- Вот что я скажу, дорогая. Мой Карл - мужчина строгий и придерживается старых правил. Сейчас он в отъезде, но могу поспорить на пфенниг, - полная женщина в чепце оправила шаль на круглых плечах, глаза её лукаво сощурились, - будь он дома, ему бы не понравилось, что такая молодая девушка разгуливает по лесу одна. Но у него доброе сердце, и он позволил бы вам переночевать. Входите, милая.
Толстая Эльза посторонилась, и маленькая тощая фигурка, укутанная в капор и шубу, протиснулась в дверь и стала на пороге квадратной кухни с грубым каменным полом, коричневыми балками на потолке и жаркой печью у выбеленной стены. На раскаленных кирпичах трещали сложенные "колодцем" поленья. В котле пыхтело варево. В домике вкусно пахло молочной кашей, кнедликами, сушеным имбирем, травами, развешанными в углах, и чем-то сладким, медовым, похожим на карамель. На полках стояли грубые глиняные горшки, дубовые бочонки, обливные бутыли разных размеров и медные горшочки с крышками.
- Не робей, - подтолкнула её толстая Эльза. - Как ты сказала, тебя зовут?
- Мартой, - девушка разлепила ледяные губы.
- Вот тебе на! Мартой звали мою прижимистую кузину из Думцеля. Она до старости ходила в синем чепце, который к замужеству её внучки продырявился! - хозяйка хлопнула себя по бокам и густо захохотала. - Что ты думаешь? Старая ведьма перелицевала его, заштопала... Матерь Божья! Да у тебя руки белые! А ноги? Ну-ка...
Эльза стянула с ночной гостьи варежки, ботинки, вязаный капор и старую шубейку из непонятного меха, вылезшую на локтях и вдоль неопрятно подшитой застежки. Правду сказать, от меха в некоторых местах остались лишь тощие пучки. Тут и опытная мастерица призадумалась бы, чинить или выбрасывать?
- Какая ты худая!.. Как моя золовка из Любовиц. Та была тощая, что твой ивовый прут! И платье на тебе мокрое! Снимай одежду, Марта. Повешу её над очагом. Вот тебе моя рубаха - размер немаленький, зато согреешься - и шаль. Сама вязала, вечера долгие - что делать в нашей глуши? Ноги ставь в лоханку, - расторопная Эльза усадила замерзшую девушку на лавку, сунула ей под ноги лохань с горячей водой. - Откуда идешь? Рассказывай. Что за нужда выгнала тебя из дома в такую погоду?
- Иду из... Яблонец.
- Откуда?!
- Из Яблонец. Думала, до ночи успею.
Толстушка уперла руки в бока:
- Куда ты успеешь из своих Яблонец? Да еще до ночи?! Из них скачи на самом резвом жеребце, на запряженной цугом карете и то сто лет никуда не доскачешь! Зять моей прижимистой кузины из Думцеля, - она толкнула её в плечо, - родом был из твоих Яблонец. Хороший шорник, жаль, помер скоро. Так говорил мне: "Гиблое место наши Яблонцы, Эльза". Это ведь у самых гор?
Марта кивнула:
- У нас красиво.
- Не всё красивое - хорошо, уж поверь. Красиво и болиголов цветёт. Куда ты шла-то? - Эльза охала, удивлялась, сама же шустро сновала по кухне, заглядывала в горшки, нюхала душистые травы, придирчиво пробуя на зуб засохшие соцветия. "Глупая девчонка! - бормотала она. - Была б моей дочерью, я б показала ей Яблонцы! Напою её отваром малинового листа с ромашкой, не дай, Бог, заболеет!"
- В город, в княжеский дворец...
- Святая Дева! - хозяйка схватилась за сердце. - Во дворец! Да разве туда пускают... нищенок? Что тебе делать во дворце?! Там не любят попрошаек!
Она плюхнулась на лавку рядом с Мартой: "Хорошие дела! Что скажет Карл, когда вернётся? Во дворец!"
- Не реви!
- Я... не реву, - гостья вытерла слёзы, выпрямилась. - Дорогая Эльза, у меня рваная шуба, старое платье и дырявые башмаки, но разве... королевским детям не нужна учительница?.. Я знаю латынь, математику, умею играть на скрипке и... в шахматы.
Толстая Эльза застыла в изумлении:
- Скажи, пожалуйста... Кто научил тебя этой премудрости? В наших краях ценят ученых людей. Сват моего шурина, к примеру, ксендз из Зайердорфа, - пишет письма половине города. Но все эти умные господа - мужчины. А чтобы барышня знала математику, - она покачала головой, задумалась, - не слышала о таком. Правду ли говоришь? Не выдумываешь? Иные узлом завяжутся, лишь бы попасть во дворец!
- Всем этим наукам выучил меня... отец. Он был пастором в Яблонцах.
- Пресвятая Дева! - всплеснула пухлыми руками потрясенная Эльза. - Дочь уважаемого человека бродит по лесу, как последняя бродяжка! В драных башмаках!
- Папа... умер два месяца назад, - хрупкая гостья сдержала подступившие слёзы. - В нашей кирхе теперь другой пастор. Матушка скончалась родами, - предупредила она хозяйкин вопрос. - Я совсем её не помню. Но от неё остался медальон! Посмотрите.
Марта протянула ладонь. Эльза поднесла свечу.
- Добрая работа. Старый Михаэль из Герца выделывал такие штуки. Бывало, сделает замок с секретом, ни один леший - прости, Господи! - не отопрёт!
Она споро перекрестилась:
- Ну-ка...
Только поднесла руку, как неугомонный ветер стукнул ставней, тонкие стеклышки задрожали. Пламя в очаге заколыхалось, дымоход загудел. На улице завыла метель, застонали, захныкали деревья.
- Что это? - Марта стянула у горла шаль.
- Должно быть, крышу у сарая сорвало. Там один сноп не притужен. Карл уезжал, наказывал: "Гляди, Эльза, как бы ни снесло его в пургу". Не убирай свой медальон, я сейчас.
"Зачем Бог придумал эти метели?! - девушка подобрала ноги, забилась в уголок, подложив под бок сшитую из лоскутков подушку. - Метут, метут, точно хотят унести всех добрых людей в снежное царство за Яблонецкими горами. Горе одинокому страннику, бедному ремесленнику, пробирающемуся в город, паломнику, бредущему ко святым местам, или бедной девушке в поисках пристанища..."
- Спасибо, не откажусь, - гостья была голодна, но просить не осмеливалась.
- Духовитая. Кузина моя, - она подмигнула, толкнув гостью под локоток, - приедет, бывало, и по полкам зырк-зырк: "Молола ли ты, Эльза, ячмень?" "Молола, - говорю, - сестрица". "А что каши ячменной, нет ли?"
Она прыснула, как молодуха:
- Ешь, а я на матушку твою полюбуюсь. В таком медальоне должно красотка прячется, не иначе.
Неказистая самодельная свеча истаяла, превратилась в огарок. Воск вытек из плошки, перелился на стол, со стола - на лавку, с лавки - на каменный пол, а добросердечная хозяйка всё кручинилась, вытирая глаза:
- Видала я красавиц... На Пасху в божий храм разоденутся: платок - не платок! Шелк с кистями, башмаки с пряжками, ленты атласные, банты. А далеко им до твоей матушки! Принцесса - и только. Глаза - словно незабудки лесные...
Не успела договорить, как за окном поднялась суматоха.
Кони захрипели, кто-то закричал: "Отворяй!"
- Матерь Божья, Карл! Или случилось, что? - Эльза растерянно посмотрела на гостью. - Он говорил, "У Трех Дубов" заночует. Забыла сказать: Карл у меня лесничий, и ведает всем княжеским лесничеством! - хозяйка сунула Марте медальон. - Погоди! - накинула на плечи истрепанный кафтан и выскочила навстречу неожиданно вернувшемуся мужу.
Тревожные голоса уносило ветром. С елей падали снежные шапки. Гремели засовы, стучали ворота. Зловещий шум сливался в одно немолчное бу-бу-бу. Напуганная рассказами о строгом хозяине, Марта притиснулась к стене. Она бы и под лавку залезла от страха, но что скажет Эльза, когда увидит её под лавкой? Марта была воспитанной барышней, и не хотела огорчать добрую женщину. Она вздохнула: сырые башмаки наверняка не высохли, и если суровый Карл выставит её за дверь, ей придется топать по лесу в мокрых.
Входная дверь распахнулась. К топчану, покрытому пестрым тюфяком, захромал, опираясь на плечо решительной Эльзы, грузный мужчина с огромной черной бородой в сосульках. Рукой, похожей на клешню, он придерживал правый бок и громко стонал. Марта охнула: его непромокаемый плащ из неваляного сукна был окрашен кровью!..
- Марта, воды! - скомандовала Эльза и принялась стаскивать с мужа охотничий губертус. - В сундуке под лавкой холст! Порви на тяпки, завяжем рану. Куда ты?
- Лошадей распрягу.
- Ах, и без тебя есть, кому распрячь! Бестолковая ты, девушка! Готовь материю. Это Марта, - склонилась она над мужем. - Её отец был пастором в Яблонцах. Она знает математику и идет в город, чтобы наняться в учительницы. Я пустила переночевать - метель.
Карл шевельнул клешней. Марта приблизилась и сделала книксен.
- Ночуй, девушка...
Рана у княжеского лесника была неглубокая, но он потерял много крови. Пока Марта грела воду и готовила полотно для перевязки, Карл, с трудом ворочая языком, рассказал, что у последней кормушки, куда он клал сено и соль для подкормки оленей, на него напал вожак. Сбил с ног и пропорол огромными рогами живот.
- Хотела бы я знать, куда смотрел твой Ганс! - ворчала, промывая рану, Эльза. - Ворон считал?!
Марта открыла рот, чтобы спросить у хозяйки, кто такой Ганс, но дверь в очередной раз отворилась, и в дом вошёл статный парень в кожаных гамашах. Внёс бочку снега для растопки - вода в чане подходила к концу.
- Что скажешь, добрый работник? Как допустил, что на хозяина напал разъяренный олень? - подбоченясь, пошла на него Эльза. - Почему не отогнал стадо? В прошлый раз на белок загляделся, в этот - на ворон?
Парень, молча, опустил голову. Марта успела разглядеть, что волосы у него - соломенные и торчат из-под шапки, как сторновка из плетеной риги.
Она могла поручиться, что Ганс её не заметил!
- Не кричи, Эльза... Ты же знаешь...
Что знала Эльза, Марта так и не услышала: хозяин застонал, и по его лицу побежали крупные капли пота.
- Иди отсюда! - Эльза выставила Ганса, не забыв напомнить, чтоб он дал корм лошадям и напоил скотину. - Ах, беда! Придется посылать за аптекарем! А на дворе всё снег да ненастье!..
- Может, я помогу?
- Разве ты знахарка? Или твой батюшка выучил тебя и этой науке?
Марта покачала головой:
- Не батюшка - тётя Лотти. Она жила по соседству и разводила лекарственные травы. Вот, - Марта ловко развернула узелок, с которым пришла, достала пузатую склянку. - Это мазь от простуд. Тётя Лотти дала мне её в дорогу.
- Тебя сам Бог прислал! - всплеснула руками бедная женщина. Как ни крепилась Эльза, стараясь показать мужу, что рана его пустяковая, она не находила себе места. - Бестолковый Ганс! Не мог отогнать оленей!
- Не говори, чего не знаешь, Эльза... Ганс тащил меня на себе до самых саней. Я сам... виноват: замешкался у стога, понадеялся, что старый олень помнит меня, подпустил на два шага...
- Он и напал! Как же так, Карл? - она покачала головой. - Разве ты забыл, что сейчас голодное время, и олени обозлены?
Марта засучила рукава:
- Найдется ли у вас суровой нитки, тётушка Эльза? Рана рваная, придется... зашивать.
Она прокалила иглу, навощила горячим воском крепкую льняную нить и, помолясь, приступила к делу, велев суровому леснику хлебнуть для облегчения страданий можжевеловой настойки. Карл повиновался. Хозяйка, едва дыша, следила за ней из-за плеча, держа над головой новенькую свечу. Марта никогда не сшивала ран. Однажды, когда несносный мальчишка Йенс распорол ногу в кустах ежевики, она видела, как тётя Лотти зашивала ему голень. А у неё хорошая память! Она будет шить, как шила тётя Лотти, и бедный лесник поправится!
- Осторожнее! - Эльза прихватила её за локоть.
- Не волнуйтесь, тётушка Эльза. Пошлите лучше за Гансом, пусть наберет две горсти мха. Лотти прикладывала к ранам мох, чтобы они не гноились.
Через полчаса все было кончено. Измученный Карл спал - его напоили отваром ромашки с медом, Эльза стирала испачканную одежду, а Марта мыла лохани и складывала на полку глиняные плошки. На улице по-прежнему мело, скрипели ели, стонали старые липы, тянувшиеся от домика до самой Большой дороги. Марта вздыхала: когда она доберется до города? Найдётся ли ей место в княжеском замке?
- Тётушка Эльза, - неожиданно спросила она, - где заночует Ганс? Вьюга не унимается, он застынет в хлеву.
- Не застынет! - сердитая Эльза пристукнула деревянным башмаком. - Он не принц! В хлеву есть печурка, а горшок бобовой каши я ему давно отнесла. Ложись, ты устала, и я еле стою. Завтра у нас тяжелый день. Будем молиться, чтобы у Карла не было жара, и он проснулся здоровым.
Она ушла за занавеску, поправив на муже войлочное одеяло.
Марта свернулась калачиком, подсунула под голову пеструю лоскутную подушку, укрылась шерстяным самотканым пледом: мастерица эта Эльза! Совсем, как тётя Лотти. На жесткой лавке было неудобно, но ей не привыкать - в отцовском доме тоже не было кроватей, и она спала на мамином сундуке.
"Трак-трик! Умрет старик!" - проскрипел из угла черный паук с фиолетовыми глазами. На голове у него Марта разглядела золотые рога!
- Какой старик? Вот я тебе! - она погрозила рогатому пальцем.
Несмотря на худобу с математикой, Марта была бойкой девушкой. В детстве она играла с мальчишками - долговязым Йенсом и его братом Дитрихом - и ничего не боялась. Даже золоторогих пауков! Даже... говорящих!
- Он подавится рыбьей костью! - хихикнул из угла паучина и скоренько уполз в щель, потому что Марта прицелилась в него домашним "опенком" из фетра, которые дала ей Эльза взамен сырых башмаков.
- Рыбьей костью! Рыбьей костью!
- Неугомонная! - прошипела из-за занавески хозяйка. - Спи, наконец. Ночь на дворе!
Пропели первые петухи, промычали коровы, проблеяли овцы в котухе, а Марта всё не просыпалась. Ей снились замок и замёрзший пруд. На пруду - каток и розовые павильончики с лимонадом. А на катке - маленькие девочки в атласных шубках. Они кружились на коньках и смеялись! В одной Марта неожиданно узнала себя. И даже позвала: "Марта! Марта!.."
- ...вставай же! Пригрелась? - толстушка Эльза потормошила её за плечо. - Разморило тебя, как мою свекровь, Царствие ей Небесное. Разоспится - кочергой не подымешь! Вставай. Каша сварена, кофе - на плите.
- Доброе утро, девушка! - приподнялся на лавке лесник. - Спасибо за помощь. Без тебя мне пришлось бы худо.
- Доброе утро! Лежите, вам рано вставать, - Марта обулась и подбежала к топчану Карла.
- Не привык я болеть, - он покрутил головой. Голова у него была крупная, как у оленя, а борода, как у Святого Николая в часослове, который Марта видела у тёти Лотти.
Лесник был бледен и слаб.
- Мох - это хорошо, - Эльза была настроена решительно, - но за аптекарем послать нужно! Верно я говорю, Марта?
- Верно! - с жаром отозвалась она. - Рану я сейчас осмотрю.
- А я позову Ганса - велю, чтоб запрягал.
- Пусть смажет полозья воском!..
- Не беспокойся, Карл, - наклонилась к нему лесничиха. - Твоя Эльза знает, как распорядиться.
Она накинула шаль и с важным видом выплыла из комнаты.
Рана не кровоточила, но края у неё были нехороши. Марта растерялась: что ей делать с краснотой и припухлостью? Вдруг Карл догадается, что она не сильна в медицине? Марта "заразилась" хозяйкиной важностью:
- Придется наложить чистую повязку.
- Я потерплю, девушка.
Авторитет её, благодаря вчерашним хлопотам, был так высок, что измученный Карл ни в чем не усомнился.
- Теперь все в порядке, - успокоила его Марта, укрыв теплым одеялом.
Наскоро позавтракав, решили ехать к аптекарю.
Эльза поставила в обтянутую войлоком повозку жаровню, сунула в руки гостьи муфту из лисьих лапок. "Боже мой, - подумала ошарашенная заботой Марта, - я еду во дворец, как принцесса!" Внутри муфты был тонкий лен, расшитый шелковыми незабудками. "Ну и ловкая эта Эльза!" - Марта позабыла обо всем на свете. Она была обыкновенной девушкой, и ей нравились наряды!
Неразговорчивый Ганс, которому она придумала прозвище "соломенная голова", кинул на скамью медвежью шубу. Нахлобучил шапку, подпоясал войлочный плащ ремнем и влез на козлы. Марта устроилась сзади.
Тетушка перешла к наставлениям:
- Слушай внимательно и запоминай. О князе Рандоше болтают разное. Не буду сплетничать. Я не старая Берта из Зайердорфа, которая перемыла косточки всей округе так, что на её поминки пришел одни глухой кузнец из Пивнека. Князь добрый человек, он любит своих подданных, и, если требует уважения, то по праву. Но береженого - Бог бережет: во дворец не показывайся! Кареты у нас нет, а князь не терпит, когда гости съезжаются на повозках. Вот письмо. Отдашь его княжескому егерю Шульцу, он не откажет в помощи. Шульц пошлет за аптекарем Бендзиком.
Марта кивнула и спрятала бумагу в узелок.
- Смотри, не перепутай!
- Будьте покойны, тётушка Эльза. Выполню точно, как вы велели.
- Не хотела тебя расстраивать, но князю не нужна учительница для детей - их у него нет, - толстушка на секунду задумалась. - Лучше тебе не лезть ему на глаза. А вот у Шульца - мал, мала меньше. Карл рекомендовал тебя как умную добрую девушку. Надеюсь, он примет тебя учительницей для своих ребятишек, - Эльза всхлипнула. - Не забудь написать, как устроишься!
- Непременно! - Марта прослезилась. - Вы столько сделали для меня.
- Нечего сырость разводить! - проворчала Эльза, толкнув Ганса в плечо. - Трогай! Буду скучать. Приглянулась ты мне, дай поцелую на прощанье.
Она прижала Марту к груди. Глаза у обеих были на мокром месте.
- Тут вам еда на дорогу, - лесничиха поставила у жаровни корзину, накрытую чистым полотенцем. - С Богом! Трогай, Ганс.
- Прощайте, дорогая Эльза! Я вас никогда не забуду!
- Прощай, добрая девушка!
Сытый гривастый конек дернул неуклюжую повозку, та заскрипела, захрустел под полозьями снег, и Марта не расслышала, крикнула ей Эльза что-то ещё вдогонку или нет? "Милая тётушка! Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы аптекарь Бендзик приехал к бедному Карлу и вылечил его!" - она снова всплакнула, но ненадолго.
По обеим сторонам дороги потянулся сумрачный лес, какого она не видела в Яблонцах. К колее, похожей на нетореную тропу, тесно примыкали старые ели, увешанные гроздьями шишек. "Точно гирлянды на Рождество!" - вспомнила она ёлку в отцовском приходе. По снегу прыгали белки, синицы. Красногрудые снегири безбоязненно склевывали семена из распотрошенных шишек. Из-под еловой лапы вдруг высунулась заячья мордочка, мигнула косым глазом и... сказала: "Привет!".
- Ой! - вскрикнула от неожиданности Марта и посмотрела на возницу.
Тот и не думал оборачиваться.
- Пауки с рогами - это я понимаю, но зайцы - точно не говорят! - пробормотала Марта и потрясла для верности головой.
Лес расступился. Дорога запетляла, ныряя под горку, карабкаясь на поросшие кустарником холмы и убегая к морозному горизонту, к которому уже скатывалось пунцовое солнце. Оно было похоже на щеки неслуха Йенса, когда тот возвращался с прогулки.
"Ох, и далеко этот Думцель! - посетовала Марта. - Пожалуй, надо перекусить".
Потянулась к корзине.
- Не выпьете кружечку молока с хлебом? - со всей любезностью обратилась она к молчуну Гансу, но "соломенная голова" даже не обернулась.
"Ах, как невежливо!" - подумала Марта, надкусив ноздреватую горбушку.
За едой отчего-то разволновалась: "Кажется, я забыла что-то важное!" Чуть не выронила бутыль с молоком: "Рыба! Старик подавится рыбьей костью! Я не сказала доброй Эльзе, чтобы она ни в коем случае не кормила Карла рыбой!"
- Ганс! - завопила она изо всех сил. - Нам нужно срочно вернуться назад! Вы слышите? Назад! Поворачивайте! Черный паук сказал, старик умрет из-за рыбы!
"Олух!" - рассердилась Марта: возница покачивался на козлах и, похоже, дремал.
- Ганс! Ганс! Вы глухой? Поворачивайте! - она вылезла из-под медвежьей шубы, прихватила горсть снега и, слепив тугой комок, кинула кучеру между лопаток. Думала, парень оглянется, спросит: "Что случилось?" Но Ганс - "соломенная голова" лишь повел плечами, подхлестнул лохматого конька, и тот побежал резвее.
И вот уже перед ними сверкнула - долина, в долине - красные крыши Думцеля. Среди них - собор Святого Мартина с колокольней, острый, как пика, шпиль ратуши, княжеский замок у подножия Каменной горы. Замок был выкрашен белой краской и в закатных лучах казался настоящим зефирным облаком.
Но Марте было не до красот. "Как теперь быть?! - печалилась она. - Кто предупредит тётю Эльзу об опасности?" Поразмыслив, Марта успокоилась: "Откуда у Эльзы свежая рыба? А если и припасен бочонок другой солёной, то не станет же она кормить ею больного человека?"
Наконец, они въехали в город. Он был похож на именинный пирог! Всё в нём блестело, сияло. Мелькали фонари, витрины дорогих лавок, вывески, нарядные занавески на окнах, цветы! Из кофеен пахло ароматными булочками. "Сколько карет!" - воскликнула Марта. А вот и рождественская ёлка на площади! И вокруг народ: кухарки с корзинами, трубочисты, молодые дамы в шляпках, разносчики в колпаках, степенные господа в зеленых сюртуках, военные в мундирах!
Блеснули - и скрылись.
Их бедная повозка свернула с центральной улицы на широкую, потом - на узкую, а потом и вовсе в переулок. Там и стала. При ближайшем рассмотрении переулок оказался набережной неширокого канала. Вдоль берега тянулись унылые двух и трехэтажные дома с огромными густо дымящими трубами. У домов были квадратные окна с частыми переплетами, в некоторых светились огоньки, и из них доносилась музыка.
Ганс спрыгнул с козел, показал Марте на дверь: приехали!
- Подайте, пожалуйста, руку! - она запуталась в медвежьей шубе.
Он усмехнулся, стянул рукавицу.
- И ничего смешного! Несносный вы... олух! - все-таки она была зла на него за молчание. - Я вас звала-звала, а вы не обернулись! Почему?
Ганс потупил голубые глаза.
Принял из её рук корзину и вновь указал на дверь.
- Га-анс! - Марта, наконец, догадалась. - Вы... Вы не... умеете разговаривать?
Он кивнул и, не дожидаясь, пока она позвонит в колокольчик, дернул за него сам.
Егерь Шульц оказался подвижным толстячком. Добродушным, но строгим на вид. Прочитав письмо, он забегал по комнатам, выкликая домочадцев:
- Томаш! Питер!
Пока слуги собирались, Марта оглядела дом. Он был не так чтобы богат, но и не беден. Стены его были обиты недорогой тканью в цветочек и увешаны старинными мушкетами, ружьями, чучелами птиц, лисиц и белок. В дальнем углу гостиной Марта с ужасом увидела голову крупного оленя с печальными сливовыми глазами.
Охнула.
- Гонзик, кто здесь? - выплыла из двери недовольная хозяйка - решительного Щульца звали смешным именем "Гонза".
Марта почтительно поклонилась, представилась и после взаимных приветствий поведала фрау Шульц печальную историю, приключившуюся с лесником Карлом.
- Сядь, Гонза! Питер, поезжайте с Гансом на Каменную гору к лекарю Бендзику. Передайте письмо и эту записку, - подойдя к бюро, фрау Шульц ловко написала несколько строк на клочке розовой бумаги. - Скажите, княжеский егерь просит осмотреть. Пусть выезжает, не медля!
- Позвольте и мне написать небольшое письмо тётушке Эльзе? - Марта прижала руки к груди. - Я обещала.
- Пиши, - разрешила егерша и протянула ей перо с бумагой. - Томаш!
Пожилой мужчина в сером домашнем кафтане выступил вперед.
- Собери им еды в дорогу да горячих углей для жаровни! Хельге скажи, чтоб приготовила комнату для девушки. Её зовут Мартой. Гонза, не суетись.
- Я поеду вместо Питера! - Шульц забегал от стола к камину - и обратно. - Ганс и Питер - два сапога пара. Они уснут по дороге!
- Бендзик их разбудит. Не мельтеши, - фрау Елена усадила мужа в кресло.
Стройный черноволосый с рисковыми глазами юноша вытянулся перед хозяйкой, как солдат перед полковым командиром. Марте он не понравился. Несмотря на приятное лицо, на губах его играла кривая усмешка, точно он знал про всех что-то тайное. И платье на нем было мятое, а Марта не любила нерях.
- К переднему крыльцу не подъезжайте, - фрау Елена потеребила в раздумье хорошенький носик. - Остановитесь у заднего. Ганс пусть посидит на козлах, а ты отнесешь письмо и записку.
Питер щелкнул каблуками.
- Да почисти кафтан! Ходишь в соломе, как скотник!..
Марта забилась в дальний угол дивана: сейчас и до неё дойдёт очередь.
- Та-ак, - фрау Шульц развернулась к Марте. Если Бендзик был толстячком, то Елена - настоящей пампушкой в голубом шлафроке с рюшами. Но для полной женщины она была слишком строга.- Эльза пишет, ты знаешь математику?
- И шахматы! - подал голос егерь Гонза.
- Компанию себе ищешь?
- Что ты, Елена!..
- Знаю я тебя. Отвечай.
Марта встала, оправила платьице.
- Да, госпожа. Я знаю латынь, математику, умею играть на скрипке, - подумав, добавила. - Ещё вышиваю, лечу раны и... в шахматы...
- Что ж, - фрау Шульц взяла со стола канделябр и посветила им Марте в лицо. - Ты мне подходишь. Впрочем, расскажи о себе. Ты дочь пастора из Яблонец?
- Папенька умер два месяца тому назад, - она едва справилась с дыханием: тугой комок, застрявший в горле, мешал говорить. Воспоминания о добром пасторе были слишком свежи. - Матушки я не помню, она умерла, когда мне было три дня от роду.
- Значит, сирота.
- Да, фрау Елена. У меня есть медальон с её портретом! - Марта так любила матушкин медальон, что готова была показывать его каждому.
- Медальон, говоришь, - егерша поднесла его к свету, внимательно разглядела, бросая недоверчивые взоры на Марту. - Из каких краев твоя матушка?
Девушка растерялась. Сколько себя помнила, они безвыездно жили в Яблонцах. "Какая строгая эта фрау Шульц, - расстроилась она, - Наверняка откажет от места. Куда мне идти?"
- Елена, ты совсем запугала бедное дитя! Она вся дрожит!
- Я беру в дом чужого человека, Гонза, и хочу знать о нем - всё! - отчеканила фрау Елена.
Егерь развел руками и виновато посмотрел на Марту.
- Кажется, мы всегда жили... в Яблонцах, - запинаясь, пробормотала она и потянулась за старой шубейкой и капором. "Муфта! - опалило её огнём. - Я потеряла муфту с шелковыми незабудками!" Из глаз потекли слёзы.
- И нечего здесь реветь! Здесь не тюрьма и... не башня Смерти! - егерша запнулась. - Обыкновенный дом с требовательной хозяйкой. Поставь себя на моё место. Разве бы ты не поинтересовалась у посторонней девушки, претендующей на место учительницы, откуда она, и кто её родители?
Марта согласилась, что поинтересовалась бы, она вполне понимает хозяйку.
- Я доверяю Эльзе, но она простая женщина. К тому же видела тебя один день, а этого мало, - Елена позвонила в колокольчик. В комнату вбежала молоденькая горничная в чепце и сером переднике поверх тёмного платья. - Хельга, это Марта. Я нанимаю её учительницей к девочкам. Проводи её в гувернантскую и... принеси что-нибудь поесть. Что там осталось от ужина?
- Печеная тыква, фрау.
Гонза подскочил в своем кресле:
- Душенька! - и поцеловал супруге ручку.
- Будет-будет. Поздно уже, - фрау Шульц обернулась к Марте. - Отдыхайте, завтра мы обговорим детали нашего соглашения.
Хельга взяла свечу, и они пошли с Мартой наверх. Один пролет, другой. Чем выше, тем холоднее. На подоконнике единственного окна мансарды лежал снег. В комнате было не топлено. Цветастый полог скрывал деревянный топчан с соломенным тюфяком, у которого стоял крохотный столик. На нём лежала вязаная салфетка - когда-то белая, а теперь пожелтевшая от времени. В углу торчал кособокий комод со стулом, рядом - умывальник. Марта огляделась в поисках печки или камина - их не было.
Служанка поставила на столик свечу.
- Принесу тыкву, ваша милость, - и поклонилась.
- Зовите меня просто Мартой. Пожалуйста!
- Как прикажете.
- Кажется, я потеряла муфту, - Марта вздохнула и присела на топчан.
Хельга водрузила на салфетку оловянное блюдо с грубо нарубленной печеной тыквой:
- Здесь... свежо. Принесу вам батюшкин овчинный тулуп. Утром он его заберет.
- Томаш - ваш папенька?
Горничная кивнула. В тюфяке что-то пискнуло. Марта отскочила в сторону:
- Ой!
Хельга прыснула в кулак:
- Мышонок! Я сейчас.
Под тулупом доброго Томаша было тепло. Морозная струйка пара от тёплого дыхания поднималась высоко к потолку. За слюдяными окнами падал декабрьский снег, а в углу гувернантской возились неугомонные мыши.
- Тихо вы! - цыкнула на них Марта. - Что не спите?
- О, моя госпожа! - подпрыгнула вдруг крупная серая мышь, одетая в... белую кружевную юбочку. - Не смеем трево-ожить нашу госпожу! Не смеем трево-ожить, - и попятилась.
Марте стало любопытно:
- Почему вы называете меня госпожой?!
- Старик подавится рыбьей костью! Трик-трак, - мышь сделала книксен и откланялась. - Не смеем трево-ожить...
"Странно! Пауки и мыши напевают "трик-трак" и твердят про какого-то старика, который подавится рыбьей костью. У нас в Яблонцах они, по крайней мере, не разговаривали!" - Марта подсунула под щёку подушку и - уснула.
Поутру в гувернантскую вошел Томаш. Но не за тулупом! Он принес печную трубу и крошечную самодельную печурку, сделанную из жаровни. Поверх жаровни был уложен железный лист на петлях, который открывался, как дверь. В неё можно было засунуть несколько углей и немного хвороста. Предусмотрительный Томаш прихватил пару крепких веток, и, приладив трубу к дымоходу, разжег огонь. Дым не сразу нашел дорогу, сизые клочья повисли над пологом, и Марта закашлялась.
- Сейчас пройдет, девушка, - вздохнул Томаш. - Можете согреть немного воды, чтобы умыться. Вечерами стану носить вам горячие угли из кухонного очага. Будете спать в тепле.
- Тут мыши...
- Они не вредные, что их бояться? Лучше крыша над головой с мышами, чем никакой.
Марта постеснялась сказать, что они - говорящие и... в юбках!
- Давайте я помогу, - она выскочила из-под полога. - У вас - рука...
Правая рука доброго Томаша была искалечена.
- Ничего, я привык. Спасибо.
- Томаш, - задумчиво спросила Марта. - Что такое башня Смерти? Фрау Шульц вчера обмолвилась...
Дворецкий помедлил.
- Что же сказала фрау Шульц?
- Что... здесь не тюрьма и не башня Смерти.
- Так и есть. Умывайтесь, барышня. Скоро семь, хозяйка не любит, когда опаздывают.
В семь утра умытая и причесанная Марта предстала перед хозяйкой. Фрау Шульц назначила ей жалованье: три марки в неделю. За вычетом белья, постели и питания - полторы.
- Что-то платье на вас старое, - недовольно оглядела она новую гувернантку. - Шьёте?
Марта кивнула.
- Перешьете из моего. Хельга, принеси мое синее из шкафа! Прошлогоднее! Минус... тридцать пфеннигов за платье, итого марка двадцать за эту неделю. Столоваться будете с детьми. Заниматься в детской. Учить станете музыке, шитью, вышиванию, чтению, письму и математике. Шахматам... не нужно. Шахматы девочкам не нужны. Главное - расписание! В шесть подъем, до половины восьмого - туалет и завтрак. С восьми до десяти - учеба, потом прогулка. В двенадцать - обед. Запомнили?
Марта кивнула ещё раз.
- До двух пополудни - отдых, затем снова занятия - до... шести, потом вечерний моцион, ужин в половине восьмого и сон. Раз-два-три! Раз-два-три! Распорядок дня - это здоровье! Девочки, войдите! - она хлопнула в ладоши.
В комнату робко протиснулись три светловолосые девочки. Они были тихи и бледны, точно никогда не гуляли. Поклонились, представились. Старшую звали Ева, ей было девять, среднюю - Эва, ей было шесть, а младшей Катрине - четыре годика. На девочках были тёмные шерстяные платьица "под горлышко", фартуки из сатина, вязаные чулки и домашние войлочные туфли. В семье егеря были и мальчики - тринадцатилетний Артур и десятилетний Теодор, но старшие дети, не без важности пояснила хозяйка, занимались в пансионе самого Франца Петерсена, который слыл в Думцеле лучшим учителем.
- Поговаривают, он учил математике самого Фритса, ставшего потом королем Фредериком VII, - с восторгом прошептала фрау Шульц. Через секунду лицо её приняло прежнее деловое выражение. - Итак, первое занятие. Ваша тема?
Она требовательно уставилась на Марту.
- Госпожа, - со всей почтительностью обратилась к ней Марта. - Скоро Рождество. Я думаю посвятить наше первое занятие... изготовлению ёлочных игрушек. Если у нас будут цветная бумага, клей, вата и ножницы с красками, мы сделаем несколько гирлянд, снежинок и кукольный вертеп. Заодно я проверю, насколько ловко девочки управляются с иглой и ножницами.
Ева, Эва и Катрина раскрыли рты. Глазки у них заблестели, щечки порозовели.
- Что ж, - фрау Шульц нервно потеребила связку ключей у пояса. - Идёмте.
Из кладовки под лестницей, Марте были выданы: три тетради, несколько карандашей, клей, цветные нитки, иголки с ножницами, пять листов разноцветной бумаги, четверть штуки грубого полотна для вышивания, коробочка блесток от прошлогодней ёлки и много разных приятных мелочей, без которых не обходятся ни шитьё, ни изготовление поделок. Ах, это было настоящее сокровище! Девочки замерли у стены, Марта поклонилась хозяйке: