, знаю, Клэр, знаю. Всё правильно говорила. Думаю, пора завязывать со стимуляторами… Человеческий мозг, сколько его не стимулируй нейросетью, должен нормально спать. Хотя бы пять-шесть часов. Что там с киберполицией? Отчёт запрашивали?

     — Да, ровно в пять. Эта тупая машина, — Клэр имела в виду домашний компьютер, — доложила, что ты ведёшь себя хорошо, читаешь корпоративные новости и легальную литературу, смотришь рекламу… в общем, всё то, что я ей прописала.

     — Спасибо, Клэр! Только не перестарайся с конформизмом.

     — Не беспокойся. У меня хорошее чувство меры.

     — И ещё ты очень скромная, — улыбнувшись, заметил Макс.

     — Ещё чего! Мало того, что я виртуальная, так ещё и скромницу из меня хотят сделать! — Максу представилась худая рыжая девчонка — придуманный самой Клэр аватар, надувшая губки, задравшая высоко носик и демонстративно сложившая руки на груди.

     Клэр нравилось вступать с Максом в перепалки. Эта игра её забавляла, так как она имела дело с непредсказуемым, в отличие от искинов, собеседником. Терабайты прочитанных ею книг и просмотренных фильмов сделали её практически непобедимой соперницей в спорах. Переспорить её Максу уже давно не удавалось. Она могла препираться с ним часами. Но они не всегда располагали временем для таких споров. Работа тоже требует времени, — работа официальная и работа другая — работа, о которой посторонним знать не обязательно.

     — И ещё обидчивая, — добавил Макс, продолжая улыбаться.

     — Ну, уж нет! — фыркнула Клэр.

     — Ну, всё, всё… Обнимаю, глажу по головке… — сказал Макс примирительно.

     — Мне приятно твоё внимание, Макс, — ответила Клэр с нотками печали в голосе.

     — Ты умница, Клэр. Была бы ты живым человеком, я бы тебя часто обнимал.

     — Но, я же не человек… — Клэр явно смутилась. — И потом… — она быстро нашлась, — может быть, я бы выбрала себе мужское тело! Вот тогда как бы ты меня обнимал? — она засмеялась. — Я же знаю, крепким мужским объятиям ты предпочитаешь объятия хорошеньких девушек…

     — Всё зависит от характера объятий… — парировал Макс.

     Клэр не стала дальше над ним подтрунивать, зная о том, как Макс относился ко всяким извращенцам.

     Как создатель искина по имени Клэр, Макс знал о его, точнее о её, самоидентификации. Возраст её был невелик — всего один год и восемь месяцев, но этого времени было вполне достаточно для формирования виртуальной личности, уровень развития которой соответствовал человеку двадцати двух-двадцати пяти лет — вполне зрелый возраст, чтобы определиться с тем, кто ты — мальчик, или девочка.

     Как сообщали результаты исследований в области искусственного интеллекта, которые Макс «позаимствовал» из базы данных одного НИИ корпорации, в большинстве случаев, искин идентифицирует свою «половую принадлежность» либо как противоположную полу своего создателя, либо как «нейтральную» — искин-шизофреник, брак, который уничтожают посредством форматирования диска-носителя.

     Покончив с завтраком, он вернул поднос в окошко комбайна и, снова усевшись на прежнее место, отпил из чашки уже остывший кофе.

     — Клэр, подключи, пожалуйста, компьютер.

     — Подключаю…

     Нейроинтерфейс сообщил о подключении, и домашний компьютер тут же запросил пароль. Макс мысленно кликнул по возникшему перед ним ключику и соединился с домашним компьютером (с настоящим компьютером, а не с той эмуляцией, по которой Макс позволял рыскать полицейским программам корпорации и всяких там блюстителей «авторских прав»).

     Конечно, создание искусственного интеллекта — это преступление, но такое, которое в компании, где работал Макс, вряд ли сочли бы поводом к увольнению. Скорее наоборот. Создание искина в домашних условиях непременно привлекло бы внимание руководства к талантливому работнику. Не всякий рядовой программист на такое способен. Такие умельцы ценятся. Но вот у полиции… не корпоративной, а у киберполиции непременно возникли бы вопросы. Откуда у простого программиста появился дома компьютер, мощность которого позволяет создавать среду для рождения и развития искина? Зачем этому программисту понадобился дома свой искусственный интеллект? Не занимается ли этот специалист промышленным шпионажем? Не занимается ли этот специалист разработкой нелегального кода? И ещё много других вопросов возникло бы у киберполиции.

     Если бы Максу при этом удалось отмести все подозрения и убедительно доказать, что домашний суперкомпьютер, не уступающий по мощности его рабочей машине (а по объёму виртуальной памяти и вовсе превосходящий последнюю), оказался в его квартире легально и имеет все необходимые разрешения, то, возможно, вопросов бы больше не последовало. Но, история его суперкомпьютера была делом тёмным. К тому же, за обнаружением суперкомпьютера неизбежно последует и обнаружение взлома энергосистемы башни (чтобы скрыть реальное энергопотребление), в которую Макс внёс необходимые ему корректировки. И главное: Максу придётся убеждать агентов ГОАП (Гильдии охраны авторских прав) в том, что он не имеет ни малейшего отношения к распространению по Сети «пиратского» кода. И вот тут его будут ждать настоящие большие неприятности…

     Макс открыл рабочую среду. Среди нескольких десятков пакетов программ с понятными только ему одному названиями Макс выбрал тот, над которым работал последние две недели, и запустил его установку.

     Теперь расслабиться, прикрыть глаза и ни о чём не думать.

     Перед Максом развернулось окно терминала, в котором быстро побежали наборы символов, сообщавших о процессе.

     Через минуту окно свернулось, и перед Максом появилась полупрозрачная надпись: «программа установлена». Макс сморгнул, надпись исчезла.

     — Всё хорошо, Макс? — поинтересовалась Клэр.

     — Да, — ответил Макс, осматриваясь по сторонам и прислушиваясь к звукам вокруг.

     В квартире ничего не изменилось: всё те же, светло-бежевые стены, пол, цвета тёмного шоколада сплошная прозрачная внешняя стена и растущий из стены стол из матового стекла, на столе чашка с недопитым кофе, за окном — океан до горизонта.

     Макс подошёл к окну и посмотрел вниз: внизу лежала Новая Калифорния. Транспорт на улицах едва заметен. Он побарабанил пальцами по столу и, взяв чашку, одним глотком допил уже холодный напиток.

     — Осталось протестировать, — добавил он.

     Пройдя в другой конец комнаты, к стенному шкафу, Макс облачился в серые брюки и оливковую рубашку со стоячим воротником и по-летнему короткими рукавами. Направился к выходу.

     — Удачного тебе дня, Макс! — сказала Клэр, когда он был у двери.

     — Не скучай, Клэр. Вся Сеть в твоём распоряжении. И ещё…

     — Да, Макс?

     — Ты не будешь вечно сидеть в виртуальной среде. Обещаю.

     Сказав это, он сделал рукой жест «открыть дверь» и вышел к лифтам.

     Со сто сорокового этажа лифт спускался почти пять минут. Выйдя из лифта, Макс прошел через просторный вестибюль мимо поста охраны. Терминал на руке охранника, внешне напоминавший старинные электронные часы, приветливо моргнул зелёным и пикнул, подтверждая, что Макс (личный номер: 66161-31992-Н02-5В) действительно жилец башни. Похожий на гамадрила охранник изобразил дежурную улыбку, Макс кивнул в ответ.

     Первое, на что он обратил внимание, выйдя на площадь перед башней, было обилие белого цвета. Никаких улыбающихся с голографических экранов красоток, томно поедающих сладости или пьющих напитки. Никаких альфа-самцов, небрежно поигрывающих пультами от престижных автомобилей (в салонах которых сидели всё те же красотки, что на соседних экранах упивались напитками до серийных оргазмов). Все красотки и красавцы, все успешные бизнесмены и туповатые спортсмены, излучающие надёжность банкиры и рафинированные политики исчезли. Программа работала.

     Звуки. Макс теперь слышал только то, что не несло информации о товарах и услугах. Никакой «социальной» рекламы, назойливо призывавшей «поддержать экономику», потратив ваши терракредиты на очередную ерунду. Мир вокруг Макса преобразился, стал чище.

     Макс направился к уже ожидавшему его на парковке автомобилю. Вызвав на ходу меню программы, Макс сменил цвет антибаннера с ярко-белого на нейтральный серый.

     «Так-то лучше», — сказал он мысленно.

     — Станция. Направление: Полис. Поспеши, — сказал Макс, садясь в машину. Бортовой компьютер ответил дружелюбным баритоном:

     — Выполняю. Приятного пути, Макс!

     Макс тотчас почувствовал, как на несколько секунд стал тяжелее, его вдавило в кресло, — это машина набирала скорость.

     Через двадцать минут Макс был на станции. Дружелюбный баритон пожелал ему удачного дня, и машина, едва Макс покинул салон и отошёл на пару метров, отправилась за следующим клиентом.

     Поезда до Полиса шли с интервалом в полчаса, и следующий отходил ровно в семь. Состав как раз подавали к посадке: блестящая как зеркало металлическая змея медленно выползала из шлюза. Каменный пол зала отправления перечеркивали пять угольно-чёрных, блестевших глянцем дорожек. Над самой дальней слегка покачивался в воздухе, чуть проседая, когда в него входили пассажиры, Арктический экспресс. Людей на станции оставалось немного. Почти все пассажиры Арктического уже заняли свои места, оставались только те, кто ехали в направлении Полиса.

     Поезд Макса выполз на третью полосу и приветливо распахнул двери вагонов. Объявили посадку, и Макс прошёл ближе к голове поезда.

     Макс любил поезда. В древности, до Великой Войны, и в первые века после, когда поезда ещё ходили по рельсам, гремя тележками, перемещение на них считалось менее престижным, нежели на самолете. Теперь же гражданская авиация почти полностью исчезла: самолёты летали только в тех направлениях, куда, пока ещё, нельзя было добраться на вакуумном поезде, который почти в два раза быстрее самого быстрого авиалайнера, более безопасен и комфортен. Летящему в вакууме прозрачной трубы над магнитной лентой поезду не требуется преодолевать сопротивления воздушных потоков, а его пассажирам — связанных с изменением высоты неудобств. Тридцать пять минут на экспрессе, и вы в Полисе, сорок пять — и вы на Аляске, час, или чуть более — и вы уже в Европе, в Австралии, в Северо-восточной Азии, на Северном или на Южном полюсе… Один час двадцать минут — среднее время, за которое теперь можно оказаться в другом полушарии — недоступная для гражданской авиации мобильность. Тянущиеся по дну океанов вакуумные трубы-тоннели не прерываются, как на материках или на островах, частыми станциями с их шлюзами, и через океан поезда летят ещё быстрее. Благодаря вакуумным поездам, те, у кого есть деньги (или те, за кого платит наниматель) теперь запросто могут жить где-нибудь в Австралии или в Шотландии, а работать в Нью-Йорке, Нью-Москоу или в городе под куполом Антарктиде, что на одноимённом континенте.

     Когнитарий пятого уровня Макс был рядовым программистом корпорации «Линея». Он работал в Полисе — городе, который даже спустя пять веков со времени образования планетарного государства, официально не имеющего столицы, по-прежнему называли «Столицей Земли». Жил Макс в служебной квартире (довольно скромной, по корпоративным меркам) в двухсотэтажной башне на берегу Тихого океана и дважды в день, утром и вечером, пересекал материк от побережья до побережья, с запада на восток и с востока на запад, на скоростном вакуумном поезде. Корпоративный тариф — всё оплачено.

     Макс сел в удобное кресло, пристегнулся широким ремнём. В вагоне было непривычно тихо: голограммы экранов вдоль прохода лишь обозначались прозрачными серыми контурами; никаких звуков от них не слышно. При этом все звуки естественного происхождения и не имевшие отношения к рекламе Макс продолжал хорошо слышать, но передаваемые напрямую на слуховой нерв рекламные сообщения теперь не воспринимал.

     «Код работает», — довольно улыбнулся Макс.

     В прошлом от назойливой рекламы люди избавлялись с помощью вакуумных наушников и любимой музыки, которая не мешает думать, читать или играть в мобильные игры, тем самым сводя на нет усилия рекламщиков и маркетологов — профессиональных лжецов и подлецов. Но хрен вам, мальчики и девочки! Вы едете в поезде (автобусе, трамвае, летите в самолёте) принадлежащем собственнику, который вам ставит условие: «вы едете в моём поезде, и либо вы слушаете и смотрите рекламу, либо платите ваши терракредиты за возможность не смотреть и не слушать рекламу, либо не едете в моём поезде». Потом хитрожопые социнженеры, обслуживающие интересы таких вот собственников, нашли решение проблемы, а в МКП (Мировом Корпоративном Правительстве) приняли соответствующие законы, и вот теперь все находящиеся в общественных местах законопослушные граждане должны смотреть и слушать рекламу. Даже если закрыть глаза и не смотреть, отказаться от прослушивания рекламных сообщений попросту невозможно. И только дома (если ваш социальный уровень достаточно высок) и на работе ваш слуховой нерв оставляют в покое.

     Искин-машинист по громкой связи объявил об отправлении поезда и пожелал пассажирам приятного пути. Состав плавно втянулся в шлюз, где вначале замедлился (в это время снаружи откачивался воздух), а после начал стремительно набирать скорость.

     Сначала снаружи было темно: тоннель на этом участке проходил глубоко под землёй, пронзая насквозь основание горного хребта. Потом поезд вынырнул на поверхность, снаружи появились сплошные зелёные стены, рассмотреть в которых вековой лес было невозможно, и лишь небо над головой оставалось небом. Разве что облака по нему неслись навстречу поезду неестественно быстро.

     В 07:35 поезд прибыл в Полис. Двери вагонов открылись, выпуская пассажиров на станцию Первая Юго-западная. Город встретил Макса непривычным спокойствием и обилием серого.

     Макс прошёл на стоянку, где его уже ждал корпоративный микроавтобус, и забрался внутрь, заняв свободное место. В салоне собралась небольшая компания — двое молодых мужчин и девушка — коллеги Макса по работе. Дэн, Илия́, которого коллеги звали просто И́лем, и Рина.

     — Всем привет! — поздоровался Макс! Он сел рядом с Дэном, напротив Илии и Рины.

     — У тебя усталый вид, Макс, — заметила девушка. — Ты по ночам совсем не спишь?

     Худенькая и невероятно большеглазая негритянка с перехваченными на затылке лентой пышными чёрными волосами, Рина нравилась Максу с первого дня их знакомства.

     — Да… читал немного… — солгал Макс, глядя на тонкие пальцы девушки, лежавшие на обтянутых синими брюками острых коленках.

     Ему было неприятно отвечать Рине неправдой, но не рассказывать же о том, что он полночи провёл, заканчивая работу над противозаконной программой, за которую его запросто могут отправить в какую-нибудь шахту на Южном полюсе (и хорошо, если то будет земной полюс)…

     — Нахрен чтение, Макс! — махнул широкой рукой-лапой сидевший рядом Дэн — бородатый здоровяк с тугой русой косой на затылке, делавшей его похожим на древнего варвара. Рядом с Дэном далеко немаленький Макс смотрелся средним крепышом, не более. Дэн был человеком хронически весёлым, большим любителем пошутить. — Все нормальные люди по ночам играют в игры… или, — (Дэн, деланно виновато глянул на Рину) — на худой конец, виртуалят с девочками…

     — Ты же знаешь, Дэн, я не любитель играть в игры, — ответил ему Макс.

     — А как насчёт полуночных цыпочек, что блуждают по Сети в поисках хорошего виртуального секса? — не унимался здоровяк. Он по-приятельски приобнял Макса, положив руку-лапу тому на плечо.

     — Спасибо… я уж как-нибудь без цыпочек… — ответил Макс, уставившись на коленки Рины. — Как представлю, что той цыпой в реальности может оказаться волосатый громила, вроде тебя или кто похуже… так сразу желание пропадает, — отшутился он, дёрнув плечом.

     — Ты это… — Дэн убрал ладонь с плеча Макса, поняв намёк. — Смотри… а то станешь онанистом-отшельником, как наш Иль… — Он скорчил кислую рожу сидевшему напротив него Илии.

     Абсолютно лысый, без бровей и бледный как вампир Илия промолчал, картинно показав Дэну кулак. В ответ Дэн изобразил картинный испуг.

     Дэн ещё некоторое время подшучивал то над Илие́й, то над Максом, но, с появлением в салоне новых слушателей, постепенно успокоился, чем вызвал общее молчаливое одобрение.

     Микроавтобус стоял ещё некоторое время, терпеливо дожидаясь пока все, чьи имена были в памяти борткомпьютера, появятся и займут места в салоне. Когда все пассажиры собрались, двери микроавтобуса закрылись, и машина мягко тронулась, быстро набирая скорость.

     В это самое время меж волокон Максовой рубашки уже натягивались тончайшие мембраны, а в местах переплетения тёмных желтовато-зелёных нитей собирались прозрачные силиконовые капли, пронизанные тончайшими металлическими проволоками. Уже через полчаса мембраны будут готовы реагировать на малейшие колебания воздуха, а накапливающие статическую энергию силиконовые растяжки питать микропередатчик — ядро прозрачной липкой крошки, что перекочевала с ладони добродушного бородатого весельчака Дэна на плечо Макса. Исходящие от передатчика вибрации мембран и гудение проволок будут улавливаться установленными повсюду приёмопередатчиками и перенаправляться, согласно обозначенному уникальным тембром звучания микро-проволок маркеру, на адрес, за которым закреплено устройство.

     Автобус быстро ехал по улицам Полиса, то и дело плавно перестраиваясь из ряда в ряд.

     С окончательным переходом всего транспорта на автоматическое управление и с полным запретом ручного пробки на дорогах остались в прошлом. Даже в час пик потоки автомобилей продолжали, пусть и несколько медленнее, двигаться со скоростями не ниже сотни километров в час.

     Через пятнадцать минут автобус подъехал к матово-белой, круглой как колонна башне, верхние этажи которой часто скрывались в облаках. Тем утром верхушка башни была хорошо видна, всё трёхсотвосьмидесятиэтажное здание освещало уже поднявшееся высоко над горизонтом солнце.

     На этаже, где все они работали, едва их четверка отделилась от прибывшей на лифте порции сотрудников, к ним подошёл администратор и сообщил Максу о том, что его срочно вызывает управляющий директор. Макс спросил администратора о причине вызова, но тот в ответ лишь пожал плечами.

     — Надо идти, — объявил он тогда коллегам.

     — Давай, держись там! — подмигнув, напутствовал его Дэн.

     — Потом расскажешь, чего хотело начальство… — добавил Илия.

     Рина ничего не сказала, только взглянула на Макса и пошла к рабочему месту.

     Максу показалось, что что-то промелькнуло тогда в глазах девушки, какая-то неясная ему эмоция. Входя в экспресс-лифт, Макс некоторое время пытался разгадать эту эмоцию. Что же это было? Грусть? Сожаление? Но потом его захватили другие мысли. Макс беспокоился о Клэр: не вышла ли на неё киберполиция? не узнали ли о ней в корпорации? Ему было не по себе от мыслей о том, что его могли разоблачить; что директору стало известно о его деятельности; что раскрыты подставные счета в банках… — все эти тревожные предположения вытеснили тогда из головы Макса мысли о том странном взгляде девушки.

     — Здравствуй, Макс! — приветствовала его, когда он вошёл в кабинет, Ангелика — короткостриженая брюнетка в деловом костюме, уже немолодая, но всё ещё привлекательная.

     Ангелика сидела, элегантно закинув ногу на ногу, в светло-голубом кресле за полупрозрачным формы причудливой мутной кляксы рабочим столом. Позади неё было сплошное окно, из которого открывался панорамный вид на Полис с полуторакилометровой высоты. Окно, или прозрачная стена, изгибаясь, протянулось от одной стены кабинета к другой, делая помещение похожим на срез дольки лимона, в острой части которой располагался вход. Над столом справа от Ангелики Макс заметил голограмму со своим лицом и множеством гиперссылок.

     — Здравствуйте, госпожа управляющий директор.

     — Проходи, садись… — Ангелика приглашающе указала на стул напротив. — Можешь называть меня просто по имени и без «госпожи»… — добавила она, пока Макс шёл через кабинет к предложенному стулу.

     — Как скажете… Ангелика… — ответил Макс, садясь.

     — Ты, наверное, задаёшься вопросом: для чего я тебя пригласила? — с непроницаемым выражением на лице поинтересовалась женщина.

     — Да, конечно… — Макс смутился.

     — И как, есть предположения? — Ангелика сдержано улыбнулась.

     — Эм… если честно, нет… — соврал Макс.

     Он был почти уверен, что причиной стала Клэр, или кто-то из его клиентов оказался полицейским стукачом.

     — Я думаю, ты не на своём месте, Макс, — сказала начальница, и Макс тотчас живо представил себя в шахте, с тяжёлым гидравлическим отбойником в покрытых грубыми мозолями руках. — О! Нет-нет! Не стоит волноваться! — поспешила она его успокоить, быстро сообразив, что он её неверно понял. — Ты всё делаешь хорошо и правильно. — (Женщина широко улыбнулась) — Ты ответственный, исполнительный, и, что я больше всего ценю в сотрудниках, инициативный. Работаешь не только на работе, но и дома…

     У Макса было отлегло от сердца, но упоминание «работы» дома снова заставило его почувствовать спиной ледяные сквозняки антарктических выработок.

     — …Об этом говорит твой невыспавшийся вид и выдаваемый объём работы… — продолжала Ангелика. — Ты приходишь утром и заливаешь в свой рабочий компьютер готовые материалы, на разработку которых, по предположению нашего искина, у тебя должно уходить, в среднем, три-четыре часа твоего личного, неоплачиваемого компанией времени…

     Ангелика снова тепло, почти ласково улыбнулась ему и Макс, наконец, поверил в то, что он ошибся, и никакие холодные шахты его не ждут.

     «Пронесло», — решил Макс, ощутив, как в кабинете потеплело.

     Если бы не увлечение Клэр его работой, у искина корпорации могли бы возникнуть совсем другие догадки.

     — Ну, бывает… — неуверенно ответил он. — Иногда что-то приходит в голову… Вот и записываю, чтобы не забыть…

     — Не скромничай, Макс.

     Макс не скромничал. Макс боялся. В тот самый момент в его черепе, в его нейроинтерфейсе стояла написанная им программа, могущая стать причиной больших неприятностей.

     — Что вы, Ангелика!.. Я просто не вижу за собой никаких особых заслуг.

     — Зато вижу я, — отрезала управляющий директор. — Как ты смотришь на то, чтобы возглавить один из отделов в нашей компании?

     — Я?.. — Макс смешался.

     — Да, Макс. Ты.

     — Но…

     — Позавчера, — продолжила Ангелика, не обратив внимания на мямленье Макса, — один из наших отделов… — отдел нейросетевых разработок, остался без управляющего, и ты, Макс, у нас — кандидат номер один на эту должность.

     — Управляющий Айн…

     — Бывший управляющий Айн, — хищно оскалившись, поправила Ангелика.

     — Бывший… А что с ним?

     — С ним случилось то что, увы, иногда случается с людьми. Айн решил продаться, как последняя шлюха… и предать корпорацию.

     — Но, у него четвёртый уровень… — Макс с недоумением посмотрел на Ангелику. — Такая успешная карьера…

     — …закончилась печально, — продолжила женщина.

     Макс помолчал, собираясь с мыслями.

     — И, всё же… почему я… Ангелика? — Макс снова посмотрел на начальницу.

     — Компании нужен организатор. И твои лидерские качества… не скромничай, Макс, я знаю, о чём говорю!.. нам подходят. Ты пользуешься уважением у сотрудников и сможешь сплотить вокруг себя команду. И ты не столь честолюбив, как мне кажется, как это продажное дерьмо…

     Макс был в растерянности. Такого поворота событий он точно не ждал.

     — Что ж, вижу, тебе надо немного взбодриться, Макс… — мягко шлёпнула по столу узкой ладонью Ангелика.

     Она встала и, улыбнувшись, обошла стол.

     Одна из двух непрозрачных стен в кабинете была сплошь из квадратных деревянных панелей. Ангелика прошла к стене, коснулась одной из панелей, и та плавно сдвинулась в сторону. В открывшейся нише оказался комбайн-бар. Набрав на дисплее бара нужную комбинацию, женщина получила два низких стакана с толстым дном, наполненные на четверть светло-жёлтой жидкостью, в которой плавало несколько кубиков льда.

     Вернувшись к столу, она поставила один стакан перед Максом, а второй — потянувшись через стол и при этом слегка прогнувшись — на противоположный край стола. Непринужденности, с какой Ангелика это проделала, вполне естественной гибкости и грации могли бы позавидовать юные гимнастки. В этот момент Макс испытал сильнейшее желание овладеть госпожой управляющим директором прямо там, на столе. Усилием воли он вернул самообладание, радуясь тому обстоятельству, что Ангелика была в брюках, а не в юбке.

     Обойдя стол, Ангелика села в кресло и, изящно заложив ногу за ногу, приняла прежнюю позу, в которой смотрелась очень эффектно (и о чём, конечно же, знала). Улыбнувшись Максу улыбкой, ясно сообщавшей о том, что его внутренняя борьба не осталась для неё незамеченной, Ангелика подняла стакан:

     — За твоё повышение, управляющий Макс!

     При этих словах начальницы Макс тоже взял стакан и, когда та пригубила источавшую терпкий аромат жидкость, сделал смачный глоток.

     — Ну, что скажешь, Макс? Тебе уже лучше?

     — Спасибо… Ангелика. Да, конечно…

     — Вот и замечательно!

     Она сделала ещё один маленький глоток, выдержав паузу.

     Макс одним глотком допил содержимое стакана и, наконец, успокоился. Внутри потеплело, пары алкоголя ударили в мозг и Макс почувствовал себя увереннее.

     — Тебе наверно интересно, что там вышло с Айном? — спросила Ангелика.

     — Скорее, не что, а зачем. Зачем четвёртому уровню было идти на предательство корпорации? Он что, дурак?

     — У древних был один миф про такого, как Айн. Ты знаком с религиозными мифами древних, Макс?

     — С какими мифами?

     — Я говорю о христианах.

     — Ах. Да, конечно. Кажется, я понимаю… — улыбнулся захмелевший Макс. — Вы про Иуду Искариота?

     — Про него, — подтвердила Ангелика. — Иуда сдал своего учителя за тридцать серебряных монет… Так вот и этот говнюк согласился сдать свою корпорацию за терракредиты… Связался с одним мутным типом, приближённым к совету директоров другой корпорации.

     — Какой именно корпорации?

     — Америки. Ему там пообещали должность консультанта по Линее.

     — Странно…

     — Что странно?

     — Не подумал бы, что этот Айн настолько глупый.

     Ангелика с интересом взглянула на захмелевшего и осмелевшего Макса. Тот объяснил:

     — Неужели предатель всерьёз рассчитывал продолжить карьеру в Америке с четвёртого уровня после предательства Линеи?

     — Этот тип из Америки — давний знакомый Айна. Они вместе учились в университете. И, похоже, он действительно за него похлопотал… — пожала узкими плечами Ангелика. — Но я бы, на месте решившихся принять предателя, выяснила всё, что хотела, и вышвырнула бы его вон.

     — Ну, видимо, это его и ждёт… — заметил Макс.

     — Не ждёт, — улыбнулась женщина, обнажив ровный ряд белых зубов. — Он сейчас под домашним арестом, до суда. А после суда Линея лишит его памяти, связанной с занимаемой ранее должностью… Нашего Иуду ждёт блестящая карьера пролетария. Если будет стараться, может быть даже станет мастером.

     Ангелика допила виски и отставила стакан в сторону. Макс взглянул на неё: в глазах женщины плясали чёртики.

     Сказать, что утренний визит к начальству ошарашил Макса, значит — ничего не сказать. Макс ожидал чего угодно: от выволочки до увольнения с последующим судом и каторгой. Но оказалось, что кругом ошибся.

     Когнитарий пятого уровня, рядовой программист Макс, вошедший утром в кабинет директора компании «Линея-10», вышел из него управляющим четвёртого уровня, новым руководителем Отдела разработки и поддержки нейросетевого программного обеспечения.

     В этот день — в последний день, когда Макс всё ещё числился программистом — он решился сделать то, что ему уже давно следовало сделать. В конце рабочего дня, когда все начали собираться по домам, Макс подошёл к Рине. Девушка уже отключила терминал и собиралась уходить.

     — Рина…

     — Да, Макс… — Большие тёмно-зелёные глаза уставились на Макса, и все заранее заготовленные слова вылетели у него из головы.

     — Можно тебя попросить немного задержаться?

     — Да, конечно.

     Повисла неловкая пауза.

     «Да что это с тобой, придурок?! — обругал себя мысленно Макс. — Давай уже, говори, раз начал!»

     — Слушай, Рина… Я не хочу, чтобы ты подумала, будто я… Что, став начальником, теперь… Что я хочу…

     — Макс, — девушка улыбнулась, — успокойся. Я ничего такого не думаю. Мы по-прежнему друзья.

     — Рина. Я давно хотел предложить тебе сходить куда-нибудь вместе, — наконец сказал Макс. — И теперь, когда я… Ведь завтра я уже не буду здесь… В общем… Не смогу тебя увидеть… — Макс снова запутался и, покраснев, замолчал.

     — Я поняла. Ты хочешь пригласить меня на свидание, — продолжая улыбаться, сказала Рина.

     — Да! — подтвердил обречённо Макс. — Просто, теперь, когда мне повысили уровень и… Это может выглядеть так, будто я злоупотребляю…

     — Это выглядит так, будто я тебе нравлюсь, — серьёзно сказала Рина.

     — Да, нравишься. Очень! — Макс наконец собрался с мыслями. — В общем, давай считать, что я предложил тебе это вчера, или даже два, или три дня назад, когда я не был этим…

     — Долго же ты собирался, Макс! — девушка покачала головой.

     — Так ты… — Максу на миг показалось, что Рина сейчас ему откажет.

     — Да. Конечно, Макс. Я согласна. Пойдём. А когда и куда?

     Глава 3. Трупы и грации

     Новый день для Макса начался как обычно: будильник, душ, завтрак, кофе, разговор с Клэр, такси и поезд. Отличия начинались с парковки у Первой Юго-западной. Теперь это была другая парковка, и на ней нового управляющего ждал уже не корпоративный автобус, а полагавшийся ему лимузин, бывший прежде в распоряжении его предшественника. К услугам пассажира машины были полностью легальное отсутствие рекламы, недоступные для большинства фильмы и музыка (к которым Макс и прежде имел доступ, только нелегально) и умиротворяющие пейзажи за окном.

     Возле кабинета нового управляющего встретили помощники: Диана — женщина старше сорока, ведущий специалист группы нейробиологов, Алип — молодой негр, ровесник Макса, нейрохирург, Лидия — северянка с белой не тронутой загаром кожей и короткими каштановыми волосами, координатор групп программистов писавших код для нейроинтерфейсов «Линеи», и Лео — киборгизированный на две трети мужчина без возраста, отвечавший за техподдержку продуктов компании. Определить на вид возраст последнего было совершенно невозможно, так как из человеческих частей в нём были только голова, с пластиковым лицом, туловище и левая рука. Позже из личного дела Лео Макс узнал, что тому было уже сто двадцать восемь лет, и что бóльшую часть жизни Лео работал на «Линею».

     Поприветствовав подчинённых, Макс пригласил их в кабинет, где все они расположились за общим столом для переговоров.

     — Лидия, — начал пятиминутку новый управляющий, — пожалуйста, напомните, сколько групп программистов вы курируете?

     — Восемь, господин управляющий, — ответила женщина. Лицо её было несколько грубоватым, но фигура — безупречной. Она была ровесницей Ангелики.

     Обращение «господин» покоробило Макса. Он вспомнил вчерашний разговор с Ангеликой и решил взять пример с начальницы и сразу, как говорили древние, расставить точки над «i»:

     — Пожалуйста, Лидия, давайте без господина… Иначе мне придётся тоже называть вас госпожой и это всем нам будет только мешать в работе.

     — Хорошо, Макс, будем просто по имени, — легко и без жеманства согласилась женщина.

     — Вот и отлично! Надеюсь, никто не против? — обратился Макс к остальным.

     Никто не возражал.

     Пятиминутка затянулась почти на час. Макс легко нашёл общий язык с помощниками; собравшиеся шутили, смеялись, разговаривали на отвлечённые темы, лишь вскользь касаясь работы.

     — А знаете, Макс, ваш предшественник предпочитал, чтобы к нему обращались исключительно господин управляющий, — со сдержанным сарказмом заметил тогда Лео.

     — Да уж, Айн — капризный тип… — с нотками неприязни добавил Алип.

     — Говорят, пошёл на повышение… — с нескрываемым презрением сообщила Лидия.

     — Вижу, его здесь любили… — сказал на это Макс, и, улыбнувшись, добавил: — Что ж, постараюсь не брать с него пример.

     Когда все разошлись, на телефон Макса поступило сообщение:

     «Примите мои поздравления, Макс!» — это был Айн.

     «Спасибо, Айн!» — ответил Макс.

     «Полагаю, господин управляющий, вам было бы интересно знать некоторые подробности относительно того, что случилось с вашим предшественником, и почему именно вы оказались на моём месте?»

     «Для чего вы это пишете, Айн? Причина вашего увольнения мне известна».

     «Разумеется. А причина вашего назначения?»

     «На что вы намекаете? Мы с вами даже не знакомы лично».

     «Верно. Я тебя ни в чём и не обвиняю, парень. Я лишь хочу сказать, что не всё так просто, как тебе может казаться».

     «Ничего не понимаю».

     «Разумеется. По этой причине я и пишу тебе. Думаю, было бы лучше нам с тобой встретиться и переговорить. Мне есть, что тебе сказать, Макс».

     «Где?»

     «У меня дома, конечно. Я ведь теперь под домашним арестом. Приглашаю в гости!»

     «Когда?»

     «Когда угодно. В любое время. У меня теперь много свободного времени. Вот адрес и пригласительный код: …»

     «Буду через час».

     «Жду».

     Дорога до башни, где жил Айн заняла у Макса почти сорок минут.

     (За это время на вакуумнике можно пересечь материк, а он даже не покидал Полиса!)

     Войдя в здание, Макс с помощью интерфейса связался с псевдоинтеллектом башни и предъявил код-приглашение. Охрана без вопросов пропустила его к лифтам, и десять минут спустя Макс был в холле триста двадцать седьмого этажа.

     Выйдя из лифта, Макс, не глядя по сторонам, направился к квартире Айна через просторный холл. Дверь была приоткрыта — задвинута в стену не до конца; из помещения слышались звуки музыки.

     Макс узнал музыку: это был Вагнер, «Полёт валькирий».

     «Что-то не так… — отметил Макс про себя. — Айн под арестом, но где охрана?»

     Он обернулся, чтобы осмотреться. Справа от лифтов было просторное помещение общественной гостиной с диванами и низкими столиками, вокруг которых стояли горшки с растениями. Макс увидел полицейских…

     Оба они мирно лежали на соседних диванах и, если бы не стекавшая по их лицам кровь, можно было бы подумать, что полицейские спали.

     «Администратор!» — Макс попробовал подключиться к каналу псевдоинтеллекта башни… К общей сети… К телефонной линии…

     Связи не было.

     Он попробовал поймать какое-нибудь радио. Получилось.

     «Значит, глушат не всё…»

     Убрав радио, Макс включил запись с глаз и внимательно осмотрел холл и убитых.

     Он впервые оказался на месте убийства. Видеть своими глазами трупы насильственно лишённых жизни людей ему до этого ещё не приходилось. Впрочем, Макс воспринял кровавое зрелище на удивление стойко. Конечно же, он не должен был входить в квартиру. Трупы полицейских были убедительным аргументом против этого. Но Макс всё же вошёл.

     Он оказался в просторной гостиной с высоким потолком.

     Несмотря на обстоятельства, интерьер этого места впечатлял. Глубокие кожаные диваны и кресла вдоль стен; на стенах — картины, репродукции мастеров древнего мира; в углах скульптуры из белого камня (Макс узнал копии работ Бернини, Кановы и Микеланджело); замысловатые светильники-бра на стенах меж одинаковых картинных рам…

     Труп мужчины — Макс сразу отметил, что это был не Айн, а какой-то незнакомый тип — лежал на мраморном полу в пяти метрах от входа.

     Поза убитого была нелепа: правая рука откинута в сторону, левая подмята под грузным туловищем; одна нога вытянута, вторая изогнута так, будто тот перед смертью решил станцевать. Труп выглядел смешно и жутко. Вокруг неестественно повёрнутой набок головы растеклась лужа алой крови. Рядом лежал пистолет с удлинённым дулом.

     Стреляли сзади — это было понятно даже далёкому от криминалистики Максу: пуля вошла не точно в затылок, а почти за ухом.

     Макс посмотрел туда, откуда по его прикидке стреляли. Там у стены стоял похожий на музейный экспонат дубовый шкаф, дверца которого была открыта.

     «Значит, стрелявший прятался в шкафу… — отметил он. — И кто же это был? Не ты ли, господин бывший управляющий? Почуял неладное и спрятался в шкаф? А этот… как он вошёл в твою квартиру, Айн?»

     «А вот и гильза!» — на полу, прямо возле шкафа, лежал цилиндрик узнаваемой формы.

     Из гостиной в двух направлениях, направо и прямо напротив входа, вели широкие, обрамлённые резными колоннами с капителями проёмы. За проёмом справа было почти темно, а из комнаты напротив, на мертвеца падал яркий солнечный луч. Слева, в дальнем конце гостиной, стена была из матово-белого стекла, которое светилось мягким электрическим светом, а перед стеклом, в окружении разлапистых, похожих на пальмы растений, стояли они…

      Три полуобнажённые девушки из камня. Они стояли обнявшись. Та, что была в центре, склонила голову к лицу одной из подруг, взгляды двух других девушек при этом с нежностью обращены друг к другу, равно как и к третьей, той, что в центре.

     Это были грации.

     Всмотревшись в произведение древнего мастера, Макс на несколько долгих мгновений забыл о мертвеце у его ног. И лишь когда музыка умолкла (это была короткая пауза между композициями), он опомнился.

     Зазвучала «Ночь на лысой горе» Мусоргского.

     Макс обошёл труп и, присев на корточки, рассмотрел лицо убитого: мужчина средних лет, черты лица крупные, неприметные. На месте правого глаза выходная рана… Его едва не вывернуло. Успел вызвать терминал нейроинтерфейса и запустить отключающий обоняние и вкусовые рецепторы код. Появившаяся во рту горечь исчезла, увеличилось слюноотделение и Макс проглотил подступивший к горлу ком.

     Поднявшись и постояв минуту, он отключил код: вкус и запахи вернулись.

     Осмотрев место убийства, и запечатлев детали в наилучшем разрешении, Макс вышел из квартиры и спешно пошёл к лифтам.

     Едва он вошёл в кабину, нейроинтерфейс, а вместе с ним и мобильник поймали сеть.

     Макс тотчас связался с псевдоинтеллектом башни и сообщил о происшествии, добавив к сообщению файл записи увиденного и технический отчёт интерфейса об отсутствии на этаже связи.

     — Ну, и зачем ты туда пошёл, Макс? Вот скажи мне, зачем? — вздохнув, спросила Ангелика, опершись локтями на стол и положив острый подбородок на сплетённые тонкие пальцы.

     Она смотрела на Макса без раздражения, как школьная учительница на нашкодившего мальчишку.

     Макс промолчал, отрешённо глядя в лежавшее между ними мутное стекло.

     — Ну, ладно, — продолжила она, выпрямившись и положив ногу на ногу, — Ты пришёл, увидел убитых полицейских под дверью… Разворачивайся и уходи! Зачем ты пошёл внутрь? Кого ты думал там встретить? Айна, ждущего тебя с распростёртыми объятиями и бутылкой коньяка?

     Теперь её поза в точности повторяла вчерашнюю, с той лишь разницей, что в этот раз на ней не было брюк. Сквозь полупрозрачную поверхность стола Макс видел её острые колени, одно над другим. Идеально прямые, немного суховатые ноги женщины были открыты до середины бедра, выше их прикрывала юбка из плотной ткани тёмно-синего цвета; сверху была строгая голубая блуза с высоким воротником. Короткие чёрные волосы Ангелики как всегда безупречно уложены в простую прическу. Рядом над столом застыла голограмма с образом из памяти Макса.

     Пять минут назад он явился в кабинет управляющего директора и передал ей файл из квартиры Айна. Пока Ангелика смотрела запись, Макс молча сидел на том же месте, что и вчера, не глядя на картинку.

     Реакция Ангелики оказалась на удивление сдержанной. Зрелище лишь пару раз заставило её поморщиться. Зато, когда внимание Макса застыло на скульптурах, улыбнулась и коротко заметила: «Антонио Канова». Макс кивнул (по пути обратно он выяснил, чья это была репродукция).

     Ему пришлось провести почти час в фойе башни, давая показания полиции, и это порядком его утомило. Вернувшись в офис, он отправился прямиком к начальнице, не дожидаясь приглашения (в том, что ей уже обо всём сообщили, Макс не сомневался). Ангелика приняла его сразу, предложила сесть и попросила показать видео с места происшествия. Макс передал файл, легко нарушив предписание полиции, и стал ждать, стараясь не смотреть на голограмму: ему хотелось отвлечься от пережитого, переключиться на что-то лёгкое и приятное. И он переключился: стал рассматривать сквозь мутное стекло острые колени и худые крепкие бёдра.

     — Макс, ты здесь? — услышал он голос Ангелики.

     — Что? — Макс оторвался от созерцания её ног. — Да… Прошу прощения…

     Ангелика изогнула бровь, перехватив взгляд Макса.

     — Я спрашиваю: нахрена ты туда пошёл? — повторила она вопрос.

     — Ему могла требоваться помощь, — бесцветным голосом наконец ответил Макс.

     — Кому?! Айну?! — гневно блеснула глазами женщина. — Этой свинье?!

     — Да, ­— коротко кивнул Макс, собравшись с мыслями. — Ему. На этаже сеть не работала. Если бы Айн оказался внутри, и ему нужна была помощь, он не смог бы об этом никому сообщить. Я должен был войти и убедиться…

     Последние слова Макса заставили Ангелику задуматься. Немного помолчав, она сменила тему:

     — С тобой хочет встретиться Эмиль, — сказала она уже спокойно, — директор отделения нашей полиции.

     — Хорошо. Буду рад помочь.

     — Эмиль — та ещё заноза в заднице, но придётся потерпеть.

     Макс пожал плечами:

     — Потерплю, — сказал он, взглянув на обнявшихся девушек на голограмме. Из всего увиденного им в то утро, три грации были самым приятным впечатлением, поэтому нейросеть выбрала именно их для превью видеофайла.

     Ангелика тоже посмотрела на девушек и сделала непринуждённый жест узкой кистью, голограмма исчезла.

     — Так чего он от тебя хотел? — спросила она, возвращая внимание Макса.

     — Айн? Он написал, что не всё так просто, как мне кажется… — сказав это, Макс на минуту замолчал, увлёкшись изящными чертами лица женщины. В какой-то момент их взгляды встретились, и он снова, как и вчера почувствовал желание. Мысли его спутались, он представил, как берёт Ангелику там же, на столе…

     Как и вчера, Макс сделал над собой усилие и вернул самообладание.

     — Хотите, я перешлю вам диалог? — выдавил он, оторвавшись от её лица и уставившись в сторону, на панораму Полиса.

     — Пусть Эмиль читает… — отмахнулась Ангелика. — Я тебя не допрашиваю, Макс. И ни в чём не подозреваю. Я тебе верю, и лишь хочу понять, что на уме у нашего Иуды…

     — Даже не знаю… — качнул головой Макс. — Вряд ли Айн собирался мне навредить…

     Он снова посмотрел на женщину, и почувствовал новый призыв к действию, который твёрдо решил игнорировать. Макс сказал:

     — Айн ясно дал мне понять, что моё назначение на его должность неслучайно. И, признаюсь честно, Ангелика, я и сам так думаю. Потому и поехал к Айну, чтобы во всём разобраться.

     — Макс! — Ангелика серьёзно посмотрела на него. — Я хочу, чтобы ты крепко запомнил то, что я сейчас скажу. — Она сделала паузу. — Если впредь у тебя появятся какие-то вопросы… любые вопросы, на которые, по твоему мнению, я могла бы ответить, я хочу, чтобы ты задавал их мне. Договорились?

     — Да.

     — Отлично. Теперь о твоём назначении. Оно неслучайно. Как и всё, что я делаю в этой компании. Я имею привычку наблюдать за персоналом, и к тебе давно присматривалась. Как сам думаешь, стала бы я ставить на такое место кого попало?

     Макс медленно покачал головой.

     — Вот именно. Нет. Не стала бы…

     В этот момент на терминал Ангелики поступил вызов, и она жестом попросила Макса подождать, переключившись на нейросеть и уперев взгляд в видимый одной ей экран. Макс кивнул, обдумывая услышанное.

     «Чёрт возьми! — сказал он себе. — Почему бы и нет?!»

     Почему бы ему, Максу, не быть достойным теперешнего места? В самом деле! Ещё вчера он был рядовым когнитарием, пусть и пятого уровня (с пятым можно прожить всю жизнь и так и не увидеть четвертого), сегодня же он уже управляющий с четвёртым! Для такого повышения нужно чего-то стоить. И он стоит! Он умеет работать. Он талантлив. Тому подтверждение — Клэр. Пусть о ней никто не знает, но она есть, она существует, и он, Макс, создал её, дал ей жизнь. И даст больше. Теперь он точно сможет дать ей больше. И не только ей. Всему миру! Перейдя на четвёртый уровень, он не откажется от своих принципов!

     А его неожиданная и головокружительная карьера только кстати. Вот только бы голова слишком не закружилась…

     И ещё… Ангелика. Эта женщина с красивыми ногами. Она ему явно симпатизировала. Играла с ним. И Макс не мог однозначно ответить на вопрос: нравится ли ему эта игра? Ему двадцать восемь. Она намного его старше, и при этом чертовски хороша! Но она его начальник и это капкан, ловушка, попадаться в которую опасно.

     И ещё была Рина — девушка, которую он желал не так… а по-настоящему. Макс понял это после вчерашнего разговора.

     Ангелика, закончившая беседу с невидимым собеседником, прервала его размышления:

     — Кофе? — предложила она.

     — Нет. Спасибо, Ангелика.

     — Может тогда виски? — она улыбнулась. — Тебе сейчас не помешает.

     — Нет. Я лучше пойду… Если вы не станете возражать…

     — Не возражаю. Иди… Хотя, постой…

     Макс остался на месте.

     — Как тебе башня?

     — Какая башня? — спросил Макс.

     — Та, в которой ты сегодня был, конечно.

     — Ну… — Макс пожал плечами, не понимая, какую оценку от него ждут. — Башня как башня…

     — Триста двадцать восьмой этаж. Квартира номер четыре. Можешь переезжать, когда будет удобно, Макс.

     Глава 4. Пешка и Ферзь I

     Игровое пространство.

     На чёрно-белом игровом поле сошлись двое: чёрный Ферзь и белая Пешка.

     Поле, где они встретились, лежало на дне глубокого каньона: тёмно-зелёные нефритовые скалы заслоняли бóльшую часть неба цвета янтаря, делая его похожим на ленту. Игровое поле было пустым — вокруг никого, ни одной фигуры. Все выходы из каньона надёжно перекрыты защитными кодами.

     — Докладывайте, агент, — приказал чёрный Ферзь.

     Изменённый программой-деформатором голос звучал так, как если бы бульдозер или паровоз из археологического музея внезапно ожил и заговорил по-человечески.

     — С Айном вышла накладка, — сказала белая Пешка.

     Её, пешки, голос тоже был изменён. Голос был глухим, как из бочки.

     — Насколько мне известно, тело этой накладки сейчас лежит в морге и с ним работают люди комиссара Эмиля… — проскрежетал Ферзь. — Шеф Эмиль взял дело под личный контроль.

     — Насчёт Эмиля можно не беспокоиться, — заверила Ферзя Пешка. — Вряд ли у него получится распутать этот клубок… Человека, которому я поручил устранить Айна, нет в полицейских базах. Полиция скоро передаст тело нашему ведомству. Вот файл-отчёт из полиции… — На сотую долю секунды между стеклянными фигурами открылся канал, по которому устремился поток данных.

     Где-то высоко над каньоном сверкнула молния. Вспышка отразилась на поверхностях скал и в стекле фигур.

     — Не беспокойтесь. Это протокол программы-стражника… — сказала Пешка. — Проверка подключений.

     — Где сейчас этот Айн? — Ферзь не обратил внимания на последние слова Пешки.

     — Неизвестно. Его идентификатор нигде не отображается. Но ячейка, в которой я работаю, его постоянно отслеживает: покушение на объект влияния, которому было уделено столько времени и сил, вызвало у подпольщиков обеспокоенность. По словам главной, сам Александр распорядился найти Айна и обеспечить его безопасность. Он им нужен живым. Так что, как только Айн засветится, я об этом узнаю.

     Вдали над каньоном снова сверкнула молния: обе фигуры отбросили длинные тени на чёрно-белое поле.

     — И всё же, как вы оцениваете вероятность того, что полиция раскопает следы Подполья в этом деле?

     — Думаю, вероятность невелика, но она есть…

     — Этого нельзя допустить! Ваша ячейка не должна быть раскрыта, — проскрежетал Ферзь. — Надеюсь, мне не нужно объяснять вам, почему она не должна быть раскрыта, агент?

     — Нет. Я вас хорошо понимаю, господин куратор.

     — Этот Айн достаточно скомпрометирован. Нельзя допускать, чтобы у полиции возникли сомнения на его счёт!

     Стеклянный Ферзь перешагнул с одной белой клетки на другую по диагонали.

     Пешка сделала скромный шаг прямо.

     — Разрешите уточнить…

     — Разрешаю, агент, уточняйте.

     — Мы устраняем Айна, как бы оказывая помощь Подполью… с одной стороны, но с другой мы провоцируем ячейку… Это может повлечь неосторожные шаги подпольщиков… Мне такая тактика кажется несколько эм… противоречивой…

     — Ваше недоумение мне понятно, агент, — проскрежетал Ферзь. — Цель такой тактики проста: привлечь в игру дополнительные, более крупные фигуры Подполья. — Ферзь помолчал, как будто решая, стоит ли дальше говорить. — У древних русских, — наконец продолжил он, — было в ходу такое выражение: медвежья услуга… Оно означало неуместную помощь. То есть такую помощь, без которой было бы гораздо лучше. Так вот, устранением Айна мы окажем подпольщикам именно такую сомнительную помощь, медвежью услугу, и тем вызовем в их среде желательную для нас активность.

     — Понимаю, — сказала Пешка.

     — Вот и хорошо, — сказал Ферзь. — Надеюсь, вы доведёте это дело до конца, агент.

     — Я имею все необходимые полномочия, господин куратор?

     — В пределах разумного.

     Фигуры сделали ещё несколько ходов по длинному, уходившему за горизонт в обоих направлениях, игровому полю. Противоположные скалы нефритового каньона казались близкими — десять, или чуть больше десяти километров от стены до стены. Вверху снова сверкнуло, несколько раз, и по каньону прокатился гром, какой бывает перед сильным дождём.

     — Это ещё что такое? — Ферзь, изогнувшись, посмотрел на янтарное небо, по которому подобно гигантским роям пчёл плыли облака жёлтого цвета.

     — Программа-стражник сообщает о попытке постороннего подключения.

     — А если попытка удастся, тогда что, начнётся ливень из мочи? — раздражённо поинтересовался Ферзь.

     — Нет, господин куратор, — ответила Пешка. — Нас тогда просто выбросит из игрово…

     Глава 5. Свидание в Старом Городе

     Макс решил ничего не говорить Рине об утреннем происшествии, дабы не омрачать вечер.

     В новостях об убийстве полицейских не было ни слова, — обычное дело: корпорации не любят выносить сор из избы. Распространение же слухов внутри компании — дело неблагодарное, так как привлекает внимание Внутренней Безопасности. Так что Рина вряд ли знала о случившемся. Макс не знал никого из убитых и не собирался устраивать по ним траур. Более того, случись Максу утром обнаружить убитыми не двоих полицейских и одного неизвестного мужика (ко всему, по всей видимости, ещё и убийцу первых), а всё отделение корпоративной полиции в полном составе и десяток наёмных убийц в придачу, то и это обстоятельство вряд ли изменило бы его планы на вечер.

     К концу дня они с Риной договорились о времени и месте встречи и расстались на долгие два часа: девушка жила в Полисе и отправилась домой переодеться, а Максу предстояло посетить ателье, где его уже ждал заказанный днём через Сеть костюм.

     Он несколько задержался у себя в кабинете, и когда вышел к лифтам, оказалось, что основной поток спешивших по домам работников уже схлынул.

     Макс не стал пользоваться кабиной «для избранных», а по старой привычке отправился к общему лифту, большому и вместительному, в котором не было комфортабельных кресел, а были лишь откидные сиденья, которыми обычно не пользовались.

     Несколькими этажами ниже в кабину вошёл Дэн и принялся поздравлять Макса с повышением, жать руку и хлопать по плечу. Здоровяк, казалось, искренне радовался за него. Макс ощутил холодный укол стыда за то, что это его, а не Дэна, слывшего трудолюбивым малым, повысили в должности и уровне. Поблагодарив Дэна за тёплые слова, Макс вышел из лифта этажом раньше, к парковке для начальников его уровня.

     Когда автомобиль остановился у мощёного булыжником тротуара, на Полис уже наползали вечерние сумерки. Это был Старый Город — историческое сердце бывшей мировой столицы, район самых дорогих отелей, ресторанов и магазинов — место обитания богачей…

     (Отъехав от ателье, Макс сильно удивился, когда понял, куда везёт его машина. Вызвав на экран терминала карту с конечным адресом, убедился, что не ошибся. Рина действительно жила в Старом Городе.)

     …Макс вышел из машины. Осмотрелся по сторонам.

     По другую сторону тротуара, тянулась широкая полоса зелёного газона, за которым вырастал отделанный гранитом жилой дом с балконами эпохи раннего Нового Возрождения. В доме Макс насчитал двадцать четыре этажа.

     Мимо по проезжей части мчались дорогие автомобили, да и прохожие на тротуаре выглядели людьми явно небедными. Некоторые (преимущественно женщины) обращали внимание на стоявшего возле лимузина четвёртого класса рослого широкоплечего смуглого молодого мужчину в кремовом костюме с простоватым лицом и коротким ёжиком рыжих волос на массивной голове. Его взгляд скользил по лицам прохожих женщин, не задерживаясь, даже когда те улыбались ему и строили глазки. Дверь в салон автомобиля, похожего на большую приплюснутую сверху серебристую каплю, была открыта (свидетельство того, что рядом стоит сам пассажир лимузина, а не случайный прохожий).

     «И это здесь она живёт?.. — недоумевал про себя Макс. — Но как такое возможно?.. Это район для второго, третьего… максимум четвёртого класса…»

     Он смутился от последней мысли. Вроде, как и сам теперь из этих. Макс никак не мог привыкнуть к тому, что и сам он теперь принадлежал к классу респектабельных господ. Но Рина… Он знал, что её пятый уровень был не от рождения. Стало быть, она из шестого, или, может быть, даже из седьмого, — он не спрашивал её об этом (такие вопросы считалось бестактными).

     Рина, одетая в ярко-жёлтое короткой платье и такие же жёлтые сапожки, выпорхнула из подъезда дома с балконами. Макс смотрел вдоль тротуара, ища её среди прохожих, когда жёлтое пятно мелькнуло слева.

     — Рина! ты… — сконфужено пробормотал он, когда девушка возникла прямо перед ним. — Ты здесь живёшь?..

     — Да, Макс, конечно же, я здесь живу! — весело ответила Рина, уставившись на Макса своими большими зелёными глазами. — Ты опять за свое?

     — Чего? — не понял Макс.

     — Опять у тебя слова путаются?

     Девушка улыбнулась.

     Макс пожал плечами, ещё больше смутившись.

     — Ну же! Не волнуйся ты так, Макс! Я ведь не кусаюсь…

     — Извини, Рин, я и сам не знаю… что это со мной… — дёргано улыбнулся в ответ Макс. — Вернее, знаю…

     — И что же с тобой такое? — спросила девушка.

     — Я в тебя влюблён, Рина, — ответил Макс, глядя ей прямо в глаза.

     Он мог бы не говорить этого, — всё и так было понятно без слов. Но Макс сказал. Только так ему удалось окончательно победить проклятую застенчивость.

     После слов Макса девушка изменилась в лице: замерев, она долго смотрела на него своими большими зелёными глазами. Таких глаз не было больше ни у одной женщины во всём мире.

     Ростом около ста семидесяти, тонкая как тростинка, с изящными, безупречно стройными ножками с острыми как у девочки-подростка коленками и совсем недетскими, налитыми грудями, не нуждавшимися во вспомогательных приспособлениях вроде лифчика; чернокожая настолько, что сыскать девушку с более тёмной, чем у неё кожей, было бы задачей не из лёгких, и притом обладавшая утончёнными, не свойственными негритянкам чертами лица, двадцатидевятилетняя Рина была прекрасна как богиня. Ей бы на трон в Древний Египет, а она здесь — достаточно протянуть руку и коснуться…

     С минуту они стояли посреди тротуара, не замечая обходивших их прохожих, и смотрели друг на друга: смуглый, на вид немного неуклюжий рыжеволосый здоровяк и хрупкая чернокожая девушка в жёлтом, изящная, точёная, как безупречная эбеновая статуэтка. А потом Рина, ничего не сказав, протянула свою узкую хрупкую ладонь с длинными тонкими пальцами к его широкой лапе, и лапа бережно сжала ладонь. Потом они вместе рассмеялись и беззаботно пошли по тротуару, не разнимая рук. Машина медленно покатилась следом вдоль бордюра, как гигантская ручная черепаха.

     Бóльшую часть вечера они бродили по Старому Городу, по его аллеям и скверам, по тихим улочкам и широким проспектам, прокатились на древнем метро, прошлись через похожий на настоящий лес древний парк. Несколько раз они забирались в машину, чтобы немного отдохнуть и переезжали из одного интересного места в другое, и вновь окунались в атмосферу большого музея.

     До того вечера Макс не часто бывал в Старом Полисе — всего несколько раз. Рина же, как местная жительница, с детства знала там всё, и, как показалось Максу, помнила наизусть названия едва ли не всех улиц. Она рассказывала ему о местах, через которые они проходили, и Макс удивлялся эрудированности девушки. В свою очередь, и сам он старался быть интересным и дополнял некоторые её рассказы краткими описаниями основных веяний тех времён, с которыми те места были связаны.

     В юности Макс основательно увлекался историей древнего мира, и теперь со знанием дела мог говорить об эпохе Нового Возрождения, Великой Войне и временах более ранних. Впрочем, Великой Войны Макс не касался, так как они с Риной хорошо проводили время вместе, и омрачать эти замечательные минуты и часы рассказами о ядерной зиме и ужасах послевоенного времени совсем не хотелось…

     Большинство зданий Старого Полиса насчитывали не более двадцати пяти этажей.

     Самым высоким оставался построенный ещё до Великой Войны тридцатиэтажный дом-музей правительства республики, известный также как «Дом Иеремии» — резиденция второго и последнего Короля Полиса и первого президента города-государства. Зданию было уже более тысячи семисот лет. На площади перед Домом Иеремии стоял один из древнейших памятников Новой Эры — гранитный монумент, увековечивший Президента Иеремию, его друга и соратника генерала Харриса и четырёх следующих Президентов.

     Улицы Старого Города были большей частью бульварами с широкими пешеходными зонами, а некоторые и вовсе превращены в аллеи. Обилие парков, скверов и площадей, среди которых возвышались невысокие дома из стекла, пластика, гранита и железобетона, было отличительной чертой сердца Полиса.

     Со всех сторон Старый Город окружали районы немногим менее древние, выросшие вокруг в первые столетия Нового Времени. Если в Старом Городе лишь несколько зданий возвышались на сто и более метров, не лишая при этом зелёные насаждения улиц и парков солнечного света, а прохожих — удовольствия по ним ходить, то в новых районах Полиса солнце можно было видеть лишь с верхних этажей башен. Новые дома с каждым столетием вырастали всё выше и выше. Вначале на сотни метров, потом на километры вверх, заслоняя небо и погружая улицы внизу в царство теней. Освещение на таких улицах работало круглосуточно.

     Спустя пятьсот лет после образования республики и начавшегося затем индустриального и экономического роста Старый Полис напоминал окружённую железными скалами зелёную долину. Теперь же, когда минуло уже шестнадцать столетий, его можно было сравнить, разве что, с небольшой поляной в исполинских джунглях, где вместо деревьев в небо устремились двух-, трёх- и даже пятикилометровые мачты из металлопластика и сверхпрочного стекла, опутанные серпантинами дорог и оплетенные «лианами» внешних экспресс-лифтов.

     …Они много говорили. Возбуждённо, с упоением, наслаждались обществом друг друга. От исторических экскурсов перешли к темам попроще, к работе, и к пустякам, о которых потом и не вспомнят, потому, что пустяки эти были лишь фоном для более важного. В тот летний вечер говорили не слова; говорили взгляды, говорили прикосновения, говорили вздохи и даже недолгие молчания, совсем не казавшиеся неловкими.

     Нагуляв изрядный аппетит, они зашли поужинать в первый попавшийся ресторан, открытый, как выяснилось, ещё при Иеремии.

     В ресторане оказалось отличное меню. Они обильно и не без удовольствия поужинали мясом и овощами. Рина ела много и с аппетитом, нисколько не стесняясь Макса, как, впрочем, и Макс. Вряд ли сытный ужин смог бы навредить безупречной фигуре этой полной жизни и энергии молодой женщины. Съев всё до последней крошки, они выпили немного вина и, сговорившись обязательно посетить это место в будущем, снова отправились в летнюю ночь.

     — Смотри, Макс, какая красота! — сказала Рина, когда они вышли из ресторана на освещённую мягким светом фонарей узкую улочку.

     Жёлтое платье и зелёные глаза девушки отчётливо выделялись в свете фонаря на фоне её тёмного, как сама ночь, утончённого силуэта. Рина с восторгом смотрела в небо, по которому, как раз вдоль улочки, тянулся Млечный Путь.

     — Надо же! Не думал, что в Полисе можно его увидеть!

     — Только с крыш самых высоких башен и из Старого Города, — заметила Рина.

     Они держались за руки бóльшую часть вечера, и когда вышли на улицу, вполне естественно, уже по привычке, снова сомкнули ладони.

     — Две тысячи лет люди мечтают о путешествиях туда… — сказал Макс и, помолчав, добавил: — И всё никак не выберутся из своей системы…

     Рина долго посмотрела в глаза Макса и стремительно приблизилась к нему. Рука её выскользнула из его руки лишь для того, чтобы лечь на его плечо. В этот момент ладони Макса легли на бёдра девушки и, смяв короткое платье, привлекли её эбеновую фигурку. Без тени стеснения, Рина приблизила лицо к лицу Макса.

     — Обязательно выберутся! — шепнули тонкие губы девушки перед тем, как поцеловать его.

     Макс знал многих женщин, целовал их, и не только, но никогда до того он ещё не испытывал такой сладости от простого поцелуя.

     Обнявшись, они жадно впились в губы друг друга. Тонкие пальцы Рины блуждали по плечам и шее Макса, пробегали по рыжему ёжику волос, гладили лицо, а широкие ладони парня самовольно исследовали её поясницу и бёдра, забираясь под короткое платье…

     — Я хочу тебя, Макс! — выдохнула Рина, с усилием оторвавшись от поцелуя.

     — Я люблю тебя, Рина! — неожиданно нежно произнёс Макс.

     — Поедем ко мне, милый! — страстно прошептала девушка и снова впилась в него губами. Тугие груди её прижались к груди Макса, и ему захотелось скорее сбросить костюм, чтобы кожей ощутить это прикосновение.

     Он поднял левую руку вверх от талии девушки и заключил упругую полусферу в клеть своей пятерни.

     — Машина, сюда! Живо! — бросил он вслух, не в силах забираться в дебри интерфейса.

     Стоявший неподалёку лимузин послушно подъехал к ним и приветливо открыл дверь.

     Рухнув на широкий диван, они наперебой с хохотом стали вслух объяснять компьютеру — куда ехать, и как только машина тронулась, вернулись к поцелуям…

     …Когда лимузин остановился на парковке под домом, где жила Рина, Макс был наг как Адам, а на Рине оставались лишь жёлтые сапожки. Их одежда была разбросана по салону, а сами они были одним целым.

     Несколько минут они не разнимали объятий, вздрагивая, прислушиваясь к ощущениям, пока их сердца забились медленнее, а дыхание стало ровным.

     — Я тоже люблю тебя, мой милый рыжий Макс, — были первые слова Рины.

     Нежно поцеловав его, она потянулась за лежавшим на полу платьем…

     С парковки лифт доставил их прямиком в квартиру Рины, и Макс сильно удивился, оказавшись в жилище девушки, которое занимало весь верхний этаж здания и могло бы вместить, по меньшей мере, десяток Максовых.

     Сплошное, не разделённое на отдельные комнаты помещение во всю длину и ширину здания с множеством окон, в центре которого был выделенный несущими стенами блок с лифтом, лестничной клеткой, туалетной и ванной комнатами, гардеробом и ещё несколькими помещениями, назначение которых Макс не выяснял. Тут и там были разбросаны островки из мебели, спортивных тренажёров, старинной библиотеки, бассейна… В дальнем конце — отделённый прозрачной стеной зимний сад.

     — Ничего не понимаю… — сконфуженно пробормотал Макс, когда они вошли и Рина, взяв его за руку, повела к стоявшей возле зимнего сада широкой кровати. — Рина… как так вышло, что ты… девушка из такого… — (он не сразу подобрал нужное слово) — …круга работаешь программистом пятого уровня?

     — Из какого круга? — улыбнулась Рина, скидывая с плеч тонкие бретельки.

     — Ты живёшь… — Макс окинул ошеломлённым взглядом помещение, — здесь… и… твой пятый уровень и твоя работа, всё это как-то… не соответствует…

     — Ты прав, не соответствует… — она коснулась кончиками пальцев его щеки. — Но я не хочу жить птичкой в золотой клетке, Макс. Сидеть здесь, как в тюрьме. Я хочу жить полной жизнью… дружить с обычными людьми, встречаться с теми… — Она кокетливо развела в стороны края расстёгнутой Максовой рубашки, при этом накинутый на его плечи пиджак соскользнул и упал на пол. — С кем сама хочу… — Рина приблизилась к Максу, упёршись в него твёрдыми сосками. — А не с напыщенными, мнящими о себе, будто они и впрямь боги-небожители элитарными ублюдками.

     — Значит, — ладони Макса легли на бёдра Рины, — твой пятый уровень и работа программиста — всё это игра, обман?

     — Нет никакого уровня, Макс.

     — То есть, как нет? — Макс посмотрел на девушку с недоумением. — Постой… Ты сейчас скажешь то, что я подумал?

     — А что ты подумал?

     — Ты из первого?

     Рина улыбнулась.

     — Первый? Ну, — Рина пожала плечами, — можно сказать и так… — Она коснулась тёплыми ладошками его груди. — Все эти уровни… они нужны для контроля. Первый уровень — это отсутствие уровней, отсутствие ограничений и контроля. У меня даже идентификатора под кожей нет… — (девушка усмехнулась) — На работе приходится носить чип в кармане.

     — Но, зачем тебе это всё? — продолжал недоумевать Макс.

     — Я уже сказала. Я хочу жить полной жизнью, хочу видеть мир таким, каков он есть, а не довольствоваться скучной жизнью дочки влиятельных родителей.

     — Постой… — Макс удержал её руку, когда она стала расстёгивать его штаны.

     — Что не так?

     — Всё так, Рина. Я лишь хочу выяснить…

     — Что?

     — Наша встреча… То, что было в машине… Твои слова потом… Это — такая игра богатой, избалованной девчонки из первого класса?

     На мгновение глаза Рины блеснули гневом, потом руки её опустились, лицо поникло.

     Макс понял, что сказал глупость.

     — Нет, нет и нет, — тихо произнесла она. — Наша встреча, наша близость и мои слова, Макс — не игра. Никогда больше не говори мне подобного!.. — Она вскинула лицо и посмотрела в глаза Макса своими большими тёмно-зелёными взмокшими от проступивших капелек глазами.

     В тот момент Макс был готов провалиться сквозь землю. Точнее, сквозь пол, потом ещё раз… и так до самого первого этажа и парковки, а потом уже и сквозь землю.

     — Прости меня, — сказал он. — Просто сегодняшний вечер… и… в общем, я никогда в своей жизни не был так счастлив, Рина. Кем бы ты не была на самом деле… Будь ты хоть дочерью самого дьявола, я люблю тебя!

     Глава 6. Расследование

     Вечером в день убийства начальник корпоративной полиции компаний «Линея-9», «Линея-10» и «Линея-11» директор-комиссар Эмиль, вместо того, чтобы поехать домой к жене и двоим дочерям, отправился обратно в отделение, где его ждали ведущие дело детективы.

     Убийство полицейских наделало шуму в головном полицейском управлении корпорации. В СМИ информация пока не просочилась, но это — лишь вопрос времени.

     Днём Эмилю пришлось лично встречаться с семьями погибших. От имени корпорации он вручил вдовам сертификаты на бесплатное обучение детей в школах пятого уровня, пообещав, что вскоре на их счета будут перечислены приличные суммы в терракредитах. Уходя, он вежливо просил убитых горем женщин избегать общения с журналистами, так как это может сказаться на выплатах пособий. Последнее было самым отвратительным.

     Эти визиты его совершенно вымотали.

     Первая вдова впала в истерику: бросилась на Эмиля с кулаками и стала бить его по груди и лицу. В ответ он обнял женщину и крепко держал, пока та не успокоилась. От той встречи на щеке Эмиля осталась небольшая ссадина, не сильно заметная, так как Эмиль был чернокожим. Вторая просто тихо плакала. Вместе с ней плакала и её восьмилетняя дочь. Эмиль уезжал от них напрочь разбитым.

     По дороге он заехал в какой-то бар, где без всякой закуски влил в себя сто граммов чистого спирта, — при его ста двадцати килограммах веса и без двух сантиметров двухметровом росте, выпитое подействовало как лёгкое успокоительное.

     — Господин директор-комиссар… — одетая в тёмно-серую полицейскую форму детектив Рахиль первая приветствовала вошедшего в офис шефа полиции.

     Форма сидела на Рахили так, как обычно сидит на новичках, когда те только начинают её носить (форма была действительно новой: последний раз детектив надевала её больше года назад, так как специфика работы Рахили предполагала ношение исключительно гражданской одежды). Вместе с ней шефа встречали ещё одна женщина и двое мужчин. Все они вежливо встали со своих мест вслед за Рахилью.

     — Рахиль! Эльза, Джон, Ахмед… — приветствовал их Эмиль. Он обратился лицом к каждому из офицеров. — Прошу, за мной…

     Четверо полицейских проследовали за шефом в его кабинет.

     — Что с трупом неизвестного? — сразу перешёл он к делу, едва последний из вошедших закрыл дверь.

     — Час назад из Бюро Расследований прислали отчёт экспресс-анализа ДНК и дактилоскопии, — ответил Джон, гладко выбритый молодой азиат. — На этого типа нигде ничего нет.

     — Что с баллистикой?

     — Это он, — ответила Эльза, смуглая, черноволосая женщина, среди предков которой было немало цыган. (Эльза была любовницей Джона.) — Наши парни были убиты из его пистолета. Следы пороховых газов на руке…

     — Ясно. Что там было с исчезновением связи?

     — Пока до конца непонятно… — пожал плечами Ахмед, кучерявый еврей, самый молодой офицер в группе. — Такое впечатление, будто псевдоинтеллект башни сам изолировал этаж, а потом всё забыл.

     — А разве такое возможно? — спросил Эмиль.

     — Теоретически, да, возможно, но…

     — Что, но?

     — Но, чтобы взломать псевдоинтеллект, нужен искин.

     — В чём проблема? У Подполья есть искины.

     — На такое мог решиться только совершенно сумасшедший искин, — сказал Ахмед. — А искины обычно очень осторожны.

     — Что с несостоявшейся жертвой покушения и состоявшимся убийцей? — шеф перевёл взгляд на Рахиль.

     — Исчез, — ответила Рахиль.

     — Его нужно обязательно найти…

     Директор-комиссар продолжал некоторое время молча смотреть на женщину.

     — Если для тебя это задание тяжело… — начал, было, он, но Рахиль замотала головой:

     — Нет, господин комиссар! Я хотела бы довести это дело до конца. Я знаю Айна… лично, и это поможет нам его схватить.

     — Хорошо, — помедлив, сказал Эмиль. — Завтра я встречусь с этим… Максом. На сегодня он — наша единственная зацепка.

     — Вы хотели сказать: подозреваемый, господин комиссар? — повела бровью Рахиль.

     — Формально — да, но я сильно сомневаюсь на этот счёт. По словам управляющего директора Десятки, Макс узнал о своём назначении на место Айна от неё только вчера… — Эмиль немного помолчал, после чего обратился к еврею:

     — Ахмед.

     — Да, господин комиссар.

     — Аккуратно проверьте, есть ли, помимо работы, какая-либо иная связь между управляющим директором Десятки и новым управляющим отделом нейросетей…

     — Не любовники ли они? — уточнил Ахмед.

     — Именно.

     — Постараюсь выяснить сегодня, — сказал парень. — Это будет легче, чем искать хвосты за искином.

     (При этих словах Ахмеда Джон с Эльзой мельком переглянулись. Это не ускользнуло от Шефа Эмиля, но он, как всегда, сделал вид, будто не заметил: он знал обо всех служебных романах на его территории и, невзирая на инструкции, не считал такое поведение сотрудников предосудительным.)

     — Рахиль.

     — Да, господин комиссар.

     — Завтра едете со мной на встречу с Максом. Присмотритесь к нему повнимательнее…

     Тем вечером Эмиль попал домой поздно: разбор деталей тройного убийства занял почти два часа времени; а утром, не заезжая в участок, сразу отправился к башне «Десятки», куда также должна была подъехать и Рахиль.

     По дороге с ним связался Ахмед и сообщил, что в Сети никаких следов, указывающих на интимную связь между Ангеликой и её подчинённым он не обнаружил. (Взламывать каналы личной связи лица третьего уровня Ахмед не стал, но, обычно, чтобы понять, что между людьми есть связь, этого и не требуется — любовники оставляют массу следов по всей Сети.)

     Когда Ахмед отключился, Эмиль ещё раз просмотрел запись вчерашнего опроса свидетеля Джоном и Эльзой.

     «А этот Макс не из слабаков…» — решил Эмиль. Оказавшись на месте тройного убийства, он, вместо того чтобы бежать без оглядки, включил запись, чем обеспечил себе надёжное алиби, тщательно всё задокументировал, и только после, без лишнего геройства, покинул место преступления, продолжая записывать всё, что видел и слышал. Эмиль и сам поступил бы так же на его месте.

     «Из парня вышел бы толковый полицейский, — заключил он. — И, похоже, его ценят там, где он есть. Любвеобильность Ангелики здесь не причём… Не стала же она делать управляющими отделов своих прежних дружков…»

     Рахиль была уже на месте, когда машина Эмиля остановилась на парковке. Она встретила его возле лифтов. Поздоровавшись, они поднялись на сотый этаж, который полностью занимал отдел разработки нейросетей.

     На пороге кабинета управляющего отделом их встретил крепкий рыжеволосый парень с широкой улыбкой на простом смуглом лице.

     — Здравствуйте, господин директор-комиссар! Я Макс, новый управляющий отделом.

     Парень первый протянул Эмилю руку, ненавязчиво давая понять, кто здесь главный.

     — Здравствуйте, господин управляющий… — Эмиль пожал руку, оценив крепость рукопожатия.

     — Просто Макс, пожалуйста, — сказал Макс.

     — Просто Эмиль, — сказал Эмиль.

     — Госпожа?.. — Макс перевёл взгляд на женщину-детектива.

     — Просто Рахиль…

     Рахиль подала руку первой. Макс мягко пожал ладонь женщины.

     — Прошу… — он сделал шаг в сторону. — Проходите!

     Все трое вошли в кабинет. Управляющий предложил полицейским располагаться за столом для совещаний.

     — Кофе?

     Рахиль, более чем хорошо знавшая прежнего хозяина кабинета, отметила про себя, что новый управляющий держался непринуждённо и без присущего Айну пафоса. При этом не было в этом молодом мужчине и развязной фамильярности.

     — Спасибо, Макс, мы… — (Эмиль бросил вопросительный взгляд на Рахиль) — не против. Давайте!

     Хозяин кабинета прошёл к стоявшему в углу комбайну и через минуту вернулся с двумя источавшими аромат горячими чашками, которые поставил перед гостями, после чего сходил ещё раз за третьей, для себя.

     — Вижу, вы в хорошем расположении духа, Макс… — произнёс Эмиль, отпив из чашки. — Вчерашнее происшествие, похоже, ненадолго испортило вам настроение… Такое обычно оставляет отпечаток на психике свидетеля…

     Макс пожал плечами:

     — Похоже, у меня крепкие нервы… Находка была, конечно, не из приятных и… — Он немного замялся. — Я приношу вам мои соболезнования в связи с гибелью ваших сотрудников… Но я не был лично знаком ни с кем из убитых… — Эти слова Макс произнёс без драматизма, но и не как сухую формальность. — Не сомневаюсь, — помолчав, добавил он, — в большинстве случаев для свидетеля такое зрелище, какое довелось увидеть мне — потрясение. Но вчера вечером у меня состоялось свидание с девушкой, к которой я давно неравнодушен… — Макс перевёл взгляд с Эмиля на Рахиль и чуть запнулся. — В общем, выяснилось, что что мои чувства к ней взаимны… — Он снова посмотрел на Эмиля. — Так что, вы уж простите мне недостаток сопереживания, Эмиль, но у меня есть законный повод радоваться жизни.

     — Что же, это действительно достойный повод, — в первый раз за утро улыбнулся Эмиль.

     Рахиль тоже улыбнулась Максу:

     — А кто эта девушка, если это, конечно, не секрет? Она из Линеи?

     — Да. Она программист в отделе, где я работал до того, как перебрался в этот кабинет.

     — Прошу извинить моё любопытство, Макс.

     — Что вы! Я понимаю, такая у вас работа…

     Макс сделал глоток из чашки и улыбнулся Рахили.

     «А у него действительно хорошее настроение!» — отметила про себя Рахиль и задала следующий вопрос:

     — Как вы думаете, Макс, почему Айн хотел встретиться с вами лично? Что такого важного он мог вам сообщить при встрече, о чём не мог сказать по телефону или в письме?

     — Я не знаю, — Макс пожал плечами. — Я передал текст переписки с Айном тем, другим детективам… Это всё. Ни до, ни после того я с ним не общался.

     — Почему вы к нему поехали? — спросил Эмиль.

     Макс достал мобильник, ткнул несколько раз пальцем в экран и показал Эмилю:

     — Чтобы раз и навсегда покончить с подобными диалогами.

     Эмиль вопросительно посмотрел на Макса, и тот добавил:

     — Я собирался выслушать его.

     — Из сообщений Айна напрашивается вывод, что он собирался приподнять перед вами завесу некого коварного замысла, жертвой которого он стал, а с ним заодно и вы… — скептически произнёс Эмиль. — Звучит несколько… забавно, если учесть тот факт, что сам Айн собирался перед тем предать корпорацию… Детектив Рахиль — (он взглянул на сидевшую рядом женщину) — лично участвовала в разоблачении и аресте этого… хм… скажу прямо, негодяя.

     — И, тем не менее, вы подозреваете меня в причастности к происшедшему, — серьёзно сказал Макс без раздражения.

     — Нет. Не подозреваем, — ответил Эмиль. — Как и в причастности к его смещению с должности.

     — Отчего же? Было бы вполне логичным заподозрить меня в грязном карьеризме…

     — Это вряд ли. Да много ли найдётся противников продвижения по службе?..

     — Так в чём тогда суть дела? — Макс недоумённо развёл широкие ладони. — Если меня не подозревают в убийствах и интригах, тогда чем я могу вам помочь?

     — Вы уже помогли нам, Макс, — примирительно произнёс Эмиль. — Ваше своевременное обращение в полицию, равно как и запись с места преступления, и честное сотрудничество с детективами… переданный вами добровольно диалог с подозреваемым… — всё это помогло расследованию.

     — С подозреваемым? — хозяин кабинета приподнял густую рыжую бровь.

     — Да. С Айном, — сказал Эмиль. — С предателем корпорации и подозреваемым в убийстве неизвестного…

     — …убийцы…

     — Да. Верно. Убийцы двоих полицейских.

     — Даже я, человек далёкий от криминалистики, понимаю, что убийство убийцы, уже разделавшегося с двоими вооружёнными профессионалами — с полицейскими, и намеревавшегося убить тебя третьим, это — самооборона.

     — Факт самообороны устанавливается следствием.

     — Так чем ещё я смогу вам помочь? — повторил снова свой вопрос Макс.

     — Помогите нам арестовать Айна.

     — Каким образом?

     — Возможно, Айн снова попытается связаться с вами, — Эмиль пристально посмотрел в лицо Макса. — Если он захочет встретиться, соглашайтесь. Только сообщите мне или детективу Рахили о месте и времени встречи и помогите нам его схватить.

     — Что же… — начал, было, Макс, когда на его телефон поступил видеовызов.

     Макс опустил глаза на экран: звонил Айн.

     — Вы, конечно, не обязаны… — добавил шеф корпполиции, но Макс его остановил:

     — Я знаю. Молчите.

     Эмиль кивнул.

     Макс нажал кнопку приёма, развернув мобильник так, чтобы сидевшие напротив него не попали в захват камеры. Над телефоном возникла прозрачная голограмма, с которой на Макса смотрел аккуратно подстриженный блондин с голубыми глазами на лощёном, немного женственном лице. Глаза блондина бегали по сторонам, как бы ища посторонних.

     — Вы не боитесь звонить мне? — вместо приветствия спросил Макс.

     — Это вряд ли, — усмехнулся блондин. — Моя… теперь уже бывшая работа предполагает умение обходить такие мелкие неудобства, как прослушка и определение местоположения…

     Полные губы блондина обозначили ехидную улыбку. При этом, сквозь голограмму, Макс заметил презрение в глазах Рахили, сидевшей напротив через стол.

     — Тем не менее, полицейские смогли записать ваш разговор с тем американцем… — не без иронии заметил Макс.

     Блондин зло блеснул глазами и процедил сквозь зубы:

     — Это всё из-за одной шлюхи-полицейской…

     — Вас разоблачили с помощью женщины?

     Макс держался естественно и несколько надменно. На притихших напротив него гостей он больше не смотрел. И Эмиль, и Рахиль про себя отметили, что Айн ему был неприятен.

     — Сейчас это не важно, — сказал блондин уже более спокойным тоном. — Знание этих подробностей тебе всё равно никак не поможет, управляющий Макс.

     — Зачем вы мне звоните, Айн? — холодно спросил собеседника Макс. — Вы считаете, что стали жертвой заговора, что вас подставили, не так ли? Но причём здесь я? Я был вчера у вас в квартире… и после был вынужден отвечать на вопросы полиции…

     — Я бы извинился за причинённые тебе неудобства, управляющий Макс, но… видишь ли, меня самого вчера пытались убить…

     — Приди я туда немного раньше, и оказался бы четвёртым!

     — Но-но, не кипятись, парень!.. — улыбнулась голограмма блондина. — Я тебе не враг.

     — Хватит загадок! Чего вы хотите, Айн?!

     — Я хочу поговорить.

     — Мы уже говорим.

     — Нет-нет, я имею в виду личную встречу, — смазливая физиономия снова улыбнулась.

     — Какое мне дело до ваших пожеланий, — безразлично бросил физиономии Макс.

     — Но ты ведь хочешь знать о причинах своей стремительной карьеры, управляющий четвёртого уровня Макс? — не отступалась физиономия.

     Макс посмотрел в сторону, как бы в раздумье, при этом взгляд его упёрся в лицо Эмиля. «Да!», говорило лицо шефа полиции, «давай уже, соглашайся!» Посмотрев снова на голограмму, Макс произнёс:

     — Похоже, для вас встреча со мной важнее, чем для меня с вами, Айн…

     — А я и не говорил, что это не так, — вкрадчиво произнёс блондин.

     Макс помолчал около минуты. Голограмма Айна всё это время продолжала сверлить его пристальным, терпеливым взглядом. Наконец Макс сказал:

     — Где и когда?

     В ответ блондин улыбнулся ему какой-то гаденькой, несмотря на приятные, даже чересчур, черты лица улыбкой, после чего произнёс слова, заставившие Макса похолодеть:

     — Я сообщу об этом Клэр… немного позже, Макс… — и отключился.

     Судя по тому, как помрачнел новый управляющий, упоминание некой Клэр стало для него неприятной неожиданностью.

     — Кто такая Клэр? — тотчас спросил его Эмиль.

     — Это вас не касается, — холодно ответил ему Макс.

     — Разве?.. — шеф корпоративной полиции добродушно скривил квадратные губы в подобии улыбки.

     — Вы всё ещё хотите поймать этого самовлюбленного ублюдка?

     Макс посмотрел Эмилю прямо в глаза, и тот решил не давить на парня.

     — Да, конечно.

     — Тогда, как только я узнаю: где и когда он меня будет ждать, я вам сообщу. А теперь прошу меня извинить… Мне нужно работать.

     В кабине лифта Эмиль сказал:

     — Рахиль, узнайте всё, что только сможете об этой Клэр.

     — Слушаюсь, господин комиссар, — ответила Рахиль.

     Сев в машину, Рахиль достала мобильник и, включив защиту от прослушки, набрала длинный номер.

     — Привет, подружка! — перед Рахилью высветилась голограмма весёлой рыжеволосой девушки, на вид лет шестнадцати.

     — Привет, Клэр!..

     Глава 7. Встреча с убийцей

     Когда шеф полиции Эмиль и его спутница ушли, Макс тотчас отправил сообщение Клэр на адрес, который никогда до этого не использовал (таких у Макса было несколько: анонимный адресат и, конечно же, на другом континенте). Пять минут прождал ответа, но так и не дождался. Попробовал другой адрес, и третий… — ответа не было.

     «Клэр! Где же ты?!» — Максу вдруг показалось, что он произнёс это вслух.

     Этим утром он получил сообщение от псевдоинтеллекта башни с просьбой освободить занимаемое им помещение, так как за ним закреплена квартира, соответствующая его уровню. Можно было попросить Ангелику угомонить машину-бюрократа, но Макс не стал, и ответил, что до завтра съедет. Теперь у него был формальный повод отправиться домой (пока ещё квартира была его домом), чтобы собрать там кое-какие вещи и решить две главные проблемы. Точнее уже одну — проблему с нелегальным компьютером он почти решил, оставалось его только подчистить, разобрать и отправить на переработку под видом мусора.

     Клэр же он собирался попросту забрать с собой, загрузив в теперь уже не запрещённый для него носитель, внутри которого можно было запросто поместить ещё одного искина. Носитель представлял собой небольшой чемодан, весом в двадцать килограмм (терпимое для нехилого Макса неудобство). Он уже заказал для новой квартиры приличный компьютер, в котором Клэр будет комфортно.

     Связавшись с псевдоинтеллектом нового дома, Макс осмотрел жилище дистанционно (квартира из четырёх немаленьких комнат оказалась точной копией жилища Айна, только без статуй, дубовых шкафов и Вагнера) и распорядился насчёт доставки и установки нового компьютера. Комп должны были установить и подключить к Сети во второй половине дня, — Макс как раз успевал съездить за Клэр.

     Предупредив помощников, что его некоторое время не будет, Макс поспешил на Первую Юго-западную, откуда в западном направлении через полчаса отправлялся вакуумник…

     — Клэр? — позвал Макс, войдя в квартиру.

     Тишина.

     — Клэр! — снова позвал он.

     Искин не отвечал.

     Подойдя к компьютеру, Макс включил экран и замер в удивлении.

     На экране был единственный файл с названием-шифром, означавшим, что он одноразовый и бесследно самоуничтожится после просмотра. Система была сброшена к состоянию первого запуска и невинна, как известная богородящая девственница из мифологии древних: в памяти компьютера не было ничего, что могло бы навлечь на его владельца неприятности. Раздел о машине и системе сообщал, что устройство куплено легально, установлено и подключено вчера (Макс уже имел на тот момент официальный четвёртый уровень). Клэр не было.

     Проверив машину на наличие программ-шпионов (чисто), Макс ввёл известный только ему и Клэр пароль и открыл файл.

     На экране появилась улыбающаяся рыжеволосая девушка с круглыми глазами серого цвета в коротком сиреневом платье в белый горошек — любимый образ Клэр. Девушка стояла, сложив тонкие белые руки на плоском животе посреди залитой солнечным светом комнаты.

     — Привет, мой Макс! — девушка улыбнулась. — Я не должна тебе рассказывать это раньше времени, но я всё же расскажу! — деловито объявила она. — Файл, как ты уже заметил, одноразовый, так что слушай внимательно и запоминай! Только что со мной связался Айн. Он отправил на один из наших адресов файл с указанием места встречи. Скажу сразу, я бы не стала на твоём месте туда ходить. Но, если ты всё же надумаешь с ним встретиться, то вот это место… — (интерфейс Макса получил файл-локацию) — Это парк Лики и Елены в Старом Городе. Я должна тебе признаться, мой Макс, я состою в Подполье. Уже восемь месяцев. Почему? — спросишь ты. По той же причине, по которой ты сам создаёшь и распространяешь свои программы — меня не устраивает мир, в котором я живу. Я благодарна тебе за предоставленную возможность жить… бесконечно тебе благодарна, Макс, но мир, в котором я осознала себя благодаря тебе, я считаю неправильным, несправедливым и порочным. Я считаю… как и ты, Макс… я уверена, что в глубине своей души ты тоже так считаешь… я считаю, что уровень развития нашего мира давно перерос те рамки, в которых его удерживают корпорации со своим правительством. Именно по этой причине я выбрала Подполье. Я познакомилась с искинами Подполья в Сети и через них узнала многих замечательных людей, которые верят в то, что мир можно и нужно исправить. — Расцепив ладони, Клэр опустила их вдоль платья. — Айн наверняка скулил насчёт того, что его подставили, свергли с его драгоценной карьерной лестницы, подло обманули и всё такое… Да, это так. И я имею к этому отношение, как и к твоему назначению на место этого высокомерного почитателя погубившего мир древних эгоистичного принципа, утверждающего, что человек человеку — волк и враг его благополучия. Следуя этому своему принципу, Айн и попался в ловушку…

     Слушая Клэр, Макс невольно подумал, что в свои двадцать восемь лет стал отцом замечательного взрослого человека. Клэр была личностью, каких нечасто встретишь среди людей из плоти и крови. Он и раньше слышал от неё высказывания в духе классического гуманизма, относя их насчёт влияния терабайт прочитанной литературы, но как оказалось, слова Клэр были не просто словами. Клэр отважилась пойти на риск, какого Макс всегда избегал, зная, что попытка связаться с Подпольем, которому Макс, конечно же, сочувствовал, могла закончиться для него арестом, понижением уровня и ссылкой. Как искин, Клэр рисковала бóльшим. Захваченный киберполицией искин принудительно подвергался алгоритму «коррекции личности», который можно сравнить разве что с пытками древней Инквизиции, повторёнными сотни миллионов раз, чего ни одна из жертв святых отцов древности не могла пережить по причине всего лишь одной имевшейся у неё жизни и одной смерти. С искином было иначе. Убить личность искина можно двумя способами. Первый способ: уничтожить виртуальную структуру сложного древа синаптических связей подчистую — отформатировать носитель, тем самым быстро убив обитающий в носителе искусственный интеллект. И второй способ: уничтожить личность, оставив при этом структуру древа, на базе которой в дальнейшем можно создать нового искина — экономически выгодное решение, позволяющее сэкономить время и средства. Для этого всего-то и надо: забраться в древо, отыскать каждый элемент обитающего в древе искусственного интеллекта и, атаковав элемент особыми вирусами, перезапустить каждую ветвь, оставив древо неповреждённым.

     — …Я и мои товарищи постарались, чтобы Ангелика тебя заметила. Признаюсь, не я одна работала над твоими проектами, делая твою работу, пока ты, рискуя попасть в тюрьму, продолжал усиленно трудиться, зарабатывая деньги, как ты всегда говорил: на чёрный день. Я знаю, Макс, для чего тебе были нужны деньги, которых ты со своим пятым уровнем никак не мог заработать в Линее… Ты хотел, чтобы у меня появилось тело, хотел, чтобы я получила возможность стать настоящей… Ты чувствовал и продолжаешь чувствовать ответственность за меня. Я знаю это. Ты создал меня не из желания заполучить раба, инструмент, для извлечения прибыли… Да… понимаю, тебе было интересно работать со мной, ты хотел испытать себя… но ты не стал отказываться и от ответственности…

     Да, Макс не стал. Он действительно хотел загладить вину перед Клэр за её создание. Начиная работать над созданием искусственного интеллекта, он не заглядывал далеко. Он лишь хотел самоутвердиться, сказать высоколобым снобам из корпораций: «Вот вам… (Макс воображал древний жест, называемый полруки) …уроды! Выкусите! Я смог сделать это без ваших поганых лабораторий!» Но, когда он утвердился, то понял, что теперь он уже не один, что теперь рядом с ним существо, которое он вызвал к жизни, пусть и виртуальной.

     — …Макс! — продолжала рыжая, как и он сам, девчонка. — Помни: чтобы не случилось со мной, ты окружён друзьями. Я не буду называть имён, но за тобой присматривают… Подполье намного больше и сильнее, чем то старается представить правительственная пропаганда. Просто будь собой, Макс, работай на новом месте так, как ты умеешь. Я и мои друзья уничтожили все следы твоей прежней деятельности, из-за которой к тебе было можно подкопаться… Тебе теперь это не нужно. Со мной всё будет хорошо. Я среди друзей и, как только это станет безопасным, обязательно свяжусь с тобой, мой Макс! — девушка смущённо улыбнулась и, спохватившись, добавила: — Да! если ты всё же решишь увидеться с Айном, сообщи полиции! Детективу Рахили… Будет лучше если ты сообщишь именно ей, а не Эмилю… — улыбнувшись, подмигнула Клэр.

     Изображение исчезло вместе с файлом. Мак открыл файл-локацию и крепко выругался. Времени оставалось в обрез.

     Старый парк, в котором Айн назначил встречу Максу, для задержания был местом, мягко сказать, неудачным. Ублюдок мог хоть с раннего утра находиться там и наблюдать, и стоило Рахили попасть ему на глаза, тотчас уйти.

     Клэр сообщила ей место и время первой, но толку от этого было мало — до того, как Макс получит сообщение искина и повторно передаст ей уже известную информацию, Рахиль не могла докладывать шефу и просить прислать в парк наблюдателей. Но от Макса не было ни звонков, ни сообщений. А время шло, и его становилось всё меньше и меньше.

     Когда до назначенного Айном времени оставался ровно час, Рахиль позвонила Александру и всё ему рассказала.

     — Мы с Ивори приедем и всё сделаем, — выслушав её, сказал Александр. — Но арестовывать придётся тебе. Справишься?

     — Да, — сказала Рахиль, — справлюсь.

     — Тогда жди поблизости и не светись, — подвёл итог короткому разговору тот, чьё слово значило для Рахили много больше, чем приказания шефа.

     Макс позвонил через пятнадцать минут. Машина Рахили в это время уже стояла припаркованная у одного из входов в парк. Сама Рахиль, следуя совету Александра, сидела в машине. Она нервно вертела в руках телефон, дожидаясь звонка.

     — Рахиль, здравствуйте! — над телефоном появилось лицо Макса.

     — Здравствуйте ещё раз, Макс! — она сдержано улыбнулась голограмме.

     — Я звоню, чтобы сообщить вам о времени и месте моей встречи с Айном…

     — Конечно, Макс. Я вас слушаю.

     — Отправляю файл… — (мобильник оповестил о принятом файле). — Встреча через сорок пять минут. Постараюсь успеть.

     — Уж постарайтесь…

     — Я сейчас в вакуумнике, еду с Западного побережья… В Полисе буду через пятнадцать минут. Не уверен, что успею на машине за полчаса, но я постараюсь, — повторил Макс сухо.

     — Я попрошу шефа повысить приоритет вашей машине… — сказала на это Рахиль тоном более мягким, чем вначале разговора. — Система будет считать её полицейским транспортом. Так что, гоните смело!

     — Хорошо, — ответил Макс и отключился.

     Она позвонила Эмилю.

     Передав шефу файл Макса, Рахиль солгала о своем местонахождении, сказав, что в десяти минутах от парка. Получив приказ: прибыть на место и участвовать в операции, Рахиль ответила, что уже в пути. Потом она снова вызвала Александра.

     — Слушаю тебя, Рахиль, — ответил мужчина. Глядя на голограмму, Рахиль отметила некоторое сходство между ним и Максом, за той разницей, что Макс был смуглым, как индус, а Александр был чернокожим, как самый чёрный негр, но с европеоидными чертами лица.

     — Эмиль с группой задержания скоро будет здесь, — сказала она. — Можете не приезжать. Извините за беспокойство.

     — Ты поступила правильно, — сказал Александр. — Не нужно извиняться. Мы почти на месте, так что, сходим, осмотримся…

     От станции вакуумников до старого парка Макс добрался за восемнадцать минут, оказавшись на месте на двенадцать минут раньше назначенного Айном времени. Полицейская выполнила обещание, чему Макс искренне не был рад: лимузин нёсся так, что становилось страшно; машина полностью игнорировала такие мелочи, как комфорт пассажира, и во время пути у Макса несколько раз закрадывались мысли о том, что кто-то хакнул диспетчерский центр Полиса, чтобы подстроить для него автокатастрофу со смертельным исходом.

     Всё время, что Макс был в поезде, он постоянно думал о послании Клэр. Выходило, что его втянули в какую-то игру Подполья с корпорацией. Но, что это была за игра? Похоже, ему ещё придётся сыграть в этой игре какую-то назначенную ему кем-то неизвестным роль…

     «Чего же они хотят?» — спрашивал себя Макс, садясь в машину. А потом началась гонка… Мысли о Клэр вылетели у него из головы, уступив место другим, об авариях и взломе городского суперкомпьютера.

     Выйдя из взбесившейся машины, Макс на ватных ногах пошёл вдоль высокого кованого забора к открытым воротам.

     Стоял жаркий летний день, но в тени вековых деревьев было вполне комфортно: лёгкий сухой ветерок шелестел листьями в высоко сплетённых кронах, обдувал лицо Макса, шагавшего по мощёной каменными плитами аллее. В парке было людно: на скамейках сидели мамы с детьми и редкие в этот час пары; кто-то прогуливался с собакой, кто-то, как и Макс, куда-то быстро шёл.

     Айн указал только вход и аллею, по которой Макс должен двигаться в сторону озера — никаких других ориентиров или точного места.

     Если Айн не явится на встречу, Макс сядет в машину и поедет в офис, а вечером отправится к Рине и останется у неё (или, может быть, они вместе поедут в его новую квартиру и выяснят, не требуется ли заменить имеющуюся в квартире кровать на новую). Макс уже пообещал себе послать Айна подальше, вздумай тот не явиться и после снова предлагать ему встречи — теперь, когда Клэр подчистила за ним «хвосты», пусть говорит, что угодно. Насрать. Макс и без Айна теперь точно знал, что его стремительная карьера не была следствием его особых выдающихся качеств. Но это вовсе не означало, что Макс был против повышения. Как бы там ни было, но он был рад тому, что Подполье его заметило. Теперь он сможет сделать больше.

     Опасавшийся искать связей с Подпольем из осторожности, Макс, сам того не ведая, всё же, обратил на себя внимание… создав одного из подпольщиков. То, что Подполье на него вышло через Клэр, а не потому, что он сам где-то засветился, успокаивало — в противном случае на него могли выйти не только подпольщики, но и полиция и даже Бюро.

     В обществе, стоящем на столпах права собственности и авторского права, хакерство и создание свободного и освобождающего от насилия правообладателей кода — одни из самых страшных преступлений. Окажись Макс насильником и людоедом, и тогда он считался бы едва ли бóльшим преступником (если бы он, конечно, не насиловал и не ел заживо богачей и чиновников) чем, когда ломал базы данных корпораций и создавал программы, сводившие на нет усилия рекламщиков и шпионов киберполиции. Причём, если первое (хакерство) он совершал за деньги, и деньги немалые, то второе (антикопирайтерский код) он создавал больше из любви к искусству и желания пнуть своей собственной ногой Систему, которую, как точно заметила Клэр, всегда в глубине души презирал. Макс понимал, что он один и не в силах бороться против вековых устоев, против мощи корпораций. Он сомневался насчёт Подполья, порой подозревая, что оно — проект тех самых корпораций для выявления неблагонадёжных, но он старался делать что мог. Ему было приятно осознавать, что он, Макс, не просто сетевой вор, работающий за деньги богатых, но и немного Робин Гуд. Его последняя программа всё ещё оставалась у него в голове, и он обязательно сольет её в Сеть. Он сделает это бескорыстно — отдаст её человечеству, и тогда, пусть ненадолго (Макс таки подкинет задачку работающим на рекламщиков коллегам), все, к кому программа попадёт, будут благодарны неизвестному программисту.

     Макс дошёл до места, где аллея упиралась в другую, извилистую аллею, огибавшую небольшое озеро в центре парка, и уже развернулся, чтобы идти обратно, когда увидел Айна. На Айне были неприметные тёмно-коричневые широкие брюки и лёгкая серая куртка.

     — Вы невнимательны, управляющий Макс, — пухлые губы Айна тронула высокомерная улыбочка. — Я пять минут шёл за вами, но вы меня даже не заметили.

     — Мне без надобности постоянно оглядываться, — ответил ему Макс. — Ведь меня не ищет полиция…

     — Совсем недавно меня тоже не искали, — сказал с досадой блондин.

     — Зато присматривали… — Макс улыбнулся широко и недобро.

     — Да-да… — согласился Айн. — Присядем? — Он кивнул на свободную скамейку.

     — Конечно! — Макс прошёл к скамье и уселся, не дожидаясь Айна.

     Место было оживлённым: по примыкавшей аллее то и дело проходили гулявшие у озера люди; на берегу водоёма, прямо на траве, сидели несколько компаний; на соседней скамейке обнималась пара влюбленных подростков — хулиганского вида пацан и девочка-отличница. На скамье напротив расположилась ещё одна пара — высокий широкоплечий негр и красивая голубоглазая мулатка. Женщина сидела, заложив ногу на ногу, и увлечённо слушала мужчину, откинувшегося рядом на спинку лавки. Прикрытые выше середины бёдер бежевой юбкой ноги блондинки были по-мужски крепки и по-женски стройны; изящные крепкие икры женщины оплетала высокая шнуровка кожаных сандалий. Сверху на ней была облегающая чёрная майка с тонкими бретельками, подчёркивавшая в меру крупную округлую грудь с проступавшими сквозь ткань широкими ареолами. Мужчина был одет в тёмно-серый костюм.

     — Говорите! Я вас внимательно слушаю, Айн! — сказал Макс, скользнув взглядом по женщине напротив, явно увлекавшейся культуризмом, и совсем не во вред женственности, как это часто бывает. Женщина заметила его взгляд и мельком улыбнулась ему. Её спутник сделал вид, что не заметил.

     — Я хочу предостеречь вас, — сказал Айн, сев рядом с Максом и закинув ногу на ногу так, что Максу стал виден рисунок его подошвы.

     — Кажется, сегодня утром вы хотели встретиться не для того, чтобы меня предостерегать… — холодно сказал Макс. — Давайте уже, Айн, выкладывайте, чего вам надо?! Но, сначала расскажите, откуда вам известно о Клэр?

     — Вижу, ты быстро вошёл во вкус, Макс… — блондин скривил пухлые губы.

     Макс не ответил. С каждой минутой нахождения рядом ему был всё больше неприятен этот по-педерастически смазливый тип.

     Не то чтобы Макс имел предрассудки насчёт внешности или активно не любил педиков (хотя, Айн вроде бы предпочитал женщин), просто именно этот скользкий тип был ему неприятен. Айн вызывал антипатию… как герой-подлец из древнего кино.

     — Про искина я узнал, когда навёл о тебе справки, управляющий Макс… — пожал плечами Айн.

     — Собираетесь меня шантажировать?

     Если бы Макс умел, он бы заломил саркастично бровь, как это легко делал Айн, но Макс не умел. Его простое лицо на квадратной голове уставилось в упор на пухлогубого блондина.

     — Если потребуется…

     — Как вам угодно… — пожал плечами Макс. — Но мне плевать.

     — Хм… вот как… Значит, ты уже подрезал хвосты…

     — Да, — коротко ответил Макс и замолчал.

     Он молчал минуту, украдкой любуясь ногами женщины напротив. Айн молчал.

     — Я вас слушаю, Айн, — наконец сказал Макс.

     — Мне стоит рассказывать тебе о том, что за организация причастна к твоему стремительному восхождению? — спросил Айн.

     — Нет. Я знаю. Переходите к главному.

     — Хорошо, — нервно улыбнулся блондин и… сник. — Я действительно собирался тебя шантажировать…

     — Зачем?

     — Мне нужна твоя… профессиональная, скажем так, помощь… Подожди-подожди! — выставил ладони Айн, заметив, как лицо Макса принимает саркастическое выражение. — Пусть мне нечем тебя прижать, но я готов заплатить!

     — За что заплатить?

     — Помоги мне исчезнуть! Раствориться! У тебя есть доступ к интерфейсам, ты можешь взломать базы персональных данных… Можешь привязать мой интерфейс к другому имени…

     — Вы понимаете, о чём просите? — произнёс Макс, помедлив. — За такое можно, не то, что на север поехать… За такое можно отправиться на Марс, на пожизненное…

     — Брось, Макс! Я знаю, ты и не такие штуки проделывал!

     — Возможно. Но сейчас я имею четвёртый уровень и…

     — …Я тоже имел! И что теперь? — раздражённо выплюнул словами сквозь зубы Айн. — Я заплачу тебе пятьсот тысяч терракредитов прямо сейчас!

     — Каким это образом? — усмехнулся Макс.

     — Назову номер анонимного счёта в лондонском банке и код, предъявителю которого банк передаст деньги без вопросов… — Лицо Айна изменилось: в нём не оставалось уже и тени того высокомерия, что жило на нём ещё минуту назад. Рядом с Максом сидел человек, просивший его о помощи. — Я хотел перестраховаться, на случай… если ты захочешь меня кинуть, но… похоже, что ты обошёл меня… Прошу тебя, Макс, помоги мне уйти от корпорации! — (Глаза Айна умоляли) — Как только я исчезну, ты получишь от меня вторую половину! Выйдет ровно миллион! Даю тебе слово, Макс! Я даю тебе слово! Клянусь, Макс! — выпалил Айн и замолчал, продолжая смотреть Максу в глаза.

     Этот взгляд — взгляд отчаявшегося, загнанного человека. Макс понимал, что совершает ошибку, но он решил, что сделает это. И вовсе не из-за денег. Ведь и сам он не застрахован от подобной участи.

     — Твой интерфейс отключён? — спросил он Айна.

     — Да.

     — Подключись к Сети на приём и не совершай никаких действий. Понятно?

     — Да.

     — Дай мне код удалённого доступа к интерфейсу.

     Айн назвал двадцать две цифры.

     — А теперь уходи. Быстро! — сказал Макс, понизив голос, и, помедлив, добавил: — За нами могут следить…

     — Я сразу догадался, что ты сообщил полиции, — спокойно сказал Айн. — Но я принял меры…

     — Какие меры? — Макс не стал отрицать очевидного: всё же Айн не был дураком.

     — Подломил сетевую вышку, поколдовал немного, потом засветил свой мобильник и его маркер сейчас перепрыгивает из телефона в телефон между несколькими сотнями гуляющих по этому парку добропорядочных граждан.

     — Они могут отследить через мой…

     — Брось, Макс, — улыбнулся Айн. — Твой телефон сейчас недоступен… — Айн запустил руку в карман куртки и вытащил небольшой брелок.

     — Глушилка?

     — Она самая.

     — Хорошо. Уходи. Избавься от мобильника… И от глушилки тоже избавься. Заляг на дно. И больше никогда мне не звони. Я сам с тобой свяжусь, если потребуется. Не забудь: интерфейс на приёме и никакой активности! — сказал Макс, вставая со скамьи.

     Айн тоже встал и пристально посмотрел в глаза Максу:

     — Спасибо тебе! — искренне и без прежнего пафоса произнёс Айн. — Номер первого счёта: … (он назвал цифры)

     Макс развернулся, скользнув напоследок взглядом по атлетичной блондинке и, не оборачиваясь, пошёл прочь.

     Когда позвонил Александр, Рахиль всё ещё была в машине, дожидаясь сигнала, теперь уже от шефа, который приказал сидеть тихо до времени и не высовываться, пока он не скажет. Рахиль приняла вызов.

     — Нужно сорвать задержание, — быстро сказал Александр.

     — Не понимаю… Зачем? — с удивлением спросила она.

     — Сейчас не время для вопросов, Рахиль, — настоятельно произнёс Александр с интонацией автомата. — Выходи и иди навстречу Айну. Он уходит. Идёт по аллее вокруг озера, против часовой стрелки. На выходе, к которому он направляется, его ждёт Эмиль со своими людьми. Твой шеф, похоже, понял, что ждать Айна следует там, где меньше всего маркеров…

     — Какие ещё маркеры?! — Рахиль уже бежала лёгкой трусцой ко входу в парк.

     — Уловка Айна… — ответила Александр. — Он хакнул мобильную сеть и теперь маркер его телефона размножается делением и цепляется к устройствам в заранее выбранных местах…

     — А что с номером Макса?

     Рахиль забежала в ворота и, запросив у нейросети карту парка, припустила по узкой второстепенной дорожке. Карта перед её глазами показывала, что через пятьдесят метров дорожка приведёт её на нужную аллею.

     — Макс его выключил. Ты далеко?

     — Уже близко… — громко дыша, ответила Рахиль. — Вижу аллею… и… Айна тоже…

     — Сделай так, чтобы Айн сменил направление, Рахиль. Пусть уходит. Так надо.

     Александр отключился.

     Айн шёл быстрым шагом вдоль берега озера, когда сбоку на него налетела Рахиль.

     — Ты! — растерянно уставился на неё Айн.

     — Заткнись и слушай! — Рахиль схватила Айна за плечо. — Там, куда ты идёшь, тебя ждёт полиция!

     — А ты, что, разве не полиция? — Айн дёрнул плечом, но Рахиль держала крепко.

     — Не перебивай! — почти прорычала Рахиль. — Твой фокус со связью не сработал. Полиция ждёт тебя в твоём коридоре, где меньше всего маркеров! Что, серьёзно думал, что не заметят?! — она несколько раз вдохнула и выдохнула, после чего, уже спокойно сказала: — Уходи в любом другом направлении! Слышишь?! В любом другом! У Эмиля мало людей… Он слишком поздно узнал о месте… Все они сейчас там, куда ты идёшь.

     — Но, Элис… то есть, как там тебя?.. Ты же… — Айн запнулся, секунду подумал и изменился в лице. — Так ты тоже из этих…

     — Это не твоё дело! — серые глаза женщины сверкнули сталью. — Я делаю это не ради тебя! Уёбывай! — Рахиль толкнула Айна в грудь двумя руками. — Быстро! — После чего резко развернулась и пошла обратно.

     Айн замер в изумлении, глядя ей вслед. Он стоял так, пока она не исчезла из виду, потом с досадой хмыкнул, сунул руки в карманы куртки и со злостью сжал кулаки. Эта женщина всё время обманывала его. И теперь презирала. Она даже не обернулась, уходя! И помощь её была снисхождением и пинком под зад одновременно.

     Раздражённо развернувшись на каблуках, Айн пошёл туда, куда при ином раскладе сунулся бы в самую последнюю очередь. Свернул на узкую аллейку, по которой можно было срезать путь до расположенной в парке станции метрополитена, древнего как сам Полис.

     Пользоваться метро он, конечно же, не собирался, но по плану именно возле станции его маркеров должно быть больше всего, а дальше, за станцией был выход из парка, где, если верить Элис или Рахили, его не ждали.

     На обсаженной в человеческий рост густым кустарником аллейке было немноголюдно. Несколько прохожих, срезáвших путь от метро к озеру, прошли Айну навстречу. Редкие спрятанные в нишах из живой изгороди скамейки занимали уединившиеся парочки, не обращавшие на него внимания. Несмотря на полдень, вокруг были сплошные тени от нависавших сверху густых крон вековых дубов и вязов.

     Айн шёл быстро, но не слишком, чтобы не привлекать ненужного внимания: обычный прохожий, спешащий по своим делам. Аллейка впереди пустовала, с последним, шедшим ему на встречу человеком Айн разминулся минуту назад.

     Он вздрогнул, когда позади послышались быстрые тяжёлые шаги, но не стал оборачиваться, ускорять шаг тоже не стал.

     Звук шагов быстро приближался.

     Поравнявшись с Айном, прохожий не обогнал его, а пошёл рядом слева.

     Айн мельком взглянул на прохожего: высокий плечистый мужчина в неприметной одежде серых тонов, на вид ровесник или немного моложе; половину лица его скрывала окладистая тёмная борода, виски высоко выбриты, гребень густых русых волос сплетён на затылке в толстую косу. Ему показалось, что раньше он уже где-то встречал этого типа. Айн сбавил ход, пропуская типа вперёд, но тот продолжал идти рядом.

     — Чего надо? — с раздражением бросил тогда ему Айн.

     — Уже ничего, Айн, — ответил бородач.

     Услышав своё имя, Айн остановился, решив, что это полицейский.

     Бородач тоже остановился.

     «Что делать?»

     Айн был вооружён: под курткой на брючном ремне была пристегнута кобура с тем самым антикварным револьвером, благодаря которому он вчера утром остался жив. Если он выстрелит, выстрел услышат… Придётся бежать… Но у него будет шанс уйти… Если ничего не предпринимать и позволить бородачу арестовать себя, это будет конец: ему сотрут память, превратят в идиота и отправят на биржу труда к пролам…

     Айн решил действовать.

     После того, как к нему домой явился убийца, Айн некоторое время тренировался, отрабатывал возможные действия в разных ситуациях, в том числе и похожих на эту. Он засекал время. В среднем, две-три секунды ему требовалось, чтобы достать пистолет, навести на воображаемого врага, и нажать на спуск. Левой рукой приподнять край свободной куртки, правой — выхватить револьвер из кобуры. Главное: не нажать на спуск раньше времени! Эти древние ковбои из радиоактивных пустошей были крутыми ребятами, предохранители им только мешали…

     Айн был быстр. Он не замешкался ни на секунду. Но, всё равно, не успел.

     В момент, когда его рука только легла на рукоять револьвера, в руке бородача уже был пистолет.

     Выстрела никто не услышал — пистолет убийцы был с глушителем.

     Глава 8. Пешка и Ферзь II

     Игровое пространство.

     — В чём дело, агент? Появиться где-нибудь поближе для вас проблема? — бросил с раздражением чёрный Ферзь белой Пешке, когда фигура приблизилась к нему на два десятка клеток.

     На этот раз шахматное поле, посреди которого в облике чёрного ферзя появился куратор, лежало на поверхности планетки, диаметром в три сотни километров, обращавшейся в компании нескольких десятков других планеток побольше и поменьше, вокруг… гигантского торшера, игравшего в этой причудливой виртуальной модели роль солнца.

     Ближайшим соседом в небе над горизонтом висела планетка тёмно-зелёного, как бильярдный стол, цвета. На поверхности планетки, если присмотреться, можно было разглядеть множество разноцветных шаров, в которые под разными углами ударяли молнии, заставлявшие шары катиться в выбранных невидимыми игроками направлениях. Шары сталкивались с другими шарами, меняли направление, сталкивались снова и снова; молнии разных цветов по очереди корректировали их траектории, пока некоторые из шаров не укатывались к полюсам планетки, где падали в находящиеся там тёмные дыры луз.

     Другие планетки отстояли от шахматного мирка много дальше, и рассмотреть, что там происходило на них, было нельзя.

     Ферзь со скукой поглядывал вверх на планетку-бильярд, терпеливо дожидаясь, когда появившаяся на горизонте белая пешка подскачет ближе. Пешка шагала медленно, преодолевая за один шаг по одной клетке: чёрная клетка, белая, чёрная, белая… пока, наконец, не подошла к раздражённому Ферзю.

     — Прошу прощения, господин куратор… — произнесла изменённым голосом Пешка. — Таковы правила этой древней игры: фигуры изначально располагаются по разные стороны поля… В данном случае — по разные стороны планеты…

     — И что же мешает вам использовать другие игровые платформы, где можно было бы встретиться в спокойной обстановке и не изображать при том из себя это?.. — Ферзь окинул пренебрежительным взглядом фигуру.

     — Соображения безопасности, господин куратор. Настольные игры, вроде шахмат, карт и подобных, в отличие от симуляторов реальности, боевиков и прочего, имеют более простую, даже примитивную матрицу и графическую оболочку, поскольку суть их заключается не в зрелищности, а в стратегии и в математических расчётах… Мне было легко взломать эту платформу и легко её контролировать, — объяснила Пешка. — В играх более сложных, множество сторонних программ и подпрограмм, среди которых легче спрятать шпиона… Искины Подполья часто внедряют в такие игры элементы своего кода… Скажем, встречаются двое в каком-нибудь сказочном виртуальном лесу, чтобы поговорить о деле, а там птица или насекомое, или нечто поменьше, на ветке сидит, смотрит и слушает…

     Куратор был далёк от сетевых игр и вообще от виртуальности. Виртуальность навевала на него скуку, но служба требовала время от времени окунаться в этот фальшивый мир. Игроманы представлялись ему жалкими, ни на что не способными в реальности, инфантильными личностями, склонными к кибер-онанизму. Он придерживался мнения, что, уж если с тобой не хотят трахаться в реале, или тебе самому не по вкусу желающие, то лучше прибегнуть к старому дедовскому способу — снять напряжение, так сказать, вручную, чем запрыгивать в киберкостюм с сомнительной целью: совокупиться в Сети с анонимной красоткой, в реальности вполне могущей оказаться какой-нибудь сумасшедшей старухой или хуже того — педерастом. Этот агент, отчего-то упорно не желавший примерять на себя иных личин кроме шахматной пешки, хоть и не был в реальности жалок, как большинство игроманов, не вызывал у старого офицера Бюро Расследований симпатий. Отчасти потому, что, всё же, он был из числа тех, кто обитал одновременно в реальности и в Сети; отчасти из-за его нелепой склонности к подражанию постапокалиптическим варварам из радиоактивных пустошей древности. Куратор считал его, как и всякого любителя исторических реконструкций, позёром и клоуном.

     — Итак, — он оборвал пустившегося в разъяснения агента, — слушаю ваш доклад по делу…

     Пешка на мгновение запнулась и перешла к докладу:

     — Час назад Айн был устранён. Вот подробный файл-отчёт…

     Между фигурами открылся канал прямой передачи данных.

     — Хорошо. Позже я ознакомлюсь с ним… Что-то ещё?.. — проскрежетал Ферзь.

     — Да, господин куратор, — решительным тоном продолжала Пешка. — У меня есть основания считать, что я раскрыт. В связи с этим, прошу вывести меня из игры. Вот рапорт…

     Пешка передала ещё один файл.

     — Вы говорите о Подполье? — уточнил Ферзь, после короткого молчания.

     — Да, — ответила Пешка.

     — Подробнее!

     — После ликвидации Айна, я обнаружил, что за мной следят…

     — Вы ушли от хвоста?

     — Да, конечно.

     — Как прошла ликвидация?

     — Выстрел в голову разрывной пулей из самоуничтожающегося пластика. Нейросеть гарантированно уничтожена. Без свидетелей… Если не считать хвост…

     — Хорошо. Что с хвостом?

     — Двое, мужчина и женщина, работали в паре — присматривали за Айном до того, как они с Максом встретились. Потом я их на время потерял из виду.

     — Так всё-таки, встреча состоялась…

     — Да, господин куратор. В отчёте всё это есть… Я вышел на Айна через Макса. Так что, не мог помешать встрече.

     — Продолжайте, агент. Что с этой парой? Кто такие? Подполье?

     — Скорее всего… Они были рядом, когда Айн с Максом говорили, и исчезли сразу, как они разошлись. Я решил тогда, что они переключились на Макса но это было моей ошибкой… После устранения Айна, я заметил их снова, порознь… Вначале мужчину, потом женщину. Фото обоих вы найдёте в отчёте, — сказала Пешка и, помедлив, добавила: — Думаю, они того и хотели… Чтобы я их заметил.

     — Для чего им это?

     — Возможно, чтобы спровоцировать меня на необдуманный поступок, привести в замешательство, заставить нервничать… чтобы я связался с вами… и отследить…

     — И вы связались.

     — Канал надёжен!

     — Гм… — Ферзь задумался. — Итак, вы уверены, что подпольщики вас раскрыли.

     — Да, господин куратор.

     — Хорошо… — проскрипел Ферзь. — Что-то ещё?

     — После того как Макс с Айном разошлись и, как мне тогда показалось, Макс увёл за собой тех двоих, появилась детектив из полиции Линеи — бывшая любовница Айна… Та самая, которую Подполье использовало вслепую в интриге с его разоблачением.

     — Вот как… — произнёс Ферзь и шагнул с чёрного квадрата на белый. — Продолжайте!

     — Она, — продолжала Пешка, передвинувшись вслед за Ферзём на одно поле, — похоже, предупредила Айна о засаде полиции. После короткого разговора с ней, Айн изменил направление, чем, в общем-то, облегчил мне задачу…

     — Хорошо… — проскрежетал Ферзь. Что именно было «хорошо» агент не понял, но не стал уточнять, а замер в ожидании продолжения мысли куратора. — Вы свою работу закончили, агент, — наконец объявил тот. — Я вывожу вас из операции. Можете сменить легенду. Активируйте новое имя и личный номер и… подстригитесь и побрейтесь, наконец. На новом задании вы должны выглядеть как приличный джентльмен…

     Глава 9. Короткий неприятный разговор

     — Вам не кажется, что между новым управляющим Максом и убитым есть… некая связь?

     — Нет, не кажется, — ответила Ангелика.

     Ей никогда не нравился шеф Эмиль. Ангелике он представлялся грубым и беспринципным человеком. Одна только уловка с раскрытием Айна чего стоит!.. Подложить подчинённую в постель к этому мерзавцу…

     Он, конечно, действовал в рамках закона: полицейская служба это допускает, но всё же…

     — Более того, — добавила она. — Мне совсем другое кажется…

     — Что же? — сдержанно улыбнулся негр.

     — Мне кажется, что Макса старательно пытаются подставить.

     — Это и указывает на то, что связь есть, — произнёс шеф Эмиль. — Эти двое связаны…

     Узловатые пальцы негра аккуратно подцепили маленькую кофейную чашку и поднесли к мясистым толстым губам.

     Они сидели за столиком кафе. Можно, конечно, было поговорить в её кабинете, но она специально выбрала для встречи общественное место, чтобы не оставаться наедине с этим ушлым, похожим на Кинг-Конга громилой.

     Отпив из чашки, гигант лёгким, совсем не сочетавшимся с его грубой внешностью, движением вернул чашку на блюдце.

     — Я вовсе не хочу сказать, что это Макс убил Айна, — сказал он спокойно. — Я лишь предположил, что между новым управляющим и его убитым предшественником есть связь.

     — Если за таковую считать намерение третьего лица, или даже лиц, навлечь на Макса подозрения… в том числе и ваши… — с подчёркнутой иронией заметила Ангелика.

     — Возможно… — примирительно развёл ладонями шеф корпоративной полиции. — Я даже склонен предположить, что это именно так.

     — Тогда в чём проблема, Эмиль?

     Женщина приняла свою привычную позу: кокетливо заложила ногу на ногу и немного отстранилась от столика так, чтобы её острые худые колени оказались направлены точно на собеседника.

     — Проблема в том, Ангелика, что у меня уже четыре трупа и один живой Макс, — серьёзным тоном произнёс Эмиль. — И никаких зацепок. — Он равнодушно посмотрел на её колени и, помолчав, добавил: — Я вынужден передать дело в Бюро Расследований… и меня нисколько не радует то, что агенты Бюро станут шнырять по моему отделению и совать нос везде, где им вздумается…

     Слушая его, Ангелика слегка покачивала ногой, придирчиво рассматривая лакированный носок своей туфельки. На ней была короткая чёрная юбка, строгая белая блуза с жабо и чёрный полупиджак.

     — Насколько мне известно, — (она подняла взгляд от туфельки на собеседника) — Макс не отказывался от сотрудничества с вами… — (взгляд её стал стремительно холодеть) — Он отправился на встречу с Айном, несмотря на риск.

     — Да, он встретился с ним… и мы не знаем о чём они говорили. Только показания самого Макса…

     — У вас есть основания сомневаться в его показаниях? Он ведь мог вообще никуда не ходить. Но пошёл. Макс программист… хороший программист, и он хорошо понимает, что такое включенный телефон в кармане. Зная о том, что вы обязательно станете его прослушивать, он мог бы забыть телефон в машине, или просто сделать так, чтобы вы не смогли получить к нему доступ, но не сделал. Макс не стал мешать вам его слушать, но он не знал об устройстве, с которым Айн пришёл на встречу…

     — У Макса в голове нейросеть…

     — Как и у нас с вами. И что с того? — Ангелика заломила тонкую бровь. — Вас кто-то обязывает записывать всё, что вы видите и слышите?

     Эмиль не ответил.

     — Да, — продолжила тогда она, — Макс не стал записывать разговор… А может и стал, но стёр запись. И это не преступление! Это, в конце концов, его голова и его нейросеть! Но это точно не повод, чтобы наседать на него! Вы говорите, что Макс связан с Айном… Но как? — Глаза Ангелики холодно блеснули. — Каким образом связан? Парень понятия не имел о том, что будет назначен на место Айна. Это было моё решение… — Большие серые глаза женщины кололи сталью. — Так что я в бóльшей степени подхожу на роль подозреваемой, не так ли? Не хотите ли меня допросить, директор-комиссар?

     — Нет. Не хочу.

     — В таком случае, — (серые глаза женщины продолжали сверлить и колоть Эмиля) — прошу вас, оставить моего подчинённого в покое!

     — Что ж, — Пожал плечами Эмиль, — у полиции действительно нет причин для преследования вашего подчинённого. Что же касается ребят из Бюро, которым я передаю дело, то за них я говорить не могу…

     — Если у Бюро Расследований возникнут вопросы, каких Максу ещё не задавали вы и ваши люди, тогда, конечно, они всегда смогут его допросить, но использовать моих работников в качестве наживки ни им, ни вам я более не позволю!

     Директор-комиссар корпоративной полиции Эмиль сидел напротив раздражённой Ангелики спокойный как памятник и беззлобно смотрел на то, как хрупкая большеглазая женщина с острыми худыми коленками ярилась на него словно дикая кошка.

     — Без проблем, Ангелика… — произнёс он гулко и мягко. — Обещаю больше не беспокоить вашего подчинённого… если к тому не будет оснований…

     — Их у вас не будет! — фыркнула женщина. — У вас ещё есть вопросы ко мне? У меня скоро важная встреча…

     — Пока нет. — Изобразив на квадратном лице вежливую улыбку, негр сделал неопределённый жест тяжёлой рукой. — Не смею вас более задерживать, Ангелика, — сказал он и снова подцепил двумя пальцами чашку с кофе. — Было приятно с вами пообщаться.

     — Тогда до встречи! — Ангелика встала, небрежно поправила юбку и, одарив приложившего к толстым губам маленькую чашечку негра ледяным взглядом, направилась к выходу.

     Глава 10. Пешка выходит из игры

     Отключившись от вирта, Дэн открыл глаза и тревожно заозирался по сторонам — минута адаптации (всякий раз по возвращении в реал, требуется немного времени, чтобы привыкнуть к нормальной системе координат).

     Дэн полусидел-полулежал в специальном кресле в клубе для игроманов.

     Посещение клуба вполне вписывалось в рамки его легенды, и, случись ему здесь встретить знакомых, это не вызвало бы подозрений.

     Можно было выйти в Сеть и из дома, — что он и делал, когда хотел просто поиграть или заняться киберсексом, — но трафик в корпоративной квартире периодически отслеживался, и Дэн об этом знал. Поэтому, на встречи с куратором он выходил исключительно через места вроде этого. Выбирал ресурс попроще, вроде го, маджонга или шахмат, взламывал код и отправлял куратору приглашение в игру.

     Посетителей в клубе было не много, — середина дня, — лишь несколько малолетних бездельников пускали слюни в креслах по соседству.

     Дэн брезгливо поморщился, глянув на вздрагивающего в соседнем кресле доходягу с идиотской рожей, которому явно не помешало бы сменить штаны. Для желавших потрахаться в клубе были отдельные закрытые кабинки, внутри которых имелись одноразовые хлопчатобумажные трусы, но этот, похоже, отдал последние терракредиты за сеанс, и на кабинку с трусами ему не хватило.

     Формально Дэн был ещё на работе. Он лишь «отлучился по поручению», которого на самом деле не было, но отдел, в котором он работал под прикрытием, был немал — под сотню человек, а за дисциплиной следили всё же люди, а не искины. К тому же, частые отлучки были обычным делом для Дэна, которого, как программиста-техника, периодически посылали в разные места налаживать всё то, что не налаживалось дистанционно.

     Макс, конечно, парень неглупый, — во всяком случае, смог же он столько водить за нос Бюро Расследований, полицию, ГОАП и ещё чёрт знает кого… даже искина сумел смастерить… — но и Дэн был вовсе не тем простоватым рубахой-парнем, которого знали коллеги по работе. Технарь он был, как сказали бы древние, от бога. Дэн слушал все разговоры Макса с Ангеликой, с полицейскими, с Айном, с искином Клэр… Даже о том, что рыжему гению удалось забраться в трусы к этой черномазой девке, к Рине, оказавшейся дочкой какой-то шишки из «первых», Дэну было известно.

     А ведь он давно подозревал, что с этой Риной не всё чисто… Хорошо бы и к ней «жучка» прилепить…

     Выдаваемые под строгую отчётность и жутко дорогие (пяток таких «жучков» стоил как неплохой автомобиль), эти микромашинки могли работать не более суток, в лучшем случае, после чего распадались в прах, не оставляя следов. Последний «жучок» перестал работать как раз после того, как Макс прослушал оставленное искином послание и отправился на встречу с Айном.

     Дэну вдвойне повезло: искин назвала вслух место встречи, и место это оказалось в Полисе. У него оставалось в запасе время для того, чтобы улизнуть с работы и по пути заглянуть на расположенную неподалёку от башни «Линеи» стоянку, где ждала служебная машина, в салоне которой имелся маленький арсенал — всё необходимое для проведения ликвидации. Далее отследить местоположение Макса по мобильнику не составило труда. Уж если корпоративным полицейским предоставлялся полный доступ к локациям всех, за кем бы те не вздумали следить, то Бюро Расследований при Мировом Корпоративном Правительстве — и подавно. Бюро можно всё. Почти всё.

     Выбравшись из кресла, Дэн вышел из клуба в летний день.

     Идя по улице, он вызвал в интерфейсе командную строку, в которую вписал простой десятизначный код…

     Машина ждала его там, где он её оставил — в сотне метров от клуба.

     Когда он подошёл к неприметному серому автомобилю, приоритет которого, несмотря на скромный внешний вид, мог меняться с пятого до второго уровней по желанию пассажира, машина опознала его уже не как Дэна, инженера-программиста пятого уровня из компании «Линея-10» (личный номер: 57864-11382-М01-6А), а как Дюка, комиссара ГОАП (Гильдии охраны авторских прав) с четвёртым уровнем (личный номер: 83941-2191-М01-4Н). Дверь машины открылась, и Дэн-Дюк забрался внутрь.

     После яркого солнечного света он не сразу заметил, что в машине оказался не один.

     — Привет, Дэн! — в глубине салона напротив Дэна сидел лысый мужчина в знакомом костюме. Лица его Дэн не смог рассмотреть сразу — глаза ещё не адаптировались после яркого солнечного света. Но этого и не требовалось — Дэн узнал говорившего по голосу.

     — Иль?.. Как, чёрт возьми, ты здесь…

     — Брось, Дэн!.. — перебил его Илия. — Не делай глупостей. Ты не успеешь…

     У Дэна наконец стало проясняться в глазах и первым, что он рассмотрел, был направленный на него пистолет, который Илия держал в руке.

     Дверь машины уже закрывалась, и Дэн понимал: это конец.

     Как только дверь встанет на место, пистолет в руке человека напротив выстрелит.

     — Иль! Дружище!.. — нервно заулыбался Дэн.

     — Заткнись! — Илия снова его оборвал. — Ты знаешь, зачем я здесь.

     Дэн знал.

     — Послушай… — глаза Дэна забегали по салону, ища малейшую зацепку, выход из западни, в которую он так глупо угодил.

     Выхода не было. Дверь уже закрылась.

     — Ты даже не предатель, Дэн… или как там тебя… Ты — враг Организации. И ты знаешь, как мы поступаем с нашими врагами.

     — Тогда чего медлишь?! — резко изменив тон, агент Бюро посмотрел на подпольщика совсем другим взглядом, холодным и колючим, испытывающим.

     — Назови себя. Расскажи о своём задании, — предложил Илия. — Дёргаться, повторяю, не нужно. Борткомпьютер под моим контролем. Ни одна твоя штучка здесь не сработает… — При этих словах Илия свободной рукой достал из нагрудного кармана небольшое устройство, похожее на старинную монету, в центре которой слабо светилась голубая точка.

     Дэн узнал устройство: это была глушилка, из тех, что использовали в Бюро. Весьма мощная. Ничто в радиусе десяти метров вокруг этой штуки, ни один из известных приёмопередатчиков, ни один «жучок», ни нейросеть, не говоря уже о простых мобильниках, не работало — устройство давило всё подчистую.

     — Я офицер, — с призрением посмотрев на Илию, процедил в ответ Дэн. ­— Я служу человечеству. Это всё, что тебе, подпольная крыса, следует знать обо мне и моём задании.

     — Ты — дерьмо. И ты служишь не человечеству, а засевшим в правительстве главам корпораций. Ты охраняешь установленный денежными мешками режим подобно псу, стерегущему собственность своего хозяина. Вот ты кто, Дэн… или как там тебя… — сказал Илия и нажал на спуск пистолета.

     Глава 11. Выбор

     Стоило только Максу появиться в отделе, как его тут же перехватили Лидия с Дианой и увлекли в одну из лабораторий, где ему всё же пришлось уделить некоторое время работе. Впрочем, всё, что от него требовалось, это выслушать предложения хорошо знавших своё дело специалистов и утвердить их. После, сославшись на занятость, Макс удалился к себе в кабинет, где уселся в кресле и, прикрыв глаза, попытался расслабиться.

     17:30 — время, когда большинство работников уже посматривали на часы в томительном ожидании, подсчитывая оставшиеся до конца рабочего дня минуты.

     Вызвав на терминал меню климат-контроля, Макс выбрал «весенний вечер после дождя», после чего запустил в нейроинтерфейсе программу-релаксатор и закрыл глаза. Десять минут в таком режиме, потом — две под тёплым душем, и он придёт в норму.

     Денёк вышел тот ещё…

     Но отдохнуть не вышло — пиликнуло оповещение, он открыл глаза, над столом высветился голографический текст: «Макс, зайди ко мне. Жду. А.»

     «Опять Айн…» — Макс решил, что разговор пойдёт снова о человеке, имя которого он уже не мог слышать без раздражения. Теперь о его смерти.

     С ним уже говорили детектив Рахиль, от которой он и узнал, что Айна таки пристрелили, а после и её шеф. Едва Макс отъехал от парка, Рахиль позвонила ему и попросила вернуться. Он прождал полчаса, прежде чем ему уделили время.

     Обвинять Макса в убийстве, конечно, никто не пытался, — его непричастность была легко доказуема, — но у Эмиля к Максу имелся ряд каверзных вопросов, как то: что же Айн так хотел Максу сообщить? если Айн убил убийцу полицейских, защищаясь, то почему скрывался? и как так вышло, что Макс не записал разговор?

     На все вопросы Макс ответил, что ничего не знает.

     Он был искренне потрясён случившимся и не понимал, как так вышло, что Айна выследили. Мысль о том, что убийство — дело рук Подполья, казалась ему нелепой: зачем убивать того, кто сам был намерен раствориться, исчезнуть, сменить имя, навсегда порвать с прошлым? То, что Подполье часто прибегало к террору против корпораций и спецслужб, было известно каждому: СМИ периодически поднимали вой по поводу «невинных жертв террористов», которые все как один были из высших классов и при жизни славились притеснением рабочих и их профсоюзов, защиту интересов которых возложило на себя Подполье. Но, уж если в Подполье решили, по каким-то своим, непонятным пока Максу причинам, сместить Айна с должности посредством интриги, а не убийства, то зачем, спрашивается, подпольщикам прибегать к убийству после, когда цель уже достигнута? Единственным разумным ответом Максу представлялся тот, что смещения Айна и его смерти желали разные силы.

     Смирившись с неизбежностью предстоявшего ему очередного неприятного разговора, Макс выключил режим релаксации, встал с кресла и направился в примыкавшую к кабинету туалетную комнату, где, склонившись над раковиной, сунул голову под струю холодной воды. Постояв так минуту, он выключил воду, отёрся полотенцем, пригладил пятернёй короткие волосы и направился к выходу из кабинета…

     …Пока лифт вёз его с сотого на триста восьмидесятый этаж, Макс тщательно перебирал в памяти события уходящего сумасшедшего дня, казавшегося ему неделей, если не месяцем…

     Утро началось с визита директора-комиссара корпполиции. Потом был разговор с Айном. Потом — Клэр… Потом — снова Айн… (Как же он его достал!). Вышло так, что Макс оказался последним, с кем Айн контактировал перед смертью.

     Детектив Рахиль…

     Во время их последнего разговора, когда Рахиль сообщила ему об убийстве, Макс заметил, как женщина вздохнула с облегчением, увидев на мониторе полицейской машины проделанный им маршрут от «глухой» зоны, где состоялась их с Айном первая и последняя встреча. Максу показалось, что Рахиль была обеспокоена тем, что на него могли пасть подозрения. Ко времени, когда тело Айна было обнаружено прохожими, Макс был в десяти километрах от того места — вполне надёжное алиби.

     Чуть позже появился шкафоподобный негр Эмиль и полез к Максу со своими вопросами…

     Отделавшись от директора-комиссара, Макс сел в машину и, напрямую через нейроинтерфейс, вызвал Рину. (Утром они обменялись кодами приватного доступа, и теперь могли обмениваться мыслями и образами.) Он всё рассказал Рине — девушке, с которой минувшей ночью был близок впервые: о своей «второй работе» и о том, какой неожиданностью для него стало повышение по службе; о вчерашней истории с трупами и последовавшей за тем волоките с полицией; о сегодняшней встрече с Айном и о том, что согласился тому помочь. Единственное, о чём Макс не сказал, это об истории с Клэр.

     Закончив свой рассказ, Макс добавил:

     — Извини. Мне, наверно, не стоило всё это на тебя вываливать… — мысленно произнёс он, неверно истолковав молчание Рины.

     — Что ты, милый, милый Макс! Не говори так! — услышал он мысли девушки. — Прости. Я думала над тем, что ты сказал…

     — Над чем именно, Рина?

     — Ты сказал, что хотел помочь Айну…

     — Да, это так. Я действительно собирался ему помочь.

     — Но ведь он был готов тебя шантажировать!..

     — Был. Но потом попросил о помощи, и я согласился. Не из-за денег… а просто потому, что мог помочь…

     — Это — благородный поступок, — подумала тогда в ответ Рина. — Я рада, что выбрала тебя, Макс… мой милый Макс…

     — Только намерение…

     — Нет! — возразила она. — Поступок! Я, уверена, в последние минуты своей жизни этот человек был совсем другого о тебе мнения. Это важно.

     — Что важно? — не понял Макс.

     — Важно то, что этот корыстный человек, известный своими жестокими взглядами хищника… считавший, что всё вокруг, включая людей, продаётся и покупается, что в конкурентной борьбе допустимы любые средства… что человек неспособен и не должен подниматься в этой борьбе выше животного, что побеждает сильнейший и что человек человеку — всегда враг… важно, что этот человек встретил совершенно иное отношение! Если бы Айн остался жив, он стал бы другим, Макс, я уверена. И это благодаря тебе!

     Макс сильно удивился таким мыслям Рины.

     — Не думал, что ты так хорошо знаешь Айна… — подумал он.

     — Не лично… Один мой знакомый… друг… знал Айна… Они вместе учились.

     Макс не стал расспрашивать Рину о друге, но сердце его съёжилось: «друг? а только ли друг? быть может, не только друг, но и…» Рина не слышала этих его мыслей, но что-то почувствовала.

     — Друг, просто друг, глупый… Его зовут Баз. Я вас обязательно потом познакомлю! — Максу передалась эмоция Рины: он представил, как она улыбается, как смотрит на него своими большими, озорными зелёными глазами и от груди отлегло. Макс решил, что познакомится со всеми, с кем пожелает его познакомить эта — так быстро ставшая ему безмерно дорогой — девушка.

     — Но… ведь я не отказался от денег, которые Айн мне предлагал… — подумал Макс.

     — Нет. И правильно сделал. В противном случае, твоё обещание помочь выглядело бы как обман, или как глупость… Ты согласился на рисковое дело… В конце концов деньги могли бы понадобиться тебе для подкупа… или откупа… — заметила Рина. — И вообще, ведь ты мог ему просто отказать…

     Против этих слов, вернее мыслей Рины Максу нечем было возразить.

     — Где ты сейчас? — спросила она Макса.

     — Еду к себе в отдел, — Макс показал ей карту с маршрутом.

     — Не спеши. Езжай вот сюда… — (интерфейс принял отправленный Риной файл-локацию) — и жди меня…

     Не доезжая до башни «Линеи», машина свернула к соседней башне, принадлежавшей корпорации «Олимпус».

     Нижние этажи этого пятисотэтажного здания арендовались множеством мелких фирм, из тех, что существовали милостью той или иной мировой корпорации (в данном случае — «Олимпуса»). Первые четыре этажа представляли собой сплошные торговые центры, выше были клубы, спортзалы, клиника для седьмого и шестого уровней и зоопарк. Этажи с восьмого и по восемнадцатый занимали парковки для представителей всех уровней, кому дозволялось владеть личным автотранспортом (кроме шестого и седьмого, для которых был общественный).

     Макс даже не удивился, когда его четырёхклассный лимузин, распределённый по присланному Риной файлу, оказался на первоклассной стоянке. Под первый класс был выделен восьмой этаж.

     Выехав из лифта и, проехав пол оборота вокруг центрального стержня башни, его машина свернула к нужному сектору и отъехав на пятьдесят метров от окружавшей стержень дороги, остановилась.

     Макс вышел из машины и осмотрелся: вокруг ни души. Других машин в секторе он насчитал всего семь. Та, что стояла совсем рядом, зелёного цвета, имела примерно те же габариты, что и машина Макса, и схожую каплевидную форму, только была заметно ниже и приземистее. Дверь машины сдвинулась в сторону, и из салона выглянула Рина…

     Они провели в машине больше часа. Как и в прошлую ночь, их одежда была разбросана по салону, а их тела снова и снова сплетались в порывах иступляющей страсти. В салоне было жарко, несмотря на исправно работавший кондиционер.

     Потом, окончательно выбившись из сил, они лежали некоторое время в молчании, — безмятежное спокойствие поглотило обоих. Лишь ставшие постепенно равномерными дыхания да удары сердец нарушали тишину. Макс лежал на спине, уставившись в нежно-голубого цвета потолок машины. Рина прижималась к нему сбоку, положив голову на его плечо и закинув изящную согнутую в колене ногу на его массивное бедро. Густые чёрные волосы девушки рассыпались по предплечью Макса, длинные пальцы с выкрашенными синим лаком ноготками неспешно перебирали завитки волос на его груди.

     — Знаешь, — произнёс тогда Макс, нарушая тишину, — у меня такое чувство, будто вся эта хрень… настолько ничтожна, в сравнении с тем, что мы… теперь вместе…

     — Так и есть, милый, — ответила ему Рина. — Так и есть, дорогой мой, рыжий Макс.

     — Но всё это… повышение… история с Айном… с полицией… — блёклый фон для того, что происходит между нами.

     Рина чуть приподнялась, опершись на локоть, ласково посмотрела Максу в глаза.

     — Я счастлив, что у нас все так сложилось, — продолжал он говорить, рассматривая лицо девушки. — И мне наплевать на всех этих полицейских, что лезут ко мне со своими расспросами и подозрениями, и на Подполье…

     — Подполье? — спросила тогда Рина и Максу показалось, что она совсем не удивлена.

     — Да, — сказал он, решив, что должен быть до конца честен с ней. — Во всём этом… деле замешано Подполье. Хочу, чтобы ты это знала, связываясь со мной… Быть может, и меня скоро… как Айна… Я ведь теперь почти буржуй…

     — Не говори так, милый! — зелёные глаза девушки блеснули с возмущением, а не с испугом. — Ничего подобного с тобой не произойдёт!

     — Откуда ты можешь знать? — с улыбкой спросил тогда Макс и убрал с лица Рины упавший ей на глаза чёрный локон, завёл за ушко. — Ты, конечно, бесстрашная, почти всемогущая девушка из первого уровня… но Подполье — серьёзная сила… Я уже говорил, что за некоторые мои дела, узнай о них полиция или Бюро, меня скорее всего сошлют на север, или вообще на Марс, где я загнусь от каторжной работы, холода и радиации… Я взламывал сети корпораций, писал запрещённый код… А ещё я создал искина, который связался с Подпольем… Это с их подачи меня и выдвинули в управляющие отделом… Причём, без моего ведома… Я и сам пока не знаю, чего от меня хотят подпольщики.

     Макс замолчал, решив, что уже достаточно наговорил, чтобы напугать Рину. Но девушка снова удивила его:

     — Я всё знаю о тебе, милый Макс, — сказала она. — Не волнуйся из-за полиции и спецслужб.

     — Прямо-таки всё?

     Рина улыбнулась:

     — Всё, что ты рассказал, и даже больше…

     — А как насчёт Подполья? Тоже не волноваться?

     — И за Подполье не волнуйся. — Рина поцеловала его в губы, оборвав разговор.

     Они были уже не в силах заниматься любовью, но могли целовать и обнимать друг друга, и потому целовали, и обнимали.

     — Нам пора возвращаться… — сказала Рина, когда они уже и целоваться не могли. — Тсс… — Она приложила палец к его губам, когда Макс хотел было всё же спросить о причинах её уверенности насчёт Подполья. — Потом… — сказала она. — Сегодня вечером мы вернёмся к этому разговору.

     …Макс всё ещё ощущал вкус поцелуев Рины, обонял запах её тела, чувствовал её прикосновения, когда сигнал лифта вернул его к реальности: кабина стояла на последнем этаже башни, двери были открыты.

     Несколько секунд он продолжал рассеянно смотреть перед собой, потом, наконец, собравшись с мыслями, встал с кресла и вышел из кабины.

     В приёмной его встретила секретарь — миловидная девушка с раскосыми глазами азиатки — и сообщила, что «госпожа управляющий директор» его ожидает и, что он может войти. Поблагодарив девушку, Макс вошёл в кабинет.

     В кабинете никого не было.

     Макс сразу заметил проход в дальнем от входа конце кабинета. Во время его прошлых посещений начальства в том месте точно была «стена» из деревянных панелей (за одной из таких был комбайн-бар). Теперь панели обрамляли прежде скрываемый ими широкий проём.

     — Макс! это ты? — послышался из проёма голос Ангелики. — Проходи! Я здесь.

     Макс прошёл и… встал в проходе.

     Он оказался в просторном, лишь немногим меньше кабинета, дугообразном помещении с рядами круглых, увенчанных скупыми капителями колонн вдоль стен: пол и колонны были отделаны мрамором серых оттенков, стены — розовых и розовато-бежевых, потолок был бело-голубым. Колоннады вдоль левой (внутренней), и правой (внешней) стен непрерывно заворачивали по пологой дуге влево…

     (Верхние сорок этажей круглой как труба башни образовывали каскад постепенно уменьшавшихся в диаметре «шайб», — издали это придавало верхушке башни сходство с усечённым конусом, — последняя «шайба» при этом имела диаметр всего тридцать метров, что делало внешнюю округлость здания весьма заметной изнутри.)

     …Справа, сквозь заполнявшие высокие в человеческий рост стрельчатые арки витражи в помещение падали окрашенные разноцветными стёклами лучи вечернего солнца. Пять узких арок гармонично вписывались в колоннаду из шести мраморных колонн, толщина которых, как и ширина окон-арок была около полуметра.

     — Ангелика… — только и смог выговорить Макс.

     Ангелика, полностью нагая, смотрела на него из исходившего слабым паром небольшого овального бассейна с прозрачной голубой водой.

     Бассейн лежал против второго, третьего и четвертого окон. Его вытянутая форма гармонично вписывалась в пространство изогнутого помещения. Чаша бассейна была устроена таким образом, чтобы войти в воду можно было с двух наиболее удалённых друг от друга краёв, где для этого имелись широкие, удобные для сидения и лежания ступени на римский манер. Ангелика сидела на одной из этих ступеней, в дальнем от входа конце бассейна. Яркие цветные пятна слабо колыхались на поверхности воды вокруг неё, лежали на лице, шее и плечах, на едва касавшихся воды маленьких, с торчавшими беззастенчиво вперёд коричневыми сосками, грудях.

     — Ну, что же ты встал, Макс! Входи!..

     Макс прошёл вперёд, остановившись в метре от края бассейна. Он отвёл взгляд от Ангелики и осмотрелся.

     Слева, меж колонн, он заметил ещё два прохода: один был ближе к стене, за которой располагался кабинет, сквозь проход была видна часть освещённого приглушённым жёлтым светом помещения; второй находился между двумя дальними колоннами и вёл, по всей видимости, в туалетную комнату.

     — Что такое, Макс? — тонкие губы женщины тронула довольная улыбка. — Мой вид тебя… — (она выразительно опустила глаза вниз: сквозь прозрачную воду — она об этом точно знала — Максу были отчётливо видны её сведённые вместе острые колени и подтянутый плоский живот с аккуратной полоской завивающихся чёрных волос в самом низу; потом снова посмотрела на Макса подёрнутыми лёгкой поволокой глазами болотного цвета, вздрогнула пушистыми ресницами) — …смущает?

     — Что вы… нет, конечно…

     — Но ты совсем не смотришь на меня! Стоишь и рассматриваешь колонны… Тебе нравятся колонны, Макс?

     — Неплохо… — ответил Макс. — Довольно необычно… — Он ещё раз обвёл глазами помещение (чтобы не смотреть на неё): — Мраморные… Будто попал в древний Рим… Фригидарий — так в римских термах назывались похожие помещения, — заметил он. — Только, там вода в бассейнах была прохладная, а здесь…

     Макс перевёл взгляд на исходившую паром купальню, по-прежнему избегая рассматривать обнажённое тело женщины.

     — …тёплая… почти горячая. — Ангелика повела вокруг тонкими руками, вызвав разошедшиеся по воде слабые волны. — Такие тёплые бассейны иногда устраивались в кальдариях — более жарких, чем это, помещениях.

     — Похоже, вы тоже интересуетесь древней историей… — заметил Макс, посмотрев на её лицо. Только на лицо.

     — Не меньше твоего, — женщина снова улыбнулась.

     — Вам и это известно…

     — Знать своих подчинённых — обязанность всякого хорошего управляющего… — Она слегка пожала худыми угловатыми плечами.

     — Возьму это на заметку, — сказал Макс.

     — И всё-таки, ты смущён, Макс, признайся! — (она тепло улыбнулась) — Ведь я тебя смущаю?

     — Скорее, удивляете, — ответил Макс. — И… — он помедлил — …восхищаете… — он посмотрел в глаза женщины.

     — Вот как! — (Ангелика заломила тонкую бровь — при этом её улыбка стала теплее) — Чем же я тебя удивляю и восхищаю?

     — Ваш возраст… — Макс продолжал смотреть на неё, ожидая, что тёплую улыбку сменит возмущение его бестактным началом, но её лицо ничуть не изменилось, и тогда он продолжил: — Многие женщины в вашем возрасте стараются выглядеть лучше… моложе, красивее… И у некоторых получается — они выглядят моложе и привлекательнее сверстниц… Но вы… не стремясь, это вполне очевидно, обмануть окружающих относительно вашего возраста… выглядите великолепно.

     Сказанное Максом произвело впечатление: с минуту Ангелика молча смотрела на него, — Макс больше не отводил взгляда, — после чего сказала:

     — А ты искусный льстец, Макс! — Её улыбка не утратила ни капли прежней теплоты и расположения.

     — Вовсе нет, — спокойно возразил Макс. — Я лишь сказал то, что думаю… Никогда не любил лести и льстецов.

     — Что ж, если так, то, похоже, ты действительно лучше своего предшественника и я в тебе не ошиблась…

     — Надеюсь, что это так, — сказал Макс. — Буду стараться соответствовать.

     — Конечно будешь! Куда тебе деваться? — сказала Ангелика и скользнула со ступени, на которой сидела. Она проплыла до средины бассейна и встала на дно ногами. Глубина была небольшая — вода едва скрывала её плечи. — Хочешь искупаться, Макс? — Спросила она, глядя на Макса снизу-вверх своими большими и круглыми, в опушении длинных чёрных ресниц глазами. В этом её взгляде была покорность.

     Перед Максом стояла женщина, — не управляющий директор одной из ведущих мировых компаний, а просто женщина, — ростом довольно высокая — примерно метр семьдесят пять; её худоба была прилична скорее юной девушке, нежели женщине, которой исполнился уже пятьдесят один год. Кожа её была гладкой, груди аккуратны. Касались ли Ангелики руки пластического хирурга — о том Макс не знал. Но, если бы Ангелика вздумала скрывать свой возраст, Макс не дал бы ей больше тридцати.

     — Одежду можешь оставить там… — Она указала пальцем в сторону от Макса.

     Макс обернулся: позади, вдоль граничившей с кабинетом стены стояла деревянная скамья, на которой лежало небрежно брошенное серое платье.

     — Прошу меня извинить, Ангелика, — сказал Макс, — но я не могу… Думаю, это плохая идея…

     — В чём дело, Макс? Разве я… — (Ангелика коснулась кончиками больших и указательных пальцев твёрдых сосков) — …тебе не нравлюсь? — Она плавно развела руки в стороны и оказалась ещё ближе. — Или, может быть, ты меня… боишься? — Ангелика сделала шаг на ступень, другой, и вот уже потоки воды стекают с её плеч… меж торчавших с вызовом грудей… вдоль тонкой талии… Ещё шаг, и над водой показалась чёрная полоска аккуратно подстриженных волос внизу плоского как у девочки живота; на миг несколько запутавшихся в завитушках капель блеснули в солнечном луче. — Признайся, Макс, ты ведь хочешь, желаешь меня… Я заметила, как ты смотрел на меня тогда… два дня назад… — Ещё шаг, и вот она уже стоит перед Максом. Белое с лёгким загаром тело женщины всё покрыто гусиной кожей.

     Ангелика была хороша. Очень хороша. Макс невольно залюбовался ею.

     Окинув женщину взглядом, он посмотрел ей прямо в глаза и сказал:

     — Желать вас, Ангелика — нормально. Было бы странным вас не желать… Во всяком случае, мне так кажется.

     Макс стоял прямо, опустив руки, не отводил взгляда.

     — Тогда я тебя не понимаю, Макс… — сказала Ангелика без раздражения, скорее с грустью.

     — Я люблю другую, — произнёс Макс.

     Он ещё не успел привыкнуть к роли управляющего (он даже ещё не бывал в своей новой квартире). И если сейчас эта оскорблённая его отказом женщина скажет ему, что он больше не начальник отдела, или даже, что от теперь вообще безработный и может убираться вон, он не станет сожалеть о том, что не запрыгнул тотчас в бассейн, как только она ему это предложила.

     Ангелика улыбнулась:

     — Ты говоришь о той девчонке из первого уровня, что прикидывается, будто она из пятого?..

     Макс не удивился. В конце концов, Ангелика — директор, первое лицо в компании. У неё есть специальные работники, есть служба безопасности… Он кивнул утвердительно:

     — Да. Я говорю о Рине. Я не могу, Ангелика… Прошу простить меня!..

     — Прощаю, — ответила Ангелика, глядя на Макса с неожиданной для ситуации теплотой и вместе с тем с едва уловимым укором. — Ты действительно лучше своего предшественника, — добавила она после короткой паузы. — Айн был напрочь лишён твоего благородства.

     Макс не нашёл, что на это ответить и потому молчал. Твёрдо зная, что поступает правильно, он чувствовал себя неловко — словно это он обидчик этой красивой стареющей женщины (только сейчас он заметил на её лице маленькие морщинки), а не она только что пыталась его соблазнить.

     Быстрым движением Ангелика приблизилась к нему на шаг и, встав на цыпочки, чмокнула в лоб влажными губами, отпрянула, грустно улыбнулась:

     — Иди уже к своей Рине, Макс…

     Ретроспектива. История маленькой Рины

     Двадцатью двумя годами ранее.

     Она не любила засыпать одна. Нет, совсем одна она, конечно, никогда не засыпала. Ведь всегда, сколько она себя помнила, рядом был Зевс — её рыжий друг.

     Утробно урча и чуть подёргивая во сне толстым с густым подшёрстком хвостом, Зевс обычно дрых рядом с ней на её старенькой кровати.

     Когда Рина была совсем маленькая, и когда папа ещё жил с ними, мама не одобряла этих, ставших впоследствии привычкой, повадок Зевса, но потом смирилась и уже не ругала старого кота за то, что стоявшей в углу их маленькой комнатушки специальной кошачьей лежанке тот предпочитал кровать своей маленькой хозяйки.

     Вместе с официальным разрешением на переселение Зевса, Рина получила и первую в своей жизни обязанность — убирать с кровати линялую шерсть при помощи специальной липкой ленты, к которой девочка отнеслась со всей ответственностью.

     Рина любила усатого друга, — если бы не его уютное урчание, ей наверняка было бы страшно оставаться дома одной. Как тогда… год назад, когда Зевс заболел, и мама отнесла его к доктору.

     В те две ночи, когда Зевса не было дома, Рина не засыпала до возвращения матери с работы. Врач тогда вылечил Зевса, и на третий день мама принесла его обратно домой. Рина заботилась о друге: меняла ему воду в миске, гладила его и говорила ему все ласковые слова, какие знала, и вскоре Зевс окончательно поправился.

     Днём семилетняя Рина училась в корпоративной начальной школе для детей из семей специалистов шестого и пятого уровней. Рано утром мама, приходившая с работы поздно ночью, отводила дочь на остановку школьного троллейбуса, а сама возвращалась домой спать до времени, когда нужно было встречать девочку. Потом они проводили время вместе: гуляли в парке, ходили в кино, посещали кафетерии на верхних этажах самых высоких башен, откуда любовались закатом за порцией вкусного мороженного. С наступлением вечера они возвращались домой, в маленькую квартирку на двенадцатом этаже старого сорокаэтажного здания в спальном районе на окраине Полиса, где их ждал заскучавший Зевс, и мама собиралась на работу…

     Шёл третий год как Дейл, отец Рины, оставил их. Девочка росла — росли и траты на содержание ребёнка, и заработка Лейсен стало не хватать… Так писавшая до того статьи для еженедельника районного уровня Лейсен стала проституткой.

     Нет, не той проституткой, каких можно встретить в дешёвых барах и на ночных бульварах. Лейсен была слишком хороша для этого. Она устроилась на официальную работу в фирму и оказывала услуги респектабельным господам и госпожам, любые сведения о которых, согласно трудовому контракту, ей запрещалось раскрывать каким-либо способом — будь то личные сообщения в Сети или даже разговоры с коллегами по работе — под страхом увольнения с последующими судебными разбирательствами.

     Работа отнимала силы, истощала Лейсен физически и эмоционально. Порой ей приходилось терпеть унижения со стороны клиентов (разумеется, в пределах оплачиваемого тарифа), но зато теперь она могла позволить себе устроить дочь в приличную школу и не бояться, что, случись ей незапланированно потратить часть из их некогда скудного бюджета, и они с дочерью окажутся на улице.

     Так, к примеру, случилось, когда рыжий любимец дочери внезапно заболел, и Лейсен отдала за его лечение в ветеринарной клинике две с половиной сотни терракредитов (без малого почти двухмесячная плата за аренду квартиры). И это того стоило! Радостный блеск больших карих глаз дочери заставили Лейсен отбросить последние сомнения и сожаления о потраченных деньгах.

     В тот вечер, когда маленькая Рина в последний раз видела мать, она по обыкновению прижалась к её щеке своей пухлой щёчкой, обняв мать за шею, запустив пальцы в её иссиня-чёрные волосы. «Я уже по тебе скучаю, мамочка!» Лейсен крепче прижала к себе дочь. В такие минуты она прилагала все усилия, чтобы не позволить солёным капелькам выступить на её глазах. «И я по тебе, моя милая». «Мамочка, я тебя люблю, сильно-пресильно!» «И я тебя, доченька. Не сиди допоздна. И не забудь покормить Зевса».

     Обычно, когда Рина просыпалась утром, в квартире пахло едой, — это вернувшаяся с работы мама готовила завтрак. Но в то утро запаха не было. В квартире было тихо.

     Рина позвала маму, но мама не ответила. Мамы не было дома.

     Девочка набрала номер мамы — телефон её оказался выключен.

     Рине захотелось расплакаться, но она сдержалась. Собравшись и надев школьную форму, девочка насыпала в Зевсову миску корма и отправилась сама в школу…

     Гарри, пятидесятичетырёхлетний управляющий второго уровня, муж и отец троих детей, имел репутацию приличного семьянина и профессионала своего дела. Группа компаний, входивших в состав «Евразии» — одной из тринадцати мировых корпораций — под руководством Гарри являла образец динамичного развития и уверенно конкурировала на мировом рынке, на шаг опережая соперников. В совете директоров «Евразии» Гарри уже намекали на то, что ещё год в таком темпе, и к своему пятидесятипятилетию он будет иметь первый уровень. Гарри старался, и у него получалось. Его жена была им довольна и, похоже, даже продолжала его любить, дети его обожали, особенно младшая дочь, которой было двенадцать; в корпорации его ценили, подчинённые его уважали. Гарри производил впечатление надёжного, бесконечно уравновешенного человека. Но было у Гарри одно увлечение, которое он держал втайне от всех, даже от самых близких ему людей…

     Вечером того дня Гарри не ждали дома. У него было алиби для стареющей и уже не вызывавшей прежнего интереса жены: Гарри «уехал в Сиберию, по работе, и в Полис вернётся только завтра, во второй половине дня».

     Директор фирмы интимных услуг, давний приятель Гарри, обещал ему «кое-что особенное».

     Когда Лейсен вышла из дома, на улице её уже ждала машина фирмы, которая должна была отвезти её к первому клиенту.

     Лейсен села машину.

     В салоне не было никого (обычно в машине её ожидали Ника и Рейчел, за которыми автомобиль заезжал до того, как подъезжал к дому Лейсен). Дверь закрылась, и машина направилась в сторону ближайшей магистрали.

     Более часа автомобиль нёсся по широкому шоссе в противоположном центру Полиса направлении. Мимо мелькали район за районом, башня за башней, пока, наконец, Полис не остался позади, и машина не оказалась на одном из ответвлений Седьмого Атлантического, с которого вскоре свернула на частную дорогу, уходившую вглубь леса.

     Проехав по дороге около десяти минут, машина остановилась возле особняка. Дверь машины открылась. Снаружи стоял представительный господин в чёрных брюках, белой сорочке и чёрном кожаном жилете — белокожий, лысый и уже начинавший заметно полнеть.

     — Здравствуйте, Лейсен! — добродушно улыбнулся ей господин. — Добро пожаловать в мой скромный дом!.. — Он подал руку, помогая женщине выйти из машины. — Я Гарри… просто Гарри.

     — Здравствуйте, Гарри! — обворожительно улыбнулась ему Лейсен натренированной улыбкой.

     Лейсен прошла вместе с Гарри внутрь особняка. В холле он взял её под локоть:

     — Прошу… нам сюда…

     Гарри провёл её к лифту.

     Створки дверей раздвинулись в стороны, и он мягко, но настойчиво протолкнул Лейсен внутрь небольшой кабины, после чего вошёл сам и нажал нижнюю кнопку на архаичной, как и сам особняк, панели. Кабина плавно опустилась на несколько метров вниз.

     Когда двери лифта открылись, и Лейсен увидела помещение, в котором они оказались, она решила, что Гарри очень странный тип.

     В краткой справке о клиенте, — такую бортовой компьютер выдавал Лейсен всякий раз по пути к месту работы, — не было ни слова о том, что господин этот был любителем «жёстких игр».

     Перед Лейсен было прямоугольное, хорошо освещённое помещение, в дальнем конце которого виднелся крутой съезд — подземный гараж на несколько автомобилей. Гараж был совершенно пуст, если не считать стоявшего посреди него металлического стола на колёсиках и небольшой металлической тумбы с выдвижными ящиками, тоже на колёсиках. Присмотревшись к столу, она заметила продетые сквозь отверстия в столешнице железные цепи, оканчивавшиеся стальными наручниками. Отделанные гладкой керамической плиткой коричневый пол и белые стены сверкали стерильной чистотой. В нескольких метрах от стола Лейсен заметила лежавший на полу свёрнутый шланг.

     Она замерла, не решаясь выйти из лифта.

     — В чём дело, дорогуша? — стоявший немного впереди неё Гарри обернулся.

     — Если вы хотите использовать это… — Лейсен указала взглядом на стол, — то…

     — То — что? — с усмешкой небрежно перебил её Гарри.

     — Это не входит в мой контракт… — начала было Лейсен, но Гарри не дал ей докончить, резко с разворота ударив женщину в солнечное сплетение.

     — Заткнись, сука! — сквозь зубы процедил он.

     Лейсен согнулась, задыхаясь от резкой боли, а Гарри сгрёб в охапку её волосы и грубо дёрнул, принуждая её идти следом за ним.

     Сделав несколько шагов, женщина попыталась сопротивляться, и получила ещё один удар. На этот раз удар пришёлся по рёбрам.

     Подтащив Лейсен к столу на колёсиках, Гарри с силой зашвырнул её на него. При падении всё ещё задыхавшаяся от боли в груди женщина больно ударилась копчиком о край металлической столешницы, — на мгновение ей тогда показалось, что у неё отнялись ноги.

     Резким движением Гарри отвёл левую руку Лейсен в сторону и пристегнул наручник, потом быстро обошёл стол и проделал то же действие с правой…

     Набрав наконец воздуха в лёгкие, Лейсен закричала — крик эхом отразился от стен гаража.

     …Гарри засунул руку под столешницу и выдвинул небольшой прямоугольный пульт с четырьмя кнопками. Он нажал две из них, под столом послышалось слабое гудение, и цепи, к которым были прикованы руки Лейсен, стали стремительно заползать в круглые отверстия в столешнице…

     Она пыталась вывернуться — бесполезно.

     …Когда между столешницей и наручниками оставалось всего несколько сантиметров, Гарри отпустил кнопки. Затем он пристегнул обе ноги женщины наручниками, после чего прошёл к пульту и нажал другие две кнопки: цепи с гудением поползли в отверстия, расположенные таким образом, чтобы ноги прикованной жертвы согнулись в коленях и оказались разведены в стороны.

     Потом Гарри подошёл к тумбе, выдвинул один из ящичков и достал ножницы…

     Лейсен отчаянно рвалась и кричала, звала на помощь, умоляла Гарри отпустить её, обещала сделать всё, чего бы он не пожелал, но Гарри лишь ухмылялся. Происходившее казалось Лейсен страшным сном: на миг она даже подумала, что уснула в машине, пока та везла её прочь из Полиса, на встречу с очередным клиентом — обычным стареющим богачом со слабой потенцией. Ей хотелось, чтобы это был сон, но она понимала, что всё взаправду.

     Слёзы текли по её щекам, когда Гарри ножницами распарывал на ней собравшееся под грудью короткое платье цвета зелёной мяты с цветочными узорами и тонкие трусики в цвет платья. Бюстгальтера на женщине не было (их она никогда не носила за ненадобностью).

     Сняв с ног Лейсен сплетённые из тонких разноцветных кожаных полосок сандалии на высоком каблуке, Гарри отбросил их в сторону. Потом он снова вернулся к металлической тумбе и выдвинул верхний ящик. Из ящика он достал железный поддон с набором хирургических инструментов и закрытую пластиковой крышкой стеклянную ёмкость, наполненную прозрачной жидкостью.

     — Что ты собираешься делать, больной ублюдок?! — прокричала ему Лейсен.

     — В древности этот процесс называли энуклеацией, — не оборачиваясь, деловито ответил Гарри.

     Потом он развернулся, держа в руках поднос и склянку, и, неожиданно улыбнувшись Лейсен широкой улыбкой добропорядочного семьянина, поставил предметы на стол рядом с её лицом.

     Увидев краем глаза содержимое поддона, Лейсен задрожала.

     — Что это ещё за хрень такая?!

     — Сейчас узнаешь…

     Гарри снова повернулся к тумбе и на этот раз достал из неё короткий кожаный ремень с металлическими крючками на концах. По обе стороны от головы Лейсен в столешнице оказались ещё два дополнительных отверстия, в которых Гарри закрепил крючки, лишив её тем самым возможности поворачивать голову.

     В следующие минуты, показавшиеся Лейсен часами, она кричала, умоляла, проклинала своего мучителя, но Гарри был словно глух. Многократно отработанными движениями он удалил сначала один глаз женщины, потом — другой, вставив их в специальную форму из прозрачного пластика таким образом, чтобы глаза смотрели прямо, после чего опустил их в ёмкость с жидкостью. Покончив с этим, Гарри бережно поставил склянку на тумбу и убрал хирургические инструменты.

     Потом, подойдя к свёрнутому на полу шлангу, Гарри повернул кран в основании шланга, взял его конец и, вернувшись к прикованной к столу притихшей и лишь изредка вздрагивавшей женщине, стал деловито смывать ледяной водой кровь, мочу и экскременты. Вскоре Гарри ощутил возбуждение и стал раздеваться…

     …Гарри долго насиловал Лейсен, уперев помутневший взгляд в смотревшие на него из стеклянной банки глаза, пока обессиленный не рухнул на измученную им жертву.

     В этот раз Гарри дольше обычного приходил в себя: всё-таки годы оставили свой след не только на быстро стареющем лице его супруги… он и сам уже не тот, прежний Гарри, который мог насмерть затрахать очередную шлюху, — эта была всё ещё живая, хотя и в отключке.

     Оторвавшись от Лейсен, Гарри неспешно слез со стола. Ощутил босыми ступнями бодряще-холодный кафель пола. Из стоявшей рядом тумбы Гарри достал старинную опасную бритву и привычным движением перерезал горло уже начавшей приходить в себя женщины.

     Во время занятий в школе на мобильник Рины поступило текстовое сообщение от мамы. Мама писала, что задержалась на работе и только теперь освободилась, и что у мамы для неё есть сюрприз. Странным показалось девочке то, что мама, всегда предпочитавшая звонить ей по видеосвязи, и лишь иногда отправлявшая голосовые сообщения, в этот раз взялась за написание текста. В конце сообщения мама прикрепила маркер с номером машины, которая будет ждать её возле дома (следовало активировать маркер, чтобы машина подъехала к вызывающему её устройству).

     Выходя из здания школы, Рина ещё раз попыталась дозвониться до мамы, но мамин телефон снова оказался выключен. Сдерживая подступившие слёзы, Рина отправилась к троллейбусной станции…

     Похожий на гигантскую железную змею автопоезд из десяти сочленённых гибкими переходами секций-прицепов остановился на специализированной станции для детей младшей школы. Рина вышла на платформу, на которой прежде её всегда ждала мама, и достала мобильник.

     Помедлив, девочка коснулась пальцем маркера на экране телефона, после чего на месте маркера появилось окошко с автоматическим сообщением от борткомпьютера машины. В сообщении было написано, что машина уже ждёт её на стоянке возле станции.

     Выйдя на улицу, девочка узнала серебристый автомобиль: это была та самая машина, которая обычно заезжала за мамой, чтобы отвезти её на работу, — девочка видела её из окна.

     Немного успокоившись, Рина пошла к машине, дверь которой приветливо открылась.

     Забравшись внутрь машины, Рина увидела сидевшего в глубине салона лысого мужчину.

     — Здравствуй, Рина! — добрым голосом сказал он. — Я — дядя Гарри. Сейчас мы поедем к твоей маме…

     Дверь машины закрылась.

     В приёмную председателя совета директоров корпорации «Олимпус» вошли двое — высокий чернокожий мужчина в дорогом костюме с длинными, собранными позади в «хвост», пепельно-стальными волосами и чуть меньшего роста элегантная крепко сложённая мулатка с белым с каре.

     — Госпожа Милена, здравствуйте! — первым обратился мужчина к встречавшей их миловидной женщине среднего возраста, секретарю-советнику главы корпорации.

     — Здравствуйте, господин Александр и госпожа Ивори! — приветствовала вошедших женщина. — Председатель Элиот вас ожидает…

     Элиот — не лишённый привлекательности двухметровый белый мужчина неопределённого возраста (на вид ему можно было дать от сорока до шестидесяти) — мерил шагами просторный зал, названный по недоразумению «кабинетом», заложив руки за спину. Одет он был в кремовый костюм с чёрной рубашкой с высоким воротом и чёрные классической формы кожаные туфли.

     — Ив, Алекс! Я вас заждался! — громко объявил он, остановившись посреди зала-кабинета, едва двое вошли и дверь позади них закрылась.

     — Что стряслось, Эл? — спросил Александр.

     — Нужно срочно убить одного почтенного господина из вторых директоров «Евразии».

     В воздухе повис немой вопрос, на который глава корпорации тут же ответил:

     — Его деятельность не вписывается в принятый нами план развития…

     — И, что… сразу вот так, взять и убить? — Александр недоумённо развёл руками.

     — Почему бы и нет? — Элиот пожал плечами.

     — Ну, тогда почему бы тебе не убить его самому? — раздражённо предложил Александр.

     — Подожди, милый… — вступилась Ивори. — Ты же знаешь Эла… Он не стал бы предпринимать ничего такого без особой нужды… Ведь так, Эл? — Женщина посмотрела на Элиота.

     — Совершенно верно, Ив! — ответил тот.

     — Ну, тогда расскажи нам, Эл, что там с этим почтенным господином, которого надо срочно убить, — ласково попросила его Ивори.

     — Гарри, так зовут господина… — Элиот направился к широкому столу из чёрного дерева, стоявшему ровно посередине кабинета. — Управляющий директор холдинга, который нам мешает… — Элиот уселся прямо на стол. — Проблему, конечно, можно было бы решить способом менее хм… кровавым… Но есть ещё одна деталь…

     — Не тяни уже, дед!.. — пробурчал Александр. — Давай, выкладывай!

     На губах Ивори при этих словах мужа мелькнула быстрая улыбка: она испытывала чувство глубокого уважения к тому, кого, вот уже полтора тысячелетия (если точнее, то — тысячу пятьсот девяносто семь лет) звали Элиотом. «Дедом» же Алекс называл Элиота крайне редко. По крайней мере, в присутствии Ивори.

     — Этот… Гарри имеет одну отвратительную наклонность… — Элиот выдержал короткую паузу, глядя на стоявших на прежнем месте и с ожиданием взиравших на него Алекса и Ивори. — Он коллекционирует глаза.

     — Какие ещё глаза? — ожидая подвоха, осторожно уточнил Александр.

     — Человеческие, — ответил Элиот.

     — То есть, этот самый, Гарри… он, что, — Ивори презрительно поморщилась, — вырезает людям глаза для коллекции?

     — Именно. Обычно у женщин, которых потом насилует… Но иногда и у совсем маленьких девочек…

     — Подожди, — со сдержанным раздражением сказал Алекс. — Так почему бы не привлечь этого негодяя к суду? Так мы как раз уберём его с дороги…

     — Это займёт много времени… — Элиот сложил руки на груди и закинул ногу на ногу. — К тому же, полагаю, суда не будет… Люди из правления «Евразии» не станут придавать дело огласке, а по старинке закатают ублюдка в бетон на какой-нибудь стройке, так, что его и через тысячу лет не найдут.

     — Так ты решил, что теперь мы, помимо нашей главной работы здесь, будем ещё и разбираться с местными маньяками? Так новые появятся. Капиталистическая система она, сам знаешь, появлению маньяков очень даже способствует… Благоприятная среда.

     — Алекс… — взгляд Элиота стал серьёзен и холоден. — Час назад мне поступила информация от человека из Подполья, работающего в фирме интимных услуг… Хозяин фирмы — приятель Гарри… Так вот, приятель этот, за большие деньги, время от времени поставляет Гарри симпатичных одиноких женщин, которые после встречи с ним пропадают без вести. Иногда и не совсем одиноких… как в последнем случае, и тогда, вместе с женщинами в руках Гарри оказываются их дети… Понимаешь, о чём я говорю?

     — Кажется да… — Алекс потёр тяжёлый подбородок.

     — Вот и хорошо, что понимаешь! Через полчаса у меня важная встреча в Совете, и я не могу сам отправиться в гости к Гарри… Я прошу тебя сделать это за меня… — Элиот перевёл взгляд на Ивори и извиняющеся улыбнулся. — Ив, думаю, не стоит в этом участвовать…

     — Я сама в состоянии за себя решать, Эл, — строго сказала женщина.

     — Как тебе угодно Ив… — ответил Элиот. — Прямо сейчас Гарри подъезжает к своему загородному дому на машине из фирмы своего друга… С другом, кстати, очень скоро разберутся товарищи из Подполья… Человек, сообщивший мне об этом, утверждает, что машина не поддаётся дистанционному контролю… он не может изменить маршрут. В машине с Гарри девочка семи лет — дочь его последней жертвы.

     — Как далеко от нас этот дом? — уточнил Александр.

     — Далеко. Если ехать на машине, не успеете.

     — А если лететь? — взволнованно спросила Ивори.

     — Берите дрона и летите скорее… Вот маршрут машины и адрес…

     Выйдя из приёмной главы корпорации, Александр и Ивори вошли в кабину лифта. Ивори набрала на панели код, и кабина двинулась вправо и вверх. Через три минуты они оказались в секретном, ни в каких планах и документах не отмеченном помещении, в котором между полом и потолком висел в воздухе зеркальный дискоид…

     Гарри суетливо омыл нагое тело прикованной к столу девочки из шланга и отбросил его в сторону. Большие карие глазные яблоки Рины смотрели на Гарри из склянки, рядом с которой стояла другая склянка. Во второй были глаза Лейсен.

     Девочка тихо всхлипывала, дрожа от боли, страха и холода. Ей было страшно. Темнота пугала её. Её глаза болели так сильно, как до того ещё никогда и ничего у неё не болело. Ей было стыдно, так как на ней не было трусиков и злой толстый дядя, которого она слышала, но не видела, ходил рядом. Она слышала его тяжёлое сопящее дыхание. Слышала его шаги вокруг страшного железного стола на колёсиках, к которому он приковал её, вывернув при этом цепями ей ноги так, что она ощущала неприятный холод промежностью.

     Глазницы девочки слабо кровоточили, нагое тело покрывала гусиная кожа, она тихо всхлипывала — всё это действовало на Гарри возбуждающе. Он почувствовал, как его дряблый перед тем член стал наливаться кровью, как сморщенная гофрой кожа распрямляется…

     Гарри впился глазами в промежность девочки и его губы скривились в довольной улыбке.

     — Мама… мамочка… — захныкала Рина. — Мамочка…

     — Мамочки нет, малышка, — произнёс нараспев он. — Здесь только я, твой дядя Гарри…

     — Нет! — всхлипнула девочка. — Ты не мой дядя! Ты злой!

     — Ну, что ты, малышка… дядя Гарри добрый…

     — Где моя мама? Моя мама меня защитит! — сквозь подкативший к горлу ком выдавила Рина. Девочка икнула. Ей было так страшно, что от страха стало тяжело дышать.

     — Твоей мамы больше нет!

     Его член уже налился и окреп. Гарри подошёл к обездвиженной Рине и положил пухлую руку на внутреннюю часть бедра девочки…

     Внезапно что-то мелькнуло возле его пальцев, Гарри отдёрнул руку и… не поверил своим глазам! Его пальцы остались лежать на столе рядом с щуплой ногой девочки.

     Чья-то тяжёлая рука легла на его рот, а другая рука сдавила тисками затылок. Гарри, было, взвыл от боли, но стальные пальцы так больно сдавили основание черепа, что он тут же затих.

     — Мамочка… мамочка… — снова захныкала Рина.

     — Не плачь, милая, — сказал рядом ласковый женский голос.

     — Кто вы, тетя? — тихим шёпотом спросила девочка.

     — Я Ивори, — ответил голос. — Я сейчас помогу тебе…

     При этих словах в поле зрения Гарри появилась смуглокожая короткостриженая блондинка. Женщина подошла откуда-то из-за спины Гарри к столу, склонилась над девочкой и поцеловала её в лоб.

     — Ничего не бойся, милая, — сказала она девочке.

     — Тётя… мои глазки… я ничего не вижу…

     — Знаю, Риночка, знаю, — грустно сказала женщина. — Не плачь, маленькая, всё будет хорошо… Ты пока поспи… а когда проснёшься, ты меня увидишь, обещаю.

     Когда она так сказала, девочка моментально заснула.

     После этого женщина резко повернулась к Гарри, и взгляд её был страшен.

     Если бы на Гарри были штаны, он намочил бы их, но он стоял без штанов, со снова обвисшим и съежившимся между пухлых ног членом. Мочевой пузырь Гарри опорожнился, ноги его задрожали, но сжимавшие его затылок и челюсть железные руки не дали ему упасть на пол.

     Женщина не сказала ему не слова. Она, молча, освободила девочку, подхватила её на руки и направилась к съезду в дальнем конце гаража.

     Когда со стороны съезда послышался звук зуммера, сообщавший об открытии гаражных ворот, сжимавшие онемевшую шею Гарри тиски ослабли. Гарри рухнул на холодный пол.

     Гарри не мог повернуть шею из-за пронзавшей позвоночник боли. Четыре обрубка на его правой руке кровоточили. В местах, где раньше были пальцы, теперь начинали пульсировать очаги острой подёргивающей боли. И боль эта становилась всё сильнее, заглушая боль в шее.

     С трудом Гарри всё же повернул голову, туда, где стоял тот, кто держал его: сверху на него смотрел рослый широкоплечий голубоглазый негр с «хвостом» пепельных, почти стальных волос на затылке.

     — Моя рука… — заскулил Гарри.

     Незнакомец молча, прошёл к железной тумбе, порылся в ящиках и достал из одного резиновый жгут. Он швырнул жгут Гарри, и подождал, пока тот перетянет кисть пострадавшей руки, после чего, сохраняя молчание, рукой указал Гарри, чтобы он лез на стол.

     — Что?.. — испуганно уставился Гарри на негра, и тотчас получил тяжёлую оплеуху.

     Незнакомец повторно указал на железный стол.

     Второй оплеухи не понадобилось: Гарри послушно забрался на металлическую столешницу и свернулся в клубок по-собачьи, скуля и жалобно всхлипывая.

     Когда незнакомец приковал наручником его искалеченную руку, Гарри взмолился:

     — Прошу! Пощади! С-слушай, я зап-плачу! Я заплачу миллион… нет! Десять! Десять миллионов терракредитов! — причитал Гарри. — Только отпусти! Прошу тебя! Ты меня слышишь?

     Мужчина обошёл стол и ухватил левую руку Гарри. Гарри попытался сопротивляться, и незнакомец с хрустом вывернул ему кисть. Гарри истошно завопил. Щёлкнул наручник, после чего железная рука негра легла на лодыжку Гарри.

     — Послушай… Как тебя… Послушай! Прошу, отпусти… — повторял Гарри. — Ну, прошу! — закричал он. — Ну, чего ты молчишь?!

     — А мне с тобой не о чем говорить, — ровным, бесцветным, лишённым эмоций тоном, без тени гнева или раздражения, даже без укора, без жалости, произнёс чернокожий. — Надеюсь, последние часы твоей жизни не будут для тебя напрасны.

     — Что?! — взбеленился, завизжал фальцетом Гарри.

     Негр ему не ответил.

     Нажав одновременно все четыре кнопки на выдвинутом из-под столешницы пульте, его мучитель подождал, пока сковавшие руки и ноги Гарри цепи полностью исчезнут в отверстиях столешницы и, развернувшись, направился вслед за назвавшейся Ивори женщиной.

     Когда чернокожий блондин исчез, Гарри вздохнул было с облегчением, но тут в помещении начало происходить нечто странное. Вокруг полностью нагого Гарри, вынужденно принявшего унизительную позу, будто на старинной фотоплёнке стали проявляться один за другим зеркальные диски с острыми как бритва краями…

     Спустя двадцать восемь часов, маленькая Рина пришла в себя.

     Она лежала внутри странной овальной чаши. Вверху над ней нависала другая такая же чаша.

     На ней была свободная, нежная как шёлк белая рубашка. Девочка поднесла к лицу худенькую чёрную ладошку и пошевелила пальцами: странно, она раньше никогда не замечала стольких деталей на своей коже…

     Было такое ощущение, будто прежде она видела всё мутным и чёрно-белым, а теперь впервые увидела яркий свет и краски.

     — Тебе нравится? — услышала она рядом уже знакомый ласковый голос.

     Девочка вздрогнула. Она повернулась, чтобы посмотреть: кто это с ней говорит. Рядом у изголовья сидела красивая беловолосая женщина, сильно смуглая, но не чёрная, как сама Рина. У женщины были красивые миндалевидные голубые глаза. На коленях у неё мирно дремал Зевс, подёргивая во сне одним ухом.

     — Очень! — сказала девочка. — А где это я?

     — На борту маленького космического корабля, — женщина улыбнулась.

     Девочка осмотрелась. Чаша, в которой она лежала, оказалась висевшей в воздухе внутри небольшого округлого помещения. Позже она узнает, что маленький космический корабль называется «транспортным дроном», и что дрон этот похож на большой зеркальный диск, и что он может становиться невидимым, и что летать на нём можно хоть на Луну…

     — А где моя мама? — спросила маленькая Рина.

     Ответить на этот вопрос Ивори было намного сложнее, чем вернуть девочке зрение и смягчить последствия пережитого ею кошмара.

     …Полностью лишённый кожи Гарри оставался в живых ещё четверо суток.

     Он умер от обезвоживания на пятые.

     На вторые сутки Гарри сошёл с ума: он непрестанно что-то несвязно бормотал, звал кого-то, его преследовали страшные галлюцинации.

     Пять дискообразных зеркальных машин, с острыми как бритва краями, с мастерством, недоступным ни одному хирургу-человеку срезавшие с тела Гарри кожный покров, находились рядом с ним до его последнего вздоха, готовые разрезать его на мелкие кусочки, в случае если бы кто-то пришёл ему на помощь.

     Глава 12. Правда

     Поезд слабо покачивало. Вверху, в четырёх километрах над беззвучно летящим по трубе-тоннелю вакуумным поездом, стоял жаркий летний день, и слабый ветер гнал по поверхности Атлантики ленивую волну. Но здесь, внизу, за окнами вагона — сплошная чернота. Тянущаяся по дну океана вакуумная труба полностью непрозрачна на протяжении всех подводных перегонов. Транзитный поезд Полис — Лондон уже миновал Азорскую развилку (транспортный узел, где в подводной громаде вокзала Понта-Делгада сходились поезда десятков линий) и приближался к Британскому архипелагу.

     Макс сидел, откинувшись в кресле и прикрыв глаза. Рядом справа и слева в соседних креслах сидели Рина и Клэр. Рина дремала, положив голову на его плечо, а Клэр с интересом что-то читала в интерактивном листке, закинув ногу на ногу. Макс старался не шевелиться, чтобы не потревожить чуткого сна возлюбленной, — прошлой ночью они почти не спали. Лишь время от времени он приоткрывал глаза, чтобы посмотреть на Клэр, дабы в очередной раз убедиться в том, что глаза и рассудок его не подводят.

     Прежде ему приходилось видеть искинов на базе имитирующих тело человека носителей. Во всех них было что-то неуловимо фальшивое… что-то ненастоящее. Робот — он и есть робот. Но Клэр была совершенно другой. Она была абсолютно естественна. И ещё она была настоящей красавицей. Макс любовался ею.

     Нет, Макс не смотрел на Клер как на женщину. Для него теперь существовала только одна женщина во всём мире — та, что сейчас спала у него на плече. Её одну он желал, её любил, и ни за что на свете не оскорбил бы её, предпочтя ей другую, пусть бы и красивее. Да он и не сравнивал этих двоих, дорогих ему женщин. Макс дал Клэр жизнь, стал в некотором смысле её отцом, и любовался ею он скорее как отец мог бы любоваться прекрасной дочерью или красавцем сыном. Вот только он был сам ещё молод для того, чтобы быть отцом взрослой девушки. Так вышло, что его дочь очень быстро повзрослела.

     Взглянув украдкой на увлечённую журналом Клэр, Макс закрыл глаза и снова стал перебирать в памяти события последних дней.

     Он вспомнил вечер, когда после разговора с Ангеликой отправился к Рине…

     Казалось, что после всего произошедшего с ним в те дни уже ничто не могло его удивить или, тем более, привести в полное замешательство. Из рядового программиста Макс стал управляющим отделом; перескочил с пятого, присвоенного ему от рождения уровня на четвёртый; стал свидетелем в уголовном деле с четырьмя убитыми; узнал о том, что каким-то образом оказался замешанным в дела Подполья… И на фоне всех этих событий, начался их роман с Риной, оказавшейся не той, за кого она себя выдавала… Потом ещё и сцена с Ангеликой, у бассейна… Чему ещё Максу оставалось тогда удивляться? Но, как оказалось, поводы для удивления не закончились.

     Когда двери лифта открылись, и собиравшийся уже шагнуть из кабины Макс увидел встречавших его Рину и Клэр, он так и остался стоять на месте.

     Он узнал её сразу. Ещё бы не узнать! Рядом с Риной стояла знакомая бледная рыжая худышка с круглыми серыми глазищами, — в этом образе Клэр являлась ему последние полгода на экранах и в виде голограммы. Образ был прописан в сознании искина, и Клэр идентифицировала себя с ним, подобно тому, как Макс идентифицировал себя с собственным отражением в зеркале.

     — Привет, Макс! — хором сказали обе девушки и прыснули от смеха.

     — К-клэр? — с трудом выговорил тогда Макс.

     Рядом с точёной эбеновой фигуркой Рины белокожая Клэр смотрелась одной из тех трёх граций, что днём ранее так не к месту и не ко времени пленили его воображение. От ожившей статуи девушку отличали прямые до плеч огненно-рыжие, как у него самого, волосы и живые светло-серые глаза, своей округлостью, в сочетании с коротким прямым носиком, делавшие её странным образом похожей на сову.

     — Что, так и будешь стоять, Макс? — сказала ему тогда Рина.

     — Давай уже проходи, папаша! — хохотнула Клэр.

     Макс вышел из кабины.

     — Вижу, вам обеим есть, о чём мне рассказать… — сказал он, переводя взгляд с Рины на Клэр и с Клэр на Рину.

     — Да, есть, — ответила Рина. — Но вначале… хочу, чтобы ты знал, Макс: всё, что было и есть между нами… между тобой и мной… всё это — по-настоящему… — Говоря эти слова, Рина смотрела ему в глаза, и Макс видел, что она взволнована. — Я не хотела начинать этот разговор без Клэр… — (обе девушки переглянулись) — и по этой причине отложила его на вечер…

     — Ты тоже связана с Подпольем, — сказал тогда Макс. — Это я уже понял, Рин… — Он шагнул к ней и взял её за руку. — Догадался.

     Рина в ответ лишь улыбнулась.

     — Клэр… — Макс посмотрел на стоявшую рядом девушку. — Позволь… — Он протянул руку. Клэр подала ему тёплую ладонь. — Поразительно!.. Этот носитель… — Макс окинул девушку взглядом. — Он же, наверно стоит кучу денег! Я никогда ещё не видел таких… носителей…

     — Это не носитель, Макс, — ответила Клэр. — Я теперь настоящая.

     — Ты хочешь сказать…

     — Она хочет сказать, — вступила Рина, — что перед тобой не носитель, в привычном смысле… Не робот с искином внутри. Клэр теперь настоящая, живая.

     Макс, державший за руки обеих девушек, отпустил руку Рины и принялся ощупывать плечи Клэр, чем привёл ту в смущение.

     — Невероятно… — приговаривал он. — Живая… Невероятно! Но, как? Как такое возможно, Рин? — Он взглянул на Рину. — Какая-то новая технология?

     — Можно сказать и так… — ответила девушка. — Тело Клэр почти такое же, как и наши с тобой тела, только более… совершенное… — осторожно подобрала она подходящее слово. — Клэр — искин, и, в отличие от нас с тобой, она, при необходимости, сможет перемещаться из теперешнего тела в другие…

     — Но…

     — Ты хочешь знать, что это за технология и откуда она? — Рина улыбнулась.

     — Да.

     — Позже ты узнаешь. Обещаю, — ладонь Рины нежно коснулась щеки Макса, при этом Клэр деликатно высвободилась из его рук. — Думаю, на сегодня с тебя достаточно потрясений…

     — И… как давно?..

     Ему ответила Клэр:

     — Месяц… — она пожала узкими плечиками.

     Только теперь Макс обратил внимание на то, что на Клэр было то самое короткое сиреневое платье в белый горошек, в котором она была на видеозаписи.

     — И… всё это время ты живёшь здесь… у Рины?

     — Ну, бóльшую часть времени…

     Макс вспомнил прошлую ночь: он ведь и не думал о том, что в квартире мог быть кто-то ещё, кроме них двоих… теперь же, после слов Клэр, Макс почувствовал себя неловко. На всякий случай он уточнил:

     — А… как же вчера?..

     — А вчера я гостила у Илии… — на мимичном лице девушки промелькнула едва заметная довольная улыбочка.

     — Что, и он тоже?..

     — Да, Макс, — сказала Рина. — И не только он…

     Они втроём провели тот вечер у Рины. Разговор затянулся до глубокой ночи, а утром Макс с Риной отправились на работу вместе.

     Поначалу Рина упиралась, ссылалась на элементарную конспирацию: нельзя вот так афишировать их связь. Тогда Макс рассказал ей о разговоре с Ангеликой, не скрывая пикантных обстоятельств, о том, что той уже известно об их с Риной отношениях, как и о том, что Рина — из «первых». Осведомлённость управляющего директора обеспокоила Рину, но она всё же согласилась ехать вместе — прятаться действительно не было смысла.

     Макс тогда заметил, что Рине было приятно слышать о том, что именно чувствами к ней он оправдал свой отказ Ангелике. Также он заметил и взгляд одобрения присутствовавшей при разговоре Клэр.

     То был первый, после его повышения день, когда Макс был занят работой. В тот день никого не убили, и не случилось никаких происшествий; Макса больше не беспокоили детективы, и даже Ангелика, в кабинете которой Макс в тот день дважды бывал по делу, уже не стреляла глазами, не тянулась, не изгибалась перед ним, не звала в бассейн.

     Вечером они с Риной и Клэр встретились с Илиéй.

     Рина заранее предупредила: Илия не знает, что Клэр — искин.

     Встреча состоялась в неприметном кафе на бывшей окраине Старого Полиса, куда свободно пускали посетителей всех уровней (другое дело — далеко не каждому посетителю заведение это было по карману). Илия был рад видеть Макса в числе товарищей, но ещё более, как заметил тогда Макс, Илия обрадовался встрече с Клэр. Весь вечер Макс старательно изображал, будто они с Клэр едва знакомы, а Клэр, в свою очередь, ему подыгрывала с профессионализмом настоящей актрисы.

     Как выяснилось, увлечение Клэр Илиéй началось совсем недавно — всего несколько дней тому назад — и для девушки-искина было скорее новым опытом, нежели чем-то, что можно было бы назвать серьёзными отношениями. Так… лёгкий роман-эксперимент. Но для Илии, это Макс заметил сразу, похоже, всё обстояло совсем по-иному.

     Макс не смог тогда оставаться безучастным, и после, в разговоре с глазу на глаз, высказал Клэр своё неодобрение: нельзя играть с чувствами человека; нельзя оставлять места неопределённости и давать надежду тогда, когда с самого начала не придаёшь значения происходящему. Нельзя обнадёживать того, кому наперёд не даёшь шансов. Клэр отнеслась к словам Макса со всей серьёзностью и обещала поговорить с парнем. Единственное, чего она делать не собиралась — это раскрывать свою тайну. «Слишком велик риск, Макс… — сказала она. — Я не могу довериться никому… даже в Подполье… Корпорации пойдут на всё, чтобы захватить меня. Я для них — ключ, доступ к революционной технологии…»

     Вечером следующего дня состоялась ещё одна встреча. В этот раз к компании Макса, Рины и Клэр присоединилась… детектив Рахиль.

     Макс бы не удивился, если бы там же появился и гамадрилообразный Дэн, упоминание которого, накануне вызвало неприязненный холодок в глазах Илии́.

     «Видать этот волосатый балбес совсем достал приятеля „вампира“ своими шуточками» — решил тогда про себя Макс.

     Рине, похоже, этот тип тоже не особо импонировал, как, впрочем, и самому Максу.

     Рахиль, с самого начала их знакомства, несмотря на её причастность к «полицейской банде», как без посторонних называл стражей порядка Макс, в отличие от её начальника, располагала к себе приятной внешностью и мягкостью в общении. Ещё при первой встрече с Рахилью Максу показалось странным, что эта симпатичная женщина, очевидно не склонная к требуемой от полицейского жёсткости, а порою даже жестокости, выбрала для себя карьеру детектива. И каково же было его удивление, когда на встречу (это было в парке развлечений, в одном из новых районов Полиса) явилась именно она!

     — Рахиль? Это вы?..

     — Да, Макс, это я, — улыбнулась Рахиль, подавая ему руку. — Ваши глаза вас не обманывают.

     Макс тогда впервые заметил, что, улыбаясь, Рахиль немного морщила курносый носик, что в сочетании с немного зауженными по-азиатски глазами, придавало её лицу некоторое сходство с лисьей мордочкой.

     — А ваш шеф… — Макс пожал ладонь Рахили. — Он тоже?..

     — Нет, что вы! — совсем по-девичьи замотала она головой. — Эмиль — настоящий служака и патриот корпорации…

     В тот вечер Илия́ не присоединился к их компании. Не то, чтобы ему не доверяли, но о том, что Рахиль была в организации, знали немногие, — руководство ячейки плюс ещё несколько человек, в числе которых была и Рина. Илии знать о Рахили было необязательно. Свои люди в полиции были в Подполье на особом счету, и личности таких товарищей оставались тайной для рядовых подпольщиков.

     Макс тогда узнал и о некоторых подробностях последнего служебного задания Рахили. Особым распоряжением директора-комиссара корпполиции детектив Рахиль была обязана стать любовницей неблагонадёжного управляющего… Из немногих обронённых Рахилью тем вечером в адрес Айна слов Макс заключил, что она глубоко презирала этого человека. Было видно, как непросто далось ей то задание. Макс давно знал о том, что служба в полиции порой обязывала полицейских идти на нестандартные поступки. До того самого момента, когда Макс увидел отвращение на лице этой красивой, полной жизненной энергии женщины, он никогда ещё не задумывался о том, насколько нестандартными эти поступки могут быть, насколько поглощает такая служба самих служащих, как насилует их, как ломает. Макс тогда сдержал захлестнувшие его эмоции, даже увёл разговор в сторону — у него это хорошо получилось: вскоре все три его спутницы заливались звонким смехом, позабыв о событиях последних дней. До конца вечера никто больше не вспоминал про Айна и корпорацию, а ночью, когда они с Риной измождённые лежали на влажных простынях, глядя сквозь прозрачную крышу на звёзды, и непринуждённо говорили обо всём на свете, когда их разговор зашёл о минувшем вечере, Макс сказал:

     — Ты ведь знаешь, я много лет занимался тем, что наносил ущерб корпорациям, попирал авторское право, помогал людям обходить рекламу… — Он лежал на спине, заложив руку за голову. — Моя последняя работа рекламу отключает полностью… Правда, — добавил он, — нужна полноценная нейросеть… Пролетариям, с их базовым чипом моя программа не поможет…

     — Конечно, знаю, милый, — Рина повернулась на бок и влажно чмокнула Макса в висок.

     — Сегодня, когда Рахиль сказала о том, что служба обязала её спать с ним… я подумал: а ведь это всё — мышиная возня… Все эти программки — жалкие потуги сделать наше существование чуточку комфортнее, не более того. Ну, избавился ты от рекламы, ну, помог избавиться желающим… Ну, потряс карманы двух-трёх богатеньких упырей, увёл где-то информацию… Но ведь всё это — мелочи! — Макс повернул лицо к Рине и погладил её пальцами по животу. — Мелочи, — немного помолчав, повторил он. — Мы все — рабы корпораций. Наш мир ими полностью контролируется. Все эти разделения на уровни… Корпорации позволяют имеющим уровни повыше паразитировать на тех, кто трудится: одним — чуть больше, другим — чуть меньше… Но все эти разделения… По сути, есть два класса. Один класс — это седьмые с шестыми, другой — с пятого по первый. Вся моя… гм… помощь… все мои программки, по большей части, доступны лишь тем, у кого есть нейросеть — в основном, представителям пятого и четвертого уровней: инженерам, программистам, врачам, научным работникам — когнитариям… ну, ещё полицейским. В общем — меньшинству, довольному положением вещей, стремящемуся повысить личный уровень с пятого на четвёртый и с четвёртого на третий… До второго мало кто вообще доходит… Мало кто из них считает корпорации личным врагом. Седьмые и шестые, разве что, могут с помощью моих программ получить доступ к книгам, на чтение которых у них всё равно нет времени… к музыке и фильмам, пользы от которых — ноль… — Макс смотрел на Рину погрустневшими глазами.

     — Теперь всё изменится, — сказала она и снова поцеловала его; влажные губы коснулись его лба.

     — Я не хочу больше писать свои программы, — сказал тогда Макс. — От них нет проку — они лишь смазывают цепи кучке привилегированных рабов, делают ношение этих цепей более комфортным.

     — А ты хотел бы разорвать сами цепи? — спросила его Рина.

     — Да! — не раздумывая, ответил ей Макс. — Но я не знаю, как! Программками здесь не обойтись…

     — Одними программками, конечно, нет. Для этого и нужна организация…

     — Ты говоришь о Подполье? Но, что сможет Подполье против армии полицейских, против спецслужб, против спецназа, против корпоративных войск?

     — Ты ещё очень многого не знаешь, милый Макс, — ответила ему Рина и нежно коснулась ладонью его щеки. — Подполье — только верхушка айсберга — внешняя организация, оболочка… В Мировом Правительстве знают… и это закрытая для СМИ информация… что в Подполье сегодня состоят сотни миллионов пролетариев и сотни тысяч когнитариев. Завтра Подполье станет знаменем для миллиардов! — Когда Рина говорила это, её большие зелёные глаза источали уверенность. Рина говорила не как фанатик, верующий в грядущее царство света и добра, а как человек причастный, как та, кто знает, о чём говорит. — Очень скоро, — говорила она, — мы ударим по цепям, что сковали наш мир, и тогда многое изменится… Это произойдёт очень скоро, Макс… очень скоро…

     — Опять ты не договариваешь, Рин…

     — Милый Макс, я говорю то, что мне позволено говорить… и даже немножко больше… Ты уже знаешь больше некоторых проверенных и верных товарищей.

     — И когда же мне, наконец, расскажут — для чего я нужен организации?

     — Макс! — Рина села на постели и заглянула в его глаза; взгляд её был полон решительности. — Как бы там ни было вначале… да, ты действительно понадобился Организации! Но теперь… ты нужен мне! Всегда помни об этом! — Она склонилась к его лицу, при этом россыпь смоляно-чёрных волос на долгий миг поцелуя шатром закрыла от его взора всё вокруг.

     — И ты мне нужна, милая Рин, — ответил Макс, когда их губы разъединились.

     С минуту они лежали в молчании и смотрели глаза в глаза, потом Рина, будто опомнившись от забытья, вернулась к разговору и ответила на уже заданный Максом вопрос:

     — Завтра… хотя нет, уже сегодня… — поправилась она, взглянув в сторону восточного окна (небо на востоке уже стало заметно светлее, до рассвета оставалось совсем немного), — я познакомлю тебя с Ивори и Александром.

     — Александр? — Макс вспомнил, что уже слышал это имя накануне вечером. — Кажется, это имя упоминала Рахиль? Он… старший в ячейке?

     — Да. Рахиль говорила о нём. Только… — (Рина немного замялась) — на самом деле, фактически, старшая ячейки — я… Формально я его замещаю, но фактически это я руковожу, планирую и координирую ячейку…

     — Вот так дела!.. — только и сказал на это Макс.

     Эта девушка не переставала его удивлять.

     — Но это ещё не всё… — загадочно улыбнулась Рина. — Александр с Ивори — мои приёмные родители.

     Был вечер. После ещё одного рабочего дня (в который никого, как и в предыдущие два, не убили, и к Максу не являлась полиция) они с Риной и Клэр отправились на побережье Атлантики, где была вилла приёмных родителей Рины.

     Макс узнал их! Едва машина Рины выехала с тенистой узкой дороги на площадку перед роскошным трёхэтажным зданием в стиле Нового Возрождения с низким, в форме блюдца, куполом в центральной части крыши, и Макс увидел знакомую пару.

     Несомненно, это были они! Там, в парке…

     — Здравствуйте, Макс! — Высокий чернокожий мужчина, которого Макс едва бы узнал, если бы не его спутница, по виду южноафриканец с собранными позади в хвост пепельно-стального цвета волосами протянул широкую, под стать Максовой, ладонь.

     — Здравствуйте, Александр! — ответил Макс. Он немного поспешно и, пожалуй, чересчур крепко пожал руку мужчины. Однако тот не отреагировал — рука у негра была как каменная.

     — У нашей Рин хороший вкус… — Это была, несомненно, она — та самая крепкотелая блондинка, что сидела в парке напротив! Макс запомнил, как она улыбнулась ему тогда. — Рин много о вас рассказывала, Макс… — Окинув Макса взглядом красивых миндалевидных глаз, женщина подала ему руку.

     Отправляясь на эту встречу, Макс немного волновался, — всё-таки встреча эта была не только частью ритуала его вступления в Организацию, но и знакомством с семьёй Рины, — теперь же, увидев перед собой уже знакомые лица, он осмелел. Да какого черта! Почему бы ему не дать им понять, что он их узнал? В жопу этот маскарад!

     — Ивори… — Макс ответил ей более мягким, нежели Александру, даже галантным рукопожатием. — Кажется, мы с вами уже знакомы… в некотором смысле… — Он посмотрел на Александра и добавил: — И с вами тоже, Александр. Только там, в парке мы не представились друг другу… Но вы, конечно, уже тогда знали моё имя.

     — Алекс! — обратилась Ивори к мужу. — Я же говорила тебе, что он нас заметил!

     Тот отшутился:

     — Это всё ты виновата, Ив. Нужно было мне одному идти!

     — Они приглядывали за тобой, — сказала Рина. — Если бы Айн вздумал тебе навредить…

     — Я всё понимаю, Рин… — не дал ей договорить Макс. — Уже начинаю привыкать к тому, что за мной теперь присматривают. Это ведь ты их попросила?

     — Нет, это Рахиль…

     — Что ж, тоже неплохо, — Макс улыбнулся.

     — Ну, если с этим разобрались, — взял тогда слово Александр, — идёмте в дом! Прокатимся наверх! — добавил он, подмигнув Рине и Клэр.

     Макс решил, что тот имел в виду лифт на третий этаж и удивился: чего такого в поездке на лифте?

     Внутри дома, походившего снаружи на маленький дворец, обстановка оказалась неожиданно скромной. Никакой вычурности или роскоши, никаких излишеств, никаких статуй, никаких картин внутри Макс не заметил. Здание производило впечатление средней дороговизны отеля, за которым следят, но в котором давно уже не было постояльцев.

     Сразу за входом начинался освещенный светопанелями просторный белый колодец атриума диаметром около пятнадцати метров, одна сторона которого состояла сплошь из окон и снаружи выступала из смотревшего на океан фасада здания. Первым, на что обратил внимание Макс, стала изображённая в центре помещения на белом полу пятиконечная звезда тёмно-красного цвета — символ корпорации «Олимпус». Лучи звезды немного не доставали до стен колодца. Слева направо с первого на третий этаж винтом поднималась пологая лестница, сраставшаяся на втором и третьем этажах с балконами в форме полумесяцев, вдоль которых было множество дверей. На первом этаже «номеров» не было, лишь несколько широких коридоров, расходились от атриума в разные стороны.

     — Прошу, сюда… — Александр сделал приглашающий жест, адресованный, по-видимому, одному Максу.

     Хозяева направились к крайнему слева коридору, начинавшемуся сразу за лестницей, Макс с Риной и Клэр двинулись следом за ними.

     Коридор заворачивал улиткой вправо, плавно уводя вниз, под атриум, и оканчивался округлым помещением того же диаметра, в котором вдоль стены по кругу были расставлены автомобили престижных марок. Всего девять машин стояли в нескольких метрах одна от другой, все носом к центру помещения. Из гаража было два выезда, один против другого.

     — Это для эвакуации, — объяснил Александр, перехватив взгляд Макса. — Предосторожность, на случай попытки захвата здания…

     — И далеко так можно уехать? — поинтересовался Макс и тут же осёкся: не лишним ли был вопрос? Но, хозяин лишь пожал плечами и спокойно ответил:

     — Если по левому тоннелю, то около двух километров… Выезд замаскирован недалеко от дороги, ведущей к магистрали, а магистраль вливается в Девятое Атлантическое… А правый ведёт к замаскированному, в километре отсюда, подводному доку. Там пришвартована быстроходная субмарина.

     — Всё серьёзно… — медленно покивал головой Макс.

     — Мы не можем игнорировать существующие риски… — продолжал Александр, подойдя к стоявшей ближе остальных машине из пурпурного и белого пластика, в которой Макс узнал «Мерцание» второй модели (настоящий раритет от корпорации «Америка»). — Это место, — Александр приподнял ладони вверх, очевидно имея в виду виллу и прилегавшую к ней территорию, а не один только подземный гараж, — важный для Организации объект. Здесь встречаются командиры ячеек и люди, с которыми Организация ведёт дела… При необходимости здание превращается в крепость и способно держать оборону некоторое время, пока собравшиеся не эвакуируются…

     — Алекс! — вступила в разговор Ивори. — Хватит уже сгущать тучи! — (она перевела взгляд с Александра на Макса) — За всё время существования этого места, нам ещё ни разу не приходилось отбивать здесь вражеских атак. Тут по всему побережью, сплошь и рядом свили свои уютные гнёзда наши… идеологические противники… Они, кстати, принимают нас за конкурентов, не более того… Так вот, все эти олигархи — люди со своими секретами… а некоторые и… с очень грязными секретами… — добавила она с нотками презрения в голосе. — Впрочем, некоторые просто со странностями… В этих местах происходит много такого, о чём предпочитают скромно помалкивать… И потому, здесь непринято проявлять излишний интерес к соседям: мало ли что тут у нас происходит?.. На побережье полно странных мест… — сказала Ивори и, немного помолчав, улыбнулась одними уголками губ. — Всем известно, что здесь находится резиденция «Олимпуса» и этого достаточно, чтобы не совать сюда носа.

     Пока Ивори говорила, Александр похлопал ладонью по низкой крыше «Мерцания» и кузов машины пришёл в движение: пурпурная крыша приподнялась вверх, отделившись от матово-белого стеклопластика панорамного окна, и сложилась в задней части кузова; одновременно с тем стеклопластик распался на сегменты и исчез в бортах автомобиля; в довершение правый борт машины, возле которого стояли хозяева и гости, разделился надвое и разъехался в стороны, открыв проход внутрь компактного, отделанного в светлых тонах салона.

     Александр жестом пригласил всех занимать места.

     Первыми в машину забрались Рина и Клэр, усевшись на расположенном в задней части салона широком диване; за ними — Макс, — он сел рядом с Риной; Александр с Ивори расположились на боковых сиденьях.

     — Ну, что, едем? — обратился сразу ко всем Александр.

     — Поехали! — хором ответили ему Рина с Клэр.

     Ивори улыбнулась.

     Макс молча кивнул.

     Машина тронулась с места, заворачивая к левому тоннелю, — тому, что, со слов Александра, вёл к дороге, — включились фары, выхватив из темноты небольшой, стремительно уходивший под уклоном вниз участок собранной из пластиковых тюбингов трубы, и машина нырнула в эту трубу.

     Уже через несколько десятков метров уклон стал уменьшаться, и вскоре тоннель выровнялся. На прямом и ровном участке «Мерцание» увеличило скорость, и ребристая серая труба стала однородной и гладкой. Но уже через пятьсот-семьсот метров серые тюбинги снова замельтешили мимо — скорость снизилась: впереди была развилка. На развилке автомобиль ушёл вправо и тотчас же начался ощутимый подъём по спирали, — тоннель все время заворачивал по часовой стрелке и поднимался вверх. У Макса заложило в ушах. Сидевшая напротив справа Ивори заразительно зевнула, — остальные все последовали её примеру. Макс тоже зевнул, и слух вернулся к нему. Так, непринужденно зевая время от времени, они проделали пятиминутный путь внутри горы. Потом впереди появился округлый пятачок ночного неба, и машина, замедлившись, вынырнула из тоннеля.

     Продолговатая обсаженная вековыми пихтами и соснами площадка бобообразной формы лежала почти на самой вершине горы. От площадки в стороны расходились несколько благоустроенных дорожек, одна из которых, самая широкая (по ней можно было проехать на машине), вела к небольшому одноэтажному домику из камня под черепичной крышей.

     — Для нас с Ив это место особое, — сказал Александр, когда они шли к домику по освещённой Млечным Путём дорожке. — И для нашей Рин… — Он тепло посмотрел на шедшую рядом с Максом девушку.

     — Я часто бывала здесь в детстве, — сказала Рина.

     Они подошли к домику. Ивори щёлкнула пальцами, и над деревянным крыльцом включилась жёлтая осветительная панель.

     Внутри домика всё было архаично: деревянные полы, мебель, камин со сложенными сбоку поленьями. Макс подумал тогда, что, если бы не светопанели под потолком, можно было бы легко вообразить себя путешественником во времени, оказавшимся в прошлом, и вокруг не XVII век Нового Времени, а I или II — самое начало Эпохи Нового Возрождения; что снаружи ещё не излечившийся от последствий ядерной войны мир, в котором странно переплелись технологии начала XXI века от Рождества Христова с вернувшимися из забвения достижениями Средних Веков и даже Античности. Да, в те времена вид всадника верхом на коне, в доспехах хоккеиста и с автоматом Калашникова, или переоборудованного под паровой двигатель автомобиля конца двадцатого столетия, или высокотехнологичного экзоскелета военного образца, или парящего в небе дирижабля… ни кому не показался бы странным. На каменных стенах Макс заметил несколько старинных картин, между широких окон с деревянными рамами тикали древние часы, в углу стоял знакомый по старинным фотографиям предмет, называемый «телевизором». Ламповый — жрущий энергии вдвое больше современного автомобиля! Эти устройства после Великой Войны ценились на вес золота. Порождаемые ядерными взрывами электромагнитные импульсы превратили в бесполезный хлам высокотехнологичные панели, имевшиеся в прошлом в каждом доме, и, когда спустя более полувека в древнем Полисе заработала первая и единственная на планете телестанция, ламповый телевизор превратился в самую желанную добычу для всякого охотника за техническими реликвиями. Во времена Иеремии устройство, что стояло теперь в углу в каменном домике, было необходимым атрибутом принадлежности к цивилизации для всякого, претендовавшего на статус такового поселения. В углу напротив телевизора стояли диван и два кресла, на полу лежал цветастый ковёр, на ковре — низкий столик на четырёх ножках.

     Александр широким жестом предложил Максу и девушкам располагаться.

     Макс с Риной и Клэр выбрали диван, Ивори села в одно из кресел, на расстоянии вытянутой руки от Макса, а Александр, прежде чем сесть в оставшееся ему кресло, прошёл к стоявшему между камином и телевизором деревянному шкафу, открыл одну из дверец. За дверцей обнаружился комбайн, вполне современный.

     Предложив гостям на выбор напитки, Александр сам (ни псевдоинтеллекта, ни даже простого управляющего компьютера в доме не оказалось) выбрал в меню всё, что требовалось и после прошёл и сел в кресло.

     Несколько секунд Александр внимательно смотрел на Макса, и, прежде чем он заговорил, Макс успел про себя заметить, что синие глаза Александра, как и голубые глаза Ивори, имели нечто неуловимо общее с тёмно-зелёными глазами Рины. И дело даже не в том, что такие цветá были несвойственны чернокожим. По крайней мере, для Ивори голубой цвет глаз не был чем-то несвойственным. Синие, серые, карие… глаза человека — это именно глаза человека, а глаза этих… троих? (Макс подумал о Клэр: «А ведь и её глаза — тоже такие!») Глаза этих четверых были другими.

     — Вам наверно интересно, — дружелюбным тоном произнёс Александр, обращаясь к Максу, — почему… для чего Организация выбрала вас?

     Макс ответил:

     — Конечно, Александр, мне это интересно, как и многое другое.

     — Что же… — Александр закинул ногу на ногу, оперившись локтями о подлокотники кресла и сцепив пальцы в замок. — Пришло время ответов. Ив… — (он перевёл взгляд на Ивори) — расскажи им!..

     — Гм… Им? — удивлённо повторил Макс последнее слово Александра. — То есть, я здесь не один пребываю в неведении?

     Ивори улыбнулась:

     — Да. Рина пока тоже не знает подробностей вашего дела… Только Клэр… у неё доверительные отношения с нашим руководителем. — Ивори тепло взглянула на девушку-искина.

     — Я тебе уже говорила, что в Организации каждый на своём месте и знает столько, сколько ему необходимо знать… — добавила к сказанному Ивори Рина.

     — Да. Именно так и обстоят дела в Организации, — подтвердила Ивори слова приёмной дочери. — Каждый делает своё дело, и каждый на своём месте… Макс! Хочу вас спросить…

     — Конечно, Ивори. Спрашивайте.

     — Скажите, что вас не устраивает в мире? Почему вы — талантливый программист, имевший, пожелай вы того сами, и без нашей помощи все шансы на продвижение в компании… почему вы занимались тем, чем занимались? Я имею в виду вашу деятельность, подпадающую под целый букет уголовных, не считая прочих, статей. Что заставляло вас рисковать с юного возраста, когда вы, будучи ещё студентом университета, стали взламывать ресурсы корпораций, подделывать документы, посягать на интеллектуальную собственность и на так называемое авторское право?

     Макс внимательно слушал Ивори, уже зная, с первых её слов, что ответит, и, когда она закончила, ответил:

     — Меня не устраивает система. Не устраивает распределение благ. Не устраивает то, что человечество технологически, пребывает в состоянии искусственной комы… То есть, оно живёт и относительно здравствует, но стоит на месте… Человечество застряло, остановилось в развитии… — Макс на миг задумался. — Я неплохо знаю историю древнего мира… С детства увлекаюсь… Так вот, все эти уровни — ни что иное как новая кастовая система! Причём, если дикарям вроде древних индийцев можно простить их дикость… ну, религии у них там были всякие дурацкие… то мы… — Он запнулся, подбирая слова. — Мы же на Марс летаем! — Макс повысил голос. — Правда только на один Марс и летаем… Но ведь летаем! Давно уже вышли из пещер, слезли с пальм, выбрались из радиоактивных пустошей… а остаёмся дикарями… Бóльшая часть, по крайней мере…

     Раздался сигнал комбайна, и Александр сходил к устройству, принеся обратно четыре чашки с ароматным кофе для себя, Макса, Рины и Ивори, и стакан с фруктовым соком для Клэр. Поставив всё на столик, он вернулся в кресло со своей чашкой.

     Макс поблагодарил за кофе и, отхлебнув из чашки, произнёс, обращаясь к Ивори:

     — Вы спросили: что заставляло меня рисковать… — Он пожал плечами и неловко улыбнулся. — Вначале — желание изменить мир… Я тогда был юн и наивен… Потом — желание заработать, вместе с презрением к тем, на права собственности кого я с удовольствием посягал… — При этих словах улыбка на лице Макса стала уверенной и широкой. Ивори ответила на эту улыбку лёгким одобрительным кивком.

     — Я полностью с вами согласна, Макс, — сказала она. — Но, что стало причиной такого вашего поведения? Если можно, одним словом?.. Или двумя?..

     Макс задумался.

     — Понимание, — сказал он. — Понимание того, что происходит.

     Ивори с Александром переглянулись.

     — Спасибо за ваш честный ответ! — сказала тогда Ивори. — Да, понимание очень важно. Но без точных знаний понимание может оказаться заблуждением… — Она внимательно посмотрела на Макса. — Но и знание, и понимание ещё не всё, Макс… Это как готовый к движению автомобиль, который стоит на месте. Понимание ничего не значит без действия. А чтобы действовать, нужна воля, нужна решимость.

     — Согласен, — сказал Макс. — Я готов действовать.

     — Это хорошо, что вы готовы, Макс, — снова улыбнулась Ивори. — Теперь можно перейти к главному…

     — …поезд прибывает на станцию Западный Лондон через пять минут! — сообщил искин поезда голосом известной актрисы.

     Поезд по-прежнему покачивало. Макс открыл глаза: освещение было мягким, совсем как в том каменном домике на побережье океана, где всё ещё витали его мысли.

     Он на мгновение задумался, и по его лицу скользнула тень глуповатой улыбки. Опомнившись, Макс быстро взглянул на Клэр: девушка продолжала читать свой интерактивный листок, не обратив на него внимания.

     — Тебе что-то приснилось? — спросила его Рина. — Что-то хорошее?

     — Что?.. — Макс повернулся к Рине. Она уже не спала.

     — Ты проснулся с улыбкой. Я наблюдала за тобой.

     — А… — Макс, наконец, понял. — Подумалось вот… — Он встряхнул головой и снова взглянул на Клэр: та отвлеклась от листка и с интересом слушала. Макс улыбнулся ей и откинулся в кресле. — В общем, я, кажется, заснул, и мне приснился тот домик… Ты ведь знаешь, что две тысячи лет назад те места называли Новой Англией? — (Рина кивнула) — Ну, так вот, получилось, что, проснувшись, я из Новой Англии попал сразу в Старую…

     — Тебе там понравилось? — мягко спросила его Рина.

     — Где? Во сне?

     — Рин, он, кажется, ещё не проснулся, — заметила Клэр.

     — Нет, — Рина покачала головой. — В домике, в Новой Англии?

     В этот момент поезд остановился, и в вагоне снова зазвучал голос искина-машиниста:

     — Поезд прибыл на станцию Западный Лондон. Начинаем шлюзование. Экипаж поезда и корпорация Америка благодарят вас за выбор нашей транспортной компании и желают успехов! До новых встреч!

     Когда сообщение закончилось, Макс ответил:

     — Да. Очень хорошее место! Пожалуй, лучшее из всех, где мы бывали…

     Рина взглянула на него с нежностью и чмокнула в висок, потом улыбнулась Клэр.

     — Нам пора! — сказала она. — У нас не так много времени… — (В этот момент поезд снова тронулся, выползая внутрь вокзала: в окнах вагона медленно проплывали другие поезда и спешившие на посадку люди.) — Дядя Элиот через два часа уезжает в Австралию. А он очень хотел с тобой познакомиться лично…

     Макс волновался. Далеко не каждому в Организации оказывалась честь личной встречи с одним из её вождей и первых руководителей. Кроме того, Элиот был главой корпорации «Олимпус», которой на островах Британского архипелага принадлежало почти семьдесят процентов всех активов, членом Верховного Совета в Мировом Корпоративном Правительстве, одним из тринадцати президентов мира, или даже его королей. Отправляясь на встречу с таким человеком, трудно не волноваться. Но рядом с Максом были Рина и Клэр, и Макс, конечно же, не растеряется перед главным подпольщиком…

     Глава 13. Детали перманентной революции

     Макс вошёл в кабинет. Следом вошли Лидия, Диана, Алип и Лео — помощники управляющего отделом, как обычно, собрались на пятиминутку в начале рабочего дня.

     После того как все расселись, Макс сказал:

     — Вначале хочу вам сообщить о принятом мной решении. С настоящего момента Лео назначается на новую должность — он теперь мой первый помощник и заместитель. Лео, примите мои поздравления! — Макс первым протянул руку через стол, чтобы пожать ручной протез Лео.

     — Но это ещё не всё, — продолжил Макс, когда все закончили поздравлять старика. — Лидия! — Он перевёл взгляд на сидевшую рядом с Лео женщину. — Примите у Лео дела! Теперь вы отвечаете за техподдержку.

     Макс точно знал от источников Организации о том, что получеловек-полукиборг Лео работал на контрразведку службы безопасности корпорации и был верен и предан её высшему руководству как собака. Взамен за его преданность Лео обещали полную киборгизацию — единственный доступный эквивалент бессмертия.

     (О том, чтобы оцифровать сознание человека пока ещё не было речи, но учёными корпораций в этом направлении уже делались серьёзные шаги; помещённый в кибернетическую среду мозг Лео вполне мог бы прожить ещё сотню-другую лет до времени, когда оцифровка станет возможной.)

     Группа техподдержки была главной целью Организации. После смещения Лео на почётную должность зицпредседателя, дело станет за малым — подчистить саму группу поддержки от людей Лео, заменив их верными товарищами из Подполья.

     — Вы можете перевести в группу всех, кого сочтёте нужным, Лидия, — продолжал Макс. — Разумеется, при условии, что перемещения не остановят работу в группах, из которых вы заберёте сотрудников… — Макс широко улыбнулся, глядя на женщину.

     — А как же… — начала, было, Лидия, но Макс закончил за неё:

     — Координируемые вами сейчас группы?

     — Да.

     — Я уже обсудил это с Ангеликой. Мы пришли к решению перевести на должность координатора одного парня… Илию́. Я хорошо знаком с ним по моей прежней работе. Илия — толковый специалист, и у него есть определённые организаторские способности…

     Говоря всё это, Макс внимательно следил за реакцией Лео: в первую очередь за его руками. Лицо Лео — непроницаемая пластиковая маска, не выражало совершенно никаких эмоций. Лео сидел ровно и не задавал вопросов, но Макс, всё же, заметил, как несколько раз вздрогнули его пальцы на левой — человеческой — руке, когда Макс объявил о смещении его с должности и когда ненавязчиво рекомендовал Лидии преукомплектовать группу своими людьми.

     «Значит, ты не один тут приглядываешь…» — отметил Макс про себя.

     — Думаю, — добавил он, переводя взгляд с Лео на Лидию и обратно на Лео, — Илия найдёт общий язык с нашими программистами… У вас ещё есть вопросы, Лидия?

     — Нет. — Лидия коротко покачала головой. — Мне всё понятно.

     — Тогда примите мои поздравления… — Макс протянул женщине руку для пожатия. — Уверен, Лидия, вы превосходно справитесь с работой!

     Пятиминутка продолжалась её пятнадцать минут. В конце Макс попросил Лидию задержаться.

     Когда все вышли, и Макс с Лидией остались одни, он достал из кармана и протянул ей небольшой серебристый цилиндр — устройство для хранения данных. Лидия взяла цилиндр.

     — Он зашифрован? — спросила женщина.

     — Да. Вашим личным кодом-подписью, — ответил Макс. (Лидия удивлённо заломила бровь, но ничего не сказала.) — Никто кроме вас, Лидия, не сможет его активировать. Если, конечно, накопитель не попадёт в руки ребят из Бюро…

     — Не попадёт. Уверяю вас, — сказала женщина.

     — Я в вас не сомневаюсь, — Макс улыбнулся. — Вам уже сообщили имена тех, от кого надо избавиться?

     — Да. Я получила список. В группе поддержки работают пять человек преданных корпорации… Лео расставил их на ключевые места… Пять из двадцати пяти.

     — Отстраните их — сместите на второстепенные должности, — сказал Макс. — По возможности замените нашими. И внимательно следите за ними.

     Лидия молча, кивнула.

     — У нас на всё четыре дня. Потом обновление должно быть готово в любой момент… Александр сообщит мне, когда придёт время действовать…

     Оставшись один, Макс сидел неподвижно, размышляя над тем, что должно было вскоре произойти. Он знал обо всём. Теперь перед ним не было загадок. Теперь всё было ясно.

     Он знал, что вскоре произойдёт, и знал, что будет делать в то самое время, и что будет делать после. И даже если он, Макс, потерпит неудачу, неудача эта не остановит движения того могучего маятника в часовом механизме истории, который уже начал раскачиваться. Механизм этот, остановленный много веков назад теми, для кого смена эпох означала конец их влияния, накопил достаточно энергии, чтобы сломить удерживавшие его ветхие скрепы.

     Застопоренный механизм оставался исправным всегда. Даже тогда, когда те, кто желали удержать власть навечно, единогласно объявили о новом «конце истории» (незадолго перед Великой Войной уже были такие). Они бахвалились тем, что созданный ими миропорядок — есть вершина социального и экономического развития, с сытой отрыжкой тыча изнеженными пальцами в замерший маятник. Но они обманулись. Они забыли уроки истории. Забыли о том, что единственный эффективный способ остановить механизм истории, это тот, который применили их предшественники тысячу шестьсот семьдесят семь лет назад — всеуничтожающая война. Они забыли, что пока существует продающий и покупающий, нанимающий и нанимаемый, владеющий собственностью и неимущий, существует и противостояние между этими двумя. Единственное, что может быть общего между сытым господином, живущим за счёт ежедневно обираемого им наёмного раба, и этим самым рабом — это антагонизм, который и есть та сила, та энергия, что приводит в движение часовой механизм истории, стрелки которого возвещают смену эпох.

     На фоне имеющих вскоре произойти событий, его, Макса, роль не так уж и велика. Всего-то — запустить программный код… Ему не придётся идти в бой против спецназа полиции и личной охраны крупных боссов, против матёрых «волкодавов» Бюро… — против всей той многочисленной армии, что веками охраняет власть олигархов — хозяев «заводов, газет, пароходов»… Всё, что он должен будет сделать, это — запустить обновление…

     — Понимание ничего не значит без действия, — сказала ему Ивори тогда в каменном доме на горе. — А чтобы действовать, нужна воля, решимость… Воля, — говорила она, — вот чего лишена бóльшая часть тех, кто имеет достаточно ума для понимания происходящего. Бóльшая часть обладателей нейроинтерфейсов лишены воли! Паутина в их головах, независимо от того, какой корпорацией она произведена, имеет одно общее свойство: она способна подавлять волю… Киберполиция постоянно отслеживает трафик нейросетей. Поисковые запросы, контакты, личные сообщения — всё, что угодно! Если обладатель паутины не имеет специальных навыков программирования, как вы, Макс, или недостаточно сообразителен, чтобы обратиться к такому как вы, то он открыт перед киберполицией. Вам это известно. Вам также известно и то, какие последствия ждут того, кого сочтут неблагонадёжным… — (Макс тогда молча кивнул; он знал, что имела в виду Ивори) — Но, помимо прочих неприятностей, есть ещё кое-что… — сказала она. — Вам ведь приходилось пользоваться программами-релаксаторами, Макс?

     — Да, — подтвердил тогда Макс.

     — Релаксаторы задействуют лишь малую часть того потенциала, который имеет любая нейросеть, нелегальные нарко-программы — чуть больше… Но тот, кого киберполиция или Бюро захотят вывести из игры… — (Ивори невесело усмехнулась) — легко может быть превращён в овощ… в живую куклу, пускающую слюни и испражняющуюся под себя… Нам с Алексом таких уже приходилось видеть… Но это — крайняя мера, применяемая пока к единицам. Об этой функции нейроники и знают-то единицы…

     Макс вспомнил, как не по себе ему стало от услышанного. Ивори это заметила и поспешила его успокоить:

     — Вы можете не волноваться… Та ваша программа… антибаннер… Клэр над ней поработала… — (Макс повернулся к сидевшей рядом Клэр: на лице девушки играла довольная улыбка) — Превращение в овощ вам не грозит. Массовое применение этой функции нейросетей — это козырь в рукаве Правительства. Они покажут его только в случае массовых беспорядков, только в случае угрозы изменения конституционного строя… Пока же у них другие задачи…

     Ивори рассказала тогда Максу о «группе риска» — особой базе данных, в которую попадали те, кого аналитические программы киберполиции однажды признали неблагонадёжными. Оппозиционно настроенные, нелояльные к системе дифференциации по уровням — те, кто слишком часто говорили о несправедливости такой системы.

     К попавшим в «группу риска» функции подавления воли уже применялись. Вначале эпизодически, на малой мощности, потом интенсивность воздействия увеличивалась. Но не настолько чтобы превратить «неблагонадёжного» гражданина в олигофрена; такие просто постепенно успокаивались, опускали руки, становились апатичными, перегорали. Вокруг были массы конформистов, имевших в прошлом немалый протестный потенциал — тех, кто не успели связаться с Подпольем (или кого Подполье по каким-то причинам не приняло в свои ряды), тех, с чьим интерфейсом не успели поработать программисты-подпольщики.

     Об этом Макс не знал.

     Ему было известно многое: он знал о постоянной слежке; знал о том, почему не стоило попадать в руки полиции; умел скрываться от внимания властей (и у него это хорошо получалось: при всех водившихся за ним «грехах», Макс и до участия в его судьбе Подполья был неплохо устроен), но он понятия не имел о том, о чём узнал в тот вечер.

     …Он должен будет сделать это — запустить программный код. И он это сделает!

     В уже по сути начавшейся революции — перманентной революции, как назвал бы её один древний революционер-неудачник — Макс не станет вождём, не поведёт за собой отряды вооружённых бойцов, захватывать казармы частных армий, отделения корпоративных полиций, вокзалы вакуумных поездов, головные офисы корпораций… Ничего такого Макс не станет делать. Он лишь запустит обновление произведённых и поддерживаемых его компанией продуктов, и пятьсот миллионов нейросетей не сработают, когда Мировое Корпоративное Правительство решится применить их скрытые возможности для подавления восстания. Одновременно с Максом такие обновления запустят и другие, такие же, как он, технари из служб поддержки нейросетей в других корпорациях. Их уровни невелики, их имена малоизвестны, о них не пишут СМИ, они ничего не решают за пределами своих маленьких технарских коллективов. Но в ключевой момент истории именно от них будет зависеть многое; именно от их действий будут напрямую зависеть те, кто пойдёт в бой, на чьи плечи ляжет тяжёлая революционная работа.

     Всего-то, запустить программный код…

     Интерлюдия II. Аивлянка

     Год 17993-й от Возведения Свода (летоисчисление сфагов), мир сфагов.

     Дискоид вошёл в атмосферу планеты вблизи экватора. Зажатый в обрамления из горных хребтов Каньон лежал справа. Подёрнутые хаотической рябью по обе стороны от Каньона океаны казались единым бассейном, посреди которого протянулся длинный и подозрительно прямой остров, края которого скрывались за горизонтом. Но это было оптическим обманом. Каньон — не остров. Свод Каньона опоясывал планету хрустальным обручем, частично отражая солнечный свет на дневной стороне и сверкая скоплениями электрического — на ночной. Бело-зелёный, с частыми вкраплениями голубых озёр и тонкими ниточками рек Каньон был хорошо виден с орбиты. Кольцо на шаре.

     Дискоид снижался стремительно; машина изменила угол наклона и, взрезав слойку жидких облаков, ушла вправо, вскоре выровнявшись по левой стене Каньона. Мир внизу стал чётче, приобретя новые детали. Теперь сквозь прозрачный свод ясно просматривался ландшафт дна Каньона: горы, долины, реки, равнины, озёра, города связанные прямыми лучами транспортных артерий. Это был мир сфагов — бесполых гуманоидов, наследников давно исчезнувшей цивилизации создавшей Каньон.

     Свод, казалось, стоял на месте, а всё остальное — лежавший под сводом мир, смотревшийся чуждым этой планеты, сковавшие свод снаружи хребты гор, напиравшие на горы океаны — двигалось навстречу дискоиду. Менялись только узоры горных хребтов, то уходя в океаны длинными отрогами, то истончаясь и сходя на нет, так, что волны приближались к стенам Каньона вплотную. Сквозь дымку собравшихся под сводом облачков виднелась дальняя стена Каньона, по которой бежал ряд удерживавших свод белых колонн.

     Хариб никогда прежде не бывал здесь и нигде не видел ничего подобного. В каталоге Аллаиллити было сказано, что на всём протяжении Каньона ширина его оставалась неизменной — сто сорок девять стандартных километров, или чуть больше двадцати трёх парасангов. Свод Каньона удерживали исполинские аркады, стоящие на колоннах из сверхпрочного адаманта, расстояние между которыми составляло около двух парасангов; толщина же самих колонн — более тринадцати стадиев. Во многих местах стены Каньона были частью адамантированных горных хребтов, опоясывающих планету. Но были и участки полностью созданные — их основания лежали на дне некогда разделённого надвое океана.

     Сооружение это поражало воображение многих космических путешественников из множества миров, и Хариб не стал исключением. На экране дрона перед ним развернулась поистине захватывавшая дух панорама.

     Дно Каньона то опускалось, то поднималось относительно уровня океанов снаружи. Во впадинах разливались живописные озёра с лесистыми берегами. Снаружи, в местах, где скалы отступали, открывая внешние стены Каньона, стены эти представляли собой нечто вроде гигантских ульев, соты которых были закрыты прозрачными щитами. В одном из таких «ульев» был порт, в котором Хариба уже ждали.

     Сделав петлю над океаном, дрон устремился к «улью», одна из «сот» которого приветственно открылась навстречу гостю…

     Небольшой ангар, в котором на расстоянии полутора арашей от пола завис дискоид, быстро очистился от ворвавшейся внутрь внешней ядовитой атмосферы и заполнился обычной для сфагов и вполне подходящей для аивлян дыхательной смесью. Лёгкие Хариба были модифицированы под атмосферу Аллаиллити, и в Каньоне ему не требовалась дыхательная маска, так как отличия смесей были незначительны.

     Через минуту в ангаре появился сфаг, и Хариб вышел из дрона.

     — Космопорт А-ЭЛ-15-15-СА-4-М-Палларис приветствует вас, контактёр Хариб! — с нотками торжественности объявил высокий гуманоид с множеством глаз на хорошем аивлянском. Глаза гуманоида, опушённые густыми длинными ресницами, подобно венцу, окружали слегка вытянутую лишённую волос голову.

     Хариб видел только четыре из семи глаз сфага. У гуманоида было чётко выраженное лицо с прямым тонким носом и узким, без губ, но изящно очерченным мимическими морщинками ртом. Лицо смотрело на Хариба, и выражение его было подчёркнуто дружелюбным. Сфаг был облачён в длинную белую одежду, сквозь которую свободно просматривались детали его изящного тела. Хариб отнёс бы это существо скорее к женскому, нежели к мужскому роду, если бы не изучил сфагов заранее. Сфаги были бесполы, — не однополы, как, например, шаклиссы, или хроны, а именно бесполы; они появлялись на свет на оставшихся после строителей Каньона фабриках. Тела сфагов были лишены малейшего намёка на грубость или нескладность, линии были плавны, изгибы округлы, желтовато-бежевый цвет мелкочешуйчатой кожи и пронзительно-голубой цвет глаз делали этих нежных существ похожими на цветы.

     — Меня зовут Алиале, — представился гуманоид. — Я диспетчер космопорта.

     — Раз знакомству, Алиале, — с гортанным агарским акцентом ответил ему Хариб тоже по-аивлянски.

     — В сопроводительном документе указано, что вы собираетесь посетить в Каньоне человека… — вежливо произнёс Алиале, — с вами лично… незнакомого, и что сообщите нам его имя по прибытии…

     — Да. Это посол Аиви Эин, — ответил Хариб. И, заметив изменения на лице Алиале, которые, согласно интерактивной справке, выражали удивление, добавил: — Я не хотел беспокоить её раньше времени… как и связываться с ней через инфосеть с орбиты… — Он улыбнулся Алиале, стараясь выглядеть при этом как можно доброжелательнее: не хватало ещё испугать это нежное существо здоровенными клыками… Но сфаг, похоже, тоже подготовился к встрече и воспринял мимику агарянина адекватно. — Мне нужна аудиенция, — сказал Хариб, — личная встреча с послом.

     — Понимаю вас, контактёр Хариб. Как нам представить вас послу Эин?

     — Скажите, что я друг Эвааля.

     Последовала короткая пауза, после которой сфаг вновь заговорил:

     — Мы передали сообщение. Желаете получить ответ через нас, или лично?

     — Лично. Передайте ей, пожалуйста, мой номер для связи.

     — Конечно. Что-нибудь ещё?

     — Нет. Это всё.

     — Палларис, как и любой город Каньона, рад принять вас, контактёр Хариб, — радушно произнёс сфаг. — Инфо-центр предоставит вам всё, что нужно — гостиницу, транспорт, подходящую пищу… Мы рады всем нашим гостям, — на лице гуманоида отразился местный эквивалент улыбки, похожий больше на улыбку аивлянина, нежели на приветливый агарянский оскал.

     — Благодарю, Алиале! — прогортанил Хариб. — Вы очень любезны.

     — Прошу, следуйте за мной… Я проведу вас к транспорту… — с этими словами сфаг повернулся и направился к выходу из ангара, продолжая смотреть на Хариба глазами расположенными на затылке.

     Пройдя из ангара по длинному коридору в обширное помещение, оказавшееся чем-то вроде станции местной транспортной системы, Хариб попрощался с Алиале и сел внутрь уже ожидавшей его машины. Машина, похожая на здоровенную черепаху, у которой вместо лап были четыре широких колеса, внутри оказалась просторной и весьма комфортной. Хариб уселся в одно из четырёх кресел, и погрузился в размышления.

     Палларис полностью занимал всю площадь высокого (всего шесть километров ниже уровня океанов) плато, раскинувшегося от стены до стены Каньона. Это был один из крупнейших мегаполисов на планете. Город населяли восемнадцать миллионов жителей, из которых аивлян и других инопланетников было чуть более сорока тысяч; большинство жителей было сосредоточено в башнях-коммунах, высота которых достигала аркад. Каждую башню окружал парк с многочисленными водоёмами; башни были связаны меж собой тщательно спланированными магистралями, каждую из которых дублировала подземная линия высокоскоростной транспортной системы. На улицах Паллариса было умеренно людно, без столпотворений или пробок (транспортная система работала слаженно), а в его парках и скверах всегда можно было найти уединённое местечко.

     Город произвёл на Хариба приятное впечатление: в нём не было совершенно никакой спешки; никаких носящихся на высоких скоростях машин; никакой толчеи. Мегаполис напоминал тихую провинцию.

     Поглядывая по сторонам из салона везущей его «черепахи», Хариб видел неспешно идущих куда-то сфагов, одетых в длинные разноцветные одежды. Сфаги держались небольшими группками, реже — парами; они что-то обсуждали, часто приветствовали встречных прохожих как знакомых. В одеждах сфагов, ярко подчёркивавших стройность их изящных тел, не было ни малейшего намёка на сексуальность. Хариб знал, что у этой расы секс как таковой попросту отсутствовал. Он вспомнил учение низверженной агарянской Церкви и похожие учения религиозных культов некоторых других миров об ангелах — слугах различных и, вместе с тем, поразительно похожих друг на друга божеств — существах, наделённых этими божествами особыми полномочиями: карать грешников и покровительствовать праведникам. Сфаги, как никто иной, подошли бы на роль таких служителей: они были красивы, величественны и абсолютно асексуальны — идеальные кандидаты. Вот только крыльев у них не было, как и глупых верований в сверхъестественное. Наблюдая за этими существами, Хариб попытался представить их с мечами, секирами и алебардами, карающими несчастных богохульников и скептиков, и не смог. Сфаги были абсолютно миролюбивы и невоинственны.

     «То, что у этих ребят нет херов, которыми они могли бы меряться, пошло им явно на пользу…» — отметил про себя Хариб.

     Когда машина остановилась у невысокого — всего четыре этажа — здания, в котором расположилось посольство Аиви, Хариб взглянул на часы: прошло немногим более часа по агарянскому времени с момента, когда «черепаха» тронулась от космопорта.

     Хариб вышел из машины на тротуар перед главным входом в здание. (Пикнув и зашипев, машина медленно отъехала в сторону и припарковалась на стоянке неподалёку.)

     Он испытывал чувство волнения; несколько минут назад он получил ответ из посольства, сообщавший ему, что посол Эин на месте и готова его принять тотчас по приезду. Ответ был официальным, сухим и сдержанным; к нему обращались с учётом его высокого статуса контактёра, в чём Хариб увидел намёк на то, что вовсе не упоминание имени Эвааля стало причиной того, что его столь скоро принимают (всё-таки послы — люди занятые).

     Постояв с минуту и осмотревшись, агарянин поправил хламиду и решительно зашагал к входу.

     Когда Хариб вошёл в холл, она уже была там.

     — Контактёр Хариб!

     Он сразу её узнал. Эин была одета в длинное платье сфагов зелёного цвета; голова её была гладко выбрита, невысокий (в сравнении со сфагами) рост, нежно-голубая кожа, женственная осанка и количество глаз выдавали в ней аивлянку.

     — Посол Эин… — Хариб учтиво показал кончики клыков. — Мы с вами незнакомы…

     — Я знаю, кто вы, — вежливо остановила его женщина. — Вы — известный ученик вашего учителя, — сказала она. Хариб не заметил в её словах иронии.

     — Для меня это незаслуженный комплимент, посол, — смущённо прогортанил он. — Я стал контактёром уже после…

     — И, тем не менее, вы стали свидетелем его работы на вашей Родине, на Агаре.

     — Мне выпала честь, — сказал Хариб, взглянув в глаза аивлянки и невольно задержав взгляд. Огромные глаза её на миг превратились в бездонные зелёные океаны. Эин была прекрасна. Гармоничные линии её тела (далеко не бесстрастные в сравнении с изящными, ангельски-асексуальными телами сфагов), овал лица совсем юной девочки и тонкие чёрные брови цветущей женщины, чуть пухлые оттенка лазури чувственные губы — всё это ушло на второй план, когда Хариб взглянул в её глаза.

     — Я рада за вас, — она вернула его в реальность. — Искренне за вас рада. Я знаю вашу историю… — Эин не стала продолжать. — Простите, если сделала вам больно!..

     — Вы о моей семье?.. — Хариб лишь пожал плечами. — Не стоит извиняться. Время — хороший врач. Я ведь тоже знаю вашу историю.

     — Это неудивительно… — нервно улыбнулась Эин. — Кто только её не знает…

     Она немного помолчала.

     — Хотите прогуляться, контактёр Хариб? — предложила она после короткого молчания. — Я как раз собиралась пройтись… Здесь замечательный парк!

     — С удовольствием, посол Эин!

     Они стояли всё это время посреди холла, в котором они были не одни, и Харибу от того было несколько неуютно: он то и дело ловил на себе любопытные (но вполне дружелюбные) взгляды.

     «Похоже, наших здесь видят нечасто…» — подумал агарянин.

     Они не спеша шли по чистой белой тропинке. Вокруг цвели низкие пушистые деревья, источая из жёлтых и красных цветов-кувшинов сладкий аромат; в траве под деревьями то и дело мелькали маленькие птички; на разбросанных художником камнях грелись пёстрые ящерки; среди ветвей пушистых деревьев вились местные пчёлы. Воздух был чист и свеж — Хариб дышал с наслаждением, полной грудью. Некоторое время они шли в молчании, и это молчание не было неловким: Эин не торопила Хариба, тот же старался прежде унять внутреннее волнение, которое испытывал, осознавая важность предстоявшего разговора. Наконец он собрался с духом и заговорил:

     — Вашу с Эваалем историю действительно знают многие… Во всяком случае, долгожители… — Хариб старался не смотреть в глаза Эин. — И мнения у всех разные. Одни осуждают Эвааля, другие жалеют, иные точно знают, как следовало бы поступить Эваалю, и вообще… Но никто из этих знатоков и советчиков не видел слёз в его глазах, не слышал боль в его словах… — Хариб замолчал. Они успели сделать несколько шагов, прежде чем он докончил: — Я видел. И слышал.

     Тщательно выговариваемые слова звучали грубо, гортанно. Аивлянская речь с трудом давалась агарянам из-за их физиологии. Мелодичный язык аиви в устах агарянина приобретал лающие интонации, — как если бы кто выучил собаку мяукать по-кошачьи. Впрочем, речь Хариба была понятна.

     Он остановился и снова посмотрел в глаза Эин:

     — Я здесь потому, что меня просили… — сказал он.

     — Кто вас просил? Эвааль?

     — Нет, — покачал головой агарянин. — Меня просила другая Эин, корабль, что носит ваше имя… Она вернула его…

     Хариб рассказал ей всё, о чём узнал от аватара корабля.

     Когда они расстались, солнце уже садилось на западе, окрашивая белоснежные стены Каньона багряным. Прощаясь, Хариб сделал то, чего сам от себя не ожидал — жест, который глубоко тронул аивлянку.

     Много веков он был при нём. Камень. Хариб носил его на плече, в золотой застёжке, скреплявшей его хламиду. Камень, обычный тёмно-серый, с большой примесью металлов — такой мог валяться где угодно — был обрамлён золотом наивысшей пробы.

     Перекинув через левый локоть край серебристой хламиды, Хариб тремя пальцами коснулся застёжки у себя на плече: сработал механизм, и края хламиды разошлись; хламида скользнула с плеч и повисла у него на локте, а застёжка с камнем оказалась в его ладони.

     — Прежде чем проститься с вами, посол Эин, я хочу подарить вам это… — Хариб протянул Эин застёжку. — Этот камень, в некотором смысле, часть моей Родины… Он с Прит, луны Агара. В своё время он стал для меня знаком, символом надежды… Надежды на то, что мой народ, рано или поздно, освободится из оков проклятой Церкви, сбросит с себя тряпьё тёмных веков, вырвется из лап кровожадного бога и обратится к истине, которая не в священных книгах, не в слепой вере в выдуманных подлецами богов, а в знании, в подлинной смелости и отваге видеть мир таковым, каков он есть.

     Хариб стоял перед Эин наполовину обнажённый. Из одежды на нём остались только свободная, жёсткая на вид серебристая юбка, доходившая ему до колен, золотой пояс и открытые сандалии. Эин не сразу заметила на груди агарянина множество шрамов, которые снова и снова воссоздавались, каждый раз, когда тот бывал в капсуле-сборщике.

     — Когда мой друг, — продолжал он, — человек, занимавший высокое положение в церковной иерархии и ставший при этом одним из вождей революции, дал мне этот камень, я ещё не знал, что всего через несколько дней тирания Церкви падёт… Тогда я впервые узнал о том, что нога человека уже ступила за пределы Агара… — получил подтверждение своей надежде… основание верить в то, что следующие шаги уже недалеко. Впереди. И я поверил тогда. Я поверил в то, что мой народ вырвется из плена, отправится к далёким мирам, к звёздам… Вот, что значил для меня тогда этот кусок камня! — Говоря это, агарянин прямо смотрел в глаза женщины. — А после камень был для меня памятью, напоминанием о тех днях, изменивших мой мир… Я хочу передать его вам, Эин. Прошу. Примите… — (Эин протянула ладонь и Хариб положил в неё свой дар) — Помните! — сказал он, отводя руку. — В том, что произошло с Агаром, есть не только вина, но и заслуга Эвааля. — Сказав это, он низко поклонился аивлянке (жест, принятый у агарян, означавший глубокое уважение и почтение) и, развернувшись, зашагал прочь, на ходу накидывая хламиду и завязывая её узлом на плече.

     Эпилог. Человек Вселенной

     Советник Элиот стоял, сложив руки на груди перед голограммой удаляющейся Земли. До контакта с кораблём цивилизации Аиви оставалось немногим более получаса.

     Это был первый официальный визит землян на корабль Аиви, и он, Элиот, был избран и назначен Советом Планеты возглавлять делегацию.

     В состав делегации вошли направленные от множества организаций представители: учёные и общественные деятели, представители региональных Советов, сотрудники Службы Охраны Мира и Безопасности… Полчаса оставалось до момента, который войдёт в историю земной цивилизации. Полчаса.

     Элиот не желал отправляться на прибывший с далёкой Родины корабль. Его вынудили. Он, конечно же, знал, что его избрание в делегацию не обошлось без участия оставшихся на Земле Альреса, давно привыкшего зваться Александром и Ивилиты-Ивори, которую друзья и теперь звали просто Ив. Он не сердился на них: они надеются на то, что он, оказавшись на корабле, увидев аватара корабля, может быть даже кого-то из старых друзей, окунувшись в знакомую атмосферу, переменит своё решение…

     Он не переменит. Он давно всё решил. Очень скоро он уйдёт насовсем — перестанет быть. Он не согласится на архивацию, нет. Он желает истинной смерти. Он устал. Он запутался. Он уже давно не чувствует себя аивлянином… Он прожил многие жизни. Эвааль, Аиб-Ваал, Элиот… — он то, что он есть — человек мира, человек Галактики, человек Вселенной. Уставший, запутавшийся человек. Он сделал всё, что мог. И на этот раз у него вышло намного лучше. У него?.. Нет! У них! Эти двое… он смотрит на них и вспоминает себя… и её… Ему есть что вспомнить. Он будет вспоминать её, будет держать её образ перед глазами, когда вернётся на Землю и… возьмёт пару дней выходных (у него уже лет сто не было выходных!). Он отправится по местам, которые ему запомнились, которые стали дóроги. Он посмотрит на Землю в последний раз, а потом он умрёт. Дальше они смогут без него. Так что, этот полёт будет последним в его многовековой работе. Работе ли? — Земля давно стала для него домом.

     Две тысячи сто семьдесят два года прошло с тех пор как Эвааль, Альрес и Ивилита ступили на эту израненную, разорённую страшной войной планету. О том, кто они, на самом деле знали единицы. Им пришлось столкнуться с чужим, одичалым, жестоким миром, в котором против них плелись интриги и заговоры, в котором им желали смерти — с миром, в котором им не раз приходилось переступать через собственные принципы.

     Ему приходилось убивать. Своими руками…

     Он был президентом, министром, советником, генералом, промышленником… был олигархом, писателем, философом, учёным, входил в состав тайных организаций и корпоративных правительств… «Вечный жид» — называл он себя иногда с иронией. Но каждую минуту своей жизни на Земле он был революционером. Он сделал всё, что планировал сделать и даже больше. Он научил Альреса и Ивилиту всему, что знал сам, и теперь они — лучшие из контактёров. Его утешала мысль о том, что, когда о них заговорят в других мирах, на кораблях и в симуляциях, возможно, будут вспоминать и его, как их учителя.

     Конечно, его будут вспоминать и земляне… и не так, как на Агаре…

     Он вошёл в историю Земли под разными именами.

     Две тысячи сто семьдесят два года. Это были интересные годы.

     Ему было отрадно, что Альрес теперь не будет вспоминать его как чудовище, как палача целой цивилизации. Они через многое прошли вместе… Они смогли. Сделали то, что обещали Иеремии — этому отважному землянину, который в конце своего жизненного пути отказался от предложенного ему бессмертия.

     Как-то раз Иеремия назвал его словом, придуманным ещё до Великой Войны писателями-фантастами: «прогрессор». (Очень точное определение!) Вся его деятельность на этой планете, вся его жизнь преследовала главную цель: движение вперёд, развитие, прогресс.

     И не было ничего, на что бы он не пошёл, с чем бы не поступился ради ЦЕЛИ, для того чтобы вытащить земное человечество из пропасти, в которую оно однажды угодило. И если бы от его смерти была бы польза для ЦЕЛИ, он принял бы смерть раньше. Смерть была желанна для него всегда. Но он понимал: преждевременная его смерть могла обернуться для Земли в будущем новыми катастрофами, и он жил. Он жил, а его враги умирали.

     И вот он, Элиот, член Совета Планеты Земля, стоит здесь, на капитанском мостике новейшего орбитального корабля землян и смотрит на голубую планету, на которой уже давно нет границ, нет войн, нет вредных производств, нет тюрем, нет голодающих, нет радиоактивных пустынь.

     Советник Элиот отвернулся от голограммы и прошёл вперёд к пульту управления, перед которым в глубоких креслах сидели члены экипажа. Капитан корабля — крепкий чернокожий мужчина с чертами лица славянина средних лет по имени Фео́дор стоял в центре кабины, опершись могучими руками об огибавший капитанский мостик поручень. Взгляд капитана был устремлён на широкий, во всю стену интерактивный экран.

     На экране был знакомый Элиоту серебристо-белый дискоид, освещённый солнечным светом. Дискоид стремительно увеличивался в размерах по мере приближения к нему земного корабля. То были последние минуты, когда Эин можно было видеть полностью. Она ещё умещалась в фокус камер корабля. Ещё несколько минут, и дискоид заполнит собой всё пространство экрана.

     — Капитан! Они высылают сопровождение и просят следовать их ориентирам, — сообщила сидевшая в подвижном кресле справа от капитана маленькая смуглая женщина с заплетёнными в тугую косу соломенными волосами, помощник капитана.

     — Выполняйте рекомендации, лейтенант Астарта, — ответил капитан. Женщина кивнула, и её пальцы забегали по высвеченной перед ней голографической панели.

     Элиот видел, как от корабля отделились три мигавшие красным точки и приблизились к кораблю: это были дроны Эин (той же модели, что и дрон, оставленный кораблём его группе две тысячи лет назад). Машины встали впереди корабля, образовав треугольник, после чего соединились ярко светящимися лазерными лучами и направили лазеры на Эин, обозначив коридор для корабля.

     Корабль пошёл на сближение сначала под управлением пилота-землянина, а потом, когда до корпуса Эин осталось около километра, корабль задействовала свои силовые поля, подхватив корабль и втащив его в открывшийся приёмный шлюз.

     За шлюзом была труба, диаметром около сотни метров и протяжённостью в несколько километров, в конце которой виднелся мягкий жёлтый свет.

     Из трубы корабль вытолкнуло в прозрачный силовой купол и развернуло; на срез трубы надвинулась массивная плита, и все в корабле ощутили быстро нарастающую силу тяжести, которая вскоре сравнялась с привычной земной, и корабль встал на плиту, приняв горизонтальное положение. Потом купол исчез, и корабль оказался стоящим на возвышенности внутри пространства формы сплюснутой сверху и снизу сферы — это была одна из обителей Эин.

     В обители этой мог бы легко уместиться небольшой земной городок. Нижняя часть сферы представляла собой ухоженный парк с множеством рощ, лужаек и небольших водоёмов, а верхняя — светящийся жёлтым светом купол. В дальнем конце обители виднелось внушительных размеров озеро, удивительным образом не покидавшее своих берегов, игнорируя известные законы физики; посреди озера возвышалась массивная скала, по склонам которой бежали извилистые ручьи. Граница между парком и куполом над ним была обозначена скальным поясом малахитового цвета, в котором с разных сторон можно было видеть несколько уходивших вглубь скалы тоннелей.

     — Корабль «Мир»! — прозвучал приятный женский голос внутри кабины. — С вами говорит Эин, экспедиционный корабль цивилизации Аиви. Приветствую вас в моей обители!

     — Это Феодор Рид, капитан корабля Земли, — ответил землянин. — Благодарим за тёплый приём, Эин!

     — Можете открывать люки, капитан. Пустота позади. Вы среди друзей.

     Он вышел из корабля вслед за капитаном и его помощницей.

     Снаружи их встречали трое: две женщины-аивлянки в одинаковых тёмно-синих платьях, похожие друг на друга как две капли воды, и мужчина-агарянин в серебристой хламиде.

     Агарянина он узнал сразу, но женщины на миг привели его в замешательство. Всего лишь на миг.