Анну увели в изолятор. Она оказалась в длинном мрачном коридоре. Множество железных дверей, из-за которых раздавались голоса и шорохи, тусклая лампа освещения, пост охраны - вот и всё, что выделяло эту жуткую дыру. Иначе назвать это место было просто нельзя.
- Лицом к стене! - раздаётся команда сопровождающего Анну унтер-офицера.
Та повиновалась. Раздался лязг замка.
- В камеру, быстро!
- А наручники снимешь? - обречённо спросила арестантка.
- В камеру, я сказал! - повторил конвоир.
Анна со вздохом вошла внутрь. В следующий момент дверь захлопнулась. После лязгнул замок "кормушки" и на сей раз конвоир потребовал подать скованные руки через окошко. "Кормушка" располагалась достаточно высоко, поэтому для Анны было крайне неудобно подавать свои руки. после того, как наручники были сняты, она с облегчением вздохнула и принялась разминать затёкшие руки.
- Встать к стене! - вновь раздалось за дверью. Спустя несколько секунд, прозвучала уже команда "расход!", после чего Анна, наконец, смогла расслабиться. Камера, в которой она оказалась, была достаточно тесной. "И как тут поместится шесть человек? - думала она. - Мне и одной-то тут тесно". Уже темнело. Время было готовиться ко сну. Но осенью день всегда короток. Потому и кажется время поздним, хотя сейчас только часов восемь, наверное. Анна чувствовала себя, как хищник, загнанный в клетку. Она влезла на верхнюю полку и выглянула в зарешёченное окно. "Холодно, мать твою! - думала она. - И какая разница - где ночевать - в лесной землянке или здесь, в каменном мешке?.. Нет, всё-таки в лесу оно поспокойнее как-то - никто не жаждет тебя казнить без уда и следствия"... А следствие по делу только начиналось. Вернее, это был первый день с момента её ареста. Две недели она бегала от полиции, прячась по лесам и болотам. И добегалась - этим утром она залезла в чужую квартиру - хотела поискать снедь и, по возможности, деньги. Ей повезло - на кухне она нашла солидные запасы копчёного мяса, хлеба, молока и яиц. Хозяева оказались людьми запасливыми. Таким объёмом провианта можно было целую роту голодных ртов накормить.
Анна уселась, обмякнув, на стуле и принялась трапезничать. "Спасибо, хозяева! - думала она. - Не дали бедной беглянке с голоду помереть". После она сгребла остатки пищи себе в рюкзак и направилась в ванную комнату. Она оказалась хорошо убрана и обставлена. Здесь бы, да помыться хорошенько!.. Нельзя - хозяева могут в любой момент вернуться и не факт, что Анна успеет убежать. Поэтому она надолго не задержалась - тщательно умывшись, она быстро направилась обыскивать остальные комнаты. Она искала что-нибудь ценное. Ага, вот несколько бумажных купюр... В тот же момент тишину в квартире нарушил лязг замка и шаги на пороге. Анна оторопела, схватилась за рогатину и, как только хозяин вошёл, она ударила его остриём в живот и бросилась бежать, как антилопа. Впопыхах она даже не стала добивать хозяина. Как оказалось, зря - раненый мужчина не растерялся и быстро поднял тревогу, всполошив весь подъезд. Вскоре на улицу выбежали несколько обеспокоенных жильцов. Увидев убегающую Анну, они побежали вслед, крича и размахивая руками. Анна поняла, что попалась. Теперь надеяться ей надо только на то, что снова пронесёт. Она схватилась за нож и, приготовившись, ринулась на другую сторону улицы, но тут же упала, как подрубленная. Оказывается, какой-то наглый полицейский поставил ей подножку. В следующий момент её руки были обездвижены, а на запястьях сомкнулись наручники. А спустя всего несколько секунд, подоспела и подмога. Анну увезли в участок. Всё произошло так быстро, что та не успела опомниться.
- Как же я могла так оплошать! - воскликнула она, прислонившись лицом к решёткам. Эхо разнесло её голос по всей камере. Да, поздно уже о чём-то жалеть. Слишком поздно. Суд над ней будет скорым и сомневаться в том, какой именно приговор ей светит, уже не приходится. Виселицы ей уже не избежать. Лишив жизни больше сорока человек, трудно рассчитывать на снисхождение. Тот роковой день она помнила буквально по минутам. И как влезла в школу через окно, и как устраивала поджог, и как зарезала двух гимназисток, случайно встретившихся ей на пути, и как потом с наслаждением слушала крики попавших в огненный капкан, как наблюдала за агонией выпавших из окна. А она наблюдала за этим, наслаждаясь их беспомощностью. Наконец-то справедливость восторжествовала! Она расправилась со своими врагами! Ей было ничуть их не жалко. Было бы кого ещё жалеть и любить... Наконец-то она увидела себя другой - не забитой и запуганной девчушкой, а жестокой и безжалостной волчицей. Долгое время звериная жестокость спала внутри неё, выжигая её изнутри. И, наконец, зверь проснулся. Анна уже не представляла себя другой. Нет, к прежней жизни она уже никогда не вернётся. Пожалуй, тот октябрьский день - это главный день в её жизни. День, сделавший её победительницей. Даже на виселице она будет вспоминать его, как самое яркое мгновение в своей бесцветной жизни.
Вскоре ей надоело бесцельно смотреть в окно и она прилегла на нары. Она спрятала руки в рукава своего пальто и, свернувшись калачиком под рваниной, которая считалась одеялом, прикрыла глаза и вновь стала прокручивать в голове события минувшего дня. Да, самонадеянность сыграла с ней злую шутку. На то она рассчитывала, когда совалась в город утром? Наверное, на внезапность, так как полиция гораздо больше ждала её ночью, нежели утром. Её искали по всей Австрии. Анна помнила, как жители окрестных посёлков в панике закрывали плотно ставни и двери, опасаясь стать следующими жертвами. Она же всё это время наблюдала за ними, прячась в высокой траве. Сама природа помогала ей - однажды на группу преследования сошёл грязевой поток, благодаря которому Анна сумела оторваться и уйти далеко. Потом её искала служебная собака. Но тут пошёл дождь и животное потеряло след. Анна боготворила лес, ставший ей родным домом. Дикая природа давно признала её частью себя и всячески оберегала её. А однажды лес наградил её. Во всяком случае, так казалось Анне. Ей посчастливилось найти тайный схрон с золотыми монетами. Должно быть, они пролежали там очень долго - где-то век, если не больше. Какой-то предусмотрительный разбойник оставил их там. Но, похоже, вернуться за добычей ему было не суждено. Анне было всего четырнадцать лет, когда она нашла их. Случайно, пытаясь откопать упавший в дыру ботинок. Тогда-то она и наткнулась на почти насквозь проржавевшую шкатулку. Тогда Анна практически сразу сказала самой себе:
- Так, это золото ничьё. Поэтому я ни у кого ничего не украду, если возьму с собой.
Конечно, золота там было негусто - всё-таки не капитан Флинт их прятал, но вполне хватало на то, чтобы в ближайшее время разжиться.
Анна ещё больше съёжилась от ночного холодка и тяжко вздохнула:
- Эх, говорил мне лес, не ходи в город - горя хлебнёшь...
А завтра наверняка газеты напишут о том, как поймали "инсбрукскую волчицу", державшую в страхе весь Тироль... Всё внимание только к ней, пока суд не закончится. Анне было противно думать об этом. Она вовсе не искала славы. Никакой. Годы отчуждения наложили свой отпечаток - она была, фактически, сиротой при живых родителях. Дело в том, что ни мать, ни отец практически не проявляли никакого интереса к жизни своей дочери. Единственный человек, заботившийся об Анне, был её дедушка. Но он умер, когда ей было девять лет. С тех пор мостик между Анной и остальным миром был разрушен. Она росла сама по себе, посвящая свободное время прогулкам на лоне природы. Но даже это не могло избавить её от чувства нарастающего одиночества. По-настоящему близкого человека у неё не осталось. И вряд ли когда-нибудь он появится. Анна всё больше убеждалась в мысли, что терять ей больше нечего. Она уже приговорена. Приговорена полицией, судом, людьми... Разве что не приговорена ещё самим Дьяволом. Оставалось лишь надеяться, что когда её тело перестанет трепыхаться в петле, её похоронят где-нибудь за пределами тюрьмы. Ах, если бы хоть кто-то мог забрать её тело... Но некому. Похоже, она обречена жить в тюрьме даже после смерти. Котлы ада - ничто по сравнению с тем, что её душа так и не освободится никогда. Для Анны такое наказание было бы куда страшнее приговора суда земного.