Ситникова Лидия Григорьевна : другие произведения.

Кафка с молоком - ver.1.1 shortcut

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Знаете ли вы, каково это - когда жизнь не отличить от сна?
    Знакомо ли вам чувство ирреальности происходящего?
    Ощущали ли вы, как самые обычные вещи лишаются смысла и вновь обретают его?
    Эта история о том, как одиночество бросает вызов времени, не в силах победить само себя. О простых решениях, которые оказываются самыми трудными. О гении, творившем для одного-единственного человека. И девушке, замкнувшей свой мир на призрачную надежду.
     
    Сокращенная версия для конкурса.
Чудесный вид из окна - самое лучшее, что было в этой комнате. Достаточно отодвинуть штору - и ты уже в мире апельсиновых огней города. Далекие трассы, цепочки уличных фонарей. Прожектора над стоянками расстилают мерцающую паутину флера. И над всем этим назойливо и упорно торчит полосатая труба котельной с двумя усами-громоотводами. Котельная уже много лет не работает - ее помещения наглухо заколочены, а труба торчит. Ночами на ее верхушке загорается красный сигнальный огонек, и труба разглядывает этим воспаленным глазом раскинувшиеся под ней кварталы.
Примерно так думала она, забираясь по вечерам на подоконник, чтобы через бинокль посмотреть на город, на закат, ну и на трубу, конечно. Сегодняшний вечер не стал исключением.
Неожиданно она поняла, что красный огонек на верхушке трубы уже не горит. За все время, что она прожила здесь, такое случалось впервые. Огонек, бывший на самом деле крупным прожектором, исправно светился каждую ночь. Она подкрутила окуляры бинокля.
Месяц стал на сантиметр ближе к громоотводу. Сам громоотвод стоял на прежнем месте, и у его подножия змеился кабель прожектора. Следя взглядом за кабелем, она чуть повернула голову и увидела совершенно целый и невредимый прожектор. Вместо кабеля к его гнезду был протянут какой-то тросик - его хромированные участки поблескивали в свете месяца.
Возле прожектора сидел человек, одетый в теплое пальто. Трос, подключенный к прожектору, он, по-видимому, держал в руках. Месяц освещал его со спины. Он был неподвижен и только время от времени слегка подергивался, когда по тросику пробегала желтоватая искра.
Она отложила бинокль и слезла с подоконника. Потерла руки, на секунду прислонив их к горячей батарее. Потом открыла платяной шкаф и достала оттуда снайперку Steyr Scout. В магазине винтовки ждали своего часа четыре патрона калибра .308 Win.
Вместе с холодным воздухом в открытое окно рванулись глупые снежинки. Рукоятка винтовки плавно легла в ладонь, приклад уперся в плечо. Она взглянула в прицел. Незнакомец по-прежнему сидел, не шевелясь.
Пальцы сдвинули предохранитель, погладили спусковой крючок. Прицел четко фиксировал освещенное луной правое плечо незнакомца. Она еще раз взглянула на него и нажала на спуск. Scout тихонько щелкнул, посылая патрон в цель. Экстрактор выплюнул гильзу, та звякнула об пол. И только после этого она открыла глаза и снова взглянула на площадку трубы.
Там никого не было.
***
Во снах она часто видела себя кем-то другим - поэтому не удивилась, когда поняла, что в этот раз ей предстоит быть парнем. Сидя на корточках на верхушке трубы, он еще раз взглянул на марево огней впереди и, вздохнув, резко поднялся. И тут же правую ладонь пробила пронзительная боль. Что-то щелкнуло о кирпичный бортик площадки, посыпалась крошка. В ту же секунду он бросился на скользкую от снега поверхность, перекатился, нога уперлась в ограждение.
Несколько минут он лежал, пытаясь успокоить дыхание и мысли. Вдоль бортика шел узкий проем, позволяющий смотреть вниз. Взглянув на землю, он вдруг заметил, как у подножия котельной крутится желтый огонек. Огонек обогнул здание и замер возле лестницы. Поднялся, обошел трубу и снова замер. А потом погас.
Напрягая зрение, он вглядывался сквозь щель проема в то место, где начиналась лестница. Там определенно кто-то был. Темная фигура сидела неподвижно.
Закусив губу, он следил за ней. Несколько минут, пока она смотрела в небо, показались ему часом. Рука ныла все сильнее, и он молил все известные ему силы, чтобы фигура исчезла.
Обезумевший ветер стонал и рвал громоотводы. Он все сильнее вжимался в площадку, ощущая, как снежинки забиваются в волосы. Отчаяние и бессилие ожидания давили на него тяжелее каменной плиты.
Приподняв голову, он снова взглянул вниз.
Фигура с фонариком удалялась. Он проследил, как она пересекла бывший двор котельной и пустырь, отделявший его от жилых домов. Добравшись до освещенной дороги, фигура погасила фонарик и вскоре скрылась в одном из подъездов.
Став на колени, он начал сгребать снег с ограждения. Стараясь на всякий случай держать голову пониже, внимательно исследовал выбоину в одном из кирпичей, оставленную пулей. Сама пуля застряла в толще старой кладки. Глядя на нее, он мысленно реконструировал события.
Стрелять могли откуда угодно - дом напротив трубы, хоть и стоял обособленно, был достаточно большим. Но фигура с фонарем не просто так ошивалась на пустыре ночью. Он запомнил подъезд, в который она вошла. И, глядя на деревья перед домом, понял, что стрелять могли только с двух верхних этажей.
Окна на последнем этаже были заложены кирпичом.
***
Она проснулась слишком рано - и поняла это сразу, еще не успев открыть глаза. Перед рассветом даже воздух пах по-другому. Поежившись, она завернулась в одеяло и вдруг поняла, что сон куда-то пропал. Попыталась зевнуть - не вышло. Посмотрела в темно-синий квадрат окна, дотянулась рукой до прикроватного бра. Комнату залил зеленоватый свет. Она повернулась на другой бок.
- Привет.
Первая мысль - о 'Скауте' в шкафу. Вскочить, распахнуть дверцу... проклятье, быстро не получится... Черт, как обычно действуют в таких ситуациях?!
- Напугал.
Это прозвучало утвердительно. Теплое пальто незнакомца совершенно не сочеталось с чашкой дымящегося чая в руке. Он протянул чашку ей. На белых керамических боках были нарисованы котики.
Натянув одеяло до самого носа, она села на кровати.
- Ты как сюда попал?
- Дверь, - он слегка мотнул головой в сторону прихожей.
- Я не закрыла дверь?
- Я открыл, - он уже настойчивее подал ей чашку, - возьми.
Она взяла. Понюхала - чай как чай, фруктовый, купленный пару дней назад.
- Спасибо, - вышло как-то совсем уж неуверенно.
Делая вид, что полностью поглощена чаем, она исподлобья рассматривала незнакомца.
Его правая рука была перетянута бинтом. Она вдруг поняла, почему его облик все это время казался смутно знакомым. Тот самый парень из сна - та самая фигура на трубе котельной... Боже, так значит, он жив! Жив и пришел сюда... Но как он узнал? И к чему эта чайная церемония?..
- Слушай, я... я, конечно, извиняюсь, но... - она на всякий случай отставила недопитый чай на тумбочку, - я знаю, что... в общем... какого дьявола тебе тут надо? - неожиданно для самой себя выпалила она.
Он уселся прямо на пол - как был, в пальто и джинсах.
- Твой сон, - он сделал неопределенное движение рукой, - чай. Допей.
- Не хочу, спасибо... - она вздрогнула.
- Ничего страшного, - он улыбнулся еще раз - как-то неловко, будто непривычно, - спи.
Она вздрогнула еще раз. Спать? Когда рядом этот непонятный тип?..
- Я бы лучше... в общем... я хочу встать и одеться.
Он покачал головой.
- Спи, - настойчиво повторил он, - не бойся.
Почему-то это не обнадеживало, даже отечески-успокаивающий тон незнакомца. Она свернулась клубочком под одеялом. Труднее всего оказалось закрыть глаза - она ощущала себя голой, несмотря на теплую пижаму.
Представлять возможные варианты развязки не хотелось.
В памяти снова всплыл сон - очень связный и гладенький, как написанная кем-то история. Недоставало лишь некоторых моментов - или они не запомнились?..
Погруженная в эти размышления, она не заметила, как вновь уснула.
***
Он видел, как девушка беспокойно ворочается во сне. Лежа под теплым одеялом, закутанная в разноцветье мягких лоскутов, она походила на зверька, свившего себе гнездышко. Ее мир был теплым и уютным - и он пожалел, что вторгается в него. Он пожалел и о том, что ей придется увидеть - но наряду с сожалением в нем жила радость. От того, что он наконец-то обо всем расскажет...
Его мир был иным.
Он бережно хранил первый собранный им компьютер. Металлический уродец, гордо выпятивший пузатый системный блок, был для него воплощением совершенства. Именно в этом уродце заключалась та искра, которая давала жизнь всем последующим творениям. Это был принцип действия, прорыв, начало, зарождение. Это была та самая печка, от которой он танцевал. Та самая таинственная Альфа. Как зарождение жизни, это было для него всем.
В памяти всплыл другой эпизод.
Промозглым октябрьским вечером он возвращался домой после очередного рабочего дня. Шел дождь, мерно постукивая по зонту. Шел и он, отмеряя шагами серую аллею. Черные мокрые стволы, забрызганные ботинки и старый, весь в трещинах, асфальт под ногами.
Асфальт.
Под ногами.
Он не замедлил шаг, но внутри у него все будто остановилось. Кто сказал, что должно быть именно так? Что асфальт должен быть под ногами, а небо - над головой? Что осень следует за летом, а люди не могут жить вечно? Кто придумал, что мы не можем летать? Что все эти законы неопровержимы - законы, в которые мы так верим, потому что эта вера дает нам хоть какую-то почву под ногами?..
Он не остановился и не стал пытаться взлететь. Он лишь приподнял зонт и внимательно посмотрел на золотистые октябрьские листья. Купив стакан горячего кофе в мобильной кофейне, он пошел дальше. Вкус кофе не запомнился ему. Да и сам кофе тоже.
Через год он создал первый собственный прототип электронного заменителя конечности.
***
Тот мир, тот город, что жил за окнами своей особой жизнью, был безнадежно огромным и еще более безнадежно - чужим. И, словно кит, он не мог не втягивать в свое жадное чрево городской планктон. Каждый житель, будучи частью системы, обязан был с ней взаимодействовать. В противном случае система отторгала ставшую чужеродной частичку, лишая последнюю малейшего шанса на выживание.
Среди сотен тысяч таких частичек, безусловно, были и те, кто сумел подобраться ближе к верхушке системы и, подобно паразитам в чреве кита, извлекать из гиганта максимум собственной пользы.
В городе работало безумное количество частных клиник. Здоровая личность стала настоящим культом общества. Много времени ушло на то, чтобы собрать и отфильтровать интересующую его информацию. Результатом поисков стала база из шестидесяти личных электронных адресов практикующих врачей-хирургов, специализацией которых было протезирование. Он составил и разослал им письмо, объясняющее, почему им будет выгодно сотрудничать с каким-то неизвестным изобретателем.
Один-единственный ответ он получил лишь в середине ноября. Солидный врач с хорошим именем в медицине выражал свою заинтересованность и объяснял, что находился в длительной командировке, в связи с чем не мог ответить ранее. Не будет ли молодой человек так любезен, чтобы продемонстрировать свое изобретение?
***
С той судьбоносной встречи прошел месяц. Ее итогом стал подписанный с предприимчивым врачом договор, по которому хирург обязывался предоставлять парню место в клинике, проводить операции и выплачивать определенный процент за его новые разработки. Парень же, в свою очередь, полностью передавал права на изобретения хирургу.
В один из мутно-серых декабрьских дней его привезли в сверкающую чистотой клинику на тихой улочке. Его палата на последнем этаже оказалась одноместным полулюксом. Врач посоветовал лишний раз не покидать палату и в случае необходимости вызывать санитара. Прибежавшая медсестричка выдала комплект больничной одежды.
Скучать ему не пришлось - дни завертелись, как колесо неумолимой фортуны. От обследований он уставал больше, чем проводившие их врачи. У него выкачали, казалось, тонну крови и собрали с него все возможные кусочки.
Дня операции он ожидал без страха. И, когда врач однажды утром объявил, что этот день настал, он ощутил нечто вроде радости. Его победа приблизилась еще на шаг.
Хирург объяснил ему, что сразу устанавливать протез нельзя - сначала придется ампутировать кисть и подождать заживления культи. Парень не возражал. Он был готов ко всему - к ожиданию, к боли, к неудобствам, к изматывающим процедурам и формальностям. Ко всему, кроме поражения.
***
Следующие несколько дней после ампутации слились для него в один кашеобразный комок, слепленный из боли, отвращения к окружающему и торжества, пробивающего себе дорогу сквозь все наносы негатива. Из больницы его неохотно отпустили только через две недели. Врач прочел длинную лекцию о недопустимости спешки и правилах поведения. Заживление требовалось тщательно контролировать, до тех пор, пока ткани не восстановятся настолько, чтобы стала возможной установка аугметики. Снова ожидание, но теперь уже в новом качестве - с явным привкусом грядущей победы. И - почему-то - страха.
Так прошли новогодние каникулы. Наконец наступили холода, город завалило настоящим снегом. Старая жизнь осталась позади - сожженная вместе с правой кистью, как ненужный хлам.
Январь закончился, и парень впервые за долгое время решил прогуляться. Было ветрено, но солнце светило вовсю, и снег уже начинал превращаться в мутное месиво. Он шел по той самой аллее, где когда-то понял, к чему ему стоит стремиться. Мобильная кофейня по-прежнему стояла на своем месте, и он взял себе стаканчик горячего кофе. Вкус напитка с первым же глотком всколыхнул чувства - он вспомнил, что именно такой кофе пил в тот октябрьский день. И точно так же держал стаканчик в левой руке, в то время как правая сжимала зонт.
Сейчас зонта у него не было.
Он присел на высушенную солнцем скамейку и стал разглядывать прохожих. Мимо шли мамы в пальто и шубах, ведя за руку плотно укутанных карапузов. Мимо шли собачники - с наряженными в комбинезоны мопсами и уютными мастиффами. Мимо шли степенные мужчины в дорогих брюках и школьники в обсыпанных снегом куртках. Пробежал взлохмаченный парень с коробкой под мышкой. Проскользила на каблуках разряженная мадам в норке. Зевая, проплелся небритый мужичок, пахнув дешевым одеколоном и пивом...
И он вдруг понял, ощутил, осознал, какое огромное, космическое расстояние отделяет его от всех этих людей. То, что он долгое время считал само собой разумеющимся, теперь возникло перед ним в ином свете. Он вспомнил все свои желания, свои мечты, он осознал, какая бездна всего умещалась в его фантазиях. Он знал, что не успеет осуществить и сотой доли этих фантазий. И поэтому он вычленил из них одну, ключевую - ту, которая должна была дать ему возможность использовать время в своих целях.
Пустой стаканчик из-под кофе он принес с собой и поставил на стол. Глядя на него, он набрал номер врача и договорился о времени, когда сможет снова лечь в клинику для установки электронной кисти.
***
В течение суток после прошедшей операции он метался по палате, не находя себе места от ужаса. Лишь очередной укол дал ему возможность поспать несколько часов. Этот горячечный сон был переполнен кошмарами и смутным ощущением нависшей над ним опасности.
Утром стало легче. Проснувшись, он понял, что может воспринимать окружающее и в состоянии выйти из палаты.
Он знал, что шансы на успех невелики. Но эти мысли не мешали ему молча и сосредоточенно продолжать свое дело.
Пока что его электронная кисть закреплялась на запястье при помощи сложной сетчатой конструкции из пластика, которая обеспечивала возможность окончательного заживления раны и впоследствии позволяла подогнать искусственную часть вплотную к живой плоти. Присоединение планировалось реализовать при помощи нескольких слоев синтетической кожи различной плотности. Еще один слой планировалось проложить тканью, которая под воздействием слабого электрического тока могла приобретать жесткость. Вмонтированные в основание протеза электроды считывали ток, вырабатываемый живыми мускулами при сокращении, и передавали на микропроцессор. Тот, в свою очередь, преобразовывал эти сигналы и регулировал работу сложной системы электродвигателей, каждый из которых обеспечивал движение одной из десятков частей устройства. Расположенные на кончиках пальцев датчики, реагируя на прикосновения к объектам, позволяли воспроизводить относительно реалистичные ощущения.
Эта сложнейшая система была всего лишь прототипом того, что он собирался создать.
***
Первую декаду весны он отпраздновал, вознаградив себя бутылочкой изысканного виски. Электронный протез наконец-то встал на свое место, крепления плотно обхватывали запястье.
Вечер десятого марта выдался хмурым, с низкого неба сыпался мокрый снег, загоняя все живое в укрытия. Он сидел дома на полупустом балконе в старом, накрытом одеялом кресле, покачиваясь на расшатанных ножках. Бутылка виски стояла рядом, на дне стакана медленно таял колотый лед. Окна в доме напротив за плотной пеленой снега казались мутными огнями далеких маяков. Он смотрел вдаль и видел, как за этой снежной стеной живут и движутся те, кто, пройдя через трудности жизни, познал ее простоту. Он видел моряков, день за днем уходящих в суровое северное море - и видел их жен, каждый день навсегда прощавшихся с ними. Он видел стариков, что всю жизнь пасли овец на ветреных склонах потухших вулканов. Видел женщин, живущих в юртах за полярным кругом, и не плачущих лишь потому, что это не принято в их племени. Видел тех, для кого свет маяка был больше, чем путеводным огнем, - он был самой жизнью. Видел и старого смотрителя, что зажигал огонь на маяке - чтобы рыбаки могли найти путь домой, к своим женам. В его глазах отражались отблески тысяч огней, зажженных смотрителем.
- Я наверстаю, - шептал он, и бутылка нервно позвякивала о край стакана, - я познаю жизнь так, как познали ее вы...
Тихонько потрескивал лед.
- Я обещаю вам... - горячие губы нервно шевелились, не поспевая за горячечными мыслями. И среди них одна, как укол алмазной булавки, вонзилась в самую его суть, прожгла душу, проплавив все щиты и стены, обнажив уязвимое место.
Пустой стакан жалобно застонал под пальцами, металл противно скрипнул о стекло. Перед его глазами проносились обрывки прежних мечтаний, которые он смял и выбросил, сменяв их на козырного туза. Он всегда хотел большего - и это большее заслоняло от него ту сакральную наивность бытия, без которой нет и не могло быть жизни. Впервые его мозг был поражен сомнением, самым страшным, приходящим слишком поздно и дьявольски шепчущим в лицо... Выбор сделан - но правилен ли он?..
- Я еще успею все познать, - его голос звучал тихо и нетвердо, - я поставил на карту судьбу и выиграл вечность...
Чем дольше он шептал, тем больше разрастался страх внутри. Огни далеких маяков стремительно гасли.
- Я не найду свой путь домой?.. - полувопросительно, полу-утвердительно сказал он.
***
Утренний гамбургер аппетитно пах свежеподжаренным мясом. Толстая жирная котлета, небрежно уложенная между двумя булками, сочилась ароматом. Десяток луковых колец, прожаренных в кляре, сгрудились возле гамбургера. Это было лучшим, что могло предложить ему небольшое кафе.
Хрустящий кляр таял во рту. Он поймал себя на мысли, что сейчас, впервые за многие недели действительно наслаждается желанной пищей, а не пропускает ее сквозь себя как необходимую данность.
Желания - жестокая сила, которая способна сделать жизнь невыносимой, размышлял он.
Мечты... Фантазии, грезы, удивительные миры снов, единственное прибежище усталых душ. Иллюзии, химеры, воздушные замки. Призрачные идеалы, не имеющие права на контакт с реальностью.
Он прикрыл глаза. Сразу стало неуютно - будто все посетители кафе разом превратились в этаких злобных подонков с ножами, которые только и жаждут наброситься на беззащитного мечтателя. Вздрогнув, он крепче зажмурился и глубоко вздохнул.
Желания... Наши желания - наши страдания... кто же это сказал, черт...
- Молодой человек, подайте поднос, пожалуйста!
Он вынырнул из размышлений и поднял глаза. Над ним со стопкой посуды в руках нависла худенькая официанточка с бейджиком на плоской груди. Он протянул руку за своим пустым подносом.
- Возьмите.
Манжета на рукаве его рубашки расстегнулась, мелькнуло запястье. Серебристо блеснули сочленения, щелкнули, гул сервопривода потонул в общем шуме. Официанточка уронила тарелки на подставленный поднос.
Мозг. Разум. Смысл. Философская категория, мусолимая во все века и времена. Познать мозг, как утверждают некоторые ученые, до конца невозможно, ибо познавание предмета в данном случае идет через сам предмет и его посредством - в этом и парадокс, препятствующий изучению.
Пожалуй, познать можно что-либо, только отказавшись от этого. С этой точки зрения мозг также вряд ли возможно в принципе постичь. Без мозга еще ни один человек не выживал.
Он хмыкнул, застегнул манжету и провел языком по губам.
Ну, с этим утверждением в определенном смысле можно поспорить.
Человек не способен проводить часы в безделье, ничего не хотеть, ничем не интересоваться. Такие существа с точки зрения медицины патологичны. А вот животные с той же точки зрения - вполне нормальны. Отсутствие разума, да-да. Только вот вопрос, у кого разума больше - у животного, спокойно и естественно плывущего по жизни, или у человека, растрачивающего ее на миллионы тщетных, бесполезных и сиюминутных дел, каждое из которых в исторической канве не оставит после себя ни зазора?..
***
Вечером того же дня он поднялся на трубу котельной. Проведя несколько часов за столом, заваленным бумажными расчетами, формулами и деталями, он решил дать глазам отдых и проветрить застоявшиеся мысли. Что-то упорно грызло его изнутри, не позволяя получить привычное удовлетворение от работы. Но дело двигалось, и он задумал испробовать одно из своих новых изобретений.
Любое достижение должно быть соответствующим образом обставлено. Даже если это пир для одного героя.
К вечеру погода испортилась, от полуденного тепла не осталось и следа, с неба срывался мокроватый снег. Его рубашка под теплым пальто стала влажной от пота, но все тело била противная мелкая дрожь.
Дав себе несколько секунд передышки после подъема, он подобрался к прожектору и внимательно осмотрел его. Монстр, произведенный с полвека назад, был склепан на совесть. От железного чудовища тянулся не менее железный и куда более чудовищный кабель - несколько метров толстых жгутов, перекрученных и местами прихваченных рыжими от ржавчины скобами.
Отсоединить кабель оказалось непростым делом - он изо всех сил тянул на себя железный жгут, пока тот, со скрипом и неохотой, не выполз из гнезда. Прожектор погас. Он положил кабель на крышку и дал глазам время привыкнуть к слабому свету молодого месяца. Очертания гнезда еле-еле проступали в темноте. Он снял перчатки и прикоснулся к одному из латунных контактов, стараясь полностью сосредоточиться на своих действиях. В какой-то момент ему показалось, что все его существо, вся энергия плавно перетекли в правую руку и устремились в старый разъем. Блеснула желтоватая искра, рука дернулась. Он судорожно вздохнул и приказал себе немедленно успокоиться. Однако прошло несколько долгих минут, прежде чем дыхание выровнялось, а руки перестали дрожать.
Еще раз.
Искусственный палец вновь погладил латунь. На этот раз искра проскочила почти сразу. Он ждал ее, поэтому сумел справиться с собой и продолжил смотреть на прожектор. Зрение казалось слегка расфокусировавшимся, но ему почудилось, что он улавливает слабое розоватое свечение. Он не мог встать и взглянуть на прожектор спереди, но рассеивающее свет стекло явно приобретало алый оттенок.
Торжество, заполнившее его, было чистым. Это чувство не было затуманено болью или страхом. Только победа. Только ее неповторимый, с горчинкой, тонкий, терпкий, вересковый, как у хорошего виски, вкус.
Победа, которая не может быть разделенной. Торжество одинокого победителя. Триумф, не видный никому. Открытие, способное изменить мир... но отложенное в самый дальний ящик. Гений, о котором никто никогда не узнает.
Только вкус победы способен быть таким нестойким, зыбким, ускользающим.
Только он может быть рассеян за один взмах ресниц.
Только его способна уничтожить любая мелочь.
Дальше все пронеслось как на ускоренной перемотке. Вершина трубы, пуля в ладонь, ветер на спуске, ночная аптека, засыпающий дом...
Осознал он происходящее, только обнаружив себя стоящим перед дверью подъезда. До предпоследнего этажа он поднялся пешком, перевел дух, разглядывая подкрашенные стены. Возле одной из дверей стояла банка бычков, аккуратно прикрытая кусочком пластмассы. Другая дверь радовала глаз проеденной молью обивкой. Из дыр в старом дерматине торчали клочки желтой ваты. Третья дверь - простая, некрашеная, из светлого дерева, слегка заглянцованного прозрачным лаком. Перед дверью - смешной коврик с надписью 'Oh, shit! Not you again!'. Четвертая дверь - железная, черная, неприступная, с крошечным панорамным глазком и мощным блоком электронного замка.
Он облокотился о перила и стал прикидывать. Его взгляд задумчиво переходил с приветливой (несмотря на коврик) деревянной двери на крашеный металл черной. Только окна этих квартир могли выходить на трубу. Бастионная неподатливость черной двери душила на корню всякое желание постучать. Он усмехнулся и носком ботинка передвинул коврик к ней.
Электронный замок щетинился ребристой алюминиевой накладкой. Под прочным стальным корпусом - два, а то и три ригеля.
Он внимательно разглядывал устройство, прищурив глаза. Аккуратно, двумя пальцами взял банку с бычками, стараясь не дышать. Бычки полетели в мусоропровод.
Из ребристых подошв ботинок он выковырнул остатки полурастаявшего снега, побросал в банку. Отжал снеговую воду из волос, стряхнул капли с воротника - туда же. Поболтал банку, открыл распределительный щиток и выплеснул в него содержимое. В щитке затрещало, подъездный плафон заискрил и погас, раздался щелчок. Подсвечивая себе смартфоном, он вернулся к черной двери и потянул за ручку.
...Боитесь ли вы? Прячете ли что-то? Возможно, прятали - но перестали. Или устали бояться, оставив для своих тайн всего лишь видимость завесы. Хотите ли вы, чтобы ваши секреты были разгаданы? Я - хочу...
На кухне - полумрак, из окна струится мутная луна. Электрический чайник вскипает быстро и бесшумно. Чай - здесь же, на полочке, рядом с кружками. Все так просто и привычно, что не вызывает чувств - никаких, кроме спокойствия.
Она спит, укрывшись одеялом. Она любит пить фруктовый чай из кружки с котиками. Греть ладони, устроившись у зимнего окна. Читать чужие выдумки в романах и новостях. Она не любит, когда все хорошо - в этих случаях мир кажется ей фальшивкой, глянцевой бумагой, под которой яблоко давно сгнило. Она хранит в шкафу винтовку брата. Она спит и видит свои сны. Сны о том, как незнакомец приносит ей горячий чай.
***
Она проснулась, резко подскочив и сбросив одеяло. Крошечный плюшевый мишка свалился со спинки кровати и упал в подушку. Машинально подхватив игрушку, она сунула ноги в мягкие домашние чешки и побежала на кухню.
В окно било полуденное солнце, играя зайчиками на округлом пузе кружки. Нарисованные котики улыбались. Она потрогала чашку пальцем. Сухая. И чистая. Банка с чаем в шкафу казалась нетронутой, чайник со вчерашнего вечера стоит пустым. Со вчерашнего вечера...
Она бегом припустила обратно в спальню и распахнула шкаф. В магазине винтовки оставалось три патрона. Она вернула оружие на место. Покрепче стиснула плюшевого мишку, будто пытаясь найти в нем убежище от всех странностей мира.
А был ли четвертый патрон?
Она задавала себе этот вопрос, сооружая многоэтажный сэндвич с ветчиной и запихивая его в микроволновку. Этот вопрос крутился у нее в голове, мешая ощущать вкус. Этот проклятый вопрос не давал ей покоя, пока она чистила зубы, свербел в мозгу, когда она расчесывалась, назойливо въедался в мысли, не давая спокойно заняться уборкой.
Очередная экскурсия к старой котельной ничего не дала - кроме ржавого гвоздя, воткнувшегося в подошву ботинка. И укрепившегося ощущения, что произошедшее было сном.
Но патрон?..
Проклятый отсутствующий патрон-призрак мешал поверить в это простое и спокойное объяснение.
Вечер она провела в компании закатного неба и неизменного чая - на этот раз с молоком. Сидя на подоконнике, она сжимала кружку с чаем, не видя ни солнца, ни неба. Даже вездесущая труба воспринималась как нечто призрачное, нарисованное на тонкой пленке на стекле. Стоит содрать пленку - и труба исчезнет вместе с ней...
Она смотрела на то, что ненавидела и чего боялась, и весь остальной мир оставался за скобками, там же, где остался и некогда любимый фруктовый чай.
***
Из помутневшего зеркала он смотрел на себя. Пылинки на стекле, подсвеченные сбоку неярким бра, казались толстыми, объемными, основательными. Нетронутый слой пыли на зеркале, на мебели - везде, кроме его рабочего стола. Он вдруг поймал себя на том, что его собственные эмоции покрылись еще большим слоем пыли, как давно не использованный хрупкий сервиз.
Он только что закончил работу. Разорванные пулей провода заменены и перепаяны. Искусственные нервы не чувствуют боли - пластик не способен к восприятию. Необходимый уровень реагирования на внешние раздражители достигается за счет сложной системы микросхем и плат памяти. Этого достаточно для обеспечения адекватных ответов на сигналы среды.
Он тяжело навалился на стену. Усталость обрушилась резко, будто только и ждала удобного момента.
В холодильнике давно повесилась мышь. Поворошив пустые банки, он заказал пиццу. Деньги в бумажнике закономерно подходили к концу.
Звонок в дверь выдернул парня из размышлений. На пороге, против всяких ожиданий, стоял мужчина в летах. На обветренном лице уже начинали проступать морщины - 'солнечные лучики' вокруг глаз и две угрюмые складки по бокам носа. Большую плоскую коробку он торжественно держал перед собой обеими руками.
- Доброе утро, ваша пицца, - отрапортовал он и замер.
Доброе утро, ваше сиятельство...
Парень положил заранее отсчитанные деньги на коробку, принимая ее из рук разносчика. Тот ловко смахнул купюры в карман.
- Приятного аппетита, - пожелал он.
- Подождите, - слово вырвалось неожиданно и, казалось, напугало разносчика. Тот снова застыл в ожидании.
- Не хотите ли... - парень тщательно подбирал слова, - зайти? Поделюсь пиццей. Угощу. Погреетесь.
Курьер молчал.
- Скучно одному... - парень подумал и добавил: - завтракать.
- Вообще-то мне нельзя задерживаться, - отмер рассыльный.
- Бросьте, - парень хотел махнуть рукой, но в этом случае шикарная пицца оказалась бы размазанной по полу, - скажете - пробки.
Курьер мялся. Пицца восхитительно пахла и оттягивала парню руки своей тяжестью. Он отнес коробку на кухонный стол и вернулся в прихожую. Против всяких ожиданий, курьер уже успел снять ботинки.
- Я быстренько, - сообщил он зачем-то.
Рассыльный казался грузноватым для своих лет, и, плюхнувшись на кухонный табурет, занял почти все свободное пространство.
- Ты знаешь, у тебя тут симпатично, - сообщил он, пока парень резал пиццу и наливал чай, - один живешь?
- Один.
- А у меня вот жена, дети, - курьер зачавкал сочным куском, - жена, как водится, ворчунья, детишки - разбойники. Близняшки они. Пацан и девчонка. Для них и стараюсь, жена-то дома сидит.
Мужчина прихлебнул свежезаваренный чай.
- А ты, парень, чем занимаешься?
- Учусь, - он решил не вдаваться в подробности, - на электротехника.
- Ух ты, - восхитился курьер, - а я вот тоже отучился. Кандидат наук, можешь себе представить?
Рассыльный оказался на редкость болтливым. Он радостно поведал собеседнику сначала о своей учебе, потом о знакомстве с будущей женой, потом - снова об учебе ('эх, да мы ж тогда себя первооткрывателями чувствовали! За бутылочкой-то...'), перескочил на воспитание детей ('здесь главное - чтоб они твердую отцову руку знали ...') и под конец, с сожалением глядя на последний кусочек пиццы, откровенным полушепотом заявил:
- Ты знаешь, а я ведь их видел!
-Кого? - не сразу понял парень, начавший уже задремывать под мерный бубнеж.
- Ну, этих... - он наклонился чуть ближе, - о которых все говорят, но никто доказательств не находит. А у меня доказательство есть. Фото есть. Я его в надежном месте храню, чтоб не нашел никто, а то ты знаешь, как это делается... Раз - и нет человека. Я кандидатскую защищал - и то не намекнул, что материалом обладаю. И вот - степень есть, а удовольствия - нет. Неполные я данные предоставил, понимаешь? Потому и ушел оттуда - совесть загрызла. А институтик наш закрыли скоро, и года не прошло. С тех пор и мыкаюсь. Официально-то у меня степень кандидата философии, а на деле - я эниолог. Только такую науку не признают сегодня. Вот и меня не признали. Как видят тему диссертации, так под зад ногой сразу. Все ВУЗы обошел - толку ноль. Боятся, что начну студентам мозги промывать своей паранойей, - он усмехнулся - горько, цинично. - Пришлось устроиться курьером. Платят копейки, зато на тему диссертации не смотрят...
Он замолчал, помешивая чай ложечкой. Парень не знал, что ответить курьеру. Он вдруг ясно представил себе, как каждый день, после смены на ногах, этот мужчина приходит домой, к ворчливой жене и детям-двойняшкам, уединяется в своей комнате и достает из тайника фотографию. Единственное доказательство, которое могло бы, возможно, изменить всю его жизнь.
А может, и нет никакого доказательства. И этот мужчинка просто устал от своей беспросветной жизни неудачника, придумав себе утешение, поверив в свою исключительность.
- Я вам сочувствую, - деревянным голосом произнес парень.
- Да ладно, что уж там, - курьер снова улыбнулся и поднялся из-за стола, - спасибо за угощение, юноша. Добрый ты. Кстати, меня Пётр зовут. Ты знаешь, это ведь значит 'камень', как в Библии сказано. Такой вот камень, ты знаешь...
***
Казалось, она давно забыла, что такое спокойный, блаженный сон по утрам. Хотя всего лишь второй день подряд нервно подскакивала на кровати, таращась еще плохо видящими глазами в стену напротив.
В том, что тот парень придет снова, она не сомневалась. Он свое дело не окончил.
И, когда он вернется, у нее будет всего одна попытка.
Ей вдруг вспомнилась парочка шутеров, в которые она играла лет семь назад. В них она редко пользовалась снайперкой, предпочитая скорострельные бластеры и автоматы с вместительным магазином.
Теперь пора научиться снайперить. Прыгать по крышам, залегать в удобных точках, становиться невидимой...
Ее потрескавшиеся губы искривила горькая улыбка.
Уж это-то я умею.
На мониторе засветилась знакомая заставка игры. Ничего не изменилось. Сервер работал. Самая дешевая и притом самая точная снайперка по-прежнему была доступна. 'Муха'. Компьютерная модель настоящей Steyr Scout, с зумом, имитирующим прицел. Играя с ней, следует целиться исключительно в голову - только 'хэдшот' обеспечивает стопроцентную гибель противника.
То, что нужно.
***
Что-то изменилось. Он понял это, проснувшись поздно вечером. Измученный организм потребовал почти двадцатичасового сна.
Непостижимым образом цвета вокруг стали насыщеннее, плотнее, гуще. Предметы казались объемнее, устойчивее, капитальней, пространство обрело нескончаемую глубину. Поднявшись на ту трубу - в невероятно далеком прошлом, задолго до первых динозавров, - он словно спустился в уже иной мир, где вещи стали чуть-чуть четче, обретя смысл. Смысл. Нечто неосязаемое и невидимое, но способное влиять на цвета, звуки, запахи, на ту интенсивность, с которой жизнь вливается в рассудок.
Он размышлял об этом, попивая пустой чай. На коробке с чаем был нарисован толстый индийский слон. Он вдруг подумал о Шри-Ланке, об Индии и о величественных слонах, гордо несущих на серых спинах сборщиков чая. На получаемые от врача деньги он мог бы слетать в Индию, похлопать гигантов по морщинистой коже, помять руками чайные листы. Он усмехнулся. Какая странная мысль. Зачем мне лететь в Индию, если вся моя жизнь - здесь?..
Он зачем-то погладил нарисованного слона левой рукой. Потом правой, сравнивая ощущения. Двигать пальцами все еще было больно.
Реальность похожа на шершавую коробку с нарисованными слонами, думал он. Все нарисованные слоны пахнут одинаково - типографской краской. Между мной и слонами -пропасть картонного листа. И все, что остается, - гладить их несовершенными пальцами, получая в ответ лишь слабое подобие касаний. И боль, от которой никуда не деться. Боль, которую приходится менять на касания искусственных слонов.
Слоны сегодняшней реальности все же казались немного более живыми. Он вернулся в комнату и заставил себя сесть за стол. Предстояло много работы.
Время потекло мягко и медленно, как жирные сливки. Несколько раз он ловил себя на том, что сидит, уставившись в очередную деталь, а мысли в этот момент витают где-то в пространстве.
Он ждал, когда закончится ночь. И ждал, когда закончится его работа. Процесс, пришло ему в голову. Бессмертный 'Процесс' Франца Кафки.
К утру внутри прочно поселилась грызущая тревога. Пытаясь справиться с ней, он набрал номер врача и договорился об очередной встрече.
До клиники он добирался почти час, размышляя о событиях последних дней. Девчонка, которую он встретил в той квартире, не показалась ему красивой. Слишком круглые щеки, слишком курносый нос. Субтильная фигурка, которая больше подошла бы школьнице. Он не думал о том, кто она и почему живет одна. Откуда у нее винтовка и зачем она решила стрелять. Девчонка с круглыми щеками воспринималась им с одной-единственной позиции. Как будто он смотрел на нее сквозь маленькую дырочку и видел только крошечный кусочек кожи.
Она знала о его намерениях.
Конечно, доктор тоже знал о них, в какой-то степени. Он прекрасно ориентировался в потенциальных сферах применения готовых изделий, в коммерческой ценности продукта и возможной успешности его продвижения. Не знал предприимчивый врач лишь настоящей цели проекта. Тех внутренних побуждений молодого испытателя, которые определяли весь ход работы. А вот девчонка знала. И это делало ее единственно ценной.
Иллюзорный образ спящей девушки прочно поселился в воображении. Сопровождаемый этим образом, он вошел в просторный холл клиники. Доктор появился через мгновение. В нескольких словах парень рассказал врачу, что произошло, умолчав о пуле - ее заменил вымышленный 'железный прут', на который парень якобы напоролся рукой. Он кратко и емко описал сделанные наблюдения, подчеркнув, что существенная автономность отдельных частей конструкции значительно повышает шансы на работоспособность искусственной кисти даже при обширных повреждениях.
Врач слушал молча, внимательно, изредка кивая головой и делая пометки в блокноте. К концу рассказа он явно сделал для себя кое-какие далеко идущие выводы, подсчитал выгоды от экономии на новых деталях и сокращение затрат на снятие-установку. Под конец врач с некоторым колебанием пожал протянутую ему искусственную кисть и скрылся, пообещав перевести деньги в течение дня.
Вся беседа заняла от силы десять минут. Отогревшись в холле, парень решил прогуляться. И сразу же пожалел об этом решении, едва выйдя на отполированную льдом улицу. Солнца видно не было, зато ветер набрал силу и ежеминутно срывал с головы капюшон. Он прибавил шагу, желание совершить неторопливую прогулку куда-то подевалось.
Влетев в метро, он перевел дыхание и спустился в чрево подземки. Основной людской поток схлынул. Он отошел подальше, к тупиковой стене платформы. Потрескавшаяся фреска в обрамлении разноцветных граффити украшала обширную поверхность. С грохотом прибыл и унесся дальше поезд, всосав в себя часть людей с платформы и выплюнув взамен точно таких же. Он вдруг понял, что стоит перед тупиком. Как ни ярко была размалевана стена перед ним, эти картинки не могли скрыть ее убогости. И тупиковости.
Стянув перчатки, он опустил правую руку в карман. Холодные пальцы встретили чуть более теплое касание металла. Там, в глубине тканевого мешочка, лежал и грелся маленький, сплюснутый и поцарапанный цилиндрик весом не более десяти граммов.
Он вынул из кармана пулю, повертел в пальцах. Неожиданно пришло четкое понимание разделенности между ним и его искусственной кистью. Это почти совершенное достижение миоэлектроники принадлежало больше пуле, чем ему. Электронные цепи и холодные механические фаланги стремились к нагретому теплом тела свинцу. А нейронные цепочки и электрические последовательности в его живом мозгу тянулись к курносой девушке.
***
Весну - настоящую, с капелью и пением синиц - она встретила уверенным первым местом в списке игроков. Тяжелые стальные щеколды были давно куплены и установлены. Запасы чая и молока регулярно пополнялись.
Прожектор исправно включался каждую ночь и горел до утра. Сидя перед компьютером, она постоянно держала в поле зрения его громадный алый глаз.
Время от времени она играла в онлайн-лотерею, и ей удалось сорвать несколько выигрышей. Они воспринимались без энтузиазма - как будто эти деньги выиграл кто-то другой, за которым она просто спокойно наблюдала, не радуясь и не завидуя его удаче. Она жила ожиданием эфемерного события, не зная до конца, была ли его предпосылка реальностью. Событие обязательно должно было произойти - иначе вся ее жизнь теряла смысл.
Сколько времени еще ждать, она не знала. Однако была твердо уверена, что ожидание не напрасно, и эта уверенность наполняла ее дни особенным привкусом значимости. То, что я делаю, принесет свои плоды, думала она, мигрируя между столом и кроватью. Мысль о вкусе и пользе этих плодов никогда не приходила в ее голову.
Проживая день за днем наедине с собой, она уносилась фантазиями в неведомый дом, где темноволосый парень усердно трудился над превращением себя в киборга. Она представляла себе все сложности стоявшей перед ним задачи и изобретала хитрые решения, читая статьи по нейрокибернетике. Она рисовала его историю так, как ей хотелось.
***
Единственной живой частью меня остался мой мозг.
Он повторял это с нескрываемым наслаждением, снова и снова смакуя фразу, пробуя на язык каждый слог. На него было страшно смотреть - составленный из электронных частей, формой и функциями походивших на человеческие, он, тем не менее, провел жирную черту между собой и людьми. Тщательно, филигранно выточенная маска из легкого сплава была создана по слепку его реального профиля. Искусственные глаза - высочайшее достижение кибероптики. Он не стал делать их сам, воспользовавшись уже разработанной моделью известной корпорации. Свои деньги он воспринимал исключительно как средство усовершенствования бесчисленной аугметики. Он уже не проводил часы над заваленным деталями столом, предпочитая заказывать готовые компоненты. Работа безнадежно потеряла свой вкус и азарт. Смутные тени прошлого окутывали его беззащитный мозг, упакованный в пластиковые захваты и обмотанный сотнями искусственных нейрокабелей.
Центральный процессор был готов. Небольшая сфера, в кошмарах своего создателя раздувавшаяся до немыслимых размеров, охватывая всю вселенную, разрастаясь и поглощая все на своем пути.
Архитектура процессора была тщательно продумана. В самообучающуюся систему заложена превалирующая способность к практическому и безупречно логичному мышлению. Молодой изобретатель добавил в систему параметры, позволяющие в строго заданных ситуациях делать заранее определенный выбор. Выбор соответствовал его реальным привычкам. Будучи всего лишь иллюзией, выбор, тем не менее, позволял придерживаться привычного стиля жизни, сохраняя, насколько это возможно, личность. Собственно, весь перенос личности в компьютерную матрицу решался созданием разветвленной системы псевдо-выборов и логических ответов типа 'да-нет', которые легко было передать в простейшем двоичном коде. Решение оказалось неожиданно легким. И гораздо меньше времени ушло на нахождение этого решения, что было ему на руку. Его тревога росла, несмотря на стену, отгородившую эту тревогу от попыток ее осознать и осмыслить. И сама стена с каждым прошедшим днем становилась прочнее и толще.
Со временем он оставил тщетные попытки разрушить стену, осознав их бессмысленность для своей задачи. Вместо этого он гнал разработку вперед, уверяя себя, что запуск процессора навсегда решит все проблемы и устранит все сомнения.
Он не испытывал любви к своим изобретениям. Отстраненно гордясь ими, он даже не ощущал их принадлежащими себе. Разум подсказывал ему, однако, не торопиться с передачей всех материалов врачу. Позже, когда центральный процессор займет свое место, хирург получит все необходимые данные - или почти все. Обременительное сотрудничество окончится, и у парня появится время воплощать в жизнь свои мечты. Он уже составил список, пронумеровав мечты в нем в порядке от наиболее важной к наименее.
Он торопился завершить работу, покончить с ней, как с постылой обязанностью. Но было еще кое-что, подталкивающее его вперед - именно это и позволило ему довести дело до конца, не бросив на полпути. Он торопился завершить то, что делал для курносой девушки.
Расчеты были совершенны. Проверив в тысячный раз теоретические выкладки, он вдруг понял, что не внес никаких изменений. Улучшать больше было нечего. Критерии выбора определены, факторы риска устранены, список мечтаний составлен. Для возможных проблем продуманы и запрограммированы четкие решения. И сам физический носитель всех этих выкладок - вот он, рядом, в привычном уже стеклянном кубе. Микросхема, гордо сверкающая золотыми проводниками на контактных площадках корпуса. Сотни тысяч транзисторов. Теплоотвод кристалла новейшей разработки от крупной зарубежной компании. Не хватает только крышки микросхемы.
Он открыл не запаянный стеклянный куб и поместил пулю рядом со схемой.
***
Воплощать свои мечты было намного проще здесь, в уюте прогретой квартиры. Реальность отодвинулась куда-то вдаль, мир вокруг превратился в картинку на мониторе. У картинки были цвета и формы; предметы на ней, хоть и плоские, старательно создавали себе иллюзию объема. Картинка была озвучена и предлагала даже запахи и вкусы. Но все это как будто бы со временем стиралось - словно подходил к концу запас чернил в картридже принтера, печатавшего всю эту реальность.
Год пролетел мимо нее незаметно, как пролетает за окном пчела. Она не думала о нем как о потерянном впустую. Отбросив такие мысли, она установила в своей душе хрупкое равновесие и прикладывала много сил для его сохранения.
С приходом зимы стало легче. Вечерами, в свете оранжевых газовых фонарей, все вокруг приобретало сказочный оттенок, и побелевшие деревья казались сонными пришельцами иного мира.
Одним из таких вечеров она не спеша шла по обочине дороги, грызла сухарики и смотрела под ноги. Изредка останавливалась, чтобы притронуться к заснеженной ветке. Снег, как и положено, был холодным, а древесная кора - шершавой. Но это были всего лишь знания о фактах, а не ощущения. Даже прямой контакт с реальным миром не давал ей ничего - кроме мысленной пометки о том, что надо бы купить перчатки потеплее.
Она чувствовала холод, пробиравшийся под куртку. Кожные рецепторы послушно регистрировали понижение температуры и исправно посылали сигналы в мозг. Синаптические связи анализировали поступившую информацию и вырабатывали ответы, генерируя решения. Ей оставалось только следовать этим решениям.
***
Он представлял себе этот момент тысячи раз - за прошедшие тысячи лет. Он вспоминал свой первый и пока единственный подъем сюда. Тот подъем был единственным до этого момента. С того мига, как его ноги снова коснулись кирпичной кладки, момент из прошлого утратил свою исключительность. Но не потерял главного.
Он по-прежнему оставался хоть и не единственным, но первым.
Он понял, как ошибался в своих представлениях об этой секунде. Он строил предположения и фантазировал, исходя из уже испытанных ощущений - тех, что были с ним до прошедшей неделю назад финальной операции.
Здесь не было ветра. Здесь не ощущался холод. Кирпич, раскрошившийся за это время еще больше, перестал быть шершавым. На площадке древней трубы царил точно такой же вакуум, как и в окружающем ее мире. Как и везде, куда он приходил.
Он приносил эту пустоту с собой. Она была заключена в его новом, совершенном во всех отношениях теле. Пустота сочилась из герметичной сферы в центре черепной коробки, легко преодолевая эту герметичность. Струилась вдоль кабелей, чьи толстые тела, как черви, присосались к сфере. Стекала по волокнам искусственных сухожилий.
Его тело, перегруженное этой пустотой, было совершенным. Он не болел, не чувствовал холода, не хотел есть. Его не пугала даже смерть, этот вечный спутник человека. Ничто больше не пугало, не возмущало, не удивляло и не радовало его. Он четко следовал своему плану, набросанному ранее на листке бумаги. Он должен был его выполнять, осуществляя свой список мечтаний и ставя галочки перед каждым пунктом.
Количество галочек множилось. Они были единственным результатом воплощения некогда желанных мечтаний.
Он больше не был просто человеком, со своими смешными желаниями, глупыми смыслами, нелепыми иллюзиями и бестолковыми переживаниями. Его новое существование не было простой противоположностью прежней жизни - оно было фактором, полностью ее исключающим. И его безупречный мозг выстроил лишь одно логическое решение этой контрадикторности.
Прожектор по-прежнему ало светился. Он будет светиться, когда труба рухнет грудой камней. Он не погаснет, когда город вокруг вымрет. Его красный глаз будет взирать на опустевший мир сотни миллионов лет и сольется в предсмертной агонии с постаревшим солнцем.
Ложный путь, думал он, прислоняясь к прожектору. Плавящееся алым стекло наверняка было горячим. А, может быть, и ледяным. Сквозь ненужное пальто и рубашку его спина не ощущала ничего, кроме легкого прикосновения. Он знал, что сможет простоять так сколь угодно долго. Ему некуда было идти. Он принес свой подарок курносой девчонке - там, в разноцветье горящих окон, она где-то сидит с биноклем в руках. И он ждал - медленно засыпаемый снегом.
Он видел, как гаснут окна - одно за другим. Он слышал, как все плотнее ложится на город тишина.
Он ощутил, как что-то ткнулось в череп. Еще успели сработать чувствительные датчики, еще реагировали моторы, когда сквозь тонкий фигурный металл, сквозь сферу к выточенной крышке микросхемы прорвалась его единственно возможная смерть.
Он упал. Грохнулся на выщербленный камень, тяжело, грубо, ударяясь всем телом, царапая полированную маску. Разрушенный процессор выплюнул последний обрывок псевдо-мысли.
Я был первым... но, возможно, не един...
***
Так же спокойно она отложила винтовку. Закрыла окно, повернула ручку. Аккуратно убрала оружие в шкаф. Заперла дверцу на ключик.
Хэдшот.
С полочки на кухне она сняла банку фруктового чая. Засушенные кусочки вперемешку со скрученными листьями всплыли в кипятке.
Теперь она знала, что все произошедшее в ту далекую ночь случилось на самом деле. Четвертый патрон никогда не был призраком. Равно как и тот, чьей частью он стал.
Кружка вместе с ней устроилась перед монитором. Нарисованные котики внимательно смотрели зелеными глазами. Котики сегодняшней реальности...
Перед ней расстилалось пространство и время. Ее будущее приобретало бесконечность, утеряв смысл. Ее прошлое и настоящее заслонялись крикливыми заголовками интернет-страниц.
'Опубликовано доказательство существования внеземной жизни! Кандидат наук, философ и естествоиспытатель Петр...'
Дальше она читать не стала. Взгляд перескочил ниже.
'Сенсационная разработка ученых с мировым именем! Технология, исцеляющая ВСЁ!'
Слабый проблеск интереса вяло шевельнулся внутри. Она щелкнула мышью, открывая вкладку. В глаза бросились первые строчки.
'Кто сказал, что роботом быть плохо?..'
 
Полная версия здесь: http://samlib.ru/editors/s/sitnikowa_l_g/kafkasmolokomver101.shtml
Оригинал: http://liosta.ru/kafka-s-molokom/
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"