- Чего? - отозвался наконец трубным гласом. Марк поморщился. Слегка. Почти незаметно. Милка, правду сказать, вон тоже голосит - не дай Бог. Но Милка-то в саду, а зять в доме...
- Иди сюда! Тут кто-то...
Герман посмотрел на тестя. Марк пожал плечами. Здоровяк зять вздохнул, отложил кусок вара и моток дратвы, вытер пальцы о кожаные штаны, сдвинул на затылок пестрый пиратский платочек.
Бух! Бух! Бух! - прошлёпал в сад.
Марк отложил портновский мелок, которым размечал будущие башмаки, выглянул в окошко. Милку и Германа он отсюда не видел - они тихо переговаривались в палисаднике. То есть, это по их разумению - тихо, но из-за угла ни слова нельзя было разобрать - бубубу... бубубу...
- Марк! Ма-арк!
О Господи, ну что там такое может быть? Марк высунулся подальше в окно:
- Чего?
- Мы без тебя не можем. Тут такое...
Голос у Милки почти жалобный. Ни дать, ни взять - маленькая девочка, перед которой птенчик выпал из гнезда. И до того это было не похоже на Милку - отца на помощь звать, особенно при муже. Такие, как Герман, без труда пригибают к земле дуб, чтобы любимая могла птенчика на место положить. Марк покрутил головой, кряхтя, просунулся назад в горницу. Прошли, прошли уже те времена, когда мог запросто - и в окошко.
Не торопясь, потирая поясницу, вышел в палисадник, толкнул калитку в сад.
Милка и Герман, выставив обтянутые чёртовой кожей зады, рассматривали что-то в давно некошеной траве.
- Па, - сказала Милка, опять-таки детским до изумления голосом, - па, смотри что тут.
На белом, совсем белом лице - серые губы, сиреневые веки. Веки поднял - там сплошная чернота зрачка. Губы разлепил:
- Воды...
- Что?
- Огонь... умру... во-ды...
Погоди, погоди, неизвестно кто... вон Герман уже от колодца тащит ведро, наклоняется - приподнять за плечи, охает.
- От ты ж... Горячий! Чёрт...
Герман большой, неловко повернулся, задел ведро, вода полилась на чёрный балахон, на пожелтевшую траву. А тому, черно-белому, хоть бы что - балахон сухой. Потекла зря маркова вода, впитываясь в землю, словно сквозь воздух просочилась, ни следа не оставила ни на чёрном, ни на белом.
И опять стонет, упереться в землю пытается, тянет своё:
- Не этой... живой... жи-вой во-ды...
Выкарабкался как-то из травы, путаясь в чёрной длинной рубахе, проковылял несколько шагов и опять рухнул. И снова скребёт пальцами.
- Живой ему воды, а эта какая? - сердито буркнул Герман. Он уже платок успел намочить, обвязал ладонь.
Что вода его хороша и здорова - в том Марк не сомневался. И Герман парень крепкий, заживёт, как на младенце. Но вот этот куда ползёт?
Куда ползёт?
- Герман, руку сильно обжёг?
- Да нет, вроде так ничего.
- За рулём удержишься?
- Чего ж не удержаться.
- Заводи мотоцикл. Я сейчас рукавицы принесу, а ехать недалеко.
- Куда ты, пап? Я его боюсь!
Марк посмотрел на Милку. Бедная...
- Я за рукавицами. Отвезём его к соседу.
Неизвестно кого подняли осторожно - а он словно и не весил ничего, устроили в пустой люльке, Милка уселась за спиной у мужа - наотрез отказалась дома одна побыть ("Может, их тут сейчас нашествие будет, ну такое дело к лешему!"), Марк пристроился на краю люльки, и потихоньку двинули. Езды-то - пять минут. Герман сосредоточенно направлял мотоцикл, Милка вертела головой:
- Ой! А это что, куда дорога?
- Подожди, - пробурчал Марк, - сама увидишь, куда.
Прокатились по мосткам, перебрались на ту сторону.
- Фу. Что это? Дымом пахнет?
- Дымом. Вон за тем отвалом, Герман, останови. Поближе к воротам.
Остановить-то Герман остановил, но готов был чуть что рвануть вперед на полной. Не нравилось ему это сухое и пыльное место. И Милке не нравилось.
И Марку.
Но мальчик вроде бы неплохой, напомнил сам себе Сапожник. И вода у него есть. Не такая, как наша.
Марк решительно подошёл к воротам и позвонил.
Управляющий занимался определением состава дымовых газов. В прорезиненном костюме и респираторе ему было жарко и душно. Пояс-лонжа путался под рукой и мешал орудовать датчиком на конце длинной трубки. От резкого воя сигнала он чуть не слетел с помоста.
Чертыхаясь, пошлепал ко входу. Шагов за десять узнал соседа, с ним ещё были молодая женщина и парень - небось, дочка его и зять. Втроем заявились - надо же. Управляющий сердито махнул рукой и повернул было назад, но соседушка снова надавил на кнопку звонка. С кислой миной, с недобрым словом на губах Управляющий сделал ещё пару шагов к проходной.
-Управляющий! Воды твоей надо!
Что?
- Какой воды?
Сосед махал руками, дочка делала страшные глаза, зять ерзал на мотоцикле, с люльки свешивался какой-то черный мешок.
- Да подойди ты поближе, ёлки-палки...
- Я занят.
- Вечно ты занят! Вода твоя нужна...
- Да какая ещё моя вода? Зачем?
- Вода твоя... из машины!
Управляющий подошел к воротам. Голова у него кружилась - угорел у трубы немного.
Марков зять как только этих слов и ждал - сгреб чудо-юдо и аккуратно разложил перед самыми воротами. Управляющий заметил, что парень - в толстых рукавицах, не по погоде - в зимних, с мехом.
- Наша вода его не берет. Насквозь просачивается. Но наша... сам понимаешь, из колодца, а твоя - другое дело, кто знает, может быть, подойдет...
Управляющий, тяжело дыша, уперся каской в решетку. Голова кружилась все сильнее, першило в глотке. Черный человек под воротами выпростал блеклую, почти мертвую руку, царапал глину... Другая вода, придумают же... Это хорошо, подумал вдруг Управляющий, что на мне - костюм. Хорошо...
- Отойдите от него, - сказал он сухим горлом. - Скорее. И вообще отойдите. Я его... заберу.
Он думал, что нести чудо-юдо будет неудобно, но поначалу оказалось вроде ничего - как мешок с соломой тащить. Правда, с каждым шагом ноша тяжелела. Управляющий еле дышал сквозь респиратор, краем глаза видел, как мотается на серой шее круглая безволосая голова. Жар костялвого чудо-юдиного тела ощущался даже через плотную резину. Управляющий взмок. Неизвестный оттягивал ему руки - наверное, уже мертвый. Говорят ведь, что мертвец тяжелее живого, а ещё же тащить наверх, к питателю, а потом мыться, а вот интересно, есть ли у меня в аптечке-то амигдалин? Эта мысль была какая-то несуразная, что за амигдалин и почему именно он - Управляющий не понимал, но вот всплыло же... И Марку с его детишками надо будет дать... а что-то плохо совсем, совсем что-то нехорошо, нет, ну неужели правда, дурацкая ведь мысль...
И тут он потянул, наконец, из последних сил дверь котельной. Шум "Кевина" привычно набился в уши. Нет уж, никуда я сейчас... не пойду, нет, подумал Управляющий, сваливая черную ношу у химических баков. Мне бы сейчас... самому воды... и до аптечки бы как-то долезть, но сначала воды...
Он сделал пять трудных, вязких, будто во сне шагов к осмотической машине, отвернул голубой краник на торце. Перчатку снять забыл, респиратор тоже, и тупо смотрел, как колышется лужица в темной резиновой ладони.
А тот, неживой, но обжигающий - он прополз, должно быть, следом, и струя безвкусной, очень чистой обессоленной воды полилась на него, зашипела и забулькала, промочила черные одежды - и он пил.
Пил.
Управляющий охнул и присел, упираясь спиной в бак. Тошнота помалу отступила. "Просачивается", - буркнул, стягивая перчатки. - "Ну вот... выдумают чепуху... ничего не просачивается же...". И прикрыл глаза.
А когда открыл - никого не было в котельной, кроме него, и краник на машине был закрыт, только сухое пятно посреди лужи пермеата осталось - наподобие человеческой фигуры.
Марк с семейством терпеливо дожидались за распахнутыми воротами. На территорию не входили. Управляющий велел парню снять рукавицы, придирчиво осмотрел здоровенную ручищу - кожа на ладони только слегка покраснела, такую попробуй пропали, кузнец он, что ли, - помазал на всякий случай мазью от ожогов.
- Ну, что там? - спросил Марк. - Как вода?
Управляющий пожал плечами.
- Да что вода, - сказал он, вдохнув полной грудью прохладный вечерний воздух. - Что вода? Обычный пермеат. Во всяком случае, он его пил... Напился и...эээ... кажется, ушел. Я... ммм... отвлекся, не видел. Мимо вас он не проходил?
Марк покачал головой.
- А кто это вообще такой? Родственник ваш?
- Родственник! - фыркнула девушка. - Приблуда какой-то... а все-таки жаль его тоже, живое ведь... Траву нам в саду пожёг только, но ничего, она заново скоро вырастет. Спасибо вам большое, сосед.
- Милка! Не болтай уже, не мешай человеку работать!
- Герман у меня ревнивый - сказала Милка. - Но вы не думайте, он классный, я его ужасно люблю. Доброго вам вечера...
- Управляющий, - тихонько подсказал Марк, забираясь в коляску мотоцикла.
- Ага. Управляющий.
"Доброго вечера" - сказали они ещё раз в три голоса, и мотоцикл исчез в густой проселочной пыли.
Да ну, сказал сам себе Управляющий, катая в кармане пузырек с таблетками, какой тут ещё амигдалин? Никакого амигдалина им точно не надо. Да и я, пожалуй, если подумать, обойдусь.