Аннотация: Последние жестокие схватки в горах Кавказа. Впереди - много трудностей, крови и пота. Но война - заканчивается...
- Стой! Хто идёт? - в темноте, окрик - как выстрел...
У погасшего костра поднимаются сразу несколько всколоченных голов. Тихо звякает железо. Щелчок взводимого курка.
- Не взводи, раньше дела! - хрипло, вполголоса говорит кто-то.
- Стой, бисова душа, пока не рассадил, там - и стой! - кричит часовой...
Со стороны тёмного, почти, чёрного леса идут несколько человек.
В фортеции, от плетёнки под камышовой крышей отделяются несколько тёмных фигур, идут в сторону вышки. Кто-то грузно и мягко, прыгает с вышки, поленившись, видимо, нащупывать в темноте перекладины лестницы.
- А ну, огня! - властный голос - Ефим, ты шо слез? Швыдче, на гору! Шо, армян не бачил? Та дывысь не сюды, на поляну дывысь! -
Это Горбенко, сотник. С вечера, заехал на пост, ночевать решил. Правильно, до Адагумского отсюда версты три, но ночью ехать - не стоит. Так он сам сказал. Хоть и устал сотник - но не спал, всё ждал что-то. Даже коня не расседлал, только удила чуть ослабил. Только задремал - на, тебе...
Костёр разгорается и освещает всю площадку поста - камышовый навес, коновязь. Площадка окружена плетёным фашинником, забитым землёй. Под вышкой - двухфунтовый фальконет, рядом - дымится верёвочный смоляной трут. Кто-то подкидывает ещё охапку хвороста, смешанного с камышом. В свет входят двое - немолодые, в длинных свитках, высокие барашковые шапки. За ними - ещё один, невысокий, похожий на черкеса.
- Горбенко-джан! Здравствуй, дарагой! - нараспев, немного заискивающе - Ти сам здесь? Вот ми рады!
- Всё лето не ходили, зараз шо треба? - Горбенко не очень, видно, рад пришедшим, но пожимает протянутые руки.
- Генерал Бабыч пришли, говорить хотим...-
- Видно, зовсим допекли вас натухайцы? -
Казаки окружают пришельцев. Хоть и ночь, а всё равно, здесь любой, кто с миром пришёл - предмет любопытства. ...
Пришедшие отвечают, иногда оглядываются на лес, на краю поляны, на темнеющие за ним щетинистые холмы, приветствуют казаков, заговаривают с ними. Тот, которого называют Сейраном - обещает что-то, шутит...
Никто не обращает внимания на третьего, одетого по-черкесски, в истрепанных кожаных ноговицах, на поясе - черкесский кинжал и кремнёвый пистолет, за спиной - курджин. Голова бритая, лица за щетиной - не видно.
На востоке, над невысокими горами - светлеет. Уже виден свежепорубленный лес, пни и поваленые деревья, по краю поляны. Казаки и солдаты две недели, под прикрытием пушек, продвигаются всё дальше и дальше, от устья Неберджая к Богаго. Позади три версты просеки, а конца-краю ей - не видно. Но рубить - надо. В плавнях -нет корма для лошадей, косить можно только на полянах. А вот, к полянам-то - и не подберешься. На покос - с пушкой, ходят теперь.
Казаки одеты в, когда-то синие, теперь выцветшие - свитки. На поясе у каждого - тесак. За спиной - ружья.
Раскуривается сразу несколько трубок, подносят уголёк сотнику.
Около сотника - пожилой урядник, старшой над командой поста. По виду ничем от казаков не отличается, но вместо тесака - на ременной перевязи висит короткая кабардинская шашка. Иногда хитро посматривает на Горбенко.
- Так ты их ждал-то? - не выдержав, спрашивает.
- А це, не нашего ума дело, -
отрезает Горбенко,
- скильки раз говорю тебе, не лезь, куды не треба! -
потом, мягче...
- та я и сам не знаю ничого, Остап Игнатич, там есть, кому решать...
Остап Игнатич виновато молчит.
- Шо, рты раззявили? Мыколай, зараз вже светло буде, швыдче седлай трёх коней, свою - то же седлай, з нами поидешь. Скидан, бери ещё пятерых и, птицей, до края просеки. Там заховайтесь, осмотритесь и ждите, як мы проидемо - обратно. Колы шо - сами знаете...
Казаки, без суеты, спешно, бросаются выполнять приказание.
- Остап Игнатич, ты смотри здесь.... Сего дня - лес, снова, рубать будут, пошли казаков до Неберджайской поляны, нехай посмотрят всё.
Сделав распоряжения, сотник умолкает и присаживается на седло.
- Танцюра, трясця твоей матери, говорил же, не взводи без дела!
Теперь Остап Игнатич - в своей тарелке. Теперь он не помнит недавнего конфуза перед сотником. Теперь он - царь и бог в фортеции.
С удовольствием распекает молодого долговязого казака, который с недоумением глядит на свой пистолет.
- А если б ногу прострелил?... Га?...А если...
От вышки, густым басом:
- Та, важно то, щоб жеребятню не отстрелил!
Пост гремит смехом...
Танцюра, потерявшись совсем, принимается, зачем- то, раздувать костёр. Остап Игнатич теперь снова должен искать применение своей старательности - сотник же, ещё на заставе!
Кони - готовы. Горбенко, не касаясь стремени, взлетает в седло. Армяне, кряхтя, но - сноровисто, усаживаются. Их спутник, погладив шёлковую морду кобылки, не спеша, по-черкесски, садится, пригнувшись, укорачивает стремя.
Мыкола уже гарцует за фортецией, красуясь.... Знает свою лихость!... У него серебряный рубль - за джигитовку.
Через пять минут, всадники уже скрываются за поворотом просеки.
Вскоре, оттуда появляются казаки, во главе со Скиданом. Подходят.