Skaya8fair. Дженни Дэвенпорт "Хемлок Вэйлс", глава 1

Хемлок Вэйлс

Дженни Дэвенпорт

Для моих ангелочков - Сэма, Джоша и Люка, которые напомнили,

что я никогда не стану слишком взрослой для сказок.

Глава 1

Последние следы крови Уиллема были тщательно отмыты уже много дней тому назад, но Элизабет Эштон казалось, что её руки никогда не станут такими же чистыми, как прежде. Кровь запеклась под ногтями, на которых в остальном не было ни единого пятнышка, забилась так глубоко, что не выскребешь за всю жизнь.

Элизабет ехала по двадцать шестому маршруту штата Орегон. Пучок света из единственной рабочей фары её машины пытался пробиться сквозь туман - столь густой, что создавал гнетущее впечатление живого, дышащего существа. Он опустился над индейской резервацией, словно защитный экран, двадцать восемь миль назад, как раз когда она миновала Уорм Спрингс.

На пассажирском сиденье рядом с Элизабет лежал толстый конверт из плотной коричневой бумаги, набитый деньгами. Он то и дело притягивал её внимание, но Элизабет старательно не смотрела в его сторону. В такой темноте она всё равно ничего бы не разглядела. Конверт был такой же открытой насмешкой, как зверская улыбка на лице человека, убившего её брата. Этим деньгам место у своего законного владельца, а не здесь, на кожаном сиденье её машины.

Незадолго до полуночи туман вдруг расступился, словно отдёрнули занавес, и дождь яростно забарабанил по лобовому стеклу, изливая гнев раннеапрельского неба. Затёкшей рукой Элизабет включила дворники, и резина заскрипела по мокрому стеклу. Когда фара высветила деревянный знак с надписью "Национальный лес Маунт Худ", девушка притормозила: резервация Уорм Спрингс осталась позади.

Проехав знак, Элизабет ощутила некоторое облегчение, несмотря на простёршееся впереди извилистое, словно бегущая река, шоссе. Всё здесь напоминало об отце: окружающая дикость словно воплотила в себе человека, по которому Элизабет скучала больше, чем по кому-либо другому - даже больше, чем по единственному брату, Уиллему. Душа отца никогда не покидала этого места, рассказами о котором он захлёбывался; сердце его всегда принадлежало елям и кедрам заповедника Салмон-Хакльберри. Уиллем был слишком мал, а потом - слишком отстранён, чтобы помнить большую часть сказок отца, но Стивен Эштон рассказывал об этих лесах с блеском воодушевления в глазах и высоко поднятыми бровями.

Элизабет решила выбрать это место как своё святилище именно по этой причине: такую первозданную природу она видела лишь в своём воображении. Хотя Элизабет не забыла о деньгах на соседнем сиденье, впервые на своей памяти она ощущала себя до боли свободной от всего, что связывало её, от обязанностей, тяжестью давивших на плечи. И теперь ей предстоит увидеть места, когда-то значившие для её отца целый мир, места, которые, как он клялся, однажды он покажет Элизабет и её брату - выздороветь бы только.

Только вот он так и не выздоровел.

К тому времени, как впереди показалась развилка, несколько минут и миль прошли в мыслях об отце. Шоссе разделилось надвое, и Элизабет свернула налево, двигаясь на запад по двадцать шестому шоссе, вдоль которого лес сгущался. По обеим сторонам от дороги башнями возвышались дугласовы ели, образуя сплошную зелёную стену; их верхние ветви покачивались где-то далеко за пределами мощности фар её автомобиля. Лишь тогда Элизабет в голову пришло, что с тех пор, как она миновала Уорм Спрингс, ей не встретилось ни одной машины. Возможно, дело было в грозе, а возможно - в том, что поздней ночью лес становился волшебным местом, как и говорил отец.

Ребёнком она бесчисленное количество раз изучала отцовские карты, так что они прочно отложились в её памяти. Сейчас она проезжала мимо маленького городка Говермент Кэмп, откуда в солнечную погоду открывался великолепный вид на гору Маунт-Худ. Граница заповедника Салмон-Хакльберри была где-то поблизости, на мили вглубь старых зарослей к югу по шоссе слева от Элизабет. По словам её отца, это было его любимым зачарованным местом - местом заклятий и волшебных существ, которых не понимали люди. Конечно, говаривал он, вся территория Орегона - сплошная магия, но такой таинственности и красоты, как в заповеднике Салмон-Хакльберри, не найти больше нигде. Густой тропический дождевой лес и заросли мха везде, куда ни глянь, всегда давали возможность раскопать новое место, найти скрытый от всех тёмный уголок.

Элизабет давно уже смотрела на жизнь слишком трезво, чтобы верить в сказки, но они наполняли её разум радостными фантазиями, счастьем детства, которое кончилось, когда отец заболел, и ей пришлось заботиться о Уилле, хотя ей самой было всего двенадцать лет. Эти истории были самыми счастливыми воспоминаниями об отце. Сказки братьев Гримм, "Волшебные книги" Эндрю Лэнга, предания об Аглае и демонах, известных как Дьявлероны, и даже истории о существах столь безумных, что сам Ад их отвергал, - отец не переставал их рассказывать даже на смертном одре в той опостылевшей больничной палате. Ей тогда было восемнадцать, Уиллу - тринадцать. И, пока братец недовольно сидел в углу, заткнув уши наушниками, Элизабет терпеливо слушала последнюю отцовскую сказку, - хотя в душе ей хотелось кричать от того, как отец решил провести свои последние мгновения.

Элизабет почувствовала, как безмятежность разлилась как по салону; даже дождь навевал лишь необычайный покой. Здесь не было больше никого - лишь они с отцом, - и его последние слова всё ещё отдавались у неё в ушах. Элизабет помнила даже то, как он произносил их: особым голосом, с придыханием. Она всеми силами цеплялась за эти воспоминания, за то, с каким отчаянием отец стремился заставить её верить в чудеса, убедить, что волшебство всегда рядом, где бы она ни была - даже в таком месте, как Лос-Анджелес.

Этим утром Элизабет бежала из Лос-Анджелеса - таково было её наказание. Отец умер одиннадцать лет назад, и с того самого дня - дня, когда в свои восемнадцать она стала матерью младшему брату, - у неё было время понять, что в Лос-Анджелесе не было ни капли волшебства. Элизабет никогда - ни единого мгновения - не будет скучать по этому месту и всем бедам, что оно принесло её семье. Месту, погубившему каждого из них. Ей в самом деле лучше было сбежать оттуда, и Элизабет уехала бы, даже если бы господин Вандерзе этого не потребовал.

Так она и поступила: бросила квартиру, нашла гараж для вещей покрупнее, а остальное, сколько поместилось, запихнула в свою старенькую, в далёком прошлом вишнёво-красную "Сааб" 91 года. Элизабет уехала на следующее утро после похорон брата, на которых только и было присутствующих, что она да ещё двое. Наверное, это должно было удивить и даже расстроить её, однако даже два человека, которых она не знала, было куда больше, чем она могла ожидать.

Что в самом деле расстраивало - так это то, в каком оцепенении она провела эти дни. Эмоции словно исчезли. Тихий всхлип зародился внутри после того, как брата застрелили, пока она баюкала на руках его тело, но этот всхлип так и остался в груди, скрытый от всех. Элизабет потеряла способность плакать в тот сумрачный день в больничной палате отца.

К тому же, если начистоту, к двадцати четырём годам Уилл был мёртв уже давно. Где бы ни обитала его душа сейчас - с отцом ли, или в каком-нибудь менее приятном месте, - Элизабет молилась, чтобы он смог понять её бесчувственность. Возможно, даже её облегчение.

На двадцать шестом шоссе, известном здесь как Маунт Худ Хайвэй, дождь усилился. Видимость снизилась едва не до нулевой, так что Элизабет пришлось сбросить скорость и ползти черепашьим шагом, проклиная перегоревшую фару. Говермент Кэмп она проехала уже миль шесть назад, а до Рододендрона оставалось ещё три. В Рододендроне Элизабет планировала остановиться, пока дождь не кончится и не выглянет утреннее солнце, а затем продолжить путь, - пусть она понятия не имела, куда именно. Единственным местом, куда звало её сердце, был заповедник Салмон-Хакльберри.

Однако в груди угнездилась тревога, и, когда Элизабет сильнее надавила на педаль газа, под капотом раздался угрожающий хлопок.

Последняя фара погасла одновременно с потусторонним светом приборной доски.

Теперь Элизабет не видела вообще ничего. В непроглядной темноте она осторожно вела машину вдоль обочины, напряжённо сжимая руль.

За прошлый год Элизабет уже дважды меняла генератор, покупая старьё на складах металлолома, а её единственный нормальный сосед помогал с установкой за небольшую плату. Последний генератор, купленный восемь месяцев назад, протянул дольше всех. Однако с точки зрения вселенской несправедливости казалось довольно логичным, что, позволив ей забраться так далеко, он сломается именно сейчас - посреди ночи, в полной неизвестности и в разгар ливня.

Дождь хлестал по машине так, что она, казалось, тонет, - и всё же Элизабет поразмыслила, получится ли переждать непогоду. Только вот в Орегоне "переждать непогоду" означало примерно то же, что "переждать жизнь". Во всём мире сейчас существовал лишь этот дождь, Элизабет и густой, невероятный, словно сошедший со страниц сказочных историй лес.

В течение многих лет - Элизабет уже и не вспомнила бы, скольких именно - она не позволяла себе чувствовать настоящий страх, и не собиралась менять это сейчас. Но было что-то по-особенному живое в этой ночи и соснах, защитной стеной окруживших её со всех сторон. Элизабет открыла бардачок и пошарила в поисках фонарика, который спрятала туда месяц назад: маленькая холодная металлическая штучка, как раз на экстренный случай.

Пришлось сощуриться, когда луч фонарика высветил деньги на соседнем сиденье. Элизабет поколебалась, но всё же запихнула их в наплечную кожаную сумку вместе с ключами и сменой одежды из чемодана с заднего сиденья, держа фонарик в зубах. Она надела куртку, накинула капюшон, схватила сумку - и судорожно вздохнула. Луч фонарика светил в лобовое стекло, по которому стекали реки дождя. Может, она и не успеет дойти до Рододендрона, прежде чем батарейки в фонарике сядут, но Элизабет надеялась, что к тому времени глаза привыкнут к темноте.

Стоило выйти из машины, как ледяной дождь мгновенно привёл её в чувство, попутно едва не парализовав нервную систему. Элизабет сделала судорожный вдох, заперла за собой дверцу машины и почувствовала, что дрожит. Она посветила фонариком вокруг: его тонкий луч превращал капли дождя в осколки света, канадские тсуги уютно расположились между величавыми елями, а всевозможные травы ковром покрывали землю. Если бы Элизабет углубилась в лес, то нашла бы там и ольхи, и кедры - такие же высокие и статные, как ели, с укутанными мхом стволами. Отец часами учил её различать все эти растения, показывая картинки с местными деревьями, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что Элизабет ощутила, стоя перед ними вживую: она чувствовала себя такой маленькой перед их величием, что дух захватывало.

Она посветила фонариком от корней ближайшей ели к острой верхушке - луч ушёл по меньшей мере на две сотни футов вверх. Элизабет застыла на месте, поражённая этой грандиозностью на пару с ледяным дождём. Может, её отец даже стоял когда-то на этом самом месте.

Далёкий, неясный звук раздался позади неё, приглушённый шумом дождя: не то вой, не то вопль, было не разобрать. Элизабет обвела фонариком лес, обрамлявший противоположную сторону шоссе, - такой же зелёный и лишь самую малость менее густой, чем тот, что она изучала секунду назад. И заповедник Салмон-Хакльбери прятался где-то далеко, в самом его сердце.

Новый вой взмыл над лесом, и на мгновение в глубине чащи вспыхнул луч света, заставив тени деревьев метаться в паническом танце. Покрепче вцепившись в промокший ремешок на плече, Элизабет пересекла шоссе и ступила в грязь на другой его стороне. Лес здесь был другим, отличался даже от своего собрата через дорогу: что-то в нём было. Может, даже кто-то. И, если там в самом деле кто-то есть - например, какой-нибудь добрый самаритянин, - он мог бы избавить её от необходимости пешком идти все три мили до Рододендрона. Приблизившись ещё на полшага, Элизабет вгляделась в деревья.

- Эй!, - позвала она так громко, как могла, но дождь поглотил крик. Зубы застучали от холода, с капюшона сплошным потоком текла вода, заслоняя обзор. - Здесь кто-нибудь есть? У меня машина сломалась, и... - Элизабет осеклась. С тем же успехом можно было кричать: "Я беспомощная женщина! Совсем одна, а из защиты только отцовский ржавый карманный ножик".

Лес не ответил, и ей бы следовало почувствовать облегчение. Повернувшись и обхватив себя свободной рукой, Элизабет пошла на запад по скользкой от размякшей грязи обочине, стараясь избегать больших луж. Впереди шоссе сворачивало, и уж там-то она наверняка что-нибудь найдёт, хоть какие-нибудь признаки цивилизации.

Лес шумел за спиной. Широкие тяжёлые каблуки шаркали по мокрому песку дороги.

Элизабет резко обернулась, мгновенно встав в защитную стойку, - какая жалость, что карманный нож был спрятан в глубине сумки! - но луч фонарика высветил совсем не то, что она ожидала увидеть. Худой старик заслонил ладонью глаза от яркого света. Его исчерченная морщинами кожа была почти такой же бледной, как жёсткая седая борода, свисавшая до пояса, а на шее, спутавшись с бородой, висел большой фонарь наподобие прожектора, освещая чёрные кожаные ботинки. На старике была фланелевая рубашка, жёлтый дождевик, болотные сапоги и жёлтая же зюйдвестка, задний край которой свисал сзади вдоль шеи. Так мог бы выглядеть рыбак, которого выдернули прямиком из Тихого океана и забросили в гущу национального леса Маунт Худ.

Старик всё ещё прикрывал покрасневшие глаза. Ему пришлось выругаться, чтобы до Элизабет наконец дошло, что свет её фонарика слепит его.

- Простите, - извинилась она, опуская фонарик.

- Ты хоть понимаешь, что сейчас натворила? - голос, тонкий и высокий, прозвучал сдавленно - должно быть, из-за возраста. Старик сердито шагнул к ней.

Элизабет отступила назад.

- Простите?

Старик свёл вместе большой и указательный пальцы:

- Мне ведь вот столько не хватило! - двуствольный дробовик, который он держал в опущенной руке (и как только раньше не заметила?), взмыл вверх.

- Эй, полегче, - выдавила Элизабет, успокаивающе поднимая руку. В общем-то, учитывая последние события её жизни, не стоило удивляться встрече с психопатом посреди леса.

- Ведь прямо передо мной был! Я мог бы разом изменить всё для нашего городка, если б ты его не спугнула! - взорвался старик.

- Моя машина сломалась, и я увидела свет в лесу...

Вытерев лицо рукой, старик посмотрел туда, откуда пришёл - в лес, потом в ту сторону, куда направлялась Элизабет - на запад, - и, наконец, на её сломанную машину через дорогу. Дыхание его было тяжёлым, но равномерным: он не сошёл с ума, просто был взбешён.

- Тут я ничем вам не могу помочь, мэм, - сокрушённо ответил он.

- В любом случае, спасибо за участие, - Элизабет постаралась, чтобы голос не выдал разочарования.

Когда она снова зашагала вперёд, сзади послышалось:

- Не уверен, что вы в курсе, но до Рододендрона три мили.

Элизабет обернулась, поправляя ремешок сумки на плече и надеясь, что её содержимое ещё не промокло насквозь:

- Это всё-таки лучше, чем шесть до Говермент Кэмп.

- Вы знаете окрестности?

Элизабет пожала плечами.

Старик сузил глаза. С его бороды каплями стекал дождь.

- Идти одной - не лучшая идея, - сказал он этим высоким, глухим голосом. - Не через эти места и не в такое время ночи. Вы знаете, что там?

- Ещё больше стариков в рыбацком снаряжении?

Он поднял бровь и фыркнул от смеха - и, хотя сквозь бороду было сложно разобрать, улыбка у него была тёплой.

- Намного хуже, мэм.

Элизабет проследила за его взглядом, но ничего не увидела. Старик старательно пожевал и сплюнул, оставляя в бороде коричневые пятна, которые быстро смыло дождём. Кода он, наконец, ответил, в его голосе слышалось сожаление:

- Если идти на юг, есть один городок в миле отсюда, прямо за этими деревьями, - он махнул влево, в сторону леса, из которого появился. Казалось, он боролся с собой, не желая раскрывать существование этого городка, но проиграл.

- Город... там?..

- Мой город - Хемлок Вэйлс. Мы прозвали его самой надёжно охраняемой тайной Орегона, - старик снова сплюнул и едва заметно, но гордо улыбнулся. - Не возражаете против ночной прогулки?

Элизабет не ответила.

- Я лично знаю механика, который возьмёт с вас вдвое меньше, чем в любой из деревень Маунт Худ.

Всё так же молча Элизабет вглядывалась в лес, пытаясь понять, насколько можно верить этому заявлению.

- Даже если идти в Хемлок по главной дороге, он всё равно ближе Рододендрона. Просто выйдет две мили вместо одной, - он указал на восток. - Вам всего лишь придётся вернуться на полмили назад, потом ещё около мили на юг по тридцать второму шоссе, пока оно не свернёт на запад, и так до Клэйтон Роуд. Эта дорога приведёт вам прямо в город. Правда... срезать через лес было бы лучше: и расстояние, и время на дорогу меньше выходят.

- Думаю, я лучше буду держаться знакомого маршрута, - неуверенно ответила Элизабет. - До Рододендрона.

- Если вам так хочется рисковать и идти в такую даль в одиночку, дело ваше. Но я мог бы проводить вас через лес, в который вы так старательно вглядываетесь. Как-никак, я его знаю, как свои пять пальцев. Вы опомниться не успеете, как мы будем в Хемлок Вэйлсе. Это всего одна миля, мэм, и с моей Бэтси, - он поднял дробовик, - можно быть уверенным, что нас не разорвут на клочки.

Несмотря на всю эксцентричность и непонятные заявления, было в этом человеке что-то такое, что нравилось Элизабет, заставляло доверять ему. Интуиция убеждала остаться с ним, какой бы странной ни казалась эта идея. В конце концов, если Элизабет чем и гордилась в себе, так это умением разбираться в людях. Она позволила себе слегка улыбнуться:

- Будете моим телохранителем, значит?

- Так вы идёте или нет?

Дыхание повисало в тёмном холодном воздухе облачками пара. Элизабет никогда не слышала о Хемлок Вэйлсе; даже её отец если и знал, то ни разу не упоминал об этом городке. Может, он и в самом деле был самой надёжно оберегаемой тайной Орегона. А может, её самозваный проводник попросту был выжившим из ума и заблудившимся старым рыбаком.

- Мэм, - его голос зазвучал мягче и спокойнее. - Поверьте, если я говорю, что пойти со мной сейчас - лучшее, что вы можете сделать, то так оно и есть. Я в любом случае собираюсь домой, раз уж вы спугнули мою добычу.

Мурашки промаршировали по спине, но не старик вызвал эту тревогу. Хотя вокруг не было ни души, Элизабет не могла отделаться от ощущения, что за ними наблюдают: пристальный взгляд словно покалывал затылок.

- Пойдём, - сказал старик, беря её за локоть. - Попросим шерифа Таггарта и Брайана - ну, тот механик, про которого я говорил, - вернуться с вами сюда, как будет светло, и он на раз-два починит вашу машину. У нас даже мотель есть, чтобы вам было, где поспать, - тут он фыркнул от смеха: - Билл годами не сдавал никому комнату. К нам нечасто заглядывают гости.

Старик замолк, протягивая костлявую ладонь:

- Я Басгейт. Юстас Басгейт.

- Элизабет Эштон, - выдавила Элизабет сквозь стучащие от холода зубы и нерешительно пожала руку. Тепло от рукопожатия угнездилось внутри, по соседству с настороженностью, источник которой она никак не могла определить. Юстас, не отпуская руки, повёл её в лес по звериной тропе, и ветви елей, возвышавшихся над ними, защитили их от дождя.

Стоило им скрыться среди деревьев, как старик обернулся к Элизабет. Его ладонь крепко сжала её руку, серьёзность преобразила взгляд: даже в темноте он словно пронзал насквозь, отчего по спине пробежал уже знакомый холодок.

- Держитесь поближе, мисс Эштон. Оно заинтересуется посетителем. Так всегда бывает.

Оставить комментарий © Copyright Skaya8fair Размещен: 16/05/2016, изменен: 16/05/2016. 21k. Статистика. Глава: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Современный ретеллинг "Красавицы и Чудовища" от Дженни Дэвенпорт с буйным колоритом орегонской природы (это важно!). Когда Элизабет Эштон приезжает в Орегон, сбегая от догорающих остатков своей прошлой жизни в Лос-Анджелесе, меньше всего она ожидает оказаться в богом забытом городке Хемлок Вэйлс, хранящем тайну. Вот уже семьдесят лет городок страдает от монстра, живущего в лесу. По иронии судьбы Элизабет, которая сама считает себя монстром в душе, единственная из всех сумела разглядеть за клыками и когтями человеческую душу.

Skaya8fair : другие произведения.

Дженни Дэвенпорт "Хемлок Вэйлс", глава 1