-Герр Штрувве, герр Штрувве, я йожика нашёл! - маленький белокурый мальчик подбежал к старому преподавателю, сидевшему на скамейке.
Герр Ганс Штрувве, дваждый кавалер Стального Креста, ветеран боёв за Нижний Новгород и Москву, потрепал сорванца по голове, посмотрел на недовольно ворчащее и колючее чудо у него на руках и сказал: -Ванья, мальчик мой, надо говорить "игль", а не "игель". А сейчас отпусти герра Игля по его делам.
-Хорошо, до свидания, герр Ёжик! - мальчик отпустил ежика в траву и тот, сопя, скрылся в зарослях кустарника, росшего неподалёку.
-Герр Штрувве, а правда, что вы прошли всю войну? От Берлина до Урала?! - в глазах Вани было любопытство, смешанное с обожанием. Что ни говори, а их учитель природоведенья был самым лучшим, самым-самым учителем!
-Не совсем так, мой мальчик. Меня ранили в грудь при штурме Кремля, и я был отправлен в отставку по состоянию здоровья.
-Но вы ведь видели, как разбомбили поезд со Сталиным?! - не унимался Ваня. Другие дети, игравшие неподалёку тоже стали прислушиваться.
-Я вмжу ты увлекаешься историей, Ванья. Не волнуйся, вам обо всём раскажут в школе. И о Волгоградском процессе над врагами фашизма, где судили Жукова и Берию, и про то, как немецкие и японские войска соедининились у Уральских гор...
-А правда, что негры вымерли?.. А правда, что евреев больше не осталось?.. А правда, что дедушку Гитлера отравили враги Рейха?!.. - загалдели вокруг старого учителя белокурые и голубоглазые дети.
Герр Штрувве встал и, прокашлившись, сказал: -Дети, сегодня вас примут в Дошкольные Народные Дружины. Мы пойдём на экскурсию...
-В КРЕМАТОРИЙ!!! Смотреть на Вечный огонь Освенцима! - радостно закричала ребятня, повалив к выходу детсадовской площадки.
Только один черноволосый и смуглый Карэл остался стоять неподалёку от воспитателя.
-Почему ты не со всеми, Карэл? - спросил герр Штрувве.
-Они называют меня евреем и не хотят дружиться. А я не еврей, я венгр! - обиженно выпалил смуглый мальчик.
-Да, Карэл, это большая разница. Венгры - наша братская нация, - преподаватель повернулся к убегающей детворе и окрикнул: -Ребята, а ну-ка возьмите с собой Карэла. И не обижайте его! Он ваш друг.
Детишки с радостными криками подбежали к маленькому венгру и, обступив его, подхватили на руки и понесли к выходу с криками: - В крематорий!!! Тебе там точно понравится, Карэл!..
Мир второй:
-Эй вы, трое, стойте! Рустам, Вано, обходите их по бокам! Если что, дубинками по морде! - четверо московских милиционеров окружили трёх бледнокожих русоволосых парней в замызганной рабочей одежде.
-Понаехало тут беложопых! Торгаши долбанные, в своей Сибири вам не сидится! Гога, ну-ка обыщи их! - самый главный, с лычками старшего лейтенанта, горбоносый красавец-грузин подтолкнул задержанных к стене.
Младший лейтенант Гогия, коренной москвич в четвёртом поколении, стал быстро обыскивать сибиряков. Нашлись документы и временная прописка.
-Надо же, с пропиской. Работать приехали. Вас, русских, в Москве больше нас скоро станет. Как на рынок не придёшь, куда ни плюнь - беложопый торгаш стоит! Блинами да матрёшками торгует! Всех бы вас там перестрелял!
-Ты что, Гога, там нельзя - там же заповедник! - заржали остальные милиционеры.
-А фамилия вон у того Иванов! Тьфу ты, чурка некавказская! Нет бы как нормальных людей звали. Георгадзе, к примеру! - это Вано, тоже коренной москвич, потомок грузинских князей.
Сибиряки молчали. Если что вякнешь, да не по-грузински или не по-армянски, удар дубинкой по спине обеспечен.
-Ничего, наш мэр Лужкян вас прижмёт! Всех русских из Москвы выгонит! Половина мафии и преступников из таких же бомжей, как вы! - на этот раз заговорил Рустам. Что ни говори, но он был татарином, а татары хоть и братский народ кавказцам, а коренным москвичём он себя назвать не мог. Рожей не вышел.
-У них деньги есть! Ух ты! - винца попьём, шашлычка похаваем! - Гогия вытащил из пояса старшего русского мятую пачку "тэньгов".
Милиционеры раздали несколько ударов дубинками и, бросив избитых русских у стены, пошли патрулировать дальше.
Мир третий:
Яркий свет настольной лампы бил в лицо. Следователь КГБ был неумолим: -Значит, вы, товарищ Петров, отрицаете, что набрали в окошке сетевого проводника "Прожектор коммунизма 5.0." комунального вычислителя "Ильич ВК" строчку "ВП.БелыйДом.США"?
-Да я, товарищ следователь, к вычислителю вообще не подходил. Я не программный писатель! Поверьте, я простой писатель. Пишу для "Пионерской правды"!
-Не отпирайтесь! Нам известно, что в вашей коммуналке необходимая квалификация для работы с клавиатурой есть только у вас! Ваши действия можно рассматривать как шпионаж. Тем более, что в вашем комнатном терминале нашли чип "Энвида Сила Притяжения 2" капиталистического производства. Поддерживаете буржуазию, гражданин Петров? Вы знаете, что вас ожидает за такие действия?
Петров ещё некоторое время отпирался и вывёртывался, пытаясь откреститься от новых и новых грехов, которые один за другим выдавал следователь, но после нескольких вполне прозрачных намёков на суровость справедливой кары, которой он будет подвергнут, сломили его окончательно.
-Что вы от меня хотите? Я... я, как понимаю, должен что-то подписать? - неуверенно-заискивающим голосом пролепетал измученный и уже почти ослепший писатель.
-А вы догадливы, товарищ Петров. Сразу видно, что из интеллегенции. Нас, собственно, интересуете не вы, а ваш сосед, гражданин Самойлов Натан Павлович. Если вы пойдёте нам на встречу и подпишите вот эти свидетельские показания, то мы вас отпустим, - следователь фальшиво-ободряюще улыбнулся.
Петров бегло пробежал взглядом предложенную бумагу и подписался. Милиционер, до этого стоявший у него за спиной, по приказу следователя проводил его до выхода из здания. Оставшись один, Петров сел прямо на холодный асфальт. Ноги не держали его, навалилась аппатия и усталость, будто он весь день работал на лесоповале.
Петров прекрасно понимал, что то, что он подписал, могло вырыть могилу не только его соседу, но и ему самому. "Почему знали, но сразу не донесли? Пособничали?" - сообщала воображаемая рожа следователя. Поднявщись, писатель пошёл к своему старенькому "Фольксвагену", припаркованному рядом со зданием.
Снова мир первый:
Он стоял как живой. Могучий воин саванн с ассегаем в руке, при огромном щите из буйволиной кожи, украшенной иглами дикообраза. Дети даже сначала испугались, но добрая гидесса, водившая их по залам крематория, объяснила, что это всего лишь чучело негра. Рядом стояло тоже стояло чучело, в чёрной странной одежде, с косичками, выбивавшимися из-под круглой шляпы.
Детишки стали толкать Карэла в бок "это твой дедушка". Гидесса рассказывала про народы, исчезнувшие с лица земли в результате мудрой политике рейха, про ядерные полигоны в Африке и про вечный огонь Освенцима, освещающий путь в светлое арийское завтра. Ваня остановился перед чучелом здоровенного бородатого мужика с вилами в руках. Надпись на постаменте гласила "Последний русский партизан. Пойман в московской области в 1954 году."
Потом их повели к газовым камерам. Несколько мальчиков под шушуканье и смешки девочек схватили Карэла под руки и затолкнули в газовую камеру, захлопнув люк. Он безуспешно попытался выбраться наружу, но люк держали крепко. Снаружи раздавались ругательства в его адрес. Карел заплакал от обиды и поднял невидящие глаза к закопчённому потолку. Там чем-то острым было нацарапано "Выходи через трубу". Надпись была сделана по-неметски. Даже здесь, похоже, измывательства не прекращались.
Карэл вдруг подумал, а как было бы хорошо, если бы ничего этого не было. Если бы европейцы победили фашизм, если бы те же русские собрали свои конные орды и обрушились на Германию, то остались бы и негры, и евреи, и русские. Но эта мысль была настолько дикой - чтобы нищие и необразованные русские победили стальной каток вермахта! - что Карэл рассмеялся, и его тело мелко затряслось. Он давился этим нервным смехом, скрючившись в просторном чреве газовой камеры.
Люк открылся. Туда сунулось сразу несколько белокурых голов. Его подхватили и выволокли наружу. Герда, соседка Карэла по парте, наклонилась над ним: -Карэл, ты чего? Мы же пошутили! Мы тебя любим. Ну герр Штрувве, скажите ему! Мы не нарочно...
Карэл перестал смеяться и серьёзно посмотрел на герра Штрувве, так же склонившегося над ним: -А русские могли победить в той войне?
-Нет, мой мальчик. Они были очень храбрыми, но этого так мало для победы...
Снова мир второй:
Николай вошёл в квартиру и устало преслонился к стене в прихожей. В комнате работал телевизор - похоже, жена смотрела любимое ток-шоу "Принцип дастархана". Когда он проходил на кухню, Татьяна, понявшая всё с одного взгляда, зло проворчала: "Опять джигиты?!"
-Они, уроды. Ещё и Петьке с Андрюхой досталось, - подтвердил Николай. Менты, отнимавшие последние гроши, в его жизни были делом обычным.
-Чебуреки в холодильнике. И помойся перед сном, - угрюмая Татьяна вернулась к экрану ТВ, где ведущий скакал козлом перед седыми старейшинами какого-то ЖК.
Открыв холодильник, Николай взял с верхней полки сочащуюся маслом ачму, пару чебуреков с кахетинским сыром и, подумав, взял с дверцы початую бутылку кингзмараули тбилиского разлива. Опрокинув бутылку, он некоторое время жадно глотал опостылевшее пойло, потом механически стал жевать холодный чебурек.
Как же он сокучился по родной еде. По блинам, пшённой каше, борщу. По водке, наконец. Хотелось назад, за Урал, где его родной город, родная земля. Но там шла война. Православные фундаменталисты взрывали школы, брали заложников. Там нельзя было найти работу и целые дома.
Поэтому он и приехал с семьёй в Москву. Но и тут было трудно. Оборачивались на улицах. Им же не обьяснишь, что не все русские - террористы. Что если ты не Георгадзе и не Аванесян, то ты всё равно человек.
Жена появилась в дверях кухни и, сев рядом, сказала: -Сходи к Вовану. Он тебя у себя устроит. Будешь под защитой и работой обеспечен.
-Он же бандит. Я тебе говорил. Его ребята Митино контролируют. Хочешь, чтоб я из мосхачей бабки тряс?
-Дурак ты, Коля. Все бандиты. Русская диаспора самая сильная в Москве. Нам на что-то жить надо...
-Я подумаю, Таня... - Николай опрокинул в горло остатки противного виноградного пойла.
Снова мир третий:
"Фольксваген" шёл по трассе ровно. Даже нельзя было сказать, что он делает двести в час. Всё-таки Берлинский Автомобильный Завод может делать хорошие машины. Не чета всяким заморским "Феррари" и "Ролс-Ройсам". Петров пощёлкал клавишами бортового вычислителя. "Коммунар 4. Зеленоград внутри!" гордо сообщала наклейка в углу экрана.
На четыре была назначена встреча с шахтёрами из ЮАР. Братский народ, товарищи негры. Интервью, пьянка. Репортаж в "Пионерке". Петров вспомнил одну аспирантку из Штатов, учившуюся в МГУ, где он преподавал в своё время "Партийную литературу".
Гордый народ - эти американцы. Бедный и гордый. Пусть они сильно отстали от СССР в плане валового продукта, зато первыми вышли в космос. Ихний Гагарисон трижды облетел вокруг земли, причём три четверти времени летел над территорией СССР. "Зато у нас демократия!" - говорила эта девушка на замечания Петрова относительно безработицы и экономических кризисов в США.
"Зато мы на Луну высадились! И наш космонавт Сильноруков сказал: Маленький шажок для человека..." - возразил Петров, но она передразнила его: "Большой прыжок в светлое будущее!"
И зачем им нужна их демократия? Когда уже совсем старый Ленин в 47 году приехал в Вашингтон заключать пакт по разделу Германии, ему даже не дали выступить на митинге, которое устроило в честь его приезда белое рабочее меньшенство...
Петрову даже страшно было подумать, что что-то в его жизни могло быть по другому. Жить при демократии? Ужас. Да, репрессии. Да, постоянная слежка за гражданами. Этого у СССР было не отнять. Но какое богатое государство станет гнушаться таких возможностей? Даже Америка, если бы у них были деньги, забросила бы свою демократию и стала бы следить за всеми гражданами и даже вне своих границ развернула бы такое...
Петрову на миг пригрезился мир без могущества СССР, где от моря до моря американские корабли и самолёты. У границы зачуханной России такие же нищие страны, продавшиеся с потрохами Штатам. "Фольксваген" мотнуло на дороге, отчего гравибарьеры вдоль шоссе прогнулись и вернули машину на полосу.
Ну и ужасы же привидятся! Петров попытался выгнать эту чушь из головы. А то он слышал, что у КГБ появились "миелофоны". Если они увидят у него в голове такое! Упекут в дурдом.
Мир первый в последний раз:
Галдящая Дошкольная Народная Дружина шла по БорманШтрассе. Детишки рассматривали свои новые нагрудные крестики с дедушкой Гитлером, лишь Карэл шёл отдельно ото всех, даже впереди герра Штрувве. Впрочем, тот понимал мальчика - трудно оличаться от других.
К Карэлу сбоку пристроился Ваня. Они некоторое время шли молча.
-Карэл, а это правда, что ты еврей?! - не выдержал Ваня.
-А это правда, что ты русский, Ванья? - с тем же выражение переспросил Карэл.
Ваня воровато оглянулся и, выпятив грудь, выдал: -Я чистокровный немец!
Карел тоже оглянулся, передразнивая Ваню: -Ну, тогда я тоже чистокровный немец!
Мальчики засмеялись.
-А ты не дурак, Карел. Не раскололся! И смелый. Как ты в камере гоготал, так мы сами все перепугались. Чего смеялся-то?!
-Да так, представил, что русские победили бы в войне. Смешно стало.
-Фантаст. А может, неплохо бы было? Негры бы живые были. Ну и венгры, само собой.
-И русские, Ваня, - добавил задумчиво Карэл.
-Хочешь я тебе йожика покажу? Я знаю, где он прячется.
-Игля, что ли? Давай!
-Значит, дружба?! - Ваня протянул Карэлу ладонь.
-Дружба! - Карэл хлопнул сверху своей.
Старый герр Штрувве, шедший немного позади, тихо улыбнулся - его лицо помолодело.
Мир второй в последний раз:
Вован разлил в кружки "Осетинское светлое", чёкнулся с Николаем и Петро. Стол был богатым. Молодой барашек в сметане, бастурма, салаты и куча другой московской снеди. Была даже ячневая каша и родимые блины с маслом.
-Будешь ты у нас как сыр в хачапури кататься, Колян! Пошустришь под Петро пока, а там, глядишь, свои точки тебе назначим. Будешь частное предпренимательство защищать, - Вован весело засмеялся. Колян с каменным лицом кивнул - ему ещё трудно было сознавать, что его ждёт карьера "братка". Петро, чубатый запорожец, хитро щурился на лик Тюменьской Божей Матери, висевшей у притолицы, и смаковал ломоть сала, густо политый острым кетчупом.
-О чёма задумался, Колян? - Вован легонько толкнул Николая в плечо.
-А вот если бы нас, славян, в Москве больше было, чем местных, а?!
-Эк вот ты о чём! Да нас и так годиков через пятьдесят больше мосхачей станет! Вымирают они!
-А было бы что?! Жили бы как?
-Да так же, только наоборот. Теперь мы бы их по морде дубинками ездили! И мэр бы русский был. Не Лужкян, а Лужков какой-нибудь.
-Жизнь! - мечтательно потянул Петро. Он долил себе "осетинского" и хлопнул кружкой по столу: -Господь велик!
Под эту присказку православных фундаменталистов они выпили ещё. Тут в комнату вломился Дрюша, "нукер" Вована, малый в красном халате и спортивных шальварах.
-Бай, погром! ОМОН, мать! - возопил он и чуть не свалил со стола всю посуду.
Вован моментально вытащил из-под стула старый верный "калашкян". Петро выташил из-за пояса свой "стечкенидзе". Николай стволом ещё не обзавёлся, да и мысли сопротивляться ОМОНу не было. Вован забегал по комнате, матерясь по-тюркски.
-А вы чё забегали?! Бай, не наших же громят! - вставил Дрюша.
Повисла тишина. "Как не наших?" - прошептал ошарашенный Вован.
-...Есть всё-таки справедливость в мире. Господь велик! - выдохнул Вован, усаживаясь на стул.
-Господь велик!.. - подхватила братва.
Мир третий в последний раз:
Чуль Н-Тванга оказался нормальным мужиком, только негром. Петров выпил с ним ещё немного "хрущёвки", тобишь кукурузной водки, и сквозь банкетный шум спросил: -Чуль, а зачем вы всё-таки к нам приехали?! Не на партийную конференцию же в самом деле?
-Мы, твоя товарищ, комунизм строить у себя хотим. Как у вас, - ответил пожилой, но ещё крепкий юарский шахтёр.
-А чего ж тогда, нашу армию к себе в страну не пускаете? Мы б вам коммунизм строить помогли!
-А мы хотим, твоя товарищ, комммунизм, но без вас. Только наш собственный коммунизм, ничей больше.
Петров даже обиделся: -Как это коммунизм, и без нас?!
-А вот так, только для чёрных. Чтобы белых не было.
-Так это рассизм! А не коммунизм! - икнул Петров.
-Нет, твоя товарищ, это по справедливости, - невозмутимо ответил Чуль.
-Ну... Тогда давай ещё по рюмке! - нашёлся советский писатель. И они "хряпнули".
Минут через пять уже хорошие, они еле сидели на стульях. "Ты меня уважаешь, черномазый?" - спрашивал Петров, а Н-Тванга мазал ему лицо чёрной икрой и отвечал "Теперь ты мой брат по крови, твоя товарищ! Тоже чёрный..."
У Петрова в голове шумела только одна мысль: "Всё-таки как же хорошо жить при коммунизме! До чего же хорошо жить в светлом будущем!.."