Взгляд, брошенный своему обидчику, выражал не гнев и чувство мести, а скорее страх. Страх перед с самим собой, страх перед матерью, а главное страх перед отцом.
Дима сидел на полу в центре класса уже около 20 минут. Он воображал тысячи сценариев того, как он возвращается домой; и ни в одной из них он не видел отца, его просто не было. Там была мать, плачущая и жалеющая его, и был его пес, верный и вечно грустный. Дима даже не вспоминал своего обидчика. Игнатьев для него был всего лишь манекеном, выполняющим свою функцию. Не будь его, это сделал бы кто то другой.
Дмитрия нельзя назвать каким-то изгоем или отбросом класса, скорее он был той серой массой. Он был тихим и несговорчивым, но не настолько, что не смог бы за себя постоять. Он учился неплохо, но звезд с неба не ловил, хотя, как ему самому казалось, он был умнее остальных. И лишь один человек досаждал его. Надо отметить, что досаждал он не только его, а всех. Этот детина, умом обделенный, имел невероятно огромное и неповоротливое тело. Дима не то что избегал его, он плевал на него, не обращая никого внимания. Это то и подвело к конфликтной ситуации.
-Вот Дима, слушай, ты можешь мне объяснить, почему с тобой никто не разговаривает? - спросил Игнатьев после последнего урока физкультуры в раздевалке.
Дима, взяв свой рюкзак и натянув куртку, пропустил вопрос мимо ушей и направился к выходу.
- Я к тебе обращаюсь, еблан. Тебя не учили как вести себя со старшими.
-Учили, но и с тобой я веду себя достойно.
-Ты у меня доиграешься, давай сюда рюкзак.
-Нет.
-Чего? - спокойствие и уверенность в голосе Димы разозли Игнатьева.
Размахнувшись, он зарядил прямо в челюсть Димы. Тот от удара пошатнулся, но не упал, готовый к такому повороту. Уже через несколько секунд он с криком летел на Игнатьева. К драке подключились и друзья Игнатьева, шансов победить у Димы не осталось.
Лежа на полу в синяках, он думал о том, как озеро застелило льдом. Лед привлекал его, под ней была тайна. Была сила, огромная и возможно, уничтожающая.
Встав наконец на ноги, он отряхнулся и провел ладонью по лицу. Крови было не так много, как он ожидал. Он умылся в туалете, в котором до сих пор стоял невыносимый им запах. Бросив последний взгляд на надписи по типу "Валера лох", "Здесь был...", он направился домой.
Человек должен быть подобен воде. Спокойный, сильный и непоколебимый. Он плывет по течению и все ему безразлично; даже не особо стараясь, он получает, чего хочет, ибо хочет он ничего не иметь.
Но порой даже самая спокойная река покрывается льдом, который нельзя пробить.
Дима никогда не здоровается с родителями, приходя со школы. Справедливости ради надо сказать, что родителей часто не бывает дома. Но в тот день они были дома. И вот он вошел, постоял минуту. Слышны только шаги на кухне. Пес Миго скорее всего спал на балконе, потому что при любом звуке двери он выбегает первый и сообщает о госте хозяевам.
-Привет, мама, - решился наконец мальчишка.
Мать вышла в прихожую с полотенцем на плече. Увидев своего сына, она тут же начала...
"Началось" - подумал Дима.
Отец, выйдя на крики своей жены, будто ничуть не удивился синякам сына. Он посмотрел Диме прямо в глаза. Это продолжалось всего лишь пару секунд, но Диме показалось, что его вывернули наизнанку и с дотошной внимательностью обследовали весь его внутренний мир. Отец ничего не сказал, ничего не сделал; в общем, вел себя как обычно. Но этот взгляд полный разочарования и презрения, как показалось Диме, порезал его куда больнее, чем все что с ним до этого произошло.
Человек должен быть подобен воде. Безучастный и прислушивающийся. Должен сопереживать и помогать, но не подавать виду. Только вода хранит столько тайн, но не становится черной.
Но порой даже самая спокойная река топит своих любимых друзей.
2
Снег бил по лицу, да и тонкая куртка не спасала от ветра. Еще одним врагом был лед, только что спрятавшийся под снегом. Поскальзываясь каждые 5 минут, Дима продолжал идти. Блядский снег. Как же он заебал. Добравшись до остановки; он остановился, отдышался и набрал номер Сома. Сом, представляющий из себя худого пацана с длинным носом. Мудозвон с вечно жирными волосами.
Слышался рингтон. "Я ебал вас всех в рот, ебал,ебал".
Сука. Сом никогда не берет трубку, перезванивает через пару минут.
Вот он звонит.
-Хули надо?
Типичное приветствие Сома.
-Заебал, приезжай. Я тут стою столько, сколько твоя сестра на панели стояла.
-У меня нет сестры.
Тупой уебок.
-Ладно. Так ты приедешь?
-Сейчас буду, братан.
А снег все идет. Это ведь своего рода вода. На остановку пришла женщина, достала сигарету. А глаза пустые, пустые. Чувствуется, как труд сгибает ей спину, а отчаянье топит она в вине.
Чертовы стихи.
Ветер ей мешает, он мешает всем.
Повернулась, смотрит на меня. Хули ей надо?
- Не мог бы дать рублей 100, чтоб добраться до дома? У меня ничего нет
Плачет. Сука. Ненавижу такие ситуации.
Смотрю на нее.
Руки у нее дрожат, а на шее висит ебаный крест.
Достал купюру, засунул ее в рот и съел. Это надо было видеть, ха-ха. Ее ебальник так перекосило.
-Пошла нахуй.
Вот и Сом приехал.
3.
Сом в хлам. Три часа ночи, луна сегодня слишком яркая - светит прям в ебальник. Ненавижу такое время. Чувствуешь себя одиноко, слишком. Сука. Даже те никчемные псы счастливее. Роются в своем говне и им хорошо.
Ничего не ел, только водки глоток. Где же это чертова бутылка. Еб твою, нихуя не осталось.
Вышел, купил в ночнике водку, плевать хотел на законы. Что же блять так тошно то?
Звоню отцу. Не берет. Спит, наверное.
.....
- Привет, пап.
-Здорово, что то случилось? Что так поздно?
Ненавижу его спокойный тон. Сука. Ненавижу. А еще больше меня выебывает его вздохи, в них так и сквозит разочарованием.
- Отец, мне плохо. Я..., я не знаю. Можно приехать к тебе?
-...
-...
-Ладно, приезжай.
Еду в такси, и нахуя я туда еду. Ебаная тоска. Вертит людьми как хочет.
Вот заваливаюсь к отцу с бутылкой водки в руках, к которой даже не притронулся.
Опять этот дом, эти стены. Они так и давят на Диму; он опять чувствует себя провинившимся маленьким мальчиком.
Дима чувствует всю нелепость ситуации, а отец только молчит, впрочем, как всегда.
- Отец, мне плохо.
Глаз его дергается, руки дрожат, впрочем, как всегда при серьезном разговоре с отцом.
- Я знаю. Она была многим для тебя. Давай выпьем.
Странно, он отвернулся от Димы, говоря последнюю фразу. Да и ситуация была необычная. Дима не позволял себе практически ничего при родителях, тем более пить алкоголь.
Пили молча.
- Знаешь сын, ведь я дурак, - сообщил отец после третьей.
И вдруг у него выступили слезы.
- Я ведь ее любил, всем своим ущербным сердцем. Просто не понимал этого, как же я этого не понимал, просто не понимал. Слушай сынок, хотя можешь не слушать - ведь я неудачник, дурак. Такой же как ты - потерянный дурак, только с проседью. Прости меня, сын.
Свет от лампы тускло освещал их лица, но было видно, что после этих слов он расплакался - слезы катились у него по лицу, сверкая и падая на пол.
Дима уже давно не мог говорить, ком в горле казался невыносимо большим.
- За все годы жизни я так и не научился жить. А помнишь..
Вдруг он просиял.
-Помнишь, как ты впервые победил меня в шахматы, по - настоящему. Я ведь видел этот огонь у тебя в глазах.
Перед Димой всплыл эпизод, произошедший еще в далеком 7 классе.
Отец, потеряв концентрацию, позволил сыну провести банальную вилку с конем - исход был предрешен. Дима не впервые победил отца, но до этого отец поддавался, причем так неискусно, что сквозило разочарованием. А в тот раз, пусть и не без помощи невнимательности отца, который всеми силами пытался исправить ошибку, у Димы получилось одержать вверх.
И вдруг у него тоже выступили слезы. Хотел он только что - то сказать, как вдруг расплакался навзрыд.
Свет от лампы еле освещал комнату. Два незнакомых человека сидели друг напротив друга, почти не двигаясь, и разговаривали о жизни. Именно так плачут мужчины - тихо и робко, почти одни и почти в темной комнате.
Человек должен быть подобен воде.
Но порой даже самая большая река становится маленьким ручейком.