Филолог, так и не ставший профессионалом. Прозаик, предпочитающий оставаться любителем. Литературный предпочтения: Воннегут, Грасс, Чехов, Достоевский, Маркес, Сэлинджер, Гессе. Из кинолитературы: Бергман, Антониони, Кустурица.
Аннотация к разделу: Современная проза, к сожалению, грешит большим "соплизмом", иногда вовсе не приправленным никаким, даже самым приторненьким, сиропчиком. Куда-то пропала жесткость классической прозы... Впрочем, вернуться к ней будет уже чрезвычайно трудно. Что касается новой прозы, то мой друг, Дмитрий Белянский, определяет ее формулу как "сопли в сиропе". То бишь плачьтесь, господа, только делайте это интересно, а то ведь у каждого есть свои сопли и каждый их жевать умеет.
Когда началась война, я как раз перешел с медицинского факультета на философский и начинал почитывать идеалистов и романтиков. Не то, чтобы меня постигло разочарование в силе медицины, просто хотелось глобальной истины, которая бы объясняла даже необъяснимое. В военном госпитале, куда меня направили в первую же неделю боевых действий, я, двадцатилетний идеалист, снова попал с небес на землю.
Веронике удалось ускользнуть из этого шумящего сборища людей, которых она с трудом отличала друг от друга. Она шла знакомой тропой через сад к озеру, где ей так и не удалось встретить сегодня рассвет. От мысли, что он был последним, Веронике становилось так тоскливо, что слезы застилали глаза, и она почти ничего не видела, двигаясь на ощупь. Вытереть слезы мешала проклятая фата, упавшая на лицо. Девушка сняла ее, провела ладонями по векам и побежала по тропинке. На пути ей встретилась статуя Амура и Психеи. Вероника засмеялась, обвила фатой голову Психеи да так и оставила.
Яд начинал действовать, границы рушились, я душил себя, не давая вздохнуть, разрывал себе грудь, пытаясь сбросить с себя отяжелевшую плоть, я бился в конвульсиях, я танцевал свой последний танец, как когда-то его танцевал Иван. Борясь с туманом, я упорно не отводил взгляда от камеры, начиная понимать, что по ту сторону объектива никого нет, и стороны той - тоже нет. Эксперимент был закончен. Я смотрел в единственный глаз пустоты.
- А хотите, мы вам что-то покажем? Только вы никому не говорите… - Что же?Стефан взял его за руку и подвел к тому месту, где был разрыт стог.- Смотрите. Это сокровища.Мигель склонился к углублению в сене. Там лежали косточки какого-то крохотного животного, скорее всего, котенка. Убожество этого ћсокровищаЋ настолько поразило Мигеля, что с минуту он не мог ни двинуться, ни сказать что-либо в ответ. С трудом поборов отвращение, он повернулся к детям и спросил, сам не зная почему:- Вы знаете, что такое судьба?- Это что-то вроде судьи, только женщина? – сказала Мария и рассмеялась своей догадке.- Что-то вроде судьи… - повторил Мигель.