- Лексеич, война! - Коля натянул на голову фуфайку - дождь лил в веревку. - Че эт они? Утром проснулся...
Коля и Филиппыч посмотрели на деда Фисташкина с надеждой: все-таки бывший военный.
Дед выдержал паузу:
- Хрен знает.
- Ну, это-то само собой. А что, понимаешь, надо-то? Не пойму, - Филиппыч хлопнул по коленям.
Дед затянулся облегченной сигаретой - Марь Петровна перевела его с Беломорканала на "Оптиму"
- Тут всё покрали, Лексеич?
- Ясное дело. Успехов внутри нет, а надо что-то продемонстрировать, вот и.... Заходи.
Коля взгромоздился на крыльцо. Возле него образовались лужица.
- А хоккей? И футбол вон.... Нет, не скажи...
- Да ну! Срамота - а не футбол! Раз, понимаешь, выстрелили - и все. Совсем игры нет!..
- У любой войны - причины внутренние, - дед закинул ногу на ногу. Стряхнул пепел в банку из-под горошка. - Цены с весны вон как - видели?
- Это - да...
- Вперед хоккея.
Круглолицый, он в эту минуту был похож на Черчилля - только без сигары. И по спиртным напиткам у них было расхождение: дед уважал водочку. Собственно, он уважил бы и коньяк, но пенсия не позволяла.
- Внутренние - это само собой! Они, Лексеич, в НАТО нацелились, - Коля расстроено покрутил головой. - Зачем им в НАТО? Дружили бы с нами...
- На хрен нужны! Пусть в Грузии своей сидят, - внесла вклад в дискуссию Марь Петровна, солившая на веранде огурцы: малосольные пошли "в подборку" - пришлось досаливать. - Такие друзья - врагов не надо.
- Раньше пели "Расцветай под солнцем Грузия моя...", - прошептала - пропела мама Фисташкина, удивившись вдруг, что не только пели - считали Грузию "своей", а она взяла - и отчебучила...
- Откачнулись - теперь, как хотят! - отрезала Марь Петровна. - И нечего тут - Брегвадзе, Кикабидзе...
- Чудной народ - чего они все откачнулись-то? Лексеич?
- Чего? Того! - разошлась не на шутку бабушка Фисташкина и даже толкнула Колю тазом, в котором мыла зелень для соленья и смородиновые листы - они пахли! Зашибись.
- Ну? - Коля с надеждой посмотрел на деда.
- Потому что простофили, - тот оглядел дырявую фуфайку соседа. - Гонора в нас нет. Помню, служил я в Киеве...
Марь Петровна хмыкнула.
- ...так чего: едешь в метро - из динамиков: "Киевское метро - наикраще! Киевское метро - наикраще!" И долбят, и долбят. Чего, думаю, "наикраще" - оно везде одинаковое? Ленинградское так еще и лучше...
- Глубже-то точно!
- Ну.
- Свое не отстаиваем - вот...
- Добрые слишком! - продолжила наступление Марь Петровна. - Как всем должны!.. Уж отделились - так живите, как хотите! Нет, они без конца: вот Россия то, вот Россия - это...
- Ну, чего там? - все обернулись на Фисташкина младшего, который выполз на веранду с приемником.
- Западное сообщество, типа, недовольно.
- Насрать! - сказал разозлившийся Коля. - Когда оно было "довольно"?
- Когда ты последние портки снимешь, понимаешь, - и им принесешь! - поддержал его Филиппыч. - Тогда будет довольно.
- Портки содрать - это оно, что западное, что наше - оба хороши...
- Кемску волость! Йя, йя! - передразнил киношного посла Фисташкин - младший, заржал, врубил "пятую": приемник завопил "We will, we will rock you!". "Ой, иди, не греми тут!", - замахала на него Марь Петровна. Мужики переключились на несчастного Аршавина, который забастовал из-за вожделенной заграницы. Мама Фисташкина негромко затянула: "Девушки, война, война...", - вспомнила: "Чита грита, Чита Маргарита..." - и засмеялась....