Аннотация: Это рассказ об одиночестве, о страшной участи стариков, об Обществе Потребления, о расчеловечивании и о человечности
Накануне Нового года Валерий решил навестить Тамару Кирилловну.
В супермаркете он купил крошечную, в ладонь величиной, датскую ёлочку в горшочке, голубую и пушистую, как собачка, с чудесным запахом. Взял коробку зефира в шоколаде "Шармель" и огромную, в два раза больше ёлки, музыкальную открытку.
Все эти приготовления грели душу. Он с радостью ждал вечера.
Позвонил Тамаре Кирилловне:
- Вы меня помните?
- Конечно, конечно, Виталик! Мы же друзья!
Они договорились на 8 часов вечера.
И весь день прошёл в добром и приятном предвкушении этой встречи.
Без двадцати 8 Валерий позвонил в службу такси.
Голос в телефоне, не здороваясь, вопросил:
- Куда вы поедете?
Он назвал адрес Тамары Кирилловны.
- Откуда вы поедете?
Он назвал свой адрес.
- Стоимость поездки - сто пятьдесят рублей со скидкой 15%. Ожидайте.
Говорил как будто робот: слова чётко отделялись друг от друга, с равными промежутками между ними, с одинаковыми механическими паузами между фразами.
Через три минуты телефон зазвонил. Тот же роботоподобный женский голос без всякого выражения отчеканил:
- Вас ожидает серый "Ниссан", номер ЭМ - ЭМ - А шесть - шесть - три. Выходите.
И телефон тут же отключился.
Валерий поспешно оделся, вышел.
У крыльца стоял чистенький, аккуратный автомобильчик с оранжевой нашлёпкой сверху. Валерий открыл заднюю дверь, сел, весело поздоровался с водителем.
Тот покосился на пассажира, не поворачивая головы, пошевелил губами, но звуков никаких не издал. Внутри салон был тоже чистенький, новенький, неяркий, весь в одинаковых серых тонах.
- Красноармейская 19а? - спросил водитель, не поворачивая головы.
- Да.
Поехали. За стеклом порхал тихий снежок, в салоне что-то мерно, как старинные часы, еле слышно убаюкивающее тикало. Потом заиграла музыка, какой-то шлягер, но тоже негромко.
Водитель, немолодой, сухопарый, с резкими вертикальными морщинами вдоль щёк, сидел прямо, неподвижно, и машина ехала как будто сама. Он тоже был похож за робота и казался органичной частью этой комфортной надёжной машины. За время поездки он ни разу не посмотрел на пассажира, не повернул головы. В салоне что-то продолжало усыпляюще тикать и играла тихая музыка.
Только когда они заехали во двор, где были очень узкие асфальтированные дорожки, водитель процедил себе под нос с некоторым раздражением:
- Как тут машину поставить на выезд?
Потом, не поворачивая головы, спросил:
- Какой подъезд?
- Первый.
Валерий протянул деньги. Водитель взял их, достал пачку купюр, присоединил к ней две новые бумажки, положил пачку в маленькую кожаную сумку, закрыл сумку на молнию. Всё это он делал медленно, не глядя на пассажира.
Он ничего не сказал: просто сидел и ждал, когда клиент выйдет.
Валерий попрощался, пожелал хорошего Нового года, но ничего не услышал в ответ.
Он вышел. Перед ним был подъезд Тамары Кирилловны с домофоном. Он набрал номер квартиры и позвонил. Никакого ответа. Снова набрал, и так несколько раз подряд.
Никто не отвечал. У Валерия упало сердце. "Вот так приехал!" - подумал он. А он так ждал этой встречи, такой был радостный весь день. Ёлочку датскую привёз!
Но что случилось? Ведь договорились же.
Тут он вспомнил, что накануне сын Тамары Кирилловны предупредил его (они общались "В контакте"), что мама нездорова и общение может не получиться.
Что же с ней?
Наконец, Валерий догадался позвонить соседям. Тамара Кирилловна жила в 9-й квартире. Из 8-й не ответили, 7-я отозвалась. Валерий, нагнувшись к домофону, объяснил, что приехал к пожилой, больной женщине, она не открывает, попросил впустить в подъезд.
Дверь подалась. Он вошёл.
Дом был хороший, ещё довольно новый. В подъезде чисто, тепло, на площадках - одинаковые пластиковые коврики, откуда-то поддувало тёплым воздухом. На широких подоконниках стояли цветы. Все двери в квартиры - добротные, кофейные или под орех, на дверях - аккуратные узкие почтовые ящики, тоже все одинаковые.
Тамара Кирилловна жила на третьем этаже. Валерий стал звонить в дверь, потом - по телефону. Так продолжалось довольно долго.
"Ей плохо? Приступ? Что же делать?"
Потоптавшись ещё у двери, он позвонил в полицию.
- У неё есть родственники? - спросил жёсткий, настоящий "полицейский", женский голос.
- Да, есть сын, но я не знаю его телефона.
- Может быть, её увезли в БСМП?
- Да, но что же мне делать?
- Не кладите трубку. С вами будет говорить дежурный.
В телефоне запищало и спустя минуту другой, мужской, сонный и недовольный, голос сказал:
- Дежурный ОВД слушает.
Всё это время Валерий продолжал непрерывно давить кнопку звонка, ни на что уже не надеясь.
И вдруг он услышал за дверью какое-то шевеление, шуршание. Потом явственно звякнул ключ, и дверь чуть приоткрылась.
Он выключил телефон.
Из дверной щели спросили:
- Ну, что ещё там, что? Что такое? Что надо-то?
- Тамара Кирилловна! Это я, Валерий: мы договаривались днём, вы разве не помните?
Из щели раздалось ворчание, будто собаки, у которой отнимают кость, и дверь открылась.
Валерий вошёл.
Хозяйка квартиры, спиной к нему, шла из коридора в комнату, продолжая ворчать себе под нос.
Из комнаты мимо неё метнулся чёрный котик. Она ловко прижала его ногой, схватила за шкирку и бросила куда-то в комнату, как куль.
Потом повернулась к гостю.
У Валерия упало сердце. Этого он не ожидал.
Это была Тамара Кирилловна, её черты, но в то же время как будто не она.
Внешне она сильно изменилась, словно съёжилась, глаза сузились и потухли, по всему лицу, крошечному, как у ребёнка, кругами и глубокими бороздами разошлись морщины. Больше всего поразило Валерия выражение недоверия, даже как будто ненависти, и какого-то страдания на этом детском и старческом лице.
Он помнил Тамару Кирилловну другой: всегда энергичной, общительной, уверенной в себе.
Всё-таки он вытащил из пакета свои подарки, ёлочку в горшке.
- Что это? Что за задачи? Что такое?
- С наступающим Новым годом, Тамара Кирилловна!
- С Новым годом? Какие задачи? Что за такой год? Кому нужно?
Она опять отвернулась и ушла в комнату.
Валерий снял куртку, ботинки и без приглашения прошёл за хозяйкой.
Такая знакомая комната, где он столько раз бывал, но с новыми для него элементами хаоса: на диване лежали горой какие-то пакеты, вещи, пачки газет. Чёрный котик испуганно выглядывал из-под кресла.
Хозяйка, маленькая и сухонькая, как подросток, была в розовых байковых пижамных штанах и жёлтой футболке с завязочками на груди. Она ходила по комнате, словно что-то искала.
- Вам помочь, Тамара Кирилловна?
- А чем помочь, зачем? Какие задачи? Какие задачи стоят перед нашим государством?
- Вы что-то ищете Тамара Кирилловна?
Она вдруг впервые осмысленно посмотрела на него.
- А кто вы? Откуда? Из патроната?
- Я Валерий, Тамара Кирилловна, вы разве не помните? Я у вас был много раз. Вы когда-то лечили мою маму, а потом меня.
- Меня, тебя, ну, понятно. Я лечила, я помню. И вылечила?
- Конечно. Видите, я тут стою! Вы что-то ищете?
- Котёнка, Мусика, где он, видите, где он?
- Да вот он: под креслом.
- Достань!
Валерий вытащил кота за лапку, стал гладить. Тот замурлыкал, но на хозяйку смотрел испуганно: он её боялся.
- Ну, что у нас? - спросила Тамара Кирилловна в упор. - Какие задачи?
- О чём вы, Тамара Кирилловна? Вот Мусик. Что с ним делать?
- Уберите его, уберите - туда, туда. Что это такое, что? Почему? Куда вы его несёте? Дайте!
Она взяла кота в охапку одной рукой и понесла куда-то, там послышался звук, будто что-то кинули на пол, тихий писк. Потом она снова вошла в комнату. Села на краешек дивана. И будто задумалась.
- А у вас раньше было два кота? Второй умер? - спросил Валерий, чтобы прервать молчание.
- А, что? А что вы думали? Какие задачи? Вот это всё: целая страна. Смотрите: библиотека!
Она повела рукой напротив себя.
Действительно, всю противоположную стену, от пола до потолка, занимала мебельная стенка, в основном, заставленная книгами. Судя по одинаковым переплётам, это были собрания сочинений, изданные ещё в советские времена. Когда-то их покупали по подписке.
- Видите, да? Библиотека.
- Конечно. Это всё вы покупали?
- Нет, какие такие задачи? Это моя мама. Видите? Целая библиотека.
- И вы ещё читаете?
- Нет, я не читаю. Но кому это останется? Какие решения? Кому нужно? Я тут живу. Я Томочка. А вы-то, вы кто?
- Я Валерий. Вы сказали, что помните меня.
- Хорошо! Я помню. Вот телевизор, видите? Ну, он так стоит. Так просто. Он не работает.
Она показала на огромный серый телевизор, накрытый покрывалом.
- Я вот этот смотрю, видите?
На столе стоял другой, небольшой, телевизор.
- А мобильным телефоном вы не пользуетесь? Интернет у вас есть?
- Нет. Зачем? Мне зачем? Вот, смотрите. Вот.
Она быстро подошла к телефону, висевшему на стене.
- Вот телефон. Снимаю трубку, звоню. Куда я звоню? Кому нужно?
Она бросила трубку на рычаг. Подошла к окну. Долго, нахмурившись, вглядывалась во что-то.
Потом повела ладонью вдоль окна.
- Чёрная стена! Видите? Чёрная стена!
За окном действительно было темно, и весь обзор перегораживал стоявший ближе к улице огромный соседний дом. Больше ничего, кроме этого дома, видно не было. Во дворе горели два-три бледных фонаря.
- Так ведь зима, Тамара Кирилловна: зимой всегда так.
- Вы видите? Чёрная стена. Раньше так не было. Ничего. Никому не нужно. Как мы живём? Как мы живём?
- А как?
- У всех машины, машины. Вы видели? Чёрная стена!
Она опять точно так же повела ладонью.
- А вы выходите хотя бы во двор?
- Нет. Здесь рельсы, видите, рельсы: железная дорога. Никто не хочет сюда ездить.
- Я вот приехал. А ваш сын звонит вам?
- Нет. У него работа, работа, он ходит, читает. В библиотеку. Книги, там много книг. Он не звонит.
- У вас ведь есть внук?
Она смотрела уже осмысленно, стала отвечать на вопросы. Валерий радовался этому.
- Внучка, три года, внучка. А мне - вы знаете сколько? 73 года. Внучке 3 года. Девочка. Такая маленькая. Я её не видела. Нет, он не звонит. Он работает...
-Какие задачи стоят перед нашей страной?! - вдруг строго спросила она.
- Ну, не знаю. Обычные задачи.
- Обычные, обычные. Раньше такого не было. Вы понимаете, как мы живём? Чёрная стена, смотрите.
И она опять повела ладонью.
Потом они заговорили о прошлом. Тамара Кирилловна рассказывала о своей маме, работавшей бухгалтером в гостинице "Рэдиссон Славянская", о сестре, уехавшей в Латвию и пропавшей там.
Она уже ожила и была почти похожа на себя прежнюю. Валерий, страшно этим довольный, слушал очень внимательно, улыбался, задавал вопросы, поддакивал.
Ему захотелось в туалет. Тамара Кирилловна уже как настоящая радушная хозяйка включила ему свет. Внутри был великолепный малахитового цвета кафель, мягкий свет матовой лампы, прекрасная белоснежная сантехника. Когда он вышел, хозяйка двигала зеркальную дверь стенного шкафа: туда-сюда. Зеркало было от пола до потолка. В нём сразу могло отразиться несколько человек: коридор был большой.
- Смотрите. Кому нужно? Кому это останется? Смотрите, тут много всего есть, - она показывала детской сухой ручкой на технику и вещи в шкафу.
Потом повела гостя смотреть другую комнату, где когда-то жил её муж.
И здесь были прекрасная стенка, книжный шкаф, диван, кресло, ковёр на полу. На диване - груда одеял и какой-то одежды.
- Комната. Видите? Я сюда не захожу.
Хотя Валерий оттаял, по мере того, как Тамара Кирилловна всё более становилась самой собой, но одновременно в его душу проникал как будто холодный чёрный туман.
"Сколько лет я не был у неё? Сколько она уже так живёт? Боже мой, боже мой!"
Тамара Кирилловна на кухне кормила кота. Тот уже не боялся хозяйки и даже, покушав, потёрся о её ноги и замурлыкал. Она подняла его одной рукой, погладила, потом осторожно опустила на пол.
- Садитесь. Виталик?
- Валерий.
- Да, да. Я вас помню. Вы же были у меня. Я вас прекрасно помню! А я Томочка. Я врач-физиотерапевт. Видите?
Через полтора часа Валерий всё-таки стал прощаться, хотя уходить не хотелось.
- Я никому не нужна! - сказала Тамара Кирилловна твёрдо.
- Какие задачи стоят перед нами? Куда мы идём? Скажите. Мы сделали революцию?
- Нет, Тамара Кирилловна.
- Мы не сделали.
Она показала на окно.
- Чёрная стена. Зачем? Вы заходите, Виталик. Я Томочка, вы не забывайте меня, звоните! - чуть не со слезами просила она.
Крошечные сухонькие горячие ручки сжимали его руки.
- Вы заходите, Виталик. Не забывайте. Я буду ждать!
Он и сам чуть не плакал.
Несколько раз повторив, что скоро обязательно позвонит, он, как лунатик, спустился на первый этаж, нажал кнопку домофона, вышел.
На улице уже сильно мело и заметно похолодало.
Валерий долго стоял у подъезда. Отсюда тоже ничего не было видно, кроме окружавших двор со всех сторон огромных домов: девяти, четырнадцати и даже двадцатиэтажных. Ни одного человека во дворе не было. В домах горел свет, но он был неживым.
Наконец, он достал телефон, набрал то же такси.
Тот же механический голос точно так же спрашивал:
- Куда вы поедете? Откуда вы поедете? Стоимость поездки - сто пятьдесят рублей со скидкой 15%. Ожидайте.
Через минуту подъехала такая же аккуратная небольшая машина, только без оранжевой нашлёпки. Он сел, назвал свой адрес. Водителем оказалась молодая, хорошенькая женщина с завитыми золотистыми, как у дорогой куклы, волосами. Она так же не смотрела на пассажира, хотя и поздоровалась. Она сидела прямо и тоже была похожа на робота гладкой, будто пластиковой, кожей, механическими движениями, сонным выражением лица.
И в салоне опять что-то еле слышно убаюкивающее тикало.
За окном, за пеленой метели, проносились хорошие, отлично заасфальтированные улицы, высокие металлические заборы и новые огромные дома.
Валерий смотрел на них со страхом: сколько там, в благоустроенных бетонных клетках, гниёт заживо одиноких стариков.
Боже мой, боже мой! Она никуда не выходит, у неё нет интернета, о ней забыл единственный сын, который "работает". Зарабатывать деньги и тратить деньги - призвание потребителя. А старики? Они ни к чему.
Она спутала меня с человеком из патронажной службы. Значит, кто-то к ней ходит, приносит продукты. Ей даже не нужно выходить в магазин. Она кормит кота и смотрит телевизор. И это всё!
- Какой подъезд? - спросила водитель, и Валерий ответил:
- Третий. Спасибо.
Он протянул деньги.
- Вам спасибо, - заученно ответила она.
Он вышел.
Это был уже другой район города, другой двор. Но и здесь ничего не было видно, кроме окружавших узкое пространство со всех сторон бетонных высоток с горящими в окнах огнями.
"Чёрная стена!" - подумал Валерий.
"Значит, и меня это ждёт. Нет-нет, это страшнее всего. Лучше покончить с собой!"
И, поднимаясь по лестнице, он обдумывал, очень серьёзно, как это лучше сделать: перерезать себе вены кухонным ножом (у него был прекрасный набор ножей "Тефаль", ножи очень качественные и острые)? Принять лошадиную дозу феназепама? Спрыгнуть с 20-го этажа?
Ночью Валерий написал сыну Тамары Кирилловны сообщение "В контакте":
"Добрый вечер, Леонид. Был сегодня у Вашей мамы. Конечно, Вы скажете, что это не моё дело: я чужой человек - но очень расстроился. Она из тех, кто крайне тяжело переносит одиночество. Очень хочет видеть свою внучку, но говорит, что совсем не видит. Меня очень просила заходить ещё, но что я ей. Если у Вас есть возможность, надо бы хоть раз в неделю к ней приезжать с ребёнком, может быть, и оставить на какое-то время. Она сначала говорила непонятно: отвыкла от общения с людьми - а потом значительно лучше. Ей только 73 года, она сказала: а моя мама, например, умерла в 82 года. Ей тоже было тяжело в последние годы, но у неё была подруга, тоже пожилая, в соседнем доме, с которой она гуляла, и мы с ней жили до конца вместе. Извините, если что не так написал".
Сына Тамары Кирилловны он едва знал, но много о нём слышал. Это был успешный человек. Раньше он даже баллотировался депутатом в городской совет, но Валерий не помнил, выбрали его тогда или нет. Сейчас он работал на немаленькой должности в огромной строительной компании. Знакомые говорили, что он был раньше маминым-папиным сыном, забалованным и заласканным, женился в 41 год, и жену ему подыскивали знакомые и друзья Тамары Кирилловны, врачи. Нашли хорошую девушку, лет 30-ти. Купили квартиру в центре. А машину почему-то не купили: кажется, у Леонида плохое зрение.
Несколько раз Валерий видел его в разных местах: солидный человек, с брюшком, очень положительный. На вид действительно похож на депутата.
На следующий день пришёл ответ от него:
"У мамы не внучка, а внук, и ему всего 1,5 года, возить его к маме нет никакой возможности, а уж тем более оставлять такого маленького ребёнка у мамы (если Вы не поняли, то мама фактически недееспособна, состоит на учёте в ПНД) - прежде чем давать советы, неплохо было бы разобраться в ситуации. Маме 74 года, а не 73 (в марте будет 75). Почему-то Вы не посчитали нужным предупредить меня о своём визите, впредь прошу сообщать о своих планах в отношении мамы".
Валерий на это ответил:
"Я с её слов говорю. Раз она больна, тем более нуждается во внимании и сочувствии. Больной человек, в том числе, и психически больной - тоже человек. Что ей очень хочется видеть внука (правда, она считает, что это внучка, и ей 3 года, но это в данном случае неважно, как неважно и 73 или 74 года (она сказала, что 73)), об этом она сама всё время говорила. Это не "мой совет". О том, что очень страдает от одиночества, от того, что никому не нужна, тоже говорила она сама. Я не могу давать советы. Просто очень жалко её, а помочь по-настоящему я не могу - можете только Вы. Потому я и написал Вам.
Я Вас предупредил, что хочу позвонить Тамаре Кирилловне. Она сама пригласила меня к себе. Я зашёл её поздравить с Новым годом. Разумеется, в следующий раз, если она меня пригласит, я Вам сообщу. Звонить иногда я ей буду, но не смогу долго разговаривать: у меня снят квартирный телефон, а она не пользуется мобильным".
На следующий день он добавил ещё сообщение:
"Добрый день, Леонид. С наступающим Новым годом! Нельзя ли в квартире Тамары Кирилловны поставить какой-нибудь старый ноутбук (компьютер?) со скайпом? Тогда с ней можно было бы регулярно разговаривать. Она без общения никак не может. Я мог бы звонить ей по скайпу почти каждый день. А с мобильного на квартирный - не могу: это слишком дорого для меня. Заходить к ней часто тоже не могу. По-настоящему ей нужны Вы, а не я, но она рада любому человеку. Когда мы прощались, она очень просила, чтобы я звонил и заходил - хотя я сам по себе ей мало интересен, конечно. Много раз говорила, что ей никто не звонит, она никому не нужна: не жаловалась - это не свойственно ей - но видно было, что очень страдает от этого. Она деятельная и общительная: такому человеку особенно тяжело бездействие и одиночество. Во второй половине нашего разговора (примерно через полчаса после моего прихода) она и выглядела уже лучше, и говорила почти как прежде: никаких признаков психического заболевания заметно уже не было. Весьма вероятно, хотя я, конечно, не уверен, что она и заболела от того, что вынуждена, почти ничего не делая, годами сидеть в четырёх стенах. Очень хочется ей как-то помочь. Тамара Кирилловна - замечательный врач и человек: она в своё время очень помогла моей маме (когда у мамы был инсульт, это было очень давно), а потом и мне (когда у меня была срочная операция в БСМП). Хочется хоть что-то сделать для неё."
Вечером Валерий пошёл отнести Тамаре Кирилловне настоящую большую ёлку, срезанную им в лесу. Так они договорились.
Позвонил в домофон - ответил мужской голос. Это оказался Леонид.
- Кто? - недовольно спрашивал он.
Валерий объяснил. Зашёл в подъезд.
Сын с кислым видом стоял в дверях.
Тамара Кирилловна стояла с котиком на руках, вся светящаяся радостью, совсем такая, как прежде.
Сын ушёл в комнату, включил телевизор.
Валерий оставил ёлку (Тамара Кирилловна долго нюхала ветки и восклицала: "Какой запах! Ну, какой запах!"), попрощался, ещё раз поздравил с Новым годом.
Тамара Кирилловна, сияя, говорила:
- Заходите, Виталик. Я буду ждать. А я тут с котиком занимаюсь, видите? Я Тамара Кирилловна Асадовская.
- Я помню.
- Я Томочка. Я врач-физиотерапевт. Вы заходите, обязательно.
Валерий обещал заходить, вышел.
"Проняло "депутата",- подумал он. - Вот только надолго ли хватит?"
Домой он шёл пешком. На душе у него было светло, и Чёрная стена отступила: её уже не было видно.