Залогинились ребята, запаролились.
Запаролились они да и зачатились.
А как зачатились - так и зафрендились... "Бой Реалища с Виртуалищем"
Михаил Успенский. Алхимистика Кости Жихарева
...Опять этот деятель натащил всякого хлама на мой диск! У самого тридцать гектар, и все ему мало!
- Пап, а чего это ты бушуешь? - в дверях замаячила долговязая тощая фигура.
- Кто мне в черновики какой-то левый файл кинул?
- Какой файл?
- Jihar! И расширение какое-то непонятное.
- Не, это не я. А винта много не бывает, - ответствовал отпрыск и, взвалив на плечо велосипед, направился к дверям.
"Может, это мейл от Женьки? Сколько лет молчал, а теперь вот прорезался. Так почему я не видел его раньше, и что он делает в папке "Всяческие обрывки"?"
- А ты открой его и посмотри, - резонно заметил сын, перед тем как закрыть за собой дверь.
- Справедливо, - прокомментировал я и кликнул по файлу. Монитор полыхнул зеленовато-серой вспышкой и погас.
- Твою мать! - в сердцах рявкнул я. Судорожные попытки реанимировать комп успеха не возымели.
Метнулся на балкон, заорал: "Алешка!".
Мой персональный толмач с человеческого на компьютерный уже выкатывал со двора. Судя по дернувшимся под белой футболкой острым лопаткам, наследник услышал призыв. Реакция была обычной - детеныш рванул так, будто решил, что если разовьет сверхзвуковую скорость, то мой повторный клич его не настигнет.
- А, гроб, три Господа Бога душу мать... - начал было я, возвращаясь в комнату.
- Пошто матишься, хозяин? - послышался хриплый голос.
Быстро обернулся - с монитора на меня таращилась опухшая физиономия бородатого мужика.
- Ты кто? - рефлекторно спросил я.
- Ни здрастье, ни привета тебе! Прям с порога: "Ты хто?", - укоризненно прогудел детина и, немного помолчав, представился: во всяком случае, так оно прозвучало. - Имя Мое Неизвестно, Деяния Мои Непоправимы, из Киева родом... кажется. А ты кто таков будешь?
- Сергей Михайлович, - я отрекомендовался куда более коротко, но, оставалось надеяться, с не меньшим достоинством.
- Точно Михайлович? - мужик сощурился на мои драные шорты.
- Точнее не бывает, - отрезал я и тут же вспомнил, что простолюдин в данном случае представился бы как "Михайлов сын". Ну и пес с ним, все же род наш не из простых.
- А как еще тебя кличут? - вкрадчиво поинтересовался мужик.
- Да по-разному. Двадцать четвертый, сто одиннадцатый. Малышом. Дюсаком еще... Разные позывные есть, и ники тоже разные.
- Так прям и кличут - сто, как ты там сказывал?
- Да нет, если в эфире, то просто - раз-раз-раз. Еще и присказка такая есть - "Раз-раз, есть связь!".
- А дюсак - это што, железяка басурманская?
Я молча кивнул.
- Такой тупой, што ли? - подковырнул меня собеседник.
- Местами. Некоторые на это ловятся, потом, как правило, жалеют, - отрезал я.
Богатырь поскучнел. Можно было бы даже сказать: "В воздухе повисла тягостная пауза, нарушаемая лишь фоновым гуденьем стареньких китайских колонок".
- Вот так всегда, придешь в гости - ни тебе за стол, ни угощенья, - укоризненно заметил Имя (а как его еще, извините, называть?).
- Ой, прости. Сам понимаешь, не каждый день в гости богатыри захаживают, - смутился я, уже направляясь в сторону кухни. - Ты это, окрошку будешь?
- Да ты, Сережко, и впрямь туповат! - укоризненно прогудел богатырь. - Куда же ты ее лить будешь?
Остановился на полдороге.
- А как же тебя угощать? - упавшим голосом поинтересовался я.
- В машине твоей харчи какие имеются?
"Харчи! - электрическим разрядом мелькнуло в голове ключевое слово. - Ну, конечно же, харчи!".
Подошел к монитору. Богатырь слегка подался вправо, освобождая доступ к иконкам.
- Мексиканская, итальянская и японская кухни, - спросил я, открыв папку "Харчи", - что выбираешь?
- А русского ничего нет? - Имя Мое Неизвестно поморщился. - Задрали басурманские наедки: мне бы щец али каши с бараньим боком.
- Чего нет, того нет, - снова смутился я. - Ближе всего, наверно, будет итальянская.
- А ты хоть когда стряпал это? - опасливо спросил он, с настороженностью косясь на мои манипуляции. - Коли просто скачал, а живьем не видал, ништо не сладится.
- Все путем, стряпал, и не по разу. Пиццу или пасту?
- Притомила уже меня эта пиця. Всяк ее тычет, моченьки моей уже нет! - сокрушенно вздохнул богатырь. - Давай эту, другую, как ее там.
Спустя пару секунд он извлек откуда-то здоровенную тарелку с лингвини, нырнул куда-то, видимо доставая ложку из сапога, и принялся за трапезу, достаточно сноровисто управляясь с чужеземным блюдом.
Некоторое время я наблюдал за трапезой, затем попросил: "А ну-ка, подожди!". Метнулся на кухню, поставил бутылку у правой колонки, кликнул папку "Для батьки".
Гость осторожно понюхал содержимое массивного кубка, брови его вопросительно полезли вверх. Опасливо отхлебнув, он некоторое время прислушивался к своим ощущениям, затем поинтересовался: "Зелено вино ты курил?"
- Не, это не я, а вот батька мой любитель.
- Добрый у тебя батька, за него и выпить не грех. Ну, по единой!
Я чокнулся с монитором. Выпив, богатырь как-то сразу утратил первоначальный гонор. Сейчас передо мной сидел просто усталый и крепенько побитый жизнью мужик.
- Слушай, друг, а как ты ко мне попал? Не подумай, что я тебя попрекаю, просто интересно.
- Дык из невода, откуда же еще, - отмахнулся богатырь, думая о чем-то своем.
- Из какого еще невода?
- Тьфу, ну из Сети. Давай еще по единой.
Потом выпили еще. И еще.
- Да ты никак тоже из бойцов, - уважительно прогудел гость, наблюдая за тем, как я опрокидываю очередной бокал.
- Был из бойцов. А сейчас вроде дьяка.
- Крылик? - щегольнул богатырь знанием мудреного слова.
- Клирик? Да, пожалуй, можно сказать, что и клерк, - согласился я.
- Ништо, Сережко, не кручинься. И из таких к старости, случается, люди выходят.
- Ну, спасибо, ну утешил! Значит, на пятом-то десятке все еще дурак дураком...
- Не серчай, иной и кмет, а дрянь муж, - урезонил меня Имя. - Да што кметы, иные князья... - Он не договорил, лишь с досадой махнул рукой.
- Ты про Владимира? - осторожно поинтересовался я.
- Да ну его. Парщик он, каковых мало. В сказках да былинах - добрый, хоть к ране прикладывай, а в жизни...
- Парщик... Пиарщик, наверно?..
- Во-во! Так всем и впаривает! Гурчевец да Ореховец под разор подвел, а все от жадности: дань платить солью велел, мёдом да рыбой гребовал. Так по миру и пустил. Да и кровушки попролил...
- Так подожди, в сказках же говорят, что они все воры да изменники.
Богатырь уставился на меня тяжелым взглядом, затем медленно произнес: "А ты сам поразмысли, как может быть цельный град воров? А знаешь, что такое: "Рубите старого и малого, не оставляйте в живых ни одного злодея-татарина!"? Попервах, по молодости, я все знай, бахвалился, а ноне и помянуть срамно".
Я зябко поежился, а гость залпом метнул в себя кубок, не глядя швырнул его назад через правое плечо и не совсем твердым голосом спросил: "А песни тебе каковы ведомы?"
Мое состояние уже не требовало более детальной разработки темы. Торопливо допив очередной бокал, осторожно поставил его перед монитором и затянул:
Бледнее старого платка небес застывший свод.
Для окруженного полка последний бой идет.
И каждый знает наперед, что жив он лишь пока.
Жестокий бой сейчас идет для этого полка.
Уже полком нельзя назвать тех, кто остались тут,
Но прекращают воевать лишь те, кого убьют.
Нет, им на смерть не наплевать, как каждому, кто жив.
Но вынудить не воевать их можно, лишь убив!
Нам с высоты прошедших лет не все дано понять.
Но этот полк для нас пример, как надо воевать,
С какою силою любить, как жертвовать собой.
И важно нам не позабыть последний этот бой.*
Гость слушал, как-то по-бабьи подперев щеку ладонью. Когда я закончил, хрипло сказал:
- Лепотно тут у тебя. Душевно да ладно. А девок у тебя в машине нет?
- Чего нет - того нет, - виновато отозвался я.
- Худо! - прогудел он. - Как-нибудь заведи. Ну да мне пора.
- Ты это, давай, захаживай. Посидим, покалякаем, - меланхолично заметил я, убирая со стола пустые бутылки.
Богатырь неопределенно махнул рукой. Уже совсем было засобирался уйти из рамки монитора, как вдруг, обернувшись, заметил:
- Хозяин, модем-то отвори! И еще - впредь ореганцу в лапшу норови поболе класть!
И исчез.