Аннотация: Иду по улице. Не помню, как тут оказался. Вокруг снуют люди с одинаковыми лицами, в одинаковой одежде.
Иду по улице. Не помню, как тут оказался. Вокруг снуют люди с одинаковыми лицами, в одинаковой одежде. Мрачные тучи заполонили все небо; не знаю, видел ли я хоть раз в жизни солнце.
Подходит мужик с сигаретой, лицо в веснушках, уши необыкновенно большие, странной формы. Не понимаю, что с ним не так; разглядываю уже около минуты, тайны понять не могу.
- Зажигалки не найдется, Борис Борисович?
Лезу к себе в карман пальто. Странно, нахожу зажигалку с эмблемой миски. Я не курю, не курил никогда.
- Вот держите Пантелей Пантелеевич.
- Погода сегодня отличная. Вы не против моей компании? До представления еще много времени. Может, прогуляемся?
После каждого высказывания он делает паузу. Это меня не удивляет; не удивляет и то, что я знаю, как его зовут.
-Конечно, давайте.
Он берет меня за рукав и тащит на самую главную улицу города. На этой пешеходной улице нет ничего кроме магазинов. Присмотревшись, я замечаю, что везде продаются только телефоны, все полки обставлены телефонами одной марки. Стекла во всех магазинах грязные, но товары, точнее говоря, один товар виден издалека.
- Знаете, что меня прельщает в этой улице?
Замолк. Ждет. Тоже буду ждать. Проходит минута. Банально, кажется, будто прошла целая вечность.
- Минута прошла, - оповещает он меня, глядя на свои часы.
Я сдаюсь.
-И что же вас прельщает?
-А то, что тут очень колоритно и динамично. Всегда полно людей и уличных музыкантов, талантам которых позавидуют многие профессионалы. Магазины полны всякой всячины, на которых всегда большой спрос.
- С этим нельзя не согласиться.
Пока мы шли, люди куда то исчезли. Вокруг было пусто, не считая магазинов и их покупателей, похожих больше на роботов. Движения их были вполне человечны, но слишком уж похожи друг на друга. Они были почти идеальны внешне: хорошая фигура, миловидное лицо и гармоничные движения. Но им не хватало той изюминки, что присуще всем - индивидуальности. Любой зритель с первых минут понял бы, что это халтура.
Пока я был в раздумьях, мой спутник не переставал говорить, но я его не слушал.
-... и это было в их доме. Вы можете себе это представить? Какая наглость, какая наглость. Вот до чего доводит нынешнее образование, в наше время такого не было. Вы помните, как меня учитель в третьем классе отхлестал плетью? Я этот урок запомнил на всю жизнь.
Пытаюсь вспомнить, не было такого. Мы даже не учились вместе.
- Неужели не помните? - спросил Пантелей Пантелеевич, заметив на моем лице сомнение.
- Вы тогда еще жутко разрыдались.
- А да...Точно. Совсем позабыл
Картина резко всплыла в моей голове, хотя подробностей я не помню.
Идем дальше, повисла тишина.
- Как ваши дела с Владиславой Владиславовной? Как продвигаются приготовления к свадьбе?
- Все хорошо. Ресторан забронирован.
- Будет честью быть на вашей свадьбе. А как ресторан называется?
Не помню, что его позвали.
- Такое сложное название, из головы вылетело. Я вам позже скажу.
-Хорошо, - сказал он, подмигнув мне.
- А ведь она та еще кошка в постели. Вот я был с ней на прошлой неделе, хороша чертовка.
Меня это никак не кольнуло
-Да, хороша
-А как вам моя жена? Вы же были с ней вчера, если не ошибаюсь.
Не помню сцен. Где то в душе вспыхнула жалость.
- Тоже очень хороша.
Магазины начали закрываться, посетители хлынули с окон. Проходя мимо мусорных ведер, они выкидывали только что купленные телефоны.
До здания театра осталось совсем немного. Мрак стал почти непроглядным. Театр представлял из себя помесь хрущевки и дворца: над огромными колоннами стояли обычные многоэтажки. Театр был освещен, но свет не открывал для глаза части театра. Скорее наоборот он очень ярко освещал верхнюю часть, оставляя другие части полностью недоступными для глаз из-за контраста.
Около входа стоял лишь один человек. Мы приблизились к нему. Перед нами предстояла небывалой красоты женщина: алые губы, черные длинные волосы, белоснежная кожа и веснушки, которые она явна пыталась спрятать в макияже.
Как ваши дела, Владислава Владиславовна?- спросил мой товарищ.
Ну конечно, это моя будущая жена.
- Отлично, как ваши?
Смотрела она на меня с опаской и неприязнью. Пантелей Пантелеевич молчал.
- Хорошо выглядишь, дорогая, - сказал я, хотя не знаю даже зачем.
Черты ее лица смягчились, Пантелей Пантелеевич выдохнул. На них нахлынуло спокойствие, присущее ворам, которых оправдали.
- Спасибо, дорогой.
Она взяла нас за руки и повела в здание, руки у нее были холодные и сухие. Внутри театра была такая же странная освещенность, что и снаружи. Свет был направлен на картины некого Р. Пикмана. Эти творения не подлежат описанию. Могу сказать лишь одно, что здоровый человек сойдет с ума, если будет долго вглядываться в них. Свет, отражаясь от картин, слегка подсвечивал и плакаты, которых было довольно много. На всех них было запечатлено одно единственное представление. Его мне значит и предстоит сегодня увидеть.
Не считая входной, в фойе была только еще одна дверь. Неспешным ходом мы двинулись по корриду, который открылся за дверью. Пантелей Пантелеевич напевал что то себе под нос, слов я расслышать мог, но их смысл остался мне не понятен. Моя невеста была нежна со мной, всячески пытаясь касаться меня. "Меня это не волнует, я к ней ничего не питаю" - пытался убедить меня мой холодный рассудок, но я лишь отмахивался от него. Ее касания были не то, что желанны, они заставляли гореть самым ярким огнем мои внутренние колодцы пустоты. Рука ее была все такая же холодная, но каждое прикосновение будило во мне новое воспоминание о нашей жизни. Я не уверен, что это правда, но воспоминания всплывали из того отсека моей памяти, о котором принято умалчивать. Отсека, где хранятся наши главные провалы, наши самые дикие сексуальные фантазии и нечеловеческие мысли, которые порой приходят ко всем.
Из этого сладкого состояния меня вывел пустой взгляд на картины худощавого юноши. На вид ему было лет 20, не больше. Кожа у него была бледная, русые волосы коротко острижены, резкие скулы зрительно вытягивали лицо. Но самое прекрасное - это зеленые живые глаза, в них виделся острый ум и полное безразличие к происходящему.
Он продавал сахарную вату. Зачем в театре сахарная вата?
Смотрю на него уже больше минуты. Странное чувство, что из всех людей только он живой, а остальные - куклы. Он посмотрел на меня. Думаю, у него прошли те же мысли, что и у меня. Но в его глазах такое беспомощное принятие ситуации, что нет ни малейшей надежды помочь друг другу. Мы заперты здесь и должны делать вид, что не понимаем друг друга, будто у нас все хорошо, и мы не живем в чертовом зоопарке.
Вот мы и в партере, довольно уютно. Зал был небольшой, затемненный, как и весь театр. Только успел я удобно расположиться, тут же началось представление. Никаких звонков не было.
Музыка заполонила зал, загипнотизировав зрителей. Все люди внимательно слушали, не замечая, что это больше похоже на завывания бродячего пса. Оглянулся, все сидели прямо, прижимая руку к подбородку. Давили с такой силой, что подбородки стали красными. Интеллигенция...
Через минут 5 после начала этой "музыки", на сцену выкатили круг шар, к которому была прибита девушка. Она была обнажена; улыбалась, на ее лице играло неподдельное счастье. Ей нравилось внимание толпы, даже такой глупой, тем более такой глупой.
А она ничего, что то в ней есть - эти рыжие волосы... такие знакомые.
Вышел сгорбленный старик; весь его вид внушал недоверие. Повернулся к залу, поклонился, и начал искать кого то взглядом. Взгляд остановился на мне - тяжелый и зловещий. Его взгляд напомнил мне моего деда, вечно ругающегося на меня. Пьяным он был просто невыносим, избивал бабку и меня, а глаза становились такие же, как у старика со сцены.
Он достал огромный нож из кармана. И начал резать эту девушку, она молчала и не двигалась. Мне было ее даже не жаль, скорее наоборот, мне нравились ее титанические усилия. В один момент мне стало тошно за этим наблюдать.
Как мне это может нравиться? Как им может это нравится? Сейчас встану и уйду.
Вокруг все сидели тихо и мирно. В их взглядах читался интерес, никого это не смущало.