Охранник на КПП предупредил клиента, что я подъезжаю, и ворота были открыты. Я въехал на территорию, припарковал машину на траве под навесом. Отстегнул ремни безопасности - себе и своему зверю - и открыл дверь с его стороны. Он выпрыгнул из автомобиля и замер, вдыхая незнакомые запахи. Я надел рюкзак со снаряжением, посадил на плечо птицу и вышел следом.
Передо мной простирался холмистый участок, заросший дикой травой. На пологих зелёных склонах лежали жёлтые брызги пижмы и куриной слепоты, на пригорках кипела белая пена тысячелистника, в отцветших ветвях ракитника лиловели соцветия мышиного горошка. В низине стояло болотце, заросшее осокой и водяным лютиком. Над лугом летали насекомые. Вершину дальнего холма венчал приземистый серый дом, похожий на бетонный капонир. Было совершенно непонятно, как туда добраться, - я не видел не то что дороги, а даже намёка на тропинку.
Пока я разглядывал усадьбу, её хозяин разглядывал меня. Ко мне невозможно подобраться незаметно, даже появившись, как он, буквально из-под земли. Моя птица слышит, как на том конце участка подпрыгивает упавший на спину жук-щелкун. У человека, стоявшего за моей спиной, сердце щёлкало, словно хитиновые надкрылья, и по этому-то звуку я его опознал.
Хотя работа мне выпала срочная, кое-какие сведения о клиенте я успел собрать. Михаилу Коротаеву принадлежала сеть супермаркетов, и он входил в сотню богатейших людей России. Журналисты обсасывали историю его недавней женитьбы на девушке из бедной семьи. А ещё у него был искусственный клапан сердца.
- Добрый день, Михаил Павлович, - сказал я, оборачиваясь.
Коротаев был человеком средних лет и среднего телосложения, с залысинами на лбу и намечающимся брюшком. Тропический загар придавал странноватое своеобразие его серой внешности. Несмотря на жару, мой клиент был в деловом костюме, хотя без галстука и в пиджаке нараспашку.
Коротаев достал из кармана смартфон и ткнул пальцем в экран. Ворота поехали по рельсу, закрываясь. Нажал другую кнопку - и мой автомобиль стал опускаться под землю заодно с навесом, под которым я его поставил. На крыше навеса росла трава.
- Идите за мной, - сказал Коротаев. - Я покажу вам тело.
Ладно, сразу к делу. Коротаев энергично шагал через луг, я шёл следом. Мой зверь бежал параллельным курсом, останавливаясь понюхать цветы. Особо он жаловал куриную слепоту - она бодрит его, как меня чашка кофе. Сегодня мне не удалось выспаться, и мой зверь тоже чувствовал себя разбитым.
- Я накрыл тело коробкой, - сообщил Коротаев.
Я посмотрел на солнце, стоящее в зените, на кружащих над лугом насекомых и согласился, что предосторожность разумная.
Мы перевалили через холм и спускались в низину; по пути стали попадаться кротовьи норы. Коротаев остановился возле картонной коробки, сантиметров тридцать на пятьдесят, лежавшей на земле кверху дном. Я надел резиновые перчатки, поднял коробку и увидел мёртвого крота.
Кровь запятнала серый мех на морде и на задних лапах; в траве возле трупа суетились муравьи. Я приподнял крота; мухи всё же успели отложить яйца на его живот, и муравьи теперь разворовывали кладку.
- Когда вы обнаружили тело?
- В девять утра, - ответил Коротаев. - Почувствовал, как он умер. Я всегда чувствую, когда умирает мой крот. Это первое животное, которое я призвал. Ещё школьником.
Готов поспорить, одноклассники дразнили его Кротом. Фамилия определила прозвище, а прозвище - характер, бывает и так.
- Где я могу произвести вскрытие? - Я положил труп в коробку.
Коротаев нажал на кнопку смартфона. Метрах в двадцати от нас зашевелилась трава, и из-под земли поднялась лифтовая кабина.
Под землёй у Коротаева был настоящий укрепрайон. Мы шли по бетонным тоннелям с рядом однинаковых дверей по сторонам; лампы на потолке автоматически зажигались перед нами, за спиной всё погружалось во мрак. Коротаев привёл меня в какое-то нежилое помещение со столом и стульями.
Я застелил столешницу полиэтиленом, достал из рюкзака инструменты, расставил контейнеры для образцов. Положил крота на спину, сделал несколько неглубоких надрезов и снял шкуру - Коротаев пристально наблюдал. В мышцах и подкожной клетчатке я заметил многочисленные гематомы. Вскрыл брюшную полость - в ней стояла кровь. Я собрал её в мерную пробирку, извлёк органы - все они были поражены кровоизлияниями.
- Похоже на отравление крысиным ядом. - Я положил в контейнеры образцы печени и содержимого желудка. - Сдам в лабораторию на анализы, не возражаете?
Коротаев разочарованно скривился:
- Разве ваша собака не может определить по запаху?
- Это не собака. И крысиный яд не имеет запаха, даже для животных, иначе бы он не был так эффективен. Так что ждём результатов спектрофотометрии. Впрочем... есть одна идея...
Мой зверь вспрыгнул на стул и склонил морду над столом. В нос ударил мускусный запах крота. Потребовалось время, чтобы притерпеться, и тогда на его фоне проступили другие, более тонкие запахи. Кровь, земля, медведки и дождевые черви. Кукуруза, мыло... нет, не мыло, свечка. Ничего так, съедобно. И гадость: клеящий карандаш.
- Вашему кроту скормили таблетку, - заключил я. - Человеческую таблетку, я имею в виду. Пусть действующее вещество не имеет запаха, но вспомогательные вещества определить возможно. Это кукурузный крахмал, стеарин или стеарат - и поливинилпирролидон. И ещё, мне кажется, слабо пахнет каким-то малоатомным спиртом. Если действующее вещество плохо растворимо в воде, его могут растворить в спирте. К примеру, варфарин. Вы ведь принимаете варфарин, Михаил Павлович?
Коротаев непроизвольно потянулся рукой к внутреннему карману пиджака.
- Как вы узнали?
- У вас искусственный клапан сердца. Чтобы на нём не образовались тромбы, вы должны принимать антикоагулянты. Варфарин, он же зоокумарин или крысиный яд.
Коротаев достал из внутреннего кармана круглую таблетницу. Под крышкой было семь отделений, два из них пустые, в пяти остальных - по три одинаковых таблетки. Мой зверь приблизился и втянул воздух.
- Тот же самый запах, - сказал я. - Где вы храните варфарин?
- Нигде. В воскресенье приезжает мой личный врач, берёт кровь на свёртываемость и наполняет таблетницу. Я всегда ношу её с собой.
- А сегодня вы уже принимали лекарство?
- Считать умеете? Да, принимал, - раздражённо ответил Коротаев. - Я всегда принимаю его утром, сразу, как приведу себя в порядок и оденусь.
- Вы точно помните, как его принимали?
- На что вы намекаете? - зло бросил Коротаев. - Хотите сказать, я сам отравил своего крота?
- Вы могли сделать это нечаянно. По ошибке. Поэтому я и спрашиваю: хорошо ли вы помните, как принимали таблетки? Вынимали из таблетницы, клали в рот, глотали?
Коротаев нахмурился, посмотрел поверх моей головы. Наконец сказал:
- Нет, не помню. Я столько лет пью варфарин, что делаю это на автомате. Спросите ещё, какой рукой я открывал таблетницу, правой или левой!
- О том и речь. Ваше животное - такая же часть вас, как рука или нога. Ненароком легко перепутать. Знаете, я сам, когда я кормлю свою птицу кузнечиками, случается, кладу их себе в рот. Вот и вы могли дать варфарин не себе, а кроту.
Коротаев хмыкнул.
- Мне нравится ваше объяснение. Красивое - но неверное. Не далее как две недели назад умерла моя жаба. Скажете, её я тоже сам убил?
Стены комнаты были обиты кожей и увешаны каменными ножами, деревянными палицами и золотыми масками. В углу стояли журнальный столик и плетёное кресло, на полу перед ним лежала пятнистая шкура. В центре комнаты возвышался пустой террариум, подсвеченный рассеянным светом.
- Жаба с утра была как огурчик, а к обеду сдохла. Видите ту миску? - Коротаев указал вглубь террариума. - Её каждое утро наполняли водой, и жаба сидела в ней часами. Так её и нашли: дохлую, в миске с водой.
- От чего она умерла?
Коротаев пожал плечами:
- В те дни я вёл важные переговоры, мне было не до жаб. Сдохла и ладно.
- Как я погляжу, вы не питали к ней привязанности.
- В нашем кругу принято часто менять жаб. Недавно в Южной Америке открыли новый вид, на редкость ядовитый, хочу себе такую. Никак не могу вырваться и съездить - дела, дела...
- Труп вы, конечно, выбросили?
- Труп я сохранил, - сказал Коротаев. - Не хочу, чтобы моих животных ели черви.
Мы спустились на лифте на самый нижний уровень, и Коротаев показал мне усыпальницу. Внутри было сухо и холодно, вдоль стен стояли металлические стеллажи, заставленные гробами: слева - узкими и длинными, для кротов, справа - квадратными, для жаб. Гробы были из ценного дерева, инкрустированные и резные. На каждый прикручена золотая табличка, где выгравированы годы жизни - в случае жаб, скорее, месяцы.
- Когда я умру, моих животных кремируют вместе со мной.
Коротаев прошёлся вдоль стеллажей, читая даты на табличках. Выбрал квадратный гроб, передал мне. Внутри лежала мумифицированная жаба.
- Хорошо сохранилась, - заметил я. - Вы её забальзамировали?
- Нет. Здесь особый микроклимат, в этом дело.
- Возможно. - Мой зверь сунул было нос в гробик, но я его оттолкнул: жаба могла быть ядовитой. - Я возьму образцы на анализ?
Коротаев махнул рукой:
- Забирайте хоть целиком. Главное, поскорее найдите убийцу.
- Не факт, что это было убийство.
Коротаев посмотрел на меня долгим, неодобрительным взглядом.
- А что же тогда? Два моих животных гибнут одно за другим - скажете, совпадение? Конечно, это убийство и, боюсь, не последнее.
- У вас есть другие животные?
В этом тоннеле, казалось, не было стен. Тёмная тяжесть воды нависала над головой, свет сочился с поверхности сквозь густую синеву. Из мрака проступали фрактальные ветви кораллов, взблескивали серебряные стайки рыб, медленно дрейфовали фиолетовые медузы, похожие на привидения.
Над головой пронеслась длинная белая тень. Я присел от неожиданности, а птица вонзила когти мне в плечо. Огромная рыба развернулась и помчалась прямо на меня; я увидел острое рыло, чёрные глаза по бокам и полуоткрытую пасть, полную загнутых зубов.
- Это мако, самая быстрая акула в мире, - благоговейно произнёс Коротаев. - Никогда не спит, никогда не останавливается. Она должна двигаться, чтобы дышать.
Ну да, хочешь жить - умей вертеться. Вип-версия белки в колесе.
- Это не просто акула, - продолжал Коротаев, глаза его блестели. - Если крот - моя натура, а жаба - знак статуса, то мако - это моя тайная сила, мой нагуаль, источник власти над людьми и обстоятельствами...
Он выглядел страшно в своей одержимости акулой - но я видал кое-что похуже. Маньяка, евшего людей медведем. Чиновницу от социальной защиты, которая на вид корова коровой, а по сути - бычий цепень. Акула что, акула - это классика. Акул призывали такие уважаемые люди, как владелец пароходов Вандербильт и Генри Форд; говорят, он изобрёл конвейер и работу в три смены, глядя, как его акула без сна и отдыха нарезает круги в озере Мичиган.
- Это ваша первая акула? - спросил я.
- Да. Призвал её месяц назад, во время свадебного путешествия на Самоа.
- Наверно, непросто было доставить её сюда.
- Пришлось раскошелиться. Однако дороже всего мне обошёлся аквариум. Всё по последнему слову техники: искусственное течение, электромагнитное экранирование...
Я проследил глазами за мако, и мне показалось, что в чудо-аквариуме ей тесновато. Самой быстрой в мире акуле не хватает места, чтобы разогнаться как следует. А ей нужно двигаться, иначе она задохнётся, верно? Вот сдохнет акула от гипоксии, а господин Коротаев будет искать виноватых.
Мы сидели в гостиной и пили кофе. Горничная, пожилая женщина в сером платье и белом фартуке, выставила угощение: хозяину пирожные, мне чёрную икру, моему зверю сырое мясо, а птице - тараканов. На блюдечке с крышкой, чтобы не разбежались. Коротаев резал пирожные ножом и бросал кусочки на пол, где их подбирала ухоженная свинка.
- Ваша? - спросил я.
- Моей жены.
Оригинальный выбор для миллиардера, хотя, быть может, ему приелись тонконогие лани и светские львицы, потянуло вот на хрюшек.
- Вероника сидит на диете, ничего в себя не ест, только в свинью, - благодушно пояснил Коротаев. - А я люблю баловать женщин.
- С её животными всё в порядке?
Коротаев кивнул.
- Перед тем, как умерла жаба, вам никто не угрожал? Не требовал денег? Не принуждал к невыгодной сделке?
- Нет, - хмыкнул Коротаев. - Сейчас не девяностые, дела так не делаются.
- Возможно, кто-то вас ненавидит?
- Меня полстраны ненавидит, - спокойно сообщил Коротаев. - Ищите не того, кто имел мотив, а того, кто имел возможность.
- Хорошо. Тогда я хочу знать, кто имеет доступ на территорию усадьбы.
Коротаев откинулся на спинку стула и начал загибать пальцы:
- Я и Вероника, мы можем ходить где угодно. Водители - мой и жены - но они должны ждать за воротами. Мой врач, но он, как я уже говорил, приезжает по воскресеньям, а оба убийства произошли посреди недели. Следовательно, у врача алиби. У ландшафтного дизайнера тоже. В доме постоянно живёт семейная пара, женщину вы видели, они следят за хозяйством. Но прислуге запрещено ходить по участку, и убить крота они никак не могли.
- А кто ухаживает за животными?
- Зооняня. Парень по имени Игорь, приезжал каждый день, но после случая с жабой я его, разумеется, уволил. Теперь из агентства присылают каких-то олухов, каждый раз новых. - Коротаев с сомнением посмотрел на последний палец и не стал его загибать. - Идиоты безрукие, акулу покормить не умеют...
- И чем же кормят акулу?
- Хотите спросить, не людьми ли? - Коротаев усмехнулся. - Нет, людей она не любит. Людей едят акулы с треугольными зубами, а у моей мако зубы - как рыболовные крючки. Она питается рыбой. А тех неумех из агентства можете вычеркнуть из списка подозреваемых, они на участке не появлялись. Моему кроту не нужна зооняня, он сам себе добытчик.
- Вы уверены, что все ходят только там, где положено? - спросил я, стараясь скрыть иронию. - У вас на участке установлены видеокамеры?
- Нет необходимости. - Коротаев поморщился. - Участок - это территория крота, а он не выносит посторонних. Чужого крота он убьёт и сожрёт. А если почует другого зверя или человека - уж я узнаю, будьте уверены.
- Однако, теперь у вас нет крота.
Я сделал паузу, давая Коротаеву время додумать мысль. Он нахмурился:
- Полагаете, его убили, чтобы незаметно проникнуть в дом?
- Не факт, что убили, - повторил я. - Но советую на всякий случай установить систему видеонаблюдения, хотя бы временно. Или нанять охранника. Только не такого, как те, что охраняют коттеджный посёлок: одной собаки будет недостаточно. Нужна ещё птица, чтобы прикрыть подход с воздуха.
Коротаев задумчиво посмотрел на мою птицу, потом на моего зверя.
- Набор вроде вашего, да? А вы сами не возьмётесь? Я хорошо заплачу.
- Это не мой профиль.
Вообще-то, за охрану я тоже берусь. Охраняю нормальных людей, не таких, как Коротаев. А к нему в холопы я не пойду - будет ещё мне указывать, где можно ходить и где нельзя.
- Я должен побеседовать со всеми вашими... наёмными работниками. В том числе с Игорем, которого вы уволили, мне нужны его координаты. И ещё, если не возражаете, поговорю с вашей женой.
Коротаев с недовольным видом кивнул; достал смартфон, принялся листать большим пальцем:
- Игорь, Игорь... А ведь Игорь не убивал крота, верно? У него железное алиби, его здесь уже не было. Следовательно, жабу Игорь тоже не убивал. Возможно, это единственный человек, которому я могу доверить акулу. Знаете что? Когда будете с ним беседовать, передайте, что я беру его на прежнее место. С повышением оклада, скажем, на двадцать процентов.
С огромной телевизионной панели светило заходящее солнце. Всю стену напротив занимали книжные полки, на них в беспорядке стояли книги, лежали шкатулки, витые раковины, сушёные морские ежи. На верхней полке устроился белый голубь с пушистыми лапами и хохолком; при виде меня он дёрнул крылом и заворчал. Вероника сидела с ногами на мягком диване, рядом лежала открытая книга. На ней был домашний трикотажный костюм, волосы расчёсаны на прямой пробор и заложены за уши.
- Тю! - сказала моя птица.
Я знал, что жена Коротаева красива, видел в Интернете фотографию. По сравнению с настоящей Вероникой тот гламурный снимок был как обезвреженная бомба. Мне мучительно захотелось поцеловать розовое ушко, оттопыренное тяжёлой медной прядью. Поговорить с ней о книгах. Покормить её свинку...
Короче говоря, тю. Я запихнул чувства в дальний ящик, включил деловой тон и начал задавать Веронике вопросы. Про смерть жабы она мало что знала, в комнату, где террариум, никогда не заходила. В детстве Веронику отсылали на лето в деревню к прабабке, поправлять парным молоком городскую анемию. Суеверная старушка полагала, что жабы высасывают молоко из коровьего вымени, и заставляла внучку выносить их со двора за калитку. При этом прабабка повторяла, что тот, кто трогает жаб, покрывается бородавками. Вероника ждала летних каникул, как казни.
- Я теперь знаю, что жабы не пьют молоко, - Вероника улыбнулась. - Они вообще пьют не ртом, а кожей, поэтому любят сидеть в воде. И бородавок от них не бывает. Но жаб Михаила и правда лучше не трогать, они ядовитые. Вы осторожнее, не берите их голыми руками.
Про смерть крота Вероника узнала от меня. Огорчилась, рвалась бежать к мужу - утешать.
Я спросил её, бывают ли в доме гости. Вероника покачала головой:
- Михаил не любит посторонних. Для приёмов он снимает ресторан.
- А вы? К вам кто-нибудь приходит? Подруги?
- Нет. Но я могу назначить встречу в кафе, меня отвезёт водитель. А подруги... У меня их и раньше было немного, а теперь...
- Осуждают?
- Скорее, одобряют. Завидуют... Думают, я вышла за Михаила из-за денег.
- А вы вышли за него не из-за денег?
- Нет.
- А почему?
- Странный вопрос. Потому, что Михаил меня любит.
- Странный ответ. Обычно говорят: "Потому что я его люблю".
Вероника пожала плечами, улыбнулась чуть растерянно.
- Само собой, я его люблю. Но его легко любить - а меня сложно.
- Мне так не кажется.
- Не подумайте, будто я напрашиваюсь на комплимент. - Она грустно улыбнулась. - Я знаю, что мужчинам нравится моя внешность. Были и такие, кто ценил мой внутренний мир. Но никто никогда не любил мою свинью. Стеснялись, в лучшем случае терпели, без конца подтрунивали...
- А что не так с вашей свиньёй?
- Вы тоже иронизируете. - Лицо Вероники исказила усталая, жалобная гримаса. - Моё чувство юмора никуда не годится.
- Нет. Я серьёзно не понимаю, что не так с вашей свиньёй.
Вероника посмотрела на меня с недоверчивым удивлением.
- Ну как же? Свинья - это моя Тень. Вы читали Юнга?
- Это психоанализ? Что-то слышал краем уха.
- Тень - это область бессознательного, - сказала Вероника. - Тёмный погреб, куда вы запираете свои худшие качества и забываете об их существовании. Но однажды они выходят из тени на свет. Захватывают над вами власть, толкая вас на ужасные поступки. Или происходит как со мной: вы призываете животное, какое-нибудь полезное, благопристойное животное - а к вам является свинья.
В голосе Вероники звучало отчаяние... Если бы я мог вернуть ей уверенность в себе! Мне понравилась её свинья - а значит, у меня есть шанс. Но использовать его я не стану - и дело даже не в профессиональной этике. Я охладеваю к женщинам так же быстро, как увлекаюсь. По отношению к Веронике это было бы жестоко.
Я открыл дверь квартиры; из темноты прихожей блеснули светящиеся мамины глаза. Я взял маму на руки, зарылся носом в мягкую шерсть. Она замурлыкала. Её человеческое тело умерло год назад, за неполный месяц сгорело от рака. Но какая-то часть, в виде кошки, осталась со мной и продолжала меня любить.
Горожане обычно призывают кошек, собак и попугаев - скорее, под гнётом быта, чем по душевной склонности. Мама самым страшным грехом считала кого-то стеснить. Её детство прошло в коммунальной квартире. В одной комнате ютились они с братом, родители, полупарализованная бабка. Какие там кошки и собаки - общий аквариум поставить некуда...
Ей разрешили призвать птицу. Синичку, которая жила на улице и прилетала к кормушке, подвешенной за окном. Весной синица улетала, и некрепкая связь рвалась. Мама не любила птиц.
Когда она вышла замуж и родился я, нам дали отдельную квартиру, но мама по привычке продолжала себя ущемлять. Едва мне исполнилось семь, отец ушёл в другую семью. Мама сидела в оцепенении и смотрела, как синица за окном склёвывает сало.
Я уговорил маму призвать кошку. Я знал, она всегда этого хотела, но не решалась. Теперь перед окном сидела кошка. Завидев синичку, она пружинила лапы; шерсть на загривке вставала ирокезом, а края рта приподнимались, обнажая клыки. Казалось, кошка улыбается. Мама улыбалась вместе с ней.
Родители не учили меня призывать животных. Они считали, что первый призыв следует откладывать как можно дольше, чтобы подойти к делу ответственно и рассудительно. Первое животное определяет характер и судьбу, поэтому оно должно быть компактным, социально приемлемым и полезным для карьеры.
Меня просветили сверстники в детском саду. Про призыв рассказывали шёпотом во время тихого часа, мешая правду с дикими фантазиями. Но мне оказалось достаточно, и дальше я действовал сам, методом проб и ошибок. В конце концов, способность призывать животных заложена в наши инстинкты.
В шесть лет я призвал сову, совку-сплюшку. Птичка была размером всего с ладонь, но успешной карьере она пела отходную. Как я, сова, буду являться на службу к девяти утра?
Родители пытались вынудить меня отпустить мою птицу. Отец кричал, тянулся за ремнём, угрожал сдать меня в интернат, в цирк и в зоопарк. Мама убеждала пойти на компромисс - а я не понимал, зачем уступать кому-то в вопросе, который касается только меня. Огорчать маму было невыносимо. Когда никто не видел, я плакал от её обиды на меня - и продолжал стоять на своём. Не сдался даже тогда, когда ушёл отец. Я ведь думал, что это из-за моего упрямства, и стоит мне исправиться, как отец вернётся.
Сова приводила меня в восторг. У неё отличное зрение, хотя и чёрно-белое, и днём она видит не хуже, чем ночью. А какой тонкий слух! Я купался в море звуковых волн, что накатывали сквозь этажи многоквартирного дома: шаги, голоса, дыхание, ток крови по венам и воды по трубам...
По вечерам я выпускал сову в форточку и полночи лежал без сна. Вокруг обитали мелкие существа: мыши за сухой штукатуркой, мокрицы под ванной и тараканы в хлебнице у соседки. Голуби свили гнездо на чердаке, и я мог на слух пересчитать птенцов. На уроках я спал с открытыми глазами, но за диктанты получал пятёрки, потому что наша отличница Метёлкина проговаривала слова про себя. Никто не слышал, даже сосед по парте, один только я.
А какая сплюшка тихая и незаметная! Летает бесшумно, как шпионский самолёт. Сядет, замрёт, закроет глаза, спрячет клюв под перья - и вы её у себя перед носом не заметите. Я тоже, бывало, заберусь на шкаф, затаюсь за глобусом и вазой с сухими цветами. Меня они полностью не скрывают, но мама не замечает, если специально не приглядывается, она же не рассчитывает обнаружить ребёнка на шкафу.
В старших классах я заметил, что моя сова нравится девочкам. Их умиляли пушистые сплюшкины ушки и большие круглые глаза, а её "Тю!" они принимали на свой счёт как знак восхищения. В общем-то, верно: я начал обращать внимание на девочек, и моя птица увидела в них сов женского пола.
После школы я подал документы в институт МВД. Туда поступали в основном с собаками, и мне за сову начислили дополнительные баллы. Но учебный процесс был заточен под собак. На младших курсах я кое-как перебивался, но когда начался практикум по оперативно-разыскной деятельности, пришлось призвать собаку. Только вот я немного ошибся. Мне посоветовали отпустить моего волка и попытаться ещё раз. Я стал доказывать, что как спецсредство ОРД волк ничуть не хуже собаки и даже лучше. Добился лишь того, что меня исключили за профессиональную непригодность. Я их, опричников, понимаю. Собаки чувствуют рядом с волком сильный дискомфорт, попросту говоря, поджимают хвосты и убегают.
Женщинам нравится мой волк, их заводит возможность безнаказанно потискать опасного зверя. Они теребят его за уши, дёргают за загривок и греют ноги у него на брюхе. Когда женщины начинают вести себя слишком по-хозяйски, я с ними расстаюсь.
- Покажите ваши корочки, - потребовал Игорь.
Он напоминал студента-раздолбая: лет двадцати с хвостиком, в драных джинсах и футболке с рок-группой. У него было весёлое и живое лицо, которому он пытался придать выражение строгой бдительности. Вот бы не подумал, что такой человек работает зооняней.
Я протянул ему документы - не корочки, а пластиковую карточку: с одной стороны фотография, с другой написано, что я имею право осуществлять частную сыскную деятельность с использованием волка и совы.
- Волк! - Игорь во все глаза уставился на моего зверя. - Настоящий?
- Ага.
Игорь сделал непроницаемое лицо, сказал с вызовом:
- Я не обязан отвечать на ваши вопросы, верно? Ну и не стану.
- Я работаю на Коротаева Михаила Павловича.
- Тогда тем более не стану.
- А что так? Он вас очень ценит. Передавал, что вы можете вернуться на прежнее место.
- А больше ничего не передавал? Извинений, например?
Кулаки Игоря сжались, губы побелели. Определённо, у него была причина отомстить Коротаеву. Тот несправедливо уволил его из-за смерти жабы, а Игорь в отместку убил крота. И Коротаев ошибается, алиби у Игоря нет. Чтобы отравить крота, не обязательно ходить по участку. Достаточно стоять в соседнем леске - если, конечно, у вас есть птица вроде моей. Она приносит в когтях отравленную приманку, бросает на землю, дело сделано.
- Я не стану работать на Коротаева, - голос Игоря подрагивал от возмущения. - И вы бы не стали, если бы знали его лучше. Он никого не уважает, он попирает человеческое достоинство.
- У нас разовый контракт, - сказал я. - Это подразумевает другой тип отношений. Но согласен, Коротаев тот ещё рыбовладелец.
- Передайте ему, что я не вернусь. Это вопрос самоуважения. - Игорь выдохнул, успокаиваясь; вдруг улыбнулся. - Хотя работа мне нравилась. У Коротаева такие интересные животные! Вот акула - когда ещё посчастливится покормить акулу? Бросаешь ей рыбу - а она выпрыгивает из воды метров так на пять и глотает её прямо в воздухе! Двести килограммов живого веса на скорости пятьдесят километров в час - это мощь! А у жены Коротаева такая славная свинка... - У Игоря вспыхнули кончики ушей. - Крота я не кормил, он животное самостоятельное: что добудет, то и съест. Жабу очень жалко. Страшная, как Джабба Хатт; Вероника её боялась, а Коротаев не любил. Когда жаба умерла, один я, наверно, расстроился.
- А от чего она умерла?
- Не знаю. У Коротаева в те дни были какие-то важные переговоры. Он сидел в комнате, где террариум, с бумагами и ноутбуком, злой, как чёрт, с утра вдобавок похмельный. У них же принято на переговорах пить водку. Я старался не отсвечивать, поскорей прибраться у жабы и уйти. А в позапрошлую среду - кажется, была среда - я даже воду в миске сменить не успел: Коротаев наорал на меня и выставил из комнаты.
- И вы стерпели?
- Ну он же с похмелья, - удивился Игорь. - С похмелья - извинительно. Я почистил свинью, покормил акулу и поехал домой. Вечером мне позвонили и сказали, что я уволен.
Что-то в его рассказе меня насторожило, но что именно, я пока не понимал.
- Можно погладить вашего волка? - вдруг попросил Игорь.
Я опешил. Моего зверя погладить - всё равно что меня обнять. Бестактная просьба, чтобы не сказать непристойная.
- У меня не может быть своих животных, - поспешно объяснил Игорь. - Я инвалид, хотите, покажу справку.
- Непременно.
Он протянул мне документ. Действительно, инвалид с детства, вторая группа.
- Ладно. Валяйте, гладьте.
Игорь присел на корточки перед волком и мягко провёл рукой по его его щеке, по боку. Я терпел... А зверю нравилось, он не понимал двусмысленности ситуации.
- В детстве у меня был лисёнок. - Игорь грустно вздохнул. - Такой хороший... и вдруг стал меня кусать. Я пожаловался родителям - они не поверили. Сказали, что лисёнок - часть меня, он не может меня кусать, как не может кусать сам себя.
- Может, - заметил я. - При бешенстве и некоторых формах энцефалита.
- Нет, лисёнок был здоров. Родители решили, что я патологический врунишка. Показали психологу. Эта женщина спасла мне жизнь, направив на МРТ. У меня в мозгу обнаружили кавернозную ангиому. Из неё произошло кровоизлияние в область спирального ядра, поэтому-то нарушилась связь с животным. Каверному удалили, но, к сожалению, спиральное ядро было повреждено. Я утратил способность к призыву.
Я рассеянно слушал его историю; в голове крутилось ощущение какого-то несоответствия, и я пытался ухватить его за хвост. Часа через три после того, как мы с Игорем распрощались, я наконец понял. Он упомянул всех животных Коротаевых, за исключением одного. Игорь ничего не сказал о голубе.
Мы с Вероникой сидели в кафе, на столике между нами остывали две чашки кофе.
- Расскажите мне о голубе, - попросил я.
- Что рассказать?
- Правду. Я заехал на Птичий рынок, и мне там показали, как отличить голубя от голубки. Его сажают в клетку к другому голубю, пол которого известен. Я видел, что происходит, когда в клетке оказываются два самца. Примерно так же ваш голубь реагировал вчера на меня. Он у вас определённо самец. Так чей он?
- Одного человека... Он умер.
- Дорогого вам человека?
- Нет. Скорее, нет. - Вероника наморщила лоб. - Так уж вышло... Родные злы на него: он совершил самоубийство. В сердцах выкинули голубя на улицу - а он совсем не приспособлен. Пожалуйста, не рассказывайте Михаилу! Он думает, я птицу призвала.
- Уверен, ваш муж поймёт.
- Нет, он поймёт неправильно! - в отчаянии воскликнула Вероника. - Тот человек, Вадим... мы с ним были вместе - до Михаила. Муж подумает, что у меня остались какие-то чувства. А мне просто жаль птицу... Нет, не то. Однажды родные Вадима примирятся с его поступком, и голубь послужит им утешением. Я буду ждать.
- Почему Вадим убил себя?
- Он не оставил записки... - Вероника скомкала салфетку. - Но я подозреваю... я боюсь... что это из-за меня. Вадим был своеобразным человеком. Я с ним мучилась, но никак не решалась уйти. А потом я встретила Михаила. Михаил поговорил с Вадимом... ну, вы знаете, как он разговаривает с людьми. А с Вадимом так нельзя! Он уже резал вены...
- Когда он умер?
- Две недели назад. В позапрошлый вторник.
Вадим имел причину поквитаться с Коротаевым - и при этом самое лучшее алиби из возможных.
Если бы мы были персонажами дурного ужастика, то оказалось бы, что дух Вадима вселился в голубя и довёл до смерти всех животных обидчика, а под конец его самого. Тут есть здравое зерно: животные разделяют чувства людей, в случае крепкой связи - даже после смерти человеческого тела. И могут выразить их каким-нибудь доступным образом, например, больно клюнуть. Но они не умеют замышлять преступления.
В плохом детективе оказалось бы, что Вадим инсценировал свою смерть, подбросил птицу в дом обидчика и с её помощью убил жабу и крота; акула и сам Коротаев - на очереди. В реальной жизни люди не строят столь затейных планов, они действуют проще.
Но я всё же проверил эту версию, чувствуя себя полным идиотом.
- Сегодня позвонили из лаборатории. Как я и предполагал, в желудке крота обнаружили варфарин.
Коротаев скривился, но промолчал. Я продолжил:
- На коже у жабы нашли хлорид натрия, хлорид калия, цитрат натрия и глюкозу. Вам о чём-нибудь говорит такое сочетание?
- Хлорид натрия - это соль, - недовольно сказал Коротаев. - Делайте вашу работу, а не тестируйте меня по химии.
- Ладно. В тот утро вы страдали похмельем... Как вы обычно поправляете здоровье в таком случае?
- Это имеет отношение к делу?
- Прямое.
- Я пью много воды, - ответил Коротаев. - Из кулера на кухне.
Он показал мне кухню - она располагалась напротив комнаты с террариумом.
- Ещё я развожу "Регидрон", чтобы восстановить солевой баланс. - Коротаев достал из кухонного шкафа аптечку, из аптечки - пакетик. Нахмурился, глядя на этикетку. - А декстроза - это то же самое, что глюкоза?
- Именно, - сказал я. - В то утро вам хотелось пить, и вы взяли из кулера воды - но по ошибке налили её в миску жабе. Земноводные пьют не так, как люди, они погружаются в воду и впитывают её всей кожей. Внутренняя среда организма слабосолёная, осмотическое давление в ней выше, чем снаружи, поэтому вода просачивается сквозь кожу внутрь. Затем вы, снова по ошибке, дали жабе "Регидрон". В миске оказался солёный раствор - осмотическое давление снаружи выше, чем внутри. Вода стала уходить сквозь кожу вовне, и ваша жаба засохла. Мумифицировалась заживо.
Коротаев уставился на меня с недоверием.
- По-вашему, я нечаянно убил обоих? - желчно уточнил он. - Со мной такого раньше не случалось, знаете ли, а тут вдруг два раза подряд. Как вы это объясните, интересно?
- В последнее время вы стали рассеяны. Ваши мысли были поглощены другим. Насколько я понимаю, у вас проблемы в бизнесе и в семье...
- У меня нет никаких проблем, - отчеканил Коротаев. - И это не ваше дело.
- Согласен, не моё. Значит, произошло случайное совпадение. Совпадения иногда случаются.
Коротаев заплатил мне за работу, но я чувствовал, что он не удовлетворён результатом. Случайности не вписывались в его систему мира. Он привык всё контролировать; в его представлении этот контроль процентов на девяносто исходил от него, в остальном же - от врагов и конкурентов. Врагов следовало найти и обезвредить; как я слышал, Коротаев собирался нанять другого сыщика, но не успел.
По моему совету, Коротаев установил в доме систему видеонаблюдения, и момент его смерти заснят на камеру. Он кормил акулу: стоял у края аквариума и бросал ей рыбу, а мако выпрыгивала из воды и хватала добычу в воздухе. Как-то раз акула не стала дожидаться, пока Коротаев выпустит рыбу из рук. Она прыгнула прямо на него, заглотила рыбину заодно с рукой и, сбив Коротаева с ног, упала рядом. Прибежали охранники, оглушили акулу электрошокером и разжали ей челюсти.
Рука пострадала несильно, её можно было спасти. Но в Коротаева врезались двести килограммов массы на скорости пятьдесят километров в час; от удара у него открылось внутреннее кровотечение. А он принимал антикоагулянты, и до больницы его не довезли.
Вскрытие установило, что акула страдала хронической гипоксией. От недостатка кислорода мозг начал отмирать, и её связь с Коротаевым разорвалась. Животное никогда не нападает на своего человека - но эту акулу ничто не сдерживало.
Согласно завещанию, Коротаева кремировали вместе со всеми его животными. Состояние отошло вдове.
Если бы я не понимал, что из себя представляет Вероника, то заподозрил бы её в убийстве. Она могла заметить, как и я, что с акулой творится неладное, и построить на этом план. Ей не составило бы труда отравить крота и засолить жабу, после чего Коротаев испугался за жизнь акулы и стал кормить её сам. Несчастный случай был вопросом времени.
Вероника могла это провернуть, будь она хитрой сучкой - но она была робкой хрюшкой. Она не извлекла выгоды из смерти мужа. Вместо денег Веронике достались долги: Коротаев взял крупный кредит на строительство аквариума. Встать во главе его торговой империи она не хотела и не могла, а управляющие, которых она назначила, вскоре оставили её ни с чем.