Аннотация: Альтернативная история царевны Лягушки.
Пролог
Добрый молодец, богатырь Феодор, держал свой путь за тридевять земель, чтобы убить Кощея Бессмертного. Подвиг сей прославил бы имя его в веках и слагали бы о нем песни и легенды. Замечтался молодец и не заметил, как конь его добрый с дороги сбился и, словно, нечистым духом ведомый, забрел в чащу глухую, непролазную. Опомнился Феодор, лишь когда низкорастущий сук встретился со лбом его богатырским.
- Что ж ты, скотина безмозглая, в такую глушь меня завез! - возмутился молодец.
Спешился богатырь, пригляделся, прислушался и почудилось ему, что поет кто-то в чаще лесной голосом нежным. Приосанился добрый молодец, ус подкрутил и отправился чаровницу разыскивать. Вышел Феодор на опушку, и видит он, стоит посередь избушка на курьих ножках, дым из трубы валит, дверь распахнута, изнутри запах сдобных пирогов доносится. Приблизился добрый молодец, откашлялся, и сказать еще ничего не успел, как навстречу ему Баба Яга собственной персоной вышла.
- Ну, здравствуй, богатырь славный. Заходи, гостем будешь, а то скучно мне одной в глуши век коротать. Новости расскажешь, а я тебя попотчую. А хочешь, баньку истоплю, попаришься. Зачем пожаловал, не спрашиваю. Дело известное.
Молодец наш не из пугливых был, отказываться от предложения не стал. Старуха только в первый момент ему страшилищем показалась, а присмотрелся - бабка как бабка, ничего.
Отправился богатырь в баньку, а карга старая за ним следом явилась. Поморщился Феодор, горб ее, да кожу пергаментную созерцая, а Яга и говорит:
- Сто пятьдесят лет уж почитай, как добры молодцы в гости ко мне не захаживали. Развлечений никаких.
- Ты о чем это, старая, речь ведешь? На что намекаешь? - забеспокоился Феодор.
- А на то, милок, и намекаю, что ежели ты меня приголубишь да приласкаешь, то раскрою я тебе тайну, где смерть Кощееву разыскать.
- Совсем ты ума лишилась на старости лет! - возмутился Феодор. - Да на тебя же без содрогания смотреть невозможно!
- А ты соглашайся, голубчик, не пожалеешь, - ухмыльнулась карга.
Был Феодор парень рисковый да любопытный.
- Эх, была, не была! По рукам!
- Вот и славно, - расплылась Яга в беззубой улыбке, - и дурманом опаивать не пришлось. В награду тебе оборочусь я девицей красавицей, вот только пойду в книгу заклинаний гляну, а то память уже не та стала.
Подсмотрел богатырь, где у ведьмы старой книга заветная хранится, да тихонько в баньку воротился. Очень Феодору любопытно было, а не сыщется ли в книге этой такого заклинания, чтоб все девки в него влюблялись, и никогда бы ему отказа не было. Вошла к нему Яга красавицей писаной, от такой отказываться умолишенным быть надобно. А после, как и обещала, поведала ему ведьма про то, где смерть Кощеева хранится.
Ночью проснулся богатырь по нужде, через Ягу перебрался, облика ее старческого уже не испугавшись. Когда же в избушку воротился, вспомнилась ему книга заветная, вытащил он ее из сундука, к окошку подошел, раскрыл наугад и в свете лунном читать начал. Филин старый на своем насесте встрепенулся, глаз приоткрыл.
- Тихо сиди! - пригрозил богатырь, - А не то все перья повыдергиваю.
Филин и без того лысоват был и дряхл настолько, что на охоту ночную уже не летал, благо Яга по старой памяти за службу верную подкармливала. Взъерошил он остатки перьев и с гордым видом к молодцу задом поворотился.
- Вроде нашими буквицами писана, а слова какие-то непонятные, язык сломаешь - вздохнул Феодор, закрыл книгу, в сундук убрал да спать завалился. А наутро, с Ягой попрощавшись, отправился подвиг свой славный свершать.
I
Приютившаяся на косогоре деревенька третий день отмечала праздник урожая. Даже поздно вечером веселье не утихло, несмотря на естественную убыль участников, которые из-за стола переместились под него либо под ближайшие плетни. Самые стойкие продолжали отплясывать и орать песни.
Параскева, беременная своим долгожданным первенцем, устав от шума и сутолоки, направилась домой. Разыскивать мужа своего Апанаса, чтобы проводил, Параскева не стала. Пусть веселится. Женщина отправилась на край деревни к небольшой хатке. Чем дальше отходила она от центральной площади, освещенной факелами, тем больше погружалась в чернильную темноту ночи. Луна и звезды прятались за тучами, и не видно было ни зги, но она хорошо знала дорогу. Параскева свернула с центральной улицы на узкую, змеящуюся среди бурьяна тропинку. Вьюн-трава цеплялась за сарафан, мешая идти, и боли в животе становились все настойчивее.
- Тише, малыш, тише, - шептала Параскева, поглаживая живот и тяжело дыша. - Вот мы и пришли.
Не успела женщина толком дверь отворить, как под ноги ей бросилось какое-то существо и проскользнуло в дом. Параскеву прошиб холодный пот. Бормоча молитвы, дрожащими руками она нащупала огниво, и в доме затеплился слабый огонек. На обеденном столе сидела черная, как смоль кошка с пронзительно зелеными, холодными глазами.
Не тут то было. Кошка лишь усами чуть дернула, словно усмехнувшись. Новый приступ боли заставил Параскеву, придерживаясь рукой за стену, опуститься на скамью.
- Охтеньки, - простонала она, - кто ж теперь повитуху то позовет?
- Не волнуйся, - промурлыкала кошка, - сама справишься. Ты баба сильная и ребенок у тебя здоровый, но без моей помощи ждет вас обоих смерть неминучая, ибо место детское близко к выходу крепится, и кровью ты изойдешь прежде, чем разродишься. Не пугайся Параскева, я пособлю, жизни ваши сохраню.
Параскева сделалась бледная, как полотно савана. Кошка поднялась, лениво потянулась и спрыгнула со стола. Еще не достигнув пола, оборотилась она Бабой Ягой.
- Уйди, нечистая сила! - Параскева перекрестилась. - Нельзя мне с тобой сделку заключать, в долгу у тебя жить.
Старуха лишь поморщилась.
- Все ты правильно поняла, Параскева, да долг - он же не вечен и платежом красен. Услугу за услугу попрошу, ничего более.
- Не вожу я дел с существами богомерзкими, - тяжело дыша, произнесла женщина и с ужасом уставилась на подол сарафана своего, что кровью окрасился.
- Не упрямься, Параскева, спаси сына. Ведь он у тебя будет человек редкий, с сердцем добрым и душою чистой.
II
Минуло двадцать пять лет. Сделался Иван молодцем статным да лицом приятным, вот только... Дурак, одним словом. Парни на охоту, а он: 'Не хочу зверье без надобности особой бить, лучше книжицу почитаю'. Парни за девками подглядывать, что в озере плещутся, а он: 'Не пристало так себя вести'. Битым Ванька часто бывал, особенно братом двоюродным Митрофаном, но зла ни на кого не таил. Только с дьячком он дружбу водил, тот грамоте то его и выучил. Любил парень по окрестностям бродить в одиночестве, да думы думать в небо глядючи. Девки деревенские над ним посмеивались, только Дуняша соседская дочь внимательно на него поглядывала и вздыхала тяжело. Лентяем Иван не был, отцу с матерью помогал. Тем бы жить да радоваться, а они все печалятся. Не иначе, как проклятье на сыночке ненаглядном лежит, ведь в деревне он словно чужой. Парню жениться пора, а он на девок не заглядывается, не замечает. Повздыхали отец с матерью, да вот что надумали: вывел батюшка сына своего в чистое поле рано поутру и говорит:
- Вот тебе, Ванюша, лук, да стрела. Глаза я тебе материнским платком завяжу, ты покружись, а потом стреляй. Куда стрела полетит, в тех краях невесту себе ищи, коли наши девчата тебе не любы.
Подчинился Иван воле отцовской и отправился за своей судьбой. Долго ли он шел, коротко ли, то неведомо, но местность оказалась на его пути дикая да безлюдная. Стрелу свою он давно нашел и подобрал, а невесты не отыскал. Был Ваня человеком упорным и цели, отцом поставленной, долг обязывал его достичь. И завел его этот долг в леса дремучие, непролазные, в болота топкие. Провиант у Ивана давно вышел, но использовать стрелу заветную для охоты он остерегался. Вещь как-никак судьбоносная. Добрел Ваня до воды стоячей, вонючей. Водяной местный очень до галюценогенных грибков был охочий и на каждой кочке да вдоль бережка их разводил. В общем, соответствующего качества была водица. Иван про то ничего не ведал и, мучимый жаждой жесточайшей, из болотца этого напился, огрызки грибков рукой отпихнув. Ох, и натерпелся он жути! Голоса чьи-то слышались, тени чудовищные кругом мелькали. Не выдержал Иван, натянул тетиву, чтоб чудищ сразить, да споткнулся, и ушла его стрела под воду. Схватился наш молодец за голову, осознав, что натворил, но тут над водой показалось оперенное древко, а за ним и лягушка вынырнула, в лапку раненая. Иван луком до нее дотянулся, к берегу отбуксировал. Выловил он бедолагу и первую помощь оказал: стрелу аккуратно сломал да из лапки извлек. А поскольку находился он до сих пор под действием водицы болотной, то, вздохнув тяжко, лягушку эту несчастную поцеловал. Стрела-то на нее весьма недвусмысленно указала. Лягушка, конечно, сопротивлялась, лапками брыкала, глаза в ужасе выпучивала да квакала истерически, но судьба есть судьба. После поцелуя стало несчастное земноводное раздувать. Тут уж Ваня протрезвел. Доросла лягушка до размеров теленка, кожа на ней и лопнула. Когда лоскуты зеленые на землю попадали, предстала пред взором Ивана девица нагая красы невиданной, на земле распростертая. Он только ахнул и тут же воспылал к ней любовью страстной.
- Как звать тебя красавица? - произнес Иван срывающимся голосом.
- Вася, - прохрипела прелестница и чахоточно раскашлялась, отплевываясь от земли, в которую лицом уткнувшись, только что лежала. - Извини. Давно не разговаривала.
- Василиса! Суженая моя! - Иван опустился на одно колено и протянул к ней руки, - Будь моей женой.
- Дай хоть принаряжусь, да ногу залечу.
Василиса щелкнула пальцами и облачилась в одежды парчевые, жемчугами изукрашенные. Задрала она подол, от чего Ивану еще жарче, чем прежде сделалось, и поводила рукой над раной кровоточащей.
- Ноги у тебя какие... - замялся Иван.
- Какие? Волосатые? Так в наших краях у всех такие, - осклабилась Василиса.
- Да, нет, что ты, - отмахнулся Иван, - не то я хотел сказать.
- Подумала я над твоим предложением и решила согласиться, но с условием: кожу лягушачью с собой прихватим. На том и порешили.
III
В деревне Василиса чрезвычайно понравилась мужской части населения, особенно двоюродному брату Ванюши Митрофану, а женская часть мрачной тучей собралась у колодца, обсудить новую напасть.
- Дурак то наш каку прынцессу себе в жены береть. Что-то тута нечисто, - шептались девки и сплевывали на землю шелуху от семечек.
На площади срочно организовали праздничное застолье, чтобы, как водится, честным пирком да за свадебку. Иван был безоблачно счастлив, Василиса бледна и молчалива.
- Синюшная, как умертвие, - шушукались бабы.
Громогласные крики 'Горько!' прервали поток сплетен, и все взоры обратились на молодых. Ваня, радостно улыбаясь, встал, а Василиса, словно окаменевшая, сидеть осталась. Жених нежно подхватил ее под локоток и помог подняться. Она приблизила к Ивану лицо, прикрыла их фатой, что вызвало недовольство гостей, и прошептала:
- Вань, тошнит меня сильно. Сам вспомни, что за водичка была в том болоте. Боюсь, как бы конфуза не вышло.
Лицо у жениха вытянулось, но он быстро с собой справился и прошептал в ответ:
- Понимаю, любимая. Не будем целоваться, сделаем вид.
- Спасибо, Ванюша, добрый ты человек, душевный.
Иванушка расцвел от похвалы своей возлюбленной. Даже если бы она его ругала, на чем свет стоит, он и тогда был бы счастлив, лишь потому, что голос ее слышит.
Свадьба пела и плясала, все шло своим чередом и невесту, как водится, похитили. Заволок Митрофан Василису в темный амбар, дверь его дружки снаружи на засов закрыли. Сдернул он с головы Ваниной невесты мешок и давай ее лапать да тискать. А чего ему бояться? Не братца же своего двоюродного, дурачка деревенского.
- Мужик, может у вас тут так принято, - мрачно произнесла Василиса, - но я из других краев. При этом она ловко перехватила его руку и моментально вывернула. Митрофан взвыл, рухнул на колени, а Василиса, склонившись к нему, продолжила:
- И мужа моего обижать не советую.
Полыхнули глаза ее пламенем зеленым, Митрофан сознания и лишился, а Василиса поправила платье и прическу, плюнула в сердцах на поверженного противника и, подойдя к двери, прислушалась. Никого. Повела Василиса рукой перед дверью, притронулась к ней - засов с той стороны сам и отворился. Вышла она из амбара и отправилась за Иваном, потому как 'свадебное торжество' изрядно ей поднадоело.
До крайности нетрезвые гости проводили молодых до самой хаты и, возможно, ввалились бы в дом, но Василиса так на них посмотрела, что, не будь селяне изрядно подогреты алкоголем, кровь застыла бы у них в жилах. Иван этого не заметил, он только почувствовал, что его драгоценная на землю оседает. Подхватил он новоиспеченную супругу на руки и перенес через порог, как и полагалось, только Василиса этого уже не осознавала, лишившись чувств.
- Устала, бедняжка, - посетовал Иван, укладывая ее в постель. - Я не буду тебя беспокоить, просто посижу рядышком, посмотрю на тебя ненаглядная моя.
Далеко за полночь скрипнула дверь, и родители Ивана тихонько вошли в хату. Они с удивлением обнаружили своего сына сидящим на краешке постели и созерцающим прекрасное лицо своей жены. Василиса открыла глаза и вздрогнула, увидев склонившихся над ней людей.
- Спи, спи, детонька, - проворковала Параскева, - мы с моим стариком продрогли на сеновале, вот и пришли в дом. На печи-то оно всяко лучше.
- Конечно, - пробормотала Василиса.
Иван помог родителям взобраться на печь и вернулся к жене.
- Ты что же это и не ложился? - с подозрением поинтересовалась Василиса.
- Нет, - улыбнулся Ваня, - тобой любовался.
- Ложись. Только одеяло второе возьми.
- Нет у нас больше одеял, - растерялся он, - но ты не беспокойся, я без одеяла. Тепло в доме-то.
IV
Наутро Иван с отцом в поле отправились, а Василиса осталась с Параскевой день коротать. Свекровь безостановочно щебетала, рассказывая о соседях, о неурожайных годах да вспоминала свою свадьбу с Апанасом.
- Ох, сковородка-то как закоптилась, - всплеснула руками Параскева.
- Матушка, я на двор схожу, песочком ее почищу, - не дождавшись ответа, Василиса выхватила сковороду из рук Параскевы и выскочила за дверь, радуясь возможности увильнуть от такого изуверского занятия, как резка лука.
- Иди, детонька, - кивнула свекровь, - я сама с овощами управлюсь.
Обливаясь горючими 'луковыми' слезами, Василиса присела на завалинку.
- Что-то не больно ты счастлива после первой брачной ночи с Иваном-дураком, - раздалось у нее над ухом.
Василиса недобро прищурилась и, перебросив сковородку в другую руку, перехватила ее поудобнее, а затем со всего маху приложила Митрофана по скуле так, что он рухнул, как подкошенный.
- Ух, ты!
Оглянувшись, Василиса увидела молоденькую золотоволосую девушку с забавными веснушками.
- Как ты его! А ведь никто в округе уже много лет Митрофана в кулачных боях не побивал.
Василиса только бровь дугой изогнула.
- Я Дуня. Соседка ваша.
Было заметно, что девушка несколько растерялась от такого холодного приема.
- Вася.
- А я знаю! - расцвела Дуняша.
- Конечно. Здесь ничто не укроется, - улыбнулась Василиса и оценивающе оглядела соседку с ног до головы и обратно.
- Можно я с тобой посижу? - поинтересовалась та.
- Сиди.
Дуняша присела на завалинку рядом с Василисой. Была она удивительно нежная и изящная для деревенской девушки. Василиса пробежала взглядом по изгибу ее шеи, ямочке между ключицами и округлостям под блузкой. Стройная ножка Дуняши что-то чертила на песке. От девушки пахло полем: чернобыльником, мятой, ромашкой. Василиса медленно втянула воздух, словно стараясь запомнить ее запах.
- Ты еще ни с кем не подружилась? - поинтересовалась Дуняша.
- Что? - очнулась Василиса, - А, нет. Быть может ты будешь не против со мной дружбу водить?
Девушка просияла.
Вскоре очнулся Митрофан, потряс своей башкой, чертыхаясь, поднялся и убрался восвояси, поминутно оглядываясь. Девушки проводили его недобрыми взглядами.
- Ванюша хороший, - тихо промолвила Дуняша, потупившись, - не то, что все эти болваны. Тебе, Василиса, очень повезло.
- А ну-ка, дай мне взглянуть, - Василиса взяла подружку за подбородок и внимательно на нее посмотрела, - ты его любишь?
- Да, нет. Нравится просто, - Дуняша шмыгнула носом и отвела глаза. И не важно все это, ведь у него есть ты. А обо мне даже не думай, - положила она руку на сердце. - Я не какая-нибудь там... Да, и куда мне с такой красавицей тягаться, никакого в тебе нет изъяна.
Василиса фыркнула и отмахнулась.
- У меня один глаз стеклянный, - сообщила она и прикусила губу (вот черт за язык дернул).
- Правда?! - ужаснулась Дуняша. - Ты не бойся, я никому не расскажу, - замотала она головой.
- Верю, - взглянув ей в глаза, кивнула Василиса.
- Ох, мурашки по телу бегут, когда ты так смотришь, - передернула плечиками Дуняша.
Василиса лишь хитро улыбнулась.
Нынешней ночью родители и не думали отправляться на сеновал, как, впрочем, и спать, что с мрачным неудовольствием отметила про себя Василиса. Понятное дело, за сына переживают. Небось батюшка все уши ему прожужжал, объясняя, что к чему в семейной жизни. Вот лежат теперь, притаившись, и ждут.
Василиса тяжело вздохнула и печально посмотрела на мужа, который пристроился на краешке постели и шелохнуться боялся.
- Ванюша, пойдем на сеновал.
В сене шуршали мыши и жуки, сквозь ветхую крышу струился лунный свет. Иван расстелил одеяло и покосился на Василису.
- Присаживайся, муженек, разговор у меня к тебе имеется, - сообщила она. - Так вот, Иван, не знаю, сказывала ли матушка Параскева о долге вашем пред Бабою Ягой. Да, ты не пугайся так, вижу теперь, что сказывала.
- Просила ведьма услугу за услугу, а какую не ведомо, - понурился Иван.
- Жизнь, Ванюша, спасти за жизнь спасенную. Чахну я день ото дня, скоро смерть за мной явится.
- Василиса, душа моя, только скажи, что сделать, как тебе помочь?!
- Должен ты, Ванюша, немедля отправится в земли заповедные к матушке моей Бабе Яге, она подскажет. Облачишься в шкуру лягушачью, а я цапель речных позову, чтобы скорее тебя доставили. Мало у меня времени осталось на свет белый любоваться. Готов ли ты, Ваня, отправится за тридевять земель?
- Готов, любимая. Жизнью ради тебя пожертвую! Хочу только поцеловать тебя крепко перед долгой разлукою.
- Ах, Иван, поверь на слово, жалеть будешь.
Но не послушался Иван, припал к губам Василисиным, но она на поцелуй не ответила.
- Ты, с родителями перед долгой дорогой простись, скажи, что надобно мне лекарство заморское от болезни редкой. Про матушку мою не упоминай, не пугай стариков, - учила Ивана Василиса.
А тот и рад стараться. И холодность жены своей на болезнь списал.
Через несколько дней после того, как Иван в путь отправился, слегла Василиса. Скорбная тишина повисла в сумраке хаты. Лежала жена Ванюшина худющая да бледная, перстами тонкими в одеяло вцепившись, зубы стиснув, что выдавало муку нестерпимую. Дуняша каждый день заходила - старикам по дому помогать, пока те в поле работали, и с Василисой подолгу сидела.
- Что ж ты, подруженька моя, так расхворалась, - горестно вздыхала Дуняша, - не посидишь со мной на завалинке, как бывало, не побродишь по лугам цветущим, про травы целебные сказывая.
- Боюсь, не поспеет Иван ко сроку, - прошептала Василиса, - нет больше сил моих на этом свете держаться.
- Не говори так, Василисушка! Жаль, что я не могу тебе помочь, страдания твои облегчить, - пуще прежнего огорчилась Дуняша.
- Можешь, Дуняша, если любишь меня искренне, колдовства не боишься и тайны страшные хранить умеешь.
Побледнела девушка, подругу милую выслушав, подумала мгновение и, склонившись к Василисе, зашептала:
- На все я согласная, что делать надобно?
- Ложись рядом, Дуняша, обними меня крепко и силой своей поделись. Станем мы с тобой существом будто бы единым. Всю мою жизнь узнаешь, все тайны разведаешь, - грустно улыбнулась Василиса. Но больше часа не лежи, подруженька, а то исчахнешь совсем, не оправишься.
Когда старики домой возвращались, повстречалась им Дуняша с глазами безумными и румянцем лихорадочным. На приветствие не ответила, не слышала словно, да и видела ли что-то пред собой - непонятно.
V
А Иван, тем временем, в облике лягушечьем в клюве у цапли зажатый, над лесами дремучими летел. Страшно было ему с высоты такой на мир смотреть, а упасть и того страшнее. Летели цапли который день без остановок, колдовством Василисиным питаемые, лишь Ваню на лету друг другу перебрасывали, чтобы отдых себе дать. Как только сердце ужас такой вынесло, не иначе как любовь пылкая к Василисушке поддерживала. Наконец цапли снижаться стали, а едва земли коснувшись, попадали замертво. Птица, что Ивана держала, клюв в предсмертных судорогах так стиснула, что лягушку бедную чуть пополам не перекусила. Квакнул Ваня надсадно и сознание от боли потерял. Очнулся и чувствует, что мир ходуном ходит. Глаза разлепил, видит, лежит он в ладонях старухи облика жуткого, которая несет его куда-то.
- Очухался, милок, а я уж испугалась, что не выживешь.
Внесла его Баба Яга в избу, на лавку положила и колдовать принялась. Ощутил Иван, что с телом его лягушачьим что-то происходит, разрослось оно и кожу скинуло.
- А ты, Ванюша, ничего, - оценила ведьма и губы облизала.
Иван срамное место руками прикрыл да в самый угол забился.
- Не смущайся молодец, - захихикала старуха, - подыщу тебе одежонку. Только уж не обессудь, мужских нарядов у меня нет.
Натянул Ваня на себя сарафан, запах родной Василисушкин признал и скорей перед Ягой на колени бухнулся.
- Помоги, матушка, помирает жена моя, к тебе послала!
- Жена? - усмехнулась ведьма. - А сколько раз, Ваня, ты долг супружеский исполнял?
- Какое это имеет значение? - смутился он.
- А такое, Ванюша, что нет у тебя жены.
Ужаснулся Иван, за сердце схватился.
- Неужели опоздал?!
А ведьма, словно мысли его прочла.
- Не помер еще Василий, жив. Ждет тебя, держится.
Отпрянул Иван в ужасе от старухи безумной, перекрестился, руками замахал.
- Ты, Иван, поспешных выводов не делай, выслушай сперва, что расскажу.
Яга уселась за стол и 'зятя' жестом пригласила. Опустился он на лавку напротив старухи, смотрит на нее, в глазах отчаяние.
- Много лет назад, не меньше ста двадцати почитай, - приступила к рассказу Яга, - проезжал этими краями богатырь один. Как там бишь его...ах, да, Феодор. Ох, и страстный был! - ведьма довольно зажмурилась.
Иван поежился.
- Так вот, долго я голову ломала, как так вышло, что Васька у меня родился.
Иван удивленно глаза выпучил, дескать, столько лет старуха живешь, а не знаешь, от чего дети заводятся.
- Не про то, Ванька, думаешь! - отмахнулась Яга. - От мужа моего Кощея рождаются только девочки. Не нужен ему бессмертному наследник, на богатства зарящийся да смерти его желающий. Гадала я, гадала, как такое диво могло случиться, что мальчик на свет появился, а потом у филина моего спросила: 'Не видал ли чего?'.
- Конечно, видал! - встрепенулась птица, - Сколько неприятностей нажили из-за этого Феодора, геронтофила проклятого!
- Молчи чучело! - рассердилась Баба Яга, - Предупредить был должен, а не перья свои паршивые жалеть!
Филин голову втянул, глаза прикрыл и в разговор больше не вмешивался.
- Оказалось, Феодор ночью в книгу заветную заглядывал. И прочел он случайно... Что бы ты думал? Заклинание предыдущую ворожбу отменяющее. Смекаешь?
Иван только головой помотал.
- Отменил он, болван, противозачаточное заклинание! Что же мне было делать? Кощей узнает, убьет сыночка моего единственного. Вот и оборотила я Васеньку девицей, но только наполовину, чтобы сути своей мужской не забывал.
Вспомнились тут Иванушке ноги Василисины волосатые и поцелуй свой прощальный. Залился он краской по самые уши и глаза потупил.
- Ты, Ванюша, не переживай, - посочувствовала Яга, - со всяким могло случиться. Но ты - не всякий. Долго я ворожила, разыскивала человека бескорыстного, что сынка моего спасет и равновесие в нашем мире не нарушит. Открою я тебе тайну страшную.
- Куда уж страшней, - отмахнулся Иванушка. - Дурак я, дурак! Верно люди судачат.
- Нет, не верно! - Яга аж кулаком по столу стукнула. - Быть и слыть, Иван, вещи разные! Так вот, смерть Кощея не в яйце хранится, что в утке, а утка в зайце и так далее, как всем известно. Морок все это. Вот и Феодор пошел, иллюзию разыскал, иголку сломал, жил и умер в славе да почете, а потом, как водится, люди о нем позабыли. Лет сто пятьдесят - двести к нам после 'подвига' обычно никто не суется, не беспокоит. Смерть мужа моего в стеклянном глазе Василисы. Каждая из дочерей Кощея долг свой пред отцом выполняет: глаза лишается и хранит иглу в протезе, энергией своей молодой отца подпитывая. Ведь ничто не берется из ниоткуда и не исчезает бесследно. Секрет бессмертия Кощея - в даре дочернем. Только более ста лет никто его смерть хранить не должен. Передается она сестрице младшей и тут же дочь, службу отслужившую, Кощей замуж выдает. И совершается все бракосочетание прилюдно. ВСЕ, Ваня! Долгие годы я размышляла, как сущность Василия в тайне сохранить, к людям его отправить и тайну сохранить. И надумала. Оборотила я его лягушкой, а мужу сказала, что дочка наша взбалмошная замуж за лешего выходить отказалась и из дому сбежала.
- Почему же ты, Яга, его прежде мужчиной не сделала?! - возмутился Иван.
- А потому не сделала, что глаз со смертью Кощеевой только женщина носить может, хотя бы наполовину женщина. И вынуть она его, без обряда специального многими магическими существами одновременно совершаемого, не может. Только в случае смерти хранительницы глаз сам ее покинет, а игла со смертью к владельцу воротится. Ты, Ванюша, любви своей не стыдись, не мог ты не влюбится, - посочувствовала ведьма. - Магия приворотная, на Василису направленная, на тебя с рожденья наложена, чтобы сильное чувство тебя вело. Ведь мы, Ваня, по собственному произволу в мир ваш редко заглядываем, пригласить нас надобно. Вот, черт, к примеру, гость у вас почти постоянный, как наиболее часто поминаемый. Должен был ты Василису с собой позвать и спасти захотеть, ибо без воли людской и согласия ничто нами не делается. Я ведь мать, Ванюша, и дитя свое всеми правдами и неправдами защищать буду. Ты уж меня прости.
- Я ведь вам жизнью обязан и матушка моя, - вздохнул Иван, - а долг платежом красен.
- Ох, незадача какая! - встрепенулась Баба Яга, - Кощей в гости пожаловал! Чую близко он уже. Ты, Иван, не беспокойся. Станешь на время дочкой моей.
- Что?! Нет, не бывать этому!
Кинулся Ваня прочь из избушки, да на подол сарафана наступил и рухнул, как подкошенный, а ведьма времени не теряла. Поднялся он на ноги и с ужасом обнаружил существенного размера выпуклости в области груди, руками за них схватился да как заорет голосом тонким. К зеркалу кинулся и остолбенел, на себя в женском обличье глядючи.
Опустил Иван глаза вниз, рот раскрыл и вдохнуть не может от зрелища внушительного.
- Это хорошо, - вздохнул Кощей благостно. - Однако некогда мне у вас засиживаться, по делам спешу, на минутку заглянул, проведать.
- Прощай, муженек, заходи. Всегда тебе рада.
- Прощай, батюшка, - выдавил из себя Иван, а сам думает: 'Надо же какой приятный старичок'.
Ушел Кощей, а Баба Яга облик мужской возвращать Ивану не торопится. Испугался он, вдруг подвох какой, а ведьма и говорит:
- Ты, Ваня, не спеши, выйди воздухом подышать, к лесу прислушайся, а я пока узелок для тебя соберу.
Не стал он спорить, вышел из дому, стоит и удивляется, мир, словно изменился. Слышит Иван, как травы растут, как внутри деревьев соки питательные перемещаются, чувствует, как птица летит, как птенец в яйце образуется, как волк след заячий чует, как пчела нектар собирает, как вода речная песчинки на дне перекатывает. Воротился он к Яге, а та улыбается.
- Что это было, матушка?
- Слышал ты, Ваня, течение силы животворной, единую связь всего живого и неживого в природе, то, что мы колдуны от рождения чувствуем, а потом понимать и беречь учимся. Собрала я все для Василия необходимое, возьми вот. Жаль, я не могу с тобой пойти, сынка повидать. Должна я нарушение в течениях силы жизненной замаскировать, когда жизнь в смерть перейдет да обратно воротится.
Вернула Яга Ивану облик его первоначальный, сняла чары приворотные, объяснила, как средствами колдовскими Василия пользовать, вышла за порог, свистнула пронзительно и прибежал из чащи лесной конь волшебный.
- Скачи, сынок, что есть силы, скачи!
VI
Ворвался Иван в родную хату, а там родители его и Дуняша у одра смертного стоят, слезы горючие проливают. Видит он, Василиса уже не дышит почти, но глаз стеклянный тело еще не покинул, лишь слабо светится.
- Матушка, батюшка! Идите на двор, дайте мне побыть с женой моей наедине. И ты Дуняша иди.
- Позволь мне остаться, Ванюша, - попросила девушка, склонилась к нему и на ухо прошептала:
- Знаю я все про Василия и смерть Кощееву.
Иван лишь глаза удивленно распахнул и кивком разрешил ей остаться. Как только родители вышли, развязал он узелок и два пузырька вытащил. Дождались они с Дуняшей момента, когда глаз стеклянный из глазницы вышел, ярко горницу освещая, и капнул Иван на губы покойнице зелья волшебного. В этот момент лопнул глаз, разлетелся на десятки осколков, и зависла над Василисой игла со смертью Кощеевой беззащитная и доступная. Но не тронул ее Иван, не сломал, плеснул лишь на нее того же зелья, и потекла из иглы струйка зеленого холодного пламени в рот Василисе. Вдохнула она хрипло и глаза распахнула, оба живые и прекрасные. В этот момент погасло пламя, а игла исчезла, словно в воздухе растворилась.
- Спасибо, тебе, Иван, - прошептала Василиса, - за сердце твое доброе и душу чистую. И тебя, Дуняша, благодарю за то, что силы мои поддерживала и тайну не выдала. Позови, Иван, родителей.
Старики вошли и диву дались:
- Как же чудо такое случилось?!
- Послушайте меня, батюшка с матушкой, - сказала Василиса, - не могу я дольше жить в ваших краях, ибо губительно это для здоровья моего, уйти я должна. Думаю, Иванушка возражать не станет. Есть у меня для вас подарок: скатерть самобранка, чтобы всегда вы были сыты. И еще скажу, что долг ваш сполна выплачен.
С этими словами встала она со своего ложа, руки вперед вытянула и упала на них откуда ни возьмись скатерть волшебная.
- Пора мне. Спасибо за доброту вашу и любовь.
Заплакала старушка Параскева, обняла ее Василиса на прощанье. Взяла второй флакончик из узелка, земной поклон всем отвесила и за дверь вышла. Опомнился Иван, следом выскочил.
- Погоди, провожу тебя!
- И я, - вышла следом Дуняша.
Далеко за околицей откупорила Василиса флакончик заветный и зелье выпила. Оборотилась она молодцем. Улыбнулся Иван Василию смущенно, руку для пожатия протянул.
- Куда ты теперь?
- Хутор построю, целительством заниматься стану, - ответил Василий.
- Удачи тебе.
- Спасибо, Иван. Скажу на прощание, ждет тебя твоя суженая, что оценит и ум, и сердце прекрасное, а ты, как увидишь ее - сразу узнаешь (без всякого колдовского вмешательства).
Развел руки Василий, чтобы с Дуняшей на прощанье обняться, а она и говорит:
- Не собираюсь я с тобой расставаться.
- Что ж так? - улыбнулся Василий.
Потупилась Дуняша, покраснела.
- Люб ты мне.
Подошла и лбом ему в грудь уткнулась. Обнял он ее крепко и ушли они вместе в чащу лесную.
Эпилог
- Матушка, батюшка, благословите, - склонился перед ними Иван. - Пойду я в город, учиться стану. Столько в природе вещей удивительных, хочу я мужем ученым сделаться, чтобы многие тайны познать.
Так оно и случилось. И предсказание Василия сбылось. А как же иначе?