Когда раковина наполнилась грязной посудой, линолеум на полу покрылся крошками хлеба, песочными змейками из сахара и муравьиными дорожками из чаинок, семья отправилась на дачу.
В машину загрузили теплую одежду, резиновые сапоги, термос, одноразовую посуду, вареные яйца и бутерброды с чем бог послал.
Отец сел за руль, выпрямил спину и принял вид Знайки. Мать рядом с ним благоухала нежностью первых цветов миндаля, а может лесного ландыша.
Дети, мальчик и мальчик, насасывали леденцы, лимонные петушки. Абрикосовый карликовый пудель свернулся калачиком у ног детей и замолчал, уставившись глазами-пуговками на хозяйские сандалии.
Москвич завелся с первого разу, дворники и зеркальце оказались не украденными. Отец подмигнул матери, та беспокойно оглянулась на окна их квартиры с оставшимися дозревать под диваном бананами.
Из двора выехали на магистраль с троллейбусами, автобусами и разноцветными легковушками. Город радостно отпустил Москвич дачников, окаменевшая девушка с приветом, прописанная советским скульптором на Приморском, вздохнула. Ей тоже хотелось к заливу!
На чистом небе радовалось солнце, облака сбивались в веселый гурт со стороны Кронштадта. Ветер покачивал катера в Лахтенской заводи.
Отец никого не обгонял, вел машину растягивая удовольствие. Курил и стряхивал пепел в полуоткрытое окно. Мать поправляла цветастую панаму и дужку на солнцезащитных очках.
Шоссе огибало уютные домики тридцатых годов, выходило к берегу, неслось мимо хвойного леса и железнодорожных станций.
Это недалеко от города, их место. Это так удобно, быстро и весело – выехать на природу, подышать Балтийским воздухом!
Дети знают, скоро приедут. Они грызут палочки от леденцов, ожидают встречи с дачными друзьями, незабываемыми, как каждое лето.
Дорога приводит в Зеленогорск, за поворотом деревянная церковь. У входа люди крестятся и кланяются, не разговаривая друг с другом, а только улыбаясь. Золотом блеснули купола, мальчики зажмурились.
Мать не отрывала глаз от цветущей сирени, растущей вдоль обочины. Здесь, уже далеко за курортом, она ничейная. Хочется нарвать букет, привезти домой! Но отец, угадав, отрицательно качает головой.
Покой колокольным протяжным звоном заливает мир: прошлое слилось с будущим.
Дети облизывают губы, шмыгают носами, болтают ногами, еще не достающими до пола. Пудель спит, вытянувшись на резиновом коврике.
Отец насвистывает «Сердце красавицы склонно к измене» и косится на жену. Незаметно от детей кладет ладонь под юбку, сжимает колено. Мать заливается румянцем, щебечет о сирени. Здесь, на Карельском перешейке, остались финские сады с изумительной, крупной белой сиренью. Москвичка, мать всегда говорила, что смысл жизни в немосковской сирени.
Машина шла очень мягко, как будто плыла по воде или воздуху.
Они съели все запасы, выпили чай, пудель получил ломтик колбасы. Временами пассажиры засыпали и просыпались.
Солце скрылось за тучами, наступил вечер, захотелось домой.
Мать вспомнила о немытой посуде, мальчики о теннисном столе, установленным отцом во дворе – кто там играет? Отец взглянул на часы и вздохнул: время футбола, играют финны с Россией.
Но дорога бежала, забираясь все выше и выше, приоткрывая голубизну над туманом в низинах. От усталости отец не заметил, как его сморило.