"Я бы сформулировала, но формуляр сегодня не работает"
Афоризм, приписываемой святой Аненаде
Мужчины задержались, чтобы привязать Банкина-Ариенну к кровати.
- И не жалко бедную девушку? - спросила я Гвейна, когда он нашел меня, сидящую в каминном зале и разглядывающую родовое древо Макер-тота. - Кажется, она тебе когда-то нравилась.
Гвейн уселся рядом и присоединился к любованию яблоней:
- Мира. Я понимаю, что отныне стану предметом твоих насмешек. Но уверяю, с моей стороны это была всего лишь любезность.
- Мне-то что, - пожала я плечами. - Любезничай сколько влезет и с кем пожелаешь. Однако смею заметить, форма не всегда соответствует содержанию. В чем ты и сам, наверное, успел убедиться.
Он только вздохнул. Потом внезапно встал и, не отрывая взгляда от яблони, подошел к ней почти вплотную. Оглянулся, поманил меня.
- Что ты там увидел? - спросила я, подходя.
Он указывал на портрет женщины, находившейся рядом с изображением Макер-тота. Покойной супруги хозяина. Как бишь ее? Файле, кажется.
- Никого не напоминает, как считаешь?
Я пожала плечами:
- Никого.
Хотя не была в этом так уверена. Она действительно напоминала мне...
- Тебя, - озвучил мои мысли Гвейнард.
- Меня? - непритворно изумилась я. - Хочешь сказать, мы с ней родственницы?
- Я хочу сказать только то, что сказал. Ваше сходство бросилось мне в глаза только сейчас. Может, после того, как Аквинтия упорно намекала, что знает твоих родителей. У хозяйки... бывшей хозяйки замка была сестра, как думаешь?
- Если и была, то уж точно не моя мама, - отрезала я, переводя взгляд на Макер-тота.
Едва я на него посмотрела, как портрет снова ожил, как прошлой ночью. Снова показалось, что хозяин хочет сообщить нечто важное. Глаза его завращались, рот беззвучно открывался. Зрелище не для слабонервных.
- Не понимаю, - жалобно сказала я.
- Чего? Вашего сходства? - спросил Гвейн.
- Да ну тебя с твоим сходством, - разозлилась я. - Макер-тот хочет нам что-то сказать.
Парень тоже взглянул на портрет:
- Он показывает глазами вниз. А что у нас внизу?
- Пол, - сказала я.
- А еще ниже?
- Понятия не имею. Подвал, наверное.
- Гм. Может, он призывает поискать в подвале?
- Что поискать?
- Ну, это самое. Яблоко фонаря.
И он туда же. Когда любовь к тебе придет, магический отведай плод. И всякое такое про клад под яблоней.
Тут меня осенило.
- Ну конечно! - воскликнула я. - Ведь и призрак говорил про магический плод! Гвейн, я уверена - в виду имелось Яблоко Света!
- И что? - меланхолично отозвался мой приятель. - Ну, допустим, ты права. Легче тебе от этого стало? Сад уже весь перекопан, никакого клада там нет. Можно, конечно, пройтись по второму разу, но, думаю, Сварт укокошит нас прежде, чем мы дотронемся до лопат.
- Это точно, - согласилась я. - Чтобы не подкапывали корни особо ценных деревьев. Как думаешь, это он пульнул в меня силовым импульсом?
Гвейн усмехнулся:
- Даже если и он, осуждать его я не буду. Он ведь все-таки садовник. Поэтому беречь и преумножать урожай обязан. Так или нет?
- Так, - согласилась я.
- К тому же, он утверждает, что не узнал тебя в странном балахоне.
- Это все-таки был он?!
- Не знаю, - тут же пошел на попятную Гвейн. - Я этого не говорил. Я вообще ничего не говорил.
Он поспешно вернулся к созерцанию родового древа:
- А давай расспросим Макер-тота, что он думает по поводу странного призрака, Светлейшего Яблока и прочих странностей.
- Зачем? - поразилась я. - Он ведь не может говорить.
- Говорить не может, - согласился Сварт, - зато может кивать головой. Так ведь, папочка?
Человек на портрете сморщил нос и замер, глядя в одну точку.
- Не хочет, - разочарованно сказала я. - А почему ты назвал его папочкой?
- Сам не знаю, - пожал плечами Гвейн. - Возможно, потому что он годится по возрасту нам в отцы.
- Тогда уж в деды, - сказала я. - Ладно, ты как знаешь, а я пойду в папочкин кабинет. Интересно, в связи с выбыванием из игры одной из наследниц список вещей уже можно не искать? Подозреваю, его по какой-то причине разорвали. В кабинете я нашла множество обрывков. Их придется очень аккуратно склеить, чтобы понять, чем это было раньше. Может быть, там хранились действительно важные документы. Вот только у меня на это совсем нет времени.
- В чем же дело? - сказал Гвейн. - Давай я посклеиваю. Заняться-то все равно нечем.
- Ах да, разделяю твою скорбь, ведь дама твоего сердца забылась летаргическим сном.
Я произнесла последнюю фразу очень спокойно, даже немного сочувственно, однако для Гвейна она оказалась последней соломинкой. Он больно схватил меня за руку:
- Еще раз скажешь что-либо подобное...
- И что? - ледяным тоном произнесла я, вырывая руку.
- Пожалеешь.
Он хотел добавить еще что-то, но тут в каминном зале появился Сварт.
- Миста Мира, - обратился он ко мне, - как вы считаете, можем мы вызвать поверенного для окончательного разрешения вопроса о завещании?
Я задумалась. Конечно, Банкин только изображал нежную девицу. Но где в это время находилась настоящая Ариенна? Ведь она была наследницей, поэтому ей надлежало присутствовать в замке. Жуткая мысль поразила меня: а вдруг девушка лежит в каком-нибудь холодном подземелье, полном крысами, связанная, с кляпом во рту и умирает от голода и холода...
Садовник, перехватив мой встревоженный взгляд, видимо, догадался, о чем я думаю, и ответил:
- Подлинная миста Ариенна сейчас находится дома, в столице. Я связался с ней по вашему переговорнику. И знаете, она поведала мне довольно забавную историю. Не так давно к ним пришел один мист, представившийся дальним родственником Макер-тота, по огромному недоразумению оставшимся без наследства. Он очень, очень, ну просто чрезвычайно хотел получить что-нибудь на память о почившем дядюшке. Думаю, вы догадываетесь, кто это был. Он предложил пару безделушек за документ о передачи права на получение наследства.
- Странно, почему он приехал сюда под видом девицы, - задумчиво сказал Гвейн. - Имея доверенность, мог бы не менять ни внешность, ни пол.
- Не скажите, - покачал головой садовник. - Посторонний человек неминуемо вызвал бы подозрение. А он хотел добраться до Яблока Света, не привлекая внимания. А потом предстал бы перед нами в своем истинном обличии, потрясая доверенностью и утверждая, что девушка только что уехала. Поскольку Ариенна и вправду не собиралась никуда ехать, то выдала сей документ без лишних раздумий.
- Идиотка, - пробормотал Гвейн.
- Не сказал бы, - возразил Сварт. - За него она получила защитный амулет и чашку-непроливайку.
- Вот гад, - с чувством сказала я. - И то, и другое спер из музея. Своими бы руками придушила.
- Так иди и придуши, пока есть такая возможность, - разрешил Гвейн. - Или нет, лучше напиши заявление о музейной краже. Его потом без тебя придушат.
- Бесполезно, - махнула я рукой. - Банкин ото всего отопрется, экспертиза и охрана ничего не покажут - он ведь, поди, пользовался какой-то дырой в защитном контуре. Приметы, выданные поисковиком, можно присобачить к доброй сотне сотрудников. Так что привлечь Банкина, увы, невозможно. Единственное, надо найти ту самую дыру в защите. Я обязательно сообщу о ней своему начальнику... то есть, его заместителю. Хотя, наверное, они и сами об этом знают, я же оставила записку в архиве!
- Записку наверняка уничтожили, - грустно сказал садовник. - Это довольно весомая улика.
- Не уверена, - возразила я. - А вдруг Банкин ее не заметил?
- Тогда уничтожил другой воришка. Миста Мира, я думаю, во всем вашем музее вы - едва ли не единственный работник, который не стащил ни одной маго-штучки.
Я нахмурилась:
- Что вы хотите этим сказать, Сварт? Вообще-то поисковик, которого я просила выявить недостающие предметы в архиве, описал приметы всего лишь троих воришек. Это говорит о том, что честных людей на самом деле гораздо больше, чем вам хотелось бы думать.
- Это говорит лишь о том, что остальные крали не из архива, а из других помещений, - резонно возразил садовник. - Мира, вы еще достаточно молоды, верите в альтруизм и великодушие. И это правильно, это хорошо. Однако не мешало бы видеть вещи в их истинном свете. Как вы полагаете, работникам музея платят за их труд достаточно?
- Ну-у-у... - протянула я. - С голоду пока еще никто не умер.
- То есть, жизнь чуть получше чем у нищих, получающих дотацию от правительства, вы считаете нормой? Не отвечайте, вижу, вы не думали на эту тему. Вам денег в принципе хватает, и ладно. Не шикуете, конечно, но, как правильно заметили, с голоду умирать не собираетесь. А вот, скажем, у одного из вашего коллег жена не работает, сидит дома с ребенком. И на свою зарплату он должен содержать трех человек. Ему никак, ни при каких раскладах не хватит денег. Но он не уходит из музея на высокооплачиваемую работу. Почему?
- Вы хотите сказать, у нас все, кроме меня, ворюги?
Мне вдруг стало так горько и обидно, что к горлу подступил комок.
- Нет, ну что вы, - возразил садовник. - Вовсе нет. Кому-то, как и вам, хватает жалованья, у иных есть богатые родственники, могущие содержать великовозрастных балбесов. Третьи подрабатывают по вечерам. Но их, я уверен, меньшинство. Зато четвертые запросто могут сливать информацию. О местах хранения артефактов, об их перемещениях. Переписывать и продавать священные заговоры, рецепты. Ну, про пятых я молчу. Вы и сами уже поняли, что в защитном контуре есть дыра. И в надлежащем состоянии ее поддерживает кто-то из охранников, которому за его услуги тоже отстегивают.
- Вы, наверное, правы, - сказала я севшим голосом, припомнив вечно клюющего носом начальника охраны. Он постоянно брал ночные дежурства, чему никто особо не удивлялся.
От полученной информации стало не по себе. Неужели теперь до конца жизни придется относиться к своим коллегам с предубеждением?
Я внезапно вспомнила, о чем хотела спросить Сварта, но, вовлеченная в суматоху с Ариенной, соверщшенно забыла.
- Сварт, мне нужна ваша помощь. Насколько я поняла, вы живете здесь очень давно, знаете историю замка едва ли не с основания. Скажите, у митса Макер-тота были дети кроме Данни, Ариенны, Крадифа и Танти?
- Ну... это сложный вопрос, - замялся садовник. - С одной стороны, конечно... но с другой - оно вроде как и не совсем...
Я уставилась на него с недоумением:
- С какой другой стороны? Что значит - не совсем? Был не совсем ребенок, что ли? Или умер в раннем возрасте?
- Ну что вы, миста Данни! - возразил Сварт. - Никто тут в раннем возрасте не умирал. Но... Был еще один сын, сбежавший из замка в возрасте семи лет; с тех пор о нем никто ничего не слышал. А еще бывшая хозяйка родила мисту Макеру ребенка, и...
- Постойте-ка, - сказал Гвейн. - Мира, не ты ли мне рассказывала, что у магов не может быть детей? Их удел - бесплодие как последствие усердного занятия магией. Разве не так?
- В обще-то так, - начала было я, но садовник перебил:
- Нет, не так.
Я удивилась:
- Что вы хотите сказать, Сварт? То есть, я, конечно, прочитала в записях вашего бывшего хозяина, как именно он избавился от бесплодия, но... Но ведь это лишь исключение из общего правила, разве нет?
- Нет, - снова довольно уверенно возразил садовник.
- Поясните, - попросила я.
Садовник тяжело вздохнул:
- Дело в том, миста Мира, что бесплодие у магов - это и в самом деле распространенное явление. Вот только появляется оно не вследствие контакта с могуллием, как нас уверяет Высший Сход уже на протяжении нескольких веков.
-Тогда...почему же? - я все еще ничего не понимала.
- Потому что на посвящении каждый маг обязан пройти некий обряд и принять специальный препарат...
- Ну... в какой-то степени можно сказать и так, - согласился Сварт.
- Чудовищно! Но зачем кому-то делать магов бесплодными?
- Видите ли, миста Мира, доподлинно об этом сейчас никому не известно. Маги постарались стереть память обо всем, что могло бы пролить негативный свет на пятиотцовство. Однако мист Макер-тот узнал истинную причину бесчеловечного обряда.
- И? - я все еще ничего не понимала.
- К сожалению, он узнал о ней уже после рождения малышки. Причина и послужила выдворению дочки из замка и практически полной замены ее памяти. К счастью, хозяин нашел для девочки отличных родителей.
- Так в чем же причина?
Я уже почти кричала.
- В том, что дети магов рождаются дебилами, - сказал Сварт.
Я остолбенела:
- Вы хотите сказать, что магия порождает в организме необратимые процессы, которые сказываются на умственных способностях наследников?
- Именно, - кивнул Сварт. - Поэтому Высший Сход и решил: бесплодие лучше вырождения народа.
- Так ведь в случае бесплодия вырождение тоже происходит, разве нет? - воскликнула я. - Сами посудите. Лучшие умы, вместо того, чтобы передавать гены детям, добровольно отказываются иметь последних?
- Не удивляйтесь, миста Мира, - грустно сказал садовник. - Каждый маг во время обряда посвящения волен выбирать, что ему дороже - дети или любимое занятие. И порой молодые люди отказывались от занятий магией, выбирая семью.
Я почувствовала, будто привычный мир встал с ног на голову. То, что рассказал Сварт, потрясло меня до основания. Неужели для кого-то магия могла значить больше, чем родное дитя? Конечно, пятиотцовство как-то решало проблему, однако теперь я почему-то - не знаю, почему - склонялась к мнению, высказанному Гвейном: родная семья дороже всего.
- А что сталось с родной дочкой? - спросила я. - Она действительно... того? Дебилка?
Если честно, мне было жаль девочку. Я представила ребенка с бессмысленным выражением глаз, пускающего слюни и бормочущего неразборчивые слова. Его, словно кутенка, подбросили другой семье.
Впрочем, так поступают со всеми детьми.
- Миста Мира, - Сварт смотрел на меня так жалостливо, будто самолично отдал ребенка в чужие руки и теперь в это раскаивался. - Не принимайте эту историю так близко к сердцу. С девочкой все хорошо.
Хорошо, как же. Чем изобретать крутые артефакты, взяли бы да и создали лекарство против магического дебилизма!
- А вы откуда знаете?
- Мист Макер-тот создал ей все условия... Возможно, у новых родителей ей жилось намного лучше, чем в замке.
Я хотела сказать - лучше бы оставил девчонку у себя и любил бы, но тут вмешался Гвейн. Он, ни слова не говоря, взял меня за руку и потащил к лестнице, ведущей в ближайшую башню.
- Эй! - сказала я. - Мы что, разве туда собирались?
- Мы - нет. Ты - да.
- А ты куда собрался? Кто будет охранять Ариенну-Банкин?
- Сейчас охраняет Крадиф. Я сменю его позже. А тебе надо отвлечься. Потому что ничто не отвлечет мисту Миру так хорошо, как получение новых магических знаний. Я прав?
- Ну... наверное, да.
- Тогда вперед! Точнее, наверх. Не волнуйся, обед я принесу. Работай спокойно. Проводить тебя до кабинета?
- Не надо, - ответила я, удивляясь, с чего вдруг Гвейн стал обо мне заботиться без напоминаний со стороны.
Он же, будто для усиления эффекта, добавил:
- Я бы мог, конечно, взбежать на башню и посмотреть, на месте ли кабинет, но боюсь, этот негодник слушается только тебя.
Опасаясь, что он вдруг скажет "я тебя разыграл, а ты и поверила", я повернулась и стала подниматься по лестнице, стараясь не оглядываться. Но все-таки не выдержала, оглянулась.
Он стоял на том же самом месте и смотрел мне вслед своими бездонно-голубыми глазами. Поймав мой взгляд, улыбнулся.
Ну да, конечно. Ему просто скучно без Ариенны. Вот и строит мне глазки.
Больше я не оглядывалась.
Кабинет, как ни странно, нашелся сразу же. Мне почему-то подумалось - а вдруг он заранее чувствует мое приближение. Я пожалела, что не поднялась в другую башню, но проверять свою теорию не стала. Просто не было сил. История с Банкиным вымотала всех до предела.
Первым делом, конечно же, собралась двигать шкаф, но с изумлением поняла, что могу протиснуться к заветной дверке и так. Он сам, что ли, подвинулся, без моей помощи?
И тут до меня дошло. Яблочная диета.
Я похудела настолько, что оказалась способна пролезть в небольшую щель между двумя шкафами. Еще вчера не могла, но поголодала вечерок - и вот вам результат. То-то я смотрю, ремешок на спортивных брюках приходится затягивать все туже и туже, а мамины кофточки болтаются на мне, как на вешалке.
Приободренная одним приятным открытием, я поспешила совершить другое - той самой зашкафной двери.
Шагнула внутрь и остановилась, пораженная.
В маленькой комнатке, куда я попала, царил полумрак - свет проникал сюда лишь из узенького окошка в стене. Тем не менее, я ясно различила человека, сидящего в дальнем от меня углу. Он склонил голову на руки, сложенные на поджатых коленях, однако, при моем появлении поднял ее.
Я зажала рот ладонью, чтобы не закричать.
Это был мой папа.
Конечно, живым я его видела в последний раз, когда мне было три года, и я совсем его не помнила, а потом меня навещала одна мама... Однако вся наша квартира была пропитана воспоминаниями о папе, его портретами, вещами. Памятью о нем. Я просто не могла его не узнать. Тем более, он очень часто снился мне, и во сне представал именно такой, какой сидел сейчас в углу комнаты.
- Мира, - тихо сказал он.
- Папа, - всхлипнула я.
Мне хотелось подойти к нему, поднять, повиснуть у него на шее, вывести отсюда, сесть с ним рядом на диван и слушать, не перебивая, все, что он расскажет - где был, чем занимался, как попал в эту башню...
А действительно, как он сюда попал?
- Ты выросла, дочка, - сказал папа. - Стала такая красивая. Очень похожа на маму. Кстати, как она?
- Она... нормально. После того, как ты пропал, долго болела, но потом вылечилась.
- Я знаю, это потому что ты была рядом.
- А... ты? Где был ты? Как сюда попал?
Он покрутил головой, оглядываясь:
- Не знаю. Не помню. Я мало что помню, дочка. Сначала долго летел, потом эта авария. Потерял сознание, когда падал. Очнулся в полной темноте. Потом пришла ты.
- Но... ведь прошло столько времени. И ты совсем ничего не помнишь?
- Совсем ничего.
- Папа, вставай, пойдем отсюда.
Я сделала шаг в его сторону, но он предостерегающе поднял руку:
- Не подходи ко мне. Я болен, очень болен. Ты можешь заразиться.
- Болен? Но чем?
- У меня лихорадка.
В подтверждении этих слов его начала бить дрожь.
Я стояла, не зная, что предпринять. Позвать на помощь Сварта? А вдруг, пока я бегаю, с папой что-нибудь случиться? Надо его накормить, но чем?
Вдруг раздалось истошное мяуканье, и в комнатку влетел черный кот. Он, не раздумывая, побежал в тот угол, где сидел папа. Я хотела его остановить, но не успела.
- Уберите его! - крикнул папа, замахиваясь рукой.
Кот прыгнул. В тот момент, когда он коснулся лапой сидящего человека, папа вдруг исчез.
- Ничего себе, - только и смогла выдавить я. - Киса, что ты с ним сделал?
В углу, где только что сидел папа, стоял небольшой сундучок. Крышка его была откинута. Кот подошел, сунул в сундучок нос, понюхал и оглушительно чихнул. Потом повернулся ко мне и довольно внятно сказал:
- Ничего не сделал. Он сам развеялся.
Я остолбенела. Котяра разговаривает?! Не может быть. Это наверняка последствия перенесенного шока.
- Мороки только и могут, что пугать людей, - продолжил кот. - Должен же был кто-то защитить тебя.
- Мороки? - непонимающе уставилась я на кота.
- Да ты, похоже, не в себе, - сказал кот. - Мороки, кто ж еще.
- А... почему ты разговариваешь?
- А почему нет? Я всегда разговариваю, только ты не понимаешь.
Значит, кот сам не понял, что разговаривает не на своем кошачьем, а на датнетском языке. Но как это могло произойти? С чего он вдруг перешел на человеческий?
Ага, он понюхал содержимое сундука.
Я подошла ближе.
Сундук до верху был наполнен сверкающим серебристым порошком.
Неужели чистый могуллий?
- Мороки, они такие, - продолжил кот. - Охраняют от посторонних ценные вещи.
Ну конечно. Это был всего лишь морок, не дававший мне подойти к сундуку. Он принял облик папы, потому что каким-то образом почувствовал: именно папу я не смогу ослушаться и не подойду к заветному сундуку. Именно папа мог приказать мне, заставить, затуманить мозги.
- Ты теперь всегда будешь разговаривать? - спросила я кота.
- Пока не сдохну, - заверил меня кот.
Ну да, по кошачьи. А по-данетски - только пока длится действие могуллия.
- Но ты это... на всякий случай не болтай при посторонних, ладно? - попросила я.
- Как скажешь, - кот дернул хвостом.
Нелегко было смириться с мыслью, что больше я не увижу своего папу. Пусть даже в виде морока. А если выйти и снова зайти? Появится он снова или нет? Скорее всего, не появится, кот ведь его разогнал.
Что ж, зато теперь я вволю смогу поэкспериментировать с могуллием, освоить заклинания, подучиться магии. Как говорится, нет худа без добра.
- Пошли отсюда, - сказала я коту. - Сундук мы вряд ли поднимем. Надо найти какую-нибудь посудину для порошка.
- Не трогай его, - сказал кот. - Чую, не простой это порошок.
- Ты прав, не простой. Волшебный. Но ты не бойся, я постараюсь не причинить вреда ни себе, ни другим. Я ведь не маг-отступник, черными экспериментами заниматься не собираюсь.
- То, что днем кажется белым, ночью становится черным, - изрек кот.
- Ого, да ты философ, - усмехнулась я. - Что ж, по ночам колдовать не буду.