Аннотация: Автор рассказывает о жизни индийской нищей, имеющей солидный счёт в банке
Самый счастливый день в жизни Лакшми Дас
Лакшми Дас недавно исполнилось 57 лет. Но на вид она совсем старая. Глаза у Лакшми небольшие, похожие на тусклые черные бусины, выцветшие, но добрые. Редко можно видеть, чтобы она на что-нибудь смотрела: обычно она кажется погруженной в себя. Кожа Лакшми, как мятая бумага, вся в мелких и крупных морщинах от солнца и ветра, потому что Лакшми всю жизнь работает на воздухе Рот у Лакшми большой, неровный и проваленный, совсем без губ - как щель. Лоб высокий и выпуклый, как у маленького ребенка, и голова кажется неестественно огромной на крошечном ссохшемся теле. Лакшми всегда закутана в плотное темно-коричневое сари и в руке у нее длинная бамбуковая палка. Лакшми - горбунья, но это не очень заметно. Работа у нее сидячая. Пока Лакшми сидит, не видно, что у нее горб. Когда она идет, это можно заметить, но кто станет смотреть на Лакшми? И как ее различить в толпе, когда она идет на работу или возвращается с работы? Ведь Лакшми такая маленькая, как восьмилетняя девочка. Вы, конечно, спросите, а что же это у нее за работа? На свежем воздухе - но сидячая. Обычная работа. То есть для нашей страны не очень обычная, а для Индии самая обыкновенная. Лакшми - нищая попрошайка. Она уже сорок один год просит милостыню у моста Ховрах в Калькутте. Да, да, у того самого знаменитого моста, который посещают все туристы, где в иной день можно встретить больше европейцев, чем индийцев. Это очень важное обстоятельство. Потому что сами индийцы друг другу редко подают. А если и подадут - так, рупию-другую. На это не проживешь. А вот европейские туристы - это буквально мешки с деньгами. Лакшми всегда казалось, что белые с ног до головы состоят из денег. И они очень добрые. Простые индусы верят, что тот, кто всю жизнь помогал бедным, в следующем перерождении становится белым. А если живет только для себя, станет тараканом или тарантулом. И это очень верное убеждение: все белые действительно добрые. Несколько раз в жизни Лакшми подавали даже доллары, настоящие американские доллары, конечно, металлические, а не бумажные. Лакшми вообще счастливица: ей никогда не приходилось иметь дело с бумажными деньгами. Это очень удобно: металлические деньги прочнее. Кстати, "Лакшми" на санскрите означает "счастливая". Лакшми - это богиня счастья и радости, супруга Вишну. И это очень удачное имя для нашей Лакшми. Потому что Лакшми Дас действительно счастливая. Во всяком случае, она сама в этом уверена. . . . Может ли человек стать счастливым, если ему не везет? А вот Лакшми всегда везло. Когда Лакшми была девочкой, она помогала матери. Их было семеро, шесть сестер и один брат. Одна сестра, самая младшая, выросла красавицей. Когда ей исполнилось 16 лет, она стала женой богатого мусульманина. Теперь эта сестра живет в Пакистане, Лакшми давно о ней ничего не знает. Другие сестры были обыкновенные, а Лакшми горбунья. Еды не хватало, поэтому она всегда голодала. Ее кормили хуже других, потому что у нее горб. Других сестер, может быть, возьмут замуж, а ее нет. Поэтому ей давали только рис и дхал (чечевицу), но очень мало. У Лакшми небольшой аппетит, но все равно еды не хватало. Одежды своей у нее не было: она донашивала сари старших сестер. Сари были большие для Лакшми, в них можно было завернуться три раза. И очень старые, иногда даже с дырами, которые и зашить невозможно. Но Лакшми не обижалась, она все равно любила свою мать и сестер, и брата. Который потом стал рыбаком и пропал без вести в 22 года. Как раз был день его рожденья, когда он вышел в море. И даже шторма тогда не было. Мать не любила Лакшми. Было понятно, что ее никто никогда не возьмет замуж. Этого от Лакшми никто не скрывал. Все желали ей поскорее умереть, потому что лишний рот никому не нужен, а что толку от женщины, которая не может рожать? Но мать и сестры не злились на Лакшми, вообще на Лакшми никто никогда по- настоящему не злился. Только один раз за всю ее жизнь другая нищая, толстая, огромная, раздутая от водянки, как огромный пузырь, рассердилась на нее и ударила по горбу бамбуковой палкой. Но и то - несильно ударила. Лакшми на нее не обиделась, потому что эта нищая очень несчастная. Она когда-то была замужем за богачом. Но потом ее муж угодил в тюрьму и там умер. Имущество отобрали, и ей пришлось стать попрошайкой. В Индии нет социальных пособий и прочих европейских штучек. А ведь тяжело человеку, который жил в роскоши, попрошайничать на улице. Поэтому Лакшми жалела эту бедную женщину. Но это был единственный случай. Да, один-единственный за всю ее жизнь. Хотя Лакшми совершенно беззащитна, ее никто никогда не обижал. Сколько раз она возвращалась с работы с деньгами, завернутыми в платок, и ни разу никто у нее не отобрал ни одной монетки. Ну скажите, разве это не счастье? Когда Лакшми исполнилось 16 лет, мать прогнала ее из дому. Они жили в маленькой деревне. Лакшми ушла в Калькутту, ближайший большой город. И там ей снова повезло. Не так-то просто получить место возле моста Ховрах. А Лакшми всю жизнь просит именно там. Обычно новых нищих старожили яростно гонят прочь своими бамбуковыми палками. У моста сотни нищих, они там вьются, как мошкара на болоте. Так что новому человеку почти невозможно туда пристроиться. Но Лакшми не прогнали. Она маленькая, как девочка, к тому же горбунья. И у нее такой вид, что ни у кого не поднималась на нее рука. И места она почти не занимала. К тому же казалось: кто ее заметит? Какая она конкурентка? Но вот это была ошибка! Лакшми подавали. Особенно белые. Потому что она маленькая. Потому что она никогда не приставала, не тянула за руки, не кричала, не плакала. Даже не протягивала руки. Просто сидела. Но вид у Лакшми почему-то такой, что ей хочется подать. Даже трудно объяснить, почему это так. Иногда бывает такой вроде бы шелудивый котенок, которого хочется погладить и накормить. Вот и Лакшми такая. Разве это не счастье, когда все тебя жалеют, все к тебе хорошо относятся? Через два года у Лакшми уже была в Калькутте своя лачуга. И даже не на самой окраине, а недалеко от центра города, возле реки, у водопоя, куда приходят пить коровы и буйволы. Коровы в Индии - священные животные. Они лежат на всех улицах, и на тротуарах, и на проезжей части, и их все объезжают и обходят. Индийские коровы некрасивые, костистые, какие-то серые, но необычайно надменные и высокомерные. Возле того места, где они пьют, ничего официально не строят, поэтому там возник самострой. Улиц тут нет, а дома оригинальные. Есть один дом, сделанный из жестяных банок из-под консервов, бутылок, бамбуковых палок и пальмовых листьев. Есть и обычные бамбуковые хижины, тоже с крышами из пальмовых листьев. У Лакшми дом тоже необычный: из старой фанеры и досок, сверху обитых жестью. Дом очень низкий, человеку нормального роста туда не войти. Крыша плоская, тоже из фанеры и жести. В доме есть глиняный пол, плотный, хорошо утоптанный. Посреди комнаты - циновка: когда-то Лакшми купила ее у уличного торговца. Этой циновке уже 35 лет, но она и сейчас еще хорошая. Потому что у Лакшми никто не бывает и не трет и не пачкает циновку. У стены напротив двери - железная кровать, на ней матрац и толстое одеяло, зашитое во что-то вроде мешковины. В другом углу - два-три фанерных упаковочных ящика и несколько больших ведер с крышками. На стене висят две алюминиевые кастрюли. Вот и вся обстановка. Лакшми понимает, что она бедная, но все равно ей нравится свой дом. В детстве у нее не было своего угла, спать приходилось на земляном полу, вместе с сестрами, ночью ее все время толкали и будили. Теперь спать ей удобно, и она всегда хорошо спит. А днем она дома не бывает: надо же работать. Окон в доме Лакшми нет: они ей не нужны. Лакшми и без света знает, где что лежит, а темноту она даже любит. Лакшми некрасивая - а в темноте этого никто не замечает. И поэтому ей всегда нравилась темнота. Темнота добрая, а свет бывает безжалостным. Зато в доме Лакшми есть дверь. И даже замок. Правда, висячий, но зато очень большой. Каждую неделю Лакшми смазывает его пальмовым маслом, чтобы не заржавел. Ключ у нее один, и она его носит на шее. Вот так живет Лакшми. . . . Утром Лакшми встает рано, еще до восхода солнца. Хотя у нее нет будильника, она еще ни разу не проспала. Если придти к мосту поздно, все места будут заняты, тогда целый день пропадет, просить будет нельзя. Некоторые нищие могут простоять на ногах с утра до вечера, но Лакшми нужно сидеть. Сидит она прямо на камнях, на толстых складках своего сари. Если идет дождь, Лакшми раскрывает зонт. Да, у нее есть зонт, очень большой и яркий, расписанный драконами: такие зонты делают в Китае. Зонт этот не надо держать в руке: он сам собой стоит на земле. И он очень легкий, потому что сделан из бамбука. Лакшми не носит свой зонт домой: она держит его у хозяина овощной лавки, возле моста. За это она платит хозяину одну рупию в месяц. Когда надо, можно пойти и взять свой зонт. Если же светит солнце, а так бывает чаще всего, то Лакшми сидит просто так, без зонта. Если бы мы с вами, дорогой читатель, постояли часок рядом с ней этак в мае-июне, то, если и не сварились живьем, то уж наверняка подумали бы, что уже попали в ад и поджариваемся на раскаленной сковородке. Среднегодовая температура в Калькутте - 33 градуса. А бывает и сорок, и сорок пять. Но Лакшми привыкла. Она никогда не бывала нигде, кроме деревни, где родилась, и Калькутты, и не знает, что бывает как-то по-другому. Когда в Калькутте, в сезон дождей, бывает холодно (18-20, а иногда и 15 градусов!), Лакшми очень мерзнет. Правда, не дома: там ей не холодно - а на работе. Поэтому Лакшми уверена, что тепло - это хорошо, а холод - плохо. Ей не бывает жарко. Голову она закрывает своим плотным коричневым сари (индийское сари - это просто большой кусок материи, который особым образом обвертывается вокруг всего тела, а часть его - наподобие платка - закрывает голову) и поворачивается к солнцу спиной. И даже почти не потеет: ведь у нее такое маленькое сухое тело. Но, может быть, вы думаете, что Лакшми на работе скучно: сидишь на одном месте и ничего не делаешь? Нет, ей никогда не бывает скучно. Это мы, европейцы, любим все время суетиться, что-то предпринимать. А индусы не такие. Они скорее созерцатели, чем деятели. Лакшми любит разглядывать разные предметы, даже хорошо знакомые, и людей, в том числе таких, которые нам с вами не понравились бы. Ведь у моста всегда толпы нищих, а индийские нищие - народ колоритный. Тут и самые фантастические калеки: согнутые пополам, без ног, без рук, со скрюченными руками и ногами, с ужасными лицами, без ушей, без носа. Некоторые заботливые индийские родители специально калечат своих детей, готовя их к карьере попрошаек. Впрочем, почти так же поступают и многие европейцы: правда, как люди цивилизованные, они калечат своих чад не физически, а духовно, но с той же целью: чтобы обеспечить их будущее преуспеяние и материальное благополучие. У моста множество прокаженных, с головами, замотанными тряпками, с ногами в струпьях, с которых прямо у всех на глазах отваливаются корки и капает гной. Рядом валяются прямо на мостовой священные коровы, лениво жуют жвачку или пьют воду, которую подносят им заботливые индусы в деревянных корытцах. У самого моста, слева, - куча лавок и лавочек, буквально налезающих друг на друга, как соты в пчелином улье. В крошечной будочке, похожей на собачью, медник выставил свой товар: тарелки, кувшины и другую блестящую утварь - выглядит все это роскошно, а стоит буквально копейки. Сам мастер не сидит сложа руки: вставив очередное изделие в крошечный станочек, что-то там усердно сверлит, пилит, полирует. Покупают у него, в основном, тоже европейцы, потому что простые индусы никакой посудой не пользуются: готовят они часто прямо на улице, на кострах и мангалах, а едят, положив дымящийся рис с острым соусом на обыкновенный пальмовый лист, и берут еду прямо руками. Рядом с будкой медника овощная лавочка, такая же крошечная. Здесь можно купить, и тоже за гроши, папайю, манго, гуаву, личо, бананы желтые и бананы зеленые - а вот того, что мы называем "овощами", тут как раз и нет. Перед лавочкой прямо на мостовой расположились двое: торговец сластями со множеством ярких бумажных кулечков и чистильщик обуви. Оба они солидные пожилые люди, чистильщик - тот даже седой и в очках, похожий на профессора. У него стойка для обуви, две огромные щетки и множество коробочек с ваксой, самой разной формы и расцветок. В Индии богатые люди носят обувь и желтую, и красную, и даже оранжевую. А что - это же красиво, правда? Над огромным мутным Гангом стоит туманное марево, и из этого марева как фантастическое видение выступает мост Ховрах, священный мост, длиной больше километра. Если вы еще не были и не видели этого моста, обязательно съездите, посмотрите. Он совершенно нереальный, как будто из сказки, весь ажурный, в каких-то чудесных украшениях, яркий и разноцветный. Если смотреть на мост Ховрах издали, он напоминает бумажную новогоднюю гирлянду. А вот дома у моста старые, обшарпанные, с облупившейся штукатуркой: вид у них такой, что кажется - они вот-вот развалятся. В некоторых местах высоко поднимаются ярко-зеленые круглые минареты: в Калькутте много мусульман. По мосту и возле моста течет такая толпа, что непонятно, как люди в ней вообще могут двигаться. Но индийцы необычайно пластичны: они даже не задевают друг друга. А вот европейцам приходится туго: они все время на что-то или на кого-то натыкаются. Чуть зазеваешься - наступаешь на хвост священной корове. Какое святотатство! Все индийцы смотрят на нечестивца с возмущением, но ничего не говорят: белые - люди хорошие, им можно многое простить. Еще шаг - и нога проваливается в глубокую лужу. Хорошо еще, если в луже только вода. Потому что во всей Калькутте нет ни одного общественного туалета, а население - 14 миллионов человек. Поэтому индусы не церемонятся: справляют естественные нужды прямо на улице. Смотришь, где-нибудь в центре города, мимо роскошного, из белого мрамора, здания Национальной Библиотеки или Индийского Музея, неторопливо идут два солидных упитанных пожилых индуса, о чем-то оживленно беседующих. Вдруг один из них присел, раскинул в стороны полы дхоти (традиционная мужская одежда: что-то среднее между штанами и юбкой). Через несколько секунд наши джентельмены уже следуют дальше, а на газоне, недалеко от беломраморного высокого музейного крыльца, остается солидная кучка. И все это на глазах у прохожих, в том числе и женщин, и притом без всякого смущения. Чудесная страна Индия! Если зайти в Индийский музей, вы увидите много всяких диковинок. Правда, ходить по его залам следует с осторожностью, потому что музей уже семьдесят лет не ремонтируется: не хватает денег - так что на зазевавшегося туриста может свалиться с высокого потолка кусок штукатурки или даже люстра, что уже не раз бывало. Правда, Лакшми не была в Индийском музее. Ей некогда, далеко да и как-то в голову не приходит. Музеи, библиотеки - это для ученых людей и для белых. Кстати, Лакшми не умеет читать и писать. Да и зачем ей это? Все ее сестры тоже не умеют читать и писать. И мать не умела. А вот брат умел: он учился в начальной школе. Зато Лакшми хорошо умеет считать. К концу дня она всегда знает, сколько сегодня заработала: ей не надо даже пересчитывать выручку. Деньги она заматывает в платок и несет домой. На работе Лакшми никогда не ест, только пьет, и то редко. У моста воду надо покупать за деньги, хотя рядом огромный фонтан, но там стоят карабинеры-сипаи и никого не пускают, кроме туристов. На работе есть неудобно, к тому же в толпе бродят целыми стаями необыкновенно тощие собаки, похожие на шакалов: они нападают на детей и стариков и отбирают у них еду. А если ничего не есть, собаки не обращают на тебя внимания. Поэтому Лакшми ест только утром и вечером. Обычно это рис с различными приправами: кэрри, тандури, чикен, чапати и другими. Иногда печеные бананы или папайю. Один раз в год Лакшми покупает пакетик сладостей - у того самого торговца, своего соседа. Лакшми не знает, когда родилась: она считает своим днем рожденья Праздник Лакшми, свой покровительницы, богини счастья и радости. Вот в этот день, раз в году, она и ест сладости. . . . Когда я описывал обстановку в хижине Лакшми, то упомянул о нескольких больших ведрах с крышками. Кстати, крышки эти еще и привязаны к ведрам веревками. В ведрах Лакшми держит не воду или какие-то припасы - а деньги. Даже тогда, когда Лакшми было 16 лет и она только начала просить, она экономила и кое-что откладывала. И за 41 год накопила несколько ведер монет. Здесь и рупии разных лет выпуска, и драхмы, и доллары, и шиллинги, и даже израильские шекели. Но ни одной бумажной ассигнации: бумажных денег Лакшми никто никогда не подавал. Лакшми не жадная. Просто она всегда боялась старости и болезней и поэтому на всякий случай копила деньги. Однажды в трущобный квартал, где жила Лакшми, забрел полицейский. Это было редкое событие. Полицейский оказался тамилом, как и сама Лакшми. Он поговорил с ней по-тамильски, и она рассказала ему, что держит в ведрах деньги. Он сказал, что это опасно: кто-нибудь может узнать. Проломят стену - ведь она из фанеры - и все заберут. Лакшми спросила, что же ей делать. Полицейский подумал и сказал, что надо положить деньги в банк. А когда Лакшми уже не сможет ходить к мосту и просить, она будет понемногу брать их из банка и так жить. Это будет ее пенсия. Полицейский даже вызвался сам отнести ведра в банк. И вот у Лакшми появился счет в банке. Служащие и клерки в белоснежных рубашках с удивлением разглядывали крошечную старую женщину в допотопном сари, с испуганным видом жавшуюся к своему покровителю - полицейскому. Деньги Лакшми пересчитывали целую неделю. Всех денег оказалось примерно на 500 долларов. А весили они 91 килограмм. Это так развеселило служащих банка, что кто-то позвонил в газету. Через неделю в местной английской газете появилась статья. Какой-то шутник-журналист дал информацию и в Интернет. И вскоре про Лакшми написали в английской и американской прессе. Даже "ЮСньюс энд уорлд рипот" дала небольшую заметку, называвшуюся "Индийская попрошайка открыла счет в коммерческом банке". В заметке упоминалось имя Лакшми и была ее маленькая фотография. Так Лакшми снова повезло: она прославилась на весь мир. Правда, сама она об этом так никогда и не узнала. . . . Как я уже говорил, Лакшми очень любила исподтишка - так как была очень застенчива - рассматривать разных людей. У нее хорошая память, она помнит многие десятки и даже сотни лиц, хотя и не знает имен. Некоторые ее особенно интересовали. Например, был один рикша - не велорикша и не моторикша, а просто рикша - он возил людей пешком - которого Лакшми хорошо запомнила. Он нечасто появлялся у моста, но чем-то ее привлекал. Это был уже пожилой, с седыми висками, лысый человек, очень серьезный и худой. Он всегда был без рубашки и без обуви - босой, даже в сезон дождей. Наверное, очень бедный. Лакшми не могла бы сказать, чем ей нравился этот человек, да и не задумывалась над этим. Может быть, дело в том, что он, как и она, маленького роста и казался таким же застенчивым? Да, он был очень маленького роста, это рикша. В сезон дождей Ганг разливается, и в Калькутте бывают наводнения: однажды Лакшми видела, как этот рикша везет женщину в ярко-желтом сари: мутная грязная вода доходила ей до щиколоток, хотя коляска была очень высокая, - а ему вода была почти по грудь. По воде плавали бумажки и всякий мусор. А он так и шел по воде, серьезный, сосредоточенный, стараясь двигаться быстрее: ведь клиент не может ждать.
А потом мэр Калькутты издал указ о том, что рикшам - из соображений гуманности - запрещается заниматься их ремеслом. Сразу многие десятки тысяч людей остались без работы. И вскоре Лакшми увидела того самого своего знакомого, бывшего рикшу: он теперь тоже стоял у моста и просил. Раньше он был очень серьезным, невеселым, казался молчаливым и замкнутым, а теперь выглядел просто мрачным. На следующий день он снова пришел и стал приходить ежедневно. Лакшми было приятно видеть его каждый день, но она не пыталась заговорить с ним: ей это не приходило в голову. Однако она внимательно исподтишка наблюдала за ним и заметила, что ему почти никто не подает: за день - две-три монеты, этого не хватит даже на еду. Интересно, где он живет? Семьи у него, наверное, нет: у рикшей обычно нет семей. Рикша зарабатывает только на еду, ему не на что кормить жену и детей. И вот однажды, это было в конце холодного сезона, в сентябре, шел несильный, но упорный дождь. Было около 15 градусов. Лакшми под своим зонтом куталась в сари и мерзла. Тот человек тоже стоял: он был, как и всегда, по пояс голый, в одном только вешти (это кусок ткани, обмотанный вокруг бедер), худой, страшно изможденный, унылый и мрачный. Нищих было мало: дождь шел, не переставая, пятый день - туристов не было. Но этот человек все стоял: вода катилась по его смуглому худому телу потоками, вешти стал как мокрая тряпка, которую только что окунули в ведро. Наверное, ему нечего есть, вот он и стоит. А у Лакшми были деньги: несколько монет. Неизвестно, как она решилась, но она подошла к нему и дала ему одну монету. Это был шиллинг, английский шиллинг. Сначала она долго стояла около него, боком, делая вид, что рассматривает будку медника, в которой знала наизусть каждую тарелку. А потом подошла и сунула ему в руку монету. Она думала, он удивится, но он не удивился. Наверное, очень устал. Он взял монету и посмотрел на нее, а потом на женщину, как будто только что ее увидел. И вдруг произошло чудо: он улыбнулся. Раньше Лакшми никогда не видела, чтобы этот человек улыбался: он всегда был очень серьезным. А тут он улыбнулся. Они довольно долго молча стояли под дождем. Потом этот человек сказал: - Разве ты сама не просишь здесь? - Да, прошу. - Нищие не могут подавать милостыню. - А я тебе подала. Она уже хотела уйти, но вдруг спросила почему-то: - Сколько тебе лет? - Пятьдесят семь. - И мне пятьдесят семь! - сказала Лакшми радостно, как будто это было очень удачное и радостное совпадение. Они снова помолчали. - Где ты живешь? - спросила Лакшми. Он молчал. - У меня есть дом. Это недалеко. Если хочешь, можешь переночевать у меня. Если тебе негде, - сказала Лакшми. Он смотрел исподлобья и молчал. Наверное, не хочет. Лакшми не обиделась. Еще в детстве мать говорила ей, что она никогда никому не будет нужна. Она уже хотела идти, но он сказал: - А место там есть? - Да, у меня много места, - уверила его Лакшми. . . . Дождь все продолжал идти, он даже усилился. Ночь в Индии, как и везде в тропиках, очень темная. Но Лакшми легко и уверенно шла через лабиринт хибарок, шалашей и хижин, где не было никаких улиц. Она взяла своего спутника за руку, чтобы он не отставал. У него была шершавая, но сильная и теплая рука. Когда они пришли, Лакшми открыла дверь, потом налила пальмового масла в кружку и зажгла фитиль. Это было ее единственное освещение, которым она сама почти не пользовалась. Человек был действительно маленького роста, он свободно вошел в низкую комнату Лакшми. Лакшми показала ему на кровать, сняла с нее матрас для себя и положила на пол. Он сразу завернулся в одеяло и лег. Он ничего не сказал, не поблагодарил ее. Она тоже легла на полу. Дождь все лил за стеной, капли шуршали по стенам. Лакшми лежала молча, с открытыми глазами. Она была очень благодарна судьбе и очень счастлива. Она всегда знала, что она везучая, что ее покровительница богиня Лакшми не оставляет ее. Когда мать выгнала ее из дому, она ушла в Калькутту и не знала, сможет ли там жить или умрет от голода, как умирали многие. Но она не только выжила, но и построила свой дом, дожила до старости и даже накопила на пенсию. Ее никто никогда не обижал, ей охотно подавали туристы. У нее даже появился счет в банке. Все были добры к ней. С каждым годом Лакшми чувствовала все большую благодарность к людям за то, что они так добры к ней. Но, хотя она этого не сознавала, ей тоже хотелось быть доброй к кому-то. А это ей не удавалось. Держать собак и кошек в Индии не принято, и Лакшми это не приходило в голову. А в то, что может найтись человек, который захочет с ней жить, она не верила. И вот это чудо случилось. Она вышла замуж. Она была уверена, что этот человек не уйдет, останется с ней. Они будут вместе просить у моста, она будет готовить ему еду. Он будет спать на ее кровати, а она на полу. Теперь она готова спать на полу, раз так нужно ради него. Этот день был самым счастливым в жизни Лакшми. В этот день мировая общественность была очень взволнована, потому что Россия напала на Грузию, ООН созвала срочное совещание, политики и дипломаты возмущались, в Пекине шла олимпиада, в Милане - неделя высокой моды - в общем, было очень много важных событий. Но Лакшми ничего обо всем этом не знала. И мир тоже не знал и не узнал никогда, что в этот самый день Лакшми Дас, индийская попрошайка, не умевшая читать и писать, одна из 14 миллионов жителей Калькутты, была счастлива так, как никогда за всю свою 57-летнюю жизнь. . . . Утром Лакшми дала человеку немного рису с кэрри: вечером она об этом забыла. Он ел очень медленно, будто смакуя этот обыкновенный рис, а она исподтишка следила за ним, и ей было приятно, она испытывала давно забытое смутное удовольствие от того, что кто-то ест приготовленный ею рис. В этот день Лакшми, впервые за 41 год, не пошла на работу. Ее муж, которого звали Бхагаван Матхи, сказал, что будет просить у моста сам, а она пусть делает покупки и готовит еду. И Лакшми осталась дома, готовить еду. И этот день, и все последующие дни ее жизни были тоже очень-очень счастливыми.