Скобелев Антон Юрьевич. Опасная Работа - Главы 1-13

ОПАСНАЯ РАБОТА

РОМАН

Антон Скобелев

Действие романа с рабочим названием "Опасная работа" происходит в классическом фэнтезийном мире, едва начавшем восстанавливаться после разрушительной гибели самой развитой из цивилизаций. Глава безопасности и покоя Его Светлости - магистр Скилл вместе с 12 мастерами магии (Скиллова Дюжина), плаща и топора ведут расследование мелкого происшествия в отдаленной провинции Зильтар, когда сталкиваются с многоходовым замыслом, цель которого - уничтожить и без того многострадальную человеческую цивилизацию на континенте.

Глава Ноль

В которой цветочник встретится с танцовщицей,
жители Южных Городов утолят зимнюю жажду водой первых дождей,
а в Старые Земли придет наконец-то весна.

Началом конца Великого Герцогства Торан был погожий день весеннего месяца Фениза, наконец-то вернувший в Старые Земли тепло.

Любые фатальные события, разрушительные катаклизмы и прочие внезапные перемены всегда начинаются с какого-то мига и места. Падение Великого Герцогства не было исключением.

Если бы простые жители Старых Земель, армейские командиры, чиновники, хозяева мануфактур, наместники и первые лица страны могли объять взглядом мириады нитей судьбы, сонмы причин и следствий и всё разнообразие случайных или неслучайных событий, имя которым - легион, они бы наверняка признали именно тот день как начало конца.

Наверное, и у самой Древней Империи, даже название которой не дошло до нас, но из праха которой когда-то начало своё величественное восхождение Великое Герцогство, даже у той самой Империи, наследие которой вызывает смесь вожделения, страха и благоговения равно у обывателя и у человека знающего, у той самой Империи, что покрывала всю сушу, возводила города на вершинах самых высоких гор и в глубочайших пучинах океанов, у единственной в записанной истории Империи - был свой первый шаг вв направлении бездны. Каким он был, едва ли известно кому-либо из ныне живущих, а значит, нечего об этом и гадать.

Мастер Скилл очень любил это время года. О, если бы он знал, что придет в его жизнь и в весь обитаемый мир тем ясным днем!

Тепло возвращалось в города, деревни и на поля, а певчие птицы возвращались в леса и рощи. В тот день впервые после зимы появились пчелы, мухи и прочая жужжащая мошкара и наполнили воздух той сладостной густотой, тем ветреным ароматом, от которого отроку не сидится в скучной штудии, ученого мужа-металлурга тянет писать стихи, дылда-подмастерье каменщика сворачивает шею, не в силах оторвать взгляд от пышечки-дочки мукомола, а безусый солдат-новобранец тренируется до седьмого пота, пусть и не по своей воле, а по велению опытного капрала, знающего, как загнать новичка, чтобы к концу дня ни сил, ни желаний, ни воображения у солдатика ни на что не осталось.

Та весна наполнял сердце и мысли Мастера Скилла печалью и грустью, будто он предчувствовал свою скорую участь, и в то же время он испытывал лёгкость и надежду, словно заранее знал... В смешении этих чувств он смотрел на темно-зеленую полосу леса Уффо далеко за городской стеной, следил взглядом за черными точками стрижей, носившихся над Столицей, воображая свист, с которым их крылья рассекали воздух. Солнце клонилось к виднокраю, караул стражи сменялся у ворот в центральную часть замка, или, как говорили в далеких, родных и ненавистных Скиллу Южных Городах, - у ворот в "детинец".

Четверть века столичные стены не знали ударов осадных орудий, не слышали звона клинков захватчиков. Четверть века лес Уффо далеко за стеной не знал шатров чужих воинств, а поля меж лесом и стенами - гула копыт вражеской кавалерии.

- Ка-ва-ле-ри-йа.

Произнес Мастер Скилл вслух, пробуя на вкус каждый слог. Кислый металл, пыль и соль. Мастер поморщился. Он не любил ни всадников, ни коней, вообще не любил всё, связанное с войной: солдат, бараки, переходы, маневры. Не любил даже просто большие собрания людей. Да и в целом людей - не любил.

Мастер Скилл любил природу. Обожал растения. Его страстью были цветы. Но иногда самые прекрасные цветы несут лишь золу, разорение и смерть. Ему не суждено было знать... Как и нам не суждено знать сейчас возможную судьбу Старых Земель, если бы не один единственный цветок.

Со вздохом Скилл прервал созерцание пейзажа за окном оранжереи. Странное дело - вершину центральной башни столичного замка венчал не шпиль, не ровная площадка, окруженная короной зубчатой стены, оскаленная хищными жалами дротиков катапульт. Не трепетал на вершине той башни и флаг с гербом Его Светлости, вышитый лучшими нитями на лучшем полотне. Центральную башню столичного замка венчала оранжерея - покои, приемная и рабочий кабинет левой руки (руки, держащей щит!) Его Светлости Герцога Торанского, главы тайной службы Правителя, Мастера Скилла.

Мастер снова вздохнул, с трудом развязал за спиной тесемки фартука и, сняв его с толстой шеи, бросил испачканную землёй, удобрениями и соком растений тряпку в кучу срезанных веток, корней, усов и старой листвы.

Мысли его разбредались в разные стороны, подобно коровам, вольно пасущимся на обширном лугу. Так бывало всякий раз после долгой, трудной, но не принесшей плодов работы. Точнее - не плодов, а цветов.

- В этом году весна пришла рано, - промычала первая, рыжей масти, механически двигая челюстями.

- Лёд в низовьях Великой встал неделю назад, на днях встанет и в верховьях, и недели через две можно ждать новую волну торговцев, наемников и шпионов из Южных Земель, - вторила ей другая, с обломанным рогом и пятном навоза на круглом боку.

- Зря поскупился на шейные позвонки горгона. Удобрил бы осенью, авось, за зиму клубень напитался, и вчера Черный Глёкен дал бы цветы, - осуждающе смотрела третья, с чавканьем перемалывавшая зеленые стебли.

Скилл выплюнул листья чая обратно в фарфоровую чашку, и с улыбкой в адрес своей рассеянности и живого воображения поставил сосуд на оплетенный лозами рабочий стол. Несмотря на духоту и жару внутри стеклянного купола, чай давно остыл и приятно охлаждал ум и бодрил тело. Немолодой человек откинулся на спинку, потянулся, избавляясь от всех мыслей, кроме последней, встал из-за стола у окна с видом на город и отправился на прогулку по саду-кабинету. Двигался Скилл, не издавая ни единого звука. Была ли в том заслуга его мягких южных остроносых туфель, шелковых шароваров и кафтана цвета охры, расшитого изображениями ночных птиц, вьюнов и степных хорьков, или всё дело было в искусстве самого главы тайной службы, оставалось вопросом без ответа.

Черный Глёкен, будь он трижды проклят, действительно отказывался цвести. А ведь Скилл лично несколько лет выводил эти цвет и форму лепестков, и вот в этом поколении должно было распуститься чудо. Но нет. Бутоны пожелтели и завяли один за другим. Был еще шанс найти подходящее удобрение до повторного периода цветения, но небольшой, совсем крохотный...

- Немного свежего воздуха - вот, что тебе сейчас нужно! - произнес Скилл, обращаясь к себе, и, обращаясь уже к окружавшим его зарослям, добавил: - Потерпите. Всего пара минут!

Он подошел к западному окну, осторожно освободил оконный засов, захваченный за зиму могильным вьюном. Лязгнул металл, тонко запело отлитое в Хельмфоссе лично Магистром Хьюзом и не уступавшее в прочности бронзе стекло. Раздался шелест сотен листьев, лиан, стеблей и цветов, затрепетал остроконечный капюшон, покрывавшего круглую и абсолютно лысую голову садовника-шпиона, и широкие рукава, таившие в себе немало секретов. Устремив взгляд вдаль, Скилл спрятал ладони в складках одежды, как поступал лишь в минуты величайшей опасности и величайшего покоя.

Если бы он только знал, что эта пара минут сулила ему отнюдь не покой...

А закат за окном пылал! Солнце повисло над лесом Уффо, заливая город начищенной медью и красным золотом... Небо, по-прежнему ясное, стало еще более пронзительно-синим, и вдалеке по нему носились стрижи и скворцы, за поколения жизни в Столице уяснившие, что к замку приближаться смертельно опасно... От городских улиц донёсся эхом крик петуха, прохладный ветер шутя скинул капюшон со Скилловой головы, и тот улыбнулся этой маленькой шалости. Мастер с наслаждением ноздрями не вдыхал - пил весенний воздух, щёки его еще больше порозовели от восхищения, глаза впитывали красоту уже ставших родными полей, построек, рощ и леса Уффо на западе и гор Цайт-Штаг на севере.

Сердце поддалось внезапному порыву ностальгии, и Мастер, зажмурившись, замурчал старый мотив, что не раз слышал и сам исполнял в далекой юности на базаре одного из Южных Городов.

Весна - и стенам меня не сдержать!

Весна - нет ничего в мире краше!

Даже духам пустыни хочется петь и дышать.

О, милая, жду не дождусь встречи нашей!

Нежный цветочный запах коснулся ноздрей Мастера Скилла. Так пахнет девичья кожа - о да, он помнил! - после ванны, но до ароматических притираний.

Скилл распахнул глаза и увидел её.

Широкие скулы и острый подбородок. Огромные черные глаза и такие же антрацитовые волосы, заплетенные в сотню косичек. Кожа - золото и карамель, под стать цвету городских стен на этом закате, а губы!.. Губы - лепестки роз, алые, будто кровь сердца! А этот взгляд...

- Кто ты? - выдохнул Мастер Скилл, руки его поползли из рукавов, а кадык вздрогнул.

- Я - твоя весна! - был ответ.

Она стояла на кончиках пальцев на узком карнизе, опоясывавшем башню для удобства чистки окон, и бесстыдно смотрела ему в глаза. Сердце еще не старика, но давно не юнца ёкнуло и сладко запело. Он узнал её.

- Зара! - прошептал Скилл.

Глаза его увлажнились. Он поспешно отошел от окна, отвел в сторону могильный вьюн, изящным жестом пригласил девушку внутрь. Южанка легко перемахнула через подоконник и упруго приземлилась на пол, Скилл, ничуть не удивившись её пируэту, запер створки, автоматически опутал засов могильным плющом и повел нежданную гостью по узкому проходу меж растений - к более просторному и удобному для разговора месту. Следуя за радушным хозяином, девушка тиха запела:

Весна - не слёзы, а дождь на лике моём.

Весна - мне вечер прохладу подарит.

Весна - наполнит ручей во дворе водоём,

И юный садовник за мной приударит.

Он замер у стола, не веря своим ушам. Эта песня... Это была их песня. Много, много лет назад...

- Ты постарел, - с нежностью шепнула она.

Вдруг спохватилась, опустила взгляд и принялась оправлять одной ей видимые складки на шароварах и платье.

- Прости... - тихо обронила она.

Её слова словно вернули Мастера в действительность. Он отвернулся от гостьи и принялся деловито наводить порядок на столе, смахивая пыльцу и крошки грунта шелковым платком, невнятно бормоча:

- Не то чтобы сильно... Хотя, столько лет... Да, не так юн и строен... Волосы, опять же, не те... В смысле вообще никаких...

Она обняла его сзади за плечи, прижавшись щекой к его уху, зажмурив от счастья глаза.

- Сколько лет мы не виделись! Сколько не были вместе! Да, ты изменился! Ну и пусть! Разве не меняется весь мир каждой весной!? Меняется совершенно! Но трава, покрывающая высохшие за зиму и ожившие с первым дождем пастбища, - всё та же! Так и я - всё та же Зара. А тебя теперь и зовут, наверно, иначе?

- Разве это важно? - Скилл моргнул чуть замедленно, по привычке исключая саму мысль о своем Истинном Имени. - Разве важно хоть что-то, что было между тогда и сейчас, коль скоро и тогда, и сейчас - мы держимся за руки и смотрим в глаза друг другу?

Он протянул пухлые, холёные кисти к её - крепким, смуглым и тонким, и те с трепетом вспорхнули ему на встречу. Их пальцы сплелись - влажные от волнения, горячие от чувства, цепкие от желания...

- Нет, - сказала она одними глазами. - Мне - нет.

- И мне, - прошептал он и смежил веки.

Их лица сблизились. Скилл ощутил её дыхание на влажной от сбежавшей слезы щеке, когда они в унисон тонко запели:

Весна - и прохладные вина уже не нужны.

Весна - пастбища меняют яшму на изумруд.

Дай красоте коснуться сердца струны

И страх свой оставь - я твоя (а я твой), милый друг...

Глава Первая

В которой два гордеца едва не умрут оба,

снег растает не от первого тепла,

а горы, как стояли, так и продолжат стоять,

взирая на это всё.

- Знаешь, чем мне нравятся горы? Не обязательно Цайт-Штаг. Горы вообще.

Она и не думала отвечать. Нет, не из-за обожженного лица (или всё-таки морды?), порванной губы и сломанного одного из клыков.

- Есть две причины. Во-первых... - он поморщился от боли в боку, - в них, как и в песках, может произойти всё, что угодно. А они как стояли, так и будут стоять.

Он перевел дух. Сломанное ребро заставляло дышать коротко, распоротая рука онемела.

- Угадаешь вторую причину?

Она уперлась в грязь уцелевшей ногой, оттолкнулась и отползла от него на метр. Значит, она проживет на полсекунды дольше.

- Ну хоть попытайся!

Еще метр. Недостаточно, чтобы спастись, недостаточно для броска.

- Вторая причина в том, что и они однажды станут песком.

Еще метр, еще одно усилие. Пусть он лишил её рук - одна отсечена у плеча, другая обгорела и не слушалась. Цел еще один клык. И он взрежет его глотку через пару секунд.

- Это всё твоя гордость. А ведь я мог бы тебя отпустить. И здесь, в горах, в отличие от пустыни, этого никто не заметит.

Она замерла. Он взбалмошен и своеволен - она знала, но способен ли он нарушить приказ...

- И горы будут стоять, как стояли... тысячи лет. Но ты этого не захочешь. Ты... не захочешь спастись.

Он оперся на длинный, волнистый, будто язык пламени, меч и встал. Она подтянула здоровую ногу, уперлась в грязь, что до начала их боя была снегом и промерзшей каменистой землей.

Он вытер кровь со лба там, где она почти достала его. Это был славный удар и его спас лишь шлем. Она напрягла спину, живот и промежность, как и все кошачьи - так, что со стороны совсем не заметно.

- Это всё твоя гордость. Из-за нее мы и вот здесь... и делаем вот это...

Он постарался прижать левую руку к ребрам, но та висела, как плеть.

- А могли бы совсем в другом месте... совсем другое.

Ей послышалось, или он на самом деле жалел?

- Знаешь, почему ты не уйдешь, даже если я тебя отпущу?

Он всегда был остр на ум и язык. Она всегда была чуточку наивна, даже в чем-то глупа. Он алхимик и командир. Она - селянка-ведунья, глава своего маленького племени. Если дать ему продолжить говорить, она лишится последнего шанса. Но что если он действительно настолько уверен в себе, что готов её отпустить? Она сможет вернуться в деревню и увести племя в горы - так далеко, что ни Он, ни его разведчики никогда...

- Твоё племя. Прямо сейчас их заковывают в кандалы... и их не убьют, если ты будешь мертва.

Нет. Она не желала верить. Это могла быть только ложь!

- Я лично распорядился, чтобы им сохранили жизни... и это будет мне стоить. Но если ты уйдешь... там, - и он показал глазами наверх, - будут знать. Как ты думаешь, чьё племя тогда сгорит за измену вместо тебя?

Если бы она могла плакать, её кошачьи глаза налились бы солёной водой. Бессильная ненависть. Безвыходность. Горе от осознания, что когда-то она ошиблась, и теперь ничего, ни-че-го не вернуть. То ли стон, то ли рык вырвался из ее груди.

- Давай... Скажи, что я лишь марионетка в Его руках... Фигурка на доске, которой Он пожертвует... А-а... да ты ж не знаешь этой игры... Скажи, что я окажусь на твоем месте и горько пожалею.

Она заревела. Ярости хватит на последний прыжок.

- Ну хоть это... Но учти: убьёшь меня, придется убить и себя. Чтобы твой народ жил...

- Жизнь в цепях, на каторге - хуже, чем смерть!

Он криво улыбнулся, выпрямился и, перехватив поудобнее пёстро украшенную красным золотом и рубинами рукоять, отвел руку в сторону, а лезвие направил на нее.

- Это всё твоя гордость. Твое мирное племя так не считает, иначе они бы сражались, а не сдались. Давай уже... покончим с этим вот... всем. Ты всё равно никогда не понимала их, а то...

Она бросилась.

Он ударил.

- ...бы никогда не пошла ради них... на службу Ему.

Он поднялся, помогая себе здоровой рукой. Силы её прыжка хватило, чтобы насадиться по самую рукоять и сбить его с ног. Если бы он не бил по диагонали и не выпустил меч, лежать ему сейчас с порванной глоткой. В грязи. Рядом с ней.

Агония прошла быстро. Она замерла.

Глупо было сейчас рисковать. Он достал последнюю склянку, сломал большим пальцем тонкое горлышко и швырнул туда, где лежала она и его меч. Игрой солнца в янтаре вспыхнуло пламя. А меч... Меч выкован в Медном Городе, Над Которым Не Восходит Солнце - так переводится его имя на язык герцогства, истинное же название человек не способен произнести. Меч не сгорит.

Он поднял её отсеченную лапу и бросил в огонь. Её тело дернулось, оно бы перекатилось с бока на лапы, если бы не торчащая длинная рукоять. В гуле и треске огня ему послышался рык. Всё замерло.

Лишь ветер в ущелье. Туша лошади, на которой он прискакал, лежала там, где она убила её, прыгнув сверху со скал. Лишь несколько обгорелых камней да грязная площадка, где от их боя растаял весь снег и стала мягкой земля. Лишь её догорающий труп.

Скользя, он подошел к стерве, снял с седла медный рожок, вытряхнул из него грязь, прижал холодный металл к губам и трижды хрипло, надломлено протрубил. Скоро здесь будут Плащи. Кровь не унималась. Понадобится знахарь или - как их здесь зовут? - врач. Наверное потому, что много врёт. Он еще дважды подал сигнал, отошел туда, где снег был чист и бел, упал на колени и со стоном завалился на бок, зажав весом рану от её когтей.

Всё будет хорошо. Он всё сделал правильно.

Он уже не слышал своё сердце, но слышал дробь их копыт.

Глава Вторая - Начало

В которой кто-то будет долго считать до шести,

кто-то не сможет досчитать до тринадцати,

а кто-то прибудет по важнейшему делу и встретит старых коллег.

В пику ранней и теплой весне Лето выдалось пасмурным и холодным. Месяц Тасур, третий из братьев летних месяцев, пытался отыграться за серых и дождливых предшественников и изредка баловал народ Старых Земель жарким солнцем и полным безветрием. В такие дни над долинами и лесами поднимался косматый туман, и, когда его волны докатывались до селений и городов, жители обнаруживали себя в центре душных, влажных белых сумерек. Невозможно было работать, мучительно отдыхать.

"Уж лучше бы дождь!" - сами не веря себе, хором твердили хлеборобы, матросы речных барж и мастеровые. Солдаты и командиры с ними соглашались - за пределами Герцогства дороги были невыносимо плохи.

Шел двенадцатый год правления Великого Герцога. Дюжину лет с упрямством и мощью тягового жеребца Герцогство Торан расширяло свои границы на Запад и Юг, подминая и включая в себя одно мелкое государство за другим. До прихода войск, послов и казначеев Его Светлости феодал мог называть себя (и свои земли) как угодно: королем в королевстве, графом в графстве, царем в царстве... Но только лишь солдаты, торговцы, крестьяне и мастеровые его страны склоняли головы перед неумолимым натиском Герцогства, как феодал вставал перед простым выбором: титул барона, присяга на верность и оброк... или смерть. Впрочем, особо ретивым и выбора не оставляли.

Уделом строптивцев была публичная казнь. На центральной площади столицы новоподчиненного государства упрямца приковывали к столбу из лучшей торанской стали, обливали водой и, не скупясь, осыпали смесью угольной крошки и мелких опилок хальма - мягкого серебристого минерала, горевшего яростным зеленым пламенем. Затем палач спускал тетиву самострела, и просмоленный горящий болт приносил врагу Герцога заслуженную смерть. Если божествам или Его Светлости было угодно (и палач не получал иных указаний), болт бил в грудь и приговоренный умирал мгновенно - прежде чем неугасимое пламя, столь жаркое, что не оставляло даже костей, поглощало его. В редких случаях горящая короткая стрелка могла попасть в колено, живот или руку, и экзекуция становилось отвратительно шумной.

"Должно остаться лишь Герцогство Торан и примкнувшие к нему баронства. Лишь Герцог Торанский и присягнувшие ему бароны. Не желающие присягать пусть будут взяты силой, подкупом или измором. Так разобщенные страны Старых Земель возвратятся к забытому единству", - так завещал Его Светлости Великому Герцогу покойный отец - прежний Герцог Торанский. Желавших присоединиться добровольно с каждым годом становилось всё больше.

День был жарким и безветренным, но туман никогда не поднимался вокруг столицы Герцогства - Фельзенгард, или, в просторечии, просто Гард. Перед воротами детинца стольного замка только что приняли пост и замерли, глядя прямо перед собой, двенадцать гвардейцев - так называли стражей в Западных Баронствах, за годы экспансии слово быстро вошло в обиход Герцогства Торан. Согласно уставу, ни один мускул не должен был дрогнуть на телах караульных в течении трех часов. Однако губы Урса Рушала - самого молодого из великолепно обученных и снаряженных стражей - вздрагивали и шевелились. Со лба его густо тек пот, как если бы вся его подготовка прошла мимо.

- Фениз, Каталь, Гиг, Шакт, Шакх...

Он сбился. За минуту до выхода в караул ему передали записку, в которой говорилось, что Марта - девушка, жившая через улицу от дома его родителей, беременна. Лекарь оценил ее положение как шестимесячное и посоветовал родственникам найти проныру. Урс навещал родителей (и так уж получилось, что Марту тоже) на побывке в начале весны. Записку отправил младший брат Урса - Норм, говоривший с родителями Марты нынче утром. Урс вот уже две минуты не мог посчитать месяцы.

- Фениз, Каталь, Гиг, Шакт...

- Страж!.. - сквозь зубы процедил караульный капитан Орри Гросс.

Урс сбился.

- Фениз...

- А ну-ка молчать!

Капитан выпучил глаза, словно пытался ими дотянуться до горла Урса и немного придушить дурака. В казарме Гросс застал новичка за чтением записки и ознакомился с ее содержанием.

"Ничто не должно помешать дворцовому стражу исполнять его долг - ни вести из дома, ни смерть близких, ни погода, ни тяжелая рана", - гласил устав.

"...ни залёт соседки", - был твёрдо уверен капитан.

- Фениз-Каталь-Гиг-Шакт-Шакх... это пять... - зашептал, зажмурившись в попытке сосредоточиться, Урс.

- Да Тасур, твою дивизию! Полгода с твоего отпуска прошло! Обрюхатил бабу - бери завтра же увольнительный и женись, а сейчас ты на посту! Угомонись! Заткнись!

Орри Гросс побагровел. Хуже караула он не припомнил, а ведь он был стражем без малого двадцать лет. Похоже, новичку только это и было нужно - определенность. Урс со свистом выдохнул воздух через нос, дважды моргнул и замер, точно статуя самому себе в полный рост.

Как по уставу. Капитан не мог улыбаться на посту.

- Смиррр-на! - скомандовал он еще до того, как осознал приближение высоких особ.

Ничего не изменилось - гвардейцы продолжили стоять неподвижно, и лишь капитан, пользуясь исключительным правом, повернул голову к поднимающимся по лестнице фигурам и медленно, учтиво кивнул. Это была наивысшая форма свободы, дозволенная капитану уставом, - приветствовать или провожать взглядом, кланяться движением одной головы и осведомляться о цели визита у тех из прибывших, о ком он не был оповещен заранее.

Эти двое были завсегдатаями столичного замка. Они, как десять их коллег, носили на шеях зачарованные железные медальоны-печати, служившие ключами в наиболее охраняемые места государства и нерушимыми символами авторитета и права буквально на всё. Права, данного самим Герцогом.

При прежнем Герцоге носителей железных печатей называли "Дюжина Тайных". Кто они и в чем именно была их служба, никто не знал. Его Светлость лично подбирал их, и лишь его приказам они подчинялись. Но только лишь старый Герцог почил и власть перешла его наследнику, как тайна немедленно стала явью. Из безвестных агентов, искусных шпионов, неотличимых в толпе от простого люда, в строю - от рядовых солдат, в цеху - от множества подмастерьев, работники Дюжины превратились в героев, известных на всю страну. Менее чем через час после смерти отца, на церемонии перехода власти Его Светлость во всеуслышание объявил об учреждении службы, призванной защищать правителя и его подданных от шпионов, бунтарей, предателей и прочих внутренних врагов. Первым и пока что единственным главой службы стал никому ранее неизвестный иноземец по имени Скилл. Двенадцать его лучших агентов имели право действовать, не скрываясь, это даже поощрялось.

"Честные люди, крестьяне или рабочие, должны знать, кто хранит их Герцога, кто хранит их покой. А люди, замышляющие дурное - пусть знают, из чьих рук они примут кару и возмездие Его Светлости", - так объявил Мастер Скилл.

Простой люд знал наиболее одиозных из двенадцати работников долгое время безымянной службы. За годы расползлись слухи, присказки, страшные сказки. Кем-то пугали детей, а кто-то снился юным девам и отрокам по ночам. В кошмарах в основном. А иногда и во снах совсем иного толка...

За решительность действий, разнообразие подходов и средств и неколебимую преданность делу враги Его Светлости прозвали Скилла и его службу Чертовой Дюжиной. Благодарные жители Герцогства и присоединенных земель (баронств) шептались о Скилловой Дюжене. Впрочем, принимая во внимание непревзойденный талант Мастера Скилла в стратегическом мышлении, предвидении, тактическом управлении и весьма своеобразном подходе к магии, оба названия прижились.

Капитан Гросс знал каждого из Дюжины в лицо (по крайней мере, тех, у кого были именно лица), со многими, включая Мастера Скилла, был знаком лично. В минуты словоохотливости, в казарме дворцовой стражи капитан с удовольствием травил байки о двенадцати скромных героях и их главе, что-то умалчивая, а что-то и прибавляя, но неизменно подчеркивая:

- Скиллову Дюжину объединяет одно: каждый абсолютно не похож на двенадцать других. Воистину, это под силу лишь Великому Герцогу - связать их своей волей, присягой и властью и держать вместе! Они пальцы, взмах меча - и нет их. Герцог превращает их в ужасающий кулак в латной перчатке, что ловит и ломает клинок неприятеля!

Так говорил капитан Гросс, такова была известная ему правда. Двенадцать шпионов, провидцев, заплечных дел мастеров, убийц, дознавателей, магов, командиров и ловкачей-одиночек не объединяла ни структура, ни иерархия, ни устав - лишь верность Герцогу и распоряжения Мастера Скилла. Дюжину лет Дюжина была безупречна. Но однажды всему приходит конец.

А пока всё работало четко, как хорошо смазанные часы из Южных Городов или механизм на воротах в детинец. Увесистые тусклые бляхи покинули потайные карманы кафтанов, синхронно легли в пазы замка. Массивная дверь без щелчка и шума поползла вверх, фигуры скрылись в зеве детинца. Стальной створ беззвучно опустился за их спинами, вновь представив взору капитана герб Его Светлости Герцога Торанского - ослепительно белую сжатую в кулак латную перчатку, возвышающуюся над черной секцией зубчатой стены на сером металлическом фоне.

Глядя им вслед, в стотысячный раз рассматривая каждую деталь герба Великого Герцога, капитан испытывал удовольствие, восхищение. Могущество и достоинство вошедших не могли не восхищать! Но далеко не все были столь величественны и прекрасны, как они.

Железный амулет со старо-имперским номером XIII носила та, кого знали под именем Барс. Вспомнив облик её облик, капитан наморщил нос в отвращении. Барс была женщиной, точнее полуженщиной - полукошкой, прямоходящей и носящей одежду, огромной, способной обратиться как пятнистым горным зверем, так и обворожительной горной дикаркой с белоснежной кожей, голубыми глазами и русой косой. Для выросшего в столице Гросса такая экзотика была чересчур. В бою Барс становилась трехметровым гибридом человека и зверя, и когти её рвали лучших воинов в доспехах, точно котенок - кружевные чулки модницы, что подарил ей ухажер, купив перед встречей на базаре у смуглокожего торговца из Южных Земель...

Или, например, номер XII - Дориадос Рыжий. Конопатый и рудоволосый деревенский мальчишка со старым щербатым мечом и тростниковой флейтой. Говорят, тем мечом малец забивал лучших ратников, будто скот. А от звуков той флейты люди теряли волю, становились послушны Дориадосу, превращаясь в стадо животных.

Капитан не видел Дориадоса в бою и ничего не знал о том, откуда взялся юнец в Скилловой Дюжине. Но двенадцать лет назад, будучи простым стражем, на этой самой площади, Гросс видел рождение другого агента магистра Скилла. Вспомнив тот день, огонь, крики толпы и крики будущего "героя", капитан содрогнулся.

Глава Вторая - Продолжение

В которой мы познакомимся с Рыцарем Жадность, узнаем о причинах его славы и встретимся с уже известным нам мастером Исхалем, внезапно прибывшим в столицу по срочному делу.

Носителем медальона номер XI был самый известный агент Скилловой Дюжины - Рыцарь Жадность. И история его, в особенности та часть, что непосредственно предшествовала его смерти (да-да, он служил Великому Герцогу даже будучи мертвым!), столь же поучительна, сколь и ужасна.

Барон Гиррих, мелкий вассал Его Светлости, однако крупный мужчина и воин немалых доблести и заслуг, дюжину лет назад нарушил клятву верности государю. Дерзкий барон более года укрывал подати серебром, железом и птицей, хуже того - самолично убил присланного взыскать недоимки собирателя подати, о чем сообщили двору трое выживших слуг собирателя и двое тяжело раненных копейщиков охраны. Нарушение вассальной клятвы - неслыханная дерзость и карается жестоко. Но Герцог милостив. Он послал длань - 10 000 солдат - с приказом привести барона живым, земель же его не разорять, скотине и людям не вредить.

Клятвопреступника взяли в бою. Оглушили метательной гирей, выбили из седла. Закованный в цепи в залитом своей и чужой кровью фамильном доспехе с гербом, барон стоял на коленях посреди той самой площади перед дворцом. Как тогда, так и сейчас на этой площади стоял капитан.

Он помнил тишину, он помнил благоговение, когда раскрылись ворота детинца и на вершине лестницы показался собравшейся толпе, стражам и преступнику сам правитель Герцогства Торан. Ныне капитан, а тогда, дюжину лет назад - простой гвардеец, Гэббон Гросс стоял в тройном оцеплении вон там, на щербатой плите с розовой и коричневой прожилками. Внешнее кольцо стражи ударило стальными посохами о стол. Толпа, ринувшаяся было навстречу Государю, вздрогнула и откатилась, точно прибой. Простолюдины: горожане и селяне, мастеровые и торговцы с рынка - все ждали справедливого суда. Ведь это их сыны и дочери голодали бы в кузницах и на границе, их дети оделись бы в тонкую кожаную броню вместо лат перед боем, их дети пахали бы ночами каменистую землю, стремясь накормить армию, столицу и люд... если бы Герцог не обязал баронов клятвой платить оброк.

- Почему пошел ты против своего Государя - Великого Герцога и против своего народа!?

Одного голоса Его Светлости было довольно, чтобы сердце молодого стража забилось чаще. О да, Гросс был там. Во внешнем кольце. Не раз он видел нападения присланных с юга шпионов - безумные глаза, прямые четырехгранные ножи, пронзающие даже латы, внешность фермера или подмастерья до последней секунды. Южане боялись. И чем дальше Великий Герцог двигал границы, тем больший страх владел тиранами городов-государств, тем больше убийц, соглядатаев, шпионов.

В звенящей тишине лязгнули оковы. Хриплый бас барона-бунтовщика показался густым, холодным и липким.

- Я не хотел отдавать то, что моё. Жажда богатства горит во мне ярче преданности и жажды служить.

Нет преступления в Торане, сравнимого с нарушением клятвы. Герцог клянется защищать свой народ. Народ клянется принимать все решения Герцога, принимать его волю. Бароны клянутся в срок предоставлять то, чем богата земля: сильные люди, умелые мастера, обильные урожаи. Герцог клянется защищать их земли как свои, не ставить приоритетом столицу перед периферией.

Герцог кивнул. Клятвопреступника приковали к стальному столбу. Столб и сейчас стоит в центре площади, пусть и впустую вот уже дюжину лет. Клятвопреступника облили черным маслом, поверх насыпали угольной крошки и глиняного серебра, смесь из тех же трех компонентов налили за ворот доспеха. На голову ему водрузили смятый в бою шлем, застегнули крепеж. Палач высек искру.

Когда сине-алое пламя утихло и ветер унес клубы жирного черного дыма, а от криков боли и ликования перестало звенеть в ушах, по площади раскатился вздох ужаса. Лица людей побелели. Вопреки уставу и здравому смыслу Гросс обернулся.

Черно-алый раскаленный доспех дрогнул. Со скрежетом выпрямился. На месте фамильного герба на нагруднике зияла дыра с малиновыми оплавленными краями. Тлеющие искры в щелях забрала казались удивительно яркими в сумерках того вечера. Казненный двинул руками. С треском разлетелись по шлифованным камням площади звенья некогда крепких цепей. Чудовище шагнуло вперед. К лестнице, служившей Его Светлости судейской трибуной.

Первый Телохранитель Его Светлости, Мастер Томэо, уже стоял, как всегда, сосредоточен и спокоен, между Государем и умертвием. В руках его тускло сиял посох с навершием в виде раскрытой ладони - могущественное наследие прежних эпох, и не было такого заклятия, арбалетного заряда или злых чар, от коих Томэо Сети не смог бы защитить Великого Герцога. Магией, мастерством или собственной жизнью.

Герцог поднял сжатый кулак. Казалось, от этого жеста замерла вся столица.

Оживший труп барона в прожженных доспехах с грохотом встал на колено и наклонил голову в мятом, закопченном шлеме. Голос. Похожий на рев огня в кузне, огласил площадь. Гросс не помнил доподлинно слов. В них было раскаяние, в них была готовность искупить предательство при жизни - преданностью в посмертии.

Первые советники - магистр Скилл и магистр Бартэл - поочередно обратились к Государю. Улыбка Его Светлости была ответом на мольбу покойного об искуплении. Помятый шлем барона Гирриха перековали, добавив драгоценно украшенный герб Великого Герцогства Торан. Самого барона лишили титула и имени и - в назидание - нарекли Рыцарем Жадность. Земли его отошли по праву наследования одному из родичей, тут же присягнувшему Его Светлости.

Самого Рыцарь перевели в Дюжину, от магистра Скилла он получил медальон с номером XI и должность собирателя податей и долгов. Весть о величии Его Светлости, заставившем клятвопреступника даже в посмертии искупать неправоту, в считанные недели разлетелся с площади стольного Фельзенгарда на всю страну. С тех пор уже дюжину лет, стоит лишь пройти слуху, мол, Рыцаря Жадность видели на границе какого-то из многих баронств, мысли об утайке доходов и прибылей покидают умы - от мануфактурщика и крестьянина, до самого барона и его первых лиц. С тех пор Гросс стал капитаном стражи столичного замка. Стальной столб на площади стоит с тех пор нетронутым. Как символ величия, твердости воли и незыблемости Великого Герцога.

- Смирно! - рявкнул дежурный капитан Гросс, возвращаясь в настоящее.

Он узнал человека в алом плаще, быстро шедшего через площадь к воротам в донжон. В стольный Фельзенгард прибыл мастер Исхаль.

Глава Третья

В которой читатель узнает о Городах-Под-Куполами бескрайних южных пустынь, Армии Герцогства и столь разных, но столь схожих мастерах Лорак и Сар.

Невысокий человек, едва разменявший второй десяток, смуглое лицо, неказистая, в сравнении с чеканным шагом дворцовой стражей, быстрая походка наездника. Кафтан и шаровары оранжево-желтых цветов, плащ - цвета свежепролитой крови. На причудливой перевязи - полуторный меч с рукоятью и ножнами, украшенный на годовой доход зажиточного купца или больше. На широкой груди - крест на крест - два широких ремня с карманами и петлями, на них - две дюжины виалей (как говорят в западных баронствах), или склянок, в коих таятся алхимические смеси из перетертых драгоценных камней, сушеных сердец полозов и слёз василисков, ждущие подходящего момента, чтобы явить миру свою разрушительную мощь.

Имя человека - мастер Исхаль. Должность - командир Правого Кулака Западной Армии Его Светлости Герцога Торанского. Он молод, смел и горяч, амбициозен и, по всему видно, через год-другой будет командовать Левой и Правой Дланями Западной Армии Его Светлости, или всей Западной Армией.

Сейчас - Кулак из 5000 легких конников, совсем скоро - целая Армия. Подумать только! Представляя себе мощь, скрытую за этими словами, капитан Гросс не догадывался, что не успеет осень вступить в свои права, как известный и привычный ему мир изменится навсегда.

А пока трудно было вообразить что-либо более стабильное, нежели Армия Великого Герцогства. Ни много, ни мало две Длани по 10 000 всадников (Кулак - 5000 легких и Латная Перчатка - 5000 тяжелых); Корпус - 10 000 пехотинцев (Стан - 5000 легких, в том числе арбалетчики, и Панцирь - 5000 тяжелых); а также Глава (Два Ока по 500 разведчиков и шпионов, Чело - 500 тактических командиров разных рангов с курьерами и оруженосцами и Шлем - 500 адептов стихий, магов, колдунов и заклинателей, боевых и не только). Опоры и Поножи - снабжение, строители и их охрана - насчитывали еще 8 000 человек. Таких тридцатитысячных армий в Великом Герцогстве четыре, а значит - 120 000 вымуштрованных, закаленных бойцов, снаряженных и снабжаемых опытных воинов, посменно наступающих на двух фронтах. Да, пока это так. Нет во всем известном мире более сокрушительной мощи. И, говорят, мастер Исхаль вскоре обретет власть над четвертью этого могущества.

Однако мало ли что говорят. Говорят, мастер Исхаль дышит огнем. На самом деле он - искусный алхимик, и каждая склянка на перевязи таит ждущий своего часа смерч пламени. Говорят - он бесстрашный наездник и рубит врагов, стоя в седле. На самом деле Исхаль - мастер подвижного пешего боя. Говорят, его фламберг - полуторный меч с волнистым, точно язык огня, лезвием - подарил ему сам король огненных духов далёких южных пустынь. Многое говорят. Но не всему нужно верить.

Алый плащ взлетел вверх по ступеням, железный амулет с цифрой X мелькнул рыжей перчатке, и вот уже пламя одежд скрылось в зеве данжона.

- Мастер Сар. Мастер Лорак.

- Я же говорил - это его шаги.

Двое синхронно полуобернулись на голос (еще более непохожие друг на друга в профиль) и произнесли в унисон:

- Мастер Исхаль.

Мастер Сар - невысокий, почти одного с Исхалем роста, при этом фигурой схож с подставкой для доспехов, к которой привязали мешок зерна. Его тощие плечи норовили порвать сине-фиолетовый кафтан, а круглый покатый живот чуть свешивался через пояс, презабавно покачивался при ходьбе, да и при любом другом движении, грозя отстегнуться от хозяина и отправиться по своим, животным делам. В кривизне ног Сар легко давал фору любому кочевнику пустынь.

Мастер Лорак был непомерно высок. Кафтаны для мастера Лорака шили по присланным меркам на заказ, и отправляли ему курьером. Затем перешивали, и перешивали вновь. Втуне пропадали приглашения кафтанщика прийти в мастерскую или в магазин лично. Мастер Лорак избегал внимания простых горожан. Мастер Лорак был альбом, или эльфом, на языке западных баронств.

Да, разумеется, в Великом Герцогстве все, кто не являлись в строгом смысле людьми, звались альбами, и мало кто знал точные названия каждой из признанных Великим Герцогом разумных рас. Простой люд называл альбов... просто.

Низкорослых и плотно сбитых, ворчливых и упрямых представителей народа Нид - Крепкими Альбами.

Весёлными Альбами звали похожих на семилетних детей как размерами, так и любопытством и жизнерадостным нравом представителей народа Туль.

Серокожих Дергов, свирепых и сильных, окрестили Дикими Альбами.

Братские и всё же враждовавшие народы Силь-Ван и Силь-Дар - Светлыми и Темными Альбами соответственно, в первую очередь, из-за цвета кожи их представителей.

Мастер Лорак был Светлым Альбом - представителем остроухого народа Силь-Ван. Высок, тонок, нечеловечески изящен и умен. Неутомим. Инстинктивное понимание законов магии и волшебства дано Силь-Ван от природы, как и особое чувство гармонии, а также стремление к красоте. Почему Лорак покинул родные места за Большим Плёсом реки Великой, никто не знал, как и причин его искренней верности Великому Герцогству и Его Светлости лично.

- Спешите с донесением с фронтов? - поинтересовался Лорак. - Или вас так же срочно призвал магистр Скилл?

- И то. И другое, - Исхаль жестом предложил всей компании следовать дальше. - Барс нарушила клятву.

Сар прокашлялся в бороду. Он часто кашлял, как и большинство выходцев из Хельмфоса, и обладал на редкость скрипучим голосом, словно в пику перезвону весенних ручьев голоса Лорака.

Нетронутое растительностью лицо Лорака омрачилось.

- Надо полагать... - хрипло начал Сар.

- Да, уже мертва, - прервал коллегу Исхаль. - Все её родичи схвачены и в кандалах отправлены в шахты на юг.

- Я ожидал, как минимум, казни через сожжение... - Сар прокашлялся снова.

- Они дикий народ. Выносливы, сильны, привычны к холоду и жаре. При этом, в отличие от Диких Альбов гор, не кровожадны. Они не предавали Герцога, как Барс. Но после гибели своей... как сказать - "вожачки"?..

- Альфа-самки, - прожурчал Лорак.

- Про, - на военном жаргоне поблагодарил за подсказку Исхаль. - После гибели альфа-самки, восстать против Герцогства может прийти им на ум. И тогда им огня не избежать. А так - куда они денутся, в цепях-то, да из южных-то шахт?

- На перевалах Цайт-Штаг еще холодно? - осведомился Лорак, как ни в чем не бывало.

- Подождите, коллега, - прервал его Сар. - Но что случилось? Почему - кх-кхм - Барс?..

- Песок её знает, уважаемый Сар! Может, просто весна?

- В Герцогстве говорят "шут". Шут её знает, - не смотря на учтивый тон, чудесные солнечные глаза альба смеялись.

- Да как угодно пусть говорят! Я говорю так.

Тем временем путь их лежал по редкой красоты галерее внутреннего замка. Искусной работы колонны белого мрамора из баронства Тальфир были покрыты резьбой, изображавшей сцены баталий, охоты и пиршеств.

- Трудно поверить, - прервал молчание Сар, - что всё это построено всего два поколения назад. Величие. Красота. Кх-кхм. Объем. И защита. Кхм. Воистину, детинец Фельзенгарда бросает вызов даже, кхм, дворцам Старой Империи. А мне, судари, есть с чем сравнивать!

Исхаль усмехнулся пренебрежительно и цинично.

- Вы, мастер Сар, единожды побывав в развалинах тех времен, мните себя всезнайкой. Я же без малого две дюжины лет жил, путешествовал, сражался, скрывался и грабил среди городов, что не обойти и за день. Городов нетронутых, ни Катаклизмом, ни временем. И скажу лишь одно: нам не то что приблизиться, нам даже не суждено постичь всего величия и всех достижений предков!

Лорак на секунду сморщился, как от боли, но почел за благо не поправлять собеседника. Не в этот раз. Он наклонился к запальчиво говорившему человеку и спросил:

- Неужели в Городах-Под-Куполами всё верно так, как говорят песняры-сказители?

В полумраке колодца винтовой лестницы кожа альба слегка светилась золотом, равно как и его солнечные глаза - интересом. Рабочий кабинет, сиречь оранжерея, Скилла ждала на вершине лестницы - в нескольких минутах быстрой ходьбы вверх по ступеням.

- Нет! - рявкнул Исхаль, - Всё не так!

Лораку и Сару пришлось напрячь силы до предела, чтобы угнаться за взявшим хороший темп командиром Алых Плащей. Исхаль говорил на ходу.

- Города - это не волшебные оазисы и сказочные замки среди смертоносных барханов! Не сады из роз, пальм и фруктовых деревьев, по которым гуляют бронзовокожие обольстительницы с черными косами толщиной с кулак, и телами всадниц, едва скрытыми полупрозрачным шелком! Нет, всё не так...

Исхаль быстро шел по ступеням, Лорак вспархивал через одну, Сар хрипло и тяжело дышал в пропитанную потом бороду, но держал темп.

- Города - это тюрьмы, из которых никто не бежит, потому что снаружи - огненный ветер, сжигающий плоть. Снаружи - песчаные вихри, срывающие мясо и стачивающие кости в пыль. Снаружи - звери, что опаснее человека, что умеют прятаться, преследовать и выжидать. И правитель каждого города прекрасно знает об этом. Правитель каждого города жесток и беспощаден по-своему. Правитель каждого города всесилен на земле, что под его куполом. Правитель устанавливает любые законы, требует исполнения любой прихоти. Живя сотни и тысячи лет, он насаждает любые традиции без объяснений, без... вариантов!

- Аль-тер... на... Кхым! - тив... - прохрипел Сар.

- Правитель Города всегда неприкосновенен. Потому что на его могуществе - его, и его одного! - держится Купол, хранящий город от зеленых штормов, плавящих камень, от стеклянных бурь, в порошок стирающих лучшую сталь, от духов безумия, зовущих путников выпить глаза друг другу. Правитель каждого города - древний тиран. Божество в своем маленьком мире, крошечный наместник на осколке Старой Империи, хранитель её сокровищ, запертый вместе с ними - в им самим созданной и охраняемой тюрьме!

Голос Исхаля звучал так же гневно и ровно, как в начале рассказа.

- Об этом вам сказители не поют. Не так ли, мастер Лорак?

Троица стояла на верхней площадке башни - в круглой приемной, ярко освещенной алхимическими светильниками, увешанной старыми безвкусными картинами, обставленной резной деревянной мебелью из баронства Кицтак. Лорак произнес слова силы, исполнил магический пас, и люк, послуживший им входом с винтовой лестницы, плавно опустился, став почти неотличимым от плит пола.

- Впрочем, вам, видимо, всё равно, - закончил Исхаль, глядя в спину занятому альбу. Командир коротко поклонился Сару, направившемуся было к лакированному креслу, ударил кулаком в зачарованную железную дверь и сразу распахнул её.

Тропа среди роз. Арка вся в шипах и цветах - братьях плаща Исхаля по крови. Лозы. Лианы. Вьюны. Звонкий и тонкий голос певца и поэта донесся из глубины оранжереи:

- О, юный Исхаль!.. Заходи, проходи. Жду твоего доклада. Кто там с тобой? Мастер Лорак, мастер Сар, прошу вас милостиво подождать. Я вас приглашу. А ты...

Алый плащ скрылся за дверью.

- Как же он наивен.

Лорак вздохнул.

- Надеюсь, твой интерес к Городам удовлетворен, - кашлянул Сар. - И всё же что-то в нем есть, кроме амбиции и гордыни.

- Доброе сердце, я полагаю... - раздался вкрадчивый голос, который нельзя было с уверенностью назвать ни женским, ни мужским. - Оно-то его и погубит.

От пола оторвалась, вытянулась в высоту и обрела объем темная ладная фигура в серо-черных свободных одеждах. Лицо ее скрывала вуаль, в матовой ладони мелькнула печать с номером VII.

- Здравствуй, Мастер Тень, - в унисон отозвались мастера Лорак и Сар.

Глава Четвертая

Сумерки. Здесь, в Сером Мире, есть только они. Ни света, ни тени. Ни рождения, ни смерти. Ни начала, ни конца. Мастер Сар никогда ранее не был в Сером Мире, но знал о нем достаточно, чтобы держаться в седле изо всех сил. Как же давно он не ездил верхом... Десять лет? Двадцать? Не падение с лошади заставило побелеть его кулаки. Но мысль о том, чтобы остаться здесь дольше, чем на пару часов. То есть навсегда.

"Всё во вселенной циклично, двойственно и управляется законом Трех". Древняя оккультная истина, общая для всех народов и магов всех направлений звучит просто, как детская загадка. "Круг. Треугольник. Квадрат". Цикл, троичность, оппозиции. Мужчина и женщина рождают ребенка. Который рождает своих детей. Государь и народ - феномен власти. Которая после смерти государя или гибели народа меняется. Противоположные берега - реку, что постоянно подмывает их. Две армии рождают бой, и лишь одной суждено победить, чтобы встретиться с новым врагом. Законы Вселенной универсальны, потому очень просты..

Размышления помогали отвлечься от инстинктивного, животного страха. О да, Мастеру Сару был ведом страх. Ни одно божество, ни один защитный ритуал, ничто не поможет человеку, попавшему в Серый Мир. Стоит хоть на секунду остановиться - нет направления, чувства времени, концепции расстояния. Спину ломило нещадно. Кулаки на поводьях закоченели. Бедра ныли, шея умоляла ею не шевелить. Но мысль сильнее тела. Мысль об основах Вселенной успокаивали мастера Сара. Страх встречался с бастионом воли и откатывался, не солоно хлебавши.

Слева скакал мастер Лорак, держа поводья левой рукой. В магическом зрении - вся правая кисть до локтя разлагалась, являя белые кости под чернеющей плотью. Простой смертный не заметил бы ничего. Сар думал, зачем Скилл сделал это с Лораком. Чему это должно было научить светлого альба? Мысли текли, недавняя встреча в оранжерее вставала перед внутренним взором. Внутри, в животе рождалась дрожь. Сар обрывал лишние нити мыслей и направлял всю свою магию в нужный поток.

Закон Трех. Мир Людей, Мир Материи - лишь следствие взаимодействия Высших и Низших миров. Подобно тому, как воспитание ребенка - труд обоих родителей, Мир Материи, или Маат, постоянно испытывает влияние Миров "ниже" и "выше". Серый Мир - часть Маат, приближенная к Нижним Мирам, Грёзы - часть Маат, приближенная к Высшим. Сны - бесконечная перспектива, вседозволенность и всевозможность. Тени - слепота, ограничения, самообман. Простой смертный от века путает эти два состояния своего ума.

Исхаль, скакавший справа, вскинул руку, в ладони сверкнула виаль с живым огнем. Серая пустошь озарилась бледным пламенем - четверо тварей, возникшие на дороге, исчезли, как исчезает кальянный дым на ветру.

Тень, замыкавшая конный отряд, что-то выкрикнул - сквозь шум в ушах Сар не смог разобрать. Лорак сложил пальцы свободной руки в жест силы - "Солнце в листве" - три изумрудных луча ударили из его глаз и рта в тварь, похожую на покрытый черным мхом валун, что начала подниматься у обочины. Создание упало тяжело и сразу, точно кусок скалы.

Сар видел, как черные прожилки протянулись до плеча светлого альба. Нельзя в Сером Мире использовать магию Света, Лорак не мог об этом не знать. Упрямый длинноухий - точно осёл. Не затем ли Скилл... Сар бросил взгляд вперед. В арьергарде скакал пятый всадник, и зеленые прожилки пульсировали на его посохе и плаще.

Барс мертва. Не пришла ли пора Лорака - он ценил и баловал вниманием женщину-оборотня. Вспомнить всё до деталей. Почему Скилл ослабил отряд? Вдруг я ошибся в оценке? Вдруг?...

***

В западной части оранжереи розарий источал ароматы тлена и мёда . Кусты - шестнадцать штук - черные и сухие, лишенные листьев. Лепестки цвета угольной пыли пожухли, шипы - длинные и кривые - точно клыки диких альбов гор Цайт-Штаг.

Уныние и тоска на лицах. Тень скрывал лик вуалью, но Сар знал о странном удовольствии от созерцания жутких цветов. Лорак содрогнулся.

- Мастер Лорак. Подайте мне посох, - голос Скилла избыточно сладок.

Достать из глубины уродливых стеблей и шипов - не менее уродливый посох, на вид, точно длинный корень, обмазанный дёгтем, излучавший магию разрушения, разложения и смерти столь явно...

Лорак сделал несколько пасов, невидимые слуги мага раздвинули перед ним хищные кусты. Три шага по жирной земле, альб с трудом вырвал посох из земли, вернулся к Скиллу и положил вещь на стол. Будь на его месте Тень, Сар был уверен, всё бы прошло гладко. Внешне альб был в полном порядке и здравии. В магическом зрении - правая кисть альба была изъедена чернотой до костей.

Картина не клеилась. Это не рационально. Зачем ослаблять агента перед заданием? Научить его не выполнять идиотских приказов? Иметь своё мнение? Исправить доброхота - светлого альба? Какой Скиллу, Дюжине и Герцогству в этом прок?

Внимательно... Важной может оказаться каждая деталь...

***

- Сколько Магистров в герцогстве Торан?

Скилл был спокоен. Чем-то скрыто доволен. Деловит и в меру нетерпелив.

- Два, - Исхаль.

- Три, - Тень.

Брови Лорака взлетают на середину лба, ни одной складки не появляется на безупречной золотистой коже. Исхаль раздражен и удивлен. Скиллу забавно. Сар - отстраненный наблюдатель, ему всё равно. Он наблюдает за прошлым - из собственных глаз, там и тогда.

Скилл ведет длинным ухоженным ногтем по мясистому лепестку речного лотоса, отламывает сочный кусочек, кладет меж тонких губ, с чувством разжевывает, отпивает из пиалы. Магистр сам похож на прекрасный южный цветок: в шелковом халате с вышитыми лилиями, розами, перунами ветра и грядами голубых облаков, подрумяненных лучами солнца.

- Как их зовут?

Он обводит взглядом собравшихся, Лорак делает пас, и невидимые помощники передают каждому из пришедших пиалу. Еще один пас - чайник, распространяя аромат корицы, фиалок и имбиря, поднимается в воздух и наполняет пиалы одну за другой. Чайник и пиалы - прозрачного стекла - работа мастеров Многоречья.

- Магистр Скилл в стольном Фальзенгарде - Магистр Безопасности Его Светлости, Глава Скилловой Дюжины, - произносит альб. - И Магистр Бартэл в Хельмфоссе - Магистр Герцогских Кузниц и Изысканий. И...

- Салазар в баронстве Зильтар.

Взгляд Скилла пытлив, точно взгляд обвинителя или собирателя подати. Нет, никому это имя не говорит ничего. Даже Тень наклоняет голову - она ценит доверие.

- Магистр Салазар исполняет крайне опасную и важную службу в Герцогстве Торан. Подобно двум другим магистрами и четырем генералам, он получает распоряжения от Великого Герцога лично и отчитывается Ему одному. О сути работы Магистра Салазара говорить сейчас бессмысленно и опасно. Если он сочтет нужным, он сам посвятит вас в нее. Да, вы отправляетесь в баронство Зильтар. По двум работам... И еще по одной.

Сар не знает, как, но он чувствует: Тень улыбается. Скилл улыбается Тени в ответ.

- Магистр Салазар обратился к Его Светлости с нижайшей просьбой: выяснить, почему Барон Зильтар три месяца не платит оброк. Его Светлость отдал нам, Его верным слугам, соответствующий приказ. И нам будет счастье выполнить волю Великого Герцога, - глаза Скилла блеснули, и Исхаль закрыл открывшийся было рот, - вне зависимости от наших соображений. К тому же барон Зильтар дает званый обед через три ночи, собирает всю знать окрестных земель. Наведайтесь. Потанцуйте. Пообщайтесь. Оцените настроения власть имущих тех забытых краёв.

- Как же ты глупо выглядишь, когда думаешь, что твои мысли - для кого-то загадка! - Тень смеется, наклоняясь к Исхалю, смазанное движение и черный силуэт уже стоит за спинкой плетеного кресла командира Алых Плащей. - Жадность в 10 днях пути от Зильтар, и то, если дождями не размыло дорогу через перевал. Твой заклятый друг не успеет уладить дельце с оброком, придется помарать героические сапоги - землей простых государственных дел.

Голос Тени не молод, не стар. Голос тени - тихая песня сквозь туманы плёсов, сквозь дикие травы болот. Ноты лукавства, издёвки. Или это зависть? Провокация? Флирт?

- До перевала Алмор три недели конного хода, - Исхаль щурится, удивительно видеть сеть морщин в углах глаз двадцатилетнего. - Как, зеленый огонь ...

- Как вам известно, Барс встретила милосердный суд Его Светлости Великого Герцога, - сладостный голос Скилла обрывает командира. - Восстановить плату оброка магистру Салазару -раз. Посетить бал и узнать настроения - два. Я посылаю четверых по делам, которые исполнили бы Жадность или Дориадос. Это простая работа. Кем же я буду, что не сделаю для вас ее интереснее и трудней? Вы - Скиллова Дюжина. Ваша работа должна быть опасной.

Глаза магистра - изумрудный огонь, взор охватывает оранжерею. Приходят в движение стебли, листья, корни, цветы. Магистр встает из глубокого плетеного кресла. Всё в нём кричит самодовольством и торжеством.

***

Простая работа. Скилл хотел сделать её опасной. Поэтому навредил мастеру Лораку? Впрочем, мастер навредил себе сам...

Заунывный шипящий вой пронесся по серой пустоши. Сар огляделся. Исхаль, хмуря брови, ощупывал шею своего жеребца. Лорак кренился вправо, чернота в самой магической структуре тела альба расползлась на шею, лопатку и грудь. Тень пришпорил коня, но животное не желало подчиняться, монотонно стуча копытами по пыльной тропе. Едкие отблески впереди говорили о том, что пятый член отряда не заботится о происходящем ничуть.

Сар никогда не чувствовал в Магистре азарта, и уж точно глава Дюжины не глупец и не самодур. Преподать урок идеалисту Лораку можно было в ином виде, в другой раз. Или Скилл знает о Лораке что-то, чего не знает Сар, не смотря на то, что... Поэтому он упомянул Барс или...

Лорак пошатнулся и упал из седла.

Сначала просто обмяк, завалившись на лошадиный круп. Левая ступня покинула стремя, он наклонился, сканун, как ему и полагается, скакнул, отстучав копытами дробь, нога альба описала дугу, растянулся в крике рот Исхаля, Сар ощутил, как разум Лорака померк, на размыкание кулака на поводьях потребовалось слишком долго... Фиолетово-черный силуэт мелькнул у копыт жеребца альба. Мягко, по-матерински, принял Тень безвольное тело в объятья и исчез. Пятый всадник не шелохнулся в седле. Сар посмотрел назад. Тень скакал, как ни в чем не бывало, держа тонкое тело Лорака поперек седла. Слава Разуму.

Тень, способный в мгновение ока просочиться в замочную скважину или щель меж створок ворот, здесь, в Сером Мире - Мире Теней - мог быть во всех местах одновременно, заключил Сар. А главное - переносить вместе с собой кого-то еще. Лорак же - напротив - терял силы с каждой минутой. Двойственность. Но истина всегда в Законе Трех. Так что же среднее между ними двумя? Лорак знал, что взять в руки посох - опасно и глупо, он знал, куда отправляется, знал, что здесь нельзя применять магию Солнца... И Тень знал, знал, знал...

Скилл не был самодуром, о нет. Сар вспомнил. Вспомнил и понял со всей ясностью. Ну конечно. Работа. Вот он - третий элемент, дополняющий двойственность до цельной и органичной системы.

***

- Мастер Сар.

- Да, Магистр.

- Как специалист Дюжины по прорицанию, тайным знаниям и дедукции, ответьте на вопрос, не откажите старику. Что я намерен сейчас продемонстрировать вам? Всем вам. Не стесняйтесь прибегнуть к подсказкам ваших осведомителей со всех трех миров.

Скилл был серьезен. Глаза продолжали сиять - изумруды. Оранжерея трепетала, двигалась и дышала. Волны энергий прокатывались под стеклянным куполом во всех направлениях. Словно один живой организм, разминающий затекшие мышцы, вьюны, лианы, папоротники, цветы, карликовые деревья и уходящие под потолок крупномеры, с шелестом и скрипом шевелили ветвями, изгибались, вращались, корни выползали из почвы, цветы открывались хищными зевами, чтобы свернуться обратно в бутоны, папоротники скручивали свои щупальца-листья, чтобы распрямить их с силой стальной пружины, запахи гнили, свежей травы, пыльцы и хвои превратили воздух в душный кисель...

Вопрос, адресованный Сару, - лишь отвлечение. Магистру нужно время завершить ритуал, грандиознее которого ни Сар, ни Лорак (и это было видно по лицу светлого альба) не видели за всю жизнь.

Сар сфокусировал мысли, очистил ум от лишнего, выстроил перед внутренним взором сложные фигуры, огненные линии, спирали, перекрестья, многоугольники - универсальный язык образов, понятный существами мира Тени, мира Грез и мира Людей - наиболее развитым из их обитателей, по крайней мере. Обычная практика для мастера - составить визуализацию из семи сложных символов с элементами различных цветов и удерживать ее несколько секунд... Действительность дрогнула. Одно из существ трех миров, незримо присутствующее в высшем или низшем аналоге мира людей, верное прежде заключенному договору сотрудничества с мастером Саром, отозвалось. Его лик, имеющий мало общего с человеческим, проступил сквозь символы, впитал их в себя, обрел четкость, но лишь перед внутренним взором мастера. "Что тебе нужно?" - бессловесно вопросило существо. "Открой мне замысел человека, отзывающегося на имя Скилл, на которого я смотрю. Что он намерен представить мне и моим друзьям?" Сар увидел ответ.

- Вы продемонстринуете редкий... нет, единственный в своем роде, уникальный цветок. Он похож на тюльпан.

Глаза Скилла снова блеснули.

- А это интересно.

Внезапная тишина. Тихий смех Магистра оглушает. Стелящейся походкой он движется к зарослям могильного плюща, Тень без приглашения последует за ним. Лозы трепещут, сторонятся руки садовника. Заросли открывают абсолютно черный бутон на толстом стебле. Повинуясь жесту Скилла, Тень срезает цветок под самые лепестки. И теперь Сар видит: рядом стоят еще два обезглавленных стебля - два цветка были срезаны раньше. Как же он тогда может быть уникальным? Или прежние два уничтожены? Хрустальная виаль. Цепочка. Тень держит импровизированную лампаду в тонких пальцах. Удавка Тени больше идёт.

Скилл переходит в другую часть сада, приглашая Сара с собой. Орхидеи жажды. Тяжкий запах. Гниль. Сладость. Мускус. Разум услужливо строит картины охотников и зверей, одурманенных ароматом этих цветов. Белесые корни, точно черви, впиваются в тела потерявших сознание жертв, белые цветы розовеют, затем наливаются краснотой и багрянцем, набухают, превращаются в семена, что падают на мертвые обескровленные тела, чтобы прорости. Новые белые бутоны. Снова дурманящий аромат... Орхидеи жажды в оранжерее Скилла были румяны всякий раз, когда попадались Сару на глаза. Уже много лет.

- Ваши руки. Вы же не работаете ими. Ваша работа - работа ума, не так ли?

Сар поднес ладони к белесым корням. Те потянулись навстречу розовой плоти. Хруст...

Лорак... Его магия - магия жестов, магия слов. Скилл дал еще одну подсказку, дал ясно понять: да, я знаю, что ослабил отряд. И всё же...

Хруст. Корни впиваются в ладони и пальцы, но боли нет. Цветы из бледно-алых становятся темно-бардовыми. Грунт под орхидеями мелко дрожит. Тело человека, сплошь опутанное розовыми корнями, "всплывает" на поверхность жирной черной земли. Скилл тянет руки к телу. Эмоции Тени остаются при ней. Лорак неподвижно изучает магию процесса. Исхаль в нетерпении стучит сапогом по ножке кресла - командир рвется в бой. Отпустили ладони Сара, расплелись и втянулись в жирный грунт корни. Перед мастером и Магистром лежит труп.

Без одежды. Без волос. Без половых признаков. Без лица.

- Сейчас он проснется, - Скилл протянул Сару платок, тот вытер потеки крови, сочащиеся из оставленных язв. - Настройтесь на его ум. Как только ощутите сознание - немедленно оборвите контакт! Будьте благоразумны - более никогда не настраивайтесь на него. Это приказ. Вы поймете, почему. Исхаль! Раз вам так не терпится, принесите робу из корзины за моим столом.

- Он проснется? - усмехнулся Исхаль, пинком отправляя по полу корзину. - Скорее оно!

- Он, - глаза Скилла блестят. - Безликий. Тень, прикоснись цветком к его, с позволения сказать, лицу. Лорак! В центре розария стоит посох. Вы сразу узнаете его, дитя грёз, по кошмарному виду, он там один. Принесите и положите на мой стол.

"Дитя грёз" - вновь указание, что энергия Серого Мира чужда светлому альбу. И всё-таки Лорак идёт к розарию и... Кто в ответе за то, чтобы сохранить ресурс и исполнить работу? Глава или агент Дюжины? Сар начинал понимать.

- Я установил с ним контакт. Он... очнулся!

Так мастер Сар не орал уже много лет. Беззвучно. В своей голове. То, что он только что увидел и пережил...

***

Скакун без седока сбавил ход, споткнулся об один из серых, как и всё остальное, камней, захромал, а через сотню шагов рухнул с хрустом, точно обтянутый кожей скелет. Исхаль выругался, поравнялся с Тенью, правя одними ногами, принял тело Лорака.

- Он еще жив! - крикнул Сар. - Вернемся в мир людей, день-два, и я смогу его восстановить!

- Хорошо, если так! - Исхаль сплюнул. - Но лучше бы ты коням нашим помог!

- Настоящий южанин! - вступил Тень. - Альба еще одного найдем. А без коней - никуда!

- Кони скоро умрут, если еще не мертвы! - Исхаль сплюнул вновь. - Клянусь песком, они продолжат скакать! Но, как управлять мертвым животным, я лично не знаю!

Сар разделил сознание пополам. Одна часть его разума соткала и удерживала образы, поддерживающие жизнь в Лораке и трех скакунах. Конь Безликого, как и его наездник, как ни странно, не теряли в Сером Мире жизненных сил.

Безликий отстал.

"Впереди арка" - возвестили огненные письмена его маски. - "На воротах - герб Герцога".

- Вперед, кляча! - гаркнул Исхаль. - Отряд, в колонну по одному! Дахабат!

***

Глава Пятая

В которой автор пощекочет нервы читателю, приоткроет завеса тайны над гибелью Старой Империи и над историей нового мастера Дюжины и оборвет повествование чуть ли не на самом интересном месте.

Запись 31

Ущелье, не имевшее названия, извивается, ползет вверх.

Мулы дышат с трудом.

Пленный изрыгает проклятья. Одно из них я записал.

"Вам всем не вернуться уже к очагам! Проклятье пожрет вас! Как оно выедает камни, разгрызет оно ваши тела, высосет ваши сладкие души!"

Запись 32

Восемь печёнок местных хищников и двенадцать пар рогов травоядных (ни те, ни другие неизвестны нашим следопытам) пошли на зелья, позволяющие спокойно дышать и двигаться здесь.

Запись 33

Проклятье?

Просто очень высоко. Солдаты...

Солдаты воют от головных болей по ночам. Людей тошнит и поносит за каждым камнем вокруг лагеря. Зелья...

Зелья - только для офицеров и ученого совета экспедиции.

Я пытался, но обойтись без зелий не смог.

Запись 34

Камни точно съедены изнутри.

Следопыт вбивает питон в скалу, та проламывается, как яичная скорлупа. Неприглядная смерть.

Пленный дерг смеется. Это истерика. То, чем в его племени пугали детей, оказывается правдой.

Вопрос о целесообразности вста...

Запись 35

Ночью, когда я предаюсь размышлениям и пометкам, меня вызывают на совет ученых и офицеров. Мой мудрый коллега приносит благую весть. Не зря мы сохранили жизнь дергу, пусть его соплеменники и убили шестерых солдат и офицера... Кута? Ката? Как его звали? Не важно.

Образы, что Мудрый достал ночью из головы серокожего дикаря: треснувшая гора; осколки размером с дом разбросаны на день пути вокруг; раздвоенное ущелье - Аспид-Язык, как зовутся в приданиях дергов эти места.

Прибежище Проклятья. Об этом виде под вечер сообщает нам следопыт, уходивший вперед третьего дня. Вопрос о возвращении отпадает.

Запись 36

Целое поле ржавчины.

Ветер играет буро-коричневой пылью.

Осколки горы тут и там.

Мы идем, погружая в ржавчину ноги по щиколотку, целый день. Маски, предложенные мной, пригодились. Мудрый находит отпечаток в плотном грунте.

Отпечаток наплечника, как опознают офицеры.

Мы подумать, что эта ржа - от оружия и доспехов. Что тогда стало с носившими оные? С теми, кто был внутри?

Взяли с Мудрым дюжину проб.

Конца и края не видно.Привал.

Рассмотрели пробы в узри-стёкла. Ни помёта зверей, ни костяной пыли.

Запись 37

Ближе к горе - больше следов.

Было две армии - приходим к выводу мы.

Восстановить гербы по мелким фрагментам не удается.

Мудрый уверен: разная сталь.

Посреди вечернего привала следопыт поднимает крик. Казалли - беглый контрабандист из Многоречья. Мечется. Проваливается внутрь себя. Не знаю, как это еще описать. Умер. Погиб.

Офицеры приводят к порядку солдат.

Запись 38

Аспид-Язык. Непогода.

Ущелье раздваивается - прямой дороги нет. Отвесный склон. Трещина в горе начинается тридцатью-пятьюдесятью горизонтальными полётами стрелы выше.

Теряем двух мулов, двух солдат. Камни неустойчивы, много пустот. Решаем, как разделиться.

Да, в спешке и урагане, сошедшем на нет к середине нынешнего дня, я не записал.

Со вчерашнего утра мы не видим солнца. Желтое марево. Бегущие, точно туман, облака. Нависающие стены ущелья в разрывах. Расколотая гора в полнеба. Свечение...

Свечение из проклятой горы. Не называю это светом. Мертвенная тишина. Пустота. Нет растений, нет зверей, ни сусликов, ни птиц, ни грызунов.

Запасов воды в припаси-сумках хватает на 21 день. Еды меньше, что к лучшему - от высоты ли, от чего другого ли, зелья помогают всё хуже и есть хотят лишь самые отчаянные. Хватит ли нам на обратный путь? Следопыты сплёвывают, как один, и бессильно разводят руками. Нет, не из-за провизии.

Туман. Повороты ущелья. Свечение. Мы не знаем, где восход и где закат. Мы ориентиры. Значит ли это, что мы сбились с пути?

Запись 39

Ночью ненамного темнее. Следопыт Сазан следит за временем по голоду, жажде и периоду испражнений мулов.

На восходе дикий альб убивает себя. Зрелище омерзительное. Я не могу его остановить, хотя, как и все последние дни, мало сплю, защищая лагерь... от чего? Именно поэтому я не останавливаю дерга. Важнее понять: это магический морок, болезнь или Проклятье. Или последнее является всего лишь первым и/или вторым.

Пока дерг бьется головой, размером с кухонный канн, об скалу, я не замечаю в его ауре ни нитей текущего влияния, ни отпечатков былого. Солдаты волнуются. Офицеры казнят двоих из трех провокаторов бунта. Третьего утром оставляют позади - хоронить подельников.

"Лучше бы мне умереть" - читаю я на его лице.

Мой мудрый коллега отправляется на гору справа. Встреча в поставленном вечером лагере - через 4 дня.

Запись 40

Асар

Натакур

махи

Запись 41

Вчера я падаю в беспамятство. Почему? Вчера ли? Тревожный желтый свет сбивает с толку, не меняясь ни днем, ни ночью.

Переданный нам Мудрым часовой механизм имеет смысл, лишь если следить за ним 12 часов подряд. В беспамятстве, продлившимся то ли час, то ли сутки и час - толку нет.

Подъем длится 20-й час.

Три площадки несколько локтей в ширину. Малый отряд помещается едва-едва. Грани камней с бритвенно острыми гранями. Элементы мозаик и резьбы на сторонах. Мы близки.

Ночь. Со следопытом и одним из солдат происходит припадок. Генрих - крепкий из баронства Рокир - вырывается из рук державших его. Мы слышим из-за обрыва его удаляющийся крик. Двенадцать долгих секунд. Тело решаем не искать. Желтые сумерки. Нам нужен результат.

Еще день подъема. Сутки? Условность.

В отряде остался один следопыт. Он уверен: здесь живут племена-стаи человекоподобных существ.

Нет толка в дозоре. Часовые, пристегнутые к массивным камням всё же будут стоять. Пусть двое уже сошли с ума и были оставлены позади.

Щель в горе - перевал - близко. За ним - наша цель.

Запись 42

Как это описать? С детства нам твердят о величии Павшей Империи. О величии, сравнимом лишь с ужасом обрушившего её катаклизма. Вы читаете это? Представьте гору в полнеба. Представьте, что она лопнула, раскрывшись четырьмя "лепестками" - точно бутон. Вся эта гора была городом. Циклопическим сооружением, выращенным или вырезанным из одного сплошного базальтового куска... Столица. Лишь сердцевина уцелела после разрыва. И то... едва ли. Здесь "уцелело" следует читать как "не превратилось в осколки и потоки расплавленного камня". Желтый свет исходит из скал. Из обломков. Из воздуха. Здесь, за перевалом, внутри "бутона" горы, среди на веки застывших каменных рек мы видим два кратера. Следы защитных куполов? Моих сил хватает на то, чтобы с собой взять двоих. Под действием заклятья я, следопыт и второй офицер левитируем вниз. Выбранный кратер - немного ближе к нам, в искаженном желтом свете кажется, что он ближе к центру.

Что-то разрушает мои чары, когда мы почти достигаем места. Пока мы падаем, я успеваю восстановить заклятье на следопыте, оказавшемся рядом, затем на себе. Риор - офицер, 62 дня назад вышедший с нами из Столицы - с криком исчезает в свалке каменных глыб. Мне нужны силы и время на подготовку реагентов, чтобы вернуть нас на перевал. Останется еще один - запасной. В любую минуту что-то еще может пойти не так, я не имею права рисковать. Мы остаемся на длительный отдых здесь. На часах полночь. Сияние. Сна нет.

Запись 43

Всё кончено.

Мы бежим, как получившие затрещину сорванцы-воришки с кузнечного рынка. Дюжину дней назад нас было в девять раз больше. Кто мог знать, сколько из нас вернется, покидая Дом Изысканий Хельмфоса?

Находки бесценны, но стоили дорого...

Нодри - следопыт - будит меня среди ночи: "Стаи обитателей руин рыщут в округе". Ищут нас? Мы восходи на кратер, как можно тише. На самый край. Провал. Спуск.

Мне трудно об этом писать. Я до сих пор не верю, что был там, где я был. Что видел то, что я видел. Тронный зал? Убежище? Храм? Мавзолей? Что-то между. Нодрик остается наверху, спускает меня на веревке. Бережем реагенты. Отдохнуть толком не удалось. Он уведет от кратера дикарей или вытянет меня обратно. Спуск...

Ничто в моей жизни не происходило так медленно, как тот спуск. Моя рука дрожит. Так я дрожал всем телом, ибо картина, проступавшая с каждый дюймом спуска... У меня мало времени. Орды краснокожих дикарей - о четырех руках, с огромными, точно жвалами муравьев или ос, клыками, ростом не более туль-альба, и с четырьмя глазами - гонят нас... Нет, их не орды. Их количество не описать. Они покрыли склоны ущелья, как выпавший снег - сплошь. Поистине, мы растревожили гнездо хаоса, гнездо зла. Я постараюсь быть кратким.

Круглый зал. Оплавившиеся статуи в альковах. Помимо отверстия в потолке, входов и выходов нет. В центре трон, на нем фигура - сперва я не могу разобрать, кто занимает его. На полу сложным спиральным рисунком вокруг трона, будто исходя из него или стремясь к нему, лежат... трупы. Одно тело лежит на ступенях престола, выбивается из жуткого "танца смерти".

По крохам, по мелким намёкам, нюансам я понимаю: непостижимого могущества волшебство мыло сотворено здесь. Пальцы павших сложены в жесты силы, их одежды - испещрены рунами и знаками могущества, в руках их выгоревшие реликвии, отдавшие всю свою мощь... Но на что? Звезда, Полумесяц, Вершина, Брат, Осень, Гора, Небо - я узнаю лишь несколько священных и магических символов, скорее вижу намёки на них. Этой мощи хватило бы, чтобы призвать божество... или попытаться его убить.

Вершитель ритуала - это его тело на ступенях у трона - навечно замер в коленопреклоненной позе. Левая рука на закрытой книге. Правая - опирается на посох из алебастра и хрусталя. Я пытаюсь рассмотреть символ на обложке древнего тома, рукав едва касается плеча трупа - тот рассыпается в прах. Фолиант с изображением щита, перекрестья посоха и скипетра на фоне раскрытой ладони гулко падает в пыль, бывшую однажды великим магистром. Посох остается стоять.

Подбирая книгу, бережно отряхивая её, я чуть не упускаю главного! Трон.

Два сохранившихся трупа восседают на нем. Нет в их позах величия, нет и страха. В мертвенно бледном сиянии заклятия света передо мной - во всей чудовищной ясности - предстает картина, которую я буду помнить всю жизнь. Тела мужчины и женщины. Их одежды - сплошь в символах власти. Они жмутся друг к другу, точно беспризорники у стены литейной в зимнюю ночь... Они не искали друг в друге поддержки, не искали защиты, их объятья - не объятья любви, не страстная жажда быть до конца.. Как мне описать это в словах?

На троне

Между мужчиной и женщиной

Ровно столько места

Сколько хватило бы, чтобы укрыть дитя лет семи-десяти.

Детские золоченые туфли лежат на верхней ступени. Истлевшая кукла. Рыцарь? Принцесса?. Гребень.

На защиту её направлено всё могущество ритуала, способного ввергнуть в хаос весь мир!!!

Или защитить от него?..

На коленях родителей, сбросив туфли, укрытый их телами, ребенок - девочка или длинноволосый мальчишка - ... Дитя спасено?

Не помня себя, я наклоняюсь к трупу мужчины, в попытке рассмотреть перстень на среднем пальце правой кисти, в следующий миг...

Экспедиция превращается в попытку клятвопреступников бежать из мира Хель, куда их души попадают после смерти, в тот самый миг, когда я вижу символ на перст...

***

Чувства?

Их нет.

Ненависть. Ярость. Я бы рычал - да нет рта. Рёв клокочет в груди, пока хватет воздуха, потом исчезает и он. Невозможно вдохнуть. Но цель...

Цель сладка и близка. Я чувствую... нет, не её. Я чувствую оставленную часть себя. Своей преданности. Своей искренности. Долга. Чести. Любви. Я иду по этим нитям, как по широчайшему из трактов, ничего не разбирая на своем пути. Изничтожить. Разметать ошметки. Испепелить. Да, я предвидел. Да, я бежал. Но безумие ведёт меня назад. Туда, где я оставил слишком много себя. Туда, где моя правда увязла в чужой лжи, туда, где...

Тьма.

Дрожь. Колокол? Нет, пол подо мной не дрожит, люди в помещении - тоже. Лишь я. Я?

Нет чувств. Ненависти нет. Нет ушей, но я вибрации я слышу голос: "Есть Я".

Слепое безумие не отступило. Оно ходит бешенным зверем, бьет хвостом, ревет и скалит клыки - вокруг... во тьме? Нет, нет ни света, ни тьмы... Просто оно там, где вибрации нет. Есть ком в груди. Были бы глаза - их щипали бы слёзы. Да, я помню, что такое глаза. Пусть не помню остального. Не помню, зачем... но голос услужливо шепчет: "Чтобы осознавать себя, я должен служить".

Я соглашаюсь. Встаю. Поклоняюсь тому, кто держит источник дрожи в руке. Тому, кто возвращает мне - себя, отгоняя ненависть прочь.

***

- Он приходит в себя!

Сар кричит. Сар падает, вцепляясь руками в волосы, выпуская наружу лишь сдавленный стон. Назвать то, что он ощутил в сознании Безликого безумием или ненавистью - все равно что назвать Солнце теплым.

- Цветок к голове! - командует Скилл, с таким звуком меха раздувают горн.

Тень уже всё исполнил.

- Закупорьте!

Тень отнимает бутон от лба существа и запечатывает в хрусталь.

Безликий встает. Облачается. Поклоняется Тени. Поклоняется Скиллу. Повязывает туда, где должно быть лицо, извлеченную из рукавного кармана антрацитовую полоску ткани с золотистой тесьмой. Берет в посох. Сар, слегка шатаясь, встает. Ему помогает Исхаль.

"Мастера. Магистр Скилл", - зажигаются на повязке огненные письмена.

- Дюжина! - самодовольству Скилла нет предела. - Поприветсвуйте нового Мастера Скилловой Дюжины!

Медальон с номером XIII, еще весной занимавший место на шее той, кого звали Барс, занимает место на шее облаченного в черное существа.

"Безликий" - отвечает молчанием на молчанье оно.

Глава Шестая - Начало

Поздний ужин с историей

Шестая глава романа с рабочим название "Опасная Работа", в которой одиночка решит-таки охотиться в стае, затворник примет гостей, а двое стервятников выберут жертву.

- Ты можешь понять, что у него на уме?

- Прошу вас, мастер Исхаль, он же нас...

- Да ни черта он не слышит! Протри глаза, толстяк, у него и ушей-то нет!

Поздний ужин в поместье Магистра Салазара шел своим чередом. Мастера прибыли без одной минуты полночь, о чем известили заунывным, протяжным боем часы в центральной круглой зале такого же круглого, точно шатры странствующих артистов, акробатов и силачей, время от времени наведывавшихся в земли Великого Герцогства из Многоречья - страны, лежащей далеко на западе, еще дальше, чем Западные Баронства, и потому пока не опасавшейся нашествия беспощадных идеально ровных фаланг и конных строев закованных в черную сталь Торанских воинов.

Сами часы - угрюмые и ветхие под стать самой центральной зале поместья - и вправду прибыли из Многоречья, в пользу чего говорил не только здравый смысл, но и серебристый герб - круг с множеством хаотично изломанных линий, сходящихся в одну прямую линию почти у самого края эмблемы. Причина, по которой плод кропотливой работы лучших мастеров-механиков известного мира двенадцать раз дал бой на минуту раньше положенного срока, останутся тайной пресловутых мастеров, пресловутого поместья и столь же пресловутого Магистра Салазара.

Вообразите. Первый из двенадцати ударов - и железные ворота в каменной арке, установленные вопреки обывательской логике прямо посреди центральной залы, прямо напротив исполинских напольных часов распахиваются (каждая створка несла герб Великого Герцога и государства -белую сжатую в кулак латную перчатку на фоне черной зубчатой крепостной башни) и четверо всадников и еще один поперек седла врываются под мирные тихие своды поместья. Второй удар - и кони падают замертво, хотя на рассвете и будут ожидать седоков, укрыв под глухими попонами свой неестественный вид. Но не будем забегать вперед...

Герои прибыли.

Колченогий помощник в изъеденном искрами и щелоком фартуке и со столь же щербатым лицом потомственного рудокопа представился Рупрехтом, помог уложить мастера Лорака на весьма аскетичную узкую металлическую кровать на колесиках, и со словами: "Не извольте беспокоиться. Магистр займется уважаемым. Проследуйте в ржавую дверь - умыться извольте с дороги, переодеться к ужину" - покатил альба прочь. На акт демонстрации Саром железного медальона Дюжины и требование сопровождать мастера Лорака Рупрехт извлек с не меньшей претензией из нагрудного кармана бурый носовой платок, высморкался, пожал плечами и брякнул: "Повеление Магистра - как ушастому полегчает, так сядем ужинать, там с ним обратно и повстречаетесь". И покатил стол дальше.

- Эй, крепыш! - окликнул Рупрехта Исхаль, уже обходивший залу по кругу с сияющей багрянцем склянкой в руке. - И за какой из дверей нас ждут комнаты и удобства? Они здесь все ржавые!

- За той, что открыта и из которой почти не воняет, - отозвался колченогий, ударил каталкой в створки нужной ему двери, от чего тонкое тело альба едва не слетело на пол. Створки подчинились и смрад, сравнимый лишь с тем, что источает кожевенная мастерская Хельмфоса в жаркий полдень месяца Шакх, отбил у мастера Сара всякое желание двигаться следом.

- С ним точно всё будет в порядке, - хохотнул Тень. - Получим ушастого, как новенького. А то, что будет смердеть, да мухи - виться, так ерунда. Зато всегда будем знать, где он!

- По ходу, нам сюда!..

Исхаль толкнул дверь, открыв взору коллег коридор, блёкло освещенный грибами-темнушками, обильно обросшими деревянные клумбы-колодки, развешанные на стенах. Шесть дверей - три справа, три слева - были чуть приоткрыты, из пяти лился мягких голубой свет.

- По запаху нашел? - Тень явно был в настроении.

- Родись и выживи в Пустыне - воду будешь за два ночных перехода разбирать. Не то что сквозь двери...

- Как говорят, можно вывести пустынника в генералы, но нельзя вывести из генерала пустынные словечки...

Не успели часты пробить две четверти первого, Рупрехт зашел за гостями. Исхаль вдоволь наплескался водой, омыв, по привычке, лицо, волосы, руки, стопы, торс. Даже успел немного вздремнуть. Как провел эти две четверти часа Тень - неизвестно. Сар, отвлекая себя от наблюдения за состоянием Лорака, изучал магические эманации посоха и одежд Безликого. Последний стоял посреди комнаты неподвижно.

- Мастер Лорак ждёт вас. Магистр будет в любую минуту. Идите за мной, - возвестил Рупрехт, переминаясь и закатываяглаза - роль дворецкого давалась отроку с огромным трудом.

Дальний от центральной залы конец коридора гостевых покоев также оказался своего рода дверью. Огромной почерневшей бронзовой плитой на системе цепей и противовесов. Снаружи дверь "охраняли" две железные статуи латных воинов - каждый высотой с Сара, если того посадить на плечи Лораку, конечно.

- Умертвия, - угрюмо отметил невысокий магистр.

Исхаль лишь плечами пожал. Безликий безмолвствовал.

- Чем же они были до... - Тень взял паузу, - До умерщвления?

- Магистр говорил, в земле нашли при расширении поместья. Ток скелеты. А больше - ничё. Доспехи - это уже бургомистр, в городе, по просьбе Магистра. Из трех полных наборов каждый. Кузнецы то есть. Не сам бургомистр.

Сар вздохнул. Мастер не любил, когда ему рассказывали то, что порождало вопросы, а вместе с ними - ясное, как день, ощущение, что ответов на них он на своём веку не получит.

Великанские стражи скрылись в темноте изогнутого дугой коридора. Рупрехт остановился, зазвенели цепи, лениво потянулась вверх темная бронзовая плита.

"Нет в баронстве Зильтар ни литеен - такие плиты отливать, ни горнов достаточной мощи, чтобы стальные доспехи перековывать... Откуда что берется?" - Сар снова вздохнул.

- Трапезная! - брякнул проводник, помялся и уже благороднее возвестил: - Обеденная зала!

Стол красного дерева, благословленный резцами лучших мастеров Многоречья. Шкуры нездешних хищников на полу. Вычурно вышитые гобелены на стенах. Камин. Треск сосновых дров, запах дыма, тонкие нотки смолы. Лорак поднялся навстречу вошедшим даже плавнее, нежели обычно. Рупрехт указал гостям на места вдоль стола - торцевые кресла остались свободны. Проходя мимо альба, тень с шумом втянул воздух ноздрями и искусно изобразил жужжание мух. Улыбнулся только Исхаль.

- Поберегите силы, мастер Лорак, - вздохнул Сар в третий раз за вечер, жестом останавливая друга в середине магического паса. - У нас есть свои руки, да и прислуга здесь, ваши руки и верные сильфы пусть отдыхают.

- Простите, мастера, - сжал губы в линию альб. - Я был неосмотрительно глуп. И с посохом. И на дороге.

- С посохом, друг мой, Магистр Скилл проверял вас. Проверял и учил. Кхэм. Что стоило вам препоручить сию манипуляцию тени? - Сар поёрзал, устраиваясь на стуле с мягкой нетронутой временем обивкой. - Или, коль вы решили, что мастер-шпион занят манипуляциями с цветком, - мне? Я могу изменить... сместить состояние своего ума, а значит - всего существа так близко к свойственному разумным умертвиям, что мертвая магия посоха не принесла бы мне никакого вреда. И вы знали об этом.

- Моё почтение, мастер Сар, - вмешался Исхаль, наливая коллеге полкубка вина, доливая полкубка воды. - Учитесь работать в команде, Лорак. По одиночке каждый из нас - самоцвет! Но лишь дурак ценить один, пусть красочный камень. Уму и глазу человека, искушенным в торговых делай и красоте, в тысячу раз самого крупного рубина - ценен набор пяти гранатов. Да, гранаты каждый в отдельности и дешевле, и мельче, но подобрать их друг к другу по цветам, размеру, форме огранки - что подобрать ноты в музыке или слова в песне. Вместе - в оправе браслета или колье - они являют сокровище, коему нет цены.

- Странно, - протянул тень. - Я ждал сравнения с племенным скакуном и табуном породистых лошадей...

- Уймись, дитя сумерек, - почти дружелюбно отозвался Исхаль, смакуя закуски для аппетита, запивая сладким неразбавленным вином. - Ты выполнил мою работу в Сером Мире, это бесспорно на пользу всем нам и нашему делу. Ждешь благодарности или признания? Сними чадру и назови своё имя! Я должен видеть глаза человека, благодарить, обращаясь по имени, а не превозносить чью-то тень. А вообще у нас лица скрывают только...

- Исхаль! - голос Сара был тих, но в нем слышалась стальная воля, способная резать вдоль, а затем - поперек чей-то длинный язык.

- Заткнись, Сар, - томно протянул Тень. - С конопасом я как-нибудь...

- Коллеги.

Взоры обратились к Лораку. В трапезной вдруг стало светлее.

- Я рад, что мои извинения приняты. Я рад, что вы столь рьяно готовы меня поддержать. Да, мой народ - сплошь отшельники и индивидуалисты. Мы, как выразился алхимик слов и великий романтик Исхаль, - самоцветы-одиночки. Но я сделал выводы. Вы, мастера, - Лорак поклонился Исхалю и Тени, - Служили на передовой. Кто-то добывал пленных из лагеря противника и устранял его командиров, кто-то вёл Длань Его Светлости. Наше сотрудничество с вами, мастре, - Лорак поклонился Сару, - Носило в основном теоретический характер, в то время как в командирском шатре Исхаля мастер Сар не раз извлекал из умов пленных важную информацию, предвосхищая стратегию и тактику противника. Я консультировал каждого из вас по вопросам магических уязвимости и защиты. Мастер Исхаль, трижды я был в вашем прямом подчинении - ослеплял отряд лучников, связывал дуэлью вражеского колдуна, обрушивал всю мощь Солнца на штаб мятежников, по недоразумению расположившихся на холме. Но оперативную работу совместно с другими мастерами Дюжины я выполнял лишь однажды, и никогда не слышал о том, чтобы мастера работали в составе столь большой группы... Кстати, еще одна странность - мастера Сар и Тень входят в состав одной команды тоже впервые...

- Мастер Лорак! - всплеснул руками Сар. - Вы были на оперативной работе с кем-то из Дюжины ранее?! И молчали до сей поры?! Я убежден, что задание было секретным, коль скоро мне о нем неизвестно. Прошу вас, поведайте поскорее, коль скоро вы о нем упомянули!

- Это история столь же поучительна, сколь и невероятна. Лишь весной я получил дозволение говорить о том деле... И всё же предпочту довести до конца свою мысль, а подробности той работы оставить на иное, более подходящее для историй время. Итог моей затянувшейся речи таков: я сделал выводы. Совместная работа - это так же необходимо, как и непросто. Со временем я освою это искусство, мастера.

- Поздний ужин у камина - отменное время для долгих историй.

Этот голос...

Скрип старого колеса и пение рассохшихся половиц. Шелест савана и свист ветра в вечно безлистых ветвях. Звук задуваемой свечи, звук капель, срывающихся с подвального потолка. Человек походил на свой голос точь-в-точь. Темно-серый халат поверх рубашки и брюк, тонкий шерстяной шарф, мягкие домашние туфли, трость в левой руке больше походила на костыль, бледное лицо, нос - флюгер, губы цвета слоновой кости, серый лёд глаз.

Под правую руку его держала, видимо, дочь. В фамильном профиле читалось родство. Во взгляде огромных серых очей - ум, проницательность, колдовство. Волна хлопково-белых волос - у магистра собранных в хвост, распущенных у его спутницы - еще одна фамильная черта. Она ростом с отца. Ей нет и полутора дюжин зим.

- Салазар Ксхзар, - представился человек. - Прошу вас, не берите в голову имя семьи. Во-первых, труднопроизносимо. Во-вторых, не важно. Моя дочь - Адель. Спасибо, дитя моё.

Пятеро гостей поклоняются стоя. Магистр опускается в подвинутое дочерью кресло во главе стола. Рупрехт за их спинами роняет "Всё готово, везу" и исчезает. Адель наклоняется к отцу, тот касается губами её лба - шелест, не поцелуй. Девушка, провожаемая взглядом родителя, занимает место напротив.

Хозяин кивает, гости (все, коме Безликого) садятся. Рупрехт ввозит каталку с ужином. Взгляд Исхаля красноречив: "Смотри, Лорак: одна каталка, а сколько назначений!"

- Прошу вас, садитесь, мастер Безликий. Даже если не будете есть. - Голос Магистра пронзительно сер, если вы способны представить такое. - Мне так удобнее. Магистр Скилл сообщил мне, кого выслал в ответ на мою... просьбу. Признаться, я польщен и обескуражен заботой Его Светлости и Магистра. Пять мастеров Дюжины разом - это ведь почти половина. Столь ли важно моё дело?...

Адель касается приборов, невзначай задевает ножом серебра тарелки.

- Но не будем омрачать чудесный ужин разговорами о работе. Позднее. У нас не так часто бывают гости.

Адель смотрит с благодарностью на отца. С торжеством - на гостей. На губах играет улыбка потомственной ведьмы. Рупрехт наполняет серебряные тарелки - жаркое из дичи. Свежие овощи. Грибной рулет. Адель встречается взглядом с каждым, кто сидит за столом. Лишь занявший своё кресло по просьбе хозяина Безликий "смотрит" перед собой.

- Вы хотели рассказать, - продолжает Магистр, не коснувшись еды. - Какую-то историю, мастер Лорак. Я слышал, альбы - искусные рассказчики, особенно те, чья кожа - золото, а не свинец. Я уверен, ваша история поучительна в той же мере, в какой интересна. Прошу, начинайте. Нам с дочерью так редко выпадает шанс послушать кого-либо, кроме друг друга. Да и друг друга мы понимаем без слов.

Салазар и Адель улыбаются. Так могли бы улыбнуться двое стервятников, кружа над умирающим. Крылом к крылу.

Глава Шестая - Продолжение

Болезнь Контарских болот

Продолжение шестой главы романа с рабочим название "Опасная Работа", в которой лекарство будет хуже болезни, малое окажется очень большим, а слушатели истории привнесут в нее больше напряжения, чем рассказчик.

- Простите, Магистр, - Тень тихо рассмеялся. - Мастер Лорак всегда разжигает в слушателях интерес поддельным сомнением в интересности его историй. С моей стороны будет мудро предупредить вас: в его повествовании всегда есть три части: драма, урок и вопрос. Склонность к наставлениям и природное любопытство определяют последние два. А любовь к драме - есть причина его нахождение в Великом Герцогстве. Он живет средь людей, он изучает нас с вами лишь потому, что видит бесконечно драматичной жизнь длинною в какие-то жалкие десятки, а не сотни и тысячи лет. Вы знали, что в театре Хельмфоса идут несколько написанных Лораком пьес?

Глаза магистра распахнулись, точно он ими впитывал каждое слово.

- Как вы думаете, почему мастер так любит театр? Его восхищает мысль, что герой пьесы жив, лишь пока его играет актёр. Падает занавес - герой уходит в небытие. Именно поэтому на сцене всё более реально, чем в жизни. Ведь чем меньше времени - тем драматичнее. Ярче. Сочнее. О, вы бы видели его лицо, когда он инкогнито смотрит постановки своих пьес... Оно столько многое выдаёт. Прошу, простите меня за дерзость, но я предупреждаю вас о грядущих поучениях, смертях и неизменно - вопросах.

- Признаться, я заинтригован сверх меры, - Салазр щурится от удовольствия. - Прошу вас, мастер Лорак, начинайте без дальнейших фабул и промедлений.

- Разумеется, Магистр... - Лорак поклонился и повернул сверх меры бледное лицо к Тени. - Я несколько ошеломлен, ведь ни один человек...

- Кто вам сказал, что мастер Тень - человек? Начинайте! - в змеином шипении Магистра были и сарказм, и угроза.

- Извольте. Возможно, кто-то из вас бывал в баронстве Контар. Нет? Мало чем примечательные земли. Валуны, мох, болота. Насекомые, разносящие всяческие болезни. Две весны назад хворь пришла к дочери барона Контарского. Недуг постиг отроковицу незадолго до свадьбы, представьте, каково было отцу - важный политический брак стоял под угрозой. Не удивительно, что барон объявил награду тому, кто доставит действенное лекарство для его дочери.

- Кхм... Скажите, Лорак, а верно говорят, что в Контаре скверно работает - кх-кхм - магия исцеления?

- Она не работает там вообще. Данный феномен принес баронству больше славы, чем всё остальное. Широкая же распространенность лихорадок, сыпей, лишаев и пищеварительных расстройств начисто отбивают у знатоков и исследователей магии стремление аномалию сею изучать.

- Благодарю вас. Прошу, продолжайте.

- Не прошло и недели, ко двору барона доставили бочонок воды. Казалось бы, чего удивительного - вода и вода, разве что в контарских болотах воду пить стоит множество раз подумавши. Торговец же утверждал, что вода эта исцеляет любые хвори, да только бочонок следует выпить весь, целиком и как можно за более короткое время. Будучи человеком дальновидным, барон сперва узнал, что торговец сможет еще такой бочонок привезти, и велел напоить покрытого язвами нищего с площади. Дабы не плодить слухов, несчастный был брошен в темницу и менее чем за сутки вся вода без остатка влита была ему в рот. На следующий же день язвы начали зарастать. Дальнейшие шаги благоразумного правителя, я полагаю, вам очевидны.

- Отправил торговца за водой для чада, пообещав озолотить и послав следом шпионов, - шелохнулась Тень.

- Известил Его Светлость, разумеется, - хмыкнул Исхаль.

- Вы оба правы. И то, и другое. Через три дня, по приказанию Магистра Скилла, я встретил мастера Дориадоса на полпути в Контар и к барону мы прибыли еще три дня спустя - вместе. Моему удивлению на счет состава нашей команды не было предела. К тому дню барону уже привезли второй бочонок чудо-воды, однако его соглядатай тяжело заболел в пути и скончался.

- Что же содержимое бочонка? - прошелестел Магистр Салазар.

- С благоразумностью барона могла поспорить лишь его амбиция и стремление к укреплению политического влияния. Дочь испила привезенную воду и исцелилась. Впрочем, чем далее я повествую, тем менее моя история кажется мне подходящей для ужина...

- Не томи Его Милость, Лорак. - голос Исхаля - хруст ссохшейся глины под сапогом. - Вы прибыли ко двору. Дориадос пошёл по девкам и кабакам, ты - осматривать баронову дочь. Что вы узнали?

- Ни в остатках воды на дне бочонка, ни в организме пошедшей на поправку отроковицы, не было магии. Местные сказки предупреждали о Зове Болот, который слышат иногда неизлечимо больные незадолго перед чудесным выздоровлением. Однако, лишь встав на ноги, они уходят в дикую местность, и более их никто не видит и никогда. Легенда говорит о чудовищной пасти в одной из болотных ям, в которую добровольно бросаются те, кому не посчастливилось услышать тот Зов. Мы отыскали торговца, Дориадос навёл морок, скрыв наш истинный внешний вид. Представившись наймитами барона, мы дали проходимцу три меры золота и велели отправляться за следующим бочонком, а мы, мол, позаботимся, чтобы с ценным грузом ничего не случилось в пути. Следующей же ночью в нашем шатре Дориадос поймал три змеи. Через ночь я учуял несвежую воду в наших флягах. Неизвестно, как еще наши спутники пытались расправиться с нами...

- Еще бы, - пропел Тень. - Ведь мастера Лорак и Дориадос неподвержены болезням и удивительно устойчивы к ядам. Иначе бы у первого давно случился недуг мужского естества, а второй не был бы бессмертным светлым альбом.

- ...но на третью ночь, - как ни в чем не бывало, продолжал Лорак, - они подожгли шатёр и ждали нас снаружи с сетями, самострелами, отравленными дротиками. Моё волшебство защитило нас от огня, магия Дориадоса заструилась по окрестным туманным лесам нотами флейты. Тех из нападавших, кто не убили друг друга, настигли отозвавшиеся на звук флейты змеи. Главного торговца - Бертрана - я спас: оглушил его Словом Грома и с помощью сильфов забросил на одно из деревьев, покуда безумие диких зверей не прошло. Незавидная участь товарищей вдохновила Бертрана на искренность и прямоту. Он поведал, что первый бочонок они получили в дар от вышедших на тракт дикарей. Жители болот слышали, что дочь барона больна, и, по их словам, чтобы оказаться в фаворе, решили сделать такое редкое подношение Его Милости. По его словам, дикари вид имели несколько странный. Огромные широко расставленные выпуклые глаза. Бертран клялся, что видел кисть одного из них и между пальцами были...

- Перепонки... Кх-кхм, простите.

- Истинно так. Бертран привёл нас к месту, где дважды встречал дикарей. И мы отправились в чащу. Сам торговец был скорбен животом, и мы оставили его восвояси, предоставив природе вершить суд над преступником.

- Жестоко.

Слово Салазара - удар ножа.

- Малой настоял?

- Да, Магистр. Да, мастер Исхаль. Дориадос не был доволен тем, что я лишил его флейту слушателя, и потребовал отдать выжившего природе, которую он восхваляет каждой нотой.

- Никто не ждёт от Скилловой Дюжины милосердия, мастер. Но природа всегда в дюжины дюжин раз более беспощадна. Прошу прощения, я вас перебил. Вы нашли племя дикарей? Были ли у них жабры? Прошу, продолжайте.

- Да, мы нашли общину дикарей, но те бежали нас. Дориадос благоразумно внял моему совету повременить с музыкой флейты. Наблюдения за беглецами, изучение брошенной деревни и пара убитых при бегстве дали нам поле для умозаключений. Да, у них были жабры. Их тела - необычные гибриды человека и тритона: хвосты, широкие пасти, глаза навыкат. Но они когда-то были людьми. На запястье убитого заклятьем Копья Рассвета мы обнаружили татуировку - цепь, такие оставляют каторжанам на память о тяжкой судьбе нарушителя закона Его Светлости. Второй... Точнее, судя по одежде, вторая - изменилась относительно недавно, в пасти были следы выпавших человеческих зубов, и пара самых дальних еще сидели в дёснах. Ей еще подходил человеческая одежда - деревенское платье. Мы осмотрели лачуги, наполовину стоявшие в воде, инструменты, предметы быта. Община очевидно была не единственной. И разрасталась весьма и весьма быстро. Изображения разомкнутого круга встречались сплошь и рядом, и на некоторых из них - надпись.

- Голос Болот?

- Ваша проницательность, Магистр, меня восхищает. Зов. Зов Болот. Причем первая "о" - необычно большая и разомкнутая - так, что литера походила на "е", а слово - на "зев". То есть пасть. Я призвал множество сильфов и духов солнечных бликов... как я слышал, в Герцогстве их называют "солнечные зайцы". И попросил их указать мне место в окрестностях, где они бывают реже всего. Ворожба людей-тритонов связана с туманами и мороком, как мы убедились во время их бегства. Такое место, от века сокрытое пеленой, нашлось в считанных часах пути. Не встретив сопротивления, мы вышли на берег идеально круглого озера с кристально чистой водой, вытекавшей с одной стороны. Поток быстро терялся во мхах, меж валунов и корней. Озеро было едва ли две дюжины шагов в ширину, вода в нем - прозрачной добрый десяток моих ростов вглубь, но дна мы разглядеть не могли. По моей воле сильфы подарили нам способность дышать под водой, а духи света - зажгли неугасимым пламенем наши амулеты. Как вы думаете, что открылось нам в глубине?

Тень хмыкнул.

Исхаль вытер губы от капель вина и, изогнув бровь, предположил:

- Гигантский тритон и обелиск с волшебными рунами, который тот издревле охранял?

Салазар с любопытством смотрел на рассказчика.

- О нет, - прошептал Сар. - Там была - кхе - лишь вода.

- И вновь вы подтверждаете свою славу знатока того, что более никому неизвестно. От поверхности и до самого каменистого дна - ничего, кроме воды. И что-то было в этой изумительной влаге, что избавляло людей от всяческой хвори, но превращало их организмы в нечто более приспособленное для местных болот. Забегая вперёд...

- Прошу, позвольте мастеру Сару развить его мысль, - перебил рассказчика Салазар.

- Что ж - кхе-кхм... Мне встречалась теория о том, что многие хвори вызваны крошечными живыми существами, столь малыми, что ни один глаз не может их разглядеть. Точно блохи на собаке они живут в каждом из нас и, покуда мы сильны телом и духом, а также покуда их не слишком много, нашей жизненной силы хватает, дабы питать их без вредя для нас самих. Кх-хкм... Магистр Бартел довольно давно создал "близкоглаз" - систему линз, позволявшую смотреть на далекие предметы и видеть их, будто бы они близко. Полагаю, если бы кто-то смог доработать "близкоглаз" так, чтобы видеть очень маленькие предметы - крупными, эту теорию можно было бы подтвердить или опровергнуть.

- Что за бред? - в голосе Исхаля звучала мольба. - Все мы здесь не чужды магии и знаем, что есть духи болезни, многие из нас их видели, а вы, мастер Сар, сами изгоняли их, насланных волхвами Гикимских лесов на наш лагерь - три сезона назад!

- Одно не отвергает другое, друг мой! - улыбнулся Сар. - Есть гранит, и малахит, и хрусталь и драгоценные камни - и есть духи гор и земли. И чем более могучие духи, тем более редки минералы в местах их обитания. Я полагаю, в воде Контарских болот были иные, более редкие и могучие крошечные существа. Они поедали более слабых, вызывавших хвори, питались ими. А когда питание кончалось, меняли тело человека так, чтобы он мог свободнее жить в топях, изобиловавших лихорадками... точнее, организмами, которые их вызывают. Если бы дело было в духах болезни, Дориадос и Лорак неизбежно обнаружили бы их магию.

Магистр Салазар трижды ударил в ладоши. Вечер развлёк его еще больше, нежели он ожидал.

- Прошу... - Сар был смущён. - Мастер Лорак, скажите, было ли моё умозаключение, основанное на вашем рассказе, верно?

- Позднее я выяснил, что было именно так. Магистр Скилл доработал "близкоглаз" и нашел живых существ как в организмах, пораженных болезнями, так и в образцах воды из глубины Контарских болот. Однако в тот момент нашей задачей была возмездие людям-тритонам, подославшим воду ко двору Его Милости. Три дня Дориадос играл на флейте, собирая со всех окрестностей дикарей. Это было просто. Источник воды и так манил их к себе...

- И всё же мастер Лорак невосприимчив не только к болезням, но и к музыке рыжего пастушка... - заметил Тень.

- Или он, кхм, столь чужд животным страстям, что флейта...

- Мастера, - голос Магистра заставил всех замолчать. - Мне обещали урок и вопрос. А я пока драму вижу с трудом, хотя сцена сведения с ума пары сотен дикарей и принуждение их убивать и пожирать друг друга - претендует на драматизм. Продолжайте, Лорак.

- Разумеется. Дабы придаться размышлениям, я просил сильвоф уносить все звуки, что приближались ко мне. Мне больше по нраву арфы. Свистящие звуки раздражают мой тонкий слух. Итак, взяв труп посвежее, погрузив его на телегу напавших ранее на нас торговцев, купив в ближайшей деревне дубильный отвар и лошадь, через три дня мы были при дворе барона Контар. При встрече Его Милость был весьма напряжен. Встревожен. Ему было крайне неуютно разговаривать с нами. В еще большее беспокойство ввел его вопрос о здравии дочери и планах на её политически выгодный брак. Даже мне - существу далёкому от понимания быстро меняющихся человеческих эмоций, ясно: брак расстроен, барон - во власти страха и горя. Я предложил встречи с юной особой, мне же было отказано в столь резкой и категоричной форме, будто я предложил нечто неприличное. Тогда Дориадос заиграл. На лбу его выступили капли пота, он расставил ноги широко, точно сражался, а не музицировал, руки его задрожали. Я не понимал, что происходит, но почел за благо парализовать барона - сильфы мигом унесли его силы. Стражи не знали, что делать, и тогда...

Лорак отпил вина с водой.

- Она ворвалась в зал. Тонкая бледная кожа с просвечивающей синевой жил. Широкая, похожая на жабью, пасть. Огромный язык, которым она облизывала слезящиеся выпуклые глаза - каждый не менее кулака взрослого человека. Начавший отрастать хвост оттопытивал юбку, перепонки... "Хватит! - пророкотала она. - Из-за тебя я не слышу Зов!" Жиэль. Её звали Жиэль. Она бросилась на Дориадоса. Стража бросилась на меня. Вбежавший следом за ней священник Виты - божества здоровья и силы, вернул силы барону, на шум из покоев выглянула баронесса... Дориадос отнял от губ флейту, в руке его появился отцовский меч, но и это не помогло никого из них спасти.

Лорак опустошил бокал.

- Мы дождались прибытия племянника погибшего барона и засвидетельствовали его право на титул, ввиду смерти более близких родственников. Приняв его присягу Великому Герцогу, проинструктировав прибывшего мастера Кеха о местоположении источника, мы доставили тело Жиэль и безымянного человека-тритона Скиллу вместе с образцами воды. По дороге я спросил Дориадоса: "Почему барон не казнил или не отпустил в болота дочь, ставшую монстром? Ради чего он пожертвовал собой, жизнями супруги и подданных? В надежде на что?" "В этом поступке - вся жизнь человека!" - ответил мне рыжий пастух. И я понял, что понять людей не в моих силах. И настоял, чтобы меня не отправляли на оперативные задания с кем-то из... людей. Пока магистр Сар не доказал мне, что вас всё же можно понять.

Магистр сидел с абсолютно ровной спиной, пристально глядя, как закончивший рассказ альб наполняет бокал, салютует в сторону мастера Сара и прикасается губами к вину.

- Благодарю вас, мастер Лорак. Мастера Тень, Безликий, Исхаль, вас, мастер Сар, благодарю, что оживили и украсили и без того увлекательнейшую историю комментариями и вопросами. История действительно поучительна и исполнена морали и драмы. Даже в большей степени, нежели вы можете знать, мастер Лорак. И главный её урок вам, дивное златокожее создание, еще предстоит понять. Надеюсь, ваша жизнь будет достаточно долгой, чтобы ...

Крик сотен чаек и выпей, стон тысяч раненных, скрип неисчислимых несмазанных звеньев цепей!

Адель стоит, раскачиваясь взад-вперёд, белые локоны закрывают лицо. Грохота упавшего от резкого движения стула никто не заметил - за душераздирающим воем. Левая рука девы вытянута вперёд, перст указывает на Лорака, кровь сочится из-под жемчужного ногтя - звонко падают капли на серебряное блюдо, освобожденное едоками от овечьего сыра, и серебро темнеет, прожилки цвета полуночи расходятся по ранее зеркальной поверхности, выжигая прежний блеск, гася отражения свечей одно за другим.

- Простите мою дочь! - Магистр Салазар встает, берет в левую руку трость, правую протягивая к чаду. - Идём, Адель, дитя моё. Нам как следует нужно отдохнуть. Слишком много эмоций за один раз.

"Она пифия. Его дни сочтены", - огненные письмена пылают на повязке безликого.

- Солнце восходит из-за гряды в десять - по нашим часам, - сухо произносит обернувшийся от дверей Салазар. - Жду вас в девять в зале, куда вы прибыли.

Уже за порогом он оборачивается вновь.

- Ваш безликий друг ошибается. Дни? Едва ли. Часы.

Глава Х

Гоблин-с-Топором

Примечание автора. Персонаж, живший у нас с Fuad Kuliev в головах c 2004 года, был относительно недавно воплощен в героя игры Styx - Master of Shadows. И пусть у Стикса нет Топора, а у Гоблина нет янтарной татуировки, но похожесть их историй, внешностей и стиля поведения просто поразительны. А потому привожу здесь изображения Стикса - Мастера Теней из одноименной игры со ссылкой на источник.

"Сад гармоничных искусств Его Милости барона Дагомира VI. Пожалуйста, не ходите по клумбам. Пожалуйста, не рвите цветы".

Как скучно. Гоблин-с-Топором сплюнул, глядя на широкий белый щит у гравийной дорожки парка. Запреты вроде этого - не важно, в виде просьбы или приказа - предлагают на выбор лишь два варианта. Послушаться или нет. Рвать или не рвать. Топтать или нет. Всё равно что сказать: "Пожалуйста, не убивайте людей". От такой просьбы у одного округлятся глаза (как же можно иначе?), другой же пожмет плечами и продолжит работать палачом. И то, и другое - будет в порядке вещей. И то, и другое будет порядком.

А Гоблин-с-Топором любил хаос.

Да, он был гоблином. Точнее - Гоблином. И у него был топор. Нет, не топор, а Топор. Едва ли не выше его собственной согбенной фигуры, старый, бронзовый, с прозеленью. Гоблин не встречал людей, любивших жизнь или друг друга так, как он любил свой Топор. Но хаос он любил больше. Именно хАос, не ХаСс.

Второе - первозданный суп энергий и элементов, из которого возник мир, в который мир однажды вернется. Первое - то, что могло создать живое существо. Гоблин-с-Топором был мастером создания хАоса. В этом он был безупречен. За это он получил место в Скилловой Дюжине и железный амулет с цифрой VI. За этим он прибыл в усадьбу барона Дагомира VI. Гоблин любил совпадения.

Рвать - не рвать, топтать - не топтать, даже разломать знак в щепки - это не профессионально. Это профанация. Это не есть хаос. Это тирания предсказуемых выборов. Пришла пора познакомить барона Дагомира с методами агентов Его Светлости Герцога Торанского. Итак...

Амулет с изображением змеиной головы с открытой пастью и выпущенными клыками, призванный зачаровывать зверей, полыхнул зеленью. Взревел буйвол-вожак, обуянный чарами вещицы. Гоблин вскочил на широкую спину с горбом, ухватился за рога, пронзительный вопль "Вперёд!" рассек мирные сумерки, и стадо в три дюжины голов двинулось, снося деревянный заборчик, сминая кусты, выворачивая тумбы со скульптурами, в глубь парка, где играла музыка, журчали фонтаны, звенели бокалы и голоса тостующих, алели щёки новобрачных - баронета Даго, сына барона Дагомира VI, и прекрасной Маргарет Остахузэ - дочери купеческого дома Савонни из Многоречья.

Заклятье амулета, переданного Гоблину Мастером Змей - агентом Дюжины номер V, заканчивалась с наступлением темноты. Стадо буйволов ускоряло бег. Вот уже видны огни фонарей вокруг пруда и слышен смех застолья. На островке, окруженном кувшинками, танцуют пары. На соседнем - играет оркестр, звучит популярный Междуречинский мотив "Сердце в груди просит прощенья". Сквозь кусты жасмина и акаций с треском и топотом, под оглушительное мычание вожака, подхватываемое дюжиной луженых глоток других самцов, на центральную поляну парка врывается хаос.

"Гоооблин в лесуууу! Рууууубит деревьяяя! Да и зверееей! И вообщеееее!" - орет дурным голосом карликовая горбатая фигура меж рогов зверя, невообразимо коверкая пока что звучащий мотив. Вдруг он перескакивает на беседку, взмывает в воздух полы серого плаща и шесть ножей вонзаются в бока, ляжки, холки быков в тот миг, когда амулет, делающий зверей послушными и спокойными, в последний раз вспыхивает зеленью и рассыпается в прах. Бешенство охватывает стадо, оно уже несется, не разбирая дороги.

Снесены стойки с закусками, врассыпную уносят ноги и спасают свои жизни пышно одетые гости, опрокинуты тяжелые скамьи и столы, оркестранты бегут через пруд, тонут и плавают в тине инструменты, пары с визгом бросаются, кто куда, джентльмены выставляют между собой и обезумевшими зверьми дам...

Янтарные глаза Гоблина мелькают на опутанной лозами арке, оттуда он обрушивается на капитана стражи, взявшегося было трубить общий сбор, выхватывает сигнальный рог и трубит в него сам. Вспрыгивает на спину одной из коров и ударом топора сносит ей полголовы, хватает отрубленный кусок за язык и швыряет им в священника, недавно венчавшего юную пару. Тщедушному мужчине, что взывал к божеству, чтобы ниспослано было умиротворение на ревущий скот, традиция запрещает касаться крови животных, он дико орёт, падает, отползает, весь в коровьей крови, брыкается и пинает ногами жуткий обрубок.

Гоблин выхватыает кинжал их бока упавшей коровы, мечет его в ногу первого из прибывших стражей, подбегает к масляной жаровне и с поистине негоблинской силой опрокидывает её навстречу бегущим следом. Те пускаются на утёк, спасаясь от потока огня.

И вот уже запрыгнув на повозку с напитками, ухватив оттуда бутылку абсента, он взлетает на стену притаившейся за живой изгородью кухни, лезет вверх, в стену ударяют арбалетные болты, но Гоблин уже на дымоходе и прыгает внутрь, чтобы, дымясь, выкатиться из печи, хрясьнуть бутыль о кирпичную кладку, ухватить окорок, вскочить на закорки голосящей куахрки, и голосом, и формами не уступающей корове, а когда та выбегает из кухни, проорать всё на тот же мотив, жуя и размахивая окороком над головой:

- Хаааааос времёёёён! Шлёёёт вам привеееты! И предлагаааает! Друууужбу на веееек!

Кухарка падает в обморок, Гоблин уже отбивает меч личного охранника сына барона, в прыжке разбивает о его забрало склянку горького масла, вкус и запах одной маленькой ложки которого неизменно вызывает рвоту, за что масло и любят врачи, лечащие отравления и скорбь живота. Пока телохранитель корчится в судорогах и пытается снять шлем, издавая при этом жуткие звуки, Гоблин сбивает наследника барона с ног, выхватывает из рук бледной невесты кошку, раскручивает за хвост, отправляет в полёт, выхватывает из ножен жениха кортик, мечет его вслед орущему в воздухе зверьку, в засос целует невесту и ...

Где он?

Стража оцепила парк. Из гарнизона спешит лёгкая конница и солдаты в тяжелых доспехах. Рвутся с поводков легавые и военные псы. Телохранитель баронета, без шлема, с измазанной бородой, вращает налитыми глазами и отдает приказы. Парк разворочен до неузнаваемости. Сизый дым тянет из потушенной кухни и от засыпаемого песком горящего масла на поляне. Слуги и стражники уносят трупы коров, обморочных гостей, стоптанных официантов. Кого-то врачуют лекаря. Сорвавший с себя все одежды священник неистово молится о прощении у алтаря. Невеста часто всхлипывает, смотрит в пространство и вся дрожит. Жених накрыл её плечи кителем и бессильно сжимает и разжимает кулаки. К белому щиту с надписью "Пожалуйста, не рвите цветы" кортиком баронета приколота кошка.

Кто всё это сделал и зачем?

Ответ известен лишь Гоблину-с-Топором и Мастеру Змей. И, конечно же, Скиллу. Задание выполнено. В чем оно?

Гоблин всегда действует так, чтобы о целях его нельзя было догадаться. Мастер Змей уже вернулся в Говорящую Рощу. Гоблину-с-Топором, уводящему егерей и собак под покровом ночи в сторону гор, предстоит долгий путь в Фельзенгард.

Глава Восьмая

В которой читателю будут раскрыты тайна семьи Магистра Салазара, тайна агента по имени Тварь и будет дан очередной тонкий намёк на причину скорейшего падения Великого Герцогства Торан.

- Ты можешь понять, что у него на уме?

- Прошу вас, кх-кхм, мастер Исхаль...

- Да не про Магистра я! Про Безликого! Или ты боишься, что он без ушей нас услышит?

- Безухий и безглазый прекрасно всё слышит и видит в окрестности дюжины шагов, а может и дальше, светлячок, - Тень, точно кот, выгнул спину, выходя из-за стола.

- Да плевать! Магистр до сих пор не просветил нас насчет работы. Дочь его... Старику лет сто, он что её, в восемьдесят пять заделал? Так вот она предсказывает скорую смерть одному из пяти сильнейших магов Великого Герцогства Торан, над которым её папаш давеча камлал после поездки через, в самум его, Серый Мир! Навестить местного барона, обеспечить оплату оброка, сходить припугнуть аристократов на бал!? Не слишком ли для такой простой работёнки!? Так еще и этот безлицый - голем он или автоматон - до кучи, как будто мне по ходу тёмных лошадок не хватало!

- Успокойтесь, сударь мой, - протянул Сар.

Встав из-за стола, разводя в стороны пухлыми ручками, он приблизился к Тени.

- Вы что-нибудь необычное заметили? На ней была мощная аура подавления считывания и прорицания.

- Да, сударь мой, мы заметили, - передразнил его Тень. - У девочки перерезано горло - тончайшая работа, плоть смыкается очень плотно. Мертвая плоть. Из этой-то смертельной раны и раздался звук, из нее же хлынула кровь. Вскакивая, она тряхнула головой и локоны скрыли сию неаппетитную картину. Так замечательно воспитана, не пожелала омрачить впечатление от застолья.

Тень ухмыльнулся всем телом, как умел только он, и продолжил:

- Точно могу сказать - она мертва. Не знаю, что там с аурами, но с перерезанным до шейных позвонков горлом маленькие девочки не живут.

- Мастер Лорак, она не прокляла вас? - Исхаль подошел к камину, пара поленьев отправилась в огонь.

- Нет, - в унисон ответили Лорак и Сар.

"Рассказ. Барон. Пытается спасти дочь" - вспыхнули огненные письмена на повязке Безликого.

"Идёт против Дюжины Герцога".

"Гибнет".

"Салазар вернул дочь умертвием".

"Это против воли Его Светлости".

- Исхаль, вы видели, что мастер Безли...

- Мне что, еще теперь только в его отсутствующую рожу смотреть? Я сейчас ему эту тряпку в...

- Да нет у него этого места, светлячок, - Тень оказался рядом с раскрасневшимся командиром. - Как-то будем корректировать план "Отдых - Встреча с магистром в девять по часам - Вопросы и ответы - Поездка в город"?

- Мастер - кх-кхм - Безликий. Салазар - Магистр Его Светлости, - Сар потер ладони. - И за свои действия он отвечает лишь перед Его Светлостью. Проще говоря, ему можно всё, пока Его Светлость не распорядится иначе. Магистру, безусловно, не пришлась по душе финальная часть истории. Но вызвала она в нем скорее скорбь, сдержанное желание всё изменить, сожаление от того, что сие невозможно. Я внимательно следил за лицом Салазара, поэтому упустил то, что совершила Адель. Однако. Это не проклятье. Нет, не думаю, что Магистр в этой работе нам враг.

- Хватит всё ему разъяснять! - рявкнул Исхаль. - Тень. Утром отдаешь цветок Магистру Салазару. Пусть добавит в свою коллекцию костяных истуканов нашего деревянного мальчика. Хотя бы на время. Верблюжий навоз.

Исхаль сплюнул, в камине полыхнуло.

Тишину прервал звон цепей.

- Извольте следовать за мной в ваши апартаменты, - зевая и почесывая подмышкой, протянул Рупрехт. - Мне еще со стола убирать...

Утро настало быстро.

Часы, молчавшие, как показалось гостям, до той поры, пробили девять.

Никто не спорил с решением Исхаля оставить Безликого - Магистру. Работу лучше начинать с теми, от кого знаешь, чего ждать. К новичкам в Дюжине всегда относились с холодком.

Вещь (оно же - Тварь, или Нечто) - носитель железного амулета с номером IV - в естественном своем виде даже близко не была похожа на человека. Будучи разумной слизью, Тварь была способна принимать облик любого существа, а также неограниченно делиться: пожрав живое существо, она разъединялась на две Твари, одна из которых могла принять облик жертвы. Откуда Тварь взялась, неизвестно. Известно лишь, что Магистр Бартэл произвёл в его тайных мануфакториях магический яд, скормил его жуткому созданию и передал противоядие Магистру Скиллу. Теперь, когда Вещь делится надвое, обе части оказываются отравлены, а противоядие действует вдвое слабее. В результате, любое деление дальше второго приводит "детёнышей" к смерти. Теперь Тварей может быть не более четырех. Яд вывести невозможно. Противоядие же необходимо принимать регулярно.

Всей Дюжине было известно, что Нечто пойдет на всё, чтобы выжить и чтобы избавиться от яда Магистра Бартэла. Все агенты знали, чего от нее... или от него ждать. И годы службы Великому Герцогу в качестве шпиона, убийцы и имперсонатора известных и властных особ для максимально бескровного захвата крошечных баронств - лишь подтверждали эти знания. Но уровень недоверия в начале трудно описать словами.

А как бы вы отнеслись, если бы вашу спину прикрывал полупрозрачный сгусток слизи в облике только что погибшего солдата, чей труп он обволок белесым мешком, растворил его в себе, лопнул на два сгустка поменьше, один из которых за считанные секунды обернулся в недавно усопшего солдата, после чего встал и с тем же голосом, с теми же манерами, теми же молодецкими ударами, выученными у отца, принялся рубиться спиной к спине с вами?

Первым Магистрам и Его Светлости было ведомо чуть больше. Вещь покушалась на самого Бартэла, планировала, приняв его облик, попытаться занять место Великого Герцога. Таков был дремучий инстинкт выживания Вещи: забраться как можно выше по социальной лестнице, привести социум к максимуму внутренних противоречий, вызвать максимум внутренних конфликтов и изобилие смертей и плодиться в хаосе - без ограничений.

Так могло пасть Великое Герцогство. Но пало оно гораздо более эффектно и значительно позднее, по совершенно иным причинам... До которых мы с вами вскоре доберемся.

А пока - Солнце должно было взойти из-за гор через час, пусть в поместье Магистра Салазара это было отнюдь не очевидно. Сырая тьма продолжала клубиться по углам, свет фосфорицирующих грибов, факелов и даже гори-камней, сталкиваясь с нею, норовил уступить.

Ясность тем утром пришла лишь из объяснений Магистра. Насколько он был способен объясняться ясно.

- Я живу и работаю в уединении именно здесь - за перевалом Алмор, непроходимым добрую половину года, по нескольким причинам, судари мои. Мне в тягость общество людей. Они живы, а потому вечно напоминают мне о моей несчастной супруге, безвременно покинувшей этот Мир. Вторая причина - Адель. Полагаю, мне след развеять ваши подозрения. Ведь вы, как и я, выполняете здесь свою работу. Вы упрощаете мне - мою, я вам - вашу. В день, когда Беатрис, моя дорогая супруга, умерла, я потерял и Адель. Имей я тогда - две дюжины лет назад - нынешний опыт, я спас бы - вернул! - обеих... Но мне хватило мастерства лишь на одну.

Пятеро из Дюжины сидели за накрытым в центре зала столом, в воздухе носился аромат утренних горячих напитков, в свете свечей и темнушек тускло мерцало серебро блюд с закусками.

- Я выбрал дочь. Беатрис одобрила бы мой выбор... Я же до сей поры мучим сожалениями о невозможном. Адель юна, наивна. Она видит нити судеб и жизней живых людей... и это плохо сказывается на её состоянии и здоровье. Чем меньше вокруг живых, тем ей лучше. И что говорить о возможной реакции горожан и селян, если даже агенты Дюжины были обескуражены её поведением.

Дрогнули и застрекотали часы, готовясь пробить четверть десятого. Магистр зыркнул на механизм и тот замер. Магии во взгляде беловолосого мага хватило бы, чтобы остановить дюжину сердец, не то что пригоршню шестерёнок. Салазар продолжал.

- Я служу Великому Герцогу Торанскому, и мой долг - защищать Его Светлость. Я не строю укреплений, не выплавляю доспехов, как того требует служба Бартэла. Я не раскрываю заговоров, не выявляю шпионов, не вербую и не уничтожаю бунтарей, как того требует служба ваша и Магистра Скилла. Я защищаю Великого Герцога от проклятий, от влияний на его судьбу, от дурных пророчеств и от прочих... нежелательных воздействий подобного толка. Как именно я это делаю, вам незачем знать. На тот случай, если вы когда-либо попадете в руки противников Его Светлости и выдадите сию информацию, не забудьте выдать и следующее. Моя смерть не снимет созданную мной защиту с Его Светлости, но лишь повергнет в Нижние Миры тех, кто её организует. И исполнителей, и тех, кто отдаст приказ, и тех, кто отдаст приказ отдать приказ, одним словом - всех, кто будет вольно или невольно, сознательно или без ведома причастен. На них, их родню, на души их предков и их потомков до седьмого колена падут все проклятья, что я остановил и отвел от Великого Герцога. Уверяю вас, это не мало. Дюжина дюжин дюжин и даже немногим больше.

Магистр пригубил из серебряной чаши. Сар ясно видел иней в том месте, где губы Салазара поцеловали металл.

- Для моей службы мне требуются постоянные, устойчивые поставки свежих материалов и реагентов. И с одним из видов реагентов возник перебой. С трупами. С телами людей, умерших по более или менее естественным причинам. Баронство Зильтар - единственная территория в Торане, где умерших не предают огню по причине почти полного отсутствия дерева и угля. Те тела, что не остаются погребенными в рудниках, привозят в единственный город - Зильтар, из города - отправляют сюда. Избытки хоронят в городской усыпальнице. Таким образом, город - единственный источник реагентов. По крайней мере, был таковым...

Магистр взглянул на часы.

- ...покуда три месяца и один день назад поставки не прекратились. Я трижды посылал слугу, Рупрехт говорил с бургомистром, и трижды гер Мосфир клятвенно обещал исправить ситуацию. После третьего обещания - буквально два дня назад - я, не дожидаясь результатов, написал барону Зильтар. Властитель окрестных земель в ответ... Я сперва не поверил своим глазам. Он пригласил меня на бал, причем сдобрил приглашение столь редкостной чушью, что я сгноил письмо, не дочитав. И отправил весть Великому Герцогу. Ибо мои запасы материалов позволят мне нести службу еще пару недель, но потом... И вот вы здесь.

- Кхм... Вы - кх-кхм - позволите? - Сар промокнул губы салфеткой. - Я бы взглянул на содержание того письма.

- Если сие в ваших силах - извольте.

Сар изволил. Он установил связь с сознанием одного из существ, для которых время не имело значения. Строго говоря, существо было бесом из тёмного и холодного плана бытия, прозванного Агаран, или Бездна. Дерги - Дикие Альбы - верят, что предателей и мятежников (а также преданных по собственной наивности и глупости) после смерти бесы утаскивают на самое дно Агарана, где, вмороженные в черный лёд, несчастные бесконечно видят тени людей и предметов, которые они имели при жизни, ценили, любили и потеряли при смерти. Создают эти тени предметов особого вида бесы, арбесы, а тени людей - сурбесы, посредством иллюзий принимающие вид кого-то безмерно вожделенного или дорогого, и ирбесы - принимающие вид кого-то отвратительного или пугающего.

Подчиняясь воле Мастера, арбес соткал в уме Сара уничтоженное письмо - таким, каким оно было в момент уничтожения. Сар отпустил беса и призвал четырех меньших элементов. Менее, чем через секунду, незримые трудяги огня, земли, воздуха и воды превратили проекцию (ментальный чертеж) письма - в пергамент и вьющиеся по нему чернила.

Сар поджал губы. Ему говорили, так он выглядел менее самодовольным. Протянул письмо Исхалю.

- "Ваша Милость, Магистр Салазар... искренне жаль... непременно будет исправлено... бургомистр..." Ага! "...при личной встрече в моем замке... вместе с дочерью, то я не только смогу удовлетворить ваш смешной запрос, но и сделать для вас и нее неизмеримо больше. Сделать для вас то, о чем, я знаю, вы не смеете и мечтать. Малышка Адель же, - Исхаль присвистнул, - сыграет прекрасную партию моему наследнику... В ожидании встречи... вторая ночь новой луны... в предвкушении нового этапа нашей дружбы... Барон Зильтар. Подпись".

- Стоило бы его сгноить, а не письмо - за "малышку-то" точно! - сквозь смех протянул Тень, однако прозвучали слова буднично и серьёзно.

- Я знал его отца, вот это был человек! Жаль, тело не сохранилось достаточно, чтобы... - бесцветно прошуршал Салазар. - А этот ублюдок, не стоящий и опарыша...

Голос - пепел остывшего погребального костра.

Исхаль передал письмо Лораку, тот - Тени. Вернувшись к Сару, лист растворился в воздухе.

Магистр перевел взгляд на часы. Те возобновили стрекот и ударили половину.

- Что же до вашей просьбы изучить проклятие, лежащее на... или создавшее вашего коллегу, я готов уделить этому не более суток. Новолуние - время особых трудов и энергий. Служба Его Светлости не потерпит бОльших отлагательств.

- Мы представим вам отчет о причинах...

Сар начал вставать...

- Плевать я хотел на причины.

...и мигом плюхнулся обратно в кресло от одного взгляда Магистра.

- Вы восстановите поставки городского оброка. Сделает вы это в ближайшие трое суток. До окончания Новолуния. Причины оставьте своему глубокоуважаемому начальству.

Магистр улыбается. От этой улыбки птицы пали бы замертво в полумиле вокруг поместья, а молоко свернулось бы прямо на губах младенцев... Но не было вокруг ни птиц, ни кормилиц. Лишь серый камень плоскогорья да шелест чахлой травы.

Ни Магистр Салазар, ни мастер Сар не могли и представить (даром что один видел судьбы, другой - предсказывал будущее), сколь много "материалов" будет в баронстве Зильтар к концу Новолуния и в последующие недели... А вслед за баронством - и во всём Великом Герцогстве.

А пока Тень со всеми предосторожностями передавал Магистру власть над Черным Тюльпаном, а значит - над спокойствием и преданностью Безликого...

Глава Девятая

В которой ни одной тайны города Зильтар не будет раскрыто, но даже фасад окажется весьма разносторонним, выматывающим и странным.

***9-1***

Солнце поднялось над горами, и четверо из Дюжины скакали через плоскогорье на конях-мертвецах, чей жуткий вид скрывался попонами, по прямой, как стрела, и ровной, как стол, дороге, а затем спускались по извилистому серпантину к стенам города.

- Чему он так ухмыльнулся?

Исхаль вел под уздцы коня Лорака. Привычка, ничего более. Мертвые животные не могли идти галопом, но и не оступались, не взбрыкивали и не несли.

- Игра слов, - лицо альба выражало сострадание - мастер долго практиковался в этой человеческой реакции. - "Начало", "причинность".

- Не понимаю, - дернул плечом алхимик и воин.

- Не ты один! - Тень обогнал Сара, - Вон пузанчик с бородкой тоже недоумевает. Скилл оскоплён за покушение на Его Светлость. Твои земляки, южанин, - самые добросовестные поставщики убийц ко двору Великого Герцога. Но всё, что идёт против Герцога, в результате служит Ему. Гордость южанина была сломлена, его "мужское начало" вместе с его "причинным местом" - отнято у него. В этом игра слов. В этом ирония.

Голос Тени был тих и спокоен.

- И Герцог дал ему новый смысл жизни. Новую цель. Объединение слабых, постоянно враждующих баронств. Слияние с лежащим за ними Многоречьем. Затем - на юг, на города-государства пустыни. И еще дальше - на государство альбов... Строительство Империи в ее прежнем величии - не это ли цель, достойная такого великого человека, как Скилл? Сравни это с жизнью наемных убийц.

- Все знают и понимают больше моего, - проворчал Исхаль.

- Знать и понимать - не одно. Златокожий никогда не поймет, почему барон Контар защищал превратившуюся в монстра дочь, хотя и знает об этом всё, что нужно.

- Да, знаю всё, что нужно, - улыбнулся Лорак. - И даже чуть больше. Например, то, что порывистость, резкость голоса и поведения, одновременно - подавленность, сдержанность, сухость, что были свойственны барону Контар в ту минуту, идентичны поведению Магистра Салазара, когда дело касается его... немертвой дочери и покойной жены. Эти же признаки я наблюдаю еще у двух людей.

- Ты шутишь?! У кого же!? - Исхаля забавляла манера альба изъясняться.

- У мастеров Тени и Сара, когда они рядом и вынуждены защищать свои интересы друг от друга или общие интересы - от третьих лиц. Это смесь заботы, сожаления, невозможности что-то изменить в прошлом, раскаяния и злости на себя. Злости от бессилия изменить.

На первых же словах тирады Тень дал коню шенкеля, но труп лишь ускорил шаг, и уйти из зоны слышимости слов Лорака не удалось. Вид встающего из утренней дымки города, способный ужаснуть человека из любой другой точки Герцогства, был Тени любезнее услышанных слов.

Сбор информации - розыск - для четверых из Дюжины был чистой рутиной. Город же, его архитектура, традиции, нравы - обескураживали.

Баронство Зильтар поставляло в казну Герцогства железную руду, хотя ранее славилось каменным углем. Сочетание редкое и удивительное. Горы, ущелья, отвесные стены скал, плоскогорья и редкие долы с плодородной землёй, один единственный город (по имени коего и называлось баронство), в который текли обозы со всех шахтерских поселков в округе, величественный потухший вулкан на востоке - вот и весь Зильтар. Замок барона на северо-западе, как и сам город, являл собой ансамбль строений минувшей эпохи, Империи-до-Катаклизма.

Зильтар вставал из утренней лимонной дымки во всем жутком величии. Из-за стен (по оценке Исхаля, в десять-одиннадцать его ростов) вздымались вершины ступенчатых пирамид, усыпанные зубчатыми обелисками без какого либо видимого порядка. Ворота, обращенные на запад, к поместью Салазара и перевалу, потрясали толщиной - половина лошадиного корпуса - и формой - треугольник с усеченными вершинами. Зрелище же, открывшееся за воротами...

Когда вечером группа подводила итоги дня в гостинице, обмен впечатлениями то и дело брал верх над обменом собранной информацией, её анализом и выводами. Взять хотя бы саму гостиницу.

Вспоминая первую ночь в ней, Тень содрогался до самой своей смерти. Которая, впрочем, не заставила себя долго ждать. Над единственным входом в громадное четырехэтажное здание нависала фигура ангела с занесенным карающим мечом. В том, что меч был именно карающим и занесенным именно над его головой, Тень почему-то не сомневался. Кто-то остановил время, и каменный исполин в балахоне, скрывавшем его от кончиков пальцев ног до самой рукояти металлического меча, замер в полёте, едва касаясь стены полами одеяния и кончиками многометровых крыл. Ни одной другой статуи Тень в городе не повстречал.

- Вот карта.

Тубус покинул потайные карманы фиолетово-черных одежд и лег на каменную плиту, заменявшую здесь стол. Город и здание гостиницы в самом его центре, представляли, при взгляде сверху, подобные шестиугольные фигуру - треугольники с усеченными вершинами. Впрочем, почти все другие здания, каменные "предметы мебели", проходы и двери повторяли эту фигуру. Насколько могли судить Лорак и Сар - безупречно пропорционально.

- Правильно. Времени мало. Обсудим за трапезой. У начальника стражи угнал?

- Правильно было бы сказать "украл", "взял", "позаимствовал".

Исхаль за два дня привык к комментариям альба и больше не злился.

- Бургомистр был рад нам её отдать. Старик чуть переусердствовал, стараясь доказать, что ничего не скрывает.

Исхаль осклабился. Выражение лица гера Мосфира, когда к нему заявились четверо из Скилловой Дюжины, казалось командиру Алых Плащей каким-то очень правильным. Именно так должны выпучиваться глаза, именно того оттенка белизны должно становиться лицо, а сильные ноги (здесь, в Зильтаре, они у всех сильные) должны подгибаться и дрожать именно с такой частотой - у виновного в неуплате оброка с вверенной Его Милостью территории, стоящего перед лицом тех, кто исполняет Его волю. Даже если они еще ничего не успели спросить. А уж если спросили...

***9-2***

- В городе что, кх-кхе, перестали умирать трупы?

- Ч-что? П-простите...

- Разве я не по-торански выражаюсь, сударь - кх-кхм - мой? В городе что, нет нормальных здоровых мертвых людей?

Исхалю нравилось смотреть, как работает Сар. Старичок с пузиком и вечным кашлем прохаживался, уберя руки в платье, по покоям бургомистра, куда они прошли из рабочего кабинета - обсудить тонкий вопрос. Глуповатое выражение лица. Постоянное задевание углов мебели, спотыкания о ножки стульев и края ковра, пристальное разглядывание элементов убранства, резкий перевод взора на собеседника, затем снова - придирчивое изучение обстановки. Постоянные нестыковки, парадоксы и оговорки в вопросах - всё это разбивало внимание допрашиваемого. Так латная конница Его Светлости разнесла легкие отряды барона Ку-Гху в Медном Доле... Да, славная была "битва". Исхаль такие любил. Потеряв малый отряд и лишившись коня, он спровоцировал барона на преследование, и тот, заядлый охотник, конечно, увлекся...

- Нет, трупы здоровые есть...

- Да вы сами слышите - кх-кхм - себя, сударь мой?! Вы либо дурак, либо в конец заврались! Здоровые трупы? Ладно, что уж, я вас прощаю. Вы же волнуетесь. Могли и оговориться. Имеете в виду, трупы здоровых людей?

Гер Мосфир кивнул.

- От чего же они умирают тогда, раз здоровы?!

Тень зашел за спину сидящему градоначальнику и что-то шепнул в самое ухо. Капли пота буквально прыснули со лба и обширной проплешины старика, тот охнул, сжал зубы, зажмурился и застонал. Лишь благодаря тому, что в Зильтаре лишены ступеней и пригодны для конного хода только три центральные улицы (ведущие от трех ворот к центру), Мосфир нажил себе достаточно сильное сердце. И не спешил умирать от удара, как это случилось с пленным бароном Ку-Гху, всю жизнь проведшим в седле, когда по воле Исхаля запылал красным огнем центральный храм Пернатого Зверя - божества дикой охоты, коему поклонялось всё баронство Ку-Гху. Тень не мешает, но подыгрывает Сару? Что-то совершенно новое. Что там про них говорил Лорак?

- У меня дети... Внуки! - бургомистр сипло дышал, по бледно-желтому лицу его, от бакенбардов до дряблого горла, пошли красные пятна. - Всё на себя возьму. В чем велите, признаюсь! Детей, внуков не троньте!

- А зачем - кх-кхм - нам ваши отпрыски? - Сар придирчиво рассматривал слюдяную мозаику в шестиугольном окне. Ваши живые потомки что-то знают о наших... то есть Салазарских мертвых трупах? И что они смогут нам рассказать? Почему прекратили поставки?

- Ничего не знают они! - бургомистр сорвался на крик. - Поэтому ничего рассказать не смогут! Нечего, поймите вы, нечего было по-... Ох... Нечего поставлять...

- Так что же... здоровые люди не умирают?

- Мрут, мрут! Но... Ох... - гер мосфир развел руками и пожал плечами одновременно, выглядело это и забавно, и вон жалко. - Пропадают... куда-то...

И он разрыдался. Сар кивнул, отрывался от изучения бронзового двенадцатисвечного канделябра.

- Богато живёте. Ясно. Ну, раз пропадают, то что же... Я или мои коллеги еще к вам зайдём. Уточнить. Всего доброго.

Выходя, Сар обернулся.

- Ах да. Еще вопрос. Вы не знаете, кто может "пропадать" наши, то есть Салазарские... реагенты? Нет? Жаль. Что ж, я уверен, до скорого.

И вновь обернулся, уже из передней.

- Прошу прощения, а кто может знать? Где вообще в городе могут быть, пропадать и находиться мертвые тела жителей баронства Зильтар?

***9-3***

Карта легла на стол.

- Вот мы.

Сар ткнул в центр города, куда сходились три улицы, ведшие от трех ворот.

- Вот Бургомистр, а вот усыпальницы.

Розовый палец сместился севернее, затем южнее.

- На запад от Бургомистра - один из трех Домов Стражи, два других симметрично, только в сторону других ворот. А вот Дом Скорби - здесь, довольно близко, чуть к северо-востоку. Я видел вершину этой пирамиды в сумерках.

- Призмы.

Все повернулись к Лораку.

- Призмы. Пирамида - когда в основании квадрат. Если в основании треугольник с равными углами вершин и ...

Тень всем телом закатил глаза. Остальные просто ждали.

-... а здесь основание - усеченный треугольник, стороны - усеченные треугольники, да еще ступени. Призма. Вы видели вершину той призмы.

Не говоря ни слова, все вернулись к изучению карты.

- Третье место - ближайшая - кхы-кхм - шахта. Ядовитые газы, обвалы, кхм, драки, несчастные случаи, подземные и наземные кх-кхищники. "Алая Жила". В часе - кхм - конного хода от этих...

- Юго-восточных.

- Спасибо, Лорак, от юго-восточных ворот. Кхм.

- Местные её называют Алжи.

- Благодарю, Сар. Мы потратили день. Что мы имеем?

***9-4***

Ступени...

Если бы слово "Зильтар" переводилось с чудного древнего языка именно как "город ступеней", Лорак бы только кивнул. Но в четверти сотни известных ему языков, из которых дюжина - одни только наречия Герцогства, это слово ничего не означало.

Ступени. Ломаные углы. Тупики, выглядящие, как повороты, и изгибы улиц, притворяющиеся тупиками. Впрочем, слово "улицы" было едва ли уместно. Лестницы! Лестницы со ступенями разной высоты, разной длинны и наклона поверхности. Лестницы, на которых невозможно примерить шаг.

Верные правилу не разделяться, агенты перемещались вчетвером. Пешком. По ужасной жаре. Камень города отказывался впитывать тепло - оставаясь прохладным, он его отражал. И стоило солнцу спрятаться за перевал, лестницы и строения начинали источать душный, липкий, обволакивающий жар. Но и это Лорак воспринимал как милую шутку, в сравнении с...

Лорак был счастливее всех, когда вечером агенты наконец-то достигли гостиницы, спрятали лошадей-мертвецов - подальше от глаз впечатлительных горожан, выпили прохладной воды с соком хвои местных растений, перекусили холодной крольчатиной и маринованными овощами, но главное - даже не это...

Его глаза и ум могли отдохнуть от мучившей его весь день диспропорциональности, доводящей до тошноты и головных болей дисгармоничности, противоестественности углов, линий, изломанных поверхностей городской архитектуры.

- Во-первых, мы имеем то, что вне помещений все горизонтальные поверхности зданий, лестниц, тоннелей, переходов, мостков и площадей находятся под наклоном - в два и более деления относительно линии горизонта, если линию горизонта совместить с линией, соединяющей деления IX и III на часовом механизме. Кажется, зодчие Герцогства называют это "градусами".

Коллеги не сочли нужным поднимать взгляды от мяса и овощей и удивленно смотреть на альба.

- При этом все вертикальные внешние стены, грани зданий и опор переходов, обработанных скальных массивов - откланяются от строгой вертикали (линии XII - VI на часах) на иное количество делений-градусов. И в разные стороны.

Мастер Сар с трудом нашел в себе силы обвести коллег взглядом и пояснить:

- Здесь всё в-кхм-кривь и вкось, кх, судари мои. Абсолютно всё. Поверхности, на которых, кхм, стоим, на которые смотрим, по которым взбираемся. Направления, кхм, вершин пирамид. То есть призм. И ребра, и, кх-кхум, грани этих призм. Всё криво. Особенно, кхм, обелиски. Эта кривизна и вызывает состояние - хуже, чем в, э-кхэм, период спорования грибов в лесу Змееслова ранней весной.

Мастер Кех - мастер Змей, Змееслов - носил амулет с номером V и следил за плодородностью и чистотой природы Великого Герцогства. Его вотчиной были здоровье злаков и лесов, домашних животных и дичи, чистота источников и водоемов и так далее. Кабы не он, не его власть над змеями (или способность договариваться с ними?), полчища грызунов, насланных ведунами баронства Салай, ввергли бы Герцогство в голод на несколько лет.

Волшебная роща Змееслова лежала где-то между рекой Великой и лесом Уффо. К слову, сам лес Уффо был отдан в полное распоряжение мастера Кеха и назван Его Светлостью неприкасаемым за спасение урожаев и запасов страны. С любым существом, пересекшим границу леса, Кех был волен поступить на свое усмотрение. Историями о том, что ждало нарушителей, охотники и лесорубы пугали детей. Змееслов - единственный из нынешнего состава Дюжины служил еще Старому Герцогу, состоял в Дюжине Тайных до появления Скилла, потому относился к на Магистру без пиетета, а порой и с явной враждой.

- Давайте по существу! - Исхаль опустошил кубок и поискал глазами прислугу. - Эй, молодушка!

- Фро. Так здесь зовут незамуж...

- Молчи. Как тебя, молодая?

- Фро Шиида, господин.

- Я не господин. Мое имя Исхаль, так меня и зови. Ясно?

- Господами на юге, - понизив голос, пояснил для Тени Лорак, - в Городах-под-Куполами, называют правителей. Держателей куполов. Чтобы подчеркнуть их безраздельную власть над всем, что внутри. Господин - маленький господь, то есть, на диалекте, божество.

- Ясно, гер Исхаль.

- И без этих... без геров. Что это вообще значит?

Чем дольше длился разговор, тем больше юная Шиила смущалась.

- Это как ваше "мейстер".

- Мастер.

- Да. Но у нас мей... майстер - всегда конкретная должность. Тотмайстер - смотритель усыпальниц...

Девушка стрельнула глазами в сторону карты на столе и поспешно посмотрела в пол, затем на Исхаля. Командир широко улыбнулся, от чего фро еще больше смутилась, зарделась и затараторила:

- Кохмейстер - повар на городских праздниках, голова над другими поварами...

- Глава, - не веря себе, поправил Исхаль на столичный манер.

- Глава. Гер - человек, уважаемый в своем деле. А я не знаю, в чем вы мейстер, поэтому... гер Исхаль...

Улыбка истаяла на лице алхимика и воина. Он смотрел в открытое и светлое лицо Шиилы и видел что-то своё.

- Вот... - девушка мяла полотенце в руках, не смея уйти, пока ее не отпустят.

Исхаль не реагировал. Щеки фро налились спелыми яблоками садов баронства Дагомир.

- Ещё фёртринка, гер Исхаль?

Казалось, она готова провалиться на месте, растаять туманом, хотя бы просто сбежать.

- Да, кхм, фро, принесите всем нам ещё восхитительного фёртринка. Да, кх-кх, похолоднее, да разлейте по кружкам, а кувшин спрячьте, нечего ему тут остывать.

- Нагреваться, - подмигнул другу Лорак.

Исхаль заморгал, резко повернулся к столу.

- Так. Усыпальницы осмотрены. Ратуша и дом бургомистра, пыль ему в пиво, аж лодыжка болит...

- Две тысячи восемьсот двадцать две ступени гер Мосфир преодолевает дважды в день - по пути на службу и по дороге домой...

- Да замети их все песком! Дом скорби, Дома Стражи - три штуки, ближайшие рудники... Да их в баронстве полсотни! За два дня все не досмотришь, всех не допросишь! Скорпиона в сапог!

- Не спеши, Исхаль.

Тень, как всегда, пребывал в добром расположении духа. Он в этом расположении ел, спал, убивал. Рука в черной перчатке легла на плечо командира.

- Сперва итоги. Лорак, Сар, что по усыпальнице?

***9-5***

Усыпальница... Если только от слова "сыпать".

Площадь, которую, на первый взгляд, являло из себя учреждение, сплошь покрывала пыль, каменная крошка, сухая хвоя фёрбуша да помёт голубей.

Сар первым заметил черный провал спуска на северо-востоке, у одной из усеченных вершин. Ступени разной высоты и глубины. Сар подвернул ногу, чуть не свалился, спасибо, Исхаль удержал, тихо вздыхал в мокрую от пота бороду. Пролёт. Еще пролёт. Лорак зажег гори-камень. Коридор в сотню шагов - как раз до середины лежащей наверху площади. Ниши. В одних стоят доспехи - ломаные грани стали, зазубрины, шипы - Зильтар в металле в миниатюре. Другие пусты.

Тень вдруг исчез в облачке серого дыма, впереди, из-за поворота, кто-то охнул, Исхаль рванул вперед, Сар призвал духов Высших Миров, чтобы те защитили воина от нежити или губительных чар.

Смотритель Усыпальницы - Тотмейстер - горько пожалел, что вышел встречать гостей. Затылок и подбородок перестали кровоточить, но шум в голове не прошел.

- Куда деваются трупы? - в лоб спросил Сар, колдуя над подвернутой ногой.

Исхалю всё больше нравилось работать с неуклюжим толстячком.

- Ч-что? О-ох...

- Тела. Мёртвые. Жмурики. Околевшие. Откинувшиеся. Отплясавшие. Кроткие. Покинувшие. Ушедшие. Усопшие. Почившие. Т-р-у-п-ы.

- А! Мёртвенькие! Так куда они отсюда денутся? Вот они - во-от!

Смотритель развел руками, будто его окружали тела окончивших земной путь горожан.

Тень и Исхаль бросили взгляды в две запертые двери, выходящие из жилища и места службы Тотмейстера. Комната, стул, стол, кровать, три (считая входную) двери - всё усеченные треугольники. Темнушки в плетеных корзинах тут и там.

- Имя! - рявкнул Исхаль.

- М-моё?

- Моё нам обоим известно. Твоё.

- Тотмейстер Кашт.

- Как часто привозят тела?

- А, мёртвеньких... Ну, то есть, что считать за часто... Кого на сборах фёрбуша задранного барсуком нашли, кого вол пьяным затоптал, кто на лестнице оступился или жаба сердечная там... Старого Орима жена, Хиина, позавчера отравила... Ну, его жена - Орима, отравила - его, Орима, ну... Хиима - зовут её так. Ну, так и за дело, я считаю, раз бил он её. Негоже городскому стражу жену колотить. Бургомистр всего на три месяца каторги её осудил. К зиме будет на одну хорошую невесту больше, с каторги-то возвращаются все покладистые, а зимой холодно одному...

Кашт облизнулся.

- Интересно, к чему приговорят мастера Дюжины за вырезание языка болтливому Тотмейстеру? - задумчиво протянул Тень.

- Да у меня ножа нет, - раздосадовался Исхаль и вдруг ухмыльнулся. - Придётся тебе его выжечь. Открывай рот!

Хрустнула в кулаке виаль, прыснуло меж пальцев горючее масло, вмиг занялось пламенем закатного солнца.

Кашт завизжал, попытался вскочить, головокружение подвело, не устоял, взметнулась копна грязный волос, тощий мужчина повалился набок, опрокинув корзину фосфорицирующих грибов.

- А-а-а! Пощади! Пощади, Свой-Среди-Духов-Огня! Чего ты хочешь?! Что тебе рассказать!? Я всё, я на всё, только пощади!!!

Сар заглянул внутрь себя. Нет, сердце его осталось равнодушно к стонам и плачу пусть неприятного, но всё-таки человека. И Сар вмешиваться не стал. Вмешался Лорак.

- Уважаемый Тотмейстер Кашт.

Невидимые силы подняли визжащего мужчину с пола, оправили на нем одежду, отряхнули от земли и грибов, и усадили за стол.

- Кто-либо за прошедшие три луны забирал тела мертвецов из Усыпальниц?

Лицо Лорака излучало свет и доброжелательность. Голос его журчал, энергия солнечного дня в летнем лесу переливалась в тело Тотмейстера.

- Так как же их... заберешь? Они же... того... Ай!

Махнул рукой Кашт, поднялся, держась за стол, прислушался к ощущениям в голове. Нормально. Снял с пояса связку странного вида ключей - усеченных треугольных пластинок, каждая не толще кончика ногтя, с дырочками и прорезями в разных местах.

- Если позволите, я покажу, и вы сразу... того...

- Чего - того? - угрожающе придвинулся Исхаль.

Масло в его кулаке догорело, он отряхнул ладонь от пыли, оставшейся от виали.

- Поймёте всё, чего же ущё...

Трупы в Усыпальнице Зильтара истлевали с немыслимой быстротой. Даже тело принесенного вчера утром Орима было обтянутыми кожей костьми в луже ничем не пахнущей жижи.

- Кто же их это... заберет? Сейчас новолуние - оно, понятно, быстрее. Но и так-то... От силы неделя... И всё...

- Покажите места, где лежали тела неделю и две недели назад, - вкрадчиво прожурчал мастер Лорак.

Показанные каменные стеллажи с орнаментом по краям были пусты, сухи и ничем не отличались от остальных.

- Ночью вы остаётесь здесь? - уточнил альб по пути к выходу.

- Я здесь живу, сплю, всё, в общем. И хорошо. Тихо. Никаких подъемов лишний раз. Спусков. За кашей, сыром, корнями иногда поднимусь, а иногда люди сами принесут. Тут и лавка - на другой стороне, в Пустой Пирамиде... Запираю вход на ночь, конечно. А днем - мало ли кто зайдёт почтить мёртвеньких, вход открыт, только коридоры к усыпальницам - ни-ни, ключики-то вот они...

***9-6***

- Тотмейстер слабоват на женский счёт. На обратном пути осведомился в сырной лавке - продавец Сосаш дважды за месяц, уходя вечером после закрытия, видел на углу, ближе к спуску, незнакомую ему женщину с корзиной. Оба раза он останавливался, не воровка ли дождалась закрытия лавки, но оба раза из Усыпальниц поднимался Кашт, подавал ей знак, та уходила к нему.

- Какая угодно особа, кхм, прекрасного пола могла его опоить, у - кх-кхм - томить, одурманить. И с наступлением темноты, кхэх, отперев двери ключами, пустить внутрь сообщников, погрузить тела...

Сар задумчиво теребил седеющую бороду.

- Разумеется, - в глазах Лорака плясали искры иронии. - Вопрос - зачем?

- Поверьте моему сыскному опыту, даром что ли я пятнадцать лет на поимке воров в Хельмфоссе... Всегда замешана женщина. Это самое простое. Он не был встревожен, не - кха-кхым - был напуган (пока Исхаль его не напугал), ничего не скрывал...

- Не всем придет в голову скрывать визит женщины, - скривился Тень. - Или считать это чем-то из ряда вон.

Исхаль обронил "Спасибо" Шииле, убравшей пустые кубки и грязную посуду, постучал перстнем с рубином по столу.

- Не отвлекаемся. Что еще?

- Доспехи.

- Это важно?

- Не знаю.

- Какой же ты... альб. Что с ними?

- Каждый набор принадлежит одной из городских семей - роду, если угодно. У больших родов их несколько. В гарнизоне - в страже - их носят сержанты и офицеры на парадах и праздниках. Солдаты и стражники облачаются только в день поступления на службу и ухода с оной. Двенадцать часов отходить под палящим солнцем или в зимнюю стужу, да еще по лестницам, в этой стальном кошмаре... Это как испытание. Некоторые из доспехов не тронуты сотню лет, так как не было воинов в роду. Многие были потеряны, когда воины присоединились к войскам Старого Герцога. Капитан стражи Хас был любезен, но мало осведомлен.

- Ладно. Почему разлагаются трупы?

- По камням стеллажей течет магия Серого Мира, но не покидает их пределы, никак не влияет на живых. Возможно, где-то есть недавно сломанный защитный орнамент на стеллаже, так как здоровье гера Кашта сильно подорвано, жизненность его была снижена - и без удара Тени.

- Кхм, может, яд? - Сар почесывал бровь. - Которым его опоила та...

- Сударь мой! - взмолился Исхаль. - Да, много в мире зла от женщин! Но нельзя же всех скорпионов вешать на них! Мужик солнца не видит годами, сидит взаперти. Нешто мало, чтобы жизненность потерять? Вокруг такие горы - а ему лишь бы лишний раз не спускаться, не подниматься, хотя, такой город, что, может, лучше и впрямь... А ради женщины - не считает лишним, и то хорошо. Довольно. Мы день потеряли на дорогу, разговоры с капитаном Хасом, у бургомистра и Тотмайс... Черный песок, да что за говор у них такой? У Труповеда! И что мы имеем?

- Верблюжий навоз.

- Верно, Сар! Точнее и не сказать. А утром нам нужно быть у Магистра, узнать, как там наш безлицый автоматон поживает, и где у него, если вдруг что, ключ, пружина, рычажок или кнопка.

- Или одному из нас.

Тень катал кожаный тубус карты по столу.

- И не надо на меня смотреть, как на Лорака, когда он что-то своё говорит. Разделяться - дурная примета. Но вы подумайте. Попляшите - это раздумьям помогает. Один из нас сегодня мог посетить Дом Скорби, другой - Усыпальницы, третий - Бургомистра, четвертый - отвести мертвых лошадей в гостиницу и расспросить милейшую розовощёкую Шиилу о том, что происходит в городе и баронстве, какие настроения, она всё же в единственной гостинице работает.

- Ты здесь еще постояльцев кх-каких-то видишь? Много ли фро о том, что в городе, кхм, знает - часто ли выходит отсюда?.. Кстати, у нее, кх-кх, несмотря на жизнь в помещении, со здоровьем всё весьма, кхм, и весьма...

- Завтра бы мы тогда... - продолжал Тень.

- Были бы день как мертвы, - оборвал его Лорак. - Бургомистр мог оказаться мятежником, и в апартаментах ждала бы дюжина наймитов с самострелами и сетями. В усыпальнице, возможно, оказалась бы стая трупоедов. И сбежать от них вверх по местным лестницам смог бы разве что ты, Тень. Да ты и от наймитов Бургомистра бы тоже ушел. Потому так легко рассуждаешь. А Шиила капнула бы желчи червя-кривоклюва в жаркое или сок - хвойный вкус отлично отбил бы запах.

- Но в усыпальницах не было трупоедов, золотце. Бургомистр - отважен, но никчемен и глуп. А Шиила, точно летний жасмин, наивна, прекрасна и чиста - помыслами и сердцем, что однажды и погубит её. Так что, моя правда или твоя, дитя волшебных лесов?

- К-комнаты готовы, мастера....

Никто не повернул к девушке головы, но она вылетела из трапезной, как пробка из бутылки игристого вина, коим славится южное Многоречье.

- Всем. Слушать. Сюда.

Воздух в комнате нагрелся. Этого не могло быть, но Тень чувствовала жар, исходящий от Исхаля. Он же не маг, он - алхимик...

- У нас нет и не будет никаких "Стоило". "Если бы". И прочих...

- Сослагательных наклонений.

- Именно их. Сейчас - отбой. Сар, что там твой механизм?

- Без четверти девять.

- Подъем без четверти пять. Бьемся по парам - маг и не маг. Я и Сар - в ближайший рудник. Тень и Лорак - в Дом Скорби.

- Фро Сантараль, как сказал Кашт, не покидает свое место службы на ночь.

- Именно, мастер Лорак. До рудника рысью - час. Час назад. Как его?..

- Км, местные зовут Алжи. По дукументам Бургомистра - "Алая Жила". И, кхм, дела с добычей, как и в двух других рудниках, с, кх-кх, записями по которым я успел разобраться, за, кхым, прошедшие три луны не впечатляют.

- Два часа там. В девять встречаемся здесь, Тень и Лорак тем временем заходят к начальнику стражи и допрашивают его, а заодно организуют нам пят живых жеребцов. И выезжаем к Салазару. Мы с тенью за час точно успеем туда. Сар, Лорак, будете догонять. Тень, у за временем следит Лорак. Справитесь, мастера?

- Благодарю за доверие и почту за честь.

- И ведь почтёт, - промурчал, раскланиваясь и пританцовывая, удаляющийся Тень. - Добрых снов, мастера. Желаю всем нам завтра смочь. Шиила, милочка... Ключ от моей комнаты и ориентиры, как тут не заблудиться, будь так добра!

Глава Десятая

В которой посланники Небес будут являться в грёзах и исчезать наяву, а воспоминания и сон - являться, когда им заблагорассудится.

Комната с прямыми углами. Странно.

Блок вполне правильной формы повыше - стол, пониже - стул, еще ниже и значительно шире - кровать. Никаких украшений. Всё здание вместе с "мебелью" словно вырезано из массиво охристо-кремового камня. Только ли здание... или весь город?

Мягкий огонь свечи пчелиного воска. Рядом лежит еще одна, стальной брусок и кремень. Тень прикрыл дверь, вынул прямоугольный ключ-пластину из щели замка, пламя заплясало. Окон нет, но воздух свежий. При этом тепло. На постели две тончайшие розовые простыни - материал Тень не узнал. Спасть на одной, прямо на камне, другой - укрываться? Солдатский прах, серьезно?!

Что ж, во время южной компании Его Светлости, сидя дозорным в торфяных болотах на берегах Великого Плёса в составе одной из двенадцати штрафных рот, имея собственное имя - настоящее, человеческое имя, а не кличку, Тень повидал условия и похуже.

Разведданные о расположении матроны и "лягушатника" рыболюдов принесла только его рота. При атаке войск его светлости он зашел вместе с недобитками шести почти полностью сгинувших в плёсах рот - в тыл чешуйчатоспиным и поднятым их колдунами трупам утопших. И да, он вонзил наконечник сломанной пики в глазницу матроны. Он бросил бутыль жидкого огня, подготовленного молодым сержантом по имени Исхаль, в "лягушатник". Он, едва не сдохнув от ожогов едкой слизью и смрада горевшей в болотной жиже икры матроны, вернулся в штаб, потеряв, однако, всех своих недобитков в бою и топях по пути.

Зачем он вернулся? Штрафник мог бы уйти лесами и плёсами, никто бы не чухнулся, посчитали бы сгинувшим, как сотни иных штрафников.

"Нет у нас сослагательных наклонений".

Гордость. Нет, гордыня!

Да, штрафник. Да, помилованный Его Светлостью убийца и разбойник. Да, отправленный на смертельно опасное задание с сотнями таких же убийц, казнокрадов, насильников и прочего отребья. Но выполнивший его. Вернувшийся! Положивший на стол командиру десницы вырезанный глаз матроны и дымящуюся пробку бутыли.

Рыболюды "славились" темной магией, поднимавшей из илистых мелководий Плёса ядовитый туман и умертвий. Черная кровь матроны отравила его молодое тело танцора и акробата. Тьма, насыщавшая королеву рыболюдов, проникла в самое его существо. И убила бы. Если бы не Исхаль. Храбрец сперва отправил его в обозе раненных в столицу, затем громогласно возвестил о подвиге, сулившем победу в освоении северного берега Плёса. Слухи разнеслись быстрее болотной мошкары.

Скилл встретил обоз скорби на полпути. Велел занести бредившего разведчика, чья кожа пошла язвами и черными пятнами, а губы - побелели, как лён, в свой шатёр. Очнулся горе-герой оплетенным могильным плюющем из трех клумб-сундуков, что привез с собой Скилл.

- Ты теперь Тень. Забудь прежнее имя. Прежней тебя больше нет.

Железный медальон лёг в навсегда покрывшуюся трупными пятнами ладонь.

- Для чего ты живёшь?

- Чтобы служить.

- Кому ты служишь?

- Его Светлости. Магистру Скиллу. Бесовой Дюжине.

- Скилловой Дюжине, дитя моё. Не поминай жителей нижних миров в суе. И не забывай о Герцогстве Торанском. Послужи и государству, а распоряжения выполняй мои и, если до такого дело дойдёт, Великого Герцога лично. В целом сойдёт, - неясно, о чем говорил Магистр - о проделанной работе или о присяге. - Я заставил твоё тело принять магию теней, магию Серого Мира, темную магию, если тебе так привычнее. Давай посмотрим, на что теперь ты способен, Тень.

Исхал доложили, что герой-разведчик умер в пути. Тень не желал, чтоб кто-либо, знавший человека по имени... которое он забыл, узнал его. Но такой человек вскоре нашелся.

Тень сидел на краю монолитной постели и смотрел в пламя свечи, пока то не погасло. Картины прошлого - его и не его - пронеслись перед внутренним взором. В полной темноте, видя всё ясно, как днём, мастер проверил, заперта ли дверь, снял одежды, лег на одну тонкую простыню, накрылся другой и долго еще смотрел в потолок. Сон не шёл.

В том, что комната была лишена украшений, Тень, как оказалось, ошибся. Теперь он видел выцветшую, еле заметную панораму, изображенную на потолке. Ближе к центру можно было разобрать батальную сцену: сражались люди, закованные в жуткого вида доспехи, и куда более жуткие четырехрукие существа - свирепые, разрывавшие врагов на части огромными когтями. Однако на участках ближе к стенам была изображена мирная жизнь: пасущиеся стада мохнатых животных, каскады полей на склонах гор, четырехрукие и люди, идёщие вверх и вниз по лестницам "пирамид".

В воображении Тени панорама пришла в движение. Всходы на полях заволновались под нежной рукой ветра. Представители двух рас вместе преклоняли колени перед неведомыми силами, представленными абелисками. Горбатый тур тянул, фыркая и потрясая косматой головой, тянул телегу с сыром и молоком... Но вот уже человек в доспехе и четырехрукий соперничают на вершине здания, площадь разбита надвое, толпа серой стали и толпа охристой кожи, схлестнулись клинки в латных перчатках и когти на трехпалых руках, уже резня охватила город, ближе к центру - месево разорванных и разрубленных тел, конечностей, потоки крови каскадами льют по ступеням и над всем этим - крылатая фигура, сокрытая балахоном с макушки до пят, и разящий меч занесен в её руках. А Тень - посреди площади, в пучине тел и крови, в липкой и давящей гуще, и расчлененные тела держат его по рукам и ногам. И вознесенный меч - вознесен именно над ним, над жертвой на алтаре, и сейчас свершится воздаяние за всё совершенное, и...

Крик. Метания, возня. Тень посреди комнаты, отбросив липкую и горячую простыню. Жар и холодный пот. Дрожь. Тьма. Дурной сон.

Он взглянул вверх. Ничего. Только грязные пятна - штукатурка, положенная давно и обновляемая каждый год. Тень впервые не поверил дару видеть во тьме. Щелкнул кремень о кресало, мастер встал на стол, поднимая над головой свечу. Нет. Даже там, где замазка осыпалась - вытравленный щёлоком гладкий охристый потолок. Ни намёка на краску. Сон.

Тень оделся. Ножны, кинжал, всё на месте. Мигнула и погасла от прикосновения свеча. Ключ. Легко цыкнул замок, прошелестела дверь. На воздух. Нестерпимо. Вон из каменного мешка. На простор. Ступени летят навстречу, мелькают под мягкими сапогами. Приторно тёплый воздух - в лицо. Густой, точно подогретое молоко. Звёзды. Далеко - над тремя воротами - огни. Глубокий вдох.

Он поднялся по западной лестнице. На крыше виднелись еще два выхода в направлении двух других усеченных углов здания - северо-восточный и юго-восточный. Ни бортика, ни перил. С края - четырьмя этажами ниже - темное пятно шестиугольного входа. Тень направился к северо-восточной лестнице. Замер. Вернулся. Глаза не обманывали и ошибки в направлении быть не могло.

Ни ангела. Ни меча.

Где бесова крылатая тварь!?

Короткий меч и кинжал закружились в привычном защитном танце, закружился и сам мастер Тень, готовый отражать атаки со всех сторон разом. Никого. Не мелькает испалинский силуэт на фоне звёзд. Не обрушивается чудовищным рассекающим ударом с небес. Вместо тягостного блеска меча - матовая охра спящего Зильтара. Тень нырнул во тьму, вынырнул как можно ближе к северо-восточной лестнице и замер.

Спуск перегораживала стена. Это не новая кладка. Тот же камень, что и целиком здания. Ни зазоров, ни стыков. Мало ли, где чертов ангел затаился. Тень не решился пересекать открытое пространство крыши, но, убрал оружие и, касаясь ладонями и носками сапог легко соскользнул по стене полторы дюжины метров вниз, у самой земли оттолкнулся, в прыжке вновь выхватил клинки. Кувырок. Угол соседней пирамиды. Нет, ничего.

Как же мутит от этой архитектуры... Тень обошел гостиницу по дуге, выглянул из переулка напротив единственного входа. Темный шестиугольник двери. И ангел-исполин над ним.

Сердце мастера не билось так часто уже очень, очень давно. С того дня... Прочь! И без воспоминаний перед глазами всё плывёт! Тень не помнил, как оказался у двери. Мурашки. Дрожь. Для того, кто с каждым "прыжком" оказывается на пару секунд в Сером Мире это дорогого стоит. Воображение мастера нарисовало, как меч в полтора человеческих роста пронзает его от затылка до пят. Он сунул ключ в скважину. Щелчок? Нет щелчка.

- Днем дверь обычно открыта. Но в непогоду и ночью будете выходить - возьмите один из ключей со стойки приёмной, - прозвучал в ушах голос фро Шиилы.

Он ударил в дверь рукоятью ножа. Снова. Еще раз. Еще. Порыв ветра. Тень не решился посмотреть вверх. Щелчок - с шелестом раздвинулась в три стороны дверь. Шиила в тонкой розовой простыне со свечным фонаре в руке тихо вскрикнула.

- Всё хорошо, фро. Это я, Тень. Простите за клинки.

- Свет.. Небесный...

- Закройте поскорее дверь.

- Но как вы?..

- Закройте бесову дверь!

- Конечно...

- Есть что-то горячее выпить? Вино?

- Вина нет, есть брага фёрбуша...

- Подойдёт.

- Она крепкая...

- Подогрейте. Добавьте мёд. Кухня ведь там?

- Я не одета...

- Не важно. Я видел мужчин и женщин, на ком было меньше вашего, и заняты мы были не хлопотами по кухне.

- Да... Конечно... Хорошо...

Кремень. Кресало. Трещит хвоя и мох. Занимается уголь. Шиила, крякнув, поднимает на стол глиняную бутыль, льет отдающую кислятиной муть в медный ковш.

- Этот ангел...

- Простите?

- Фигура с крыльями и мечом.

- С чем? Какая?

- Над входом!

- Простите, ге... майстер Тень, я не понимаю...

- Статуя ангела над входом сюда, в гостиницу! Да не плачьте вы, бес вас дери!

- В городе нет... не было никогда статуй. В Зильтаре не принято изображать животных или людей... или прочих. Это из-за старых картин. Говорят, они сводят людей с ума, когда оживают. Но их все уничтожили. Я здесь с рождения - вхожу и выхожу из этого самого дома. И вечером выходила с помоями. Откуда за ночь взяться статуе посланника Небесного Света над входом!?

- Вот оно что... Что ж... Гасите огонь.

- Но еще... Да, конечно...

- Ничего, ничего. Отдыхайте. Я ковшик возьму. Где? Здесь? Ступайте к себе, Шиила.

- Добрых снов... майстер Тень... Если что-то будет угодно...

Рука в фиолетово-черной перчатке коснулась румяной и влажной от слёз щеки юной фро, завела за ухо льняной вьющийся локон, шутливо тронула кончик носа.

- Вы очень добры, милая фро. Это вас и погубит. Добрых снов.

Глава Одиннадцатая

Пробудились все вовремя - за несколько минут до боя часового механизма мастера Сара.

Позавтракали. Фро Шиилаа порхала мотыльком. Перепелиные яйца, форель. Сыр. Большая редкость в Зильтаре - хлеб. Баронство выращивало мало зерновых. Пчелы, овцы, немного рыбы из горных озер. Редкий год было достаточно овощей. Фёрбуш - хвойный кустарник - ползучий и быстро растущий, съедобный почти целиком удовлетворял нехватку полезных соков даже в зимнюю пору. Крупные клубни на корнях, медоносные цветы, сок из хвои, из мелких, не больше ногтя, мягких шишек - масло. Не успевшие задеревенеть "усы" хороши для плетения мебели, корзин, а дай им затвердеть, разомни каменным катком - замечательное волокно хоть для веревок, хоть для грубой, но прочной одежды. Всё остальное покупали на выручку с продажи руды. Которой - странное совпадение - стало меньше за то время, как начали исчезать трупы.

Четверо вышли в темноту. Никакой крылатой фигуры над входом не было. Холодок пробежал вдоль позвоночника Тени.

Разделились. Сар с Исхалем - через юго-восточные ворота к шахтам.

Лорак и Тень - в Дом Скорби и к начальнику гарнизона.

Лорак сразу соткал на ладони огромного светящегося мотылька и отпустил волшебный конструкт порхать над головой. Тень шел чуть в стороне. Встреченному отряду стражи Лорак продемонстрировал железный амулет, те с почтением сопроводили альба кратчайшим путем к Дому Скорби.

- Какой же это "дом"?.. - вздохнул альб, когда стражи простились и удалились.

Сложная ступенчатая призма, в основании - треугольник, чьи вершины усечены. На каждом уровне тут и там расстелены циновки из волокон фёрбуша. Изломанные, раздражающие глаз и ум стелы вздымаются без видимого порядка. Три лестницы к вершине, там - новострой - павильон из гранита. Кроме строения на вершине от иных призм Дом Скорби отличался температурой камней.

Прохлада. Ласковая и сонная. Свежесть предрассветных минут. Даже грани её уровней и сторон казались Тени не столь сумасшедшими... не столь сводящими с ума.

С первой ступени посетителя Дома Скорби окутывала кротость и грусть. Лорак сжал левую кисть к кулак - условный сигнал "Магия". Обоим агентам хватало личной воли и подготовки, чтобы заметить воздействие, оценить его силу и стряхнуть. Пыль на одежде в пути. Ты знаешь, что она есть, она тебе не мешает, ты лишь следишь, чтобы ее не было больше, чем ты готов потерпеть. Или просто стряхиваешь её.

Тридцать девять ступеней наверх, каждая - до пояса взрослому человеку. В отличие от иных лестниц - никаких гранитных приступок, упрощающих спуск и подъем. Лорак прошептал слова силы, пальцы его сложились в мудры воздуха и земли, невидимая сила подняла альба, плавно понесла вверх и вперёд и вдруг опустила. Лорак вновь сжал левый кулак.

Скрипучий голос разрезал тьму - от вершины лестницы до подножья:

- Пришедший в Дом Скорби да испытает скорби сполня. Поднимайтесь своими силами! Если есть с вами страждущий, ему поможет подняться только ваше стремление облегчить его боль и судьбу.

- Мерзкая тва-арь... - пропел Тень на мотив популярной в Хельмфосе песни "Чудная ночь".

- Эта дама, похоже, спасает больным и раненным жизни, - на пониженных тонах обратилсяк Тени Лорак. - Хотя местная традиция врачевания пока остается для нас тайной... Что ж, идём.

- Лезем!

На первой же ступени сияющий мотылёк Лорака потускнел. На третьей - померк и пропал. Тень не сдерживал недобрый смех.

- Тень, это не престарелая фро рассеивает заклятья. Это сама каменная призма! Не нужно ее колечить или убивать.

- Кого? Призму? И в мыслях не было. Расслабься и дыши носом. Тридцать одна ступень впереди!

Ветер играл тонким золотом волос альба, трепетали одежды восходных цветов, блики от пламени масляного фонаря (запах выдавал топлёный бараний жир) играли на гранитных колоннах павильона.

Престарелая фро Сантараль протянула гостям по глиняной пиале воды.

- Родственники, - старуха потерла пальцем слезящийся глаз, - друзья, сослуживцы. Кто-то всегда приносит больного сюда. И каждый должен подняться сам. На сколько хватит провожатым сострадания, чтобы облегчить участь скорбного - на столько ему и прибавится сил на подъем. Чем выше сможет залезть - тем ближе к Небесному Свету. На восходе же сойти может посланник...

- Ангел, - тихо перевёл Лорак.

- ...и исцелить недуг, рану, хворь. Может - не значит, что сойдёт или что исцелит. Бывало, на верхних ступенях мертвели. А бывало - на нижних исцелялись. Но тем, кому провожатые своими силами выше подняться помогли, исцеление нисходит сильно чаще.

Альб слушал смешной говор фро Сантараль, слушал её рассказы, редко задавал вопросы. Речь старушки текла лесным ручьем, перепрыгивая по камням тем, кружась водоворотиками среди корней воспоминаний. Лучшим способом получить ответ на вопрос было просто его дождаться, не перебивая.

Она не покидала Дом Скорби шесть лет. До того - спускалась лишь помочь одиноким и никому не нужным страдальцам. В последний её подъем - вместе с пришедшей роженицей - фро сопровождала едва ли шестнадцатилетнюю страдалицу до самого верха, принимая на себя всю тяжесть и боль, какую только могла. У самой Сантараль не было мужа, не было и детей.

- ДСлжно кому-то быть одиночкой, чтобы иным одиночкам помогать! - смеялась старуха, кривя беззубый рот.

Наутро хладную роженицу спустила и отвезла в Усыпальницу стража. А фро Сантараль перестала ходить. Через сутки в нужнике барака нашли повесившегося солдата. "Я должен был быть с ней", - нацарапал он на камне стены. Говорят, надпись оставили до сих пор. Теперь, по приказу бургомейстра, глава гарнизона и стражи - кригмейстер Тихмир - лично рассматривает все дела любовных связей, драм, измен, ревности, упаси Свет, побоев или ругани мужчин и женщин города.

Недоросли, что приходят к ней каждый другой день прибираться, рассказывали, дескать недавно к геру Тихмиру пришла одна с раскаянием - мужа своего отравила за то, что тот рот ей затыкал и бил втихую. А как теперь это проверить? Почему раньше молчала? Как рассудить? Тихмир и с бургомистром, и с фро Сантараль советовался, приговорил к трем месяцам рудников убийцу.

- Да хоть бы к...

- Фро Сантараль! - перебил мастер Лорак коллегу. - Тела мёртвых отсюда могут только в Усыпальницы отправлять?

- А я почем знаю? Может, кто напьется браги, думает, сейчас помрёт, приползёт среди ночи, отоспится, да и домой поволочится утром.

- Так это живые...

- А кого могут и родные унести, как ему али ей полегчает.

- Фро Сантараль, за прошедши три луны скольких точно нашли мёртвыми в Доме Скорби?

Старуха пошевелила губами.

- Лорак, брось. Где ей помнить. Идём.

- Без одного три десятка умерли в Доме Скорби прошедшие три луны - ежели с первой ночи новолуния по первую ночь новолуния считать. Да отравленного Орима принесли - так тот уже почти не дышал, двое крепких ребят его выше первой ступени поднять не смогли. Гер Тихмир велел бросить, они еще послушали не сразу, но послушали. Туман не успел подняться - Орим уже душу Свету отдал.

- Вы уверены, уважаемая фро? Три десятка?

- Я отсюда, златокожий, каждого, кто душу Свету отдает, чувствую. Если не сплю, конечно. А бывало даже во сне Посланника вижу. Ноги у меня отнялись - не ум! А хочешь - к зэльмейстеру...

- Счетоводу...

- ... сходи. А что до "много" - так многих больных из дальних мест, из сёл, шахтерских посёлков везут. Да и зима идёт. Кто не исцелится - вряд ли доживет до весны. А сил и пропитания потратят на него много. Здесь же - всё за одну ночь становится ясно. Редко кто две-три ночи участи своей ждёт.

- Так, что же, всех их в Усыпальницы отправили? - Тень не мог понять, умышленно фро уходит т темы или по старости.

- Не всех. Рудокопов должно в штольнях хоронить. Иначе духи земли осерчают, руда из камня уйдёт. Потому рабочий народ родичей либо домой, либо в ближайшую к городу шахту везут. Знаете?

- Алжи.

- Верно. А почему зовётся так?

Тень и Лорак переглянулись. На сбор информации по шахте времени не было. Если сейчас узнать что-то критически важное, можно успеть помочь Исхалю и Сару.

- Расскажите, фро Сантараль. Почему?

- О... - старушка задумалась, глядя в сторону от фонаря на редкие звёзды. - Старый Герцог - отец нынешнего Великого Герцога - пришел сюда с войсками полвека назад. Было у него два войска - пешее и конное, называл он их Правый и Левый Кулак. Народ Зильтара был раз заключить союз. Зачем воевать? Старый Герцог искал проход через горы - к заветной долине с разрушенным городом. С тем самым, что Светом Небесным погублен был за грехи и страшные злодеяния во времена Катаклизма. Откуда-то знал Герцог, что через Зильтар лежал в древности тракт к Замку-Горе. Здесь нашел он для солдат стальные доспехи, коих раньше не видывал, нам же они от предков достались. Снарядил ими солдат, наши воины его воинов сражаться в них научили, многие к отрядам примкнули его. Двинулись Латные Кулаки в горы. Да жили в горах в те времена полчища пещерных дикарей, но никто не думал, что их жило там столько! Серо-зеленой рекой хлынули они на войска Герцога. Но доспехи-то куда им пробить сырого железа, а то и костяными копьями? Ка-ак нож, - протянула фро и рубанула ребром ладони о ладонь, - сквозь дерьмо прошли войска через дикие полчища гоблинов...

И вдруг замолчала. Пожевла беззубыми дёснами, поджала губы, глаза ее увлажнились.

- Страшный был день. Точно кувшин с водой морозной ночью - треснула гора Арисар. Потекла из склонов ее, трещин, пещер - огненная кровь земли. Среди долин выросли скалы. Где были скалы - разлились озера растопленного гранита. Утёсы таяли, точно льдинки весной. Высохли целые озёра. Смрад стоял - ни вздохнуть. Много войск Старого Герцога обратились пеплом и паром в тот день. Среди них был и мой милый Йоргенсон, пришедший в наши земли вместе за своим правителем.

Старуха плакала.

- Пятьдесят две зимы назад это было. Отступил тогда Старый Герцог перед природой. По что та встала против него? Дюжину лет с той поры сотрясалась земля, трескалась, дым из трещин валил. Город один стоял нетронутый. А поля все пеплом засыпало. Не родится больше у нас ни рожь, ни ячмень. Славился наш край тем, что и железо, и руду добывали - выгорело всё начисто. Голод пришёл, хоть и присылал Старый Герцог обозы с зерном - в благодарность за доспешное дело, которое благодаря нашему наследию основал. А в один день увидели охотники: из одной старой шахты дым повалил и струя огня из штольни выползла - алая да пульсирующая. На следующий же день отправили туда горняков да рудокопов - оказалось, с ручьем огня руда пришла! За тот пульсирующий огонь и алый цвет его и прозвали шахту Алая Жила.

Тень вздохнул.

- Спасибо вам, фро Сантараль. Интересен ваш рассказ. Но мы пойдём - пора. А если понадобится - снова поднимемся к вам.

- Ступайте, ступайте, убийцы Скилловы. Небось по баронову душу? Али по бургомистрову?

- Как узнаем, по чью, не изволь беспокоиться, старая, так бегом тебе и доложимся!

Тень взмахнул полой накидки и растворился в сером тумане. Лорак остолбенел. Фро Сантараль рассмеялась.

- Друг-то твой, а? Каков! Мне, старой, не страшно вам в глаза смотреть и говорить всё, что сердце велит. Хоть и знаю, что с вашим прибытием, весь город в опасности. Потому что на моих глазах еще в юности больше людей умерло, чем на ваших всех вместе взятых. А за прошедшие года - и подавно. А ему в глаза мне посмотреть невмочь! Сбежал, как мальчишка-забияка - из рогатки козьим дерьмом стрельнет и наутёк!

Смеется, чуть с лавки не падает.

"Стыд" - определил Лорак свою эмоцию. Ему вдруг стало стыдно за Тень... и за Дюжину. И за себя...

- Простите нас, фро Сантараль.

- Ступай, златокожий. Свет Небесный путь тебе озарит. Что бы ты среди них ни делал. Убийцы, как ни прикрывай. Несогласных с Новым Герцогом убивают. А отец его - Старый - был разве таков? Я его, как тебя сейчас, видела, целый месяц прислуживала. Не с войной он пришёл - с рассказом, как людям и нелюдям - от дергов до сильдов - жить хорошо будет, лишь только он древний город надёт да знаниями прежней империи овладеет. За этой мечтой народ за ним шёл, а не из страха и не под защиту. А сейчас я разумею так: коли рухнула Империя, коли уничтожен Замок-Гора, коли сотворил это с древними Небесный Свет, то нечего и знания их искать! Не за тем разрушали, чтобы восстанавливать. Потому и вулкан Арисар проходу армии не дал. Ничего хорошего с теми знаниями не добиться, акромя нового крушения... Да ты ступай. Не слушай меня, старую. У меня, поди, с ногами вместе и ум отнялся. Долго ли среди мертвых да страдающих желание жить потерять.

Лорак не знал, как относиться к сказанному. Ему было тяжко. Причины тяжести предстояло понять. Он встретил Тень внизу. От разговора и предложенного Тенью плана стало еще тяжелее.

- В трех пролетах ступеней, - он махнул рукой, - дом кожевенника, старого глупца по имени Датхир. У него дрожат руки от лет и пьянства, сил шить кожи уже не хватает. Я к нему влезу, напугаю, всажу нож в правую ногу. Хотя, нет. Лучше в левую. До сюда он точно доковыляет. А дальше - два варианта. Сразу тихо прирезать пердуна или подождать, вдруг небесный свет, - Тень саркастически хмыкнул, - снизойдет, и прирезать потом. Сразу - надежнее, потом - любопытнее. Ты же видел, я магией теней прыжок совершил беспрепятственно, твоя же магия рассеялась. Значит, если люди впрямь исцеляются, то... Что думаешь?

- Делай, что хочешь.

Не оглядываясь, альб пошёл к северной большой лестнице, ведшей к казармам. Невидимые руки сильфов по его слову подняли его в безветренное, беззвездное предгрозовое небо, пронесли по дуге над городом, опустили у самой двери гарнизона - на глазах у ошарашенной стражи.

- К кригмейстру Тихмиру.

Власть... Столь нелюбимая Лораком, но столь упрощающая все дела власть.

- Кто из ваших людей мог выпустить из города повозку, не проверяя содержимого? Кто из дозорных мог видеть переправу через стену и не сообщить? Кто...

Вопросы сыпались на главу стражи, как удары междуреченского фехтовальщика-бретёра. Кригмейстер достойно держал удар, крутя ус и расчесывая бакенбард. Докладов не было. Скрыть такую информацию - никому не могло бы в голову прийти. На стенах дежурят группами, при факелах, пропитанных прочь-тьма маслом, освещающих всё на сто шагов. В гарнизоне две сотни гвардейцев. За полвека без войны козопасы и сыроделы не перестали бояться гонных племён, все здоровые мужчины и женщины Зильтара проходят минимальную военную подготовку, но в дозоре и страже остаются лучшие. Скольких бы ни сжег вулкан Арисар, гоблы непременно расплодились в пещерах и горных долах, надо держать ухо востро.

- Весь гарнизон постройте на площади перед гостиницей. Всех. Ворота запереть. На стенах оставьте козопасов и охотников, не состоящих в регулярном войске. Самых мудрых офицеров представите мне лично или кому-то из Дюжины. Допросы вести будем вместе. С офицеров и начнем. Поняли? Десья утра - это только лишь солнце над горами покажется.

- Понял вас, мейстер, - ответил Тихмир. - Будет исполнено.

Лорак покинул казармы, когда с неба обрушился дождь.

Глава Двенадцатая

Алая Жила

"Мертвые лошади всем хороши. Не едят. Не потеют. Не рванут на горной дороге в карьер. Но и в обрыв шагнут, если не туда направишь..." - размышлял Cар, наблюдая за танцем дэвов воздуха и воды, прикрывавших его от буйства разразившейся минуту назад стихии.

- Так что ты увидел, что так заорал у Скилла?

Исхаль легко перекрывал дробь копыт по камням и шквал дождя. Поперек его седла лежал фламберг. Капли превращались в пар, не долетая до головы и плеч алхимика-воина.

Ослабив постоянный мысленный контакт с Лораком, установленный много лун назад в качестве эксперимента и оставленный как способ постоянного контакта двух из шести величайших умов эпохи (другими тремя, безусловно, были сам Великий Герцог и Магистры Его Светлости), Сар протянул слабую нить к уму Исхаля. Никакого влияния. Лишь усиление восприятия голоса Сара. Ну не орать же уважаемому мастеру, перекрикивая грозу и топот коней!

- Он служил - кхм - Его Светлости. Но потом что-то... кх-кх - произошло. Я не смогу точнее тебе кх-рассказать с помощью слов. Это-кх-кхм нужно увидеть. На кхм-привале я передам тебе поток мысле-кхм-образов. То, что черный глёкИн пробуждает в кх-кх нем, предано Герцогу и Скиллу. Но та пучина, из кхк-которой цветок его достаёт... Те изменения, что с ним произошли... Это много ужаснее, ч-чкхем изменения в его теле.

- Покажешь мне до утренней встречи с Салазаром. И мне нужно будет знать, что сейчас в его голове.

- Скилл прямым кхэ-приказом запретил...

- Скилл прямым приказом велел Лораку достать посох!...

- И Лорак исполнил, потому - кхм - что видел опасность, а я, именно по той же причине, не сунусь!

Дальше ехали молча. Через сотню шагов показались в кромешной тьме желтые искорки посёлка горняков.

***

Дахмир снял очки. Здесь, в Аллой Жиле, никто не назыыал его "зэльмейстер Дахмир", и уж тем более - "страший зельмэйстер Дахмир" . Рудокопы, бригадиры, бергмейстры (знатоки порядков горных духов и порядков, по которым земля извергает ближе к поверхности руду), все обращались к нему по имени. Мало было в Зильтаре людей того же возраста или старше Дахмира. Всех их помнили по именам. Грязными от чернил пальцами он потер глаза, разогнул спину, вздохнул. Кости ломило так, что быть дождю - в небо не смотри. Вновь бросил взгляд на цифры.

Руда уходила из Алжи. Участки, с вчера признанные бергмейстером перспективными, на утро скуднели. Устойчивые, ладные тоннели за день приходили в опасное, негодное для ведения работ состояние. Новые фёрбуш-троссы, соединявшие подъемную платформу с вСротами, двигавшими ее по наклонным рельсам штольни вниз-вверх, лопались, точно гнилые нитки. Ремонт. Жертвы. Задержки отгрузки. Тяговые туры стояли без дела. Рудокопы пропивали зарплату. Телеги гнили под дождями, с каждой неделей припускавшими всё чаще и чаще.

Дахмир вздохнул.

Всё идет к тому, что Великий Герцог в третий раз не получит месячный оброк с шахт. Одно дело - дурачить поддельными отчетами бургомистра, другое - иметь дело с Рыцарем Жадность. Который успеет прибыть до глубоких снегов. Который не будет разбираться, кто прав, а кто виноват.

Старший зэльмейстер Дахмир знал, почему это происходит. Знал, к чему это приведёт. Ради всего, чем он жил крайние пятьдесят лет, он не мог допустить появления здесь кого-либо из кровавой дюжины. Не для того он пережил огненный взрыв горы Арисар, не для того служил старому барону и его отпрыску пятьдесят лет, чтобы увидеть, как всё здесь сгинет в огне. Он знал, что нужно делать. По крайней мере, в теории.

Новолуние - идеальное время, чтобы превратить теорию в практику.

Со скрипом отодвинулся от стола стул. Со скрипом разогнулись колени. По комнате заметались тени - глубокие, точно морщины на его лице. Отперев схрон, он спрятал гроссбух и достал сокровенный кожаный свёрток размером с сырную голову. Он съездил за ним в баронский замок, в свой старый дом, где сокровище хранилось без малого двадцать пять лет. Бергмейстер Вишан должен уже приготовить всё остальное. Незапертая решетка штольни.

Небеса разверзлись дождем.

***

- Я осмотрюсь...

- А я попрошу кое-... кх-кхм... -кого найти нам план шахт.

- Встретимся здесь.

Сар присел за старой телегой без металлического колеса. Даже железно недолго держится в этих туманах, на этих камнях, дерево и подавно. Да и откуда здесь столько дерева? Мастер закрыл глаза. Стихиаль тумана отозвался.

"Ты проникаешь повсюду. Ты стелешься по распадкам, скользишь по острым граням скал, окутываешь людей, зверей и строения - всё. Сослужи мне две службы".

"Да, Мастер. Слушаю и повинуюсь".

"Найди в этом строении карту шахт. И принеси её мне".

"Будет исполнено..."

Едва заметный в мутной дождливой тьме бело-сизый ветерок вспорхнул с ладоней мастера Сара, пронесся беззвучно мимо шахтеров, пьющих под навесим из плотной фирвудовой ткани, скользнул в щель тяжелой двери барака. Через триста один удар сердца на верхнем этаже открылись ставни, дух тумана с трудом нес большой свиток. Сар удостоверился, что перед ним то, что нужно и отпустил стихиаль.

- План?

- Есть. Нашел вход?

- А как же. Видимо, новая штольня. И, что характерно, лифт внизу. Горняки болтали, вот уже третью ночь бергмейстер... Шан или Ушан - я не расслышал - спускается вниз уговаривать духов гор. Он, говорят, им родня. Мол, прадед родился с каменной головой, у бригадира голова человеческая, да ума в ней не больше, чем в куске гранита. Но дело своё знает, духи его признают.

- Вот и славно. Вот кх-кхм и пойдём.

В глубине шахты Сар призвал малую стихиаль земли. Железный жук с одним составным хрустальным глазом внял приказу найти бригадира - родича духов гор, проскрипел недовольно, дескать, нечего людям делать в глубинах в новолунную ночь, расправил слюдяные крылья и с гудением полетел по тоннель.

- Постой, - велел Сар. - Я кх-наложу на тебя заклятие кхм-тишины.

Знаки силы вспыхнули перед лицом мастера Сара, гудение стихло, железный жук скрылся в темноте.

- Ждём.

***

- Три капли, Вишан. Иначе - беспамятство, а тем, чьё внимание нам нужно привлечь, нужно страдание живого существа.

Вишан вынул кляп изо рта привязанной к железным крюкам женщины, зажал ей нос, разжал челюсти. Высунув от усердия кончик языка, трижды капнул из ампулы в распахнутый рот, вернул пузырёк Дахмиру. Стоны прекратились.

- Да кто здесь нас услышит?

- Стихиали. Духи гор. Разве не подобает хранить в шахтах тишину по ночам? Особенно в новолуние.

- Принимайся за работу, книжная плесень. А стихиалей оставь мне. Отец научил меня крушить их, как я крушу породу. Не будь я внук Гапшана Каменной Головы!

Кожаный свёрток лег на импровизированный стол. Дахмир выбрал инструмент. Для начала, что-нибудь лёгкое. Чтобы почувствовать вкус. Чтобы увидеть бельма закатившихся глаз, чтобы мелко забилось тело приговорённой к каторге, чтобы услышать скрип зубов... А потом кое-что посерьёзнее, чтобы ...

Взмах кирки, тусклый всполох адамтитового навершия в свете масляных ламп. Лязг.

- В чем дело, Вишан!?

- Жук. Здесь по ночам таких много. Обычно не лезут, но этот какой-то тупой. Подглядывал, крался. А так они обычно жужжат...

***

- Я знаю, где кхм они.

- Твой скрипучий дружок вернулся?

- Нет, и не вернется. Но место, где его кх-кх размозжил бергмейстер... - Сар внимательно разглядывал карту. - Вот. Одна из старых кхм разведок, на ней стоит крест, руды кхм там не было и нет. Что он там...

- Идём.

***

Кровь обильно стекала по рукам, ногам, подбородку, капала на пол.

- Не понимаю...

- Чего?

- Кирмилтак одной жертвой заставил извергнуться целый вулкан! А мы уже в третий раз - и ни отклика, ничего!

- Кто такой Кирмилтак?!

- Кто вы?!

- Я спрашиваю, кто такой Кирмилтак.

- Исхаль, никаких зелий и взрывов. Это старая штольня...

Склянка в руке мастера чуть потускнела, но вместе с масляной лампой производила света довольно, чтобы...

Изувеченное тело женщина привязано к четырем вбитым в стену крюкам. Потёки крови собрались в лужу. Возле жертвы - старик с безумными глазами, рукава засучены, уродливый остро заточенный нож и щипцы в руках. Между ним и Исхалем - огромный, лысый, как гранитный валун, коренастый горняк, наперевес кирка, тускло блестит отполированная руками дубовая рукоять и адамант наконечника.

- Отойди в сторону, мразь, пока еще можешь ходить, - склянка повисла на ремешке, двуручный фламберг переливался алыми самоцветами и золотом.

- Я тебя в землю вобью!

- А вбивалка у тебя каменная? Как у деда башка?

Вишан рванул кирку вверх, Исхаль был быстрее. Взмах фламберга, лязг... Лезвие вонзилось в низкий свод. Бергмейстер ударил в открытую грудь ногой так, что Исхаль выпустил меч, пролетел до конца коридора, прокатился по камням и ухнул в шахту.

Сар призвал каменную стихиаль. Пол под Вишаном вздрогнул. Стены качнулись, посыпалась крошка, вскрикнул Дахмир. Перед горняком стояло нагромождение камней, отдаленно напоминавшее человека, два кулака обрушились на лысую голову, один с хрустом рассыпался, лишь коснувшись поднятой для защиты кирки, второй опустился на плечо - чавкнуло, Вишан зарычал. Нечеловеческий это был рык.

Блеск кирки, грохочущие шаги стихиали, Сар, всё еще невидимый взору, скользнул к невыпускавшему пыточных инструментов Дахмиру, но Вишану не нужны были глаза, чтобы видеть. Дар предков-людей - зачарованная кирка и ненависть к духам гор. Дар предков-духов - восприятие через вибрацию воздуха, пола, стен. Удар. Адамант прорубает одежды, тонкую кольчугу, ребра, плоть. Сар падает, как куль, влияние его воли слабеет, он становится видим.

Исхаль вылезает из шахты. Плечо немилосердно печёт - он ухватился в полёте за железную балку, должно быть, что-то разорвалось внутри, кровь из ссадины заливает глаза, из груди рвётся хрип. Когда он вырывает из свода меч, со стихилаью покончено. Рёв бригадира - рёв бешеного медведя или быка. Исхаль так долго прожил потому, что не повторял одной ошибки дважды.

Прямой удар в бедро, Вишан падает на одно колено, рукоять идёт вверх, кончик лезвия остается внизу - кирка скользит по нему, вонзается в пол, прямой удар в грудь - зелёный огонь, он что, всё-таки сделан из камня? Кирка вырывается из пола и обратным концом пропарывает по касательной локоть командира Алых Плащей.

Сар сразу после ранения, плохо совместимого с жизнью, изменил качество своего сознания так, что жизнь и смерть на какое-то время перестали иметь значение. Пробитое лёгкое перестало дышать. Кровь перестала поступать туда, где зияла страшная рана. Сару нужны были работающие глаза, пальцы и мозг. Всё остальное могло подождать.

Когда огонь упал от столкновения с камнем во второй раз, Сар заканчивал концентрацию. Когда они пришли, человек, что пытал женщину, испытывал крайнее наслаждение, на смену ему пришли разочарование, отчаянье, злость. Сейчас он растерян, но надеется на победу свирепого друга. Мысли его отвлечены. Чувства размётаны. Разум его уязвим. Память - точно открытая карта, лишь бы проследить по ней его путь...

"Кирмилтак одной жертвой заставил извергаться вулкан, а мы уже в третий раз - и ни отклика, ничего!" - звучит эхо сказанных слов.

"Кто такой Кирмилтак?"

Куда приведёт меня козья тропа твоего разума, гер Дахмир?

Глава Тринадцатая

Чернота штольни пульсирует, скручивается в жгуты, те распускаются ядовито-салатовыми пучками, похожими на плесень или цветы фёрбуша. В сердце каждого цветка - пылает рубин. Багрянец растекается лужами крови, вытесняет зелень, растворяет в себе, переваривает, рождая на свет синеву...

Полированный базальт, тыльные стороны собственных прижатых к нему ладоней, боль охватила скулу. Серо-черное зеркало пола сплошь в отсветах синевы, зелени и багрянца. Алые лужи крови, в них жуткими металлическими островами - трупы латников Герцога. Зеленые тела гоблинов, обнаженные, дикие, ни одежды, ни доспехов. Синева - гоблинская кровь. У столь мерзких созданий - кровь цвета лазури. Пол уходит из-под ног и ладоней, мир вращается, новая боль пронзает бок, стены кружат, брызжет синева...

Визг. Гомон, лязг, окрик:

- Хагима с-гота ишмакул зоги таралкх!

"Еще раз ударишь пленника - я вырву тебе язык".

Сар, смотрящий на мир глазами несчастного, понимает эти слова - он понимает любые слова разумных существ. Несчастный - молодой, даже юный Дахмир - слов не понимал. Сару некогда думать об этом. Он проживает то и тогда. Его там и тогда - здесь и сейчас.

Дахмира подводят у гоблину - старому, даже древнему, сморщенному зеленому коротышке, такому же голому, как лежащие трупы собратьев.

- Ты молодут Герцога - солдат?

Гоблин коверкает слова, длинный язык мелькает меж алых беззубых дёсен.

- Н-нет...

- А ктот?

- Я солдат Барона... Я Зильтарец.

- Человек в каменный город? Пасти овец на склонах, расти хлеб, делать сыр?

- Нет... Ученик кожевенника. Я делаю одежды из кожи.

- А, ты режет звериная шкура, чтобы тепло, чтобы защита от копий и стрел! Я - Кирмилтак.

Дахмиру жарко. В центра полусферической каверны - отверстие в семь-десять шагов, и когда гоблин называет себя, из отверстия вырывается пламя. Смрад серы бьет в нос и под дых сильнее тумаков конвоиров. Пот льет со лба, поддоспешник, наверное, можно выжимать.

- Я страж гора-врат. Я тоже резать кожи. Не часто. Сейчас.

Нож, выщербленный, кривой, зеленый от окиси - откуда здесь бронза? - и бурый от спёкшейся крови приближается к лицу очень близко, тупым острием с прилипшим черным волосом нацелен Дахмиру в глаз.

- Хочешь смотреть? Тебе пока есть, чем смотреть.

- Нет...

Ответ теряется в грохоте и скрежете, к гоблину у самого края огненного провала подтаскивают слабо брыкающегося латника, но лат на человеке уже нет, лишь поножи да запутавшаяся в ремне боковая пластина.

Взмах, человек падает с разрубленным горлом, шипит, выливаясь на раскаленный пол бурая кровь.

- Видеть? Резать кожу быстро - легко. Но надо долго. Надо, чтобы человек не хотеть.

Зеленая тварь улыбается, длинный язык лижет губы.

- Любой не хотеть, когда его кожу режь. Но еще больше человек не хотеть - резать другой человек.

В его ладонь ложится кривой нож. Кулак смыкается вокруг рукояти, сверху плотно, до боли, кулак охватывают ремнём. Еще один латник оказывается на коленях возле них. Поддоспешные одежды срывают дюжина цепких зеленых рук. С Дахмира срывают кожаный доспех, бросают в провал, там вспыхивает - утробно и довольно урчит.

- Режь.

- Нет!

- Я твой мастер. Ты - подмастерье. Я говорю - ты делать. Всё, что ты не делать, они делать с тобой. Полукругом его обступают низкорослые, полусогнутые хищные твари. В их руках - короткие ножи кривого железа.

Океан сопротивления, отчаяния и боли. Кирмилтак дает команды, Дахмир отказывается и его самого режут, и тут же прижигают раны раскаленными на краю огненного колодца прутами.

- Хозяин говорит: режь. Кто твой мастер? Сейчас? Кирмилтак. Кирмилтак тоже - слушать. Служить. Кирмилтак - страж. Кормилтак не пускать люди Герцога за гора. Режь.

Руки трясутся, тело горит, солёные струи режут глаза. Невыносимо. Невыносимо...

Вот он провал. В нем смерть и огонь. Рывок - и всё будет кончено, но... Дахмир не может. Но и не может терпеть. Бесконечность боли и жжения. Бесконечная пытка.

И Дахмир режет.

И латник кричит.

- Да... - протягивает Кирмилтак. - Вот так, не глубоко, легче. Медленно. Режь.

И чем длиннее порезы на теле безвестного солдата Его светлости, тем судорожнее и довольнее рычит, тем слаще ревёт в жерле. И когда человек похож больше на кусок мяса, гора вздрагивает, испытывая жуткий, скверный, извращенный экстаз...

Он стоит на каменном выступе. Потоки лавы в долине сметают равно войско людей и зеленокожих. Грохот, тыд, несущиеся через воздух раскаленные камни и пепел. Скалы встают, разламывая изнутри прежние скалы, провалы возникают и смыкаются вновь, выдавив на последок алые струи тягучего огня.

- Герцог уйти. Кирмилтак сослужить - нет людей за горой. А Дахмир отправляться к барон. Дахмир почти служить Барон. И всегда помнить, что служить ... Дахмир служить тот, Кирмилтак служит кто. Понял?

Юноша в ужасе смотрит на опустошающее буйство природы, не в силах открыть рта.

- Дахмир и Кирмилтак вместе служить Гемозель. Боль, убивать, резать, забыться в резня, гибель и снова восстать, чтобы резать, боль и убить. Дахмир видеть лик господин. Дахмир нести его в ум. Дахмир быть палач у барон. Старый барон - смерть, новый барон - жить. Кирмилтак - сейчас - видеть потом. Кирмилтак передать молодой барон лик Гемозель. Дахмир помочь. И вместе вы решать, когда дать Гемозель больше резня! Время придти. Много вёсен и зим. И Гемозель сокрушить человек-герцог. Кровь человек-герцог перестать течь. Всем человек - смерть. Мука и смерть, и мука после смерть. За то, что человек делать давно - вечно резня, вечно возродиться слуга Гемозель. Да... Да... Дахмир понимать...

Баронский замок. Служба писарем при тюрьме. Старый барон умирает - отравлен, сын - отроду полдюжины лет - жаждет знать, кто отравил отца. Дахмир показывает молодому барону, как резать. Как жечь. Показывает, как заставлять родных и близких заговорщиков потерять рассудок. Как легко заставить человека мучить и пытать, чтобы не быть мучимым самому. Молодой барон растёт, взрослеет и видит сны, полные крови, сношений, резни и умертвий, вернувшихся, чтобы пролить больше крови, чтобы устроить больше резни... Молодому барону нравятся сны. Он приходит по ночами - в рубашке для сна, босяком - в тюремную коморку Дахмира. Он рассказывает квальмейстру - мастеру пыток - о снах. Ужасающий лик над башней - лик с дюжиной кровоточащих глазниц, лик, обращенный в Старые Земли, где на трон восходит молодой Герцог - Великий Герцог, правящий железной рукой, топящий восстания баронов в крови, и над троном Великого Тирана - иной лик. Лик, закованный наглухо в шлем черной бронзы, и имя тому, кто направляет железный кулак Великого Герцога - Айзиил...

О, если бы мастеру Сару в действительности рассказали бы о подобном кощунственном видении, мастер прищурил бы глаза, пальцы запустил бы в бороду, прокашлялся, отпустил бы очевидно не относящийся к делу комментарий, послал бы образовавшуюся брешь пару уточняющих вопросов, разразился бы парой интересных, но из рук вон плохо рассказанных историй, привязанных к ответам. А затем обрушил бы на клеветника и лжеца шквал обвинений, угроз, затем град лести, выгодных предложений, смехотворных, заведомо провальных попыток заслужить доверие... И всё это, дабы увидеть возможные несоответствия модификаций ума собеседника - его словам. Клеветники? Провокаторы? Шпионы? Культисты? Все они неизменно выдавали себя. В сыске Сару не было равных. Ошибся он всего раз. За эту ошибку и обратил на него внимание Магистр Скилл...

Однако, сейчас Сар сам был сознанием, единым с умом и памятью гера Дахмира. Квальмейстер искренне верил видениям подраставшего барона, даже видел собственные. Для него Великий Герцог являл собой квинтэссенцию зла, несчастный представлял Его Светлость как приспешника одного из принцев Ордесхайма (Абграна, как зовут его дэрги, Башни Алого Льда, как зовут его в землях запада, прочее, прочее, прочее). Дахмир видел лишь один, продиктованный ему бароном, способ остановить Великого Герцога - обратиться к владыкам еще более ужасного мира, существовавшего параллельно (или, если угодно, под углом) Миру Людей. Барон, а с ним и Дахмир приняли "благословение" (читай - проклятье) одного из князей Цоресхальма.

Два-Три-Один. Вечная оккультная истина. Здесь она имеет больше, чем одно измерение - Иннехейм, Мир Людей, всегда был на перекрестке, всегда был третьим, всегда был тем, что испытывало на себе все циклы известной сколярам части вселенной. Жестокий хаос сменялся подобием порядка, основанного на крови и жестокости, тому на смену приходила революция из благих побуждений, той - порядок во имя общего балага, а значит - репрессии к тем, кто желает продолжить свободно гулять, так благие побуждения оправдывают жестокость и кровь, превращаются втиранию, вызывающую новую волну бессмысленного и беспощадного кровавого бунта... Анархия сменялась порядком, изредка меняя цели с позитивных на деструктивные и обратно. Теория мировой истории Магистра Бартела, пусть хоть трижды подтвержденная хоть сильфами, хоть ифритами, хоть гномами, хоть дриадами - была лишь теорией, а потому отвлекала. Сар сосредоточился.

Дахмир принес Барону знание о силе жестокости - о том, как страдание и резня меняют людей. Барон, будучи ребенком, погрузился в бездну безумия куда глубже юного Дахмира, потому, по наивности, открылся злу искреннее и сильнее. И Барон продолжил вести его, сомневающегося, к апогею зла. Перекрёстное опыление. Озлобление, погружение в хаос. Что же будет, когда эта парадигма будет открыта незрелым, глупостным умам крестьян и солдафонов? Здесь подделкой книг учёта, отправкой трупов (кстати, куда?) вместо руды, пытками и изменой Его Светлости не обойдётся. Здесь прольются реки крови. И каждый кровопускатель будет уверен в собственной правоте, будет полагать себя - спасителем близких, дела, государства...

Сознание Сара мутилось от обилия вибраций нижних миров. Беспокойство и страх бились девятибалльными волнами о стены крепости его разума. Как широко за границы баронства за две дюжины лет проросла эта ересь? Как далеко проник моральный яд Кирмилтака?

Сар не увидел ни одного повода себя жалеть. Его разум распахнулся на все семь миров. Память Дахмира затерялась в сплетении нитей знаний населявших их живых существ. Пичины, следствия, прошедшее, небесное, грядущее, земное, подземное... Сар распахнулся на две дюжины в прошлое, на столько де в будущее, пока не достиг предела широты своего сознания.

- Что ждёт Великого Герцога и страну в ближайшую дюжину лет? Как это связано с событиями текущего? Кто унаследует трон? Как в этом участвуют Ордес- и Цоресхальм?!

Ни Тень, ни Безликий в те миги не подозревали ни о конфликте в Алой Жиле, а связь сознаний Сара и Лорака, благодаря ночной тишине духов гор, истончилась настолько, что светлого альба лишь терзало смутное беспокойство, не более. Реши они сконцентрировать всё своё внимание друг на друге, заранее подготовленный магический механизм бессловесного взаимодействия мог бы сработать, но... Но.

Стерва - труп крупного животного, скота.

Скобелев Антон Юрьевич : другие произведения.

Опасная Работа - Главы 1-13 - 20.10.17

Оставить комментарий © Copyright Скобелев Антон Юрьевич (antonyskobelev@gmail.com) Размещен: 20/10/2017, изменен: 20/10/2017. 228k. Статистика. Роман: Фэнтези Опасная_Работа_(роман) Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Действие романа с рабочим названием "Опасная работа" происходит в классическом фэнтезийном мире, едва начавшем восстанавливаться после разрушительной гибели самой развитой из цивилизаций. Глава безопасности и покоя Его Светлости - магистр Скилл вместе с 12 мастерами магии (Скиллова Дюжина), плаща и топора ведут расследование мелкого происшествия в отдаленной провинции Зильтар, когда сталкиваются с многоходовым замыслом, цель которого - уничтожить и без того многострадальную человеческую цивилизацию на континенте.