Эти духи по своей натуре добрые и злые одновременно. Одна часть их - добрая, другая - злая. Ими управляют князья, каждый из которых живет в одной из четырех частей света ...
Лемегетон. Теургия Гоетия.
Когда Эдьдам вернулся в свой родной город-государство Прихму, он и подозревать не мог о том, какие изменения там произошли, более того, он даже не мог себе представать, что причиной этих изменений явился он сам.
Его пятнадцатилетнее отсутствие, казалось, должно было полностью стереть память об обычном жителе большого города, где основой жизни всегда были торги, ибо Прихма находилась на пересечении трех основных дорог ведущих в соседние государства, которые зачастую были враждебно настроены друг к другу. Но в Прихме всегда царил мир и даже во время войн все армии там встречали как званых гостей, поскольку, как считали местные торговцы, несмотря на свою чрезмерную жадность и прижимистость, лучше уж за свой счет дать ночлег армии и накормить ее, а на следующий день отправить далее в путь на войну.
Ни одна армия больше суток в городе не задерживалась - таково было молчаливое соглашение, нарушить которое не решался ни один даже самый жестокий правитель.
Эльдам шел по городу и не узнавал его, хотя внешняя атрибутика редко привлекала его внимание, разве что она представляла собой истинное произведение искусства. Однако, зайдя через Солнечные ворота Эльдам сразу почувствовал изменения в поведении людей, строениях, манере разговора - во всем читались коренные перемены природу которых, он еще не осознавал.
Дом, в котором Эльдам появился на свет, принадлежал разорившемуся воину из благородной семьи, чье имя при рождении Эльдама уже мало кто почитал, ибо последние три поколения этот род жил в долгах, а молодой Марек - отец Эльдама, видимо в отместку кредиторам подарил дом четырнадцатилетней Сиене.
Никакой романтики в отношениях Марека и Сиены не было. Марек, смирившись с тем, что род его разорен и никогда уже не будет богат, поскольку сам он не умел распоряжаться деньгами и, естественно, не умел торговать, - вел самый разгульный образ жизни. Он был последним из рода, Эльдам стал его внебрачным сыном и не мог продолжать благородную линию по крови. Деньги в долг Мареку давали охотно, так как у него были в собственности несколько земельных угодий, небольшой замок и тот самый домик, где и родился его единственный потомок.
Сиена была сиротой, жила на улицах, но природная красота и женские инстинкты быстро подсказали ей путь к пропитанию - с двенадцати лет она за скромную плату предлагала себя мужчинам и быстро добилась больших успехов в искусстве обольщения.
Как-то раз, ранней весной, Марек отправился в очередной пьяный загул, и сопровождала его с самого начала в этом веселом предприятии Сиена, которая рассчитывала, если уж не заработать на таком благородном господине, то, по крайней мере, весело провести в достатке и сытости пару недель. А уж рассчитывать, что после всего этого она получит в подарок целый дом, а позже, если проследить всю историю до конца, пожизненное содержание, которое она ценила более приобретенного почета, уважения и поклонения, - Сиена, конечно же, не могла.
И так, к концу второго месяца загула, в течение которого Марек не расставался с Сиеной, она поняла, что беременна, от Марека или нет она так никогда точно и не узнала. Сболтнула она об этом своему благородному кавалеру только потому, что была в сильном подпитии.
Услышав такую новость Марек поднялся на стол в переполненном трактире "Три Дороги" и объявил, что дарит дом на улице Гончарной своей подруге Сиене Сэндорай.
В городе, где постоянно идут торги, нет времени для оформления бумаг, разве что сделку нужно подтвердить в другом государстве, а потому громогласное объявление знатным торговцем или благородным господином в публичном месте, к каковым относится и трактир, означало, что собственность передана.
Вот так Сиена обзавелась собственным домом, где родился малыш Эльдам и где он прожил еще двадцать лет.
Что побудило Марека совершить такой благородный поступок, вероятно, единственный во всей его жизни, не знает никто. Несмотря на разгульный образ жизни, он никогда не дарил своей собственности, так как знал, что только под нее и дают деньги в долг.
Судьба Марека далее сложилась печально. Один из кредиторов, прознав о подарке дома, на который он сам рассчитывал в счет погашения долгов, на следующий же день запер его у себя в подвале и двое крепких костоломов попытались заставить Марека публично отменить сделку, но единственный удар, который нанес ему сам кредитор, оказался смертельным.
Эльдам шел по обновленному городу спокойно, как он, собственно, и ходил всю свою жизнь: "Торопиться некуда - впереди лишь вечность, но стоять на месте - непростительная глупость". Именно такая надпись была под одним из его портретов, но сам он так и не смог вспомнить, говорил ли это когда-нибудь.
Пройдя по улице Гончарной, он понял, что ушел слишком далеко, и обернулся, но дома своего не увидел. На том месте стояло высокое помпезное здание, нечто сродни храму, но это был точно не храм.
Постояв и осмотревшись Эльдам спросил у прохожего, не известно ли ему, где сейчас живет Сиена Сэндорай, но прохожий, сделав непонятный жест рукой, удалился быстрым шагом.
Вот здесь и произошла та самая встреча, которая объяснила многое Эльдаму и фактически поставила на грань разрушения всю жизнь этого маленького города-государства.
К тому самому помпезному зданию, что стояло на месте родного дома Эльдама, подъехала карета в окружении охраны - четырех всадников. Эльдам решил спросить у благородного господина, который выходил из кареты, чей теперь это дом. Всадники отреагировали молниеносно - как только Эльдам приблизился, в грудь ему уперлось копье, а всадник, что был правее, уже вытащил на две трети меч из ножен.
Но разрешилось все просто. Благородным господином оказался Агарес, но теперь уже к нему все и всегда обращались Отец Агарес либо Брат Агарес. Охрана полагалась ему по регламенту Храма "Великого Наследия", где он возглавлял университет духовенства - учебное заведение, выпускники которого могли претендовать на место в иерархии Храма. Кроме того, Агарес был Отцом Основателем Храма и в верховном совете именно он скреплял своей личной печатью свитки, свидетельствующие о присвоении звания и должности, он же ставил печать, когда звания лишали.
Что заставило Отца Агареса взглянуть на простолюдина, остановленного охраной, он не смог понять, ибо городская чернь, к которой он и сам много лет назад относился, его раздражала. Но Отец Агарес на публике всегда был подчеркнуто учтив, и, вероятно, из учтивости удостоил этого смерда своим вниманием, а спустя секунду гордый Отец Агарес стоял на коленях в пыли воздев руки к небу - по лицу его текли слезы неподдельной радости.
Здание, что стояло на месте дома Эльдама и где спустя пять минут его принимали как царя, было отстроено заново и теперь было главным памятником Храма "Великого Наследия", здесь же жила в роскоши и богатстве его мать Сиена, за благополучием которой присматривало около двадцати слуг.
Пока Эльдам принимал ванную, все еще ошеломленный новостями, Отец Агарес отправил гонцов за пятью основателями Храма "Великого Наследия" и за Сиеной Сэндорай.
Одежды Эльдаму принесли новые - очень удобные, просторные и легкие. Одел он их не без удовольствия.
В большом зале был накрыт шикарный стол, около которого стояли старые друзья - Баэл, Агарес, Шах, Сеар, Фуркас и Аим. Они все улыбались, но Эльдаму показалось, что они больше боятся, чем рады и боятся они именно его. Да и фраза, которую он успел различить, входя в зал: "Давайте не будем торопиться с новостями, Братья" - почему-то расстроила Эльдама. Скорее всего, потому, что произнес ее именно Баэл.
Как часто бывает в жизни, люди совершенно разные сталкиваются и долгое время идут по жизни рядом в результате какой-то случайности.
Именно такая случайность и свела Баэла с Эльдамом, а Сеар и Фуркас шли всегда только за Баэлом.
Эльдам с самого рождения отличался ясностью не только ума, но и чувств. У него не было никаких сверхъестественных способностей - просто он смотрел на вещи, события и людей и видел их такими, какие они есть на самом деле. Нельзя сказать, что Эльдам знал абсолютную истину, скорее, он был к ней ближе остальных или даже чувствовал ее инстинктивно.
Но не стоит заблуждаться по поводу Эльдама, он не был юродивым или блаженным - девушек он любил, и выпивкой не пренебрегал, а также не давал себя в обиду на улицах. Однако, все это было скорее проявлением мужских гормонов, которые бушевали в его юном теле, и сам Эльдам это прекрасно понимал, хотя, естественно, слово "гормоны" ему знакомо не было.
Больше того, он понимал пустоту и тщетность пьяного веселья, а что касается отношений с женщинами, то и их суть была предельно ясна Эльдаму, но природа брала свое - он послушно исполнял "брачный танец" самца перед самкой, который заканчивается попыткой зачать детеныша.
"Противиться естественным желаниям своего тела - так же глупо, как и потакать стремлению тела к излишествам" - это, наверное, единственная правильная цитата Эльдама ставшая позже канонической и привлекшая такой широкий интерес к Великому Наследию.
Когда Эльдаму исполнилось семнадцать лет - в те времена он уже считался взрослым мужчиной - на темной улице Сеар и Фуркас во главе с Баэлом решили его ограбить. Эльдам представлялся им легкой добычей - выпивший и веселый, да еще и в обнимку с молодой красавицей.
Баэл вышел первым навстречу Эльдаму и попытался "развести" его на словах, но, как то ни странно, Эльдам смог объяснить Баэлу, почему его нельзя трогать. Баэл был в смятении, он понимал - этого пьяненького парня и правда нельзя трогать, а грабить людей вообще бессмысленно и подло, но мозг его требовал довести план до конца и погулять в кабаке на отобранные деньги. Именно поэтому большой мозг Баэла незаметно для него самого отдал команду руке сделать условный знак подельникам.
Сеар и Фуркас не решались нападать пока не заметили сигнал.
Эльдам спокойно отходил в сторону за долю секунды до того, как его должны были ударить или схватить. Со стороны могло даже показаться, что вся эта сцена с нападением была разыграна и Сеар с Фуркасом специально промахивались. В конце концов, Эльдам отвесил им пару хороших ударов по спине и все закончилось. Эльдам ушел с восхищенной дамой, а неудачливые грабители остались в полном недоумении.
Баэл не спал всю ночь, он не мог вспомнить ни смысла сказанного Эльдамом, ни самих слов, но в нем все еще было живо ощущение того, что в простых фразах этот человек донес до него что-то такое, чего Баэл никогда не слышал и не чувствовал, и сколько он ни старался, самостоятельно выразить словами этого Баэл так и не смог. Но в тот же вечер Баэл для себя решил, что постигнет то, как Эльдам с ним говорил.
Конечно же, Баэл не стремился к какой-то истине, просто, таким образом он хотел научиться управлять людьми. Что ж, как показало время - Баэл в этом преуспел.
Эльдам всегда видел в Баэле авантюриста, но то, что он сможет осуществить такой грандиозный проект как Храм "Великого Наследия", удивило Эльдама. Если честно, Баэл до самой смерти и сам не мог поверить в свой успех.
К Эльдаму в городе Прихма никогда не относились как к целителю или колдуну, хотя он и с большим успехом излечивал людей. Однако, такая ситуация совершенно Эльдама не волновала и не удивляла. Его вообще мало волновали внешние проявления человеческой сущности, которая очень проста. Люди, требующие и ждущие чуда, как доказательства существования чего-то большего, чем их мирок, ограниченный крепостными стенами, границами государств и безудержной торговлей, увидев явленное им чудо, просто проходят мимо или кладут в карман то, что смогли приобрести в результате чуда.
"Ничто не удивит людей кроме откровенного шарлатанства, которое вселяет благоговение в сердца мошенников", эту фразу Баэл запомнил и она стала для него началом обучения - так он сам для себя решил. Эльдам же никогда, никого, ничему не учил - он просто говорил то, что ощущал.
Следует отметить, что сказанное Баэл запомнил очень однобоко, ибо в тот день Эльдам говорил больше о том, что истинное искусство художников - скульпторов, музыкантов и певцов, освистывается зажиревшей или обезумевшей от нищеты толпой, которой нужны лишь простые развлечения, не требующие какого бы то ни было напряжения мозгов и распаляющие только самые примитивные инстинкты; настоящий же художник, представивший миру что-то новое и поистине красивое, остается, в лучшем случае, просто незамеченным.
Можно сказать, Баэл стал первым учеником Эльдама, он всегда находился рядом с ним и старался запоминать сказанное. Писать Баэл тогда не умел.
Сеар и Фуркас не очень хорошо понимали, что делает Баэл, но, поскольку они обладали крайне ограниченной сообразительностью, решили, что боссу виднее, продолжали ошиваться вместе с ним и, соответственно, с Эльдамом, к которому относились теперь с почтением, но только потому, что его почитал Баэл. В свободное время они все так же грабили пьяных горожан.
Вскоре Баэл осознал - всего, что говорит Эльдам ему в своей голове не удержать, поэтому вспомнил о бедном мальчишке, отец которого работал у одного знатного господина.
Мальчишку звали Агарес. Вспомнил о нем Баэл лишь по одной очень практичной причине - господин, у которого служил отец Агареса, от скуки обучил мальчишку чтению и письму и даже оплачивал его обучение в школе, но господин был уже в почтенных годах и, не успев дать хорошего образования Агаресу, скончался. Однако, Агарес смог изучить практически все известные в Прихме языки - лингвистика давалась ему легко.
Сперва, Баэл приходил вечерами к Агаресу и платил, чтобы тот записал все, что Баэл пересказывал ему, но позже Агарес сам стал приходить к Эльдаму слушать и записывать.
Многое из сказанного Агарес и Баэл понимали очень по-своему, причем, каждый по-своему, поэтому между ними стали часто возникать споры о том, как правильно записать то или иное. На стороне Баэла всегда была грубая сила, на стороне Агареса были знания - что бы там Баэл не доказывал, если Агарес был против, то мог записать так, как сам считал правильным.
"Истина рождается в споре" - это одно из самых ошибочных заблуждений человечества.
Нужно ли говорить, что записанное Агаресом редко, очень редко совпадало с тем, что говорил Эльдам.
Шесть друзей, а точнее "учеников", как следовало из основного Канона Храма "Великого Наследия" восседали вокруг своего "учителя", пока тот перелистывал третье издание "Двенадцати Столпов Свободного Знания".
Баэл, конечно же, со временем обучился грамоте, но великим писателем, он не стал. Зато Баэл прекрасно овладел искусством чувствовать настроение собеседника настолько тонко, что мог заставить любого, даже самого скупого торговца, отдать если не все свое состояние, то хотя бы значительную его часть на что угодно.
Именно так и был заложен фундамент Храма "Великого Наследия".
Эльдам ничего не имел против Баэла, он никогда не делил людей на хороших и плохих - в человеке столько всего намешано! Сами по себе понятия хорошего и плохого, добра, зла, справедливости - всего лишь отражение желаний людей, но не их качества. Ибо не мало случаев, когда общепризнанный мерзавец спасает жизнь, а благодетель и олицетворение добра совершает самый ужасный акт предательства и проявляет чудеса продажности человеческой души.
Именно поэтому Эльдам ничего не имел против религии в любом ее виде - люди всегда верят в то, что наиболее полно отражает их стремления и дает им состояние спокойствия. Сам Эльдам спокойствия не искал, ибо знал, что у него есть абсолютная форма - покой вечный, а раньше времени покидать этот причудливый и искаженный мир ему пока что, видимо, было рано.
Но то, что он прочел в книге "Двенадцати Столпов Свободного Знания" его по настоящему поразило.
Как выяснилось, он создал целое религиозное учение, хотя об этом и не подозревал. Учение, конечно же, создал Баэл и сделал он это чрезвычайно виртуозно, смешав вырванные с кровью из контекста слова Эльдама с сокровенными желаниями проворовавшихся торговцев, которым для спасения души более не нужно было регулярно, ежедневно часами находиться в храме, замаливать грехи и осмысливать древние священные тексты.
"Спастись может каждый, кто верует хоть немного и жертвует на развитие Храма, дабы Истинная вера распространялась среди людей". Именно эта идея выгодно отличала Великое Наследие от других религий, которых в пределах города практически не осталось.
Автором такого удивительного по своей глупости текста был, конечно же Баэл, но и другие друзья-ученики от него не отставали: они описывали свои переживания по поводу общения (здесь Эльдам был поражен настолько, что чуть было не испытал ярость) с "учителем", да еще и не просто с "учителем", а с живым богом или сыном бога - его по разному описывали в "Двенадцати Столпах".
Тексты эти были, конечно же, Баэлом отредактированы и доведены до совершенства в своей абсурдности. Все они были просты в изложении, но дополнялись мелкими вкраплениями сложных, для восприятия простого торговца, псевдо-философских размышлений, что позволяло при всей простоте учения, искать в нем потаенные смыслы - это была уже работа Агареса.
Как понял Эльдам из неспешного рассказа Баэла и Агареса, разбором таких вкраплений занимались служители средней руки, но только с позволения и предварительного одобрения проповеди Отцами Храма.
Дабы не возникало дискуссий и обсуждений сказанного проповедником, разбор шел в одностороннем порядке, после чего прихожане, если пожелают, должны были погрузиться в долгие размышления, но еще лучше, если они оставят бремя рассуждений на проповеднике, ибо размышления могут породить сомнения.
Описания встречи со всевышним в человеческом обличии от Шаха и Аима Эльдам отметил особо.
Они оба, как оказалось, были "исцелены" всевышним. Эти люди даже не поняли, что исцелили себя сами, да и не болело у них ничего кроме разросшегося мозга, который так и не научился мыслить.
Действительно, Шах до встречи с Эльдамом был похож на ссохшуюся грушу - ходил изогнувшись и практически касаясь носом земли. Столкнулся он с Эльдамом опять же по чистой случайности.
Мальчишки на улице издевались над Шахом, тот пытался от них убежать, а это получалось у него очень смешно и подзадоривало мальчишек еще больше. Ковыляя мимо дома Эльдама Шах споткнулся и буквально ввалился в дверь, едва не снеся ее с петель.
Баэл разъяренный тем, что его беседа с учителем была прервана, сначала погнал мальчишек, а потом, взяв за шкирку Шаха, собирался вышвырнуть калеку на улицу, но Эльдам его остановил.
Эльдама всегда удивляли люди полные сил, но добровольно ставшие инвалидами.
Шах плакал и проклинал судьбу, что сделала его таким. Эльдам же предложил ему выпить хмельного напитка, ибо видел, что этому забитому человеку нужно всего лишь расслабиться.
- Но мне нельзя пить хмель, - всхлипывая с ужасом в голосе пропищал Шах.
- Почему нельзя? По тебе вижу, что выпьешь ты с удовольствием!
- Нельзя, врачеватели так говорят.
- А разве смогли они тебя вылечить? - сдерживая смех спросил Эльдам.
- Они говорят, что может стать еще хуже.
- Куда же еще хуже? Может быть только лучше.
- А если помру? - запищал Шах.
- В твоем случае, так будет действительно только лучше! - широко улыбаясь закончил пререкания Эльдам.
Шах уже был унижен несчетное количество раз за всю свою жизнь и на его слезы смотрели то с сочувствием, то с брезгливостью, то с раздражением либо делали вид, что его не замечают вовсе. Эльдам же стал первым, кто сказал Шаху правду в лицо открыто, а правда, как солнце - рукой не закроешь.
Когда Шах напился, а ему было не много надо, то снова стал жаловаться на то, какой он слабый и как его искалечила жизнь.
- А ты выпрямись, - спокойно приказал Эльдам.
- То есть как это?
- Выпрями спину, разогнись и стой ровно.
- Я не могу, - пищал в ответ Шах.
- Не обманывай меня, - спокойно, но очень твердо сказал Эльдам. - Не обманывай себя. Просто разогнись.
То, что казалось Шаху невозможным последние двенадцать лет, получилось само собой - уверенность в словах Эльдама передалась ему и в тот миг он понял, что нет ничего невозможного.
"Если болезни и отчаянье могут передаваться от человека к человеку, то здоровье и уверенность тоже могут так передаваться" - этих золотых слов не запомнил никто из "учеников".
Через месяц Шах восстановился полностью, хотя, кроме него никто не обратил внимания на чудесное исцеление. Многие просто стали воспринимать его как другого человека. Так оно, собственно и было - Шах ходил по городу высоко подняв голову и расправив широкие плечи. Даже речь его изменилась - он больше не пищал, а говорил хриплым вкрадчивым голосом, что обеспечило ему успех у женщин, хотя, раньше они избегали его.
Страх потерять уверенность в себе заставил Шаха постоянно приходить домой к Эльдаму - вот и еще один "ученик".
Именно от этого случая и вошла в "ритуал очищения и исцеления души и тела" первая обязательная часть - глоток хмельного напитка.
Что касается Аима, то он зарабатывал на жизнь в "танцах с быками". От природы парень был наделен великолепным телом и огромной силой - лучшего применения этой силе он не находил.
В северной части города Прихма была небольшая арена, там на одного или нескольких людей выпускали предварительно разъяренного быка. Задача заключалась в том, чтобы продержаться, не важно как, на арене с быком пять минут.
Обычно от быка убегали, особо отчаянные пытались его оседлать, но только не Аим. Ему нужно было всего лишь хорошенько пристроиться к быку, после чего одним ударом он отправлял животное в глубокий нокаут либо и вовсе убивал.
Но однажды ему не повезло - бык быстро пришел в себя и, насадив Аима со спины на оба рога, выкинул за арену. С тех пор Аим мог пошевелить только головой и руками.
Бессилие и злоба Аима позволили местным врачевателя вытащить из него все скопленные деньги. Аиму все сочувствовали, но помочь никто не мог.
Эльдам увидел Аима на улице, куда его выбросил хозяин постоялого двора - у него больше нечего было взять в оплату комнаты.
Организм Аима был истощен - он не ел уже почти неделю, но в глазах его Эльдам увидел желание жить.
- Что валяешься? - грубо спросил Эльдам. - Сдохнуть хочешь?
- Да пошел ты! - прохрипел Аим.
- Я то пойду, - посмеиваясь пропел Эльдам. - А вот ты так и будешь лежать, придавленный жалостью.
- Сволочь, я не ел много дней, а встать я не могу - меня бык ...
- Ну, давай поплачь, пожалей себя, а я пока поем да посмотрю, - Эльдам достал сухую кукурузную лепешку.
Он стал откусывать от нее прямо над лицом Аима. Крошки сыпались вниз и Аим зарычал от ярости.
Только доев вырванную из рук Эльдама лепешку Аим понял, что не просто стоит на ногах, но перед этим он еще и оттолкнул от себя наглеца с такой силой, что тот упал на землю отлетев в сторону на пару метров.
Кусочек черствого кукурузного хлеба стал второй обязательной частью ритуала "очищения и исцеления", где хлеб и хмель отождествлялись с Создателем.
Шах и Аим в последствии часто доставали Эльдама вопросами - что было такого чудесного в кукурузной лепешке и хмеле. Эти двое никак не могли поверить, что там не было ничего волшебного. Эльдам пытался объяснить - на свете вообще нет волшебства, а лепешка и хмель сделаны из того же, из чего и сам он - дыхания жизни или (если бы он знал такое слово) энергии.
На самом деле, Эльдам бы просто улыбнулся или даже посмеялся над сочинением своих друзей-неучей о Двенадцати Столпах и Великом Наследии. Его не беспокоил тот образ, который ему приписали, - образ кастрированного дурачка, говорящего высокопарным слогом.
Но живым богом был назван именно он - Эльдам, а мать его Сиена была признана "познавшей бога" и живой святыней.
Пятнадцать лет странствий ни разу не преподали Эльдаму такого урока о сущности человека. Он понял, что можно было не покидать дом и не странствовать, дабы понять, что никто и ничто не сможет спасти человека от его слепоты и что люди - не слепые котята, как Эльдам считал все время, а упертые бараны, которые не видят сути вещей по одной причине - люди не хотят открывать глаза!
Только каждый человек в отдельности, сам может прозреть, открыв глаза или, хотя бы, увидеть на мир таким, как он есть, сквозь ресницы. Прозрение есть в каждом.
А словами человеку не помочь. Эльдам произнес много слов - но что из этого вышло ...
Никто из Отцов Храма еще не видел Эльдама на грани ярости - это было действительно страшное зрелище. Но больше всех боялся Баэл. Только он не мог понять, что страшнее - то, что Эльдам громогласно заявит о ложности Учения, или то, что Эльдам захочет сам возглавить Храм?
Пока Баэл был поглощен раздумьями, Эльдам разносил "учеников" в пыль. Люди всегда хотят возложить ответственность за все вокруг - свою жизнь, свои неудачи, свои желания, свой мир - на кого-то другого. Он отчитывал их за то, что его назвали "Богом, сотворившим мир", хотя, сам не мог понять, почему его это так разозлило. Агарес пытался возражать, ссылаясь на какую-то беседу о боге, когда "учитель" сказал, что именно он - Эльдам создал этот мир.
- Как вы могли назвать меня богом, сотворившим мир? - кричал он.
- Но, учитель, когда мы спросили о Боге, вы сами говорили, что весь мир вами создан!
- Идиоты! Я такого не говорил! - уже не сдерживаясь орал Эльдам. - Нет никакого бога или богов, нет ангелов, которые создали мир и правят им, нет никого, кто определяет судьбу человека и его миссию в жизни, и миссии никакой нет. Только я сам могу создать или разрушить мир вокруг, только я сам могу определить свою судьбу своими делами и мыслями, только я сам решаю, что мне делать.
- Разве сейчас вы не сказали, что вы и есть Бог?
- Аааах! - Захрипел Эльдам от бессилия. - Вы - такие же, как и я, и можете все то же, что могу я. Все, что я сказал о себе - относиться и каждому из вас.
По лицам Отцов Храма Эльдам понял, что смысла сказанного они не уловили и снова переврут его слова. Он не ошибся. В четвертом исправленном и дополненном издании "Двенадцати Канонов Свободного Знания", помимо Страшного Откровения Конца Дней, в первый канон было вписано, что "Всевышний через учеников своих являет миру свою благодать".
Слова всегда упираются в слова - каждый понимает их так, как ему хочется.
В момент, когда напряжение в комнате дошло до предела, в дом вошла Сиена. Она бросилась к Эльдаму и крепко его обняла. Отцы, воспользовавшись моментом, из дома вышли, а точнее сбежали.
На улице Сеар отдал команду всадникам сторожить дом и, на всякий случай, сопровождать Эльдама везде, куда он пойдет. О том, кого они охраняют, Сеар всадникам не сказал.
Мать - единственный человек, кого любят все люди не смотря ни на что. Жестокие убийцы, воры, простые горожане любят свою мать - она единственный человек, кто смог выносить и впустить в этот мир беспомощного ребенка, кто не дал погибнуть этому хрупкому созданию. И не важно какая она.
Сиена обняла Эльдама и он растворился в своей любви к матери.
В зале остались только они вдвоем и Сиена, усадив Эльдама за стол, кормила своего сына. Они долго говорили о простых вещах, можно сказать ни о чем, но постепенно разговор их пришел к неизбежному.
После ухода Эльдама из Прихмы все его друзья были в смятении. Баэл же стал ошиваться в кабаках, где гуляют знатные торговцы. Там он произносил яростные речи, что все храмы в городе построены пришлыми жрецами, почитающими иноземных святых.
"Да знаете ли вы, уважаемые и знатные господа купцы, что здесь, в Прихме, я лицезрел единого создателя всего мира и он оставил нам с вами Истинную веру, Свободное от предрассудков Знание, и это есть наше с вами Великое Наследие!"
Баэл, много раз выступал с подобными речами. После ввязывался в длительные беседы с богатыми купцами, проявившими хотя бы минимальный интерес к Великому Наследию, и не только поддерживал этот интерес, но и развивал его.
Спустя год, Баэл, понял - нужно живое подтверждение тому, что Эльдам и правда жил в городе.
Баэл и Агарес пришли к Сиене и изложили условия сотрудничества. Сиена согласилась, взамен все ее долги были оплачены и ей предлагалось полное пожизненное содержание. С тех пор она стала живой святыней Храма.
Искусство Баэла, казалось, не знало границ. Своим хриплым голосом он увел из других религий практически всех прихожан, обратил к Великому Наследию ярых атеистов, но главная его заслуга - к Великому Наследию присоединился правитель Прихмы Хаврес. Ни одна другая религия не делала такую ставку на локальный патриотизм.
Через семь лет Великое Наследие стало фактически единственной религией в Прихме, при этом, она была признана государственной. Храм был построен за двенадцать лет. О том, сколько людей погибло при строительстве храма и перестройке их дома Сиена не упомянула.
- Но как ты могла участвовать в этом ... этой гнуснейшей лжи?
- Сынок, - Сиена поправила свои длинные прямые волосы. - Сынок. Ты не знаешь что такое нищета. Иногда по ночам мне снится, что я снова десятилетняя девочка и живу на улице, близится зима, а на мне только обрывки одежды. Но самое жуткое - это голод. Я ощущаю его всем телом. Я просыпаюсь и уже не могу спать до конца ночи. Настолько это жутко.
- Разве это может ...
- Да! Это может оправдать все! Мне предложили богатую жизнь и полную свободу взамен за небольшую ложь. Даже не ложь, а молчание. Я никогда не обсуждаю религию - я многозначительно молчу! Таков уговор.
Что мог противопоставить таким аргументам Эльдам? Взглянув на ситуацию глазами обывателя он понял, что единственный бог, которому поклоняются все - это золото. Это самая тайная и самая крепкая вера человечества. Это есть Истина большинства, за которую они готовы лишить жизни кого угодно и даже отдать свою жизнь. Это крестовый поход длиною в жизнь, продолжающийся из поколения в поколение.
Эльдам был зол на людей, как никогда, он был зол на мать, на друзей - на всех. Ярость и злоба опьяняют, в них есть свой особой шарм и прелесть, но Эльдама эта сторона жизни не привлекала, ибо гнев как волны на воде - сила их огромна, но отражения мира уже не увидишь.
Когда гнев отступил, Эльдам уже точно знал, что будет дальше, ибо решение принятое "учениками" было легко предсказуемо, особенно если знать сущность Баэла.
Посмотрев в окно Эльдам увидел всадников. Дальше оставалось только ждать. Куда бы ты ни шел - ты уже там.
Смерти Эльдам не боялся, да и, в конце концов, виноват во всем только он сам. Эльдаму открылась еще одна сторона истины: "Кто знает - тот молчит".
Отцы собрались в самом большом зале храма и в нетерпении отослали всех слуг на улицу, ждать дальнейших распоряжений, после чего выставили вокруг здания охрану и велели никого не пускать и ничего не объяснять. Объяснить охрана и не могла - они не знали что происходит.
Убедившись, что в здании храма никого кроме Отцов нет, все набросились на Баэла. Отцы кричали и размахивали кулаками, а вскоре стали ругаться уже между собой. Сеар молчал, а Фуркас, поглаживая длинную бороду, нашептывал ему свои раздумья об экстренных мерах в отношении Эльдама.
Шах предлагал на коленях просить Эльдама стать лицом Храма, забросать его деньгами и почестями, или просить тихо покинуть город и никогда не возвращаться, а уж обеспеченную жизнь они могли ему обещать.
Агарес жестко высмеял Шаха, ибо знал, что Эльдам будет делать только то, что сам сочтет правильным, а на почести и богатство ему всегда было наплевать.
Во главе стола сидел Баэл, молча рассматривая великолепное, неимоверно дорогое убранство храма, и, казалось, не замечал скандала. В руках он продолжал держать книгу в шикарном кожаном переплете с каллиграфической надписью золотом "Свободное Знание", которую всегда носил с собой. Но в голове его крутилось огромное количество мыслей, вариантов действий и их последствий.
Прежде всего, ему необходимо было выйти из всей этой ситуации живым, желательно сохранить богатство и, если удастся, удержать в своих руках власть в Храме. Баэл понимал, что все должно решиться именно сейчас в этом зале. Времени было мало - неизвестно как долго Сиена сможет сдерживать Эльдама.
Отцы продолжали орать, в спор вступили Сеар и Фуркас известный своей беспредельной злобностью, - значит, скоро будет драка, возможно, прольется кровь. Агарес это тоже понял и попытался переключить общее внимание на Баэла.
- Что теперь делать? Бежать из города? Бросить все? - брызжа пеной вопил Агарес.
От умиления Баэл, положив книгу на стол, стал потирать руки, он снова ощущал себя выше этого стада и впервые почувствовал, что он даже выше Эльдама.
- Нет, братья, мы выходим на новый этап развития нашего Храма.
- Какой новый этап? Мы Эльдама сдержать не сможем, он будет жить в Прихме и говорить то, что говорил раньше, и люди будут слушать его, а не нас и не наших проповедников. Вспомни как мы заслушивались его рассказами! Баэл, опомнись, все пропало. Он наши "Двенадцать Столпов" превратит в песок и развеет по ветру!
Баэл только ухмыльнулся, а в глазах его играл холодный огонек предчувствия новой, безупречной интриги. Он не мог проиграть.
- Его искренность мы обратим против него же, - сказал Баэл. Мы объявим его злым духом, сатаной - тем, кто лжет и препятствует Спасителю. Мы проведем публичный суд над ним и скажем, что он пришел для того, чтобы разрушить нашу Истинную веру, лишить Свободного Знания, чтобы увести людей от Бога в преисподнюю, в огонь, в страдания своими речами. И от него есть только одно спасение для души - мы! А сохранить порядок в городе может только закон!
Отцы Основатели уже начали понимать до безумия простой в своей гениальности план Баэла.
Всем проповедникам спустя полчаса были переданы инструкции -уделять больше внимания предостережениям о пришествии сатаны, о том, как убедителен он в своих речах, и особое место должна занимать идея о том, что сатана может прийти в любом обличии, даже в обличии Спасителя.
Инструкции были в категоричной и самой жесткой форме доведены до сведения служителей. Примерный текст проповеди прилагался.
"Спаситель Вознесся в свое царствие на небесах, но ежели он пожелает снизойти до нас, грешных, его повторное пришествие узрят все люди. Все, кто верует" - прозвучала проповедь на главной площади. "Ибо Спасителю нет нужды являться к нам тайно, так может поступить только нечистый дух".
Через всю проповедь шел прозрачный намек на то, что отрекшимся от Храма за все их прегрешения прямая дорога в огонь и муки вечные, но те, кто останется верен и пожертвует - будет прощен всемилостивым Богом.
Когда Агарес принес текст проповеди на утверждение Баэлу, тот потребовал сразу же после суда начать подготовку текста нового дополненного издания "Двенадцати Столпов".
- Как дополненное? Если столпов всего двенадцать, чем мы их дополним? - смутился Агарес.
- Ты у нас ученый, ты и придумай, - отмахнулся Баэл. - Назови как хочешь - видение о конце дней или откровение какое-нибудь. Сам напиши и мне вычитать принесешь.
Баэл был занят организацией суда и как только все детали действа стали ему ясны он направился во дворец, дабы уладить все и с судьями, и с обвинителями. С правителем Хавресом Баэлу нужно было обсудить некоторые изменения в стандартный процесс и, главное, новую должность на суде - должность защитника - процесс должен быть честным.
Именно процесс над сатаной будет кодифицирован в так называемый "Молот нечистой силы" - единый свод правил ведения судебного разбирательства на следующие пять веков.
Сеар, который с рождения был безразличен к добру или справедливости, всегда в точности выполнял приказы Баэла. По этой причине именно он направился с небольшим тюремным отрядом на задержание. Уверенности в том, что они преуспеют, ни у кого не было.
Когда Сеар бесцветным казенным голосом произнес стандартный протокол задержания Эльдам не сопротивлялся. Он мог сбежать перебив конвоиров. Правда, его теперь занимало лишь одно - неужели "друзья" и правда решили его убить?
Три почтенных судьи занимали свои места по очереди после того, как глашатай произносил их имена.
Последним появился Набериус, который уселся в высокое кресло между достопочтенными судьями Ботисом и Заганом.
Кресла были специально изготовлены по срочному правительственному заказу с подачи Баэла. Они были в два человеческих роста по высоте, покрыты темно красной кожей с черными вставками в форме герба Прихмы. Кресло Набериуса, стоявшее посередине, было чуть выше остальных.
Судьи были одеты в темные фиолетовые балахоны - цвет Великого Наследия.
Суд, как и любое публичное действо начинался с опозданием. Центральная площадь была переполнена людьми и те, кто успел снять на день суда за безумные деньги квартиры на втором, третьем и четвертом этажах, выходящие окнами на центральную площадь, видели не толпу, а живую реку.
День суда принес огромную прибыль городу и горожанам, а продажа темно-фиолетовых одежд и флагов с изображением повергнутого сатаны, не говоря уже о пошлине за въезд в город, как с товарами, так и без таковых, значительно пополнила казну. Кто сказал, что суд дело убыточное?
Когда почтенные судьи заняли свои места перед длинным дубовым столом, три неспешных клерка поднесли каждому из них увесистые тома подшитых свитков - материалы дела по обвинению неизвестного, именующего себя Эльдамом.
Судья Ботис обратился к горожанам и иным зрителям дела, попросил их избегать беспорядков и потребовал, чтобы глашатай вызвал господина прокурора.
Весь в черном господин Буер поднялся на помост и стал за кафедру, закрывающую его до груди. После формального приветствия почтенным судьям прокурор потребовал глашатая вызвать обвиняемого.
Нужно ли говорить, что за неделю подготовки к суду, в течение которой Отцы Основатели извелись от нервного ожидания, каждый шаг и слово участников процесса были отрепетированы и выверены до театральной точности.
Толпа была захвачена зрелищем, как и сами Отцы Основатели, восседавшие на балконе второго этажа в противоположной от судей стороне площади. Тем самым подчеркивалось четкое следование закону без стороннего вмешательства. Баэл же зрелищем не был захвачен - слишком многое было поставлено на карту. Он следил за реакцией толпы и наготове у него был десяток посыльных, которые, в случае чего, доставят инструкции судьям или прокурору.
На южной башне расположились пятеро лучников, которые, в крайнем случае, должны были расстрелять Эльдама огненными стрелами - вот вам и кара небесная. Увидеть лучников не смог бы никто, ибо солнце светило с их стороны.
Эльдама вывели на помост в цепях, за спиной его стояло три конвоира с обнаженными мечами.
В тот же момент к Эльдаму подошел мужчина в белых одеждах, объявивший себя - защитник Астарот. Он зачитал клятву о том, что обязуется защищать этого человека, какое бы ужасное преступление тот не совершил и как бы ему, защитнику, это ни было противно.
Противно, однако, было Эльдаму - зловонное дыхание Астарота, который явно злоупотреблял хмелем в предыдущую ночь, заставило его отойти от своего "спасителя" на пару шагов.
Когда обвинитель Буер начал свою вступительную речь, зрителей как будто рассекло острым мечом. Вдоль площади выстроились всадники, создавшие коридор сквозь толпу и к помосту подъехала карета правителя Хавреса. Для него и его немногочисленной свиты установили диваны прямо на помосте по левую руку от судей и за спиной обвинителя.
Правитель Хаврес объявил, что присутствует с единственной целью - проследить дабы никто не злоупотребил данной ему властью. А еще правитель объявил, что справедливый приговор, каким бы он ни был, скрепят своей личной печатью все три судьи, прокурор, защитник, семеро Отцов Храма Великого Наследия и лично сам правитель Хаврес. Приговор станет законным только, если на нем будут все тринадцать печатей.
Такой постановки Эльдам не видел ни в одном из городов, даже превышающих Прихму в несколько раз. Следующий театральный спектакль такого размаха произойдет только лишь через двести лет.
Обвинитель произнес пламенную речь на несколько часов. Примерно столько же времени потребовалось и защитнику, но его речь была спокойной, слишком заумной и путаной. Толпа заскучала.
Далее обвинитель Буер начал представлять письменные свидетельства и начал со свидетельств Отцов Храма. Естественно они все отрицали, что обвиняемый - это Эльдам.
Далее последовало огромное количество незнакомых Эльдаму людей, которые якобы знали его при жизни.
Несмотря на нелепость процесса, Эльдам наслаждался им - процесс представлялся ему великим произведением искусства. И действительно, все сыграли свои роли блестяще.
Расстроил Эльдама лишь один свидетель.
После того, как обвинитель представил все доказательства, настала пора защитника. Суть его свитков сводилась к одному - может обвиняемый и не Эльдам, но кто может доказать, что он сатана?
Судьи объявили, что настало время дополнений.
Достопочтимый господин Буер вызвал последнего, ключевого свидетеля - Сиену Сэндорай.
С каменным лицом Сиена объявила, что обвиняемый совсем не похож на ее драгоценного сына. Она сыграла роль настоящей снежной королевы. Ни один мускул на ее лице не дрогнул, ни одной слезы не было на ее глазах, ни одного слова правды Сиена так и не сказала.
Да, этот свидетель расстроил, но ничего неожиданного для Эльдама не произошло.
Настало время Эльдаму дать показания - он отказался, не хотел портить красивый и немного грустный спектакль.
- По закону, Вы можете дать показания в свою защиту, Вы должны знать об этом. - объявил обвинитель Буер.
- Я настоятельно рекомендую Вам дать показания, - пафосно настойчиво и даже немного заботливо заявил защитник Астарот. - Воспользуйтесь возможностью, которую Вам предоставляет сила закона.
- Вы так уповаете на свои законы, нацарапанные на свитках! - не выдержал Эльдам. - Вы не видите ничего дальше того, что сказали вам другие слепцы. Слепой ведет слепого! Куда вы придете? Неужели ваши законы смогут сделать вас здоровыми, сильными и счастливыми?
- Ты есть искуситель, льстец и лжец и ты пришел, чтобы помешать нам верить! - возмутился господин Буер. - Даже закон людской тебе противен, как я вижу.
- Ты веришь в то, что Эльдам, описанный в священной книге, есть воплотившийся бог, единый и всемогущий?
- Да, и вера моя крепка!
- Ты веришь, что бог создал весь мир, всех людей и животных, и своих ангелов?
- Да, и вера моя тверда как камень!
- Ты веришь, что только бог имеет полную власть над тем, что создал, и никто и ничто не может ему противиться?
- Да, и вера моя непоколебима!
- Тогда, зачем бы бог позволил мне, духу нечистому, явиться сюда?
В глазах Буера читалось замешательство, а толпа притихла, дожидаясь ответа великого обвинителя.
Но это замешательство было недолгим.
- Вот, вот люди добрые! Вы все слышали сами! - Закричал, надрывая связки, Буер. - Желая запутать всех нас, - Буер указал рукой на толпу, - этот лжец и искуситель обронил из своей смердящей пасти песчинку правды! Он признал, что он и есть дух нечистый! Он признал это! Что же еще вы хотите услышать от него? О, Высокий суд, его надлежит вернуть туда, откуда он пришел - в огонь преисподней!
Приговор был однозначным - сожжение на центральной площади через три дня, до этого времени сатана в человечьем обличии будет сидеть в железной клетке, подвешенной на площади. В этой же клетке сатана будет находиться в момент сожжения.
Все поставили свои особые печати. Последней была печать правителя Хавреса.
Вокруг клетки была выставлена конная охрана, которой, как и всем горожанам, запрещалось говорить с узником, слушать его и смотреть ему в глаза. Наказанием было объявлено вечное проклятие до восьмого колена и запрет на вход в Храм.
Эльдам с интересом ждал финала всей этой заварухи.
Отцы основатели праздновали свою победу и подсчитывали доходы после суда - никто из них не пренебрегал торговлей, тем более, что правитель Хаврес избавил их от налогов, таковым было его пожертвование Храму.
Но Баэл остыл после эйфории победы и впервые в жизни странное и непонятное чувство сверлило его. Можно сказать, что он почувствовал укол совести. Ему было искренне жаль Эльдама, а его стойкость показала Баэлу насколько он ничтожен рядом со своим учителем. Но это вовсе не означало, что он собирался отступить от своих планов, ибо все было просто - на карту была поставлена благополучная и почтенная жизнь Баэла.
Хотя, на самом деле Баэл боялся Эльдама. Казалось бы, он уже повержен, а Баэл все еще боялся его.
Через два дня после суда, сидя в своих личных покоях Баэл старался искусственно породить в себе злобу и гнев, но у него это не получалось.
Уже час Сиена умоляла его пощадить Эльдама, но Баэл был непреклонен. Тогда Сиена пригрозила, что, несмотря на последствия, расскажет всю правду о Великом Наследии.
Баэл знал, что она блефует, но что-то заставило его подыграть Сиене. Своей выгоды в этом Баэл, конечно же, упустить не мог.
Сиена составила завещание на все свое имущество в пользу Баэла, кроме того, был составлен контракт, по которому Сиена позволяла распорядиться ее телом после смерти по усмотрению Храма.
В ночь перед казнью охране на площади было приказано отодвинуться как можно дальше от клетки. Отец Баэл вместе с живой святыней Сиеной должны были произвести ритуал очищения, чтобы под клеткой можно было безопасно сложить поленья для костра. Было также объявлено, что сатана вселится в любого, кто посмотрит в его сторону во время ритуала.
Клетку открыла Сиена. Эльдам, несмотря ни на что, обнял мать в последний раз. Ему ничего не нужно было объяснять.
Отец Баэл объявил о том, что ритуал окончен и десяток рабочих с завязанными глазами по очереди, следуя его командам стали подносить поленья и раскладывать их под клеткой. Вместе с одним из этих работяг Эльдам вышел за кольцо охраны, а затем покинул и город.
Рано утром толпа, собравшаяся засвидетельствовать казнь, бушевала. Были сложены поленья для костра, была клетка, но в ней, естественно, было пусто.
Немедленно послали гонцов в Храм и Отцы, прибыв на место, стали вокруг клетки и погрузились в молитвы.
Утихомирившаяся толпа через час снова подняла шум. Отцы вышли из священного транса и Агарес громогласно заявил, что Сатана сбросил мирское обличие и ушел от суда человеческого, но не уйдет он от суда божьего.
Теперь доподлинно известно и засвидетельствовано это всеми честными людьми, что сатана может явиться в любом обличии и всем правоверным надлежит опасаться его, ибо сатана теперь среди людей.
Речь его была долгой и насыщенной. Далее каждый из Отцов сказал свое, заранее подготовленное, слово.
Толпа то ликовала, то умолкала, то начинала бушевать, а затем ликовала снова.
Баэл был прав, Храм в этой истории только приобрел и теперь в его руках был не только пряник, но и полноценный кнут, ибо, зачастую, страхом можно добиться большего, чем добрым словом, особенно когда слово это - ложь.
Ну что ж, люди есть люди - они сами не понимают своей силы, особенно, когда их так много. Тем хмурым утром, пока пустая клетка, подвешенная высоко над площадью, преподносилась жителям Прихмы под увещевания Агареса как страшное чудо, Велиар появился в самом дальнем углу площади в тени южной башни, и не было никого, кто увидел бы его - все смотрели в другую сторону.
Велиар узнал о людях все, что только возможно, именно в тот миг, когда появился у них за спиной. Был ли Велиар до этого? Не знает и он сам.
Эльдам еще долго странствовал, пока не уединился в далеких лесах на севере. Храм Великого Наследия распространился в соседние государства и даже дальше. Он просуществовал еще три тысячи лет.
А Велиар в это время тоже не сидел без дела и винить его не следует.
В тот далекий день люди поверили в сатану и действительно испугались его.