Ночь натруженной ладонью накрыла селение. Над тенями близких лесов заблестел перстень серебряного полумесяца и россыпь светящихся мозолей украсила темную кожу небосвода. Холод искусно вырисовывал белые призраки из покидающего теплые легкие воздуха. Случайный странник, а только таковой и мог в это время бродить наполненными замерзшей грязью улочками, шел вдоль сломленных сухожилий изгородей и химер деревянных полуземлянок.
Сруб и подкоп - каша жидкой похлебки жизни этого села, любые строения из камня здесь - запрет, одна из маленьких прихотей культуры княжества, которому оно принадлежит. Здешний человек, будь он хоть воин, или же не держал в руках ничего опаснее ножа - каждый обязан жить в сырой землянке, обогревая свое дрожащее тело чем и как придется.
Обогреваться здешний люд научился искусно, и не только огнем, а жгучей водой, которую все коротко называют "Жгуч ", эта жидкость согревала горла и желудки всех: мужиков, баб, стариков и отроков, и детей. Образы грязи и упадка, видимые светлыми днями, отлично растворялись жгучем холодными ночами.
Тягостная тишина заслонила собой все звуки, казалось, даже зверь боялся пробежать по слегка осветленному лунным светом огороду, даже ветер избегал трепать оставшуюся на деревьях листву. Тихий шепот грустных, заунывных песен из лона измученных хибарок едва ли мог быть различим. Песнопение или крик на улице, особенно в ночное время, - громадный риск, грязь давно стала частью каждого, живущего здесь и этот каждый любезно сопроводит оступившегося бывшего соседа на встречу с секирой наказывающего. Взаимный страх удерживал людей подальше друг от друга.
Но был в обители отчаяния и маленький островок тепла, света и умеренного шума - постоялый двор, принадлежащий управляющему поселком. Именно его порог переступили кожаные сапоги путешественника, закутанного в местами порванный и исцарапанный плащ.
- Проклятье! Чтобы согреть жопу в этой... - пришелец замялся и окинул взглядом присутствующих, чтобы убедиться, что его слова привлекли их внимание, - ...нужно либо быть свиньей, либо уподобиться ей, извалявшись в грязи!
Взгляд из-под капюшона вторично пробежался по до этого момента безразличным, но теперь легко увлеченным лицам. Удовлетворенный, ведь выдуманное сравнение долгое время согревало его ум, путник направился в сторону трактирщика - огромного злобноглазого верзилы.
Деревянный двухэтажный дом был отлично выполнен: за фасадом старости крылась небывалая стойкость и надежность. Стулья из крепкого дерева, массивные оконные рамы, уверенно стоящие столы, стойка трактирщика и отличные деревянные кружки - все это вселяло ощущение защиты: а именно сильной, оберегающей руки, могущей защитить от холода, ветра и бед.
В этом забытом Всевышним месте, только трактир да конюшня около него были доступны путешественнику. Большие деревянные свещады под потолком щедро разливали желтое свечение по просторному первому этажу, а небрежная каменная печь за спиной трактирщика сопровождала свет приятным треском и теплом. Иметь печь - вызывать на себя гнев, но не для управляющего селом, а именно ему служили эта постройка, а так же все и всё, что в ней находилось.
В трактире было довольно людно, по крайней мере, после пустоты улиц все здесь казалось оживленным и очеловеченным до самых краев. В дальнем углу слева от двери, за одним пяти столов, сидел унылый мужик, он был склонён над кружкой, а рядом с ним памятником презрения стояла глиняная бутыль. Мужик лишь вздыхал время от времени, охватив голову крепкими руками, происходящее совсем не занимало его.
За столами справа сидела компания из пяти человек: трое мужчин и две женщины, но приборов и стульев было больше, это была лишь часть группы. Они уже преодолели радость встречи и пыл веселья, теперь же люди вяло вели разговор, теребя темы, связанные с посевами в соседних поселках, силой местной армии и тем, насколько они рады иметь такую замечательную церковь, следящую за их делами. Разговор, разумеется, вели мужчины, низкорослые, коренастые, как один черноволосые и круглорожие, усатые, с черными глазами, столь одинаковые, что казалось, будто тени решили пошутить, превратив всех троих в одного. Тем не менее, мужики были прилично одеты, в отличии от того одиночки, кунявшего над кружкой в углу. Эти трое смотрели на незнакомца с удивлением и опаской.
Дамы, если так можно назвать двух потаскух, видавших более трех десятилетий, выдали больше разнообразия: одна, русая дуреха с наивно детским взглядом, до того была пьяна и обескуражена изречением гостя, что изо рта ее вывалился лист капусты, как у отвлекшейся на мотылька козы, вторая, черноволосая, игриво смерила стройный сан загадочного пана и вытянула шею, как курица, пытаясь заглянуть в чертоги его капюшона. Обе были в сносной одежде и с громоздкими бусами на шее, но они были лишены той прелести, которой владеют юные и зрелые женщины из городов Срединной земли: были они сильнорукие и большеротые - рожать и пахать, только это они и могут дать своему мужчине.
Когда странник встретился взглядом с черноволосой, его лицо легко дернулось от раздражения. Женщина же смущенно отвела глаза, хапнула кружку жгуча и, закинув черными пальцами лист капусты в рот, уставилась в стену напротив себя, очевидно, осознав сквозь пелену пьяного угара, что такой мужчина вряд ли позарился бы на ее стремительно набирающие вес телеса.
Один из мужиков попытался встать, но опрокинул рядом стоящий стул и русая баба тут же овила его шею своими похожими на две толстые ветки, руками и он в миг забыл о своем намерении. Разговор вернулся к прежним темам. Новая фигура на доске пьянства и уныния не смогла внести ни достаточной суматохи, ни толику веселья в компанию.
Верзила трактирщик с угрюмой настороженностью впился взглядом в пришельца. Напряжённые мышцы его голых плеч угрожающе вздымались из-под ремешков едва прикрывающего толстое пузо кожаного фартука. Пот из-за жара близкой печи стекал по его голому торсу и лицу, уводя свои струи под коричневый передник. Руки трактирщика быстро произвели виртуозную манипуляцию тесаком, вогнав орудие в лежащую рядом с ним на стойке дощечку, с обитаемым на ней брюхом дурнопахнущей рыбины, что создавала чудесный аккомпанемент аромату убившего ее. Обе руки вызывающе оперлись кулаками о стойку.
- "Туда", - усмехнулся про себя странник и твердой походкой истоптанных сапог направился к деревянной стойке.
- Мгэ... что ищет пан в такое время? - неясно пробубнил трактирщик, смотря на приближающуюся фигуру.
- Что? - не сразу понял путник и усталость заставила его язык высвободить это слово. - А... я хотел... кхм. Мне нужно лучшее стойло в этом хлеву.
Верзила еще раз прошелся взглядом по незнакомцу, когда тот беспечно опустил локти на стойку, а сам легко, но с вызовом выпятил затемненное капюшоном лицо.
Сапоги. Образ вида обуви незнакомца всплыл в памяти трактирщика, сейчас он их не видел, но тонко уловил, что такие вещи недоступны для людей из окрестностей, из всех его знакомых только его собственный хозяин носил такие, да и то, изредка. Даже те, сидящие за столом мужики, паны близлежащих поселков, были обуты в драные лохмотья, по сравнению с этим соловьем.
- Эй, приятель, - странник легко наклонил голову и потянул воздух носом, - ты бы убрал эту дрянь со стола.
Верзила не нашелся что ответить, да и не пришлось: оба свещадо под потолком судорожно вздрогнули, чем привлекли внимание гостя. Тот метнул взгляд в сторону и вверх, было видно, как напряглось все его тело, а руки дернулись, выдавая готовность встретить любую неожиданность.
- Комната... мне нужна комната, - посерьезнев, сказал он, - и еда, - добавил, сглотнув слюну и покосившись на брюхо рыбы.
- Пан же...
- И еда... мясо и жгуч, пляшки будет полно. Мяса побольше... м-м... мяса животного.
- Мой хозяин будет... мэ-э... разозлится, если я не спрошу, чем... мэ-э, будет... пан расплачиваться. Медь Срединных земель... - аккуратно проговорил верзила.
Резким движением левого локтя странник оттопырил покрытый рваными бороздами плащ, выудив нечто из-под него: две блестящие желтым светом монетки, постучав, прокатились по стойке и ударились о выдающийся живот трактирщика. Глаза верзилы заблестели в тон криво отчеканенным кусочкам металла.
- Закрой пасть, гнилец поганый! Да если бы не наши посевы, твои люди землю бы жрали и талой водой запивали!
Один из мужиков резко вскочил с места, схватив деревянную подставку на манер топора. Бабы изобразили испуг. Оскорбленный им приятель по другую сторону стола стал тяжело и угрожающе медленно приподниматься, будто демонстрируя, какую силу он сейчас вынужден пробудить из-за услышанного, но в миг приземлил свои ягодицы назад, как только услышал гулкие удары подкованной обуви о деревянные ступени лестницы, ведущей на второй этаж - обитель кроватей и перин. Кричавший, злобно зыркая на прочих, поступил ровно так же. Вся компания дружно освободила от скверны жгуча ближайшие кружки.
- Пусть жгуч дерет горло, а кобель суку, но не кулак лицо друга! - весело прокричал голос, все еще скрытый за углом потолка.
Ботинки мерно отбивали такт: тук, тук, тук... на лестнице показались башмаки, затем черные сальные штаны, а за ними голый, увенчанный трудовыми мышцами торс, а представление завершало пышноусое довольное лицо, с редеющими на проклевывающейся коже черепа коричневыми волосами. Человек шел бодро и весело, казалось вот-вот начнет двигаться вприпрыжку, подражая ритму известной только ему мелодии.
- Здесь не хватает музыки, друг мой! - хлопнул он в ладоши, и кивнул в сторону трактирщика. - Может за Микухой послать кого? Он когда заспанный такой чудной! Была бы умора!..
Трактирщик попытался изобразить улыбку на очумелом от количества впечатлений лице.
Странник резко отвернул лицо от спустившегося со второго этажа мужчины.
- Ну так что, покажешь мне лежало? И когда еду подадут?
- О-о, Яырь! Друг!.. - весельчак, улыбаясь, подошел к стойке и, закинув на нее левый локоть, одарил странника сладковатым ароматом пота и жгуча. - Как ни странно, но плоть пробуждает дикий аппетит, хотя должна бы утолять, аха-х-ха! К счастью у нас еще много мяса! - он махнул рукой в сторону компании, но окосевшие от жгуча трудяги даже не дернулись.
Лежащие на стойке руки странника напряглись, костяшки пальцев побелели, заиграв при этом сотней румяных бороздок. Он представил, как ребро левой руки точно опуститься на красные, налитые кровью губы весельчака, затем кулак лишит улыбку нескольких зубов, но язык оказался более быстрым инструментом, и он тяжелый, словно опухший, зашевелился во рту странника.
- Пан... не обратил внимания... сейчас с трактирщиком говорю я.
Кровь ударила в виски, плечи были готовы расправится, словно развертывая крылья, но мужчина с голым торсом, слегка поиграв мышцами груди лишь переглянулся с верзилой, а затем оба уставились на валяющиеся около пуза второго кусочки драгоценного металла.
- Да... да, п-простите... - растерянно ответил мужчина, опустив глаза еще ниже, пытаясь незаметно оглядеть постояльца, - хороший вечер делает всех вокруг приятелями для меня, а меня самого лишает чувства... меры и-и, - он замялся, остановив глаза на обуви странника, - и-и... да-а, я подожду, конечно!
Вальяжно, преисполнено напускной уверенности, на деревянных ногах, пышноусый крутнулся, прокрутил ус и уселся за столиком, недалеко от стойки, впившись взглядом в спину загадочного пришельца.
- "Это золото. А на ногах его... сапоги, да какие!.. Монетки Среднеземельные, не наши... нет-нет, и даже не соседних княжеств! Долго же он вез их сюда... Щуплый такой. Коня, наверно, в конюшне оставил. Распорядиться накормить того получше что ли?..".
- Лежало и мясо, - подытожил странник.
- Да, пан! - с готовностью ответил верзила, окончательно придя в себя. - Позвольте, - украдкой, как ему верилось, трактирщик кинул взгляд через плечо пришельца на сидящего неподалеку хозяина, - я проведу Вас, а пищу я прикажу служанке. Ей, Мотыря! - неожиданно злобно рявкнул он, мотнув головой так, что несколько капель слюны слетело с толстых губ прямо на торчащие из остатков близлежащей рыбины кости. - У нас гость! Нужено питво и мясо! Приготовь, а я его проведу к леж... на верх!
"Прошу" - мотнул ручищей трактирщик в сторону лестницы.
Походка здоровяка шла в разрез с его общим образом - каждый шаг на правую ногу выдавал ее недостаток, хромоту, а вот на лестнице ноги в штанах из серых лохмотьев проявили себя очень прытко.
Усатый пан пристально наблюдал за походкой постояльца, будто в полудурмане он сопровождал его взглядом. Странник же хотя и избегал лишний раз смотреть в сторону мужика, ощущал затылком, как глаза того прожигают в его спине клеймо, он понимал, что хорошего от такого привета ждать не придется.
Лишь здоровая нога трактирщика ударила о пол второго этажа, как из одного из дверных проемов появилось улыбающееся лицо худой девицы, коричневые локоны ее были сбиты в неаппетитное гнездо на голове, она хотела было полностью выйти из комнаты, но позади ее приятеля замаячила незнакомая фигура, и женщина в попыхах скрылась за дверью, ударив ее с такой силой невинного испуга, что один из кованных настенных подсвечников покосился.
- "Дура", - мысленно выругался верзила. Ему почувствовалось, как в горле стал ком слюны, захотелось сплюнуть его, харкнув при этом как можно громче, а затем искупать язык в сладком жгуче и присесть возле печи. Старая рана заныла, и здоровяк ощутил, как в нем начинает бурлить злоба, за которой, тем не менее, стояла зависть - свет желтых монет оставил в его памяти неизгладимый отпечаток.
- Там, - кинул трактирщик и тяжело двинулся вперед.
Проходя мимо только что захлопнувшейся двери, верзила с силой дернул подсвечник, вырвал вещицу из деревянной стены, а затем остановился дверью спустя. Близость свечи и лица сопроводителя открыли перед странником театр гримас: морщины верзилы переливались сотнями ужасающих ролей, показывали ужас, веселье, усталость и злобу, играли светом и тенью на узком лице, то и дело поблескивая в капельках пота.
- Вот.
Толчком ступни хромой ноги дверь была отперта. Темная комната озарилась слабым светом, верзила уверенно зашагал к столу, а после к стенам, оставляя на каждой из них отпечаток свечки - маленькие огоньки, что радостно заплясали, приветствуя гостей.
- Вот... - еще раз сказал верзила, с неким сомнением.
Серьезное лицо пришельца, который раз сконфузило трактирщика, он трепетно выхватил тремя пальцами монету из его рук, и, пересилив себя, пролепетал:
- Может кроме сна и... и мяса... и-и... и жгуча... пан, - трактирщик как бы уменьшился, несмотря на то, что он выше на пару голов за своего собеседника, ему удалось по-щенячему из-подлобья посмотреть на странника, - желает пан... девку?
Лицо верзилы налилось красным по самый верх, он был похож на спелый томат, достойный стола самого Земного Отца, для полноты картины не хватало лишь зеленой смешливой шапочки. Странник ответил пронзающим взглядом. Даже мельчайший из мускулов его лица сейчас будто сковала корка льда.
- "Отказать. Отказать. Отказать. Отказать...", - крутилось в его голове, но глупый язык, снова заворотил своим упитанным телом. - Какую-то из тех потаскух внизу под меня подложишь? - сказал он почти неразборчиво, но трактирщик тут же замахал огромными ручищами.
- Нет. Нет, пан! Для Вас только... мэ-э, только лучшее! Но... конечно...
Неуверенность трактирщина надоела страннику, и он закончил за него.
- Но только за особую плату? - кивок. - И сколько?
Трактирщик снова замялся и напрягся, будто пытаясь заставить томат, заменивший лицо, созреть еще больше. Лишь странник набрал в легкие воздух, верзила ответил.
- Пять!
- Веди, - устало выдохнул странник, а в голове его зажужжали низкие мысли. - "Пусть знает пес, что я могу себе позволить любую девку в этом городе. Да в одних моих штанах больше добра, чем у его хозяина на всей этой земле. Я заслужил расслабиться! Пусть знает, что если бы я захотел, то и те застольные, сосущие жгуч уродины были бы моими за бесценок...".
Странник прошел в комнату, а трактирщик, легко кланяясь, спиной вперед вышел из комнаты и бережно закрыл за собой дверь.
Продолжая обдумывать свои возможности и превосходство над всеми, кого успел увидеть за последние пол часа, странник незаметно для себя стал раздеваться, и бродить по комнатке. Чуть дальше от него, ровно напротив двери, расположилось на вид старое большое кресло. Покрыто оно было алой тканью, вероятно, когда-то дорогой, но и такое вряд ли найдется у кого-то в окресностях, а потому, мужчина решил, что это лучшее кресло во всем городе. Лук, колчан со стрелами, короткий меч и кошель с золотом, все, что надежно и незаметно расположилось под плотной, хотя и изовранной тканью широкого плаща, отправилось на увесистую кровать в левом углу комнаты. Синее покрывало кровати тут же заплясало волнами складок.
Около правой стены расположился сбитый из досок куб, с прорезанным в нем местом для ног. Табурета по близости не было, да и крышка этого наскоро сбитого из подручной древесины стола была покрыта почтенным слоем пыли. Странник распахнул рубаху и бросил ее, та белым лебедем упала недалеко от кровати.
Подтянутое жилистое тело играло тенями мышц, на стенах появился бугристый силуэт и странник воспользовался возможностью, чтобы получше рассмотреть на пустой стене свою тень, мысленно отмечая ее привлекательность.
Он устало двинулся к креслу, опустился в бархатную мягкость и прикрыл глаза. Свет свечей разлился по белой линии сшитой плоти, что чудовищной многоножкой лежала на его груди, поднимаясь вверх и скрываясь в плотном ущелье тонких губ. Горло, подбородок и даже растерзанный сосок - она сотней недвижимых ножек почивала на его теле.
Двухнедельная небритость предавала лицу ожесточенности, аккуратные худые брови разделялись чередой складок, под глазами наметились синие мешки, а небрежно отрезанные волосы заканчивали образ усталости и длительной нехватки времени. Два блестящих серебристым светом наруча прочно охватывали его утомленно опустившиеся на подлокотники кресла предплечья.
Голову заполонили мысли о скором удовлетворении желания пищи, возможном удовлетворении желания теплой воды, о желании сна и желании быть неотразимым, когда тело, да, именно тело, женское тело войдет в его покои и сможет узреть его - невероятного, но обессилевшего ангела, - "сможет узреть, сможет возжелать, сможет вожделеть...".
- Настоящие!.. - притиснул к столу золотую монету хозяин, когда трактирщик, ковыляя, шел от лестницы. - Что смотришь на меня, поросенок?
Верзила замигал маленькими глазками.
- Мы будем?..
- Я всех отослал, тут сейчас ты, я и Мотыря. И это, - он кивнул в угол, где все еще сидел унылый мужчина. - Сейчас Ваин с щеночком придут - прикажу убрать эту мокрицу. - хозяин опустошил кухоль и злобно ударил постолу. - Комната?
- Седьмая.
- Молодец, поросенок, оттуда он никуда не уйдет, - сказал хозяин, намекая на отсутствие окон в комнате.
Хозяин свой двор любит и ценит больше всего на свете, начнись война, он бы первым прыгнул ров рыть вокруг своих владений. Если все прочие паны ближайших сел пытались выращивать кто пшеницу, кто бульбу, то он всегда делал ставку на скотину: на курочку, на свинку, на коровку, любил он животных и сам с ними всегда возился. Любовь к животным и пренебрежение к людям породило в нем привычку называть людей наименованиями животных, но делал он это не со злобы или из желания оскорбить, а только по привязанности своей к четвероногим. Бывало затянет за столом разговор о скотоводстве и незаметно для себя начинает называть окружающих кого зайчиком, кого бычком, кого лошадкой, так и говорит: "Послушай меня, барашек, с животными надо, как с детьми, они ведь только ласку и понимают. Покормишь зайчика - погладь его, пусть к твоей руке привыкает, а когда придет время шкурку отдать, так он охотнее это сделает, примет смерть с благодарностью. Животные это честный народ...".
- Охотник? - пробасил верзила.
- Не знаю. Охотники обычно золотом не бросаются. Глупый этот какой-то. Он из Центра, это ясно, но кто будет так бездумно золото раздавать?
Трактирщик, слушая хозяина, присел и опрокинул бутыль в кружку, жгуч, покидая бутыль громкими хлопками, заполнил собою ее пустоты почти до краев, гигант прильнул к кружке, жадно ухватил один большой глоток и поморщился, но не от напитка, а от прищуренного взгляда хозяина.
- Много не пей, не знаешь, чего ждать, - верзила хлебнул еще раз и отставил кружку.
- В Холодном Лесу больше нету на кого... - завел трактирщик, но его перебил хозяин, вздрогнув, будто проснулся от страшного сна.
- Бабу ему предлагал?
- Ога, - испуганно ответил тот.
- Принял?
- Да...
- Сколько монет?
- Пять... - прошептал верзила, сжимая чашку.
- Мало. Заберешь пятнадцать. Молчи. Пятнадцать - два твои. Пан при деньгах, раскошелится. Мотырю под него положишь. Два твои, - ожидая возмущения вторил хозяин. - Я ее растил, мне ее шкурка и принадлежит. Выпей, выпей еще жгуча, - гигант послушно хлебнул жалящей влаги.
Мотыря устало прислонилась к стойке, принеся последнее блюдо. Вареный картофель, солености, бутыль жгуча и увесистый кусок свинины, издающими пар монументами возвышались на деревянной стойке.
- Молодчина! - кивнул хозяин в сторону служанки и верзила тут же обернулся, громко шмыгнув носом.
Девушка, сняв передник, покорно вышла из-за стойки и направилась к господину. Юное округлое тело пылало здоровьем и силой, кучерявые локоны и безукоризненно чистая работничья одежда, создавали ей ареол прекрасной будущей жены: трудолюбивой и опрятной. Только вот лицо, круглое, красивое, но всегда грустное, почти не улыбающееся, всегда сосредоточенное, с опущенными вниз, будто ожидающими чего плохого, синими глазами. Хозяин представлял, как отдаст эту подневольную за какого-то пана из большого города и получит за нее по крайней мере два золотых, а может еще какого добра, но сейчас ее тушку можно продать за более выгодную плату.
- Присядь, курочка, - он откинул колено, и девушка послушно присела на его колено. Он начал осторожно. - Ты уже взрослая девушка, - сильная рука нежно погладила голову и опустилась на плечи девушки. - Ты много раз видела, что мужчины делают с женщинами, - девушка покраснела. - И знаешь, чем занимаюсь я наверху с твоими знакомицами? - Мотыря кивнула, пытаясь отвести лицо, но вернула его в было положение, лишь завидев трактирщика. - Они наверное много болтали о всяком, я знаю эти бабские разговоры за стиркой: пениться там не только одежда, но и грязные истории! - он беззвучно посмеялся, а затем схватил девочку за подбородок, большим и указательным пальцами, вынудив посмотреть в его глаза. - Ты сейчас там чистая? - девушка дрожа кивнула. - Хорошо. Слушай внимательно. Сейчас ты пойдешь наверх. В седьмую комнату. Ты отнесешь туда еду. Всё сама. Сначала картошку и жгуч, затем - все остальное. Предложишь мужчине, который там. А затем будешь выполнять то, что он тебе скажет. Ты уже взрослая, пришло твое время стать женщиной. Уяснила?
Трактирщик сидел налитый кровью, жгуч, жар поленьев, недавно подкинутых в камин Мотырей и происходящее заставляли кровь в нем прильнуть к лицу с большой силой. Он успокаивал себя, раз за разом отхлебывая маленькими глотками жгуч.
- Он даст пять монет. Принесешь их сюда...
Хозяин осекся, дверь трактира с треском и свистом распахнулась и по деревянному полу зашаркали прыткие ноги.
- Вам, пан, в нашем присутствии баб ублажать веселее, иль как?!
В дом, как маленький вихрь ворвался невысокий, сутулый, сухой старик, закутанный в белую рубаху, кажущиеся не по его ноге теплые ботинки и в элементах кожаного доспеха. Лицо мужичка, по имени Ваин, перетягивала черная материя, служащая одновременно головным убором, она прикрывала увечье, приобретённое им еще в юности и лысину. Из левой руки, будто вырос из лохмотьев, в которые она была заточена, торчал внушительный ятаган. В годы бурлящей силы человечек служил отцу хозяина, воспитывал мальчишку, видел, как тот мужал, а сейчас спокойно служит и ему, отличаясь особенной преданностью и пользуясь особым почтением.
Живой глаз быстро забегал по антуражу трактира, судорожно перепрыгивая с предмета на предмет. Глаз остановился на фигуре спящего в углу комнаты человека. Короткий свист, и за спиной старика появился высокий силуэт, кивок в сторону пьяницы, и силуэт двинул в указанную сторону, легко взвалил на плечи цель и вынес из трактира, торопясь вернуться назад.
Молодой, плечистый парень, с улыбкой на все лицо, присел за стол напротив трактирщика.
- И чой, многа? - прохрипел старик.
- Не знаю, но мы возьмем, сколько нужно... А так один мужик, возможно, из Средних земель. Утром уйдет, но о безопасности его придется позаботится.
- А может того, - старик Ваин резко одернул кончик носа большим пальцем свободной руки, хозяин предложение понял, но тут же остудил слугу.
- Нам этого здесь не надо.
Мальчишка прильнул губами к бутылке и под невидящий взгляд трактирщика, прикованный к бурой глине сосуда, рассматривал Мотырю, успевшую за время суматохи оказаться на лестнице. Лишь та пропала из виду, он перестал пить и жадно облизнулся, подмигнув верзиле.
- "Опять разведенная водой, - вздохнул он, - этой быстро не напьешься. Но ночка долгая будет", - юноша посмотрел на отца, сидя он все равно был карикатурно выше своего родича. Смотря на сморщенное лицо старика, он невольно улыбнулся и опять засиял.
- Мы любых в капусту рубили если что не по нам!
- Ваин, Вы знаете, как я ценю Ваше слово, но другие сейчас времена... Может жгуча?
- Здесь у тебя одна моча! Перебьюсь!
Неумелая попытка переменить разговор обернулась томительным молчанием. Только мальчишка, продолжал улыбаться, точно его забавляла вся ситуация.
- Так ты... Это. Бабу нашел уже себе? Когда свадьбу сыграем? - улыбнулся в усы хозяин.
- Да куды-ы! Отец говорит...
- Отец говорит, отец говорит! - глумливо прокаркал старик. - Я в твои годы не спрашивал никого, видел бабу - силой брал! Был муж, отец, жоних или еще какой защитник - на место ставил, а ты, - он резко обернулся, но лицо парнишки сияло, как и прежде. - Тьфу, вырастил!.. Дайте старому разбойнику продрать горло!
- Другое дело, пан Ваин! - сдержанно засмеялся хозяин, переливая жгуч из очередной бутылки в дубовую кружку.
Короткий стук.
- Да! - неожиданно громко крикнул странник, в попытке унять легкий испуг. - Да... - протянул он тут же, наблюдая, как молодая, налитая румянцем девушка с занятыми посудой руками, зашла в комнату и, приковав взгляд к полу, двинула к обветшалому столу.
Странник смотрел хмурясь. Девчонка не бросала на него и взгляда, даже украдкой, он бы заметил, а только тарелки ударились о дерево, так и вовсе убежала из комнаты, именно выпорхнула, почти не касаясь пола белыми голыми стопами.
Он остался сидеть один, озадаченный и с приоткрытой дверью комнаты. Ум подсказывал, что надо ждать: на столе нет самого главного - мяса, но инстинкт четко диктовал: "иди и набей желудок". Редко прислушивающийся к размышлениям разума, странник резко поднялся, с достоинством подошел к столу и скорыми движениями закинул несколько кусков горячей пиши себе в рот.
- "Здесь всегда любили землю больше, чем что-либо еще", - с одобрением отметил он. - "Но веселья тут нет...".
Он поспешно закинул в рот еще несколько кусков, как в комнату маленьким ветерком вновь залетела девушка, мужчина легко отстранился от стола, давая ей путь, поскольку она совсем не смотрела на него, а после упал в хрустнувшее кресло. Прекрасный кусок говядины благоухал тонкими нитями белого пара.
Девка ринулась к двери, и странник хотел было ее окликнуть, но тут она остановилась, закрыла двери изнутри, заперев засовом, затем все так же молча и потупив взгляд, ступила несколько шагов в его сторону и опустилась на колени на расстоянии нескольких шагов от кресла.
Странник пристально разглядывал девушку.
- "Красивая. Робкая. Молодая... Юная. Почти ребенок. И это то, что мне продал этот боров...". - Ты, должно быть, Мотыря? - догадался.
Девушка поежилась.
- Ты красивая.
Сжалась сильнее.
- Ты боишься.
Мужчина слегка развернулся и перевел взгляд на стол. Поднялся, несколько шагов и рука уже дотягивается до мяса и ножа, ломтики коричневого яства направились в рот. Когда чувство голода слегка уталилось, много времени на это не понадобилось, путник продолжил.
- Ты боишься. И верно. Наверное, мужчину еще и не видела, - он всеми силами пытался смотреть на стол с яствами, вид девушки вызывал легкую тошноту, - не видела... как полагается. Или видела? - молчание. - И верно. Нечего об этом говорить. И, значит, показать тебе решили меня? - путник резко развернулся - девушка поспешно отвернулась, пытаясь скрыть заинтересованный взгляд. - Стыдишься? Не мил тебе покупатель? Ты то хоть понимаешь, о чем я говорю? В Срединных землях немного по-другому говорят, чем в вашем сыром свинарнике, речь хорошую тут вы не слышите, рык да хрипы... животные... - путник заметил, как дыхание его участилось, злость начала пробиваться изнутри мощными ударами. - Скажи хоть слово, дрянь! - он резко приблизился и схватил девушку за плече, та вскрикнула, издав жуткий, неестественный звук, мужчина сначала отпрянул, а затем приподнял лицо девушки, легко охватив ее голову ладонями. - Ты не можешь говорить...
Налитая грудь девушки рвано поднималась. Глаза, блестящие от слез, робко косились в сторону и вниз, избегая лица мужчины. Странник устало отошел и упал на кресло. Правая рука его прикрыла лицо, разминая пальцами кожу, а левая нежно поглаживала борозды и выпуклости на блестящем наруче правой руки.
- Я многое слышал о вашей земле. Осьмикняжье полно отходами и гнилью. Я это знаю. Но здесь... А ведь ты бы могла стать хорошей женой: грудь, тело, да что там, если ты служишь здесь, ухаживая за пьяным сбродом, подавая еду и напитки, терпя шутки и пошлости... То уж тем более справишься, как и с детьми, так и с мужем. И сейчас мне предлагают тебя. Твое будущее зависит от хозяина. Ты сама зависишь от него, ты принадлежишь ему. Не мне срывать твои цветы... Вот что, - путник достал из мешочка на поясе несколько монет. Помедлив, он все же решился встать и подойти к девушке, отдать, а не кинуть куски металла, ее не ценят, пусть почувствует, что это такое. - Эти монеты, их пять, отдай трактирщику, вот эта монета - твоя. Спрячь ее. Немного подрастешь - найдешь ей применение. Трактирщику скажешь, что я тобой воспользовался... маленький запуганный ребенок... - путник поколебался, он испытывал сильную нежность, не хотелось отпускать, но, стиснув зубы, смог процедить: "Уйди!".
Девушка поспешно поднялась, как только путник развернулся, направившись к креслу. Красивыми и сильными руками она отодвинула засов и выпорхнула за дверь, тихо затворив ее.
- И тогда я засунул свой нож, а нож тот прямо не нож, сама режущая трава, острее вы не видали - дотронься - кожа сама расступится, так я ему тогда нож в рот засунул и несколько раз хорошенько провернул! - кричал старик, заходясь противным смехом под одобрительный гомон сидящих за столом. - Думаю, эта птица уже больше визгу своей штуки не подпевала, петухи разодетые, надо было ему еще и пальцы отрезать и лицо подраскрасить, да пьян я был тогда, мы того барда потом в свинарник занесли и в дерьмо кинули. А бабы то как визжали, совсем не те звуки выдавали, как когда он руками по штуке водил. Славно повеселились!
- О-о... Мотыря... - протянул юноша, расплывшись в еще большей улыбке.
- Что быстро? - кивнул Ваин хозяину.
Усатый уже сидел в рубахе и с мехом лисицы на плечах, он в момент переменился в лице и сопровождал взглядом робкую Мотырю, пока та положила на стол пять блестящих монет.
- Вот те!.. - крякнул Ваин.
- Откуда, Мотыря? - непонимающе спросил сын Ваина на что тут же получил от отца подзатыльник.
- Дальше? - осведомился старик.
- Дальше Яырь пойдет и возьмет еще десять монет. Ведь наш гость обещал пятнадцать монет, да, видать, забыл... Правда, Яырь? - трактирщик уныло кивнул. - Вот и хорошо. Бери Мотырю. Мы тут подождем. Вы двое будете здесь до утра, пока гость уйдет. Щуплый он, конечно, слабый, но не хочу, чтобы он глупость сделал какую. Да. И вредить ему больше меры не положено, он из Центра, мы не знаем зачем и как. Отдаст, что надо, и пусть ступает. Ваин?
- На то ты и хозяин. Молодой, добрый слишком, но хозяин, - прокряхтел старик и опрокинул в рот остатки кружки.
Дорога гнала его вперед и дальше уже некоторое время: уйти от преследования, обмануть, уйти в голые села, а не в города, путь пешком, путь бегом, без лошади да по пересеченной местности, и вот сейчас появилась возможность отдохнуть. Сладкая дрема затуманила взгляд странника, к тому же, забирают завтрашнюю бодрость и снадобья, помогающие держаться бодрым сегодня.
Шарканье прорвалось сквозь дрему в образах шелестящей листвы, блики свечей напоминали пробивающиеся сквозь кроны деревьев лучи солнца. Но удар двери и громкий раскатистый бас полностью разорвали сон и вернули путника в реальность.
- Ты решил обмануть мою дочь?! - заревел трактирщик.
- Мы договаривались на пятнадцать монет, а ты заплатил пять за мою драгоценность!
- Драгоценность?.. Мы говорили о пяти монетах, трактирщик! - опираясь о кресло прокричал путник.
- Ты приходишь в мой дом и обвиняешь меня во вранье? Мотыря! Ведь он должен заплатить пятнадцать монет? Так? - заставив себя, девушка кивнула.
- Не смей меня злить боров!
- Ты мне должен!
- Возьми!
- Силой, так силой!
Громадная фигура ловко задвинула засов двери и уверенно двинулась в сторону кресла, проседая каждые два шага на хромую ногу. Девушка опустилась на колени, закрыв лицо руками. Странник, отдавая последние силы сдерживанию ярости, напряженно сидел в кресле. Груда мышц шла, вздымаясь горой, почти в два с половиной раза больше своего врага, она источала преимущество, смелость и уверенность гиганта, ступающего на муравья. Кулак занесся над головой верзилы и сильным ударом устремился в сторону лица гостя.
Кровь застучала в висках странника с новой силой, она оглушала, она обостряла все чувства, заставляла время замедлиться, растянуть сладкое ожидание. Голый торс обрисовался мышцами, а челюсть, казалось, вот-вот раздробит сжатые зубы. Очередной удар в висках, глаза путника затянула дымка, воля ослабла, а огонь ярости, наконец, получил нужное ему топливо.
Ловкие руки странника обхватили кулак врага, быстрые ноги отпружинили от кресла, а голова ушла в сторону и в бок, затем, мгновенье, и фигура гостя оседлала грозную мясную гору, в умелых руках заблестело тонкое белое лезвие и чередой молниеносных ударов обрушилось на позвоночник противника, отделив за несколько невероятно сильных и точных уколов череп жертвы от ее хребта. Струи крови трактирщика разрисовали собой потолок, стену и тело убийцы, они загасили несколько свечей, тяжелый труп, пошатнувшись, упал на мягкое кресло, издав только притупленный звук. Руки гостя еще продолжали колоть врага все в ту же точку, превращая шею верзилы в кровавый фарш и пробивая насквозь его кадык, а кровь уверенно растекалась в большое красное пятно, заполонившее большую часть деревянного пола.
Гул и протяженное "мэ-э" за спиной заставили мужчину обернуться и узреть, как девушка, спотыкаясь, пытается встать с пола, она протянула руки в сторону двери, один шаг - и она откроет ее. Жгучая боль лизнула ее ногу: тонкое лезвие пробило мясо ноги и пришпорило девушку к полу. Снова боль - из руки, что вот-вот должна была дотронуться до засова на лицо брызнуло несколько алых капель. Сильные руки рывком убрали тело девушки от двери, будто безвольная кукла, она обмякла в жестокой хватке.
Через миг Мотыря оказалась брошенной на истекающее кровью тело своего мертвого отца, ее уже окровавленная одежда в момент была разрезана вытянутом из ее тела лезвием, и на белой груди заиграл свет свечей, резкая боль ниже живота прошила ее, и за несколько мгновений девушка вся была измазана кровью. Резкие толчки снизу заставили ее красивое опороченное тело содрогаться в такт, она почти стонала, тысячи различных мыслей, образов и ощущений прошибли ее ум, но взгляд упал на кровавое месиво, которое еще недавно было головой ее отца, и по щекам покатились слезы, оставляя разрозненные розовые ручейки.
Хриплый, сдержанный вой, и толчки прекратились. Напряженное жилистое тело поднялось над жертвой и добычей. Хрип тяжелого дыхания постепенно становился тише. Мотыря осторожно прикрыла промежность уцелевшей рукой, скотилась с тела убитого отца и упала во все еще горячую лужу крови. Девушка свернулась клубком, закрыла глаза, поднеся уязвленную ладонь к лицу и тихо засопела.
Фигура мужчины аккуратно метнулась в сторону, пытаясь удержать равновесие на скользких от крови ступнях. Рубашка, что еще не так давно была почти что белой, сейчас оказалась мокрой и красной из-за вязкой крови. Странника это мало занимало, и материя в миг покрыла вспотевшее тело.
- Отдать... Надо было отдать. Отдать надо было. Надо было отдать... - бормотал путник, засовывая кинжалы на место - в карман на тыльной стороне сверкающих наручей. - Ну зачем, зачем опять?.. Воды. Пить!
Он скользнул в сторону стола, обойдя тела, словно мебель. Два кувшина. Он дернул один - опрокинул и тут же, выплюнув все, попавшее в рот, поставил на место, затем схвати другой - вода. Путник жадно сделал несколько глотков, а затем опрокинул кувшин себе на голову и провел рукой по лицу.
- Твари. Я же был щедр с вами. И добр. Снова бежать, - он сплюнул и за два шага очутился возле кровати, поспешно обуваясь, накидывая на себя вещи и наскоро проверяя каждую из них.
Засов отворился. В комнате осталась только свернувшаяся в луже крови собственного отца юная дева и несколько желтых огоньков свечей.
- Ты чего Ваин?
- Слыхал? Шорохи. И, кажется, свечтадо...
- Не думаю, что наш приятель захочет отдать свое золото по собственной воли, - усмехнулся хозяин.
- Нет, пан...
- Не забивай голову ерундой. На вот, съешь. Заедать надо, а ты только пьешь. Пусть и разбавленную. Но пьешь. А мяско моих свинок хорошее, нежное, утоляет и голод, и похмелье. Ну чего ты, друг?
Ваин остервенело отстранил руку хозяина.
- Теперь ничего.
- Значит все идет хорошо.
- Я поднимусь.
- Ваин, - понизил голос хозяин, - Яырь воевал в Окоморье, он видел многое и знает многое. Он умелый мужик, не мешай, пусть делает свое дело. Я ему хорошо плачу и уверен в нем. В обиду я его никогда не давал, но знаю, какой он горделивый... и его сегодняшняя жертва... Пусть высвободит злость на путнике, развеется.
- Жертва? -переспросил сын Ваина, только что вернувшись с улицы.
- Не твоего ума дела, сопляк! - рявкнул старик и кинул в того кружку со стола, а затем ушел в удаленный от лестницы угол и принялся ходить из стороны в сторону, поглядывая на верхнюю ступень.
- И чего с отцом? Снова не в духе? - улыбнулся парень, подняв кружку, он давно уже привык к выходкам своего предка.
- Все хорошо, щеночек, ночь тяжелая, впервые к нам приходят такие гости. Вот твой папка и настороже. На вот, скушай, - юнец с удовольствием принял из рук хозяина кусок свинины, поглотил его за несколько укусов и закинул кружку жгуча над открытым ртом.
Несколько глотков влаги успели попасть в рот, когда стрела насквозь пробила горло и шею паренька. Молодой мужчина пошатнулся, в след за кружкой и, облившись жгучем, опрокинулся вместе со стулом. Влажные белые волосы слегка обагрились разбавленной выпивкой кровью.
Следующая стрела пробила колено хозяина таверны, быстрый и не по годам ловкий Ваин выскочил из таверны через окно, оставив раненого господина и тело сына.
Оглядевшись, путник отметил отсутствие пьяного сонного мужика и компании хозяина: грязная посуда осталась на столах, а на столе ближе к выходу стояли кружки, бутылки и немного еды, на столе, от которого, скрепя зубами, подгоняемый страхом, на локтях полз пышноусый мужчина. Едва хозяин успел обползти тело молодого человека, как нечто провернуло стрелу в его ноге, а потом резко потянуло на себя, так, что древко стрелы сломалось.
- Так, значит, ты убил этих детей! - прикрыв глаза паренька и положив ему на лоб золотую монету, произнес странник. - Дай посмотрю, - резким движением странник перевернул хозяина с живота на спину и всмотрелся в его искаженное ужасом и острым пониманием происходящего лицо. Облик мужчины в миг состарился, стал неестественно худым, а тень путника, спадая на лицо хозяина черным покрывалом, делала его мертвенно серым. - Однажды, - сказал путник, нагнувшись над жертвой и прижав ее к земле, - один перв, когда я грабил его обитель, упрекнул меня в отсутствии веры. Он сказал что-то вроде: "ты убиваешь, потому что лишен веры, безбожник!". Я же очень удивился, наш предводитель тогда сказал, чтобы мы не убивали тех, кто не сопротивляется... И я послушался. Я подошел к перву и повалил его наземь. Я попросил его: "отец, я лишен умения молиться, я прошу тебя поделиться со мной твоей рукой", - острым тесаком я одолжил у него одну кисть. "Отец, я лишен прозорливости", - этим клинком я забрал его глаз, - странник провел по щеке жертвы одним из своих лезвий. - И, - "Отец, я лишен слуха к голосам страждущих", - я взял у него ухо. И знаешь, что? - путник всмотрелся в лицо хозяина, обнажив мерзкий оскал плотно сжатых зубов. - Хозяин! - рыком обратился он. - Я пришел сюда за отдыхом, но твои слуги лишили меня сил! Я прошу тебя, хозяин! Утоли хотя бы одну мою жажду! - тонкое лезвие блеснуло недалеко от лица мужчины и оставило красную линию на его шее, кровь ожерельем брызнула из раны, а докончил украшение уверенный удар ножа чуть ниже подбородка. Тело веселого господина дернулось и навеки обмякло.
Путник выскочил из таверны, оглянувшись по сторонам. Темнота рассекалась лишь сиянием луны и через которое время его глаза сдружились с поздним временем. В тусклом свете луны и звезд стала различимой конюшня, из стен которой несмело раздавался свет огня.
Странник достиг конюшни и осторожно приоткрыл ее незапертые ставни. Из здания ударил запах сена и навоза, около врытого в землю костра, сидя на деревянном стуле, боролся со сном худой парень с покрытой капюшоном головой.
От тихих шорохов и возни проснулся один конь, он громким звуком дал о себе знать: рыжий с белыми пятнами жеребец стал бить копытами о стойло, при виде, как знакомого ему конюха отбрасывает подальше от костра какой-то незванец.
- Замолчи, тупая... - путник не успел прошипеть слова, казавшиеся ему тогда заклинанием, как ржание и удары копыт всех коней достигли его ушей. - Проклятье...
Быстрыми движениями, без лишней проволоки и создания удобств, странник оседлал того самого рыжего коня. Испуганное животное безропотно повиновалось своему новому владельцу и почти не сопротивлялось его указаниям. Без седла, без стремян и прочего, путник двинулся прочь из конюшни. Конь, все более наполняясь бодростью, с готовностью отворил ставни ударом копыт, будто пытался подзадорить себя. Животное уже было готово кинуться рысцой, но на его глаза опустились две ладони.
Вблизи от конюшни раздался тихий стон. Странник присмотрелся, вглядываясь в черную грязь: в серебристом свете вырисовался силуэт человека, от него исходили слабые облачка пара, а сам он всеми силами пытался кутаться в лохмотья. Странник узнал одежду: человек, что сидел в углу зала, когда он зашел в таверну. Мужчина подвел коня к пьянице и всмотрелся в его лицо. Юношеский лик слегка морщился, пытаясь прижаться как можно ближе к уютному плечу. Недолго думая, внутренне раздраженный странник слез со спины животного и, закинув тело пьяного парня на плече, отнес его в компанию к конюху.
- Болван, бежать надо, - процедил он, подкидывая в костер побольше дров.
Рыжая животина смирно ждала своего седока на том же месте, она даже не пошевелилась, лишь глупо мотыляла головой. Задница путника очутилась на горбе скакуна, а его ноги ударили по пышущим теплом бокам, и конь кинулся в дорогу.
Мысли роились в голове странника. Кнут усталости легко поглаживал его разум, побуждая заснуть прямо сейчас, прямо на коне. Холод одолевал не только снаружи, но и изнутри: страх погони, ожидание возмездия и стыд за утраченное время заставляли раз за разом стучать голенями о боки животного.
Конь уверенно взял галоп, он бил копытами мерзлую грязную землю, он миновал угольно черные лачуги и перепрыгивал ветхие ограждения, стремясь в сторону скромной базарной площади, что выдавала себя несколькими факелами. За базаром, вперед дороги уже виднелся тучный силуэт леса, сквозь застилающую глаза пелену дремоты путник улыбнулся, - "Там будет легче, там меня буде сложно найти".
- Стой! - бас прогремел где-то над головой путника, на что он невольно приподнял глаза к звездам, а животное под ним, не сбавляя темпа, согнуло передние ноги в коленах. Странник с худыми пучками волос из гривы коня свалился оземь, перевернувшись через себя.
Его подбивало желание остаться на земле и продолжать лежать, но инстинкт говорил, что нужно вставать, вставать как можно скорее, искать угрозу и спасать себя.
- Не делай! - приказал голос.
Путник дернулся, пытаясь вытянуть из наручей клинки, но его предплечья будто рукой великана были схвачены и сжаты между собой так, что резкая боль проникла в кисти.
- Кост Путеед!
Вдоль хребта странника пробежался холодок. Его имя. Здесь его имени не знали, а значит, это охотники, они смогли настигнуть свою цель. Так глупо, но, все же здесь он имеет преимущество, он все еще может бежать.
Путеед ринулся вбок дороги, но тут же предплечья мимо его воли жестоко ударили по его лицу, слегка оглушив. Он продолжил непонимающе двигаться вперед - еще два удара пришлось на лицо. Кост опустился на колено и попытался встать, череда трех ударов заставила его опуститься на оба колена. Кровь кривой струйкой покатилась из увеченного носа к губам и подбородку. Ошарашенный он сидел и рассматривал свои сжатые предплечья, ощущая, как силы с новой силой стали покидать его.
- Кост Путеед, - тихо раздалось над ним, - почему везение так тебя любит?
Обойдя его спереди, темный силуэт, скрытый за черным капюшоном, возвысился над своей добычей. Кост ощутил, как в нем пытается закипеть ярость, но она то и дело разбивалась о стену бессилия.
- Выглядишь не важно, - в голосе незнакомца Кост услышал насмешку, - ты меня слышишь?
- Он слышит тебя, не приближайся - предостерег хриплый старушечий голос. - Ты же знаешь, кто перед тобой.
- Кто вы? - осведомился Кост, выхаркнув кровь в сторону от силуэта незнакомца.
- Ты лис и за тобой идет охота. Борзые дышат тебе в хвост, но этот лис умеет во имя жизни скидывать хвост, как ящер. Я впечатлен и хочу это сказать. Ты пустил коня ложным путем, чтобы преодолеть путь сюда бегом. Своими ногами и силами. В тебе крепкий дух. Но и, признаюсь, я был очень зол, когда понял твою уловку.
- Кто ты? - сжал руки Кост и попытался встать.
- Сиди, - ласково пробасил незнакомец и руки Коста стали тяжелее.
- Ты знаешь мое имя, ты преследуешь меня. Я лиса? А ты, получается, охотник? Но...
- Но почему ты все еще жив? - перебил незнакомец и Кост презрительно сплюнул кровь ему под ноги. Силуэт двинулся в его сторону и хватил за волосы. - Что я сегодня сделал?! - грозно прокричал мужчина.
Кост, сжав зубы смотрел в искаженное злостью лицо молодого человека, черная борода его скрывала белый оскал, а глаза были глазами голодного волка.
- Что я сделал?! - повторил тот, но Кост продолжал молчать. - Я словил тебя! Отступника, предателя армии и Центральных земель, вероотступника, которого следует казнить тут же более сотни раз, за каждый проступок! Твою голову хочет видеть каждый окут около своего храма, церковь дает за тебя столько золотых монет, скольких людей ты погубил, и, о-о, они будут щедры. - Незнакомец перевел дыхание успокаивая себя. - Но вот ты в моих руках. Ты грезил прибрежьем, но вот ты в моих руках...
- Да!.. Хорошо... Кост Путеед, я убил свыше тридцати человек на землях Осьмикняжья, чтобы они не достигли тебя раньше, чем моя рука сможет сжать твои волосы. Сейчас я убил еще пятерых, всадники, они мчались за тобой от постоялого двора. Я спасал твою жизнь. Я твой ангел. И здесь я сейчас лишь для одного.
Инир отошел. Кост почувствовал легкость в руках и словил себя на желании напасть, но нечто сдерживало его, неведомая сила заставила остаться так же на коленях перед этим человеком, заставила ждать.
- Ведьма! - миг и палица-факел в руках Инира зажглась, он обернулся в сторону Коста и скинул капюшон. - Смотри мне в глаза, Путеед.
- Это... Инир... О нет... Инир...
Глаза Коста блестели в свете факела, но сверкали они вовсе не из-за света, а из-за смеси неподдельного ужаса и глубочайшего уважения. Перед ним стоял военачальник Имир, один из первейших защитников Центральных земель. Молодой укротитель Прибрежья, беспощадный подавитель бунтов, носитель высочайших ценностей Святой церкви и лучший сын славного рода, который ваял свое имя отвагой, доблестью и непревзойденной силой.
- Мне нужен ты, твои клинки и стрелы. Первой платой пусть будет кровь всех тех, кого я убил, выслеживая тебя. Следуй за мной и когда-то твои наручи станут серебренными, а не железными, как сейчас. Следуй за мной и утратишь свою слабость, обретая настоящую мощь, а не ее жалкое подобие.
- Я...
Кост выдвинул одно колено и склонился над ним, выражая покорность.
- Хорошо, тогда первое, что нам нужно сделать, это убрать за собой. Ведьма! Дай ему снадобье, мне тошно видеть усталость на этом лице...
***
Слабый луч солнца упал на его веки, он попытался прикрыть лицо руками, но те оказались слишком тяжелы, он попробовал отвернуться, но что-то мешало, подпирая его спину, а потому он покачнулся вперед и упал, ушибив нос. Удар оземь заставил его открыть глаза, те жутко слезились, а боль на лице становилась все сильнее. Неведомой ему до этого момента силой воли он заставил руки согнуться, приподнять тело и заставить его сесть на землю. Затем парень, слабо потянулся и зевнул, растирая глаза и нос.
Рядом сидела девушка. Она была вся в засохшей крови. Она безразлично смотрела перед собой. Она была нема, но не от пережитого, а потому она такова.
- Мотыря?.. - проговорил парень, пока в его разум вязкой жидкостью проникал ужас. - Всевышний! Мотыря, что с тобой?! - он ринулся к девушке, дергая ее за руки и осматривая тело, всеми силами избегая даже взгляд кинуть на ее бюст. - Ты цела? - облегченно переспросил юноша и заглянул прямо в лицо девушки.
Мотыря вздрогнула, будто до этого момента и не знала, что он рядом. Она непонимающе посмотрела на юношу, слегка отстранив свое лицо от него.
- Ты цела? - кивнула.
Парень почувствовал облегчение, слегка потупил взгляд, но ощущение неловкости заставило его оглянуться. Нет, это не неловкость из-за близости красивой девушки, он ощутил, что что-то смотрит на него. Парень поднял глаза и увидел несколько десятков людей, стоявших полукругом позади Мотыри. Люди активно шептались и в какой-то момент парень ощутил головную боль, этот шепот причинял мысли, которые застрявали в голове и бессмысленно прокручивались в ней.
Он поднялся и обернулся. В мгновение юноша осознал, о чем говорили люди. Нет, не о нем. Нет, не о Мотыре. Позади него на нескольких пиках возвышались головы хозяина постоялого двора, трактирщика, начальника стражи хозяина и еще нескольких людей, а за ними черной грудой углей раскинулось пепелище того, что совсем недавно было постоялым двором.
В беспамятстве парень сделал робкий шаг в сторону голов на пиках, но рукав его лохмотьев схватила маленькая ручка. Он обернулся. Мотыря будто уменьшилась, она сейчас напоминала испуганного ребенка, в ее глазах блестели слезы, она не хотела отпускать его.
- Что ты? Что ты? Мотыречка, что ты? - он упал на колени перед девушкой, едва сдерживая собственные слезы. - Не плачь, не плачь, прошу тебя. Мы будем сильными. Мы будем сильными, Мотыречка. Этого нет. Этого нет... - девушка сильно сжала плечи юноши. Всю ночь она сидела здесь, согревая его теплом своего тела и рассматривая то, как пришельцы из Срединных Земель обезглавливали трупы тех, кого она могла бы назвать семьей, теперь их всех нет. - Вставай. Вставай, хорошая, надо идти, я отведу тебя к себе, мать приготовит вкусную и горячую похлебку, - парень криво улыбнулся, - прошу тебя, - и измазанная кровью и грязью девушка послушно поднялась.
***
- Да. Почерк каких-то головорезов, - Инир сплюнул в сторону яркого огня и огляделся, ища Коста. - Кост, проклятье, что ты там делаешь? Пора ехать!
- Прости, дитя, - Кост опустился на одно колено перед Мотырей. На коленах девушки лежала голова пьяницы, а рядом - вторично ввергнутый в сон, правда, теперь колдовством, конюх. - Вот, - Кост сорвал с себя ремень с мешочком. - Это, - он поднес пояс к лицу девушки, - поможет тебе в будущем, поверь мне. - мужчина без церемоний залез к послушной, как кукла, девушке под юбку и опоясал ее своим ремнем. - Ты найдешь этому применение, дитя. Забудь об этом всем. Прошу тебя.
Мужчина отпрянул, развернулся, ударил себя ладонью по лицу и улыбнулся, - "В этом проклятом месте, чтобы согреть жопу, нужно либо быть свиньей, либо уподобиться ей, извалявшись в грязи!..".