Скоркин Константин Юрьевич : другие произведения.

Бела Кун - "венгерский Ленин"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Бела Кун - крайне зловещая фигура в истории Центральной и Восточной Европы. В истории родной Венгрии он стал человеком, который добился отождествления еврейства с коммунизмом, что имело самые трагические последствия для венгерских евреев - подозрительное отношение к одной из самых динамичных групп венгерского общества закрепилось на все межвоенные годы. "Наследие" Белы Куна давало о себе знать и много лет спустя после неудачного эксперимента по провозглашению советской власти в Венгрии в 1919: в годы 2-й мировой войны, когда венгерские националисты оказались сообщниками гитлеровского плана геноцида, обосновывая свою кровавую деятельность призраком Белы Куна, сгинувшего к тому времени в сталинской чистке, и в 1956, во время трагического восстания в Будапеште против коммунистов, которое приняло явный антисемитский характер, ведь во главе венгерских сталинистов, действительно стояли евреи из числа бывших соратников Белы Куна. В истории же СССР фигура Куна является каноническим образцом "интернационалиста" - агрессивного этномаргинала, охотно берущегося исполнять наиболее кровавые и грязные поручения режима, в итоге оказываясь в числе подлежащих уничтожению исполнителей. Имя Белы Куна до сих пор носят улицы и площади в России и Крыму, так что этот деятель не совсем "растворился в прошлом".
  Ранние годы
  
  Будущий "венгерский Ленин" появился на свет 20 февраля 1886 в трансильванской деревне Леле близ города Силадчех. Сейчас это румынская территория, а в конце 19 века Трансильвания с ее смешанным венгерско-румынским населением входила в состав Венгерского королевства двуединой Австро-Венгрии. Между 1864 и 1900 - еврейское население Трансильвании увеличилось с 25 до 53 тысяч человек (2,2% от всего населения), евреи имели равные права с христианским населением и испытывали тенденцию к ассимиляции в венгерской или немецкой культурной среде. К таким ассимилированным кругам принадлежала и семья нашего героя.
  Фамилия его родителей была Кон - германизированной версией древнееврейской фамилии Коэн, означавшей принадлежность предков к кохэнам - жреческому сословию древней Иудеи, колену потомков пророка Аарона. Позднее их сын Бела "мадьяризирует" фамилию и станет Куном, так же поступят и его родители в 1916.
  Несмотря на такую звучную фамилию Коны были секуляризованными евреями, в некоторых источниках указывается даже, что мать Кона Розалия (урожденная Гольдберг) была христианкой и принадлежала к венгерскому религиозному меньшинству - протестантам-кальвинистам. Его отец Мориц Кон был волостным нотарем - мелким чиновником, выполнявшим функции сельского нотариуса и писаря, писавшего для малограмотных крестьян прошения. Мать вела домашнее хозяйство. У Белы Кона были также младшие сестра Ирена (1887-?) и брат Шандор (Александр) (1889-1937). Семья жила небогато, помимо нотариальных забот, у отца был свой земельный участок, который обрабатывался силами домочадцев, так что эти трансильванские евреи жили вполне крестьянской жизнью. По благосостоянию семьи существенно било то, что глава семейства был алкоголиком - впоследствии Бела рассказывал жене, что когда отец брал в детстве его с собою в город на ярмарку, то сыну часто приходилось часами сидеть на телеге, ожидая возвращения отца из корчмы, где Мориц пил до тех пор, пока не спускал до копейки всю свою ярмарочную выручку.
  В конце концов, Мориц попал в тюрьму - жена Белы Куна утверждает, что его погубил местный помещик граф Дегенфельд, который пытался склонить его к соучастию в каких-то махинациях.
  Еще до ареста отец решил отдать Белу, уже закончившего начальную сельскую школу в Леле, в гимназию в городе Зилах (ныне румынский город Зилэу), основанную венгерским политиком и меценатом бароном Миклошом Весселеньи (1796-1850). Чтобы подтянуть сына в науках, Мориц Кон нанял ему репетитора - студента выпускного класса этой же гимназии Эндрё Ади, будущего выдающегося венгерского поэта. Его брат Лайош Ади вспоминал: "Отец (Мориц Кон-С.К.)...поручил сына заботам Банди (прозвище Э.Ади - С.К.) с такой инструкцией: перед каждым уроком он должен был бить его палкой. Причем только по голове, все остальное он уже не чувствует - привык". Этот эпизод хорошо характеризует и методы воспитания в семье Конов, и уже закладывающийся в детстве упрямый и брутальный характер самого Белы.
  После освобождения из тюрьмы главы семейства Коны перебираются в город Коложвар, крупный венгерский культурный центр Трансильвании (ныне город Клуж в Румынии). Здесь Мориц устраивается на работу писарем в кадастровую контору, семья поселяется в предместье. Бела продолжает учебу в Коложварском реформатском коллегиуме - кальвинистской гимназии, которая считалась одной из лучших в Венгрии. В гимназии Кун учился хорошо, особенно его привлекала венгерская литература, в частности творчество национального поэта Шандора Петёфи. Этот поэт считается фактически родоначальником венгерской поэзии, "венгерским Пушкиным" (при этом он не был этническим венгром, его настоящее имя Александр Петрович, отец был сербом, а мать - словачкой). Петёфи давал молодому Беле первые уроки революционной романтики - поэт был одним из лидеров венгерской революции 1848-49, подавленной русскими интервентами, сам он погиб в бою с казаками генерала Паскевича.
  С творчеством Петёфи связаны начало и конец литературной карьеры Белы Куна. Его сочинение "Патриотическая лирика Петёфи и Араня" в 1903 получило первую премию на литературном конкурсе в коллегиуме. Последней работой Куна, которой он занимался перед арестом в 1937, было редактирование сборника стихов венгерского классика.
  На почве венгерского патриотизма он конфликтовал с немецкими педагогами, отказываясь изучать немецкий язык, символ габсбургского угнетения Венгрии. Подобное обостренное национальное чувство характерно для многих будущих революционеров еврейского происхождения, живших в условиях многонациональной Австро-Венгрии. Примерно в эти же годы в австрийской Галиции гимназист Карл Радек становится яростным польским патриотом, сторонником возрождения польской государственности. "Польский патриотизм пленил меня, несмотря на его католическую оболочку", - писал он в автобиографии. Но патриотическое движение не принимало в свои ряды евреев (Радека изгоняют из гимназии после публичного доноса со стороны краковского националиста-антисемита) и в итоге Радек отдает предпочтение космополитическому марксистскому социализму.
  Примерно тот же путь проделывает и Бела Кун. Согласно канонической марксистской биографии еще в годы учебы в коллегиуме он завязывает связи с венгерскими социал-демократами (с ними его знакомит давешний репетитор Ади). В любом случае у коложварских педагогов он оказался на особом учете. После завершения Белой гимназии в 1903, ее директор Лайош Шаркань сказал его отцу (в 1928 эти слова Мориц Кон пересказал жене Белы): "Сударь, ваш сын закончил гимназию, и, как видите, довольно успешно. Но я считаю своим долгом предупредить вас: если вам не удастся удержать его от провозглашения бунтарских идей, то, может статься, ваш сын будет великим человеком, но, может быть, он окончит жизнь на виселице". Слова директора оказались пророческими - сбылось и то, и другое.
  Получив аттестат зрелости, Бела, по настоянию отца, поступает на юридический факультет Коложварского университета. Однако особого интереса к учебе не проявляет, его настоящим увлечением становится журналистика, его литературный псевдоним Кун вскоре становится его официальной мадъяризированной фамилией. Первые его статьи выходят в коложварской либеральной газете "Коложвари Фрисс Уйшаг", в основном это пламенные политические памфлеты. В одной из своих статей "Русские дела", он приветствует революцию 1905 года в Российской империи: "Рушится дворец царя и на руинах аристократии будет воздвигнуто царство свободы!". В другой заметке он передает привет восставшей команде броненосца "Потемкин". В конце концов стихия радикального журнализма полностью захватывает Белу, к большому неудовольствию отца, в 1906 он бросает учебу и уезжает в город Надьварад (ныне Орадя в Румынии), где устраивается на работу в местную консервативную газету "Сабадьшёг". Редактор издания быстро остужает пыл юного экстремиста: "Я сообщил Куну, что меня вовсе не интересует его политическое вероисповедание, а поскольку ему самому придется ходить в здание муниципалитета, то будет лучше, чтобы он не выпячивал свою приверженность идеям социализма". Однако параллельно с работой в благонамеренном издании, издавал вечерний листок "Элере" в котором был единственным сотрудником и в котором отводил душу в радикализме (характерно, что обе газеты финансировал один человек - еврей Арпад Ласки, типичное для провинциального издателя раскладывание яйц в разные корзины). В Надьвараде у Куна складываются деловые отношения с местными социал-демократами, через них он знакомится с лидерами партии Шандором Гарбаи, Дежё Бокани и др. Социал-демократическая партия в эти годы становится прибежищем для молодых ассимилированных евреев, имеющих политические амбиции, как главная демократическая сила, противостоящая националистически-консервативному бомонду венгерской политики. Олицетворением этой тенденции были молодые интеллектуалы Эрвин Сабо и Дьюла Альпари. Библиотекарь из Будапешта Сабо, переводчик сочинений Маркса и Энгельса, в 1900-1902 редактировал главную газету партии "Нешава". Журналист Альпари, которому родители готовили будущность раввина, в 1907 стал лидером молодежной организации социал-демократов, и вместе с немецким коллегой Карлом Либкнехтом провел в Штуттгарте первый съед Социалистического интернационала молодежи. Интеллектуальное пространство формировали Общество социальных наук, связанный с ним гуманитарный журнал "Хусадик сазад\ХХ век", студенческое вольнодумное общество "Галилей" и масонская ложа Игнаца Мартиновича. Основателем общества "Галилей" был еврей-выкрест Кароль Поланьи, молодой философ и публицист, сын разорившегося железнодоржного магната, семья Поланьи дала миру ряд видных интеллектуалов, в их числе Нобелевский лауреат по химии 1986 года Джон Поланьи (племянник Кароля). Видным участником этого интеллектуального клуба был социолог Кароль Мангейм, сын текстильного фабриканта. Одним из основателей Общества социальных наук и журнала "ХХ век" стал еврей-выкрест Оскар Яси, в будущем министр национальных меньшиств в 1918-19. Из этих же кругов вышел блестящий интеллектуал Дьердь Лукач, барон фон Сегеди, сын принявшего христианство и возведенного во дворянство еврейского банкира Йожефа Лёвингера, одного из самых богатых и влиятельных людей Венгрии того времени. Лукач был учеником немецких социологов Георга Зиммеля и Макса Вебера, и впоследствии основал собственную "Независимую школу гуманитарных наук". Дети еврейских предпринимателей, занимавших в Венгрии нишу национальной буржуазии, не находили реализации своим амбициям в кастовом венгерском обществе, управляемом аристократией и католической церковью, и политический радикализм казался им удобным инструментом его переустройства. В то же время еврейская интелигенция, в условиях многонационального Венгерского королевства, половину населения которого составляли национальные меньшинства - словаки, румыны, хорваты, украинцы, отождествляли себя с господствующей нацией и венгерско-немецкой культурной гегемонией.
  От столичных радикалов не отставал и провинциальный журналист Бела Кун. Радикальные публикации Куна вызывают скандалы, в которых закаляется боевой нрав журналиста - в январе 1907 Бела, говоря современным языком, "забивает стрелку" своему коллеге Дьюле Награди, на встречу оба журналиста приходят с группой поддержки, в ходе драки Награди пытался застрелить Куна, но тот сумел вырубить противника тяжелой тростью. Заинтересовались Куном и власти - весной 1907 Кун участвует в организации забастовки в Коложваре, лично уговаривает привезенных из Моравии штрейкбрехеров присоединяться к бастующим рабочим, а затем пишет подстрекательскую брошюру. 14 мая 1907 Кун был арестован и предстал перед Коложварским королевским судом, присяжные признали его виновным в призывах к насилию против власти, он был приговорен к шести месяцам тюрьмы и 200 кронам штрафа.
  После освобождения Кун живет в Коложваре, работает секретарем страховой рабочей кассы, продолжает писать статьи для левой прессы, в декабре 1908 его избирают в исполком трансильванского районного комитета социал-демократической партии Венгрии. В 1909-12 Кун был постоянным участником оппозиционных митингов, выступает против консервативного курса венгерского правительства, в защиту свободы слова и против милитаризма.
  В 1911 в Коложваре Кун знакомится с Иреной Грюн (более известна под фамилией Гал) (1890-1974), студенткой местной консерватории. Ее отец, разорившийся еврей-арендатор Шмуэль Грюн, работал бухгалтером в коложварской больнице, а затем чиновником на соляных копях в Надьенеде. О бунтаре Куне ходили зловеще-восторженные слухи по городу, и этот мятежный образ привлек романтическую девушку. Впервые она увидела Куна на рабочей демонстрации: "Там шествовали рабочие, и во главе их в широкополой шляпе с огромным красным галустуком на шее шагал молодой человек и вместе с демонстрантами пел "Марсельезу". Познакомившись в доме у общих знакомых, Кун стал ухаживать за Иреной. Как положено молодому радикалу, он занимался просвещением далекой от политики девицы, например, принес ей для ознакомления книгу Бебеля "Женщина и социализм". Ирену настораживал вздорный нрав Белы, его язвительность и высокомерие, но ее поклонник был настойчив. В конце концов, он сделал ей предложение: "Будьте моей женой, обидно, если вы выйдете за какого-нибудь мещанина и проведете с ним скучную жизнь". Думается, Ирена в дальнейшем часто вспоминала эти слова, которые она приводит в воспоминаниях о Беле, особенно, когда была на сталинской каторге. Разумеется, отец Ирены, добропорядочный консервативный еврей, поклонник ведущего венгерского политика графа Тисы, и слышать не хотел о зяте - бунтовщике. Однако Бела не уступал, два года длилось его противостояние с отцом Ирены, который даже увез дочь из Коложвара от греха подальше. Однажды Бела Кун приехал выступать на оппозиционном форуме в Надьенеде, где жила семья Грюнов. Узнав об этом, отец Ирены был убежден, что Бела приехал ругать правительство в город, специально, чтобы насолить семье невесты и в очередной раз запретил Ирене думать о нем. Наконец, взятый измором отец сдался и 29 июня 1913 Бела и Ирен поженились. Квартиру молодоженам снял и обставил брат невесты, богатый адвокат.
  Нельзя сказать, чтобы в браке Ирена была особенно счастлива, судя по ее воспоминаниям Бела был невнимательным и грубым мужем, полностью погруженным в свои дела, дома он появлялся поздно вечером в компании товарищей по партии, которых необходимо было кормить. При этом Бела в присутствии приятелей всячески высмеивал жену, привыкшую к "буржуазности" и потому неумелую в быту. Этот вечно коммунальный быт с массой гостей, будет преследовать ее всю жизнь, уже, будучи советским вельможей, Бела устраивал из своей московской квартиры "гостиницу и ресторан". Денег в доме никогда не было, Бела зарабатывал мало, а тратить любил широко, Ирен пишет, что с его привычками ему надо было быть богачом, а не социалистом.
  В политическом плане в эти годы Бела Кун наращивал свой авторитет внутри партии, вокруг него стали группироваться молодые радикалы, недовольные умеренностью партийных вождей, вошедших в 1912 в блок с либерально-буржуазной оппозицией. Выпадами в адрес "заевшихся" и оторвавшихся от масс "будапештских вождей" полна его речь на ХХ партийном съезде в октябре 1913. Это процесс был важным моментом инициации нового политического поколения, выходившего на арену накануне 1-й мировой войны.
  Весной 1914 Ирена забеременела, однако радость материнства была омрачена зловещими новостями - в июле 1914 Австро-Венгрия вступила в войну с Сербией, что стало началом мировой войны. В конце 1914 Кун был мобилизован в австро-венгерскую армию, его как "образованного" направили в офицерское училище, а 21 января 1915 у него родилась дочь Агнеш. Ирен с новорожденной переехали в родительский дом, Бела навещал семью в кратких отпусках. Его радикальной натуре претила казарма и армейская субординация, выписывавший ему повестку офицер не скрывал радости по поводу того, что армия перевоспитает бунтаря, но, как вспоминает жена, Бела старался держаться в руках и не давать повода для конфликтов с "реакционным офицерством", которые для него могли окончиться трибуналом. Затем Белу, получившего чин лейтенанта военного времени, отправили на русский фронт, в одном из сражений летом 1915 он был тяжело контужен и провел несколько месяцев в госпитале. Младший брат Белы Шандор Кун также был тяжело ранен на русском фронте - одна пуля попала в лицо, две в легкие, он больше года провел в больнице, а затем вновь был направлен на войну. Воевал на итальянском фронте и старший брат жены Куна.
  После выздоровления Кун вернулся в строй. Летом 1916, во время успешной наступательной операции русской армии под Луцком, в ходе т.н. Брусиловского прорыва, Бела Кун, в числе других тысяч венгерских солдат, попал в плен. Его отправили в лагерь для военнопленных в сибирском городе Томск, здесь начинается новая глава его судьбы.
  
  Большевик
  
  В томском лагере для военнопленных Куна ждала встреча с группой радикально настроенных соотечественников. Ее неформальным лидером был лейтенант австро-венгерской армии Ференц Мюнних. До войны Мюнних изучал право на том самом юрфаке Коложварского университета, который так и не закончил Кун. Эта группа молодых младших офицеров была настроена крайне антивоенно, пребывание на фронте внушило им отвращение к мясорубке позиционной войны, все они сочувствовали идеям социализма. Другие военнопленные, настроенные патриотически, к кружку Мюнниха относились негативно, считая их антивоенные разговоры предательскими. Бела Кун, как наиболее политически подкованный быстро стал лидером группы. Тем более, что в России начались большие перемены. В феврале 1917, в результате комбинации народных выступлений и заговора либеральной оппозиции в Петрограде была свергнута монархия, открывшаяся политическая свобода дала возможность свободной агитации радикальных социалистов, среди которых своей бескомпромиссностью выделялись большевики. Их лидер Владимир Ленин выдвинул шокирующий тезис - мировая империалистическая война должна перерасти в мировую гражданскую войну пролетариата и буржуазии. Бела Кун жадно ловит известия из охваченной смутой России, он устанавливает связь с томским комитетом социал-демократов, а уже в апреле 1917 в томской газете "Новая жизнь", появляется статья "венгерского офицера социал-демократа", в которой он приветствует "победоносную русскую социал-демократию" (интересно, что письмо в редакцию он отравил из томского сумасшедшего дома, где он лежал на лечении). Кун желая принять участие в русской революции подает прошение о разрешении ему проживать за пределами лагеря на частной квартире, но получает отказ. Однако это не мешает ему регулярно бывать на заседаниях социал-демократического комитета и в библиотеке Томского университета, его снабжают революционной литературой, русские революционеры даже покупают мерзнущему Куну валенки. Пока он общается с русскими товарищами по-немецки, но усиленно изучает русский язык. Молодые социал-демократки Конкордия Востротина и Татьяна Сибирцева, бывшие переводчиками Куна, дают ему рекомендацию на вступление в РСДРП. Судя по восторженным воспоминаниям, оставленным революционерками, их связывали с пылким венгерским товарищем не только партийные отношения.
  По мере "углубления революции" условия содержания пленных становятся все более либеральными, и Кун активно погружается в революционную жизнь Томска. В сентябре 1917 организация томских социал-демократов раскалывается, Кун принимает сторону ленинцев, его избирают членом Томского губернского комитета РСДРП (б).
  Вести об участии Куна в русской революции доходят до его родины, там их трактуют однозначно - смутьян снюхался с русскими и ведет пораженческую агитацию в отношении Австро-Венгрии. Ирен Кун оказывается в изоляции, знакомые не хотят общаться с женой изменника, благонамеренные еврейские семьи отказываются от ее уроков музыки, что ощутимо бьет по семейному бюджету, ей передают угрозы патриотов, которые мечтают отрубить голову ее мужу.
  Тем временем в октябре 1917, партия, в которой теперь состоит Кун, в ходе вооруженного переворота приходит к власти в России. Кружок Куна переселяется из лагеря для военнопленных в особняк в центре Томска, сопровождаемый проклятиями венгерских патриотов в адрес "предателей". На венгерских "интернационалистов" у большевиков большие планы - являясь властью узурпаторов, они нуждаются в преданных соратниках, мало связанных с местным населением, в большинстве настроенном к новой власти враждебно.
  Власть большевиков вообще широко опирается на кадры этномаргиналов - в их силовом блоке ведущую роль играют латыши и поляки, кадровый голод в условиях саботажа царского чиновничества и демократической общественности восполняется за счет евреев. Впервые в России, где при царе для евреев существовал запрет на занятие государственных должностей (редкие исключения делались для выкрестов), лица еврейского происхождения занимают высшие посты. Внешней политикой советской России рулит публицист Лев Троцкий - Бронштейн, сын еврея-арендатора с юга Украины. Столицу русских императоров Петербург-Петроград возглавляет его земляк Григорий Зиновьев (Радомысльский), ближайший соратник Ленина, проделавший с ним рискованное путешествие в знаменитом "пломбированном вагоне". Первопрестольную Москву возглавил сын инженера-еврея Лев Каменев - Розенфельд. А председателем советского "парламента" - Центрального Исполнительного комитета советов (фактически должность главы государства) - стал большевик из Нижнего Новгорода Яков Свердлов, выходец из семьи еврейского ремесленника, приятель писателя Максима Горького.
  Успех социалистического переворота в стране неразвитого капитализма с преимущественно крестьянским населением и сильными пережитками феодализма, в корне противоречила марксистской догме, которая увязывала успех революции с развитием капитализма, в недрах которого должен вырасти его могильщик - революционный пролетариат. По этим раскладкам наиболее перспективной в плане революции была индустриальная Германия, с ее многочисленным рабочим классом и сильной социал-демократической партией. Умеренная часть русской социал-демократии, известная как "меньшевики", верная догматам марксизма, считала реалии России не подходящими для социализма, была убеждена в необходимости обустраивать демократическую республику и в итоге была сметена большевиками. "Гений" Ленина заключался в его прагматичном оппортунизме и волюнтаризме- вместо классической массовой партии он сделал ставку на группу спаянных строгой дисциплиной заговорщиков в духе знаменитой российской террористической организации "Народная воля", за причастность к которой был казнен его брат. Для того, чтобы найти союзников в лице многомиллионного крестьянства, он отобрал у своих конкурентов эсеров совершенно не марксистский лозунг "Земля - крестьянам" (по Марксу раздел земли между мелкими собственниками ведет к увеличению мелкой буржуазии). Наконец, для того, чтобы сорвать овации у истощенной четырьмя годами войны страны, он выбросил лозунг немедленного мира, который, впрочем, означал лишь переход войны в новую фазу - гражданскую.
  Бела Кун восхищался Лениным, его ловкие манипуляции с марксизмом открывали перед ним большие перспективы. Венгрия по социальной структуре была схожа с Россией - преимущественно аграрная страна, элиту которой составляет наследственная аристократия, слабое развитие капиталистических отношений и относительно малый процент пролетариата, зато наличие в крупных городах радикальной интеллигенции, в значительной мере выходцев из еврейского среднего класса. А это в свете успеха ленинской авантюры означало, что социалистическая революция в Венгрии возможна, а сам Кун может вполне стать "венгерским Лениным". Уже в конце 1917 Кун развивает в своих статьях идею "экспорта революции" на родину.
  В январе 1918 Кун едет из Сибири в революционную столицу Петроград, здесь он знакомится с "вождями" - Лениным, Троцким, Зиновьевым и Свердловым. Троцкий трудоустраивает бойкого венгра в аппарат своего народного комиссариата по иностранным делам, он работает в отделе пропаганды, который издает революционные газеты на всех языках мира. Кун участвует в издании большевистской газеты на венгерском языке "Немзеткёзи Социалиста". На базе этой газеты в Петрограде формируется кружок венгерских социалистов, таких же бывших военнопленных. Среди них выделяется Тибор Самуэли, венгерский социал-демократ, выходец из богатой еврейской семьи, до войны успешно совмещавший работу в левой газете "Непшава" с жизнью светского плейбоя. Двое других бывших военнопленных - еврей Матияш Ракоши и венгр Йожеф Черни уже занимаются формированием отрядов венгерских красных боевиков в поддержку советской власти. Сам Кун также вступает в один из таких отрядов, призывая военнопленных защищать "родину социализма". Этот отряд выступил на оборону Петрограда от немцев (тем самым официально на родине его участников признают изменниками).
  "Красные мадьяры" и другие интернационалисты широко участвуют в начальном этапе гражданской войны - во время штурма Киева в январе 1918 красной армией Муравьева из 5,5 тысяч бойцов, половину составляли "интернационалисты": китайцы, венгры, чехи, немцы... В июле 1918 именно на штыках латышей и венгров устояла ленинская власть во время мятежа левых эсеров (Бела Кун и Тибор Самуэли во главе венгерского отряда отбивали у эсеров почтамт). Широко участвуют интернационалисты и в различного рода карательных акциях "красного террора". В июле 1918 красные венгры, по всей видимости, участвуют в расстреле царской семьи в Екатеринбурге (на стене дома Ипатьева, где была произведена казнь, остался автограф одного из участников расстрела некоего "Верхаша Андраша", впоследствии распространялись неподтвержденные слухи, что в расстреле участвовал и сам Бела Кун). Всего на фронтах гражданской войны сражалось около 100 тысяч венгров-интернационалистов.
  Венгерское правительство с тревогой смотрело на масштабы вовлечения своих граждан в революционное движение, тем более, что дела на фронте для австро-венгерских войск шли далеко не блестяще, и в стране росло недовольство, выливавшееся в солдатские бунты и рабочие забастовки. 28 февраля 1918 министр внутренних дел Венгрии издал приказ взять под контроль возвращающихся из русского плена, для них был устроен специальный фильтрационный лагерь. Этот широко растиражированный советской пропагандой приказ повлиял на решение многих венгров остаться в России.
  В марте 1918 советское правительство подписывает Брестский мир с Германией и Австро-Венгрией. Кун встречает это решение настороженно - подписание мира на условиях "империалистов" грозило сорвать планы по экспорту революции, на которые возлагал надежды Кун, кроме того, становилось двусмысленным положение самого Куна, которого на родине объявили предателем. Однако в ходе аудиенции Ленин дал венгерским большевикам гарантии дальнейшего "сотрудничества" и 24 марта 1918 Кун и его соратники объявляют о создании Венгерской коммунистической группы, главной целью которой провозглашается подготовка революции в Венгрии.
  На повестке дня стоял еще один вопрос - прежний Интернационал, объединявший европейских социалистов, фактически прекратил существование в 1914, после того, как социал-демократы воюющих стран, поддержали свои национальные правительства, нарушив принципы пролетарского братства. У Ленина и Троцкого зрел план учреждения нового коммунистического Интернационала, который бы объединил сторонников мировой революции, смог бы стать ее штабом. Кун активно участвует в реализации этой идеи - под его руководством в Москве создается Федерация иностранных групп РКП(б), основа для будущего Коминтерна. Самым важным участком идеологической работы для Куна по прежнему остается венгерский "фронт" - он первым переводит главные работы Ленина на венгерский язык, пишет популярные брошюры, разъясняющие основы большевизма для венгерских интернационалистов, тут пригодился опыт журналиста. Выступая на Всероссийском съезде военнопленных 18 апреля 1918 Бела Кун обратился к венгерским товарищам: "Вернитесь домой, и подожгите всю страну от края до края!".
  Однако этот процесс вовсе не шел гладко. Если у венгров нашелся свой вождь, который вовлек их в ряды большевиков, то другая национальная группа бывших австро-венгерских военнопленных не была настроена также дружественно к новой власти. Речь идет о чехах. Не секрет, что 1-ю мировую войну значительные круги чешского общества восприняли, как враждебную их национальным интересам, чехи не охотно шли воевать за династию Габсбургов против братьев-славян и при каждом удобном случае сдавались русским в плен. Царское правительство начало формировать из этих пленных чехов добровольческие части, которые бы сражались против Австро-Венгрии за освобождение своей родины. Уже в 1917, при власти Временного правительства, эти подразделения были развернуты в отдельный корпус и приняли участие в боевых операциях русской армии. Чехословацкий корпус не принял Брестский мир, в красные части интернационалистов влилась лишь незначительная часть бывших чешских пленных (среди последних был писатель Ярослав Гашек), руководство корпуса договорилось с советским правительством об отправке чехословаков во Францию, где они продолжили бы воевать на стороне Антанты. Отправка должна была проходить из Владивостока, в итоге эшелоны корпуса растянулись по всей Транссибирской магистрали. В это же время встречным потоком из Сибири тянулись эшелоны с освобожденными венграми, которые в значительной степени вливались в красные ряды. Красочно описанная все тем же Гашеком вражда чешских и венгерских подданных Австро-Венгерской империи вспыхнула на российских просторах. Конфликт с советской властью начавшийся с самосуда чешских легионеров над венгром-хулиганом, перерос в полномасштабное противостояние. После приказа Троцкого о разоружении чехословаков, корпус поднял мятеж. Войдя в союз с антибольшевистскими силами, они взяли под свой контроль Поволжье и Сибирь. Ввязыванию чехословаков в гражданскую войну в России способствовали военные советники Антанты, стремившиеся к свержению ленинского правительства, заключившего сепаратный мир с центральными державами. Таким образом, первое масштабное противостояние гражданской войны было не только борьбой большевиков и их противников, но и схваткой между гражданами Австро-Венгерской империи, оказавшимися по разные стороны фронта. Мечта Ленина сбылась - общеевропейская гражданская война разгорелась. В стороне не остался и Бела Кун, в качестве комиссара красного венгерского отряда он отправился на восточный фронт, воевать за советскую власть.
  Все это время Ирена Кун жила в тревоге, на родине Беле грозила виселица за измену, к ней домой неоднократно приходили с обысками. Возвращавшиеся из России офицеры рассказывали о муже истории, повергавшие ее саму, и особенно ее родителей, в шок и трепет - Бела связался с опасными людьми, грабит и расстреливает вместе с ними. Впрочем, некоторые знакомые из числа партийных товарищей напротив ждали возвращения ее мужа, кажется, с некоторым нетерпением.
  К осени 1918 ситуация начала резко меняться. Тяжелое положение на фронтах, голод, массовое недовольство вели дунайскую империю к краху. Из армии дезертировало 250 000 человек, солдаты отказывались воевать. В этой обстановке подняли голову все национальные движения Австро-Венгрии. Император Карл, вступивший на престол в 1916, после более чем полувекового правления своего двоюродного деда Франца-Иосифа, в этих условиях пошел на встречу требованиям националистов, 16 октября он заявил о федерализации империи, что только подтолкнуло центробежные силы. На следующий же день венгерский парламент расторг унию с Австрией и провозгласил независимость Венгрии. Имперское правительство отчаянно маневрировало пытаясь спасти двуединую монархию, однако венгерский демарш открыл парад суверенитетов - примеру венгров последовали чехи и южные славяне.
  31 октября 1918, по призыву лидера оппозиции графа Михая Каройи и при активном участии социал-демократической партии в Будапеште была свергнута власть имперского наместника. Участники восстания прикрепляли к одежде цветки астр - эти события вошли в историю под названием "революции астр". В ходе восстания группа революционных солдат во главе с социал-демократом Йожефом Поганем расправилась с бывшим главой венгерского правительства графом Тисой, которого считали "поджигателем войны".
  3 ноября 1918 Австро-Венгрия капитулировала перед Антантой, а 5 ноября венгерские революционеры объявили о низложении монархии. Главой временного революционного правительства стал Каройи. Остановимся немного подробнее на личности этого "венгерского Керенского". Граф Михай Адам Дьёрдь Миклош Каройи де Надькаройи принадлежал к сливкам венгерской аристократии, его род играл большую роль в истории Венгрии. Одним из его знаменитых предков был Шандор Каройи, главнокомандующий венгерской армии во время восстания 1703-11 против габсбургского владычества. Граф Михай пошел по стопам славного предка, став одним из лидеров Венгерской партии независимости. Другой его страстью было увлечение идеями социализма, его даже провали "красный граф", подавая пример другим аристократам, он роздал все свои земли крестьянам. В годы мировой войны Каройи был лидером антивоенной оппозиции. После победы "революции астр" и отказа от венгерской короны императора Карла, Каройи 16 ноября 1918 провозгласил Венгрию республикой, а сам занял пост временного президента. В его планах было сохранение Венгрии в границах, которые достались по наследству от империи, в рамках которых он хотел создать демократическую федерацию, "восточноевропейскую Швейцарию". Однако эти идеалистические планы натолкнулись на два препятствия - с одной стороны победители настаивали на расчленении Великой Венгрии, с другой - революция разбудила к жизни национальные движения, и центробежные процессы охватили теперь саму Венгрию. О своих национальных устремлениях заявили словаки, трансильванские румыны, закарпатские украинцы и хорваты. "Восточноевропейская Швейцария" не успев возникнуть, затрещала по швам.
  При первых же известиях о революции в Австро-Венгрии, Бела Кун засобирался в дорогу. Перед отъездом он повидался с "советским президентом" Свердловым, тот напутствовал его словами: "Я думаю, что первый конгресс Коминтерна мы созовем уже у вас, в Будапеште". История широко распахивала перед ним двери.
  
  Революция
  
  Прибыв 14 ноября 1918 в Будапешт с паспортом на имя доктора Эмиля Шебештьена, Бела Кун первым делом устроил смотр рядов. Он встречался с молодыми радикалами, особенное внимание он уделял бывшим социал-демократам, исключенным из партии за левый экстремизм, революции нужны были преданные солдаты. Затем он отправился в Вену, в гости к лидеру австрийских социал-демократов Фридриху Адлеру. Отец Фридриха Виктор Адлер, крещеный еврей из Праги, был отцом австрийской социал-демократии и старым приятелем лидера большевиков, именно Виктор Адлер после начала 1-й мировой войны помог Ленину, которого австрийские власти интернировали как российского подданного, выбраться в нейтральную Швейцарию. После провозглашения 31 октября 1918 Австрийской республики Виктор Адлер буквально в последние дни своей жизни занимал пост министра иностранных дел, умер он 11 ноября того же года. Если отец был типичным парламентским социалистом, то его сын Фридрих был настоящим радикалом. Протестуя против участия Австро-Венгрии в войне, он решился на отчаянный шаг - прямо в ресторане венской гостиницы 21 октября 1916 застрелил имперского премьер-министра Карла Штюргка. Троцкий патетически писал об этом теракте: "Как героический стрелочник на железнодорожном полотне, который вскрывает себе вену и сигнализирует об опасности смоченным собственной кровью платком, Фриц Адлер превратил себя самого, свою жизнь, в сигнальную бомбу пред лицом обманутых и обескровленных рабочих масс". Убийцу главы правительства приговорили к смертной казни, замененной затем на 18 лет тюрьмы. Освобожденный революцией Фридрих Адлер стал во главе образовавшихся в Вене советов. Ленин и Троцкий рассматривали его как потенциального вождя пролетарской революции в Австрии, однако Адлер впоследствии разочаровал московских вождей, направив австрийскую социал-демократию в мирное, парламентское русло.
  Пока Кун был в Вене, в Будапешт приехала узнавшая о его возвращении жена. Известие о том, что муж сразу умчался по делам, крайне ее опечалило. Они поженились перед самой войной, его забрали в армию, когда Ирен была беременна, новорожденную дочь и жену он видел урывками во время коротких отпусков, затем фронт и плен. Она получала от него редкие письма и открытки из сибирского лагеря, которые затем изъяла полиция во время обысков. После того, как Бела ушел в русскую революцию, она получила от него только одну телеграмму, что он жив-здоров и живет в Москве. Она наверняка подозревала, что в далекой России у Белы есть революционные подруги (в Венгрии упорно ходили слухи, что Бела Кун женился на большевичке). И вот после долгой разлуки муж предпочел ей встречу с каким-то венским евреем. Было от чего печалиться.
  Тем не менее, вскоре они встретились: "Возле парадного стоял молодой человек в коричневой шубе с меховым воротником. Я подошла к нему. Он обнял меня и спросил: "Сердитесь?". Я ответила: "Очень". Тогда он сказал: "Ну, ничего, только пойдемте скорей!". Мы сели в коляску. Там он поцеловал меня. Шуба его распахнулась, и я, не зная, что сказать, в смущении заявила вдруг некстати (хотя это была истинная правда): "Из какого плохого материала сшит ваш костюм".
  Костюм был плох, а вот обстановка для Куна складывалась как нельзя лучше. Каройи не удавалось держать страну под контролем - от Венгрии отделилась Словакия, румыны заняли Трансильванию, Буковина требовала присоединения к Украине, Хорватия провозгласила независимость. Венгрия де-факто потеряла больше половины своей прежней территории. Все эти процессы встречали полное понимание со стороны правительств Антанты, которая стремилась покарать Венгрию с помощью принципа самоопределения наций. Каройи как демократ признавал этот принцип, однако стремился выторговать у союзников более выгодные условия мира. Тем временем, внутри страны, несмотря на дарованные свободы и 8-часовой рабочий день, нарастало недовольство бедственным экономическим положением и галопирующей инфляцией. Города наполняли демобилизованные солдаты и беженцы с отвалившихся национальных окраин. Крестьяне ждали от "красного графа" раздела помещичьей земли, однако против этого выступили "друзья народа" социал-демократы - увеличение числа собственников на селе уведет страну в сторону от социализма. Всей этой неразберихой можно было пользоваться, чтобы взять власть.
  24 ноября 1918 Бела Кун провел учредительную конференцию Коммунистической партии Венгрии, был избран ЦК в составе 15 человек. 7 декабря 1918 коммунисты наладили издание газеты "Вёрёш Уйшаг", главредом стал приехавший следом за Куном из России Тибор Самуэли, в первом же номере был опубликован призыв к вооруженному перевороту. Поднаторевший в массовой агитации Кун организовал планомерную обработку общественного мнения в пользу установления советской власти. Бывшие военнопленные, радикальная молодежь, безработные, пацифисты - у коммунистов были воззвания для любой аудитории. Действовала коммунистическая пропаганда и на интеллектуалов - Дьердь Лукач в декабре 1918 пишет эссе "Большевизм как моральная проблема", в которой ставит под сомнение вменяемость большевиков, но после личной встречи с Куном волшебным образом меняет свое мнение и вступает в КПВ. (Тут памятуя связанность венгерской радикальной интеллигенции масонским узами, можно впасть в конспирологию и предположить, что при встрече Кун навал Лукачу верный пароль, но это оставим другим авторам :).
  За зиму 1918-19 партия набрала 40 тысяч членов по всей стране, параллельно из ветеранов были сформированы отряды Красной гвардии численностью в 2,5 тысячи бойцов. Кун писал Ленину, что рост влияния коммунистов скоро вызовет ответную реакцию правительства, точнее говоря, что своими действиями партия спровоцирует репрессии, которые выявят бессилие старой власти - все точно по ленинской тактике захвата власти. В начале февраля 1919 полиция проводит обыски в редакции "Вёреш Уйшаг", главного рупора куновской пропаганды. А 20 февраля организованная коммунистами демонстрация безработных перерастает в уличные бои с полицией, в ходе которых было убито восемь человек (в основном полицейские). В Будапеште идут аресты коммунистов, всего было схвачено 78 человек, в их числе лидер партии Кун. У него была возможность бежать, но он хладнокровно сдается, революции нужны мученики, к тому же он уверен, что властям скоро придется находить с ним общий язык. Правда, в тюрьме Куну пришлось несладко, полицейские, озлобленные гибелью товарищей от рук коммунистов, избили их вожака. Впрочем, и этот факт Кун обернул себе на пользу, вечерние газеты вышли с яркими описаниями мучений вождя компартии в застенке.
  И он оказывается прав, аресты коммунистов спровоцировали новый вал недовольства, митингов и забастовок, подогреваемых коммунистическими агитаторами - в итоге часть арестованных была освобождена, а остальных во главе с Куном объявили политическими заключенными, они получили право принимать неограниченное число посетителей (приходили целые рабочие делегации) и даже проводить заседания. Пользуясь либеральными условиями заключения, Кун из тюрьмы продолжает руководить партией. Дошло до того, что свое предложение об объединении усилий, фактически капитуляцию, лидеры социал-демократов сделали Куну прямо в тюремной камере.
  Стремительная радикализация политической жизни привела к ответной консолидации консервативного лагеря. Оправившаяся от потрясения связанного с распадом империи, старая элита сгруппировалась вокруг трансильванского аристократа Иштвана Бетлена. На крайне правом фланге начали формироваться группы венгерских националистов, недовольных национальным унижением Венгрии, легко находя традиционных виновников в лице евреев. Эти протофашисткие группы пополнялись за счет офицеров и беженцев из отпавших венгерских окраин. Их признанным вождем стал капитан Дьюла Гембёш (из венгерских немцев), создавший Союз национальной обороны. Некоторые исследователи считают ее первой в Европе фашистской организацией, возникшей за несколько лет до движения Муссолини. Таким образом, к весне 1919 оформились лагеря противников республики слева и справа. Мечта Каройи о новой Швейцарии была обречена.
  Последний гвоздь в крышку венгерской демократии вбила Антанта. 20 марта 1919 французский военный агент подполковник Викс вручил правительству ультиматум от командующего союзными армиями на Балканах генерала де Лобби. От Венгрии требовали вывести войска из нейтральной зоны, которая включала такие важные венгерские города, как Дебрецен и Сегед, в результате чего под контроль Румынии могли уйти не только уже оккупированная ею спорная Трансильвания, но и коренные венгерские земли. Каройи не мог принять таких унизительных условий, все его надежды на то, что союзники отнесутся благосклонно к демократической Венгрии пошли прахом. Единственным шансом на спасение Венгрии оставалась только помощь со стороны Советской России, которая развивала наступление в Украине и готова была выйти к Карпатам. Но для этого нужно были допустить к власти коммунистов. И Каройи пошел на этот шаг, поручив формировать правительство левым, а сам вышел в отставку с поста президента. 21 марта 1919 возникла коалиция коммунистов и социал-демократов, они договорились о создании единой социалистической партии (объединение было формальным, деление на социал-демократов и коммунистов сохранялось), а 22 марта 1919 Венгрия была провозглашена Советской республикой. Компромиссным главой правительства стал социал-демократ Шандор Гарбаи. Этнический венгр, кальвинист по вероисповеданию, социал-демократ с 18 лет, рабочий-каменщик по профессии, многолетний глава профсоюза строителей и фонда страхования рабочих, он был идеальной вывеской первого "пролетарского" правительства. Подлинным же руководителем стал Бела Кун, подобно Троцкому, выбравшему пост народного комиссара иностранных дел. Его заместителем стал коммунист Дьюла Альпари, в свое время изгнанный из Интернационала за экстремизм, таланты которого высоко ценил сам Ленин. Организатор убийства графа Тисы Йожеф Погань стал комиссаром по военным делам. Одним из его преемников стал бухгалтер Бела Санто, его называли правой рукой Куна и венгерским аналогом Троцкого, он постоянно находился на прямой связи с Лениным и Троцким. Нашлись места в правительстве и для "русских соратников" Куна. Управлять наркоматом общественного производства поставили Матияша Ракоши, организатора отрядов "красных мадьяр", Тибор Самуэли стал заместителем военного наркома, позже Самуэли возглавит Революционный трибунал. Политический отдел Наркомата внутренних дел - венгерскую ЧК - возглавил банковский служащий Отто Корвин (Кляйн), выходец из ультралевой организации революционных социалистов. Его брат инженер Йожеф Келен входил в руководство промышленностью. Получили свои посты и радикальные интеллектуалы - Дьердь Лукач стал наркомом просвещения, а молодой профессор-экономист Енё Варга стал во главе наркомата финансов и Высшего совета народного хозяйства. Вскоре бросилась в глаза еще одна особенность нового правительства: из 11 наркомов - 9 оказались евреями, и этот факт вскоре станет основным при оценке его деятельности: "К власти пришли евреи".
  
  Власть советов
  
  Венгерская советская республика на тот момент была вторым в мире "пролетарским государством". Это накладывало на ее лидеров особые обязательства - Венгрия должна экстренно догонять Россию в сфере коммунистических преобразований, и по возможности ее перегнать. Декреты посыпались одни за другим - 26 марта были национализированы все предприятия, на которых трудились более 20 человек (вторая волна национализации коснулась совсем мелких предпринимателей, у которых трудилось более 10 человек, даже если речь шла о членах семьи). А поскольку у революционеров не хватало сил и компетенции управлять национализированными активами, то "народными управляющими" часто назначались бывшие собственники. Например, отец писателя Артура Кёстлера, уроженца Будапешта, владевший мыловаренным заводом, был назначен коммунистами руководить изъятым у него бизнесом. Далее последовала национализация жилья - нормой была признана одна комната на человека, три - на семью, начались принудительные "уплотнения буржуев". (Тот же Кестлер вспоминал, как в его квартиру пытались подселить красногвардейцев, но его мать ставшая грудью на защиту семейного гнезда прогнала пришельцев). 4 апреля последовал декрет о национализации земли - все крупные и средние земельные владения были переданы кооперативам, управляющими в этих коллективных хозяйствах стали опять-таки бывшие собственники. В земельном вопросе венгерские коммунисты были радикальнее российских, которые все же были вынуждены пойти на раздел помещичьих владений. Но тут Кун был уверен, что более передовая в смысле капиталистического развития Венгрия, способна обойтись без переходного "мелкобуржуазного периода" и сразу перейти к социалистическим методам хозяйствования на селе. На самом же деле эта политика сразу же превратила крестьянство во врагов советской власти - крупные хозяева были ограблены, но и беднота вместо вожделенного куска земли ничего не получала. Крестьяне, которых городские агитаторы подбивали против помещиков, оказались в дурацком положении. Консервативные слои селян были недовольны нападками на церковь, Закон Божий изгонялся из школ, заменяясь обществоведением. Антиклерикальную политику многие увязывали с тем, что большинство в правительстве составляют "враги Христовы".
  На недовольных нужна была управа - и новая власть уже 25 марта санкционировала создание революционных трибуналов. Во главе их стал журналист Тибор Самуэли, он ездил по стране в зловещем поезде, устраивая показательные расправы над врагами Советов. В помощь ему были приданы мобильные отряды "ленинцев" во главе с Йожефом Черни, занимавшихся реквизициями и самочинными расправами. Активно поучаствовав в "красном терроре" в России, бывшие интернационалисты охотно применяли полученный опыт на родине. Ленин инструктировал венгерских коллег: "Эта диктатура предполагает применение беспощадно сурового и решительного насилия для подавления эксплуататоров, капиталистов, помещиков и их прихвостней. Кто не понял этого, тот не революционер".
  Кровожадность революционеров обыватели также увязывали с национальным вопросом, впрочем, и сами революционеры не отрицали характер своего режима, как власти "агрессивного меньшинства". Матияш Ракоши мрачно шутил, что глава правительства нееврей нужен был для того, чтобы подписывать смертные приговоры по субботам. (В это же время про московского наркома юстиции Исаака Штейнберга, религиозного еврея, говорили, что по субботам на заседания правительства портфель красному министру носит специально приставленный красноармеец-шабес-гой).
  Внешнее положение республики оставалось крайне сложным. Смена власти в Венгрии вызвала разногласия среди союзников - Англия и Америка были склонны полагать, что приход коммунистов к власти был спровоцирован чрезмерным давлением на страну Франции и ее протеже Румынии. На переговоры в Будапешт был направлен британский генерал Ян Христиан Смэтс, бывший командующий английскими войсками в Африке и будущий глава правительства Южной Африки. Смэтс убедился, что к власти в Венгрии пришли совершенно безбашенные радикалы, и это усилило позицию враждебной к Венгрии Франции. В речи премьер-министра Клемансо впервые прозвучало понятие "санитарного кордона", создания в Центрально-Восточной Европе пояса государств между большевистской Россией и странами Запада. В середине апреля 1919 румыны начали наступление на территорию Венгрии. 27 апреля 1919 с севера вторглись войска Чехословацкой республики, захватив промышленный центр Мишкольц. В начале мая на территорию Венгрии вторгся балканский корпус французов, он занял город Сегед, где консервативные круги 5 мая 1919 сформировали правительство во главе с графом Дьюлой Каройи, кузеном "красного графа". Здесь же начала формироваться венгерская "белая армия", во главе которой вскоре стал адмирал Миклош Хорти. Бывший адъютант императора Франца Иосифа, последний главнокомандующий имперского флота, человек старой закалки, он быстро собрал симпатии запуганных коммунистическим экспериментом венгров.
  Однако иноземное вторжение вызвало подъем патриотизма у венгров, и на этой волне начала формироваться Красная армия. Ее численность за два месяца выросла с 40 до 90 тысяч бойцов. Некомпетентность партийных главнокомандующих (социал-демократы Вильмош Бём, затем Енё Ландлер, вообще не служивший в армии) компенсировалась опытным начальником штаба Аурелом Штромфельдом, боевым офицером, пошедшим на службу к большевикам из патриотических побуждений. Сконцентрировавшись, Красная армия остановила наступление румын, разбила чехословаков и развила наступление на севере, выйдя в Словакию и Закарпатье. Успехи Красной армии вынудили президента США Вудро Вильсона пригласить Белу Куна на мирную конференцию в качестве полномочного представителя Венгрии.
  Однако глобальный расчет Куна на мировую революцию провалился. В мае 1919 немецкому правительству удалось подавить недолговечную Баварскую советскую республику, провозглашенную коммунистами, левыми социал-демократами и анархистами. Провалилась коммунистическая революция в Австрии, лидер венских социалистов Фридрих Адлер предпочел демократический путь развития. Не оправдались надежды на военную помощь со стороны Советской России. Предназначавшаяся для "похода в Европу" 3-я Украинская армия (в состав которой входили части "красных мадьяр") была парализована в результате мятежа одного из ее командиров атамана Григорьева. В июне 1919 наступление белой армии Деникина занявшего Украину, окончательно сорвало планы помощи венгерским коммунистам. В этой ситуации Ленин мог помочь Куну только добрым словом. Последним успехом в продвижении экспорта революции стало провозглашение Словацкой советской республики 16 июня 1919 на территории занятой венгерской Красной армией, главой республики стал левый журналист Антонин Яноушек.
  Тем временем ситуация внутри самой республики стала накаляться, недовольство крестьянства усилилось введением продовольственных реквизиций, сопровождавшихся грабежами и убийствами, средний класс был недоволен подавлением демократических свобод и насилиями коммунистов. От революции стала отходить и поддерживавшая ее радикальная интеллигенция - литератор Дежё Сабо, друг Каройи и комиссар Высшей технической школы в Будапеште пишет книгу "Опустошенная деревня", проникнутую антиурбанистическими, антиреволюционными и антисемитскими мотивами. 24 июня в Будапеште происходит восстание слушателей военной академии, подержанное правыми социал-демократами, в ответ куновцы начинают массовый "красный террор", были казнены 590 участников мятежа.
  В этих условиях Кун был вынужден согласиться на требования Антанты и вывести войска из Словакии, местная советская республика пала. Это решение оттолкнуло от коммунистов их патриотических попутчиков, глава штаба Штромфельд вышел в отставку, его офицеры стали перебегать в белую армию Хорти.
  В правительстве наступил раскол - социал-демократы требовали переговоров с Антантой, однако Кун предпочел начать авантюристическое наступление против румынских войск. Вначале боевые действия шли в пользу венгров, однако вскоре румыны перешли в контрнаступление на Будапешт, Красная армия стала разбегаться.
  1 августа стало ясно, что советская республика обречена. Правительство подало в отставку и тот же день Кун и его ближайшие соратники бежали в Австрию, увозя с собою "золото партии", награбленное за время революции. В то время как оставшийся в Будапеште Дьердь Лукач стал готовить компартию к уходу в подполье. Будапештский Совет, сформировал новое правительство во главе с умеренным социал-демократом Дьюлой Пейдлом. Но оно просуществовало всего пять дней, до взятия Будапешта румынскими интервентами и правого переворота.
  После поражения Венгерской советской республики, страна погрузилась в пучину белого террора, который оказался не менее кровавым. Отряды армии Хорти и многочисленные националистические банды стали истреблять коммунистов, социал-демократов, радикальных интеллигентов. Вполне предсказуемо террор принял антисемитскую окраску. Особенно в этом плане прославился батальон капитана Пала Пронаи. "Я приказывал дать лишних пятьдесят шомполов этим фанатичным зверолюдям, чьи умы были опьянены безумной идеологией", - писал впоследствии этот командир. 16 ноября, после ухода румынов, в Будапешт на белом коне въехал адмирал Хорти, который в своей речи проклял Будапешт, как "грешный город", променявший корону, честь и родину на красные тряпки. Террор продолжился в столице.
  Сподвижников Белы Куна ждала печальная судьба, Тибор Самуэли был убит без суда и следствия (жена Куна выдвигала предположения, что он покончил с собою), лидер "ленинцев" Йожеф Черни и глава Венгерской ЧК Отто Корвин были повешены по приговору военно-полевого суда, Дьердя Лукача от казни спасло только заступничество европейских интеллектуалов. Многие участники революции осужденных на т.н. "комиссарских процессах", были затем обменяны большевиками на пленных венгерских офицеров. Большая же часть "героев революции" бежала в эмиграцию.
  Венгерская советская республика просуществовала 133 дня. Дверь истории приоткрылась для Белы Куна и громко захлопнулась.
  
  Эмиграция. "Крым - наш!".
  
  Бела Кун, его соратники и члены их семей бежали из Будапешта в Вену. Президент Австрийской республики Карл Реннер обещал предоставить им убежище. Однако прием вышел не очень гостеприимным, австрийские власти вполне резонно предположили, что Кун начнет в Вене готовить новую революцию и поэтому беглецов интернировали в крепости Карлштейн, на австро-чешской границе. Устроились они достаточно комфортно, хотя жена Куна и жаловалась на мрачность замка. Кормили, правда, не важно, в Австрии было голодно, но предприимчивый Ракоши завязал контакты с местными спекулянтами и вопрос с провизией был решен. Положение эмигрантов было очень шатким, в венской прессе шла кампания против Куна, его выдачи требовало венгерское правительство. Была и еще одна опасность - венгерский националист Пал Пронаи решил похитить Куна с австрийской территории, уже была подкуплена охрана замка Карлштейн. Боевики Пронаи выехавшие на трех автомобилях должны были захватить "самых оголтелых негодяев" Куна, Ландлера, Поганя и Гамбургера, усыпив их хлороформом и вывезти в Венгрию. Остальных планировалось убить на месте. Однако австрийская полиция узнала об этом и усилила охрану. Пронаи вынужден был отказаться от своего плана.
  Наконец, австрийские власти расселили обитателей замка - женщин и детей разместили в венских пансионах. Белу Куна поселили отдельно в отдельном павильоне больницы городка Штокерау, а остальных поместили в психиатрическую лечебницу Штайнхоф. Вскоре к ним присоединили и Куна, после очередной попытки его похищения боевиками Пронаи. Это была не последняя попытка неугомонного Пронаи ликвидировать Куна, его агент переслал венгерским коммунистам в психбольницу торт и апельсины (под видом посылки от венгерских эмигрантов), которые оказались с помощью шприца пропитаны ядом атропином. Доза была не смертельной и все выжили.
  Кун, вконец измотанный покушениями и жизнью среди сумасшедших, ходатайствовал о том, чтобы его выпустили в Советскую Россию. Наконец, после угрозы объявить голодовку, австрийские власти дали разрешение на выезд. Свою беременную жену Кун отправил в Италию, где в Болонье она родила сына Миклоша Тибора (второе имя в честь погибшего Самуэли). Принимавшего у нее роды профессора Бидони, режим Муссолини потом посадил в тюрьму за сотрудничество с коммунистами.
  Поездка Куна в Россию была тяжелой, его несколько раз снимали с поездов, на вокзалах часто собирались враждебно настроенные люди, в немецком городе Штеттин его пытались линчевать русские белоэмигранты, словом его печальная слава бежала впереди него. Венгрия требовала от немецкого правительства выдачи Куна, но рейхстаг, под давлением социал-демократов, ей отказал. Наконец, 11 августа 1920 Кун прибыл в Петроград, это было единственное место, где его встречали как героя. Уже 1 сентября 1920 Кун выступал на проходившем в Баку Первом съезде освобожденных народов Востока, делился опытом с азиатскими товарищами. Сам этот форум представлял собой колоритное зрелище, задумка руководителей Коминтерна Зиновьева и Радека состояла в том, чтобы собрать в одном месте лидеров революционных движений Востока. А поскольку никаких коммунистов в восточных странах быть еще не могло, делегаты собирались по всем сусекам "освободительного движения". Так, например Компартию Ирана представлял чекист Яков Блюмкин, а Турцию лидер движения младотурок Энвер-паша, один из организаторов геноцида армян. Под видом арабского делегата на съезде находился британский шпион Джон Филби (отец знаменитого двойного агента Кима Филби). Среди прочего на конгрессе разрабатывался проект "советского шариата" (то есть отбирались те нормы исламского права, которые не противоречат идеям коммунизма, проект курировал лично Сталин). Наиболее эмоциональным моментом съезда стало выступление председателя исполкома Коминтерна. Еврей Зиновьев призвал делегатов к джихаду против английских империалистов, зал скандировал: "Клянемся, Аллаху Акбар", потрясая оружием. Трагическую роль этот конгресс сыграл в жизни американского писателя Джона Рида, воспевшего большевистскую революцию в книге "Десять дней, которые потрясли мир". Во время съезда в Баку, Рид уже не был таким очарованным коммунизмом идеалистом, как в октябре 1917, более того, он находился в остром конфликте с Зиновьевым и Радеком. Вернувшись из Баку, он внезапно умер, по официальной версии, ел немытые фрукты в Баку и подцепил инфекцию, однако историк Юрий Фельштинский предполагает, что его вполне могли отравить. Но это уже совсем другая история.
  1 октября Бела Кун получил назначение в Реввоенсовет Южного фронта, здесь мы подходим к одной из наиболее мрачных страниц в истории гражданской войны и не менее мрачной роли в этих событиях Бела Куна. К октябрю 1920 на европейской территории бывшей Российской империи остался только один активный очаг сопротивления большевистской диктатуре - армия барона Петра Врангеля, закрепившаяся в Крыму. После того, как, потерпев поражения в войне с Польшей, большевики заключили перемирие с поляками, у них появилась возможность, перегруппировать свои войска против Врангеля. Командовать Южным фронтом был назначен Михаил Фрунзе, в состав Реввоенсовета вошли Бела Кун, Мирон Владимиров (Меир Шейнфинкель), Сергей Гусев (Яков Драбкин) и Ивар Смилга. Ленин и Троцкий поставили перед ними задачу ликвидировать белую армию в Крыму до начала зимы. Для того, чтобы поднять к фронту необходимые силы большевики приняли решение привлечь к штурму Крыма Революционно-повстанческую армию Нестора Махно, отряды которого контролировали юго-восточную Украину. В обмен на военную помощь большевики объявляли амнистию махновцам, легализовывали деятельность анархической конфедерации "Набат" и гарантировали Махно автономию его "вольного района", где он мог бы продолжить свои анархические эксперименты. Одним из ключевых переговорщиков с анархистами был Бела Кун , его подпись стоит на соглашении о военно-политическом сотрудничестве подписанном в Старобельске 22 октября 1920. Махно писал в эмигрантских мемуарах, что Кун привез ему в подарок именной набор фотокарточек с конгресса Коминтерна, и, переходя с ломанного русского на немецкий, усиленно расспрашивал его про готовность быть верным мировой революции. Сам Бела Кун вспоминал, что, находясь в штабе махновцев, он постоянно ожидал подвоха и был готов к тому, что анархисты попытаются его прикончить, так как у них были причины ненавидеть Куна - еще весной 1918, вместе со своими "красными мадъярами" он участвовал в разгроме отрядов московских анархистов.
  По поводу нового соглашения между большевиками и анархистами у обеих сторон не было иллюзий - первые ждали только удобного повода, чтобы расправиться с вынужденными союзниками, вторые - особенно анархисты из Реввоенсовета Махно, стремились прорваться в Крым, чтобы начать там очередной этап анархической революции.
  Крым, в котором закрепился Врангель, был превращен в настоящую крепость. На соединяющем его с материком Перекопском перешейке были выстроены несколько линий обороны. Отступать белой армии было некуда, за спиной было Черное море. Понимая загнанное положение своих противников, большевики демагогически предлагали врангелевцам амнистию, в сентябре 1920 такое обращение к ним опубликовала "Правда", за подписью трех высших лиц государства - Ленина, Троцкого и Калинина, главнокомандующего Красной Армии Сергея Каменева, а также заслуженного царского генерала Анатолия Брусилова, героя 1-й мировой войны, принявшего сторону красных в гражданской войне. В ходе боев 8 -12 ноября красные перешли вброд озеро Сиваш и провались на территорию Крыма через Перекоп, белые стали отступать к портам на Черноморское побережье, чтобы начать эвакуацию с полуострова. 11 и 12 ноября командующий Южным фронтом Фрунзе и члены Реввоенсовета фронта, в их числе Кун, обращались по радио к армии Врангеля, призывая к капитуляции, обещая сдавшимся неприкосновенность и гарантии беспрепятственного выезда из страны. Определенная часть бойцов Врангелевской армии и значительное число гражданских лиц из числа скопившихся в Крыму за годы гражданской войны беженцев, поверили обещаниям большевиков. Между тем стихийные расправы над пленными белыми начались сразу после вторжения на полуостров, а Ленин прислал РВС Южного фронта телеграмму: "Только что узнал о вашем предложении Врангелю сдаться. Крайне удивлён непомерной уступчивостью условий. Если противник примет их, то надо реально обеспечить взятие флота и невыпуск ни одного судна; если же противник не примет этих условий, то, по-моему, нельзя больше повторять их и нужно расправиться беспощадно".
  К 17 ноября 1920 полуостров Крым был полностью занят красными, основной этап гражданской войны был закончен, однако большевики были не готовы завершить кровавый конфликт на примирительной ноте, напротив, изолированный характер Крыма отлично подходил для запланированного ими уничтожения скопившихся на полуострове "контрреволюционеров". Дзержинский прямо поставил задачу перед чекистами - не выпустить из Крыма ни одной живой души. Выезд с полуострова был закрыт под предлогом борьбы с эпидемиями. Бела Кун кровожадно обещал заместителю председателя РВС Склянскому: "Крым - это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит, а так как Крым отстал на три года в своём революционном развитии, - то быстро подвинем его к общему революционному уровню России...". И это после обещанной амнистии! Стоит отметить, что вероломство большевиков касалась не только белых - после победы красные сразу повернули штыки против своих махновских союзников, крымская группа повстанцев был перебита, ее командир Каретник предательски убит.
  Уже 16 ноября 1920 Белу Куна назначают главой Крымского ревкома, полновластным диктатором Крыма. Для него венгерские и крымские события были эпизодами одной всемирной гражданской войны, и расправу над врангелевцами, он воспринимал как месть за своих убитых венгерскими контрреволюционерами товарищей. На следующий день вышел приказ Бела Куна о регистрации всех офицеров и солдат врангелевской армии, а коменданты городов получили указание за подписью Куна и главы Крымского комитета РКП(б) Розалии Землячки (Залкинд) расстреливать всех зарегистрированных офицеров и военных чиновников. В первую же ночь в Симферополе было казнено 1800 человек, в Феодосии - 420, в Керчи - 1300, Крым погрузился в пучину кровавого террора. Характерно, что первоначально офицеры воспринимали "регистрацию" как условие обещанной амнистии и охотно сами шли в руки палачей. 25 декабря 1920 Кун провел вторую волну кровавой регистрации - по ней, кроме военных, предполагалась регистрация жандармов, полицейских, госслужащих, крупных собственников, духовенства - все эти лица подлежали уничтожению. В угаре террора большевики расстреляли даже пролетариев -портовых рабочих, помогавших при эвакуации армии Врангеля, и некоторых местных социалистов - в частности, бывшего секретаря Плеханова. В нарушение ратифицированной советским правительством Женевской конвенции и всех норм человечности, красные уничтожали раненных офицеров в больницах, вместе с медицинским персоналом. Из Керчи устраивались т.н. "рейсы на Кубань" - пленных белогвардейцев грузили на баржи, вывозили в море и затапливали.
  В разгар этих убийств сам Бела Кун чувствовал себя прекрасно, он поселился в домике у поэта Максимилиана Волошина, вел с ним философские беседы о смысле жизни. По легенде, распространенной эмигрантским литератором Романом Гулем, Бела Кун якобы разрешал Волошину вычеркивать из расстрельных списков каждого десятого и поэт мучимый тяжелейшим моральным выбором, выбирал тех, кому жить. Эта декадентская легенда, придуманная, скорее всего, самим экзальтированным Волошиным, не отменяет факта непонятной дружбы этого литератора с чекистами, так, в 1919, по воспоминаниям Бунина, Волошин дружил с главой одесской ЧК Юзефовичем и называл его "кристальным человеком" (см. "Окаянные дни").
  Размах террора начал настораживать самих большевиков, заместитель председателя Крымского ревкома Юрий Гавен (Дауман) писал члену ЦК Николаю Крестинскому: "Т. Бела Кун, один из тех работников, который нуждается в сдерживающем центре... Здесь он превратился в гения массового террора. Я лично тоже стою за проведение массового террора в Крыму, чтобы очистить полуостров от белогвардейщины. Но у нас от красного террора гибнут не только много случайного элемента, но и люди, оказывающие всяческую поддержку нашим подпольным работникам, спасавшим их от петли". (Соколов Д. "Ревкомы Крыма, как средство осуществление политики массового террора"). Гавена поддержала группа местных партийных деятеле й, в их числе брат Ленина - Дмитрий Ульянов, возможно, этот факт повлиял на отзыв Куна из Крыма. Впрочем, его преемник латыш Лидэ, оказался психически больным человеком, который также рьяно продолжил дело "красного мадьяра". Террор бушевал в Крыму вплоть до исхода 1921.
  Общее число жертв "красного террора" не поддается точному учету, некоторые историки, в основном эмигранты, писали о 120-150 тысячах убитых в Крыму. Цифру в 56 тысяч расстрелянных приводит Сергей Мельгунов в книге "Красный террор". Современный историк Сергей Волков в "Книге трагедия русского офицерства" приводит данные в 52 тысячи казненных
  Несмотря на то, что подписи Куна и Землячки стоят на многих "расстрельных приказах", сводить ответственность за крымскую резню только к этим двум фигурам неправомерно (но часто происходит, прежде всего, у националистически настроенных российских историков, видящих объяснение жестокости расправ в еврейской национальности руководителей террора). Помимо них, в организации расстрелов в Крыму приняли многие высокопоставленные большевики - куратор "советизации Крыма" член ЦК РКП(б) Юрий Пятаков, будущий командир советской индустриализации; уполномоченный ЧК Станислав Реденс, личный помощник Дзержинского и будущий родственник Сталина; глава Особого отдела Южного фронта Ефим Евдокимов, в будущем один из организаторов "ежовщины" 1937-38 гг.; а, по данным украинского историка Виктора Савченко, в качестве эмиссара Троцкого в крымских событиях принимал участие известный чекист Яков Блюмкин. Да и без соучастия и одобрения самого "покорителя Крыма" Михаила Фрунзе, все эти расправы вряд ли могли произойти. Характерно, что большевистские вожди стремились свалить ответственность за кровавые "перегибы" на "залетного интернационалиста" Куна. Писатель Викентий Вересаев оставил любопытное свидетельство о крымском терроре: "Я спрашивал Дзержинского, для чего все это сделано? Он ответил: "Видите ли, тут была сделана очень крупная ошибка. Крым был основным гнездом белогвардейщины. И чтобы разорить это гнездо, мы послали туда товарищей с совершенно исключительными полномочиями. Но мы никак не могли думать, что они так используют эти полномочия". Я спросил: "Вы имеете в виду Пятакова?" (Всем было известно, что во главе этой расправы стояла так называемая "пятаковская тройка": Пятаков, Землячка и Бела Кун). Дзержинский уклончиво ответил: "Нет, не Пятакова". Он не сказал, кого, но из неясных его ответов я вывел заключение, что он имел в виду Бела Куна".
  Так, или иначе, но "венгерский Ленин" вошел в историю, как один из самых кровавых палачей гражданской войны. Сам же он по этому поводу явно никаких угрызений совести не испытывал.
  
  Коминтерн
  
  После отзыва Куна из Крыма, Коминтерн нашел ему новое применение - помочь разжечь революцию в Германии. Еще осенью 1920 Кун вошел в состав Исполкома Коминтерна, теперь его включили в состав основного штаба мировой революции - бюро Исполкома, он же был избран и его секретарем.
  В начале 1921 положение большевиков было крайне шатким - одолев своих прямых противников в лице белых армий, тем не менее, они столкнулись с еще более суровой угрозой: против большевистской власти начали подниматься те самые "народные массы", именем которых осуществляли свою власть большевики.
  Та часть населения, которая разделяла лозунги большевиков и была готова терпеть неудобства в условиях гражданской войны, после разгрома белых больше не собиралась мириться с чрезвычайными нормами и стремилась, наконец, воспользоваться "завоеваниями революции". Крестьяне были недовольны продовольственной диктатурой, которая разоряла село и обессмысливала "черный передел" земли в 1917-18. Недовольство стал проявлять собственно и класс гегемон - пролетариат, переданные ему фабрики не работали, в городах был голод и холод. Заволновалась даже преторианская гвардия большевиков - революционные матросы в Кронштадте (в марте 1921 они поднимут восстание). Все это недовольство шло под лозунгами "Советы без коммунистов", то есть, принимая в целом идею советской власти и социализма, широкие круги рабочих и крестьян видели виновников кризиса в "комиссарах", то есть в большевистской бюрократической элите, отгородившейся от народа привилегиями и ставших новым господствующим классом. Признать свои ошибки лидеры большевиков, конечно, не могли, пойти на либерализацию режима тоже, иначе бы просто потеряли власть. "Ленинская диалектика" уже подсказывала нужный ответ - страну Советов захлестнула "мелкобуржуазная стихия", рабочий класс перерождается, сказывается отсталость России. Спасти мировую революцию в таких условиях может только ее победа в развитых европейских странах, прежде всего в Германии. Из этого выросла "теория наступления" Коминтерна - все силы надо бросить на экспорт революции в Европу, на разжигание мирового пожара. Идеологом этой политики стал глава Исполкома Коминтерна Григорий Зиновьев, одним из его ближайшим соратников - Бела Кун.
  В марте 1921 Бела Кун с группой советников, в их числе его соратник по венгерской революции Йожеф Погань, выехал в Германию, поднимать пролетариат на революцию. В состав этой группы входил и агент Коминтерна Август Гуральский, сыгравший впоследствии печальную роль в судьбе Куна: именно на его показаниях в 1937 будут базироваться обвинения в адрес лидера венгерской компартии.
  Кун привез приказ от Зиновьева: Компартия должна взять власть. Руководство Компартии в лице Пауля Леви протестовало против этого плана, считая выступление авантюрой. Тогда Бела Кун нашел верного союзника в лице левого экстремиста Макса Гёльца. 32-летний ветеран 1-й мировой войны, королевский гусар и кавалер Железного креста Макс Гельц принадлежал к крайне левому крылу Компартии, смыкавшемуся с анархистами. Самому ему льстил образ "немецкого Робин Гуда", сформировав бригаду из откровенных отморозков, он терроризировал города Центральной Германии. Его боевики и стали главной ударной силой мартовского восстания.
  4 марта 1921 главная газета немецких коммунистов опубликовала призыв к свержению правительства. 22 марта коммунисты объявили всеобщую забастовку. В Лейпциге, Дрездене и других городах коммунисты стали захватывать органы власти. Гёльц грозил правительству организацией терактов по всей стране, и действительно динамитные заряды стали взрываться в госучреждениях, на железных дорогах, в некоторых местах пути сообщения были разорваны, под откос был пущен скорый поезд Галле-Лейпциг. 24 марта рабочие-коммунисты захватили химзавод в Лейне и забаррикадировались в нем. Опорой республиканского правительства становятся, как и 1919, антикоммунистические добровольческие отряды - фрайкоры. С обеих сторон в ход пошли артиллерия, бронемашины и даже бронепоезда.
  
  Хотя быстро стало ясно, что революция проваливается, Кун безжалостно бросал в бой всё новые силы. Коминтерновец Вальтер Кривицкий, впоследствии перебежавший на Запад, вспоминал: "Преданные и прошедшие подготовку партийные активисты откликнулись на призыв, и батальон за батальоном были посланы партией на смерть с не меньшей жестокостью, чем это делал Людендорф, бросая войска на фронт".
  
  Тем не менее, немецкие рабочие в массе отказались от участия в левом путче против республики. За пределы промышленных центров в Средней Германии восстание не вышло. Провалилась и всеобщая забастовка. После двух недель ожесточенных боев, 1 апреля коммунисты дали отбой, глава Компартии Германии Пауль Леви вышел в отставку. По горячим следам, он выпустит брошюру "Наш путь. Против путчизма", в которой вину за кровопролитие возложит на Коминтерн, за это его исключат из партии. Впоследствии Леви вступит в социал-демократическую партию, и будет выступать с разоблачениями в адрес коммунистов, в частности обвинит Карла Радека в причастности к убийству Розы Люксембург и Карла Либкнехта. В 1930, после самоубийства Леви, выпавшего в приступе горячки из окна своей квартиры, в знак протеста против минуты молчания в рейхстаге в память о депутате Леви, зал покинут одновременно коммунисты и нацисты.
  
  После подавления восстания около 5 тысяч путчистов были осуждены трибуналами на тюремное заключение на общий срок 3000 лет. "Динамитчик" Гёльц был осужден пожизненно. В 1928, после общественной кампании в его защиту (в ней принимали участие Томас Манн и Альберт Эйнштейн), Гёльца амнистировали и он уехал в СССР, где прославился в основном алкоголизмом и эротоманскими похождениями. В 1933 он утонул при загадочных обстоятельствах в Волге.
  
  После провала восстания начался разбор полетов. Кун огрызался на обвинения в плохой подготовке и авантюризме, виня во всем оппортунистов из ЦК КПГ и социал-демократов, утопивших в крови революцию. Он убеждал Коминтерн, что, оказавшись в изоляции Советская Россия погибнет, а значит надо продолжать форсирование мировой революции. III конгресс Коминтерна в июле 1921 года уклончиво оценил мартовские бои в Германии как "героическую борьбу сотен тысяч рабочих против буржуазии. Мужественно встав во главе их для защиты среднегерманских рабочих, КПГ доказала, что она является партией революционного пролетариата".
  
  Однако Ленин, понимая провал "теории наступления", возложил ответственность за нее на Белу Куна, выразив ему "товарищеское порицание": "Вообще можно ли это назвать теорией? Это иллюзия, романтика. Поэтому-то она и была изобретена в стране "мыслителей и поэтов" (Германии - С.К.) при содействии моего милого Белы, который тоже принадлежит к нации (в данном случае - венгерской - С.К.) поэтически одаренной и чувствует себя обязанным быть всегда левее левого, хотя Бела прекрасный, преданный революционер". Троцкий в статье 1928 года описывает настроения Ленина еще более резко: "Когда я в разговорах с Лениным наедине пытался брать Бела Куна под защиту от слишком уж жестокой расправы, Ленин отвечал: "Не спорю, он человек боевой, но никуда не годный политик; надо научить людей не верить ему". Для главного же организатора кровавой авантюры Зиновьева, верного ленинца, никакой ответственности не наступило. Более того, Коминтерн через два года повторит бойню, теперь в Гамбурге, после чего КПГ на время окажется вне закона. Останется членом Исполкома и Бела Кун.
  
  Белу Куна невзлюбили и соратники по партии. Венгерские коммунисты считали его ответственным за крушение советской республики и винили в авторитарных методах руководства. В партии назревал раскол. Деятель Коминтерна, затем троцкист Виктор Серж писал: "Бела Кун являлся подлинно одиозной фигурой для оппозиции в своей собственной партии. Он был воплощением глупости, неустойчивости и авторитарной коррупции. Немало его противников голодало в Вене". Эти венские эмигранты группировались вокруг бывших членов венгерского советского правительства Енё Ландлера и Дьердя Лукача. Они резко критиковали политику Куна стремившегося ради скорейшей победы в Венгрии, форсированно направлять эмигрантские кадры на подпольную работу, где они скорее всего стали бы жертвами венгерской полиции. Скандал вызвала попытка Куна подкупить своих оппонентов, для этих целей его соратник Бела Ваго получил от Куна 2,5 килограмма золота. Разбирательство между венской и московской фракциями вышло на уровень руководства Коминтерна - в итоге 17 марта 1922 венгерская компартия была распущена, ее члены распределились между австрийской и российской партиями. Скомпрометированного со всех сторон "милого Белу", Ленин предпочел отправить в почетную ссылку на руководящую работу на Урал.
  
  Уехал Кун не один - из Италии к нему приехала жена с двумя детьми. Советская Россия произвела на Ирену тягостное впечатление. "Впервые в жизни довелось мне увидеть такой город как Москва. Он показался мне странным. К тому же повсюду отчетливо виднелись следы войны и революции. Кроме нескольких автомашин, нам не попалось навстречу никаких средств сообщения. Почти все магазины, как и в Петрограде, были закрыты, стекла витрин повыбиты, а там где уцелели, покрылись толстым слоем пыли. Дома обветшали, штукатурка осыпалась, краска стерлась. На улицах грязь, мусор, и повсюду уйма беспризорных детей, которых повыгнала из дому война, разруха, голод. Это была невеселая картина. Я расстроилась. Не такой мне представлялась столица революции".
  
  В ссылке Кун руководил агитпропом Уральского бюро ЦК партии. В Екатеринбурге было неспокойно, жена Куна постоянно пишет в мемуарах об угрозах со стороны "бандитов", от которых их оберегала ЧК. Кун занимается развитием газеты "Уральский рабочий", пишет много статей. И не теряет надежды вернуться в руководство мировой революцией. На IV Конгрессе Коминтерна ему поручают сделать доклад о пятилетии Октябрьской революции и он видит в этом хороший знак.
  
  Из ссылки Кун вернулся в сентябре 1923, во время обострения болезни Ленина. В верхах уже начиналась борьба за место преемника вождя. Бюрократический триумвират в лице Зиновьева, Каменева и Сталина стремился обезвредить Троцкого, как наиболее популярного лидера. Большое опасение у них вызывала популярность Троцкого в среде зараженной революционной романтикой комсомольской молодежи. И Куну поручают ответственную миссию - став уполномоченным ЦК в аппарате комсомола искоренить "троцкизм". Заслужив доверие Зиновьева Кун был затем возвращен на работу в Коминтерн, на V Конгрессе Коминтерна его избирают в состав Оргбюро Исполкома. Он находит общий язык со своими бывшими оппонентами - Ландером и Лукачем, и в 1925 в Вене проходит восстановительный съезд Компартии Венгрии. Параллельно для облегчения работы в Венгрии, где Компартия по-прежнему вне закона, создается легальная Социалистическая рабочая партия, служащая прикрытием для коммунистической пропаганды.
  Бела Кун, с благословения Зиновьева, участвует в разгроме оппозиционных групп в других компартиях. Одни за другими следуют разоблачения "уклонов" в европейских комартиях - из ФКП исключен Борис Суварин, из КПГ - Брандлер. Троцкист Виктор Серж возмущенно описывает новые методы в работе с зарубежными коммунистами: "Партии меняли лицо, и даже язык: в наших публикациях утвердился условный жаргон, который мы называли "волапюк агитпропа". Вопрос стоял лишь о "стопроцентном одобрении верной линии Исполкома", "большевистском монолитном единстве", "ускорении большевизации братских партий". Это были последние изобретения Зиновьева и Белы Куна. А почему бы не трехсотпроцентное одобрение? Центральные комитеты всех партий, телеграфирующие по первому сигналу, до этого еще не додумались. Система кажется сложившейся. Один мой приятель шутит: "На сороковом съезде в Москве 90-летний Зиновьев, поддерживаемый медсестрами, будет звонить в председательский колокольчик".
  Но Серж преувеличивал долголетие Зиновьева, эпоха его руководства в Коминтерне подходила к закату. Весной 1925 Зиновьев бросил вызов Сталину и его доктрине "построения социализма в одной стране", которая противоречила форсированию мировой революции. В апологетической сталинистской литературе эта полемика подается едва ли ни как сворачивание "мировой революции" Сталиным. На самом деле речь Сталин и не думал прекращать агрессивную политику Советской России, просто хотел свалить Зиновьева.
  В ноябре 1926 Зиновьев был снят с поста председателя Исполкома Коминтерна. А верный "зиновьевец" Кун, апологет экспорта революции, тут же совершил ловкий аппаратный ход, то есть предал своего патрона и осудил его платформу. Впрочем, порывая со старой ленинской гвардией и становясь на сторону нового вождя Сталина, Кун не сжигал мосты - он выступал против исключения Троцкого из партии, после изгнания из коммунистических рядов Каменева, Кун нанес ему утешительный визит и они вместе праздновали Новый год. Все это ему со временем припомнят.
  Петляя вслед за генеральной линией Коминтерн, оставаясь на плаву, Кун, тем не менее, остается верен "теории наступления" в отношении родной Венгрии - поскольку в стране установлена "фашистская" диктатура Хорти, переходные периоды в виде демократической республики и "народного фронта" всех левых сил тут не нужны. Венгерское правительство было начеку - в 1926-27 полиция разгромила подпольные ячейки коммунистов и их легальное прикрытие в виде Социалистической рабочей партии, в тюрьме оказался его старый соратник Матияш Ракоши. А в 1928 в Вене арестовали и самого Куна, его обвиняли в создании заговорщического центра на территории Австрии, ему грозила выдача Венгрии. Коминтерн поднял на его защиту всю левую европейскую общественность, в итоге после трех месяцев тюрьмы за пребывание в Австрии по нелегальному паспорту, его выслали в СССР. На новой родине его вновь встречали как героя.
  Это было последнее экстремальное приключение в жизни Куна, из подпольщика и эмигранта, он окончательно превращается в советского вельможу. За пределы СССР он больше не выезжал. Он входит в высшее руководство Коминтерна, в 1927 на Конгрессе друзей СССР получает орден Красного знамени. К концу 20-х годов в Москве собирается вся его семья - сюда перебираются его отец (умер в Москве в 1928), брат и сестра. Большая квартира Кунов постоянно полна гостей, что часто доводит до бешенства самого хозяина, но раз уже заведенный коммунарский быт с трудом преодолевается и в новой жизни.
  Забронзовение Куна и его переход в стан номенклатуры, несмотря на "буржуазное происхождение", не привело в восторг его жену, она явно тяготилась привилегированным положением в разоренной стране. Ее внук, венгерский историк Миклош Кун вспоминал о ее рассказах про поездку в Карлсбад, на воды, в компании жен коминтерновского начальства: "Она никогда в годы австро-венгерской монархии не видела, чтобы люди графского или княжеского происхождения вели себя с такой спесью, как эти самые жены начальства"
  В 1928 в жизни семьи Куна происходит еще одно странное событие - в отсутствие отца, сидевшего в венской тюрьме, его 13-летняя дочь Агнесс влюбляется в 29-летнего поэта Антала Гидаса, такого же политэмигранта, родственника соратника Куна Белы Санто. И у них завязывается роман! В воспоминаниях Ирены Кун это шокирующее событие описывается крайне мягко и сдержанно, можно представить, как реагировала она на это в реальности. Так или иначе, но через три года Антал и Агнеш поженились (у Гидаша это был второй брак, его бывшая жена Юдит также жила в Москве) и прожили всю жизнь вместе.
  
  Падение
  Дискуссии, сотрясавшие Коминтерн на рубеже 20-30-х годов не обходили стороной и Куна. В условиях мирового экономического кризиса и наступления нацизма в Германии, перед штабом мировой революции стояло два выхода - идти на союз с другими левыми силами и побеждать демократическим путем, либо продолжать борьбу в одиночку, готовясь к новым боям революции в Европе. Возобладала вторая точка зрения - в 1929 социал-демократия была признана разновидностью фашизма, с которой невозможен никакой союз. Фактически такая постановка вопроса, в Германии, например, расчищала путь к власти Гитлеру, который в своей тактике как раз пошел по пути создания "народного фронта" справа и победил демократическим путем. Коммунисты, и в их числе Бела Кун, не боялись победы Гитлера, его победа в их понимании означала переход капитализма к финальной стадии открытой диктатуры, за которым идет мировая революция. Этот "блестящий" марксистский анализ был опровергнут жизнью в 1933-34 и в Коминтерне начали обдумывать смену тактики. Однако Бела Кун упорно оставался на стороне того, что вскоре стали называть "сектантским подходом". Этого опасного поворота Кун не заметил. Хотя первые звоночки для него прозвучали еще в 1928, после смерти одного из его старых соратников Ландлера, в венгерской компартии вновь начался раскол. Венгерские коммунисты, знавшие ситуацию на родине, в отличии от Куна, не из газет, были возмущены его оторванными от жизни планами о немедленной пролетарской революции. Когда главный интеллектуал партии Дьердь Лукач разработал платформу, в которой утверждал, что венгерские коммунисты вместе с левыми и либеральными силами должны бороться за демократическую республику, эти идеи были осуждены как "правый уклон".
  Недовольство Куном в среде Коминтерновской бюрократии стало нарастать. В 1933-34 Кун вошел в конфликт с секретарем Коминтерна Дмитрием Мануильским. Мануильский, украинец по происхождению, сын сельского священника, принадлежал к числу старых революционеров, вернувшись в 1917 в Россию в одном из немецких "пломбированных вагонов", примыкал к группе сторонников Троцкого, однако в условиях фракционной борьбы 20-х сделал ставку на Сталина и стал новой "звездой" Коминтерна.
  И что было более всего опасно, к противникам Куна стал прислушиваться сам Сталин, в условиях победы Гитлера, он стал искать сближения с западными демократиями, и в этих условиях апологеты революционного радикализма, типа Куна, все более его раздражали.
  25 июня 1935 начал работу VII Конгресс Коминтерна, события на котором стали разворачиваться для Куна самым печальным образом - венгерскую делегацию предупредили, что товарища Белу больше не будут выдвигать в руководящие органы Коминтерна. Взбешенный этим Кун устроил публичную перепалку с Мануильским, затем попытался пробиться к Сталину, но вождь отказался его принять. В итоге Кун был вынужден униженно отрекаться от своих взглядов перед всей мировой коммунистической общественностью. Впервые за многие годы он оказался вне высшего руководства Коминтерна, даже его пребывание в Исполкоме было поставлено под вопрос. Общаясь с венгерскими делегатами, Мануильский прямо сказал, что в Москве Куна считают ненадежным человеком, упоминалась его былая дружба с Троцким, Каменевым и Зиновьевым (хотя как лидеру компартии было можно не дружить с Зиновьевым, лидером Коминтерна?). Это было начало конца.
  Конгресс Комитерна утвердил тактику "народного фронта" против фашизма, как базовую, социал-демократы в один день перестали быть "социал-фашистами", ну и по аппаратной логике наиболее рьяные противники новой тактики должны были понести наказание. 5 сентября 1936, на заседании Секретариата ИККИ Куна исключили из Исполкома Коминтерна и сняли с руководства венгерской компартией. Ему в вину ставили проведение ошибочной политики в международном коммунистическом движении и развале ВКП. Объективно это было действительно так, но еще недавно, когда линия партии была другой, деятельность Куна считалась "борьбой за единство рабочего класса".
  Писатель Артур Кестлер, коминтерновский пропагандист в 1934-38, так описывал суть фракционной борьбы в международном коммунистическом движении: "Фракции" были не политическими партиями, а скорее временными альянсами вокруг общих стратегических концепций или общей ставки в борьбе за власть. Внутренняя история различных компартий, включая российскую, это история внутренней борьбы фракций, которая в отсутствии демократических процедур, велась преимущественно при помощи интриг, подстав, опоры на личную преданность и других приемов фракционной борьбы. Окончательное же решение выносило советское Политбюро, позднее Сталин единолично, который использовал свою власть, для периодических низвержений, исключений из партии и физической ликвидации некоторых фракций, с заменой их на другие".
  Фракция Куна потерпела поражение, и теперь вставал вопрос о ее физической ликвидации. В СССР уже полным ходом шли чистки, страна входила в "Большой террор". В августе 1936 на открытом московском процессе бывший лидер Коминтерна Зиновьев и его соратник Каменев сознались в чудовищных преступлениях против страны, которую они создали и были казнены, был арестован Радек, Троцкого объявили исчадием ада и заграничным кукловодом заговоров против СССР, на очереди был Бухарин. Коминтерн был обречен - все коммунистические вожди, были связаны в свое время с Зиновьевым, хоть и отреклись от него после его низвержения с Олимпа. Кому из иностранных вождей это припомнить сразу, а кому позже решал лично Сталин, это был его любимый момент взвешивания человеческих жизней на весах революционной целесообразности.
  Понимая это, Кун бросился к Сталину, выпрашивать прощение. Сталин принял его благосклонно и назначил директором Социально-экономического издательства. Кун прекрасно понимал, что эта милость лишь отсрочка перед расправой, слишком хорошо он знал систему, которую сам же и создавал. Его жена вспоминала, что во время работы в издательстве Кун приходя с работы, ни с кем не разговаривал, больше того, даже не читал. "Сидел уставившись в одну точку. Когда обращались к нему - не отвечал". Единственной отдушиной для него стала подготовка к изданию тома стихов его любимого венгерского поэта Шандора Петефи.
  За время руководства издательством Сталин дважды вызывал Куна к телефону, второй - по весьма издевательскому поводу, французская пресса написала о том, что Кун арестован. Сталин попросил Куна дать опровержение для французских журналистов. Это было фирменное коварство Сталина, его любимая игра в кошки-мышки с обреченной жертвой. 26 июня 1937 Кун покорно выполнил просьбу вождя, а 29 июня он был арестован.
  Куна объявили главой "троцкистского заговора" в Коминтерне. В его судьбе трагическую роль сыграли показания одного из его старых соратников Августа Гуральского. Этот Коминтерновский функционер вместе с Куном в 1921 разжигал кровавое восстание в Германии, затем руководил кадрами француской компартии, приведя в ней к власти Мориса Тореза, во время фракционной борьбы в Коминтерне он опрометчиво поддержал Зиновьева, попал в опалу, затем был прощен и отправлен поднимать революцию в Бразилию. В 1937 его взяли, Гуральский добровольно согласился сотрудничать с НКВД, разоблачать "заговорщиков" в Коминтерне, его показания и легли в основу обвинений в адрес Куна и других иностранных коммунистов. Гуральский был помилован и восстановлен в партии, добрались до него уже после войны - в 1952 его посадили и даже после смерти Сталина не выпустили на волю. Еще одним коммунистом, давшим обильные показания на Куна, стал негласный агент НКВД в руководстве Венгерской компартии Имре Надь, в последующем вождь венгерской антикоммунистической революции 1956.
  Бела Кун был брошен в переполненную камеру Бутырской тюрьмы, с ним вместе сидели 140 человек, спать можно было только скорчившись на полу. Куна заставляли стоять на ногах по 10-20 часов, под конвейером допросов меняющихся следователей, пока он не падал в обморок. Есть сведения, что на допросах Куна страшно избивали. Арестованный чекист Шрейдер писал, что встреченный в тюремной больнице Лефортова немецкий коммунист Эберлейн, рассказал ему, что в этой же больнице недавно лежал Бела Кун, на котором после работы следователей НКВД не было живого места. 20 апреля 1938 глава НКВД рапортовал Сталину о ходе дознания по делу троцкистского заговора в Коминтерне. "В ИККИ сколотилась группа зиновьевско-троцкистского блока, куда, входили: Бела Кун, Вуевич, Гуральский, Лепешинская, Каспарова, Сафаров и другие". Кун долго отказывался признавать вину, стойко перенося пытки и издевательства, его брутальная натура перед лицом слепящей тьмы обрела твердость, но в конце концов он сломался и дал признательные показания. Главное чего удалось добиться Куну своим упорством, как и другим иностранным коммунистам, отказывавшимся сотрудничать со следствием, был срыв открытого процесса над вождями Коминтерна, который затевался Сталиным. Сопротивление коминтерновцев и их тяжелое физическое состояние делали их выведение на публику рискованным делом, и Куна судили в закрытом режиме. 29 августа 1938, через год, после ареста, он предстал перед Военной коллегией Верховного суда СССР, в ходе формального разбирательства его приговорили к смертной казни и в тот же день расстреляли на полигоне Коммунарка в Москве. Так закончил свою жизнь венгерский "Ленин".
  Арест и казнь Бела Куна самым трагическим образом сказалась на его родных. В 1937 его жена Ирена была отравлена в лагерь для жен врагов народа. В том же году был арестован и сослан его зять Антал Гидаш. Дочь Куна, Агнесс отказалась отречься от отца на собрании в ИФЛИ, где она училась, и также была арестована в сентябре 1941, но освобождена через четыре месяца. Младший сын Миклош жил на попечении тетки Ирен Кун. После войны семья, лишенная права жить в столице, собралась в подмосковном городе Орехово-Зуево.
  Трагически сложилась судьба брата Белы Куна Шандора. Ветеран 1-й мировой войны, он получил на фронте несколько ранений и орден. После войны он вернулся на родину, в Трансильванию, которая по итогам Трианонского мира вошла в состав Румынии, мирно работал агрономом, издалека узнавая вести о приключениях брата, к коммунистам никакого отношения не имел, однако румынские власти слишком часто припоминали ему родство, и в 1929 Шандор был вынужден уехать к брату в СССР. Он стал работать по специальности агрономом в совхозах под Москвой, а затем на Кубани. В 1935 он переехал в Воронежскую область, куда его пригласил на работу знакомый, также венгерский эмигрант Владимир Корн, назначенный директором Таловского совхоза. В 1937 "красное колесо" докатилось и до них, Шандора Куна и его шефа Корна обвинили во вредительстве во время хлебозаготовок. 8 сентября 1937 их арестовали, 14-17 сентября прошел показательный суд над "вредителями", на котором подсудимых приговорили к смерти, а 5 октября приговор был приведен в исполнение.
  Жертвами сталинского террора стали и многие соратники Бела Куна по венгерской компартии, бывшие наркомы Венгерской коммуны. В 1938 были казнены Йожеф Погань, Йожеф Келен, в 1939 - Бела Ваго, Бела Секей, 10 лет провел в лагерях Шандор Радо. На волоске от гибели оказался и главный партийный теоретик Дьердь Лукач, в 1941 он уже оказался в пыточных камерах НКВД, но был с трудом вытащен оттуда Георгием Димитровым. Всего были уничтожены 10 из 16 членов первого ЦК Венгерской компартии,11 из 20 народных комиссаров Венгерской Советской республики 1919 года.
  
  
  Наследие
  
  В Венгрии 20-30-х годов, находившейся под властью консервативного правительства Миклоша Хорти, Бела Кун оставался образом "черта с рогами", выскочившего в 1919 из табакерки, а теперь злоумышляющего против Венгрии где-то за пределами страны. Это мифологическое восприятие "венгерского Ленина" хорошо отобразил в своей книге "Harmonia caelestis" венгерский писатель Петер Эстерхази: "Бела Кун, например, бежал из страны по воздуху. Во второй половине дня - часов около пяти - от Дома Советов, который помещался в гостинице "Хунгария", взлетел самолет, перемахнул через Дунай, через Крепость на горе и, заложив лихой вираж, повернул к площади Вермезё. Аппарат вел сам народный комиссар. Летел он низко, метрах в двадцати от земли: даже лицо можно различить. Было оно, по обыкновению, бледное и заросшее щетиной. Скаля зубы, злодей поглядывал на стоявших внизу, а иным с озорной издевкой даже ручкой делал на прощанье. Карманы у него оттопыривались, набитые шоколадными конфетами, бриллиантами графинь, баронесс, драгоценностями, похищенными из храмов, дароносицами и разными другими сокровищами. На руки намотаны были толстые золотые цепочки".
  Писатель Артур Кёстлер также столкнулся с этим отношением к Куну, когда в 1933, после поездки в СССР, он заехал в Будапешт, повидать родителей, и был вызван в полицию. Полиция интересовалась встречался ли Кёстлер с Белой Куном в Москве, и писатель, который в реальности не смог пробиться на встречу с коминтерновским вельможей, был вынужден соврать, что видел Белу Куна, иначе ему просто не поверили бы. "В любом случае, это была правильная линия поведения, они (полицейские - С.К.) напряглись и спросили с наивной серьезностью, правда ли, что Кун полностью облысел, что он делает карьеру в Кремле, и что, живя среди русских, по-прежнему свободно говорит по-венгерски? Мои положительные ответы, особенно на последние два вопроса, потешили, очевидно, их патриотические чувства".
  
  Смех смехом, но постоянная угроза новой революции, планы которой вынашивали коммунисты, заставляли власти быть начеку. Тот же Кестлер пишет, что незадолго до его приезда в Будапеште были повешены два коммуниста, бывших участников коммуны 1919, прибывших для нелегальной работы в Венгрию. Руководитель коммунистов подолья Матияш Ракоши в 1925 был осужден на 8 с половиной лет тюрьмы, по отбытию срока его вновь судили за преступления, совершенные им в годы венгерской революции, и приговорили к пожизненной каторге. После 15 лет заключения, в 1940 советское правительство выменяло его на трофейные знамена, захваченные русскими во время интервенции в революционную Венгрию в 1849 (и Ракоши стал новым вождем венгерских коммунистов).
  
  Венгерские коммунисты продолжали играть роль "пламенных интернационалистов" в международном коммунистическом движении, активно они участвовали в гражданской войне в Испании, самым знаменитым был венгерский писатель-коммунист Мате Залка, командовавший 12-й Интербригадой. Он, как и Бела Кун, попал в русский плен под Луцком, после победы большевиков завербовался в один из создаваемых Куном отрядов красных мадьяр и принял активное участие в гражданской войне, партизанил в Сибири против армии Колчака, затем участвовал в ликвидации махновской армии в Украине. На родину больше не вернулся, занимал различные номенклатурные посты, одно время даже был директором Театра революции в Москве. В Испанию он отправился добровольцем, в республиканском лагере был известен под именем "генерал Лукач". В боях за оборону Мадрида от войск Франко Мате Залка был убит. Поэт Константин Симонов написал про него такие строчки:
  Давно уж он в Венгрии не был
  С тех пор как попал на войну,
  С тех пор, как он стал коммунистом
  В далеком сибирском плену.
  Другой венгерский коммунист Эрнё Герё ("товарищ Педро") заслужил себе другую славу: он входил в состав карательной бригады НКВД, уничтожавшей в республиканском тылу политических противников Сталина, в частности при участии Герё был похищен и замучен до смерти лидер неортодоксальной социалистической партии ПОУМ Андрес Нин (его подозревали в связях с Троцким). Герё также надзирал над едущими в Испанию со всего мира добровольцами, будучи политкомиссаром Интербригад.
  Призрак Белы Куна, и особенно его "еврейского правительства", был катализатором антисемитизма в межвоенной Венгрии. После вспышки последовавшей следом за революцией, консервативному режиму Хорти удалось ввести национальную рознь в приемлемые берега, но в 30-е годы, на фоне неурядиц вызванных депрессией 1929, ультраправые подняли голову. В 1932 лидер венгерских фашистов Дьюла Гембёш стал премьер-министром, его программа "Национальный план действий" была полна угроз в адрес "немадьярских элементов", под которыми понимались, прежде всего, евреи. На арену вышел еще более радикальная организация, венгерский аналог национал-социалистов, "Скрещенные стрелы". Ее лидер отставной офицер Ференц Салаши, подобно Гембёшу (немцу), не был этническим венгром, среди его предков были армяне (Салаши это мадьяризированная фамилия Саласьян), словаки и немцы. В 1939 Венгрия ввела расовые законы, по образцу гитлеровских, евреям закрывался путь к госслужбе, во всех сферах жизни устанавливалась процентная норма. Участие во 2-й мировой войне на стороне Гитлера способствовало дальнейшей фашизации Венгрии. Окончательно катастрофа наступила после оккупации Венгрии в 1944 нацистами, если до этого евреи подвергались унижениям и дискриминации, то теперь здесь полным ходом развернулось "окончательное решение", в ходе которого в лагеря смерти были депортированы 440 тысяч человек, из них половина погибла. В условиях краха Рейха, нацисты и их союзники из "Скрещенных стрел" (Салаши на короткое время стал правителем Венгрии) выместили свою злобу на евреях, почти половина из сосредоточенных в гетто евреев была уничтожена в этой жуткой резне. Отряды Пала Пронаи, известного нам, как неукротимого преследователя Белы Куна, убивали евреев уже в осажденном советской армией Будапеште. Всего в Венгрии в годы Холокоста погибли от 500 до 600 тысяч евреев, почти 70% одной из самых влиятельных в Центральной Европе общин.
  После поражения Венгрии во 2-й мировой войне, в которой она участвовала на стороне Гитлера, вместе с советскими войсками в страну вернулись и коммунисты. Уже в 1947 коммунисты фактически установили однопартийную диктатуру по сталинскому образцу. Во главе государства оказался верный соратник товарища Белы Куна, товарищ Матияш Ракоши (Матиас Розенфельд), генеральный секретарь Венгерской партии трудящихся. Венгерским "Сталиным" тоже стал венгерский еврей. Евреями были и многие его соратники: министр обороны Михай Фракаш (Герман Лёви); упоминавшийся в прошлой главе Эрнё Герё (Зингер), сталинский палач в Испании, курировавший экономику; глава политической полиции Габор Петер (Беньямин Айзенберг), руководивший коммунистическим террором.
  Все это время имя Белы Куна было под запретом, но в 1956 в Будапеште вспыхнула антикоммунистическая революция против режима Ракоши (ее вождем по иронии стал многолетний агент НКВД по кличке "Володя" Имре Надь). Учитывая национальный состав вождей, революция неизбежно сопровождалась антисемитскими эксцессами. Коммунистам с большим трудом, лишь с помощью советской интервенции, удалось подавить восстание, и они были вынуждены пойти на устуки. Ракоши был исключен из партии, его "культ личности" был разоблачен, до конца жизни развенчанный "венгерский Сталин" прожил в закрытом советском городе Арзамас. Удалены из политики были и его еврейские соратники.
  Новый вождь Янош Кадар ориентируясь на Москву, где начались процессы десталинизации и возвращения к "ленинским нормам" партийной жизни, обратил внимание на фигуру Белы Куна. К тому времени он уже был реабилитирован посмертно, как жертва сталинизма, и вполне годился для идеологии "возвращения к истокам". Кадар официально объявил свою политику продолжением линии Белы Куна. Сам Янош Кадар, присоединившийся к партии в 30-е годы, Куна в глаза не видел и потому легко мог приписывать тому нужные взгляды, проводя свою либеральную политику, в ходе которой был построен "гуляш-коммунизм", относительно мягкий вариант советской модели. Венгрию называли "самым веселым бараком социалистического лагеря": цензура и идеологический надзор не свирепствовали, страна была открыта для западных туристов, равно как и венгры могли свободно выезжать, мелкая частная инициатива не пресекалась, и благосостояние граждан росло. У многих венгров сохранилась ностальгия по временам Кадара.
  Тут вспомнили и про семью Куна, скромно жившую в подмосковном Орехово-Зуево. Зять Куна Антал Гидаш (1899-1980) и Агнесс (1915-1990) занимались переводами и популяризацией венгерской литературы, в частности Гидаш написал биографию любимого поэта тестя Шандора Петефи для серии ЖЗЛ. Миклош Кун и его русская жена Ольга работали в Орехово-Зуево врачами. В 1946 у них родился сын Миклош Кун-младший.
  После реабилитации Куна в 1955 его семье была предоставлена трехкомнатная квартира в Москве, а вдове Куна назначили персональную пенсию в размере 1200 рублей. В 1957, после того, как венгерские коммунисты вновь признали Куна вождем и учителем, его семья была осыпана лаской партии - жене пенсию повысили (Ирене Кун планировалось платить 2000 рублей, но скупой Суслов урезал содержание до 1500), персональные пенсии были назначены также сестре Белы и сестре его жены. Вся семья была прикреплена к кремлевским врачам. А в 1959 они вернулись в Венгрию, Янош Кадар подарил семье Белы Куна роскошную виллу в Будапеште. В 1968 Ирена Кун издала в СССР книгу воспоминаний о муже, вышедшую в серии "Жизнь замечательных людей" (впрочем, вдова благоразумно окончила свои мемуары на событиях 1928 года).
  Внук Белы Куна Миклош Кун стал известным венгерским историком. "До февраля 1956 и появления известных статей в "Правде" я не имел и представления о том, что у меня дед с такой судьбой. Мои близкие все это тщательно скрывали. Считалось, что если судьба семьи сложилась так трагично, то моя жизнь должна быть максимально спокойной", - вспоминал он (журнал "Время и мы" - Љ132 -1996). Миклош Кун написал книгу "Бухарин: его друзья и враги", работал на радио "Свобода". Впоследствии он способствовал изданию в Венгрии "Черной книги коммунизма", где немало страниц отведено деятельности его деда.
  Интересна судьба и внука брата Белы Куна Шандора Степана Куна, о нем написал воронежский журнал "Подъем". После казни в 1937 отца его семья переехала в Тамбов, Степан был участником 2-й мировой войны, воевал на 4-м Украинском фронте, в боях был трижды ранен, последнее ранение закончилось ампутацией правой ноги. После войны, как он пишет в письме в редакцию, "чтобы не искушать дьявола (НКВД), вернулся на свою фактическую родину в Трансильванию". В 1956 в Румынии получил из СССР справку о реабилитации отца. Затем он уехал на другую историческую родину, в Израиль, где и живет в библейском городе Назарет. "Живу зажиточно. Бананы "жую кажные сутки", так как отношение к инвалидам Отечественной войны более чем хорошее. Пенсии, по вашим меркам, маршальские - тысяча триста американских баксов", - пишет в редакцию журнала бодрый старик.
  В современной Венгрии имя Бела Куна часто всплывает в риторике венгерских ультраправых из партии Ёббик. Для них он воплощение "антинациональных сил", злая рука всемирного еврейства, так на открытии бюста адмирала Хорти в Будапеште один из идеологов этой партии Мартон Дъёндьёши заявил: "После краха коммунизма в 1989 г. политические наследники Б. Куна, М. Ракоши и других коммунистических преступников продали страну иностранным колонизаторам".
  Тем не менее, в Будапеште в парке Мементо есть Мемориал Белы Куна.
  В постсоветской России вокруг имени Белы Куна также идут дискуссии - из-за того, что его именем названы площадь в Москве и улица в Петербурге. Имя противоречивого исторического персонажа используется в политических игрищах, так сторонники конспиролога-сталиниста Николая Старикова провели акцию против десталинизации с плакатами казненных при Сталине лиц, которые и сами были причастны к массовому террору, в их числе и Белы Куна. Сторонник декоммунизации, историк Сергей Волков включил имя Белы Куна в "Черную книга имен, которым не место на карте России" (2004).
  
  В завершении
  
  История жизни Бела Куна - это история человека, подчинившего себя идее, которую он поставил выше "устарелых норм" морали и "буржуазного гуманизма". Он включился в захватывающую игру, где люди были человеческим материалом, который он умело подбрасывал в топку революции в Венгрии, России, Украине, Германии. То, что, в конце концов, в топку полетел и он сам, выглядит, если не справедливым, то, по крайней мере, закономерным. Конечно, Кун-революционер полностью заслоняет собою Куна-человека, о настоящих, непартийных мыслях и чувствах которого мало что известно. В этом тексте я попытался немного показать его не только как международного преступника и жестокого политика, но и собственно человека - склочного провинциального журналиста, неумелого семьянина, скороспелого вельможу со своими взлетами и падениями. Насколько продуктивна такая реконструкция судить читателям.
  
  Источники:
  
  Жизнеописания Белы Куна.
  
  Мемуары его жены: Ирина Кун "Бела Кун" (серия ЖЗЛ). М., "Молодая гвардия", 1968.
  
  Бела Желицки "Бела Кун". // Вопросы истории - Љ1 - 1989.
  Общие работы:
  
  Ласло Контлер "История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы". М., Весь мир, 2002
  
  Стефан Куртуа, Николя Верт, Жан-Луи Панне, Анджей Пачковский и др. "Чёрная книга коммунизма". 2-е издание. М, "Три века истории", 2001
  
  Джозеф Ротшильд. "Схiдно-Центральна Європа мiж двома свiтовими вiйнами". К.: Мегатайп, 2001
  
  Александр Ватлин "Германия в ХХ веке". М., РОССПЭН, 2002.
  
  Jerry Z. Miller "Capitalism and the Jews". E-book.
  
  Г.Осипов "Интеллектуальная жизнь Будапешта". В кн. "История социологии Западной Европы и США". http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Sociolog/Osipov/index.php
  
  Роберт Конквест "Большой террор". E-book/
  
  Мемуары современников:
  
  О Венгерской Коммуне - Arthur Koestler "Arrow in Blue. The First Volume of an Autobiography: 1905-31". E-book
  
  О подрывной работе Коминтерна в Европе:
  Вальтер Кривицкий "Я был агентом Сталина. Записки советского разведчика". М., "Терра-Terra", 1991.
  Arthur Koestler "The Invisible Writing. The Second Volume Of An Autobiography, 1932-40". E-book.
  
  О красном терроре в Крыму: Роман Гуль "Я унес Россию. Апология эмиграции". http://www.dk1868.ru/history/gul_ogl.htm
  
  Карл Радек. Автобиография. В кн. "Деятели СССР и революционного движения в России": Энциклопедический словарь Гранат. - Репринтное изд. - М.: Сов. энциклопедия, 1989.
  
  Виктор Серж "От революции к тоталитаризму: воспоминания революционера". М, Праксис, 2001.
  
  Лев Троцкий "Письмо венгерским товарищам" // Бюллетень оппозиции - Љ15-16, 1 августа-1930.
  
  Лев Троцкий "Политические силуэты"//Сочинения. Том 8. М., 1926.
  
  Нестор Махно "На чужбине. 1923-34. Записки и статьи". \http://www.makhno.ru/lit/book7.php - о встречах с Куном.
  
  
  Исторические исследования:
  
  Арутюн Айрапетов "Красный граф" Каройи - первый президент Венгрии // Новая и новейшая история. - 2013. - Љ 3.
  
  Николай Карпенко "Китайский легион". Луганск, Альма матер, 2007. (Много сведений о роли интернационалистов в гражданской войне)
  
  Александр Лбов "Интернационалисты в гражданской войне 1918-22"// Прорыв - Љ2 - 2005.
  
  Марк Лебов "Венгерская советская республика 1919 года". М., Соцэкгиз, 1959.
  
  Béla Bodo "Paramilitary Violence in Hungary After the First World War" // East European Quarterly, No. 2, Vol. 38, June 22, 2004.
  
  Юрий Фельштинский "Вожди в законе". E-book/
  
  Кямран Агаев "Курс на Восток и борьба с Западом"\\ Каспаров.ру. www.kasparov.ru/material.php?id=55E734CFA8F99 - о съезде народов Востока в Баку
  
  Сергей Волков "Трагедия русского офицерства". М., Центрполиграф, 2002.
  
  Сергей Мельгунов "Красный террор в России (1918-1923)". М., 2008.
  
  М.Мухамежданов "Коминтерн: страницы истории"\\Информационный гуманитарный портал - http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2008/6/Mukhamedzhanov_Komintern/
  
  Александр Ватлин "Немецкий Пугачев"\\ Родина -Љ2- 2006 - про Макса Гельца.
  
  Вадим Роговин "Партия расстрелянных". http://trst.narod.ru/rogovin/index.htm - про респрессии в Коминтерне
  
  
  
  Справочная литература:
  
  Краткая еврейская энциклопедия. В 11 томах. \ eleven.co.il.
  
  Материалы Википедии.
  
  Форум Studio Siberia - тема: The Hungarian Red Army - http://siberia-miniatures.ru/forum/showthread.php?tid=212&fid=29&block=10
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"