Казалось, табличка на стене вибрирует под скользкой пленкой теплой воды. Экелc на мгновение прикрыл глаза, и в этой секундной темноте продолжала гореть табличка:
КОРПОРАЦИЯ САФАРИ ВО ВРЕМЕНИ
ПУТЕШЕСТВИЯ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ В ПРОШЛОМ
ВЫ НАЗЫВАЕТЕ ЖИВОТНОЕ
МЫ ДОСТАВЛЯЕМ ВАС ТУДА
ВЫ УБИВАЕТЕ ЕГО
Комок теплой слизи собрался в горле Экелcа; он сглотнул и протолкнул его. Мышцы вокруг его рта растянулись, образуя улыбку, когда он медленно протянул руку (а в этой руке чек на десять тысяч долларов) человеку за столом.
- Ваше сафари гарантирует, что я вернусь живым?
- Мы не гарантируем ничего, - сказал служащий, - кроме динозавров, - он повернулся. - Это мистер Трэвис, ваш Гид по Сафари в Прошлом. Он скажет вам, когда и где стрелять. Если он говорит не стрелять - не стрелять. Если вы не подчиняетесь инструкциям - строгое наказание в размере дополнительных десяти тысяч долларов, плюс возможные санкции государства по возвращении.
Экелс бросил взгляд через огромное помещение офиса на сплетенную, извивающуюся, гудящую массу проводов и стальных коробок, на сияние, вспыхивающее то оранжевым, то серебряным, то голубым. Был такой звук, словно гигантский костер сжигал всё Время, все годы, все бумажные календари, все часы, собранные в высокую кучу и воспламененные.
Одно прикосновение руки - и в тот же миг это горение прекрасным образом изменится. Экелс помнил слова объявления до буквы. Из золы и пепла, из пыли и угля, как золотые саламандры, старые годы, молодые годы - мощный скачок; розы сластят воздух, белые волосы превращаются в смолянисто-черные, морщины исчезают; все, всё возвращаются к истокам, убегают от смерти, торопятся к своим началам; солнца встают в западных небесах и садятся на великолепных востоках, луны проглатывают себя вопреки обычаю; все и всё складываются друг в друга, как матрешки, кролики в шляпах; все и всё возвращаются к свежей смерти, первозданной смерти, юной смерти, ко времени до начала. Одно прикосновение руки может совершить это, всего лишь прикосновение руки.
- Дьявол и преисподня, - выдохнул Экелс, на его худом лице играл свет от Машины. - Настоящая Машина Времени, - он покачал головой. - Заставляет задуматься. Если бы вчерашние выборы закончились иначе, я, возможно, был бы сейчас здесь, спасаясь от результатов. Слава Богу, победил Кейт. Он станет отличным президентом Соединенных Штатов.
- Да, - сказал человек за столом. - Нам повезло. Если бы Дойчер прошел, мы бы получили наихудший вариант диктатуры. Это человек, отрицающий всё, милитарист, антихрист, антигуманист, антиинтеллектуал. Вы знаете, люди звонили нам, вроде бы в шутку, но на самом деле не шутя. Говорили, если Дойчер станет президентом, они хотят уехать жить в 1492 год . Конечно, наше дело не проводить Операции Спасения, а устраивать Сафари. В любом случае, Кейт теперь президент. Всё, о чём вам следует волноваться, это...
- Как застрелить моего динозавра, - закончил за него Экелс.
- Королевский тиранозавр. Громовой Ящер - самый ужасный монстр за всю историю. Подпишите эту расписку. Мы не несем ответственность, чтобы ни случилось. Эти динозавры голодны.
Экелс сердито вспыхнул.
- Пытаетесь напугать меня!
- Честно говоря, да. Нам не нужен человек, который запаникует при первом выстреле. В прошлом году погибли шесть лидеров Сафари и дюжина охотников. Мы здесь, чтобы дать вам такой распроклятый ужас, о котором настоящий охотник мог только мечтать. Отправляем вас на шестьдесят миллионов лет назад, чтобы добыть самый крупный, чертов трофей за всё Время. Ваш личный чек ещё здесь - разорвите его.
Мистер Экелс долго смотрел на чек. Его пальцы судорожно сжались.
- Удачи, - сказал человек за столом. - Мистер Трэвис, он ваш.
Взяв оружие, они двинулись в тишине к Машине, к серебряному металлу и ревущему свету.
Сначала день, затем ночь и снова день, и снова ночь. Потом все превратилось в бесконечную череду: день-ночь-день-ночь-день. Неделя, месяц, год, десятилетие! 2055...2019...1999!..1957!..Позади! Машина ревела.
Они надели кислородные шлемы и проверили связь.
Побледневший Экелс, стиснув зубы, покачивался на мягком сиденье. Почувствовав дрожь в руках, он опустил глаза - его пальцы сжимали новую винтовку. В Машине было еще четыре человека. Трэвис, руководитель Сафари, его ассистент Лесперанс, и два других охотника, Биллингс и Крамер. Они сидели, смотря друг на друга, а годы, сверкая, проносились мимо.
- Этими пушками можно прикончить динозавра? - услышал свой голос Экелс.
- Если попадете туда, куда надо, - сказал Трэвис в шлемофон. - У некоторых динозавров два мозга: один в голове, а другой в самом низу позвоночного столба. Мы держимся подальше от таких. Это все равно, что играть с огнем. Пустите две первые пули в глаза, ослепите их, а потом - в мозг.
Машина выла. Время превратилось в перематываемую назад кинопленку. Солнца исчезали, а вслед за ними исчезали десять миллионов лун.
- Святой Боже, - проговорил Экелс, - любой из когда-либо живших охотников позавидовал бы нам сегодня. Африка по сравнению с этим - просто Иллинойс.
Машина замедлила ход, ее рычание перешло в мурлыканье, и она остановилась.
Солнце остановилось в небе.
Окутывавший Машину туман рассеялся. Они были в далеком прошлом, действительно очень далеком, три охотника и два главы Сафари с ружьями из синего металла на коленях.
- Христос еще не родился, - сказал Трэвис, - Моисей еще не поднялся на гору, чтобы поговорить с Господом. Пирамиды все еще в скалах, ждут, когда их высекут и воздвигнут. Помните об этом, еще не существует ни Александр, ни Цезарь, ни Наполеон, ни Гитлер - никто из них.
Мужчины кивнули.
- Это, - протянул руку Трэвис, - джунгли за шестьдесят миллионов две тысячи пятьдесят пять лет до президента Кейта.
Он указал на металлическую тропу, врезавшуюся в дикую зелень гигантских папоротников и пальм над скрытыми под испарениями топями.
- А это, - сказал он, - Тропа, проложенная для вас Сафари во времени. Она парит на расстоянии шести дюймов над землей. Она не касается ни одной травинки, цветка или дерева. Это антигравитационный металл. Она служит для того, чтобы вы ни на мгновение не прикоснулись к этому миру прошлого. Оставайтесь на Тропе. Не сходите с нее. Я повторяю. Не сходите с нее. Ни в коем случае! Если свалитесь, последует штраф. И не стреляйте ни в какое животное, пока мы не позволим.
- Почему? - спросил Экелс.
Они сидели в первозданной глуши. Ветер доносил далекие крики птиц, запах смолы и старого соленого моря, сырой травы и алых, как кровь, цветов.
- Мы не хотим изменить будущее. Мы не принадлежим этому Прошлому. Правительству не нравится, что мы здесь. Нам приходится давать крупные взятки, чтобы не лишиться лицензии. Машина Времени - это чертовски щепетильный бизнес. Мы можем убить ценное животное, маленькую птичку, букашку, цветок, наконец, и таким образом оборвать важную цепь развивающегося вида.
- Весьма расплывчато, - сказал Экелс.
- Ладно, - Трэвис продолжил. - Скажем, мы случайно убиваем тут мышь. Это значит, что все потомки этой конкретной мыши уничтожены, верно?
- Верно.
- И все потомки потомков этой мыши! Одним движением вы истребляете сначала одну, затем дюжину, потом тысячу, миллион, миллиард не родившихся мышей!
- Таким образом, они мертвы, - сказал Экелс. - И что?
- И что? - фыркнул Трэвис. - Ну а как насчет тех лис, которым эти мыши понадобятся, чтобы выжить? Из-за десятка мышей погибает лиса. Из-за десятка лис умирает от голода лев. Из-за льва все виды насекомых, стервятники, несчетные миллиарды форм жизни повергнуты в хаос и уничтожены. В конце концов, всё сводится к следующему: пятьдесят пять миллионов лет спустя пещерный человек, один из дюжины во всем мире, идет охотиться на вепря или саблезубого тигра, чтобы добыть пищу. Но ты, дружище, наступил на всех тигров в этой местности, наступив на одну единственную мышь. Пещерный человек умирает от голода. И заметьте, пожалуйста, этот пещерный человек не просто любой человек, которого уже не вернуть, нет! Он - это целая нация в будущем. Из его лона могли бы выйти десять сынов, из их лон - сотня сынов, и так до целой цивилизации. Уничтожьте этого человека, и вы уничтожите расу, народ, целую историю жизни. Это все равно, что умертвить кого-нибудь из внуков Адама. Единственное движение, убившее мышь, может послужить началом землетрясения, толчки которого будут до самого основания сотрясать нашу землю и судьбы на протяжении Времени. Смерть одного пещерного человека задушила миллиарды других, еще не рожденных, в чреве. Возможно, Рим никогда не поднимется на семи холмах. Возможно, Европа навсегда останется темной чащобой, и только Азия будет процветать в здравии и благополучии. Наступи на мышь, и ты сотрешь в пыль Пирамиды. Наступи на мышь, и отпечаток твоей подошвы, словно горный каньон, пересечет Вечность. Может быть, королева Елизавета никогда не родится, может быть, Вашингтон никогда не пересечет Делавэр, может, никаких Соединенных Штатов не будет вообще. Так что будьте аккуратны. Оставайтесь на Тропе. Никогда не сходите с неё.
- Понятно, - сказал Экелз. - Тогда, значит, нам не пройдет даром даже прикосновение к траве?
- Точно. Уничтожение определенных растений может иметь непоправимые последствия. Маленькая ошибка, совершенная здесь, умножится на шестьдесят миллионов лет и достигнет неимоверных размеров. Конечно, может, наша теория и не верна. Может, мы и не в состоянии изменить Время. Или только едва уловимо. Мертвая мышь здесь, вызывает нарушение баланса насекомых там; позднее - изменение размеров популяции, плохой урожай, депрессию, массовые голодные смерти и, в конце концов, изменение социального темперамента широко раскинувшихся стран. Нечто гораздо менее различимое, что-то в этом роде. Возможно, лишь слабое дыхание, шепот, волос, пыльца в воздухе - такая крошечная перемена, что и не заметишь, если не приглядываться. Кто знает? Разве может кто-нибудь сказать, что он знает наверняка! Мы не знаем. Мы догадываемся. Но до тех пор, пока мы не будем знать точно, может ли наша возня во Времени отозваться громким криком или тихим шепотом в истории, мы будем чертовски осторожны. Эта Машина, эта Тропа, ваша одежда и тела были, как вы знаете, простерилизованы перед путешествием. На нас надеты кислородные шлемы, чтобы мы не занесли свои бактерии в первобытную атмосферу.
- Откуда же мы знаем, в каких животных стрелять?
- Они помечены красной краской, - сказал Трэвис. - Сегодня, перед нашим путешествием, мы послали сюда Лесперанса. Он прибыл точно в эту эру и следовал за определенными животными.
- Изучая их?
- Верно, - сказал Лесперанс. - Я проследил весь их жизненный путь, отмечая, которые из них живут дольше всех. Очень немногие. Сколько раз они спариваются. Не часто. Жизнь коротка. Когда я нахожу животное, которое умрет от упавшего дерева, или утонет в наполненной смолой яме, я замечаю точное время - час, минуту, секунду. Я стреляю зарядом с краской, и он оставляет красное пятно на его шкуре. Мы его не пропустим. Затем я соотношу время нашего прибытия в Прошлое так, что мы встречаем Монстра не более чем за две минуты до того, как он все равно бы умер. Таким образом, мы убиваем только тех животных, у которых нет будущего, которые больше не будут спариваться. Видите, насколько мы осторожны?
- Но если вы были в прошлом этим утром, - возбужденно проговорил Экелс, - вы должны были наткнуться на нас, на наше Сафари! Как оно закончилось? Все прошло успешно? Мы все вернулись... живыми?
Трэвис и Лесперанс переглянулись.
- Это какая-то загадка, - сказал последний, - Время не допускает подобного беспорядка - чтобы человек встретил сам себя. Если возникает угроза, что такое произойдет, Время отступает. Как самолет, проваливающийся в воздушную яму. Вы почувствовали, что Машина подпрыгнула прямо перед тем, как остановиться? Это были мы, минующие самих себя по пути назад, в Будущее. Мы ничего не видели. Так что невозможно сказать, была ли эта экспедиция успешной, добыли ли мы нашего монстра и все ли - имея в виду вас, мистер Экелс - вернулись живыми.
Экелс натянуто улыбнулся.
- Прекращайте болтовню, - резко сказал Трэвис. - Встаем!
Они приготовились покинуть Машину.
Джунгли устремлялись ввысь, джунгли простирались вширь, джунгли были целым миром, тянущимся и тянущимся в бесконечность. Небо заполняли звуки, подобные музыке, звуки, напоминающие хлопанье парусины на ветру, - это были птеродактили, парящие на полых серых крыльях, гигантские летучие мыши, порождения бреда и ночной лихорадки. Экелс играючи прицелился, балансируя на узкой Тропе.
- Прекратите! - одернул его Трэвис. - Не цельтесь даже в шутку, черт побери! Если ваша пушка выпалит...
Экелс вспыхнул.
- Где наш тиранозавр?
Лесперанс сверился со своими часами.
- Прямо впереди. Мы пересечем его тропу через шестьдесят секунд. И, ради Бога, ищите красную отметину. Не стреляйте, пока мы не подадим знак. Оставайтесь на Тропе. Оставайтесь на Тропе.
Они двинулись вперед, обдуваемые утренним ветром.
- Странно, - пробормотал Экелс. - Шестьдесят миллионов лет вперед завершился День Выборов. Кейт стал президентом. Все празднуют. А мы здесь, затерянные в миллионах лет, и они не существуют. Вещи, о которых мы волнуемся в течение месяцев, да и всей жизни, еще даже не появились на свет, не зародились в мыслях.
- Снять винтовки с предохранителей, - скомандовал Трэвис. - Экелс, вы стреляете первым. Биллингс - второй. Крамер - третий.
- Я охотился на тигра, вепря, бизона, слона, но, Господи, это оно, - произнес Экелс. - Я дрожу как ребенок.
- А! - сказал Трэвис.
Они остановились.
Трэвис поднял руку.
- Впереди, - прошептал он. - В тумане. Он там. Его Королевское Величество.
Джунгли простирались вширь и были полны щебетания, шуршания, бормотания и вздохов.
Внезапно всё резко замолчало, будто кто-то закрыл дверь.
Тишина.
Раскат грома.
Из тумана, на расстоянии сотни ярдов, появился Королевский Тиранозавр.
- Господи Иисусе, - прошептал Экелс.
- Ш!
Он ступал, меряя землю огромными, упругими лоснящимися ногами. Он возвышался над деревьями - на тридцать футов выше половины из них - великий бог зла, прижимающий свои изящные, миниатюрные лапки к лоснящейся груди. Каждая из ног была поршнем - тысяча фунтов белой кости, оплетенная толстыми канатами мышц, защищенных блестящей каменной шкурой, как кольчугой какого-то страшного воина. Все состояло из тонн мяса, кости и стальной чешуи. А с огромной грудной клетки в верхней части тела свешивались две изящные ручки, ручки, которые могли хватать и изучать людей, как игрушки. Змеиная шея извивалась, а голова, тонна обработанного скульптором камня, легко возносилась в небо. Его пасть разверзлась, обнажая частокол подобных кинжалам зубов. Его глаза округлились - страусовые яйца, лишенные всякого выражения, кроме голода. Его челюсти сомкнулись в смертельной ухмылке. Он шагал, сокрушая кусты и деревья, его когтистые ступни вспахивали сырую землю, оставляя отпечатки шестидюймовой глубины там, куда он перемещал свой вес. Он шел скользящим балетным шагом, слишком легко для своего десятитонного веса удерживая равновесие. Он осторожно вышел на залитую солнцем арену, ощупывая воздух прекрасными рептилеобразными ручками.
- Господи! - у Экелса пересохло во рту. - Он может дотянуться и ухватить луну.
- Ш! - сердито одернул его Трэвис. - Он еще не увидел нас.
- Его не возможно убить.
Экелс вынес этот вердикт спокойно, как если бы другого решения и не могло быть. Он взвесил все доказательства, и это было его обдуманное мнение. Винтовка в его руках казалась пистонной игрушкой.
- Глупо было приходить сюда. Это невозможно.
- Заткнись! - прошипел Трэвис.
- Это просто ночной кошмар.
- Разворачивайся, - скомандовал Трэвис. - Спокойно иди к Машине. Мы вернём половину взноса.
- Я не осознавал, что он будет настолько большим, - сказал Экелс, - я просчитался, вот и все. И теперь я хочу выйти из игры.
- Он видит нас!
- У него на груди красная отметина!
Громовой Ящер поднялся. Его бронированная плоть сверкала как тысяча зеленых монет. Над покрытыми слизью чешуйками поднимался пар. В слизи копошились крошечные насекомые, и казалось, что всё тело подергивается, и через него проходят волны, даже когда сам монстр не двигался. Он выдохнул, и зловоние сырой плоти распространилось по джунглям.
- Вытащите меня отсюда, - проговорил Экелс. - Раньше всё было по-другому. Я всегда был уверен, что останусь в живых. Хорошие гиды, хорошее сафари. И безопасность. На этот раз я ошибся в расчетах. Я встретил достойного соперника и признаю это. Это слишком для меня.
- Не беги, - сказал Лесперанс. - Развернись. Спрячься в Машине.
- Да.
Экелс, казалось, оцепенел. Он смотрел на свои ноги, как будто пытаясь заставить их сдвинуться с места. Он беспомощно хрюкнул.
- Экелс!
Бессмысленно хлопая глазами, шаркая, он сделал несколько шагов.
- Не туда!
При первом же движении Монстр с ужасным криком ринулся вперед. Он покрыл сотню ярдов в четыре секунды. Винтовки вскинулись вверх и полыхнули огнем. Вырвавшееся из пасти чудовища дыхание утопило их в зловонии слизи и старой крови. Монстр ревел, его зубы сверкали на солнце.
Не оглядываясь, Экелс как слепой брел к краю Тропы, ружье безвольно болталось у него в руках. Он сошел с Тропы и устремился в джунгли, даже не сознавая этого. Его ступни погружались в мягкий мох. Ноги несли его, он ощущал себя огражденным и отдаленным от происходящего позади.
Винтовки выстрелили снова. Их звук потонул в пронзительном крике и грохоте ящера. Огромный рычаг хвоста рептилии взметнулся, хлеща по сторонам. Деревья взрывались облаками листвы и веток. Изящные передние конечности Монстра потянулись вниз, к людям, чтобы скрутить их, раздавить, как ягоды, втиснуть в разрываемую криком глотку и перемолоть зубами. Его глаза-валуны поравнялись с людьми, и люди увидели в них своё отражение. Они выпалили в отливающие металлом веки и сверкающие черные радужки.
Как каменный идол, как горная лавина, тиранозавр рухнул. Громыхая, он хватался за деревья и утягивал их за собой. Он выворачивал и разрывал металлическую Тропу. Люди бросились врассыпную. Тело упало. Десять тонн холодной плоти и камня. Ружья выпалили . Монстр в последний раз хлестнул своим закованным в латы хвостом, его змеиные челюсти свело судорогой, и он замер. Из его горла забил фонтан крови. Где-то внутри лопнул мешочек с жидкостью. Тошнотворный поток хлынул на охотников и промочил их до нитки. Они стояли красные и блестящие.
Гром стих.
Джунгли молчали. Мирная зелень после схода лавины. Утро после ночного кошмара.
Биллингс и Крамер сидели на Тропе. Их рвало. Трэвис и Лесперанс стояли с дымящимися винтовками и непрерывно матерились.
В Машине Времени, лицом вниз, лежал дрожащий Экелс. Он нашел обратную дорогу к Тропе и влез в Машину.
Медленно вошел Трэвис. Бросил взгляд на Экелса, взял из металлической коробки марлю и вернулся к остальным, сидящим на Тропе.
- Вытритесь.
Они стерли кровь со своих шлемов и тоже начали материться. Монстр лежал неподвижным холмом застывшей плоти. Внутри можно было услышать вздохи и бормотания - умирали остальные полости, переставали функционировать органы, жидкость в последний раз перетекала из мешочка в селезенку, всё замирало, перекрывалось навсегда. Как будто стоишь возле потерпевшего аварию локомотива или у парового экскаватора в конце рабочего дня, когда все клапаны спускаются, а вентили затягиваются. Хрустнули кости. Хрупкие передние конечности, похороненные под тоннами мертвого веса собственного тела, лишившегося равновесия, сломались. Груда мяса опустилась, подрагивая.
Еще один хрустящий звук. Высоко вверху громадная ветка отломилась от своего тяжелого основания и упала. Она обрушилась на мертвую тварь, символизируя полный конец.
- Вот оно, - Лесперанс сверился с часами. - Точно по расписанию. То самое гигантское дерево, что должно было упасть и убить это животное первоначально.
Он взглянул на охотников.
- Хотите трофейный снимок?
- Что?
- Мы не можем забрать трофей в Будущее. Тело должно остаться здесь, где ему было суждено умереть изначально, чтобы достаться насекомым, птицам и бактериям, как и предполагалось. Все находится в равновесии. Тело остается. Но мы можем сфотографировать вас возле него.
Мужчины попытались думать, но безуспешно, и покачали головой.
Они позволили увести себя по металлической Тропе и безвольно погрузились на подушки сидений Машины. Они взглянули назад на поверженного Монстра - неподвижный курган, на дымящихся доспехах которого уже копошились странные рептилеобразные птицы и золотистые насекомые.
Звук с пола Машины Времени заставил их вздрогнуть. Там сидел трясущийся Экелс.
- Мне жаль, - произнес он наконец.
- Вставай! - заорал Трэвис.
Экелс поднялся.
- Иди на Тропу. Один, - Трэвис держал винтовку на прицеле. - Ты не возвращаешься обратно. Мы оставим тебя здесь!
Лесперанс схватил Трэвиса за локоть.
- Постой...
- Не лезь! - Трэвис стряхнул его руку. - Этот сукин сын чуть не убил нас! Но не это так важно! Черт подери, нет! Его ботинки! Посмотрите на них! Он убежал с Тропы! Господи, это уничтожит нас! Бог знает, какой штраф мы заплатим. Десятки тысяч долларов страховки! Мы гарантируем, что никто не сойдёт с Тропы. Он сошел с неё! О, чертов придурок! Я должен буду доложить правительству. Может быть, они отзовут нашу лицензию на путешествия. Бог знает, что он сделал со Временем, с Историей!
- Успокойся, он всего лишь растоптал немного грязи.
- Откуда нам знать? - кричал Трэвис. - Мы ничего не знаем! Это всё сплошная треклятая тайна! Убирайся отсюда, Экелс!
Экелс рылся в рубашке.
- Я всё оплачу. Сто тысяч долларов!
Трэвис с ненавистью посмотрел на чековую книжку Экелса и сплюнул.
- Выметайся отсюда. Монстр рядом с Тропой. Засунь свои руки до локтей в его пасть. Тогда сможешь вернуться с нами.
- Это бессмысленно!
- Монстр мёртв, ты, трусливый ублюдок. Там пули! Нельзя оставлять пули. Они не принадлежат прошлому; они могут что-нибудь изменить. Вот мой нож - вырежи их!
Джунгли снова ожили и наполнились прежним трепетанием и криками птиц. Экелс медленно повернулся к первобытной груде мусора, нагромождению кошмаров и ужаса. Спустя долгое время, он, как лунатик, выполз на Тропу.
Пятью минутами позже он вернулся, весь дрожащий, с промокшими, красными по локоть руками. Он вытянул перед собой ладони. На каждой лежало несколько пуль. А потом он упал, и лежал там, где упал, не двигаясь.
- Ты не должен был заставлять его делать это, - сказал Лесперанс.
- Неужели? Еще слишком рано говорить, - Трэвис толкнул неподвижное тело. - Переживёт. В следующий раз он не пойдёт охотиться на такого зверя. Это уж точно, - он устало кивнул Лесперансу. - Включай Машину. Поехали домой.
1492. 1776. 1812.
Они вымыли лицо и руки. Они сменили затвердевшие рубашки и шорты. Экелс снова был на ногах и молча крутился поблизости. Трэвис с ненавистью смотрел на него добрых десять минут.
- Не смотрите на меня, - не выдержал Экелс. - Я ничего не сделал.
- Кто может это гарантировать?
- Просто сошел с Тропы - и всё. Принёс немного грязи на ботинках... Что вы хотите, чтобы я делал - упал и молился?
- Возможно, нам это понадобится. Предупреждаю, Экелс, я всё ещё могу убить тебя. Моя пушка наготове.
- Я невиновен. Я ничего не сделал!
1999. 2000. 2055.
Машина остановилась.
- Проваливай, - сказал Трэвис.
Комната была на том же месте, но не совсем такой, какой они ее оставили. Тот же самый человек сидел за тем же самым столом. Но тот же самый человек сидел не совсем за тем же самым столом.
Трэвис поспешно огляделся.
- Здесь всё в порядке? - бросил он.
- Всё отлично. Добро пожаловать домой!
Трэвис был напряжён. Казалось, он вглядывается в каждый атом воздуха, в то, как солнечный свет льётся через единственное окно наверху.
- Ладно, Экелс, убирайся. И никогда не возвращайся.
Но Экелс не мог пошевелиться.
- Ты слышал меня, - сказал Трэвис. - На что ты уставился?
Экелс стоял, вдыхая воздух, и что-то было в воздухе, примесь химии, настолько неуловимая, настолько лёгкая, что только обморочный крик из самой глубины подсознания дал ему знать о её присутствии. Цвета - белый, серый, синий, оранжевый; стены, мебель, небо за окном были... были... И ещё было чувство. Его мышцы свело судорогой. Его руки свело судорогой. Он стоял, впитывая эту странность всеми порами своего тела. Должно быть, где-то, кто-то издал один из тех высоких звуков, которые лишь животные могут слышать. Его тело отозвалось кричащей тишиной в ответ. За пределами этой комнаты, по ту сторону этой стены, за этим человеком - который был не совсем тем самым человеком, сидевшим за этим столом, который был не совсем тем самым столом - лежал целый мир людей и улиц. И невозможно было выразить, что это был за мир теперь. Он чувствовал, как они двигаются там, за стенами, похожие на множество шахматных фигурок, обдуваемые сухим ветром.
Но ближайшей к нему вещью была табличка, которую он уже читал сегодня, в первый раз входя сюда.
Каким-то образом табличка изменилась:
КАРПАРАЦИЯ САФАРИ Ф ФРЕМЕНИ
ПУТИШЕСТВИЯ Ф ЛЮБОЙ МАМЕНТ Ф ПРОШЛОМ
ВЫ НАЗЕВАИТЕ ЖИВОТНАЕ
МЫ ДАСТАФЛЯИМ ВАС ТУДА
ВЫ УБИВАИТЕ ЕВО
Экелс рухнул в кресло. Он лихорадочно ощупывал толстый слой слизи на ботинках. Трепеща, он поднял комочек грязи.
- Нет, не может быть. Только не такое маленькое создание, как это. Нет!
На его ладони, увязшая в грязи, переливающаяся зеленым, золотым, черным, лежала бабочка - очень красивая. И очень мёртвая.
- Только не такое маленькое создание, как это! Только не бабочка! - кричал Экелс.
Она упала на пол. Изысканное, маленькое создание, которое в силах нарушить равновесие и столкнуть ряд маленьких косточек домино, за которыми последуют большие косточки, а затем гигантские косточки - эффект падающего домино во Времени. Мысли Экелса закружились вихрем смятения. Она не могла изменить мир. Убийство одной бабочки не может иметь такое значение. Или может?
Он похолодел. Его губы дрожали, спрашивая:
- Кто... кто победил на выборах вчера?
Человек за столом засмеялся.
- Вы шутите? Вы прекрасно это знаете, черт побери. Дойчер, конечно! Кто же ещё? Не этот же чёртов слабак Кейт. Теперь у нас есть человек с железным характером, человек воли, благодарение Богу!
Служащий остановился.
- А в чём дело?
Экелс застонал. Он упал на колени. Подобрал трясущимися руками золотистую бабочку.
- Можно, - взывал он к миру, к самому себе, к служащим, к Машине, - можно, мы вернём её назад, можно мы оживим её? Можно, мы начнём всё сначала? Можно...
Он замер. Закрыв глаза, дрожа, он ждал. Он слышал громкое дыхание Трэвиса в помещении; он слышал, как Трэвис перехватил винтовку, щелкнул предохранителем и поднял оружие.