Кошка К : другие произведения.

Небо и земля

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...Под лакомствами у третлей подразумевались весьма странные вещи - заношенные ботинки, к примеру, зеленые стекла (белых они не ели), покрытый плесенью сыр, перекисшее молоко. Но у Кривого и вправду нашелся сюрприз. Пролезть сквозь крохотное отверстие в скальной выемке оказалось немыслимо, даже руки туда проходили с трудом, но разглядеть удалось. Огонек свечи отразился в тысячах острых граней, заплясал золотом на багрянице - за толщей породы таилась великолепная гранатовая щетка.
  Небо и земля
  "О да, мы из расы завоевателей древних"
  (с) Н. Гумилев.
  Синева - самое яркое, что сохранилось в памяти. Сахарное крошево льда на гладкой воде, рыхлые пряди тумана у подножья голубых гор, искристый простор ночи. Космос он чёрный, на Венере неба не видно, на Марсе красные облака наползают на бурые скалы. На Ганимеде станции прячутся под ледяной корой, на айсбергах посреди тусклого океана. А здесь - жизнь!
  Сквозь прозрачное дно быстролета виднелись луга и пустоши, каменистые холмы, утёсы, поросшие цветастым мхом, неторопливые стада бурых овец. Ещё сто лет назад здесь был лёд. Мальчишкой Иван мечтал стать мелиоратором и чистить долины от вечной мерзлоты, но когда он получил аттестат, в Паамуте уже цвели сибирки. Зато оба трудовых года удалось посвятить программе "Винланд". Вместе с такими же упрямыми, восторженными юнцами Иван составлял графики температур и ветров, ухаживал за клеверными лугами, пас овец, принимал ягнят. В свободное время бродил по пляжам и плоскогорьям до полного изнеможения, пил из родников, собирал в тундре ягоды, подражал голосам морских птиц и далеким крикам китов. Наставник тревожился за него - сверстники разбрелись по компаниям, разбились на парочки, а Иван держался особняком. И не спешил рассказать о своих друзьях...
  Быстролет замедлился. Левой рукой Иван набрал посадочный код, правая поднялась, нащупывая несуществующий шарик дистанционного пульта... Планетарные катера требовали молниеносной реакции, а здесь ошибешься сам - подхватит автопилот. Внизу лоскутным одеялом пестрел посёлок, тянулся к небу острый шпиль старинной церкви, поблескивали антенны. По улицам, маленькие как муравьи, бродили ручные олени. Коттедж, неотличимый от деревянного, стоял последним в ряду - словно Иван и не уезжал отсюда. Новый владелец, климатолог Тойво с непроизносимой финской фамилией, отчалил в гости на материк и любезно предоставил дом прежнему жителю.
  Дверей в поселке не запирали. Иван вошел в тесноватый предбанник, заставленный пыльной аппаратурой и агрегатами непонятного назначения. Климатолог, похоже, не завел робочиста, и аккуратней не стал. Даже свет не наладил, пришлось включать лампу вручную. И комната не изменилась - узкая койка, оленья шкура на стене, коллекция минералов на полке, старомодный экран в полстены. Зеленый огонек мигал: непрочитанные сообщения. Два. От Тойво с небрежным извинением за первозданный хаос и просьбой чувствовать себя как дома. И от детей: Уэйн и Лёнька наперебой объясняли - пааа, у леммингов эпидемия, нужно делать прививки, подмешивать пробиотики в корм, Лизхен в лаборатории днюет и ночует, до послезавтра не жди.
  ...Старшая дочь через год станет взрослой, и с пробирками ей комфортнее, чем с людьми. Её мать, Эльзи, тоже замкнутый, непростой человек, лишний раз и слова не скажет. Смешливая, кучерявая Майра, подарившая ему Уэйна и малышку Меган, нравилась Ивану намного больше, прошлый отпуск он провел с ними в Шанноне. Вспомнились круглые щеки и веселые лучики у глаз подруги, запах цветочных духов и шелковые платочки на шее - милая, милая. Майра вернулась на Марс, когда Меган исполнилось пять. А Ленточка больше никогда никуда не вернется...
  "Отставить!" скомандовал Иван. "Прошлое - прошлому!". Он открыл окна, распаковал рюкзачок, пошарил на кухне, загрузил в автоварку штрих-баранину с натуральной овощной смесью и выставил таймер. Потом проверил печатный стан и задал размеры - нужно было бельё и носки. Всё остальное пряталось в кладовой, на верхней полке - льняные штаны, мягкая, выношенная рубаха, ботинки и куртка из желтоватой штрих-кожи, собственноручно связанный свитер из собственноручно состриженной когда-то овечьей шерсти. Одноразовую одежду Иван бросил в утилизатор и досадливо отмахнулся от вежливой просьбы заказать новый костюм. Возбуждение охватило его, как всегда в первый день на Земле. Хотелось бежать, прыгать, кататься по траве, плыть по невыносимо холодному озеру, с плеском рассекая воду. Гренландия. Моя Гренландия.
  Рассовать по карманам мелочи - минутное дело. Ножик, огниво, свечка, помятая кружка, моток веревки - без неё в здешних пустошах никуда. И горсть камешков - тускло-оранжевый арсенит, фиолетовый кристалл лунного аметиста, крапчато-серая галька с побережья Северного моря. Нужна ли карта? Навряд ли, ноги помнят переплетения троп и проходы в скалах.
  Иван зашнуровал ботинки, снял коммуникатор с запястья, мельком глянул на себя в зеркало - настоящий суровый викинг. Челюсть вперед, грудь колесом потертая куртка грубо заштопана на плече. Не хватало только кудрей и щетины, но за три месяца волосы не отрастут. Пошарив в кладовке, Иван отыскал полосатую шапку. Теперь хорошо.
  На окраине поселка мохнатым клубком грелись на солнце псы. Завидев чужого, они залаяли для приличия, потом один за другим подошли обнюхать. Синеглазые симпатяги хаски порой свирепели не хуже волков - Ивану случалось находить растерзанных оленят - но сейчас звери были сыты и дружелюбны. И устоять против их обаяния мог разве что человек без сердца. Разве можно не потрепать мягкие уши и пушистые шеи, не погладить по спинам, не подставить ладонь коричневому мокрому носу? Молодой дурашливый пес увязался следом за человеком и сопровождал его с километр. Потом сел, почесался, тихонько гавкнул и потрусил назад - летняя тундра его не прельщала.
  Проезжая дорога окончательно заросла - чтобы сберечь почву, старались летать или ездить с упряжками. На покрытых низкой травой холмах сгрудилось стадо овец. Силуэт высокого пастуха, его маленькая бородка и широкие, когда-то могучие плечи показались Ивану знакомыми. Сколько же ему лет? Тридцать четыре года назад старик уже выглядел древним, как скалы.
  Эсперанто патриарх не понимал (или не хотел понимать), пришлось вспомнить полузабытый датский. За памятливость Иван получил кружку теплого молока и черствую краюху. Кисловатый, ржаной вкус, наполняющий рот слюной, был вкусом детства - никакие изыски автоварок не сравнятся с хлебом, выпеченным на огне. Наверняка в избушке у старика стоит печка, такая же древняя, как он сам. По вечерам пастух подсовывает полешки в приоткрытую дверцу, греет натруженные ладони, помешивает вилкой мясо, аппетитно шипящее в сковороде. И никаких ледяных дождей, фонящих астероидов, суточных вахт...
  У маленького озерца, похожего на девичье зеркало, одинокий школяр маялся с удочкой. Глядя, как неумеха в очередной раз зацепился крючком за штаны, Иван шагнул к нему, но вовремя остановился и только приветственно помахал рукой. Если б ему кто-то помогал возиться с огромными ржавыми ножницами, он никогда бы не научился стричь овец. И ведь мальчишкой злился до слез - есть печатные станы, на которых за полчаса создается любой наряд, есть заводы органики, на которых шерсть можно производить тоннами, есть машинки для стрижки в конце концов, зачем вкалывать до кровавых мозолей?! А потом понял.
  Ручеек, втекавший в озерцо, спускался со скалистой возвышенности. То перескакивая через препятствия, то осторожно обходя шаткие камни, Иван начал карабкаться вверх. Впереди ждал узкий проход между могучими валунами, а за ними долина, усеянная моренами, покрытая мягким мхом. На полпути пришлось сделать привал - штифт в ноге напомнил о себе. "Выйду в отпуск - наращу настоящую кость" в очередной раз пообещал себе Иван и рассмеялся. Он уже на Земле и потратить три месяца на больницу - слишком большая роскошь. С мальчишками договорились слетать в Техас, посмотреть на диких мустангов и индейский лагерь в прерии. Меган ждет-не-дождется поездки в московский кукольный театр, мечтает увидеть механические часы с танцующими фигурками. Хотя бы недельку хочется отдохнуть всей семьёй у теплого моря, поплавать с дельфинами. Леночкиных родителей тоже надо бы навестить. И к матери заглянуть... если она оторвется от своих драгоценных неудобочитаемых фолиантов ради сына. А всё свободное время, как в юности, бродить по тундре, любоваться на шхеры и морских птиц.
  Опираясь о камни, Иван поднялся, пошевелил ногой - боль утихла. Тепло навевало дремоту, хотелось растянуться на мху и смотреть сладкие сны. Успеется! Над головой еле слышно перекрикивались чайки, где-то внизу тявкал песец, слышался шум воды. Дорожка становилась всё уже, местами приходилось идти, прижимаясь к скалистой стенке, перебираться через завалы, сползать с выступов. Иван почувствовал, что дыхание начинает сбиваться. Во внеземелье проще - умный скафандр следит за обменом веществ. А здесь приходится самому.
  Вход в долину казалось стал ещё теснее, весенние ручьи нанесли мусора и песка. Наметанным глазом Иван приметил голубой осколочек лазурита - щедрость гор не иссякла. Наклонив голову, он осторожно протиснулся в удивительно неудобный лаз навстречу голубоватому свету. И тут началось.
  По скале зашуршали мелкие камешки, потом застучали осколочки покрупнее, прогрохотал увесистый валун. Заорали перепуганные птицы, вздрогнули стены. Раздалось свирепое, поражающее воображение рычание - издавать такие звуки мог только огромный, голодный хищник. Буквально из ниоткуда возникла огромная смрадная пасть, усеянная многочисленными зубами. Чудовище подкатилось к Ивану, готовое наброситься, растерзать, вырвать сердце из бедной груди... И расхохоталось.
  - Что, испугался Белая голова?
  - До дрожи, - соврал Иван. - Пропусти меня, наконец, старый мошенник!
  Вслед за другом он выбрался из гранитной ловушки. Отряхнулся - мелкий сор набился за воротник. И только потом обнял холодные, жесткие плечи, похлопал по шершавой спине.
  - Ты всё такой же крепыш, Кривой!
  Довольный трётль приосанился:
  - Я стар, как эти холмы, ещё немного - и рассыплюсь белым песком. Мыши копошатся у меня на спине, птицы вьют гнезда на голове, бесстыжие улитки обгрызают пальцы, Белая голова - они едят меня, а не я их! Кстати...
  Стараясь не засмеяться, Иван наблюдал, как меняется морщинистая физиономия трётля из важной и грозной превращаясь в просительно-жалобную, как широко раскрывается красный глаз посреди лба и скорбно опускаются уголки жабьего рта.
  - Ты ведь не забыл обо мне, приятель? Гуляя по Тропе Духов ты помнил - истосковавшийся, дряхлый Кривой ждет в милой долине, где прошла твоя юность?
  Нарочито неторопливо Иван запустил руку в кармашек, пошарил там, подбросил в воздух блестящий кристалл лунного аметиста. Трётль, словно пес, подхватил подачку в воздухе и зачавкал, пуская маслянистые слюни.
  - Вы, люди, ничего не понимаете ни в хорошей пище, ни в подлинной красоте. Окажись я там, где растут вкусные камушки - корни в скалу пустил бы!
  - Полетели, Кривой! Мой быстролет в поселке, до канадского космопорта час, до Луны две недели пути - и пируй себе на здоровье.
  Физиономия трётля сморщилась, он повернулся к собеседнику задом и выразительно приподнял хвостик. Ни один из немногочисленного скалистого племени ни разу не соглашался подняться в воздух, зайти в поселок, сдать анализы или допустить к себе ученых с их пробирками и иголками. Спустя полвека после того, как разбуженные и очень сердитые трётли забросали камнями команду мелиораторов, потревоживших их покой в долине Канак, почти ничего не изменилось. Самые молодые из каменных скандалистов, те, кто не помнил ни викингов ни зеленых лугов, начали понемногу выходить к людям, менять куски лазурита и грубые резные фигурки на овечье молоко, помогали сторожить отары, дразнили неугомонных собак. Старики же по-прежнему держались поодаль от шума и суеты, опасаясь - вот-вот снова загрохочут ненавистные колокола и злые человеки с железными топорами, плугами и мотыгами начнут выживать их с насиженных мест.
  Чем Иван привлек ворчливого трётля, осталось тайной. Но они дружили почти сорок лет - с того дня, как мальчишка-школяр потерял в сугробе коммуникатор и вывихнул ногу, пытаясь достать аппарат, а нескладный каменный урод вытащил человека до трассы, и ничтоже сумняшеся сел на дорогу, чтобы остановить снегоход. Иногда Кривой казался Ивану младшим братишкой, порой - упрямым и хитрым зверем, изредка стряхивал напускное юродство и становился мудрым как отец. Мог и напакостить - когда им с Майрой захотелось провести медовый месяц в палатке на берегу тихой гренландской шхеры, через день туда собрались песцы, лемминги, гнус и мошка со всей округи. Обнаружив в котелке теплый привет от белой полярной лисички, подруга в то же утро собрала вещи.
  - Эй, уснул, бездельник? - трётль больно ущипнул Ивана за ухо. - Пошли, что вкусное покажу.
  Под лакомствами у третлей подразумевались весьма странные вещи - заношенные ботинки, к примеру, зеленые стекла (белых они не ели), покрытый плесенью сыр, перекисшее молоко. Но у Кривого и вправду нашелся сюрприз. Пролезть сквозь крохотное отверстие в скальной выемке оказалось немыслимо, даже руки туда проходили с трудом, но разглядеть удалось. Огонек свечи отразился в тысячах острых граней, заплясал золотом на багрянице - за толщей породы таилась великолепная гранатовая щетка.
  - Чудно, а? Помирать буду - съем напоследок, - горестно вздохнул трётль. - Будет что вспомнить _там_.
  Неподдельное уныние в голосе друга насторожило Ивана. Он внимательно оглядел бугристую каменную тушу, и увиденное его не обрадовало. Сланцевые пластинки, покрывающие бока и спину потускнели, потрескались, пальцы ног искрошились и в приоткрытой пасти явно не хватало зубов.
  - Ты, Кривой, загибай да не загибайся! Захворал что ли или седалище на камнях отморозил?
  - Старый стал. Мы, трётли, с годами скидываем шкуры - пока есть что сбрасывать, мы линяем, когда нет - застываем, превращаемся в валуны. Пришло моё время. Хорошо, хоть увиделись напоследок, Белая голова, прилетел порадовать друга, побаловать. Кстати?
  Крапчатая галька из Северного моря легла в подставленную ладонь. Трётль шумно принюхался.
  - Треской пахнет. Бородатые парни с севера любили ей закусить.
  - Галькой?
  - Треской, дурень. Стыдно смеяться над умирающим.
  Тихий стал. Не бранится, не ставит подножки, ни паука, ни навоза в щётку не подложил. Может доктора к нему вызвать? Или ветеринара? Так ведь не дастся, старый баран.
  Кряхтя и охая, трётль взгромоздился на здоровенный валун, разлёгся, подставил солнышку бурое брюхо.
  - Расскажи мне, что творится там, наверху, Белая голова. Видел ли ты Медведицу, которая заглатывает луну, а потом выплевывает её? Встречал ли гордых альвов на серебристых драккарах - они уплыли в небо, и никто больше не слышал про них?
  - Там холодно и темно, Кривой. Или холодно и светло. Невидимые лучи пронизывают твое тело, отравляют кровь, острые летучие камни стремятся пробить насквозь борт лодки, роботы сходят с ума и крушат станции вместо того, чтобы рыть шахты.
  - Роботы это трётли, у которых не отросла душа?
  - Не совсем так - самоходные механизмы делают люди. А вы плодитесь сами.
  - Есть такое, - довольно подтвердил трётль. - Я четырежды почковался и все мои отпрыски до сих пор грызут камни. А вам нужны ваши хюльдры, в одиночку не справиться. Глупое устройство и сами вы дураки.
  - Не ворчи!
  - Буду! Зачем вам, жадными людям нужно летать дальше неба, делать города на Луне и вытаскивать камни из этого... пояса. Вы же их не едите, и дома строите из невкусной пластмассы. Вам всего мало, вы рветесь вперед как бородатые парни с севера - где они теперь, что осталось от их мечей и овец?
  - Понимаешь ли, трётль, это вечное свойство людей - идти дальше, брать за шкирку новые земли. Когда мы остановимся, мы умрём. Окаменеем.
  - Подумаешь, - кивнул тролль. - Станем родичами, будем рядом валяться на пустошах, пугать песцов и овец, грызть слюду - она вкусней леденцов. Кстати?
  Иван достал кругляш арсенита.
  - Это последний, прости.
  Высунув длинный язык, трётль облизнул подарок, причмокнул, но есть не стал.
  - У твоей хюльдры волосы тоже рыжие. Тоскуешь по ней?
  - Майра брюнетка и мы до сих пор встречаемся. Передавала привет, говорит, никогда не забудет.
  - Та которую я выжил с острова? - трётль сделал неприличный жест. - Тюлень ей брат, рукомойке - воду из ручьев кипятила, яблоки щёткой чистила, парным молоком - видано ли? - брезговала. Не-ет, ты грустишь о другой.
  ...У Лены действительно были огненные волосы, того всепобеждающего оттенка, который удается увидеть лишь на зреющих апельсинах или летней шубке лисы. Она родилась тонкокожей - легко краснела, легко обижалась по пустячному поводу. Заподозрить в ней великолепного навигатора, способного чудом вывести корабль из потока метеоритов или дотянуть до базы на честном слове и остатках горючего, мог только другой штурман. Иван тогда управлял автоцехом по сепарации и в обогащении руд разбирался лучше, чем в людях. Ему казалось, что любви, нежности и покоя вполне хватает для счастья, что ребенок удержит его Ленточку дома. Лёньке едва исполнился годик, когда рванул Ганимед - потепление привело к наводнению, станции затопило. Земля объявила призыв резервистов, вывозить оборудование и людей, Лена пошла добровольцем. И не вернулась.
  - Да, я тоскую, мне её не хватает.
  - Рад бы сказать, что пройдет, но у вас не проходит, - сочувственно вздохнул трётль. - Люди не лебеди, но хюльдра она на всю жизнь.
  Хотелось ответить резко, но Иван сдержался - трётля рубинами не корми, дай поскандалить вволю.
  - Ты и в самом деле дряхлеешь, Кривой. Давай я из поселка лекаря позову, пусть поглядит, чем помочь.
  - Овце под хвост пусть глядит, а помирать не мешает. И ты не мешай. Лучше выполни мою последнюю волю.
  - Чем порадовать страждущего трётля? Минералов у меня больше нет, кружку ты есть не станешь, а ботинки я не отдам.
  - Даже лучшему другу? - с надеждой спросил трётль.
  - Даже лучшему другу.
  - Тогда расскажи мне сказку, Белая голова. Длинную словно хвост Ёрмунгарда.
  - Хорошо, - улыбнулся Иван. - Будет тебе сказка.
  Довольный Кривой перекатился на пузо и разлегся, раскинув лапы. Чешуйчатая, потрескавшаяся пятка оказалась совсем рядом, но Иван удержался от искушения провести по ней прутиком. Интересно, боятся ли трётли щекотки?
  - Далеко-далеко, на самом краю галактики жил-был... корабль. Небольшой такой межпланетный корабль. Переправлял людей туда-сюда, перетаскивал грузы, доставлял металл с рудников...
  - И вкусные камушки, - уточнил трётль.
  - Хорошо, самоцветы тоже возил. Корабль звали... как же его могли звать?
  - Свиное Рыло? Большой Пук?
  - Нет, Кривой, корабль звали S-4823 AX, и ему это совершенно не нравилось. Он тосковал о настоящем имени - "Стремительный", например, "Бесстрашный", "Бесповоротный" в крайнем случае "Томпейн" или "Адмиралнахимов". Но никто - ни капитан, ни команда, ни пассажиры - не задумывался, мечтают ли корабли об именах.
  - Вот балбес! Кто мешал ему самому назваться или семью попросить? Меня вот Кривым прародитель назвал, да, - зевнул трётль.
  - Будешь перебивать - сам придумывай, - огрызнулся Иван.
  - Умолкаю.
  - Прослышал однажды S-4823 AX, что в Магеллановом облаке, за белым гигантом, за чёрной дырой прячется древний-древний межзвёздный крейсер. В трюме у крейсера камера, в камере анабиозка, в анабиозке старик с бородой до колен. Если этого старика разбудить да поговорить ласково, он любое желание может исполнить.
  - Понял! Это ваш глупый бог от людей убежал подальше!
  - Кривой!!!
  Трётль закрыл пасть корявой лапой и, наконец, заткнулся.
  - Подумал S-4823 AX, поскрипел электрическим мозгом, взял да и сел на планету. И входной люк приоткрыл заманчиво. Часа не прошло, как школяр короткоштанный внутрь забрался рычажки покрутить да на кнопки понажимать. А S-4823 AX того и надо. Дверь захлопнул, с места за атмосферу рванул - только его и видели. Полетел к Магелланову облаку. Год летит, два летит, десять. Мальчишку гидропонной вкуснятиной потчует, учиться заставляет, зарядку делать, книжки читать, чтоб не рос дураком. За шесть лет из костлявого пацаненка красавец вымахал, хоть картину пиши. У пульта управления научился стоять, астероиды ковшом, подхватывать, фильтры чистить. Кино смотрел вечерами в рубке, в мяч играл сам с собой, анализатор гонял, пока вахта не кончится... тьфу, прости.
  Долетели они до Магелланова облака, обогнули белый карлик, миновали чёрную дыру, маячки поисковые подключили - и вправду в темноте да пустоте старинный крейсер висит. Наш S-4823 AX пришвартовался к нему, манипуляторами шлюз приоткрыл, мальчишка внутрь юркнул. В трюм забрался, камеру нашел, анабиозку вскрыл - а там девица-красавица, коса до колен. Мальчишка не будь дураком её в щёчку чмокнул, а она глаза ах - и открыла, зарумянилась вся. И говорит... эй, трётль.
  Кривой мирно похрапывал, по-детски подложив под щеку каменную ладонь. Сыновья тоже засыпали быстро, так и не дождавшись, чем кончится сказка. Иван потянулся, покрутил головой, встал, чтобы размять затекшие ноги, вдохнул полной грудью влажный воздух. В тускнеющем вечернем свете на спине трётля стала заметна зеленая сеточка, в трещинках показался сочный молодой мох. Скоро начнётся линька, осыплются каменные пластины, трётль как весенний олень будет чесаться о валуны и браниться до изнеможения. Старый мошенник!
  Скала ещё хранила тепло. Иван привалился спиной к камню и сел, глядя в небо. Вокруг тихонько копошилась мелкая живность, пищал комар, закричала спросонья птица, прошуршал камешек. Здесь оставался дом, место, куда хочется возвращаться из любых странствий. Там ждал труд - настоящий, веселый, опасный труд.
  Солнце зашло за скалы и скрылось из глаз. Розовая пена облаков потускнела, по небу разлилась синева, прочерченная белым штрихом быстролета. Звезда мигнула и вспыхнула над горизонтом. Это была Венера.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"