Блэквуд Элджернон : другие произведения.

Пустой дом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Элджернон Блэквуд (1869-1951) - один из наиболее знаменитых английских авторов-мистиков, классик литературы ужасов. На его счету - 12 романов, более 200 рассказов, две пьесы и сборник поэтических произведений.
    Другие рассказы о привидениях в моем переводе можно найти на сайтах ЛитРес, Amazon и Ridero

  Некоторые дома, как и определенные люди, словно источают зло. Если речь идет о человеке, отталкивающая наружность ни при чем: он может обладать открытым взглядом и простодушной улыбкой; и все же после самого краткого общения с ним приходишь к твердому убеждению: в его душе есть очевидный изъян, она исполнена мерзости. Вокруг такого средоточия порока, невольно выдавая его, вьются тайные недобрые мысли, и всякий, кто приблизится к нему, немедленно шарахается прочь, как от зачумленного.
  Вероятно, то же самое можно сказать о зданиях: атмосфера злодеяний, от которой мурашки бегут по коже и волосы встают дыбом, сохраняется под крышей дома много лет спустя после того, как уходят в мир иной негодяи, повинные в преступлениях, совершенных здесь. Звериная ярость убийцы и ужас жертвы отпечатываются в сердце не причастного к трагедии наблюдателя, и неожиданно он понимает, что нервы его до предела напряжены, дрожь сотрясает тело, и кровь стынет в жилах. Припадок ужаса поражает беднягу без видимой причины.
  Внешний вид этого строения вовсе не вызывал мыслей о тех кошмарах, что, по слухам, таились внутри. Дом не казался пустым и заброшенным. Он стоял на углу людной площади и выглядел точно так же, как соседние особняки: столько же окон, балкон с видом на скверик, белокаменные ступени, ведущие к парадной двери, массивной и черной; ничем не примечательный задний двор - полоса зеленой лужайки с аккуратным бордюром из ящичков с цветами, отделенная стеной от других палисадников. Число печных труб на крыше, ширина и наклон ее скатов, даже высота грязноватых перил над входом в полуподвал - все совпадало.
  Тем не менее, этот дом на площади, похожий на пятьдесят неказистых зданий по соседству, на самом деле разительно отличался от них - самым ужасным образом. Невозможно объяснить, в чем заключалось это очевидное, хоть и незримое отличие. Всему виной не только фантазия, подкрепленная суеверными домыслами: побывав в этом доме, люди, не осведомленные о его дурной славе, в один голос заявляли, что даже под страхом смерти не вернутся обратно, поскольку здешняя атмосфера порождает в их душе неподдельный ужас; репутация особняка стала почти скандальной после того, как несколько злополучных жильцов по очереди вынуждены были съехать оттуда в кратчайшие сроки.
  Когда Шортхаус в выходной день выбрался на другой конец города - навестить свою тетушку Джулию в маленьком коттедже на приморском бульваре, то обнаружил, что вид у нее крайне таинственный и взволнованный. Утром он получил от нее телеграмму туманного содержания и приехал, не питая иллюзий, что весело проведет время, но едва коснулся ее руки и поцеловал в щеку - сморщенную, точно печеное яблочко, как почувствовал исходящий от нее электрический ток азарта. Впечатление усилилось, когда он узнал, что других гостей не будет, а его вызвали ради весьма необычайного дела.
  В воздухе нарастало напряжение, и, должно быть, неспроста: почтенная старая дева, одержимая страстью к научным экспериментам, обладала не только острым умом, но и силой воли, и привыкла всегда добиваться поставленной цели правдами и неправдами.
  Завеса тайны приоткрылась вскоре после чаепития, когда тетушка взяла племянника под руку, и они вышли прогуляться по морскому берегу в закатных лучах.
  - У меня есть ключи! - объявила она радостно и в то же время немного испуганно. - Я могу распоряжаться ими до понедельника!
  - Ключи от купальни на пляже - или?.. - спросил Шортхаус самым невинным тоном, переводя взгляд с морских далей на город. Если притвориться дурачком, тетя быстрее раскроет свой секрет.
  - Ничего подобного, - шепнула она. - Это ключи от дома с призраками - того, что на площади. Я собираюсь пойти туда вечером.
  Шортхаус почувствовал, как по спине прошла волна легкой дрожи. Голос тетушки завораживал. Она говорила абсолютно серьезным тоном.
  - Но вы не можете пойти туда в одиночку... - начал он, уже не пытаясь поддразнивать ее.
  - Вот почему я отправила тебе телеграмму! - решительно заявила тетушка.
  Шортхаус посмотрел на нее внимательно. Волнение преобразило некрасивое и невыразительное лицо, изборожденное морщинами. Искренний энтузиазм озарял его, точно блистательный нимб. Глаза сияли. Шортхаус почувствовал, что эмоции переполняют ее, и снова ощутил трепет - сильнее, чем прежде.
  - Спасибо, тетя Джулия, - сказал он со всей вежливостью, - ужасно вам благодарен.
  - Пойти одна я бы не осмелилась, - продолжала она, - но в твоей компании это приключение будет чудесным. Я знаю, ты не робкого десятка.
  - Большое спасибо, - повторил он. - Э-э... Думаете, непременно случится что-нибудь этакое?..
  - Многое уже случилось, - поведала она доверительным тоном, - хотя все удалось деликатно замять. За последние несколько месяцев три жильца съехали оттуда - один за другим, и говорят, больше никто не хочет там поселиться.
  Шортхаус неожиданно почувствовал, что тете удалось его заинтриговать: она говорила так убежденно...
  - Дом этот очень старый, - продолжала тетя Джулия, - и давным-давно там приключилась неприятная история. Ревнивый конюх убил свою любовницу-горничную. Как-то ночью спрятался в погребе, и когда все уснули, прокрался наверх, в комнату прислуги... Девушка пыталась бежать, но прежде чем кто-то успел прийти ей на помощь, он догнал ее на лестнице и столкнул вниз, через перила.
  - И что случилось с эти конюхом дальше?..
  - Полагаю, его арестовали и повесили за убийство, но все это произошло столетие назад, и подробности мне выяснить не удалось.
  Шортхаус чувствовал, что интерес его возрастает с каждой минутой, однако, не сомневаясь в крепости собственных нервов, испытывал некоторые сомнения насчет своей тети.
  - Есть одно условие, - сказал он наконец.
  - Меня не отговорить, - твердо заявила тетушка, - но твое условие я выслушаю.
  - Вы должны обещать, что сумеете держать себя в руках даже в том случае, если произойдет нечто поистине страшное. Я хотел бы знать... Вы уверены, что ужас не будет для вас слишком сильным?
  - Джим, - насмешливо сказала она, - я знаю, что немолода и мои нервы никуда не годятся. Но рядом будешь ты - и значит, ничто на свете меня не испугает.
  Разумеется, этот ответ решил дело: все-таки Шортхаус был самым обычным молодым человеком, и стоило польстить его тщеславию, как он растаял. И согласился идти.
  Инстинктивно, на уровне подсознания, Шортхаус весь вечер старался держать себя в руках, накапливая про запас жизненную энергию с помощью безымянного духовного упражнения: прогоняя все эмоции, запирая их на замок - этот процесс сложно описать, однако он весьма эффективен, и это подтверждает всякий, кому пришлось пережить тяжкие душевные испытания.
  Позднее Шортхаусу пригодились сохраненные таким образом силы. В первый раз ему пришлось обратиться к этому запасу, когда в половине десятого они с тетей вышли из прихожей, озаренной дружелюбным светом ламп, обжитой и уютной: едва дверь отворилась и Шортхаус увидел пустынную улицу, погруженную в тишину и белую от лунного сияния, он отчетливо понял, что самым серьезным испытанием этой ночи будет необходимость столкнуться с двойной порцией ужаса - контролировать не только свой страх, но и тетин. Глядя на ее лицо, бесстрастное, как у сфинкса, и представляя, как исказит знакомые черты приступ паники, он почувствовал к своему удовлетворению, что во время этого приключения может быть уверен по крайней мере в одном - в твердости собственной воли, способной противостоять любому возможному шоку.
  Они неспешно шли по ночным опустелым улицам; яркий свет осенней луны серебрил крыши домов, делая тени еще более черными; ни единого дуновения ветерка не ощущалось в воздухе; ухоженные деревья на приморском бульваре молчаливо смотрели им вслед. Тетушка то и дело отпускала незначительные замечания, но Шортхаус не пытался поддерживать разговор, понимая, что она всего лишь стремится оградить себя от раздумий о сверхъестественных материях с помощью мыслей о вещах обыденных.
  Редко попадались освещенные окна, и едва ли из какой-нибудь печной трубы поднимался дым и вылетали искорки. Восприятие Шортхауса резко обострилось, он стал подмечать малейшие детали.
  Вскоре они с тетей остановились на перекрестке, чтобы рассмотреть табличку на боковой стене дома, хорошо видную в лунном сиянии, а затем, не произнеся не слова, дружно свернули к площади и устремились на другую сторону улицы, скрытую во мраке.
  - Это дом под номером тринадцать, - раздался шепот тетушки; не пытаясь проводить очевидные аналогии, они перешли залитый лунным светом широкий отрезок мостовой и продолжали идти в молчании.
  Осталось преодолеть еще половину пути, когда Шортхаус почувствовал, как тетушка молча, но выразительно сжала его ладонь, и понял, что приключение по-настоящему началось и его спутница незаметно поддалась тем силам, что были направлены отныне против них. Тетя Джулия нуждалась в поддержке.
  Несколько минут спустя они остановились подле высокого, дома, который вырос перед ними в ночи - некрасивый, с узким фасадом, выкрашенный тусклой белой краской. Окна, не прикрытые ставнями и шторами, глазели на двух прохожих сверху вниз; тут и там на стекле мерцали лунные блики. На стенах читались следы непогоды, краска потрескалась, балкон горбился над первым этажом как-то неестественно. Однако, за исключением признаков запустения, на первый взгляд ничто не могло навести на мысль о несомненно злом характере этого особняка.
  Они удостоверились, поглядев по сторонам, что за ними никто не следует, и храбро поднялись по ступеням; огромная черная дверь встала неприступной преградой у них на пути. Нахлынула первая волна нервозности, и Шортхаус долго возился с ключом, пытаясь попасть в замочную скважину. Честно сказать, оба втайне надеялись, что дверь не откроется, поскольку, стоя на пороге мистического приключения, испытывали самые противоречивые и не особенно приятные чувства. Но Шортхаус продолжал ковыряться в замке, несмотря на то, что тетушка мешала ему, не желая отпускать его руку. Он, безусловно, сознавал всю торжественность момента. Весь мир словно прислушивался к скрипу ключа - так подсказывало распаленное воображение. Неожиданный порыв ветра на мгновение разбудил пустую улицу, заставив деревья у них за спиной что-то прошептать, а затем опять остался только скрежет ключа; наконец он повернулся в замке, тяжелая дверь распахнулась, и впереди разверзлась бездна темноты.
  В последний раз взглянув на залитую лунным светом площадь, они торопливо вошли, и дверь захлопнулась с таким грохотом, что гул пронесся по анфиладам пустых комнат и коридоров. Но тотчас, одновременно с отголосками эха, возник и другой звук, и Шортхаусу пришлось сделать шаг назад, чтобы не упасть, поскольку тетушка Джулия вдруг повисла на нем всей тяжестью.
  У них за спиной кашлянул мужчина - так близко, что он, казалось, должен был стоять на расстоянии вытянутой руки.
  Допуская, что это розыгрыш, Шортхаус немедленно ткнул массивной тростью в направлении звука; однако она всего лишь рассекла воздух. Он слышал, как тетушка тихонько ахнула рядом.
  - Здесь кто-то есть, - шепотом сообщила она, - я слышала его.
  - Тише! - строго велел Шортхаус. - Это всего лишь входная дверь захлопнулась.
  - Ох, зажги свет поскорее! - взмолилась она, когда племянник, нащупав в кармане коробок спичек, перевернул его, так что все они высыпались на каменный пол.
  Странный звук, впрочем, не повторился; не слышно было и удаляющихся шагов. Через минуту свеча уже горела, а подставкой для нее стал пустой портсигар; когда пламя выровнялось, Шортхаус поднял импровизированный светильник, чтобы рассмотреть окружающую обстановку. По совести говоря, вид был мрачноватый. Ни одно человеческое жилище не выглядит более печально, чем сумрачный дом, откуда вывезли всю мебель, - безмолвный и заброшенный, и все же, по слухам, населенный тенями прежних обитателей, злобных и яростных.
  Они стояли в просторном вестибюле; дверь слева вела в большую столовую, впереди холл сужался и переходил в коридор, темный и длинный, а тот, по всей видимости, вел к спуску на кухню, устроенную в полуподвале. Перед ними вверх устремлялся первый пролет широкой, не застеленной ковром лестницы, полностью задрапированной тенями, за исключением нескольких ступеней посредине, где по доскам растекалось лунное пятно. Луч света из окна распространял вокруг слабое сияние, придавая очертаниям ближайших предметов туманную неясность, невыразимо более пугающую и призрачную, чем абсолютная тьма. В лунном свете, проникающем сквозь оконное стекло, всегда кажется, что из мрака выступают чьи-то лица, и когда Шортхаус вгляделся в глубины темноты и подумал о бесчисленных пустых комнатах и коридорах на верхних этажах старого дома, он поймал себя на том, что хотел бы вернуться на безопасную, озаренную луной площадь или даже в уютную, ярко освещенную гостиную, откуда они ушли час назад. Но, осознав всю опасность подобных мыслей, он отмел их прочь и собрал всю свою энергию, чтобы сконцентрироваться на самых насущных задачах.
  - Тетя Джулия, - жестко сказал он, не пытаясь говорить тихо. - Нам следует обойти весь дом от чердака до подвала и полностью его изучить.
  Отзвуки разнеслись по всему дому и затихли, и в абсолютной тишине он обернулся к тетушке. В мерцании свечи он различил, что ее лицо уже стало пепельно-бледным; и все же она, ненадолго отпустив руку племянника и глядя ему в глаза, вымолвила шепотом:
  - Согласна. В первую очередь мы должны убедиться, что никто не прячется в доме.
  Эти слова дались ей с трудом, и Шортхаус посмотрел на нее восхищенно.
  - Вы полностью уверены в себе? Еще не поздно...
  - Полагаю, что да, - прошептала она, нервно оглядываясь. - Абсолютно уверена, вот только...
  - Что?
  - Обещай не оставлять меня одну даже на мгновение.
  - До тех пор, пока вы согласны немедленно устремляться туда, где послышится какой-либо звук или кто-то появится. Малейшее сомнение станет для нас роковым: мы признаем власть страха над нами.
  - Условие принимается, - без долгих раздумий отозвалась она, хотя голос ее слегка дрожал. - Я постараюсь...
  Рука об руку они начали методично обследовать дом. Шортхаус держал оплывающую свечу и трость, а тетушка куталась в плащ. Должно быть, со стороны они выглядели презабавно.
  Крадучись, ступая на цыпочках и прикрывая ладонью огонек свечи, чтобы с улицы никто не увидел его сквозь не зашторенные окна, они в первую очередь зашли в большую столовую, где совсем не осталось мебели. Их встретили только голые стены, уродливые каминные полки и пустые решетки для поленьев. Создавалось впечатление, что весь дом возмущен вторжением посетителей и тайно присматривается к ним; чей-то шепот стелился по пятам; тени бесшумно скользили и справа, и слева; казалось, кто-то постоянно стоит за спиной, наблюдая, дожидаясь удобного момента, чтобы причинить вред. Неизменно возникало ощущение, что некое действо творится в пустых комнатах - замирает с появлением посторонних людей и возобновляется, стоит им уйти. Мрачные интерьеры старого дома, видимо, оживали под влиянием чьей-то злобной Воли, и она восставала против незваных гостей, предупреждая, что лучше бы им пойти на попятный и заниматься своими делами. Нервное напряжение с каждой минутой усиливалось.
  Миновав огромные двустворчатые двери, они перешли из мрачной столовой в библиотеку или курительную комнату, также окутанную тишиной, мраком и пылью; оттуда они попали на верхнюю площадку черной лестницы.
  Залитый смоляным мраком колодец уводил в подвальные глубины, и - нужно признать - Шортхаус и его спутница остановились в нерешительности. Но только на мгновение. Этой ночью самое худшее ожидало их впереди, и отступать было нельзя. В слабом мерцании свечи тетя Джулия помедлила на верхней ступеньке, не осмеливаясь сделать шаг в темноту, и даже Шортхаус почувствовал, как улетучилась по крайней мере половина его решимости, сделав ноги ватными.
  - Идемте! - властно сказал он, его слова подхватило эхо - и затерялось где-то внизу, в темных пространствах пустых комнат.
  - Иду, иду... - с дрожью в голосе откликнулась тетушка, чересчур сильно сжав руку племянника.
  Нетвердой походкой они спустились по каменным ступеням; в лицо пахнуло прохладной сыростью, спертый воздух был пропитан каким-то зловонием. Из огромной кухни с высоким потолком, куда шел от лестницы узкий коридорчик, несколько дверей вели в кладовые, где на полках еще стояли пустые банки, и мрачные чуланы - один холоднее и неприветливее другого. На полу сновали черные жучки, а однажды, толкнув стол в углу, сколоченный из сосновых досок, они спугнули какую-то тварь размером с кошку: она спрыгнула на каменные плиты и проворно скрылась в темноте. Повсюду еще оставались следы пребывания тех, кто недавно жил здесь, - печальное, унылое зрелище.
  Покинув главную кухню, они направились в буфетную. Дверь была приоткрыта, и едва они распахнули ее, тетушка Джулия пронзительно вскрикнула, хоть и попыталась сдержать этот испуганный возглас, прикрыв рот ладонью. На миг Шортхаус застыл как изваяние, тяжело дыша. Позвоночник словно стал полым, и кто-то заполнил его ледяными иглами.
  Прямо у них на пути, в дверном проеме, застыла женщина. Волосы ее растрепались, глаза смотрели дико, на лице, бледном как смерть, лежала печать ужаса.
  Она стояла там неподвижно всего лишь одно мгновение. Затем огонек свечи дрогнул - и она исчезла, бесследно исчезла, и осталась только тьма.
  - Это все причуды дрожащего света, - поспешно сказал Шортхаус, хотя голос с трудом повиновался ему и звучал неестественно. - Идемте, тетушка. Здесь ничего нет.
  Он силой повел ее дальше. Решительной поступью, демонстрируя показную неустрашимость, они продолжили свой путь, но Шортхаус не мог сдержать дрожи, словно за ворот ему насыпали муравьев, а тетушка - судя по тому, какая тяжесть повисла у него на руке, - не сумела бы сделать ни шагу без его помощи. В буфетной, похожей на большую тюремную камеру, было холодно. Они обошли всю комнату, подергали за ручку дверь, ведущую во двор, и убедились, что она надежно заперта. Тетя Джулия двигалась точно сомнамбула. Ее мужество казалось Шортхаусу изумительным. В то же время ему чудилось, что ее лицо как-то странно, неуловимо изменилось.
  - Здесь ничего нет, тетушка, - быстро повторил он, повысив голос. - Давайте пройдем наверх и осмотрим весь дом. А затем уж выберем, в какой комнате лучше остаться.
  Она послушно последовала за ним, держась поближе. Они заперли за собой кухонную дверь и с облегчением снова поднялись наверх. Теперь вестибюль не выглядел таким темным, как прежде, поскольку лунный свет спустился по ступеням чуть ниже.
  Они устремились в темные пространства верхней части дома, стараясь не шуметь, но половицы то и дело предательски поскрипывали у них под ногами.
  На втором этаже они обнаружили две спаренные гостиные, но осмотр не принес никаких результатов: ни малейших доказательств того, что кто-то бывал тут в последнее время. Даже мебели не осталось - только сумрак и неприбранная пыль повсюду. Шортхаус распахнул створки больших дверей, разделяющих две комнаты, затем вместе с тетей вернулся на лестничную площадку, чтобы продолжить свое восхождение.
  Однако, успев преодолеть больше дюжины ступенек, оба одновременно замерли, прислушиваясь, и обменялись тревожными взглядами над неверным пламенем свечи. Из комнаты, которую они покинули едва ли десять секунд назад, донесся тихий скрип затворяемой двери. Не могло быть сомнений: они услышали, как со стуком захлопнулись створки и раздался резкий щелчок дверной щеколды.
  - Надо вернуться и посмотреть, в чем дело, - проронил Шортхаус негромко и развернулся, намереваясь вновь спуститься вниз.
  Усилием воли тетя Джулия заставила себя последовать за ним, с мертвенно-бледным лицом, путаясь в подоле платья.
  Когда они вступили в первую гостиную, то сразу увидели, что двустворчатые двери кто-то закрыл - и всего полминуты прошло с тех пор. Шортхаус немедленно распахнул их. Он почти ожидал увидеть кого-нибудь во второй комнате, но там его встретили только темнота и прохлада.
  Шортхаус и тетушка Джулия исследовали обе комнаты, не обнаружив ничего необычайного. Они гадали, как двери могли захлопнуться сами по себе. Ведь в комнате не ощущалось ни малейшего сквозняка: даже огонек свечи здесь не дрожал. А тяжелые створки просто так не сдвинулись бы с места. Тишина вокруг стояла кладбищенская. Несомненно, комнаты были абсолютно пусты, а весь дом словно замер.
  - Начинается! - прошептала тетя Джулия совсем рядом, и Шортхаус с трудом узнал ее голос.
  Он согласно кивнул и достал часы, чтобы заметить время. Они показывали без четверти двенадцать; он решил сделать первую заметку в записной книжке - указать, что именно произошло, - и поставил подсвечник на пол, чтобы руки были свободны. Несколько секунд ушло на то, чтобы для верности прислонить его к стене.
  Тетя Джулия говорила потом, что смотрела совсем в другую сторону: ей почудилось какое-то движение в соседней комнате, - но при этом они с племянником сходились во мнении, что в этот момент неожиданно послышался топот, словно кто-то промчался мимо, - и тут же свеча погасла!
  Но Шортхаусу довелось увидеть поболее того, и он не уставал благодарить свою счастливую звезду, что тетушка ничего не заметила. Когда он разогнул спину, пристроив поудобнее еще не погасшую свечу, перед ним - совсем близко, на уровне глаз - вдруг появилось лицо мужчины, обуреваемого страстями и одержимого неукротимой яростью, - загорелое, с грубыми чертами и полными гнева, дикими глазами. Это было лицо обычного человека с выражением самой обычной злобы. Но Шортхаусу оно показалось отвратительным в своей порочности.
  Шортхаус не ощутил ни малейшего движения воздуха, только услышал приглушенный звук быстрых шагов, точно кто-то бежал босиком или в одних чулках; затем появилось это лицо - и почти одновременно погасла свеча.
  Шортхаус невольно вскрикнул и едва не потерял равновесие, потому что тетя буквально повисла на нем, не помня себя от ужаса. Она не издала ни звука, просто прижалась к нему всем телом. Но, к счастью, она ничего не видела - только услышала чьи-то стремительные шаги, поэтому самообладание вернулось к ней почти сразу, и Шортхаус смог высвободиться и зажечь спичку.
  Тени отшатнулись от яркого света, и тетушка нагнулась, чтобы поднять портсигар с бесценной свечой. Тут они обнаружили, что огарок не просто погас; он был растоптан. Фитиль был вдавлен в наплывы воска, словно смятые чем-то плоским и тяжелым.
  Шортхаус изумился, увидев, как быстро тетушке удалось справиться с ужасом; восхищение ее храбростью многократно возросло, более того - подобное мужество воодушевило его, за что он был несказанно благодарен тете. Столь же сильно удивило Шортхауса и физическое свидетельство чьего-то присутствия. В памяти всплыли некогда слышанные истории о весьма опасных возможностях медиумов, способных материализовать потусторонние явления; если это правда, и он сам или его тетушка обладали подобным даром - значит, они просто помогали сконцентрироваться неким силам населенного призраками дома, где атмосфера и без того накалена до предела. С таким же успехом можно подносить зажженную лампу с открытым фитилем к бочонкам на пороховом складе.
  Стараясь не думать об этом, Шортхаус снова зажег свечу и направился дальше. Рука в его ладони подрагивала, это правда, да и его собственная поступь порой была неуверенной, но они размеренно двигались вперед и, после безрезультатных блужданий по третьему этажу, поднялись на чердак.
  Там они обнаружили скопление тесных комнатушек для прислуги, где их взору предстали обломки мебели, грязные плетеные стулья, комоды, разбитые зеркала, ветхие кровати. В спальнях, унылых и неопрятных, были наклонные потолки, уже затянутые местами паутиной, маленькие окошки и плохо отштукатуренные стены. И Шортхаус, и тетя Джулия рады были уйти прочь.
  Ближе к полуночи они вернулись в маленькую комнатку на третьем этаже - прежнюю гардеробную рядом с лестничным пролетом - и решили провести в ней остаток ночи. Она была абсолютно пуста. По слухам, именно здесь разъяренный конюх настиг загнанную сюда жертву. Снаружи, за узкой лестничной площадкой, начинались ступени, ведущие наверх - в комнаты прислуги, которые они только что обыскали.
  Несмотря на то, что ночь была прохладной, нестерпимо хотелось открыть окно. Более того, Шортхаус испытывал странное чувство: в этом помещении ему труднее всего было держать себя в руках. Что-то неладное творилось с нервами, решимость таяла, воля слабела. Не прошло и пяти минут, как это стало очевидным, и столь короткого времени хватило, чтобы он ощутил, к своему величайшему ужасу, полный упадок жизненных сил, а подобное испытание казалось ему самым страшным.
  Свечу они с тетей поставили на нижнюю полку буфета, оставив дверцу приоткрытой всего на несколько дюймов, чтобы свет не резал глаза, и тени не плясали по стенам и потолку. Затем они расстелили плащ на полу и сели в ожидании, прислонившись спиной к стене.
  Шортхаус сидел в двух футах от двери; отсюда прекрасно видны были главная лестница, уводящая во тьму, и лесенка на чердак. Тяжелая трость лежала рядом, под рукой.
  Высоко над домом сияла луна. Из открытого окна дружелюбно подмигивали звезды, словно добрые знакомые с небес. Все городские часы пробили полночь, и когда звон затих, повсюду снова воцарилось молчание безветренной ночи. Только гул морского прибоя в отдалении наполнял воздух приглушенным шелестом.
  Тишина в доме стала невыносимой - невыносимой, как подумал Шортхаус, потому что в любую минуту ее могли нарушить самые зловещие звуки. Напряженное ожидание все больше действовало на нервы; Шортхаус разговаривал с тетей шепотом, да и то изредка, поскольку громкие голоса звучали странно и неестественно. Комнату наполнил зябкий холод, виной которому была вовсе не ночная прохлада. Воля, направленная против незваных гостей, кому бы она ни принадлежала, постепенно лишала их уверенности в себе и способности действовать решительно; силы убывали, и перспектива столкновения с чем-то поистине кошмарным стала теперь еще страшнее. Шортхаус отчаянно боялся за пожилую даму, прижавшуюся к нему, ведь скоро ее спасительная отвага иссякнет.
  Он чувствовал, как пульсирует кровь. Порой ему казалось, что слишком громкое биение сердца мешает различить иной шум, постепенно нарастающий в глубине дома. Всякий раз, как Шортхаус пытался сосредоточиться, звуки неизменно затихали.
  Пока что они явно не приближались. Тем не менее, Шортхаус не мог избавиться от ощущения, что в нижних комнатах кто-то движется. Гостиная, где неожиданно и без причины захлопнулись двери, была слишком близко - звуки определенно исходили из более дальней точки. Шортхаус подумал о большой кухне, где сновали черные жуки, и унылой крохотной буфетной; однако источник шума, казалось, находился где-то в другом месте - но, безусловно, внутри дома.
  И вдруг прозрение обрушилось на него, и на мгновение сердце замерло, а кровь заледенела. Звуки доносились не снизу; они шли сверху, из отвратительных сумрачных комнатушек для прислуги, с поломанной мебелью на полу, низкими потолками и узкими окнами - именно там убийца напал на свою жертву, вынудив ее спасаться бегством от неминуемой смерти.
  И едва Шортхаус понял, откуда исходят звуки, он стал слышать их более отчетливо. Это были шаги: кто-то двигался по чердаку у него над головой, минуя комнату за комнатой, огибая мебель...
  Шортхаус бросил быстрый взгляд на фигурку, замершую рядом, пытаясь угадать, сделала ли тетушка то же открытие. В слабом мерцании свечи из-за дверцы буфета ее резко очерченный профиль вырисовывался на фоне белой стены как грубовато вылепленный рельеф. Но Шортхаус не поэтому удивленно моргнул, и не поэтому затаил дыхание. Необычайная перемена произошла с ее лицом. Казалось, что кто-то надел на нее маску: разгладились глубокие бороздки, прочерченные временем, кожа натянулась чуть сильнее, так что морщины исчезли; от этого лицо сделалось почти детским - только взгляд оставался старым.
  Шортхаус лишился дара речи, глядя на нее в изумлении, близком к ужасу. Несомненно, это по-прежнему были тетушкины черты, но так она выглядела лет сорок назад, в беззаботной, невинной юности. Ему доводилось слышать истории о том, что страх способен оказывать на людей столь странное воздействие, полностью стирая следы иных эмоций, счищая налет былых страстей; однако он никогда не думал, что это так - в буквальном смысле слова, что все может быть так просто и ужасно. На тетином лице не осталось ничего, кроме гримасы неодолимого страха; и когда, ощутив пристальный взгляд, тетушка обернулась, Шортхаус невольно закрыл глаза покрепче, чтобы не видеть этой картины.
  Но когда он осмелился разомкнуть веки минуту спустя, то, к величайшему облегчению, увидел, что выражение ее лица изменилось: несмотря на смертельную бледность, тетя улыбнулась, и ужасная маска исчезла - прежний облик вернулся к ней.
  - Все ли в порядке? - только и смог вымолвить Шортхаус. Ответ этой удивительной пожилой дамы был показательным:
  - Мне холодно... и немного страшно, - прошептала она.
  Шортхаус предложил закрыть окно, но тетушка удержала его, умоляя не уходить даже на мгновение.
  - Что-то происходит наверху, я знаю, - тихо вымолвила она. - Только вряд ли я смогу заставить себя подняться туда.
  Однако Шортхаус придерживался иного мнения: он понимал, что решительные действия скорее всего помогут вернуть утраченное самообладание.
  Он достал фляжку и налил в стаканчик чистого коньяка, достаточно крепкого, чтобы придать человеку силы. Тетя Джулия сделала глоток, и легкая дрожь прошла по ее телу. Сейчас Шортхаус думал лишь о том, как выбраться из дома, пока она не упала в обморок; при этом он сознавал, что опасно бежать от противника, поджав хвост. Бездействовать далее было невозможно; контроль над собственными чувствами слабел с каждой минутой, и следовало без промедления предпринять самые отчаянные, решительные меры. И уж лучше не спасаться бегством, а наступать на врага и достойно встретить ужасную кульминацию, если она необходима и неизбежна. Шортхаус чувствовал, что способен сделать это сейчас, но десятью минутами позже сил могло не хватить ему одному, а на двоих - тем более!
  Тем временем шум наверху нарастал, он приближался. Кто-то двигался, осторожно ступая по скрипучим половицам и натыкаясь на мебель.
  Подождав несколько мгновений, пока изрядная порция алкоголя окажет свое воздействие, и понимая, что эффект при таких обстоятельствах продлится недолго, Шортхаус неслышно поднялся на ноги и твердо заявил:
  - Теперь, тетушка Джулия, мы отправимся наверх и узнаем, чем вызван этот шум. Вы тоже должны пойти, как мы и договаривались.
  Он подхватил трость и достал свечу с буфетной полки. Тетушка безвольно поднялась позади него, тяжело дыша, и он услышал слабый голос, уверяющий, что она готова. Шортхауса поражала ее храбрость - неизмеримо большая, чем его собственная; и когда они вместе тронулись в путь, высоко держа истекающую воском свечу, от этой дрожащей, бледной женщины рядом с ним исходила непонятная, величественная сила, вдохновляя Шортхауса, заставляя его устыдиться своей трусости, - и без этой поддержки он справился бы с испытаниями этой ночи намного хуже.
  Они пересекли темную лестничную площадку, избегая глядеть во мрак за перилами. Затем стали подниматься по узкой лестнице навстречу звукам, которые с каждой минутой становились все громче и слышались все ближе. На полпути тетушка Джулия споткнулась, и Шортхаус остановился, чтобы поддержать ее; именно в этот миг раздался ужасающий грохот наверху, в коридоре прислуги. И немедленно раздался пронзительный вопль - крик животного ужаса и одновременно мольба о помощи.
  Прежде чем они смогли отодвинуться или спуститься на ступень вниз, кто-то промчался по коридору у них над головой, то и дело спотыкаясь, в безумной гонке - а затем на полной скорости, перескакивая через три ступени, побежал вниз по той самой лестнице, где они стояли. Шаги были легкими и неуверенными, но позади слышалась более тяжелая поступь другого человека - такая тяжелая, что лестница под ним сотрясалась.
  Шортхаус и его спутница успели только прижаться к стене, когда верхние ступени задрожали от топота, и два человека, один за другим, скатились вниз. Ураган звуков разрушил полночную тишину пустого дома.
  Преследователь и жертва промчались мимо: половицы на лестничной площадке дважды скрипнули у них под ногами. При этом ни Шортхаус, ни тетушка Джулия не увидели совсем ничего - ни рук, ни плеч, ни лиц, даже краешка развивающихся одежд не разглядели.
  На секунду все замерло. Затем беглец с более легкой походкой попытался скрыться в той комнате, которую только что покинули Шортхаус с тетушкой. Второй человек ринулся следом. Оттуда донеслись звуки борьбы, хрипы и приглушенные крики; потом на площадке вновь раздались шаги - тяжелые, неуклюжие.
  Полминуты продолжалось мертвенное безмолвие, и вдруг послышался свист стремительно рассекаемого воздуха. И в глубине дома что-то с глухим стуком и хрустом ударилось о каменные плиты пола.
  И снова воцарилось абсолютная тишина без единого шороха. Свеча горела ровным пламенем - за все это время огонек не дрогнул, и воздух был недвижим. Парализованная ужасом тетя Джулия, не дожидаясь, последует ли за ней спутник, нетвердой походкой стала спускаться вниз; она беззвучно плакала, и когда Шортхаус обнял ее, поддерживая, то ощутил, что она дрожит как осиновый лист. Он свернул в маленькую комнату и поднял с пола плащ, и, рука об руку, они медленно миновали три лестничных пролета - молча, не оглядываясь, - и добрались до вестибюля.
  Там никого не было, но пока они шли вниз, их не покидало странное ощущение, что за ними по пятам кто-то идет, то отставая, когда они ускоряли шаг, то вновь нагоняя, стоило им приостановиться. Однако ни разу они не обернулись, чтобы убедиться в этом; на каждом повороте лестницы и тетя Джулия, и ее племянник опускали взгляд, опасаясь увидеть на верхних ступенях тот ужас, что преследовал их. Шортхаус распахнул входную дверь дрожащей рукой, и они вышли на лунный свет и глубоко вдохнули прохладный воздух, принесенный ночным бризом с моря.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"