Мелко бьется, пульсируя, жилка в виске.
Красный сгорбленный ворон подходит к руке.
Я на ветер смотрю из-под липких ресниц.
Мне не видно небес от раскрашенных лиц.

Я лежу на плите из ребристых камней
Сколько в малице волчьей кататься по ней,
Ощущая лицом, ощущая спиной,
Как плывет к небесам континент подо мной?

Как из семечка вверх пробивается кедр,
Как выходит железо из почвенных недр,
Как блистает таймень вороненой спиной,
Как качаются бревна в воде торфяной.

Как становится меньше и меньше людей,
Как недвижно стоит по колено в воде,
Выбирая неспешно тяжелую сеть
Синежилой рукою, безмолвная Смерть.

Как во тьму за друзьями уходят враги,
Как младенцы кричат, как шипят очаги
Как приходит беда, как уходит беда,
Как трещат берега, как клокочет вода.

Как из черной воды, волосами тряся,
Смерть ведет борону на железных лосях.
Как под ней выгибается к небу тайга,
Как смыкаются льды и ложатся снега.

След уходит в холодную белую мглу.
Я ору, выдирая зубами стрелу,
Я трясусь, и, как бисер, сбегает с мехов
В ледниковую гальку моя липкая кровь.

Смерть приходит без спроса к глотающим дым,
И на каждом из нас есть по две борозды,
И над каждым прошли проложившие их
Лыжи Смерти, натертые жиром живых.

И, щипцами ворочая угли в огне,
Земляные старухи таращатся в снег,
Смотрят хитро сквозь ушко от рыбьей иглы:
- Это кто от рябой умирает стрелы?

Встали льды, и по льду он рванулся вперед
Он вчера отставал на дневной переход.
Он несется, свистя, разрезая холмы -
Черный Холод в свалявшейся шкуре зимы.

Он несется, во льды и бураны одет,
Он несется за мной, наступая след в след.
Не срастаются мышцы под раной гнилой,
Он меня поразил троеперой стрелой.

Он съезжает, тюленьей тряся головой.
В красных пальцах - проклеенный лук роговой.
Он все ближе ко мне, его руки теплы,
Мне не вырвать его пестрокрылой стрелы.