Одиночество. Кому как не мне знать о нём. Это прекрасное чувство воспевали в песнях, с ним боролись герои легенд и саг, а я предавал ему форму в камне. Миловидная девушка, сидящая на большом тёплом валуне у дороги, подперев головку руками, и прекрасный юноша, полулежащий облокотившись о стол в семинарии. История двух сердец и двух камней. Как близко то время, когда они были вместе, и сколько прошло лет с того момента, как им пришлось расстаться. И это известно лишь мне - единственному свидетелю их нежности и страсти. Человеку, которому не удалось их уберечь.
Было холодное зимнее утро. В каменной келье монастыря было почти так же холодно, как снаружи - дыхание вырывалось паром, а затем инеем садилось на лицо. Вода в кадке замёрзла, превратившись в лёд - вот уже которое утро школяры не имели возможности умыться.
Джонатан сел на постели. В полутьме он едва различал стену в двух шагах от него. Бросив быстрый взгляд в окно, он увидел, что диск солнца поднялся над озером уже почти наполовину. А это означало, что, задержись он ещё минут на десять, и прощай завтрак.
Да и завтраком-то это не назовёшь. В его деревне скот и то лучше кормят. Но то была деревня, то был дом. А это - холодный город с узкими грязными улочками в будни и суетливой мишурой по праздникам. Город, полный горя, бед и болезней. ''Здесь нет места счастью,'' - вспомнил Джонатан слова из книги. А он приехал сюда именно для этого - в поисках счастья.
Поначалу у него и в мыслях не было поступать в семинарию. Но жить в городе оказалось не так-то просто, а благодаря урокам матери, он получил возможность обучения. Особого рвения к богословию у него не было, но он учился прилежно и уже читал латинские книги. Учителя-монахи были довольны им.
Друзей у него не было - поначалу он дичился остальных, а потом привык к тому, что всегда один, даже тогда, когда все остальные уходили в город ''на забаву''. В это время ему лучше работалось в тихой полутёмной библиотеке, где за каждой книгой тянулась медная цепь.
Вот и сегодня был такой день - ''свободный'' день. В монастыре было тихо - ни шороха, ни движения. Всё словно замерло в это холодное зимнее утро, всё застыло. Джонатан молча пережёвывал жалкую кашу то ли из пшена, то ли из овса или вообще из травы, когда в трапезную влетел (именно влетел, а даже не вбежал) Патрик, молодой ирландец, самый озорной из семинаристов, прибывший лишь на прошлой недели.
Джонатан молча поднял голову. Патрик стоял в лучах восходящего солнца, холодный свет которого резко подчёркивал все черты его лица, от чего оно казалось старше и серьёзнее. Но искристые блестящие глаза, полные чуть ли не безумия, меняли первой впечатление об этом человеке.
- Ты опять один, - тихо сказал он мелодичным голосом
- Я всегда один, - улыбнулся Джонатан, но улыбка вышла немного натянутой, и иронический смысл этой фразы, её ''смешливый оттенок'', потерялся где-то между слов, оставив место лишь реальному ходу событий, - Да, я всегда один, - повторил Джонатан, словно вникая в само значение этих слов.
- И даже такой чудесный день хочешь провести во тьме келий?
- Ну, да. А что мне ещё делать?
- Пойдём со мной, в город.
- Зачем? - удивился Джонатан.
Патрик лишь улыбнулся в ответ. И в этой ангельской улыбке была львиная доля чего-то дьявольского - прямо волк в овечьей шкуре - так, что Джонатан поднялся с места и молча последовал за ним.
Накинув плащ и отворив монастырские ворота, Патрик шагнул в солнечный свет, искрящийся вокруг, отражаясь от снега.
- Я покажу тебе мир, - тихо сказал он.
Было так необычно ходить по улицам города просто так, без какой-либо определённой цели. Обычно пустые и недружелюбные улицы были полны народу. Всюду царило оживление как перед праздником. А эпицентром суеты была рыночная площадь. Джонатан с удивлением смотрел вокруг - всё для него было новым и необычным. Город казался ему огромным существом, и он понял, почему он боялся его раньше - он боялся, что будет отторжен. Но город с радостью принял его в своё лоно.
- Ну, что скажешь? - спросил его Патрик
- Здесь очень...странно, - только и мог ответить Джонатан.
- Посмотрим, что ты скажешь после.
И, схватив его за запястье, Патрик стал удаляться от шумных центральных улиц к окраине города. Он остановился только у двухэтажного каменного здания. У входа в него была вывеска - золотой кубок, оброненный кем-то на парчу. Капли вина блестели на крае кубка.
- Что это? Таверна? - спросил Джонатан.
- И таверна тоже, - лукаво улыбнулся Патрик. Так, должно быть, улыбался сатана, искушая Еву запретным плодом.
Долю секунды Джонатан колебался, но любопытство одержало победу, и он вошёл в тёмную прихожую.
- Патрик, - тихо позвал он. Никто не откликнулся, хотя он чувствовал чьё-то присутствие, чей-то пристальный взгляд. - Патрик, - повторил он.
И вдруг его обожгло нежное прикосновение мягкой тёплой руки к его щеке.
- Ваш друг попросил меня провести с вами вечер, - услышал он нежный голос в темноте.
- Кто вы?
- Это не важно. Идёмте за мной, - в его руку проскользнула маленькая ручка с длинными тонкими пальчиками.
Он услышал звук приоткрывшейся двери.
- Осторожно, ступеньки, - предупредила его проводница.
Лестница вела наверх, на второй этаж в длинный коридор со множеством дверей. Только сейчас Джонатан заметил, что стало намного светлее, но лица шедшей чуть впереди него девушки так и не мог рассмотреть. Он видел её роскошные волосы, в которых играли отсветы пламени двух свечей в начале коридора; её тонкую фигуру, обтянутую платьем из багрово-алого шёлка. Он даже успел заметить, что её маленькие ножки не были обуты - она шла по ковру босиком.
Некоторые двери были закрыты и из-за них доносились голоса, смех и ещё какие-то странные звуки. А через открытые двери можно было заглянуть в роскошно убранные комнаты - гостиные и спальни.
Они встретили нескольких девушек в жёлтых, чёрных и синих платьях, но продолжали идти и остановились лишь в другом конце коридора.
И тут его проводница наконец-таки повернулась к нему лицом! Несколько секунд он рассматривал её красивое лицо - жёлто-зелёные кошачьи глаза, чуть пухловатые губки. Она стояла, облокотясь спиной о дверь. Внезапно поддавшись вперёд, она впилась губами в его губы и, обвив его шею руками, толкнула дверь.
То, что произошло дальше, Джонатан видел словно через сизую дымку, застлавшую его глаза. Ему казалось, что все эти поцелуи и ласки, которые ему дарила прекрасная незнакомка, - лишь сон, хотя и приятный. Но стоит только открыть глаза, и видение исчезнет.
И в то же время его пугала реальность этого сна - запах её волос, сладкий вкус губ, тепло дыхания, нежность и податливость тела. Он чувствовал, что близок к смерти, что сердце вот-вот разорвётся на части от неизвестного ему доныне чувства. И вот мгновение восторга. Это, должно быть, и чувствует человек в первые секунды падения с большой высоты. Его захлестнул свет, в действительности оказавшийся тьмою.
Сознание жизни приходило медленно. Сначала он понял, что дышит. И он лежал так несколько минут, слушая своё дыхание, ровное, мерное биение сердца. Потом открыл глаза. В комнате царил приятный полумрак. Лишь несколько лучей солнца пробивались сквозь щели тяжёлых деревянных ставен и, рассеиваясь, создавали неповторимую грань между светом и тенью.
Она сидела в кресле у окна и неотрывно смотрела на него своими кошачьими глазами. Уголки губ чуть приподнялись, когда она заметила, что Джонатан проснулся. Лёгким, полным грации движением, она встала с кресла и, плавно подойдя к постели, села у изголовья.
- Проснулся, - с улыбкой прошептала она, проведя рукой по его лицу.
Джонатан нежно поцеловал её прохладные пальчики.
- Ты очень хороший, - сказала она, всё так же ласково улыбаясь, - намного лучше всех остальных.
- Остальных?
- Неужели ты так и не понял, кто я?
- Ангел?
- Нет, - она резко отвернулась, скрыв от него боль, отразившуюся на её лице, - куртизанка.
- Что?
- Да. А это - публичный дом. Пусть и с хорошей репутацией. Ведь сути это не меняет.
Джонатан не сводил с неё глаз
- Как тебя зовут?
- Здесь нет имён. Они тут не нужны. Сегодня я одна, завтра я другая; сегодня я с одним, а завтра - с другим. И каждый зовёт меня так, как хочет.
- Тогда я хочу называть тебя твоим настоящим именем. Это можно устроить?
Девушка улыбнулась.
- Лайза. Меня зовут Лайза.
Он нежно поцеловал её ладонь.
- Значит, Лайза.
Знакомство с этой необыкновенной девушкой, такой сильной и хрупкой одновременно, стало для Джонатана всем. Он не понимал, как ему удавалось жить раньше, не зная её лица, её улыбки, её бездонных кошачьих глаз, её нежных поцелуев. Иногда он думал, что всё прошлое было лишь сном, а жить он начал с той секунды в полумраке коридора, когда его обожгли её влажные губы.
Он приходил почти каждый день, чтобы провести в ней хоть час. Чтобы просто побыть рядом, видеть её лицо, иметь возможность касаться её руки, словно созданной для того, чтобы её целовали.
Но более всего он дорожил длинными зимними ночами, которые они проводили вместе. Они любили сидеть у камина, лениво смотреть на играющее перед их глазами пламя. И тогда Джонатан вдруг начинал говорить - так много, гладко и красиво он не говорил никогда. Он рассказывал обо всём, что знал, слышал, читал, думал или гадал - обо всех тех тайнах, разгадать которые он был пока не в силах. А Лайза....Её глаза, тихо мерцающие в полумраке, были устремлены лишь на него. И она видела Рим и Афины, Париж и Венецию - все те огромные каменные города, о которых говорилось в книгах. Она побывала в Раю и слышала крики обречённых на вечность в Аду, слышала глас божий и говорила с самим Иисусом Христом.
- И тогда сказал Господь: ''Я есмь сущее. То, что было, есть и будет''
Лайза улыбнулась - Джонатан вошёл во вкус и начал даже размахивать руками.
- Ты похож на проповедника в церкви.
- Возможно, я когда-нибудь им стану, тут он умолк ненадолго. - Знаешь, я никогда раньше не думал, что буду хоть когда-нибудь так свято верить в Бога.
- Nunca diga nunca, - прошептала Лайза, - никогда не говори никогда.
-Я начал верить в него после той ночи с тобой, когда таким откровением для меня стал смысл жизни, её сущность. Всё оказалось так просто. И для того, чтобы познать её, эту сущность, совсем не нужно было углубляться в книги. Нужно было просто жить. А ты? -спросил он после паузы. - Веришь?
- В Бога? - переспросила Лайза, - не знаю. Я его не видела своими глазами, не слышала его гласа. А как можно верить в то, чего не видишь?
- Не знаю, - пожал плечами Джонатан. - Можно как-то.
Лайза мотнула головой.
''Совсем ещё ребёнок, '' - промелькнуло в голове у Джонатана.
- Может, и можно, но я так не могу, - ответила она.
- Значит, ты не веришь и в любовь? Потому, что её не видно?
Лайза молчала.
- Но ведь я-то её чувствую, пусть не вижу, но чувствую, так же, как и ветер.
- Я не могу верить в любовь, - тихо ответила Лайза, - Теперь уходи.
- Но ведь у нас ещё целых три часа...
- Я устала. Прошу тебя, уходи.
Джонатан встал. Лайза всё так же сидела, даже не повернув головы. Он нагнулся, чтобы поцеловать её на прощанье, но она отвернулась и продолжала молча смотреть на пламя.
Джонатан вышел за пределы города. Небо на востоке начинало светлеть, но как-то медленно и тускло. Перед ним тянулось пустое бескрайнее поле, и также пусто было в его душе.
'' Почему она так отвечает? - думал он. - Что я сделал не так? Что сказал?''
джонатан медленно брёл по снегу, хрустевшему под ногами. Даже хруст этот был так жалобен, что казалось, будто Джонатан шёл не по снегу, а по чьим-то надеждам, таким хрупким, что после каждого шага от низ оставались лишь осколки.
Когда он вошёл в монастырский двор, солнце уже поднялось над горизонтом.
Но Джонатан отправился не в трапезную, - он уже и так был ''сыт по горло'' - а в келью молодого ирландца. Всё то время, когда Патрик был в монастыре, он проводил там один, заперев дверь и никого к себе не пуская.
Джонатан остановился у той самой двери и прислушался - из-за неё доносился размеренный стук.
- Патрик, - негромко позвал Джонатан. - Можно поговорить с тобой.
- Секунду, - раздалось из-за двери. - Последний штрих. А что случилось? Несколько ударов. - надеюсь, ничего серьёзного? - ещё удар.
- Может, ты меня впустишь? - настаивал Джонатан. - Тогда мне не придётся орать на весь монастырь.
- Да-да, конечно. Только подожди минутку, я сейчас закончу.
Прошло минут пятнадцать. Джонатан, всё это время подпиравший собой стену, хотел было уже уйти, но вот, наконец, дверь приоткрылась и появился Патрик, весь покрытый белой пылью.
- Господи, что ты там делаешь?
- Не упоминай имя Господа нашего всуе. Проходи, не обращай внимания на беспорядок, ладно?
Джонатан с удивлением обвёл келью глазами - комната была чуть ли не вдвое больше обычного, стены украшали барельефы со сценами из жития святых. У окна стоял небольшой каменный столик, а рядом стул. И ещё в углу нечто большое, наспех прикрытое плащом. Везде, где только нашлось место, стояли маленькие каменные фигурки.
Патрик перехватил его удивлённый взгляд.
- Здесь нет ничего удивительного. Я занимаюсь резьбой по камню. Да, да, я скульптор - это наше фамильное ремесло, которое переходило от отца к сыну в течении многих веков.
- Но...
- Комната была не больше остальных, но у монастыря очень толстые стены, и я решил не упускать возможности получить разом и материал, и место для работы.
Джонатан улыбнулся - в этом и был весь Патрик - он найдёт выгоду даже там, где её просто нет и быть не может.
- Ну а теперь, - он указал Джонатану на кровать, а сам сел на стул напротив, - садись и рассказывай, Натан. Я весь внимание.
Джонатан начал говорить - быстро и сбивчиво, но голубые как лёд глаза ирландца внимательно смотрели на него. И он знал - Патрик не упустил ни слова, сказанного им.
- Итак, - подытожил он. - Ты влюбился, - Джонатан кивнул. - В куртизанку, - ещё один кивок, - но она тебя не любит.
- В этом-то вся проблема.
- Если в этом ''проблема'', то считай, что её нет, - усмехнулся Патрик.
- Но ведь...
- Натан, она у тебя была первой женщиной, а ты у неё - сотым мужчиной. Она жрица любви и продаёт её тем, кто может купить, но себе она не может её позволить. Иначе ей придётся заплатить слишком большую цену, уж поверь мне.
- И что теперь делать?
- Ничего.
- То есть как это?
- А вот так. Не ходи к ней больше, ладно? Там много женщин - есть и холодные англичанки, и страстные испанки. Выбери кого-нибудь другого, но не её. Постарайся даже её не видеть - этими свиданиями ты только причинишь боль саму себе. И не бывай больше трёх ночей подряд у одной женщины. Потом начинаешь привязываться, а это опасно.
Джонатан вздохнул.
- Значит, здесь нет места счастью, - пробормотал он.
- На Земле вообще нет места счастью, - ответил Патрик с усмешкой.
Джонатан поднялся.
- Ну что ж, спасибо за совет, - Патрик кивнул, - я пойду, - то ли сказал, то ли спросил он и сделал шаг по направлению к двери.
- Натан, - окликнул его ирландец
- Да?
- Какой сегодня день?
- Не знаю.
- Десятое февраля, - Джонатан пожал плечами, - у нас в Ирландии это день святого Натаниэля.
Джонатан улыбнулся.
- И у меня есть подарок, - Патрик подошёл к '' нечто большому'', занавешенному плащом, в углу и дёрнул за край плаща. За ним была каменная статуя Джонатана, полулежащего, облокотившись о стол в семинарии. - Помнишь? Это было три дня назад - ты вернулся после очередной ночи с ней очень усталым и уснул на богословии.
- Патрик, это... у меня просто нет слов. Спасибо.
Ирландец дружески потрепал его по плечу.
- У тебя ещё столько всего впереди. Целая жизнь.
Эту ночь, чуть ли не первую за весь месяц, Джонатан провёл в стенах монастыря. Он лежал, смотрел на потолок, на игру лунного света на камнях и думал о словах Патрика.
''Он был прав, тысячу раз прав, - думал он. - И завтрашнюю ночь я проведу уже не с ней, а с Паолой''
и с твёрдым решением поступить именно так, а не иначе, он отправился по знакомой тропинке через поле следующим вечером. Было около семи часов пополудни. Солнце почти село, и на землю опускались приятные, уже почти весенние сумерки.
Вот и таверна ''Золотой Кубок'' , вот тёмная прихожая, знакомая лестница со скрипящими ступеньками, полутёмные коридор. А вот и дверь в комнаты Паолы. Джонатан остановился, поднял руку, чтобы постучать и замер. Он не понимал, что случилось - вся его напускная решимость пропала, от неё не осталось и следа. Джонатан медленно опустил руку - он ничего не сумел с собой поделать. Ведь он любил её и продолжал любить несмотря ни на что.
Он медленно пошёл дальше по коридору.
- Джонатан, - вдруг услышал он сильный женский голос позади себя.
Обернувшись, он увидел Паолу в чёрном бархатном платье.
- Может, в следующий раз ты окажешься посмелей, - сказала она с улыбкой.
- нет, вряд ли, - ответил он, внезапно почувствовав отвращение к этой молодой развратной женщине.
Вот, наконец, другой конец коридора. Дверь в комнату Лайзы была приоткрыта. Свечи в комнате ещё не горели, и освещалась она лишь тлеющими в камине поленьями. Джонатан тихо вошёл.
- Лайза, - позвал он девушку, сидящую спиной к нему у окна.
Она обернулась и, увидев его, бросилась к нему навстречу.
- Натан, слава Богу, это ты, - она целовала его лицо, губы, щёки. И вдруг он заметил, что она плачет.
- Что случилось?
- Я не могу больше так жить. Я уеду отсюда, из города, из страны. Всё равно куда, лишь бы подальше отсюда, от этого дома.
- Но как ты уедешь? Для того, чтобы путешествовать, нужны большие деньги, а тебя содержит этот Ом.
- Я не знаю, Натан, но я здесь и дня не останусь, ни лишнего дня!
- Хорошо, давай сядем и подумаем. В конце концом, две головы лучше одной, так ведь?лайза чуть заметно кивнула и села на кровать рядом с Джонатаном.
- У тебя есть родственники в Англии?
Она отрицательно покачала головой.
- Мои родители умерли, а об остальных родственниках я и не знаю.
- На то, чтобы собрать необходимые деньги уйдёт какое-то время. И это время тебе надо где-то жить.
- А ты не можешь взять меня к себе?
- В монастырь? - усмехнулся Джонатан.
Лайза уронила голову на руки и была готова снова расплакаться.
- Постой, тебя крестили?
- Что?
- Я ещё не давал обета безбрачия и, если тебя крестили, то мы можем обвенчаться и жить у прихода. Потом, скопив нужную сумму, мы сможем уехать. Всё получится!
- Нет, - тихо ответила она.
- То есть как это нет? - не понял Джонатан.
- Нет, меня не крестили.
- Ну, это не проблема. Я знаю одного священника, он не откажет помочь нам. Он окрестит тебя завтра, а послезавтра мы уже сможем пожениться.
Лайза улыбнулась.
- Впервые в жизни мне повезло, когда я встретила тебя.
Джонатан прижал её к себе.
- У нас с тобой ещё столько всего впереди - столько счастья, любви и радости, - он целовал её лицо после каждого слова.
- Я люблю тебя, - прошептала Лайза.
Джонатан прижал палец к её губам.
- Не говори этого сейчас - скажешь это перед алтарём.
- Насчёт этого можешь не беспокоиться, - прошептала она, целуя его губы.
Огонь в камине потухал, в то время как огонь в их сердцах разгорался.
Утром из дверей таверны вышли двое в тёмных плащах с капюшонами, скрывающими лица один из них был настолько изящен и хрупок, что вполне мог оказаться и девушкой. Они быстро шли по городским улицам в сторону церкви, за весь путь не было произнесено ни слова. Всё в том же напряжённом молчании они вошли в алтарный зал и откинули капюшоны. Это были Джонатан и Лайза.
- Подожди меня здесь, - шепнул он, - я должен поговорить с отцом Джейкобсом наедине.
- Отец Джейкобс? - взволнованно переспросила Лайза.
- Не волнуйся, это мой друг, - улыбнулся он и прблизился к высокому крепкому мужчине в сутане, стоящему у алтаря.
- Да прибудет с вами Господь, отец Джейкобс, - приветствовал его Джонатан.
- И с тобой, мой брат во Христе.
- Я пришёл, чтобы поговорить с вами. Речь идёт о крещении вот этой молодой особы, - Джонатан указал на Лайзу. Глаза священника как-то странно сверкнули. - Сегодня ведь как раз воскресенье, и мы успели к заутрени.
- Джонатан, Джонатан. Я думал, что ты, как никто другой должен знать, что так быстро это не делается. Ты забыл про оглашение, очищение и просвещение.
- Но тогда это затянется больше, чем на неделю. А у нас нет столько времени.
- Но к чему такая спешка?
- Мы хотим обвенчаться завтра.
- Вот как, - приподнял одну бровь святой отец.
- Поймите, это очень важно. Отец Джейкобс, прошу вас.
- Джонатан, здесь я бессилен.
- Но... я как восприемник и духовное лицо могу заверить вас в том, что моя подопечная понимает необходимость освобождения от греха и неведения, - Джонатан вздохнул. - Это очень важно, - повторил он, - Постарайтесь понять, - Джонатан умолк и смотрел в лицо священника.
Потом хотел было добавить что-то ещё, но отец Джейкобс остановил его небрежным жестом.
- Хорошо, я готов сделать исключение из сочувствия к тебе и этой милой девушке, - он сделал ударение на последнем слове. - Но это в первый и последний раз.
Лицо Джонатана, обычно такое серьёзное, осветила лучистая улыбка.
- Спасибо вам, святой отец, - сказал он и махнул Лайзе.
Та нерешительно приблизилась.
- Здравствуйте, отец Джейкобс, - тихо сказала она.
- Здравствуй, дитя моё, - ответил тот, чуть склонив голову. - Вам придётся немного подождать, пока я принесу необходимые вещи.
Он удалился для того, чтобы вернуться с белым плащом и незажженной свечой в руках.
- Прошу вас к крещальной купели , - усмехнулся он. - Итак, дщерь моя, повторяй за мной:'' я, будучи долгой время отбившейся овцой, готова приити в лоно святой церкви. Я отрекаюсь от сатаны и клянусь исповедовать истинную веру''.
Лайза повторила за ним слово за словом. Тогда отец Джейкобс подал Джонатану знак, и тот убрал капюшон, всё ещё покрывавший голову девушки.
- Лайза, я крещу тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа, - при упоминании каждого из Божественных Лиц Пресвятой Троицы отец Джейкобс возливал воду на голову Лайзы. - Да прибудет с тобой Господь, наша сестра во Христе, - ещё один знак в сторону Джейкобса, и плащ, скрывавший фигуру Лайзы, обтянутую белым платьем, упал на пол. Святой отец накинул ей на плечи белый плащ. Джонатану показалось, что он что-то шепнул Лайзе.
- Нет, да прибудет с вами Господь, - сказала она прерывающимся от волнения голосом.
- Ты уверена в том, что мне не стоит остаться? - спросил Джонатан у дверей в таверну.
- Наверное, не стоит свою первую ночь во Христе начинать с греха, - улыбнулась Лайза.
Джонатан улыбнулся в ответ
- Да, наверное, ты права, - кивнул он. - Тогда я пойду. Увидимся завтра в церкви.
- Подожди, - она поймала его руку. - Завтра будет очень важный для нас день.
- Самый счастливый день в моей жизни, - ответил он.
- Откуда ты можешь знать? Ведь завтра ещё не стало.
- Я не знаю, я верю.
- Я хотела спросить - ты серьёзно решил поступить так, как говорил мне? В смысле, ты не пожалеешь об этом после?
- Глупышка, как я могу пожалеть об этом? - улыбнулся он, касаясь губами её лба, - нет, нет и тысячу раз нет.
Лайза улыбнулась - так улыбаться умела только она.
- Тогда - до завтра, - шепнула она и исчезла в темноте прихожей.
Джонатан ещё минуту постоял у двери, а потом пошёл в монастырь, и та же самая дорога, по которой он возвращался всего лишь пару дней назад, показалась ему путём в рай.
Эти светлые мысли - о будущем счастье с Лайзой - не покидали его и во сне. Давно он уже не спал так крепко.
- Натан, Натан! - услышал он сквозь сон голос Патрика. - Проснись же т наконец! Лайза в беде!
- Что?! - Джонатан вскочил, как ошпаренный. - Что произошло? - спросил он, натягивая сапоги и рубашку
- Её схватили этой ночью и хотят убить.
- Схватили? Кто?
- Инквизиция! Её хотят сжечь на костре!
Джонатан вылетел в монастырский двор, пересёк его и через поле бросился к городу.
- Как это случилось? Что она сделала?
- Я не знаю. Поговори с отцом Джейкобсом.
- Уж я поговорю, не сомневайся.
Точно в том же темпе он влетел в комнату церковного суда, где уже собрались все духовные лица и саны.
- что происходит? - спросил Джонатан. - Почему вы схватили Лайзу?
- Она совершила преступление против Господа Бога и святой Церкви, - ответил отец Джейкобс.
- И в чём же заключается её ''преступление''?
- В этом мы и хотим сейчас разобраться, - отец пригласил Джонатана и Патрика сесть. - Приведите свидетелей.
В комнату ввели двух мужчин, один из которых был явно не в своём уме.
- Расскажите всё увиденное вами этой ночью, - попросил их Джейкобс. - Не утоя от нас ни слова, ибо все мы под Богом ходим.
- Мы вчера ночью были недалеко от города в горах. Это совсем близко, не больше часа ходьбы, - заговорил тот, в глазах которого ещё была капля рассудка. - Было темно и холодно, и м уже собирались искать себе место для ночлега, как вдруг увидели странный свет - красноватый, такого не дают ни свечи, ни факелы. И ещё женщину в плаще с капюшоном, накинутым на голову. Она издавала какие-то странные звуки, словно призывая духа или читая молитву на каком-то незнакомом языке - сколько мы ни слушали, не могли понять ни слова. Потом она стала поднимать с земли камни и строить мост в горах.
- Мне кажется, что уже достаточно. Это свидетельство говорит о том, что эта женщина - ведьма, и её следует сжечь на костре.
- Обвинение безосновательно, - достаточно громко возразил Джонатан. - По крайней мере для такого наказания. Они говорят, что дело было ночью, на женщине был плащ с капюшоном - разве можно было разглядеть её лицо?
- Вы забыли про свет, - вмешался ''свидетель'' - он был таким сильным, что можно было бы даже сосчитать количество камней, ушедших на мост.
Джонатан хотел было снова возразить, но тут Патрик толкнул его локтем в бок и, вместо проклятий, уже готовых сорваться с его губ, он тихим, донельзя напряжённым голосом произнёс:
- Могу я увидеться с ней? В конце концов, я был её восприемником.
- Пойми Джонатан, я очень хочу тебе помочь, - тихо сказал отец Джейкобс, так, что его слова слышал только тот, к кому они обращались. - Но здесь я бессилен. Это слишком серьёзное обвинение. Как видишь, крещение ей отнюдь не помогло - она снова впала в грех. - тут он движением головы указал на дверь, и Джонатан вслед за ним вышел в коридор.
Он не помнил, как долго его вели по нескончаемо длинным коридорам, как, спустившись вниз по лестнице, они оказались в настоящей церковной тюрьме, сгноившей не одну сотню невинных жертв инквизиции. Он ничего не помнил до той секунды, как с лязгом отворилась дверь в одну из камер; как он вошёл в темноту и , напрягая зрение, рассмотрел в углу маленькое, испуганное и беспомощное существо. Лайза даже не подняла головы. Казалось, она не видела и видеть не хотела то, что происходило в камере, но Джонатан опустился на пол рядом с ней, прижал к седее её тонкое тело, нежно целовал лицо, волосы, шептал слова любви. А она только смотрела на него, не в силах поверить, что всё это не сон и не видение.
- Натан, боже, неужели это ты? - шептала она, водя холодными руками по его лицу. - Любимый.
- Лайза, расскажи, что случилось? Как это произошло? Ты была ночью в горах?
- Да, Натан, да, - прошептала она. - Но не из-за того, что я ведьма. Просто, - тут она закрыло лицо руками и её плечи содрогнулись от нового приступа рыданий. - Там, на южном склоне, поросшем мхом, могила. Могила моего сна. Слышишь, Джонатан? У меня был сын, маленькое живое существо, так трогательно жавшееся к моей груди, желая этим защитить себя от опасностей этого мира. Но зима не пощадила его, северный ветер унёс с собой его душу, а маленькое тельце приняла земля, - тут она замолчала и некоторое время были слышны лишь всхлипывания. Потом, собравшись с силами, она продолжила, - я была там ночью, чтобы попрощаться с ним и с тем видением, что было его отцом. А Он выследил меня. Он только и ждал этого момента, чтобы схватить меня. Это страшный человек, чья сущность, скрытая богоприятной маской, ужасна. Скольких из нас Он толкнул на путь греха. А когда я была готова сойти с него, Он решил, что лучше мне принять смерть.
- Кто это, Лайза? Кто?!
- Это... - но тут дверь камеры открылась, и на пороге показался отец Джейкобс.
- Ваше время истекло.
Напрасно Джонатан как можно медленнее вставал и шёл к двери, пытаясь выиграть те секунды, которых ему не хватало, всё лелея надежду, что Лайза назовёт имя. Но она молчала. И, когда он обернулся, чтобы посмотреть на неё в последний раз, в её застывших глазах был ужас.
- Ну что? - набросился на него Патрик, едва он успел войти в комнату. - Ты её видел?
Джонатан лишь кивнул в ответ.
- Как она? Что говорит...Ты куда?!
- Я... мне надо идти.
- Натан, я думаю, что.. - начал было Патрик.
- Я скоро вернусь. Мне надо всё обдумать, -Джонатан вышел из комнаты. Становившись в дверях, он сказал, - и найти выход, в конце концов!