Грузовик ревел, как зверь, в тумане, и вызвал-таки Управляющего к воротам. Водитель высунулся из кабины, красным перчаточным пальцем ткнул вниз: полюбуйся, мол.
Некто свалился кулём у самых ворот, рука на мощёной дорожке, сам за оградкой, в разъезженной колёсами глине.
Управляющий не жаловал незваных гостей. Но что ж делать - присел, тронул испачканную щёку. Пришелец завёл мутные глаза и попытался встать.
Не вышло.
Он не был пьян. Но и на ногах не держался. Повис на Управляющем, и всё шарил пальцами в затылке, хрипел, скалился. На ладонях - Управляющий это видел и не понимал толком, что видит - вздулись пузыри. Но пришелец всё не унимался, пришлось удерживать силой.
Управляющий волоком втащил его в пультовую, опустил на скамью лицом вниз... и не донес руки до перемазанных глиной волос.
Оно было, видимо, живое. Показалось даже, будто у бурой нашлёпки на затылке есть глаз. Или два... или восемь, как у паука. Но не паук. Глянцевое, раздутое, слабо шевелящееся щупальце то ли выходило из ямки в основании шеи, то ли, наоборот, ввинчивалось туда. Управляющий не боялся живых тварей - но это такое...
Брезентовая рукавица сгодилась, как нельзя лучше. Подцепил щупальце, не думая - что да как, потянул.
Тот, на ком оно... сидело - вскрикнул, сполз со скамьи, свернулся в судороге. Управляющий, глубоко дыша, держал на весу гнусно живое, скользкое, а оно пульсировало и тянулось к живому же... на вытянутой руке отнёс его и бросил в рабочий бункер - сгорит, "Кевин" всё переварит, и вернулся.
Гость опомнился уже, снова пристроился на скамье - не гость, а гостья. Женщина. Только одета не по-женски, да острижена коротко, но по лицу, по тонкопалым худым кистям понял. А лицо - ничего необычного, такое и не запомнишь, вот только тёмные глаза со странным бликом на дне.
- Как тебя зовут?
- Ринке. А тебя?
Управляющий замялся.
- Не важно, - сказал он. - Просто Управляющий. Я и есть управляющий. А ты?
- Танцовщик.
- Танцовщица?
- Я танцовщик, - поправила Ринке. - Танцовщицы - это так... У нас другое дело.
- Какое?
Она покосилась недобро.
- Ну, ты прямо как не догадываешься? Войско мы.
- Не понимаю. Какое войско? Чьё?
Ринке пошевелила пальцами, скривилась.
- Руки болят?
- Да. И шея.
- Я его вынул. Что оно такое?
Ринке коротко засмеялась: "Ха!", села, стараясь не касаться обожженными ладонями скамьи, устроила руки на коленях.
- А, такая... щупальцатая дрянь. С этим... танцевать проще. Силу даёт, да... Но потом он сожрёт... Ладно, этого вытащил, а новый ещё пока нарастёт.
"Кевин" перебил гостью сиреной - питатель снизил обороты, нужно было переключиться на бункер "С".
Как же тебя сюда занесло... Что будешь делать...
Должно быть, подумал вслух.
- А ты?
- Что - я?
- Ты что здесь делаешь?
Управляющий оглядел приборную стойку.
- Это "Кевин". Мой котёл. Замечательный котёл, принимает любые отбросы, а на выходе у нас пар. И горячая вода. И турбина.
- Для кого?
- Не знаю... какая разница? Вот пришёл сосед, прямо вместе с лесом пришёл, - Управляющий нервно хмыкнул. - А там раньше был пустырь помоечный. Ну, и другие придут, может быть. Я воюю с мусором, а кому от этого хорошо - какая разница? Главное, чтобы "Кевин" работал, для того и я здесь.
- Так ты к котлу вроде приложения?
Управляющий опешил.
- Я поклялся, - сердито сказал он. - Обещал, что буду здесь работать.
- Кому?
И снова Управляющий растерялся. Кому? Кто они были - те... вот их-то лиц он уже точно не помнил, только требовательный жар и нужду их в нём, в Управляющем и его "Кевине". Что сказать? Промолчал, и всё тут.
И, будто сама себе отвечая, вполголоса: "Опять занесло..."
Пришлось оставить гостью на время - сходил вниз, посмотрел на осмотическую машину, записал показания, проверил дозаторы. Всё в порядке, промывка ещё не скоро. Не раньше, чем через неделю. Как раз Боб привезёт смеси. Всё у нас по плану... живу, значит, я или нет? Надо же...
Вернулся, вынул из шкафчика холодную коробку с пищей, включил чайник.
- У меня сейчас обед. Иди, поедим.
Ринке покачала головой.
- Нет. Я не буду.
- Плохо тебе?
- Нет. Просто не нужно.
Управляющий развернул бутерброд, помешал супчик в красной кружке, отхлебнул.
- Да ты живёшь ли?
Ринке шутить не стала.
- Я танцую, - мрачно пробормотала она и поднялась со скамьи. Шагнула осторожно, опасно, будто по натянутой перепонке. - Танцую... чёрт... тут бы не упасть...
- И что?
- Да ничего. А откуда у тебя еда?
Управляющий поперхнулся.
- Привозят. А что?
- Привозят... Ну да. Ты им воду и тепло, они тебе мусор... и еду.
Остановилась перед дверью наверх, закинула руки за голову, морщась, потёрла затылок. Управляющий поторопился глотнуть.
- Ты куда собралась?
- А что там?
- Площадка. Вид сверху на помойку.
- Вот и посмотрю. А ты приходи. Расскажешь, что и как.
Он поел нехотя. Поднявшись на площадку, увидел, что Ринке стоит как раз под отводами предохранительных клапанов, вытянувшись во весь малый рост. Но - без напряжения.
- Странное место. Вроде бы и живое всё, - пальцы, в пятнах лопнувших пузырей, сложились домиком, - а с другой стороны - плоско. Не пойму.
Они мало разговаривали в следующие дни. Ринке облазила всю нехитрую обитель Управляющего, и похоже было, что она не доверяет ни стенам, ни полу под ногами. Ни горячей воде, в которой отмылась и кое-как выполоскала свою странную мужскую одежду. Ни теплу, исходящему от молодца "Кевина". Но всего больше она не доверяла себе. Своему телу - без того, что высасывало, давая взамен - что? Ловкость? Силу? Ярости ей и так было не занимать - Управляющий видел, как она осторожно двигается - словно опасается порвать непрочное. И это непрочное был его мир, плотный и явный. Выходит - не такой уж? Это злило, мучило, это было неправильно, а слов сказать - он не находил.
Она нашла.
- Ох, не могу я тут. Не держусь. Уходить надо.
- Куда?
- Куда ноги уведут. Может, получится. Тут дышать трудно, воздух - как нарисованный. Как ты только терпишь?
- Да никак - дышу и дышу. Что может быть неправильно, если я здесь? Если я нужен?
- Правильно, неправильно! Ты живой, а жизни вокруг нет, знаки только. Но запомни, ты - живой.
- И что же теперь? Что мне делать с этим? Я никакой другой жизни не знаю. Да и нет её.
- Я покажу. Только уж не плачь потом.
- Что покажешь? Как?
- Я станцую. Для тебя станцую.
- А что...
- Молчи.
Ринке выскользнула из-за стола. Углом сломалась рука в чёрном, вскинулась кисть. Управляющий не смотрел на Ринке, он глядел в приборы, но там высматривать было нечего.
Раз-два-три раз. Раз-два-три-раз. Пальцы, ступни, не музыка и не мелодия. Голый ритм -
и точный. Не так. Правильный. Вздрогнуло сердце, толкнулось в ключицы.
Погоди!
Не говори!
Поздно.
Руки Ринке упёрлись жёстко в воздух, раздвинули невидимые створки - словно там, слева и справа, были такие же воины в чёрном, одинаковые с лица и в каждом движении. Словно они цепью шли через пограничье помойки, через призрачные леса, через пустыри незадуманного - выводя узор, зачеркивая и перечеркивая все на своем пути.
В брюхе "Кевина" охнуло пламя. Управляющий опомнился: дверь на верхнюю площадку распахнута, Ринке уже там... сейчас предохранительный клапан шарахнет на всю пустошь.
- Ринке!
Она не на голос оглянулась, просто, вышивая, повернула голову - поймать взгляд, завязать узелок.
Ты живой, знаешь?
То ли на краю площадки, то ли уже в воздухе - бешеная, веретено судьбы, палец нацелен - в сердцевину.
Ты - живой!
- Ринке! Берегись!
Что ей! Воздух раздался, площадку тряхнуло, рёв оглушил. Во влажном, пахнущем металлом пару Управляющий рванулся - и не поймал её руки.
- Ринке! Ринке!
Пар рассеялся. Ринке - тоже. Нет её следов ни на земле, ни в воздухе, ни в твёрдом небе над пустырями.
Управляющему было трудно дышать - от пара, от боли, от укола в самую суть.